Музыка воды

1

Девочек в Доме Шэ учат играть на воде. Тао, которой, как и брату, исполнилось в этом обороте Вселенной девятнадцать, преподавала мама – ее унесла лихорадка, и дочь осталась наедине с гроссом 1 хрустальных пиал.

Каждое утро, чтобы музыка звучала чисто, девушка доливала в чаши по капле. После ужина Тао играла для отца и брата, а раз в оборот, в Тихую Ночь, – для всех живущих на земле Ишерра, которой правил Дом Шэ. Пиалы ставили на циновку в роще у города Аштен, и мелодия струилась с половины девятого мана 2 до угасания заката. Ноты растворялись в сумерках и смолкали только со вспыхнувшими в вышине пригоршнями фаун3 у далеких и неразличимых земель.

После смерти матери прошло семь оборотов, но дочь берегла традицию, начатую еще основательницей рода.

Над головой молчали айвы. Пальцы прикасались к хрустальным краям, и рукава ханьфу4 рисовали на земле узоры. Люди слушали игру Тао с почтением и вниманием. Лийан стоял в стороне у пустой циновки, как если бы на празднике присутствовал отец. Лорд Шэ не пришел – он сильно болел и последние месяцы уже не поднимался с постели. Слуги шептались, что его душа растает во Времени еще до поры уставших листьев. Когда Тао слышала сплетни, она плакала.

Мелодия приносила умиротворение. Чернели тени, в их глубине разгорались латунью скорлупки светляков, которых собирал в фонарь мальчик в белой маске – безглазая морда казалась в темноте еще страшней.

– Госпожа Тао! Господин Лийан! Госпожа Тао! – запыхавшуюся девушку остановил стражник. Он прижал палец к губам, но служанка вырвалась и бросилась к брату и сестре. – Господин Лийан! Лорд Шэ! Лорд Шэ!..

Мелодия оборвалась.

– Что с ним? – резко спросил близнец.

– Он... – служанка глубоко вздохнула, но не успела ответить; Тао сорвалась вперед, опрокинув полой ханьфу одну из пиал – она звякнула о стоявшую рядом и разбилась.

Близнецы побежали к дому, но, когда хлопнула дверь тулоу5 Шэ, в прихожей уже жила скорбь. Брат и сестра прошли в спальню отца. Тао взглянула на бледное лицо и бросилась прочь, а Лийан остался у неподвижного тела. На долгий ман для молодого человека Вселенная прекратила совершать обороты.

– Идите, господин, – негромко посоветовал лекарь, и Лийан очнулся. Он властно велел слугам поспешить и вышел. Его проводил недовольный ропот.

В гостиной брат присел возле белой, как лен, сестры.

– Все будет хорошо. Ему спокойнее… там. Не волнуйся, я все сделаю! Я со всем справлюсь!..

Лийан прижал ее к себе и провел ладонью по спутанным волосам. Тао дрожала, словно хотела, но не могла заплакать.

– Отдохни, – мягко произнес брат. – Тебе лучше побыть одной.

Сестра кивнула, и ее волосы ненадолго переплелись с темными прядями близнеца. Она ушла, Лийан остался один. В очаге потрескивали угли, и багровые отсветы ползали по белым стенам и потолку.

– Господин Лийан, – молодого человека отвлек распорядитель Дома. – На какой день приказать прощание?

Близнец поднял голову:

– Как велит обычай, на второй после смерти. На закате. Отец любил время, когда фаун уходит за край Ишерра.

– Закат – не очень хорошее время, – заметил старик. – После него наступает темнота.

– Он пожелал бы так, – твердо сказал Лийан, и распорядитель поклонился:

– Я исполню.

Близнец сидел в гостиной еще больше мана. Когда он отправился спать, на молодом лице не осталось и следа печали.

Тулоу Шэ окутала скорбь, а праздник из рощи перенесли в столицу. По улицам бегали дети, девушки пускали по течению бумажные фонари, а юноши били в баньгу6, чтобы отогнать маонь, страшных духов с изнанки реки Эньхо, которые в Тихую Ночь обретали особенную силу.

Все позабыли о мальчике, который собирал в роще светляков. Ребенок протянул руку к золотистым огонькам и замер; листья всколыхнул холодный и неживой ветер. Он пощекотал щеку, затем стих, и темноту проткнули полупрозрачные, как рисовая бумага, когти.

 

Никто из слуг не хотел сообщать близнецам пугающую новость. Прибежавшего на рассвете горожанина до восьмого мана отпаивали травяным чаем. Люди Дома Шэ переговаривались по углам.

– Скажи сам, господин Лийан тебя любит! – возражала немолодая служанка.

