О милый юноша, милая девушка, ангел отчаяния, влюблённые, друзья и прочие игрушки

    *1

Иллюстрация Анны Демченко

Иллюстрация Анны Демченко

Он любит музыку и шахматы, прибой и ветер. В глазах его отражается блеск луны, когда он смотрит на человека, идущего в пространстве тьмы и нескончаемого крика. Левой рукой человек ведёт за руку ребёнка – девочку лет пяти; в правой держит железное орудие убийства. Он считает шаги, отслеживает последовательность действий. Блеск луны в его глазах гаснет, когда человек останавливается, прислушиваясь к нескончаемому крику, нотой боли тянущемуся из тьмы. Затем человек делает ещё несколько шагов вперёд и восклицает: Кертис!  Кертис! – эхо гулко разносится во тьме.

Он выступает из тени, из-за грани пространства, и смотрит на человека и маленькую девочку, насвистывая скорбную элегию. Про себя он расставляет фигурки на доске, отслеживает последовательность действий – белые, чёрные, шаги и движения, ходы и комбинации. Человек замечает его, левой рукой отодвигает девочку за спину, правой поднимает железное орудие убийства.

– Кертис! – говорит он, – Я Шэндал Кест, и я пришёл убить тебя.

Он отвечает, не оборачиваясь, на секунду прервав свою воображаемую шахматную партию:

– Ты немного опоздал, Шэндал Кест, некроник Кертис уже мёртв.

– Кто же ты тогда? – спрашивает Шэндал, удостоверившись, что перед ним и впрямь не тот, кого он искал с очевидной целью.

– Если хочешь, можешь называть меня Моррис, – равнодушно говорит он. Он в затруднении – в очередной раз его партия подошла к пату. В игре с самим собой у него всегда получался пат, а больше играть было не с кем. –  Я пришёл за некроником Кертисом, потому что наступил его час.

– Долгие годы я мечтал о мести, – говорит Шэндал, кусая губы, – ибо Кертис был виновником смерти моего мира. И теперь я опоздал.

– Какая разница? – пожимает плечами Моррис, смешивая фигурки. Шахматная доска его сознания чиста, как прежде. – В любом случае, он мёртв.

– Надеюсь, он попадёт в ад, – говорит Шэндал. – Это было бы логично, учитывая злодеяния, что он совершил.

– Боюсь, не могу этого гарантировать. – Отвечает Моррис. В его сознании волны бьются о берег, ветер рвёт облака. – Согласно контракту, некроник Кертис переродился в Легионе Духов Разрушения.

– Жаль, – невыразительно откликается Шэндал Кест. Молчание заполняет пространство тьмы, лишь несмолкающий крик звенит в воздухе. Интересно, что они будут делать?

Девочка слушает крик и сама начинает скулить – тонко, почти неслышно.

– Откуда ты привёл ребёнка? – спрашивает Моррис.

– Я встретил её по дороге, – отвечает Кест, – приспешники Кертиса хотели надругаться над нею.

– Что ты будешь с ней делать?

– Не знаю. Я путешествую между мирами и не могу взять её с собой.

– Я могу приютить её, – рассеянно говорит Моррис, наслаждаясь странной гармонией крика и плача в этом месте скорби, где печаль непреодолима. Тени пляшут на его белом лице.

– Хорошо, – отвечает Шэндал. – Мне надо идти. Заботься о ней хорошенько.

Моррис кивает, усмехаясь чему-то про себя, и один из мужчин покидает пространство тьмы, а может, декорации меняются? Ветер и прибой, музыка и шахматы – Моррис наклоняется к девочке, и когда он смотрит ей в глаза, она перестаёт плакать, потому что узнаёт его и звуки застревают у неё в горле.

– Вивиан, так? – спрашивает он, и девочка кивает, услышав своё имя, хотя она не называла его никому. – Я предлагаю нам покинуть это место.