– Не выдумывай, – фыркнул ее супруг. – Он никого не любит, а нас – и подавно. Разве что сестру…

– Тогда, может, сказать госпоже Тао, а она пусть с братом говорит?

– Господин Лийан может еще больше разгневаться, – не согласился слуга. Женщина всплеснула руками:

– Да чего гневаться, не мы же...

– Что случилось? – Лийан спустился с галереи, оказавшись позади пожилой четы. – Почему я могу разгневаться?

Супруги переглянулись.

– Помните мальчика в маске, – нерешительно начала женщина, – который вчера собирал светлячков, пока госпожа Тао играла?

Лийан скрестил на груди руки, и золотые драконы на его одеянии покачали головами. На лестницу выглянула сестра.

– Что произошло? – она краем рукава потерла красные от бессонной ночи веки.

– Именно это я стараюсь узнать, – ответил близнец.

Слуга ткнул жену локтем, и она покорно наклонила голову:

– Его нашли рано утром, на траве, в лесу...

– И? – Лийан нахмурил тонкие брови. – В чем важное известие? Говорите толком. Или ваши языки сжевали маонь?

– Нашли мертвым! – отчаянно выкрикнул слуга. – Убитым!

Близнецы вздрогнули, словно их спин коснулись ледяные пальцы Времени. Тао медленно повернула голову:

– Кого?

– Мальчика, – безнадежно повторила служанка. – Сына пекарей. Он ходил в маске, собирал светлячков. Он... он так любил собирать их!..

Из темных глаз побежали слезы. Лийан гневно сдавил рукоять кинжала.

– Зверь это или человек, он будет пойман и наказан, – неторопливо произнес близнец. – Мое правление не для подлых убийств.

Ладонь сестры легла на его плечо.

– Мальчика? – переспросила Тао. Она поманила женщину ближе и подала ей свой пояс, чтобы та вытерла слезы. – Говори.

Служанка смяла в руках льняную ткань:

– Его... Его утром нашли. Совсем рано. В рощице, всего изорванного, словно попал к разъяренному повелителю тигров…

– Рассказывай дальше, – попросила девушка, и женщина снова заплакала.

– Никто ничего не знает. Кто мог хотеть его убить?.. Какие враги у ребенка?! Вокруг него... вокруг тела никого не было.

– И никаких следов? – бесстрастно уточнил Лийан. Служанка подняла на него взгляд:

– Я... я не знаю про следы! – и бросилась к супругу. Он обнял ее:

– Каоль, каллиграф, нашел тело. Он сказал, что не было следов: ни человека, ни зверя, хотя… ему было не до того, чтоб землю рассматривать. А потом наверняка затоптали, если чего и было.

Лийан нахмурился сильнее. Он сбросил руку сестры и крикнул:

– Начальника стражи ко мне!

Тао подошла к слугам и погладила женщину по голове. Близнец оглянулся:

– Идите, это – дело мужчин.

Сестра посмотрела брату в глаза и покачала головой:

– Я… хочу.

Господ в рощу сопровождали четверо телохранителей. Блики гасли в глубине темно-синего металла доспехов; чуявшие запах смерти кони тонко ржали.

У тела мальчика один из воинов спешился и оттащил в сторону рыдавшую женщину, чтобы Лийан смог подойти.

Живот ребенка словно вспороли несколькими дао7, но раны были слишком неаккуратными для мечей. Кровь давно перестала течь и засохла, окрасив траву в черно-багровый. У руки мальчика валялась маска, а на его лице замерла гримаса боли.

Лийан побледнел. Стоявшие вокруг люди зашептались.

– Мальчик… мой мальчик, – жена пекаря протянула к ребенку руки.

– Нельзя, – не отпустил телохранитель.

– Осмотрите внимательно все вокруг! – в голосе Лийана ломался скрывавший истинные чувства лед. – Ищите убийцу! И помогите этой женщине с телом.

Близнец посмотрел на сестру. Она сидела на земле и крутила в ладонях фонарик, куда ребенок собирал светляков.

– Маонь его задрал, маонь, – пекарь комкал в огромных ладонях передник; по щекам катились крупные слезы.

– Это легенда, – возразил кто-то. – Разве они есть?

Начальник стражи склонился над мальчиком:

– Непонятно, кто мог такое сотворить…

Лийан сузил черные глаза:

– Если кто-либо думает, что теперь, когда отец умер, можно творить зло, он ошибается, – и коснулся руки сестры. – Я все сделаю, как должно, во благо земли и людей.

 

Приближались похороны, и люди беспокоились. Воины Дома не сумели найти убийц, хотя обыскали столицу и окрестные леса.

В роще у города Аштен, где в Тихую Ночь расставляли на циновке гросс из пиал, сложили погребальные костры для лорда Шэ и убитого мальчика. Тао оставила в ладонях мертвых хризантемы и отступила к брату. Он бесстрастно смотрел на отца и ребенка; по белому шелку траурного ий8 струились длинноусые водяные драконы, словно плачущие по ушедшим.

Глухая песнь мабу9 отгоняла злых духов. Она тянулась между черневшими на шелке догорающего заката кострами и дарила печаль. Чародей Дома Шэ, дряхлый старик, поднял дрожащие руки:

– Да пребудут они со Вселенной, пусть убаюкивают их вечно воды Времени и память о них бережет Рок.

С его пальцев облетел огонек. Он коснулся сухого тростника и расплылся пятном пламени...

Огонь потянулся ввысь, и на лицах неподвижных людей затанцевали отсветы.

 

2

 

Наполненная углями жаровня не могла прогнать холод. В тишину комнаты иногда вплетались ноты, стук капель и удары кувшинного донышка о циновку – Тао настраивала хрустальный инструмент, помня, как мама всегда повторяла, что музыка очень важна. Мелодия становилась все чище.

Сквозняк приоткрыл окно.

Девушка поежилась и плотнее запахнула ханьфу, чтобы согреться, затем поднялась… и замерла – из-за полупрозрачной драпировки смотрело безглазое лицо. Негромко приотворилась дверь спальни.

Тао испугано обернулась.

– Госпожа Тао, пришел хранитель воли вашего отца, чтобы объявить день чтения, – слуга поклонился. – Господин Лийан послал за вами.

Тао посмотрела через плечо на окно и быстро пошла за ребенком. Мальчик привел ее в кабинет близнеца. Брат сидел на циновке, и его пальцы беспокойно постукивали по бронзовой коробочке письменного прибора. Напротив перебирал бумаги молодой и серьезный мужчина.

Он поднял голову, когда девушка вошла.

– Добрый вечер, госпожа Тао. Я уже сказал господину Лийану, что повод нашей встречи – напоминание о печальном. На седьмой день после ухода вашего отца должно состояться вскрытие свитка, где он сохранил последнюю волю.

Тао смяла в ладонях пояс.

– Хорошо, – кивнул утомленный Лийан. – Назначим на шестой ман после полудня. Полагаю, вы уже оповестили всех, кого нужно.

– Да, – согласился хранитель воли, – но сообщу им еще о времени.

Девушка вздохнула.

– Можете идти, – попрощался близнец.

Хранитель поклонился и вышел, а взгляд Лийана остановился на сестре:

– Что с тобой, Тао?

Девушка спрятала ладони в широкие рукава ханьфу.

– Мне почудился за окном маонь в белых одеждах, – поделилась она. – У него не было глаз, совсем как в легендах.

Лийан отмахнулся:

– Кто-то шутит. Нашли время!

Тао покачала головой, но не стала спорить. Она вернулась в комнату и попросила слуг наполнить жаровню новыми углями.

Музыка звучала до полуночи, и девушка иногда оглядывалась на окно, словно там вновь мог возникнуть траурный силуэт.

 

На другой день Тао играла для брата за ужином. Переливы мелодии скрадывали стук куайцзы10 и бокалов. Лийан отодвинул чайную пиалу:

– Почему ты снова решила играть?

– Мама всегда говорила, что это важно, – ответила девушка и собрала с хрустальных краев аккорд. – Как ей – ее мама, а той – ее.

– Чем же?

Тао покачала головой:

– Не знаю, но в прошлом говорили, что женщины нашего Дома игрой усмиряют воду.

Близнец соединил ладони и опустил на них острый подбородок:

– Тот самый потоп пятьсот лет назад, когда пространство сыграло злую шутку с рекой Эньхо?.. Я помню семейную легенду, но никто не знает, правдива она или нет. Наш заклинатель говорит, что, кроме чародеев, никто не способен играть со Вселенной.

Теплая улыбка коснулась губ девушки и растаяла. Тао повторила:

– Никто…

Она убрала руки, и музыка растворилась в треске танцующего в очаге пламени. По полу потянуло ледяным ветром. Лийан в задумчивости посмотрел на сестру.

– …Я достойно продолжу дело отца, – помедлив, произнес он.

Тао поднялась:

– Я знаю, – и поцеловала высокую скулу брата. – Легких сновидений, Лийан.

Тао велела слугам собрать инструмент и ушла в коридор. Она сняла со стены лампу, чтобы разогнать полумрак, и повернула бронзовый ключ. Вспыхнул свет.

Он вырвал из темноты призрачную фигуру, и Тао в ужасе прижала пальцы к губам.

Перед ней парил маонь. Сквозь призрачные одежды струилась тень.