Она снова кивает, но ничего не говорит – возможно, она разучилась говорить, когда заглянула в глаза создания, взявшего себе имя Моррис? Он берёт её за руку, как до того Шэндал Кест, и они покидают это пространство, оказываясь в смутном сумраке энтропии,  где бродят призраки убитой музыки. Сознание Вивиан  переиначивает реальность вокруг, воплощая её из невоплотимого, но всё равно её детство проходит в месте, страннее которого не найти. Моррис учит её фехтованию и танцам, математике и верховой езде, магии и шахматам. Она счастлива в этом мире безграничных возможностей, хотя её опекун вызывает в ней дрожь. А ему есть с кем играть в интеллектуальные игры, и хотя Вивиан не удаётся выигрывать, с каждым годом она играет всё лучше. Моррис надеется, что с течением времени она разовьёт свои способности настолько, чтобы составить ему достойную пару. Так проходят их дни в сердце энтропии, в месте, где время и пространство теряют свой смысл. Что может произойти с ними? Кто из них герой истории?

……………………………………………………………………………………………………

Её зовут Вивиан, у неё бледная кожа и высокие скулы. Её глаза ярко-фиолетового цвета, а короткие чёрные волосы на свету отливают медью. Она умеет играть на восьмидесяти трёх музыкальных инструментах и даст сто очков форы любому шахматисту этих миров. Она решает логические задачи, не прилагая к этому никаких усилий, и является величайшим некроником, которые когда-либо рождались. Её рост – метр восемьдесят восемь, пальцы на руках тонки, подбородок упрям. В том странном месте, где она росла и живёт теперь, время не имеет никакого значения, но на вид ей около девятнадцати. Её опекуна зовут Моррис, и подобного создания нет во вселенной.

 Моррис входит в замок, в место-внутри, отделённое от места-снаружи, потому что Вивиан решила, что так должно быть. Моррис с равнодушием относится к обстановке и позволяет Вивиан делать всё, что ей нравится. Она создала этот замок, белую иглу, пронзающую пространства,  обставила его вещами из разных миров, которые чем-либо привлекли её внимание, дала ему название: Некродиат. Внешнее небытие она оформила хаосом  и называет его Пустотами Энтропии. Моррис рассмеялся, впервые услышав это название.

Он входит в её комнату – высокий и непостижимый, бледный и ужасающий, в безумном чёрном и психоделической тьме, и Вивиан вздрагивает, как вздрагивает каждый раз, когда слышит щёлкающий сухой звук, словно ткань бытия рвётся, не выдержав напора – это он стучится в дверь её комнаты.

– Входи, – откликается она, и Моррис открывает дверь, делает несколько шагов внутрь и останавливается за границей мысленной зоны, которую когда-то давно определил для себя и которую никогда не преступает.

– Садись, прошу тебя, – Вивиан разворачивается на крутящемся кресле, отодвигаясь от рояля (почему бы ей и не освоить восемьдесят четвёртый музыкальный инструмент?) и указывая Моррису на жёсткое кресло в тёмном углу. Он кланяется ей, и поклон его изящен и безжизнен, и садится на это кресло, которое он сам определил себе как подходящее в её радостных, светлых покоях. Ни один человек не сумел бы воспроизвести его посадку – эту прямую осанку, этот наклон головы… Вивиан восхищается им, что и не удивительно – в этом пустынном месте у неё не так уж много объектов для восхищения. Что он думает о ней, всегда остаётся тайной.

– Я рад видеть тебя, Вивиан, – мягко произносит Моррис, и, как всегда, девушка чувствует, что этот голос повергает её в смятение, вызывая в сердце болезненную дрожь. Она кивает головой, и, как всегда, жест получается излишне резким, будто она чем-то недовольна. Моррис улыбается уголком рта; в багровом свете, льющемся из-за занавесей, его лицо кажется маской боли.

– Я выучила этих композиторов, которые тебе нравятся, – говорит Вивиан.

– Сыграй мне, – просит Моррис.

Девушка поворачивается к роялю. При звуках музыки Моррис откидывается на спинку и закрывает глаза; лицо его полно боли и нежности, и смотреть на него в этот миг невозможно. Но Вивиан не видит его – она следит за нотами.