Девушка раскрыла глаза. Она попробовала закричать, но из горла не вырвалось ни звука. Широкий рукав гостя оставил в воздухе тусклую черту. Нарисовали иероглиф длинные когти, и девушка отступила к стене, и выпустила из ослабевших ладоней лампу. Светильник покатился по полу, оставляя дорожку горько пахнущего масла.

Маонь поднял уродливую руку. На безглазом лице не отражались чувства, но, казалось, что клыкастый рот кривится в подобии не то улыбки, не то болезненной гримасы. Тао закусила губу и зажмурилась. Несколько секунд для девушки превратились в ман; но, когда она открыла глаза, перед ней оставался лишь полумрак. Маонь исчез.

Тао раскрыла рот. Как рыба, она глотнула ставший неожиданно тяжелым воздух и закричала.

– …Что случилось? – первым возле сестры оказался брат.

Ступеньки скрипели от множества бегущих ног. Слуги выглядывали из коридоров.

– Маонь… маонь… – лицо девушки было белее алебастра.

– Маонь? – переспросил Лийан. Он сдавил рукоять кинжала и… отпустил. Вздох облегчения слетел с губ. – Тебе почудилось.

Девушка сжала ладонями его пояс и заплакала. Брат махнул рукой стражникам, чтобы убирались.

– Это был маонь, – всхлипнула Тао.

– Дался он тебе, – с досадой произнес близнец и крикнул. – Уберите здесь кто-нибудь!

 

3

 

Слуги Дома шептались о Тао; одни говорили, что госпожа обезумела от печали по отцу, другие возражали, вспоминая растерзанного ребенка, чьего убийцу так и не нашли.

Беспокойство струилось над землей. Жители корили стражу и с наступлением темноты звали детей в дома.

Чтобы очистить совесть, Лийан приставил к сестре стражников. Она выглядела больной и напуганной и почти не выходила из спальни. Близнец задумался, не выдать ли ее замуж, но потом оставил мысль – не было времени. Молодой человек старательно вникал в дела отца, но многих не понимал, что очень раздражало будущего лорда, который верил в богатство земли и величие своего правления.

День вскрытия свитка приблизился незаметно. В большой гостиной собрались родственники даже с других земель. Некоторые искренне скорбели, другие изображали печаль, а на лицах третьих надежду украсть кусочек богатства Шэ едва скрывало наигранное почтение. Место отца занял Лийан, рядом села сестра, а гости – полумесяцем напротив. В середине комнаты остался хранитель воли, который держал свиток с двумя тяжелыми печатями.

– Все ли готовы выслушать последнюю волю того, чья душа растаяла во Времени? – серьезность в словах мужчины становилась сухостью. На ритуальном ханьфу темнел иероглиф, означающий память.

– Все, – ответил хозяин дома.

Остальные, как положено, промолчали.

– Тогда время начать.

Хранитель воли срезал печати маленьким ножом и положил их на циновку; затем в полной тишине развернул свиток.

Документ составляли обстоятельно и спокойно. Он начинался с выплат незначительных сумм дальним родственникам, затем старым слугам и в конце вскользь касался управления некоторыми пагодами. Лийан скучал.

Его раздражало собрание, которое он считал наполовину данью приличиям, на оставшуюся – слетом стервятников на пир. Исполнения последней воли требовали традиции, хотя с некоторыми распоряжениями молодой человек мысленно не согласился.

– Титул же правителя земли Ишерра, – продолжал читать мужчина, – переходит к моей дочери, Тао Шэ, которая, как я знаю, найдет достойное место и для своего брата.

Лийан не поверил ушам. Он сжал в побелевшем кулаке ткань ий.

– Вы не ошиблись? – прошептал близнец, стараясь сохранить в голосе спокойствие и достоинство.

– Я прочитал все слово в слово. Разрешите завершить, – ответил хранитель воли. – Подпись, в гармонии с собой и с ясным разумом, Аналайр Шэ.

Он замолчал. В ряду гостей послышалось перешептывание. Они бросали смятенные взгляды на брата и сестру – со времени основательницы Дома Шэ ни одна женщина не правила Ишерра.

Тао сидела, скрестив ладони на укрытых голубым шелком коленях; кончики ее волос перебирал ветер.

– Я принимаю волю отца.

– …это было помрачение, – выдохнул Лийан.

Его голос прозвучал в тишине комнаты неожиданно громко. На близнеце замерли осуждающие взгляды. Хранитель воли бесстрастно спросил:

– Воля лорда Шэ засвидетельствована законом, принимаете ли вы ее?

Чтобы сдержать ругань, Лийан сжал губы. Он отпустил ткань ий, а затем процедил:

– Я принимаю волю отца и жду занятия, достойного моих скромных способностей.

Он не пошевелился, когда сестра встала и жестом предложила гостям разойтись.