– Спасибо, – говорит Моррис, когда музыка стихает.

– Не за что, – отвечает Вивиан, – ты же знаешь, я всегда стараюсь доставить тебе удовольствие.

– Да. Скажи, что я могу сделать для тебя?

Вивиан встаёт с кресла и подходит к Моррису, нарушая установленную границу.

– Возьми меня с собой.

– Слишком рано, – отвечает он, не делая попыток отодвинуться, но каким-то образом оказывается, что граница восстановлена. – Слишком рано для тебя.

Моррис, как ещё я должна подготовиться?

– Ты слишком ранима, Вивиан.

– Я? Я способна вырезать сердце ребёнку! Я некроник, Моррис, как я могу быть ранима?!

Он смотрит на неё с бесконечным терпением и чем-то похожим на нежность.

– Это ничего не решает, Вивиан. Опыт подобного рода никак не подготовит тебя к тому, к чему ты стремишься. Почему бы тебе не отправиться в какой-нибудь из миров живых? Не пожить самостоятельной жизнью?

Вопрос застаёт Вивиан врасплох. Она никогда не думала о том, чтобы покинуть Некродиат, Пустоты Энтропии и отправиться в эти звонкие, многоцветные и суетливые миры, где люди рождаются, живут и умирают, совершают подвиги и злодейства, где некроники постигают тайны мироздания в высоких башнях, рыцари бьются на турнирах, могучие корабли приходят из неизведанных миров. Вкус этой мысли показался ей манящим, зовущим и пугающим одновременно.

– Что мне делать в этих мирах? – спросила она.

– То же, что и все люди. Ведь ты – человек, и возможно, тебе стоит вспомнить собственную природу.

Вивиан сжала зубы, услышав эти слова. Она знала, что она существо иной, чем Моррис, природы, да и не было подобного ему, однако до сих пор он не напоминал ей об этом. Для девушки его слова прозвучали, как признание её второсортности.

– Поэтому ты не хочешь брать меня с собой? – поинтересовалась она, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

– Нет. Я уже объяснил.

«Может быть, – подумала Вивиан, – я уже выполнила ту таинственную роль, которую он мне предназначал, и теперь он просто хочет вернуть использованную вещь на место. В конце концов, что я о нём знаю? Возможно, ему тягостно выносить человеческое общество, а я была излишне навязчива…»

– Хорошо, – сказала она. – Я последую твоему совету.

Он наклонил голову.

– Если я могу чем-то помочь…

– Не надо. Я справлюсь сама.

– Я не сомневаюсь в этом, – промолвил Моррис, – отчасти поэтому я и предложил тебе подобное. Тебе может быть скучно здесь со мной, когда твои способности практически негде применить. Не каждому нравится существовать в созерцании.

– Нет, Моррис, – щёки Вивиан поалели, – мне не может быть с тобой скучно.

Он слегка улыбается, и эта улыбка входит в сердце, словно нож, и остаётся там навеки. Нет во вселенной подобного существа.

– Сыграй мне, – просит он, и Вивиан берёт скрипку, чтобы иметь возможность смотреть на его лицо, любоваться его красотой и ужасом до острой боли в груди. И пока играет скрипка, он сидит, закрыв глаза, отрешённый, далёкий от неё и близкий благодаря этой музыке, которую она рождает своими руками. Её чувства к нему далеки от дочерних, но он никогда не относился к ней, как к ребёнку, с самого начала он общался с нею, как с взрослой и равной. Запомните эту сцену, эти фигуры, полускрытые тьмой, и музыку, для которой нет пространства, нет времени, нет различий. Оставьте её в памяти, чтобы вспоминать долгими вечерами, когда светлая печаль будет разрывать вам сердце. Помните о них.

……………………………………………………………………………………………………

Дальше и ниже, сквозь сумерки печали и призрачную тьму, в пространство миров, заключённых в оболочку энтропии, в великий круговорот… Всё ближе, глубже, внутрь, проникая и просачиваясь, мир, что ложится под ноги, разворачивается пёстрой лентой, мир, в имени которого шорох осенних листьев и горькая прозрачность воздуха… Аушшер, мир магов и воинов, мир энергий и стали. Мир людей.