– Я буду достойной нашей основательницы, – Тао остановила хранителя воли. Мужчина низко поклонился:

– Я уверен в этом, леди Шэ.

Послышался стук; захлопнув дверь, Лийан выбежал из комнаты. Сестра посмотрела ему вслед и вздохнула.

– Пойдемте, я провожу вас.

Холодный ветер струился по галерее первого этажа. Небо возле закатной фаун казалось рыжим листом, отмечавшим наступающую через две декады осень. Мужчина задержался на лестнице, чтобы вдохнуть сладковатый аромат трав.

– Решение лорда Шэ оказалось неожиданностью даже для меня, хотя не мне судить правителя.

Шедшая рядом Тао улыбнулась:

– Он упомянул основательницу нашего Дома.

– Она действительно была единственной правительницей Ишерра, – согласился хранитель воли. – Анея Шэ.

– Эту легенду нам рассказывали бабушка и мама, – ответила Тао.

Хранитель воли остановился.

– Многие не верят, – заметил он. – Трагедия стала историей. Наводнение усиливалось от часа к часу, грозя вырвать с корнем даже древние деревья рощи Аштен. Его остановила вдова Шэ. Она взмолилась Вселенной, и та услышала.

Сочувствие странно переплеталось с суховатыми нотами в голосе мужчины.

– Никто не помнит, как леди Шэ усмирила реку, и злые языки говорят, что все – лишь совпадение. Но я не хочу верить, – хранитель воли смущенно улыбнулся, и Тао подала ему на прощание руку.

– Что вы думаете о маонь? – тихо спросила девушка, когда мужчина сжал тонкие пальцы.

– Домыслы строят другие, – ответил хранитель воли и отпустил ладонь. Он снова низко поклонился. – Я имею дело с законами и историей. Пока Эньхо спит – спят духи. Вода приходит, когда пробуждается их ярость. И погибшие становятся другими маонь.

 

В бокале золотилось сливовое вино. Лийан пил большими глотками и не чувствовал вкуса. Близнец не понимал, почему отец доверил правление не ему, а девчонке. Как мог лорд поступить так в здравом уме – Тао никогда не готовилась принять власть и мало смыслила в делах земли, или он считал по-другому? Лийан часто расходился с отцом во взглядах на людей и думал, что после его смерти разовьет торговлю, прогонит разбойников с дорог и…

…ничего не сделает. Власть получила Тао; ее брату осталось щеголять в парадных доспехах.

Молодой человек допил вино одним медленным глотком и посмотрел на дно, где собирались в полупрозрачный цветок шафрана последние капли. Лийан хмыкнул, поставил бокал на циновку и долго наблюдал за неторопливыми танцами, а потом аккуратно наступил на него и с наслаждением растер в стеклянную пыль.

Ишерра нуждалась в крепкой мужской руке.

Лийан вышел из кабинета и оттолкнул нерасторопного слугу. Меньше, чем за несколько манов, коридоры наполнились людьми, которые украшали стены церемониальными лентами и маленькими фонарями. По традиции через два дня Тао следовало принять титул, и заботы не миновали и ее. Она вернулась в свои комнаты усталая и бледная.

В спальню сестры Лийан, чтобы не тревожить стражников, вошел через один из тайных ходов – они пронизывали тулоу подобно муравьиным тропам на случай бегства или наблюдения за гостями.

– Доброй ночи, сестра. – Тао вздрогнула, когда над ее плечом прозвучал голос брата. – Прости, что так внезапно.

Близнец поклонился, и по комнате разнесся горьковатый запах сливового вина. Девушка вздохнула:

– Садись, – она отодвинулась от хрустального инструмента и указала на циновки возле жаровни. Лийан подошел ближе и остановился.

– Я хотел поговорить с тобой, Тао, – его голос наполнялся решительностью постепенно, – об управления землей.

Тао кончиками пальцев поймала рукав мужского ханьфу и заставила брата сесть рядом. Он нахмурился, глубокая морщина прорезала лоб:

– Тебе будет очень трудно управлять нашими владениями.

– Я помню, какой была наша мать, и как она помогала отцу, – не дав закончить, возразила сестра.

– Помогала, но не более, – вцепился в слово Лийан.

Тао покачала головой:

– Она была очень сильной. И я стану такой же сильной, как она. Мне нужна твоя крепкая рука в помощь, брат.

Он резко дернул свой пояс:

– Тогда почему бы нам не поменяться? Я буду управлять, а ты – учиться.

– Воля отца священна. – Тао накрыла ладонью мужские руки.

– Ты же сама понимаешь, что так будет лучше! – Лийан вскинул подбородок. – Ты всегда меня понимала, сестра, что с тобой?

В прозрачно-черных глазах Тао остался немой укор.