Белая игла в неприступных кряжах гор – это Некродиат, замок некроника Вивиан, копия того замка, в котором прошло её детство. Он не обладает и сотой долей тех свойств, что принадлежали оригиналу, но нет в мире Аушшер более искусного творения магии. Вивиан сотворила его сама, без всякой помощи, и большим открытием было для неё, что плоть мира гораздо менее подвержена изменениям, чем небытие Пустот Энтропии. И хотя любой маг пришёл бы в восторг, узрев Некродиат, Вивиан недовольна своей работой.

Четыре месяца живёт она в одиночестве, привыкая к миру и к плоти. Аушшер кажется ей скучным, блёклым и невзрачным после вечно меняющихся Пустот Энтропии. Вивиан не понимает, почему Моррис считает иначе.

Часто она вспоминает о нём. Каждый вечер, беря в руки скрипку, или виолончель, или флейту, или что-то иное, представляет она лицо Морриса. И  не нравится Вивиан, что знакомо ей теперь чувство тоски.

Одна бродит она по бесконечным залам и думает о том, что возможно, стоит ей посетить города, встретиться с другими людьми, познать человеческую жизнь. И когда уже решила она, что готова, произошло событие, спутавшее её планы, нечто, опередившее их. Осенний вечер, небо цвета индиго, сладковатый запах опавших листьев…

Вивиан выходит из фехтовального зала с рапирой в руке. Она удивлена – ведь только что кто-то посетил Некродиат и ожидает её в комнате для гостей. Вивиан надеется увидеть Морриса, хотя понимает, что её надежды беспочвенны. К тому же на Морриса не сработала бы система защиты, ведь он входит куда захочет и когда пожелает, если только сам не определил для себя иначе.

Вивиан входит в гостевую комнату и с любопытством смотрит на вошедших. Это двое мужчин, они стоят посреди комнаты и оглядываются вокруг. У первого из них волосы цвета воронова крыла; прямые и длинные, они достигают лопаток. На его левом глазу повязка из белого шёлка, цвет правого глаза напоминает угли костра. Он облачён в чёрную мантию; его белые руки с длинными пальцами сложены на груди. Он высок, но Вивиан не уступает ему в росте.

Его спутник значительно ниже, однако широк в плечах. Его почти бесцветные волосы пострижены очень коротко, а глаза блёкло-голубого оттенка. Лицо пересекают несколько шрамов; рука лежит на рукояти меча. Он держится чуть впереди черноволосого, и его повадка выдаёт в нём воина.

Заметив Вивиан, брюнет изящно кланяется и произносит:

– Добрый день. Я – некроник Альвис, а это – он указывает на белобрысого – мой друг и телохранитель Мартиник. Приношу свои извинения за столь бесцеремонное вторжение, однако некоторые… энергетические всплески в этой местности привлекли моё внимание… Были задействованы необычные для этих мест силы, и никто из моих коллег не причастен к этому… Без сомнения, если бы я предполагал, что здесь кто-то поселился, я прислал бы уведомление… просьбу о посещении…

– Я – некроник Вивиан, – отвечает ему девушка. – Я поселилась здесь недавно.

– Не лучшая идея, – с некой долей насмешки говорит черноволосый, – пытаться выдать себя за некроника, если не знаешь о них простейших вещей.

– Что вы имеете в виду? – холодно спрашивает Вивиан.

– Каждый некроник, – нарочито учительским тоном говорит Альвис, – когда посвящает себя этому искусству, жертвует половиной своего зрения, чтобы видеть невидимое остальным, видеть мёртвое. – Он сдвигает свою повязку, и Вивиан видит пустую глазницу. – Однако на вашем прелестном личике оба глаза на месте. – Он вновь надевает повязку.