– Воля отца священна, – повторила девушка. – Я всегда слушалась воли отца и матери, даже той, которая казалась мне глупой и странной. Родители прошли путь больший, чем мы, и им известно больше, чем нам.

– Они умерли, а жить продолжаем мы! – брат сдавил запястье сестры и в волнении накрыл рукоять кинжала другой ладонью. – Ты своей неопытностью можешь погубить Ишерра!

Девушка ударила близнеца по щеке:

– Пусти! – и рванулась назад. Полы ханьфу разбили порядок пиал, и к потолку взвился хрустальный вскрик.

– Ты посмела ударить меня-а?! – Лийан выхватил кинжал.

Он осознал, что делает, слишком поздно – лезвие с треском разрезало дорогую ткань. Голубой шелк окрасился алым.

Близнец замер, глядя в широко раскрытые глаза сестры. С красивого лица отхлынула кровь, белеющие пальцы сжали рукав брата, и из горла вырвался хрип.

Опьянение исчезло. Лийан побледнел:

– Пр... Прости. Прости, – прошептал он.

Близнец опустил на пол казавшееся невозможно легким тело и в ужасе прикоснулся к побагровевшей ткани. Вода смешивалась с кровью и становилась нежно-алой. На осколках хрусталя звездами вспыхивали блики. Лийан зачаровано смотрел на мертвое лицо.

Близнец очнулся, когда тишину ненадолго отодвинули чьи-то шаги. Он сжал кулаки. Сестру невозможно вернуть.

Кинжал медленно вошел в ножны. Так следовало поступить ради Ишерра. Лийан не хотел. Он не виноват. Судьбу Тао решила Вселенная, которая сделала Лийана своим орудием.

Близнец вытер ладони поясом и заставил замолчать шелестящий, подобно эфе, голос совести. Тао скоро найдут, и, если ее убийцей назовут Лийана, ему не стать лордом – право оспорят родственники. Что сказать им?

Молодой человек вспомнил убитого мальчика и снова достал кинжал. Дрожа, он резал одежду и уродовал хрупкое тело, чтобы сделать раны похожими на те, что видел недавно.

Лийан выпрямился через несколько минут. Он был белее снега, но не забыл еще раз отереть ладони и подошвы сапог прежде, чем исчезнуть в тайном ходе.

 

4

 

Тело леди Шэ утром нашла служанка. Отчаянный визг поднялся до невероятных высот и оборвался. Прибежавшие стражники нашли потерявшую сознание девушку возле госпожи – в изуродованном теле не осталось ни капли крови, от которой стали непрозрачными и багровыми осколки хрустальных пиал.

– Сообщите господину Лийану, – рыкнул на слуг начальник стражи. Те, пошептавшись, вытолкнули в коридор маленького мальчика.

Близнец пришел очень быстро, словно его и не разбудили. Он на ходу набросил на плечи ий и остановился; по бледному лицу прошла судорога.

– Господин Лийан… – осторожно начал начальник стражи.

– Я... я... – голос молодого человека сорвался. – Я отомщу этому проклятому убийце! Даже если она была права, и это был маонь!

Он схватился за кинжал. Стражники закивали. Их начальник внимательно посмотрел на близнеца.

– Господин, раны не совсем такие, как в прошлый раз.

– Это тот же негодяй, – близнец рассек ладонью воздух. – Если ты боишься – скажи, а не ищи отговорки!

Мужчина резко наклонил голову:

– Слушаюсь! – упавшие на лицо пряди подчеркнули смирение.

– Господин! – в комнату ворвался распорядитель дома. Он встретился взглядом с одним из стражников, посмотрел на пол и в ужасе попятился. – Го… га.. а…

Старик схватился за сердце.

– Что случилось?! – стремительно обернулся Лийан. – Кто тебе позволил так врываться?

– Эньхо вышла из берегов! – раздался в коридоре встревоженный крик. – Река разлилась!

В комнату вбежал слуга и остановился, задыхаясь:

– Ма… ма..аонь.

– Маонь?! – хором переспросили стражники, и Лийан отступил на шаг, не веря:

– Что – маонь?

– В городе... маонь, – тихо сказал распорядитель. – Они появились после рассвета из реки и бросились изливать веками копившуюся ярость. Эньхо поднялась за ними.

– Эт-то-го не мо-жет быть, – по слогам произнес Лийан и вдруг опомнился. – Воины! Все в город! Пусть туда же идет чародей! Оставьте только охрану дома! Да быстрее же, быстрее!

Слуги метнулись врассыпную. Начальник стражи выхватил цзянь11 и жестом приказал остальным идти следом. Лийан остался в комнате. Он сжал кулаки с такой силой, что ногти до крови впились в ладони. Взгляд оставался холодным.

– Так было нужно, – произнес он в застывший воздух и отворил дверь.

Из полумрака коридора возникли полупрозрачные когти. На Лийана слепым взглядом смотрел маонь.

Близнец даже не успел вскрикнуть, когда белесый силуэт вошел в его тело. Страх и холод наполнили кровь.

Взгляд молодого человека изменился.

– Так не было нужно, – холодно сказал он. – Ты больше маонь, чем я.

С каждой секундой в глубине уменьшался комок чужих мыслей.

– Господин Лийан, с вами все хорошо? – в комнату снова заглянул распорядитель дома.

– Да, – близнец медленно поднял голову. – Меч и коня. Немедленно. Я еду в город.

 

По улицам Аштен бежала вода. Ручейки у копыт коней постепенно наполнялись силой, впитывая темно-багровую кровь, мусор и осколки стекла. На порогах домов лежали заключенные в темно-багровые пятна тела. Огромный маонь на глазах у близнеца и его телохранителей пропустил сквозь призрачное тело дао и когтем срезал стражнику голову. Она покатилась прочь. В открытый рот затекала вода, в остекленевших глазах отражались то небо, то зеленовато-серые стены домов и безглазые морды духов реки Эньхо. Ее темные струи походили на расплавленный свинец. Они стремились слиться воедино и поглотить людей, город – все, чтобы осталась только одиноко парящая в небе фаун.

Лийан – тот, кто жил теперь в его теле – стегнул коня и погнал его к главной площади, где возвышалась статуя Анеи Шэ. Телохранители отстали; одного сразу разорвали маонь, но молодому человеку было некогда оглядываться. Копыта высекли искры о постамент.

Анея умиротворенно смотрела на всадника. Она казалась живой, и близнец на несколько мгновений вернулся в день, когда погиб по небрежности лорда, забывшего слова предсказателя.

Река Эньхо вышла из берегов; утонувшие люди впитали ее ярость и превратились в маонь. Молодой человек вспомнил, как протягивал когти к жене старшего брата, единственной, кто выжил из семьи Шэ в первый ман наводнения.

Маонь мстили правителям за недальновидность, а остальным потому, что те остались живы. Ночь ужаса назвали Тихой, чтобы отогнать смертельное отчаянье, которое даже Вселенную заставило плакать.

Лийан смотрел в глаза статуе. Века не прошли; они пронеслись и стали одним днем. Близнец поднял руку и прикоснулся к тонким пальцам женщины. Тогдашний мальчишка, он вырос за сотни лет и одновременно остался ребенком, который восхищался необыкновенной властью Анеи над хрустальной музыкой и мог слушать игру манами.

Рядом упал израненный телохранитель, и Лийан обернулся. Белесый силуэт отпрянул; лицо молодого человека исказила кривая улыбка:

– Не ожидал увидеть маоня в живом теле?

Близнец повернулся спиной к белоснежной статуе и опустился на колени. Он не знал, как остановить реку и обезумевших от мести духов, и, как другие маонь, был крупицей ее ярости, но не хотел, чтобы продолжался жестокий праздник. Кинжал окрасился кровью, и Лийан соединил раненные ладони в молитве.

Он просил Вселенную дать ему чуть больше силы. Потрескавшиеся губы шептали истово и дико. Ручей черной воды против всех законов земель струился по ступеням вверх и затекал в подставленные ладони. Он наполнял их и падал на постамент серо-багровыми нитями.

Они постепенно вплетались в струи Эньхо.

Затем на середине возникла огромная волна, которая гребнем попробовала дотянуться до фаун и обрушилась на город…

Когда она отхлынула прочь, унося тела, осколки, камни и маонь, посреди улиц оставались лишь выжившие.

 

Река не тронула тулоу Шэ. Лийан вернулся опустошенным и усталым и прогнал смотревших на него с благоговением слуг. Он остался в спальне сестры, положил к себе на колени мертвую голову и окунул в потускневшие волосы ладони. Даже в смерти Тао оставалась отражением Анеи Шэ. От горя внутри набухало маоньское желание разрушения.

Лийан протянул руку к разбитым пиалам и провел окровавленными пальцами по краям. Резкие звуки заставили зажать уши ладонями, и близнец почувствовал, как по щекам катятся слезы. Он закусил губу, схватил запястье Тао и ее, мертвой, рукой попробовал сыграть на разбитых пиалах.

– Не стоит, – послышался усталый голос, и молодой человек вскинул голову.

На пороге стоял хранитель воли в изорванных одеждах. Он держал за руку маленькую девочку, очень похожую на него:

– Иди, Онэ…

Девочка робко подошла ближе. С ее волос капала вода, кожа хранила бледность, но во взгляде темных глаз не было и тени страха. Лийан непонимающе посмотрел на хранителя и ребенка.

– Почему?

Онэ села напротив и протянулась к осколкам.

– Ты умеешь? – отдернул руку близнец.

Ребенок оглянулся на хранителя воли, и мужчина медленно кивнул. Девочка вздохнула. Она прикрыла глаза, и пальцы с дрожью скользнули над хрустальным краем. К потолку поднялась высокая нота. Напряженная складка между бровей близнеца разгладилась.

– Откуда? – улыбнулся он.

– ...Моя мать приходилась сестрой покойному лорду, – помедлив, ответил хранитель воли и спрятал ладони в широких рукавах рваного одеяния. – Отдыхайте.

Он с достоинством поклонился и отступил в полумрак коридора. Неровная мелодия закружилась в спальне Тао. Лийан закрыл глаза. Он слушал, впитывая каждый звук, и наслаждался рождавшимся внутри умиротворением.

Когда музыка стихла, близнец не сразу посмотрел на Онэ.

– Благодарю, – прошептал он. – Ты получишь любые пиалы – столько, сколько нужно. И не только их. Ты будешь жить в доме Шэ. Никто не посмеет к тебе прикоснуться.

Девочка испуганно замерла.

– Не бойся. Музыка должна звучать.

– И все тогда будет хорошо? – тихо спросила Онэ.

– Да, – кивнул Лийан и осторожно взял ее за руку. – Это очень важно. Сколько тебе лет?

– Одиннадцать.

Ветер перебирал драпировки.

– Рок непредсказуем. Ты знаешь, как Анея Шэ спасла город?

Девочка отрицательно покачала головой.

– Тогда тоже поднялась река, и маонь жаждали крови, – Лийан отгородился от воспоминаний. – Умирали люди. Она осталась одна из всей семьи Шэ. Никто не скажет, откуда Анея узнала, как усмирить ярость Эньхо. Она наполнила пиалы из реки и стала играть. Сначала успокоились воды, затем покой снизошел и на души маонь. Музыка получила власть над безумием. Я остановил реку, потому что сам часть ее ярости, но в другой раз безумие захлестнет и меня.

– Откуда вы знаете это, господин Шэ? – девочка смотрела на израненную ладонь молодого человека.

– Я там был, – ответил он. – Был... и впервые услышал эти звуки. И слушал их несколько веков. Когда мне пришлось выбрать между местью и гармонией в душе, я выбрал музыку.

Онэ тихонечко прикоснулась к розовому краю хрусталя, и к потолку поднялась еще одна чистая нота.

 

Примечания

  1. Гросс – редко используемая мера счёта, равна 144 предметам.
  2. Ман – угол между расставленными указательным и средним пальцами, мера времени, приблизительно равная одному часу.
  3. Фаун – народ, обладающий даром сиять. После раскола некогда единой земли на отдельные малые земли в пространстве, каждую освещает своя фаун, совершающая круги подобно однажды погасшему солнцу.
  4. Ханьфу – просторная одежда, состоящая из нескольких частей.
  5. 5. Тулоу – жилой комплекс крепостного типа, бывает квадратной или круглой формы. Тулоу круглой формы имеют диаметр 50 — 90 метров, толщина наружных стен от одного до двух с половиной метров. Они имеют узкие бойницы на верхних ярусах и минимальное количество мощных входных ворот. Внутри крепости располагаются жилые помещения, колодец, большие запасы продовольствия. Тулоу называют «земляным замком», но некоторые из построек изготовлены вовсе не из глины, а из обожжённого кирпича и даже из гранита. В тулоу могут жить по 500-600 человек, представляющих три или четыре ветви одного клана. Рекорд – более 800 человек.
  6. Баньгу – ударный инструмент, небольшой односторонний барабан. Имеет деревянный корпус в форме чаши с массивными стенками, обращённый выпуклой стороной вверх. В середине корпуса – небольшое отверстие. Кожаная мембрана натягивается на выпуклую часть корпуса и закрепляется на ней гвоздиками. Звук извлекается ударами двух палочек. Изменение высоты звука достигается смещением места удара от центра мембраны к периферии. Во время игры баньгу устанавливается на треножнике.
  7. Дао – нож, меч, оружие, имеющее изогнутое лезвие с односторонней заточкой.
  8. Ий – верхняя накидка ханьфу.
  9. Мабу – духовой музыкальный инструмент, имеет деревянный или бамбуковый ствол с одинарным подрезным («бьющимся») язычком. Снабжён 6–7 игровыми отверстиями (по другим данным, 8 сверху и одним снизу) и небольшим деревянным или роговым раструбом.
  10. Куайцзы – палочки для еды.
  11. Цзянь – меч шестигранной или ромбовидной формы.

Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 1. Оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...