– Возможно, если я выставлю вас отсюда, – ледяным  тоном говорит Вивиан, – вы перестанете сомневаться в моих способностях. Может быть, неудачникам вроде вас и необходимо калечить себя, чтобы получить силу и знание, однако я вижу мёртвое и так.

Её взгляд устремляется вовнутрь, как учил её Моррис, и она перебирает нити энтропии, готовясь вышвырнуть из Некродиата наглых пришельцев.

– Подождите, – поднимает руку Альвис. – я приношу свои извинения, я вижу, что вы действительно некроник. Но как такое возможно? Как можете вы видеть мёртвое, кто учил вас этому?

– Мой наставник – Моррис, – отвечает Вивиан, прекращая работу с энтропией. Ей всё же очень любопытно пообщаться с Альвисом.

Morr Aiss? – с изумлением спрашивает Альвис, и смотрит на неё пустою глазницей. – Разве… Впрочем… О, это невероятно.

И кланяется ей с почтением, возможно, даже со страхом.

– Мне бы очень хотелось пообщаться с вами, – говорит он искренне. – Ещё раз приношу свои извинения за грубость.

– Проходите, – приглашает их Вивиан и ведёт в зал, где её слуги-призраки занимают их, пока сама Вивиан принимает подобающий вид. Впервые у неё в гостях люди, и она очень волнуется, однако в конце концов это оказывается не таким уж сложным делом. В итоге Альвис и Мартиник остаются в Некродиате надолго и становятся кем-то вроде проводников для Вивиан. Альвис знакомит её с некрониками, с методами работы – и им есть, чему поучиться друг у друга. С Мартиником, чьё доверие ей удалось завоевать далеко не сразу, Вивиан шляется по всяким злачным местечкам, окунаясь в гущу жизни. Теперь её жизнь насыщенна и полна приключений, и девушка понимает, что Моррис был прав, когда советовал ей подобное. И всё же она тоскует по нему.

……………………………………………………………………………………………………

Вивиан и Альвис гуляют по берегу моря. Лазурные волны с шумом набегают на берег, и на душе сладко и тревожно от этой музыки, от запаха соли и свежести и пронзительных криков птиц. Вивиан смотрит на точёный профиль своего спутника, слушает его рассказы о мире Аммориа, в котором он побывал.

– Мы ведь отправимся туда вместе? – спрашивает она. – Я тоже хочу увидеть всё это.

– Да, конечно, – говорит он. – Как только Мартиник вернётся, мы отправимся туда втроём.

Мартиник уехал домой, повидаться с родными.

– Хорошо, – отвечает Вивиан, и они продолжают свой путь.

О чём могут думать они, слушая вечный зов моря? Ветер развевает их волосы, полы одежд… Искра жизни, нечто священное – это тревожит душу Вивиан, то, что непостижимо вне мира, вне плоти, что есть великий и драгоценный дар этого невзрачного материального существования. Вивиан приятно касаться руки Альвиса, ей нравится слышать его голос. Она не знает, что это называется любовью, но он говорит ей об этом, говорит, и голос выдаёт его волнение, когда он впервые в жизни ждёт ответа с трепетом и надеждой. Музыка тел, музыка прибоя и музыка ветра, но печальны, почему так невыразимо печальны крики чаек?!.. Они счастливы, они не думают об этом, задыхающиеся от любви, переполненные жизнью, всего лишь люди… Нет во вселенной никого выше их, нет никого счастливее. Это так просто, так обыденно, это называется любовью. Ведь вы и не ждали другого?

Что мог им сказать вернувшийся Мартиник? Он поздравил друга, затаил свою боль, приготовился терпеть – он не успел совсем немного, и, может, всё могло бы сложиться по-другому, но теперь та, кого он любит, уже не будет принадлежать ему. Ни Альвис, ни Вивиан не узнали об этом до конца жизни – Мартиник всегда был терпелив, он перетерпел всё, хотя его жребий был одним из худших, какие могут выпасть человеку. Сначала, однако, ему было слишком тяжело, и он вновь уехал, и Альвис с Вивиан остались одни в Некродиате. И там сидели они в гостиной у камина, разговаривали об Искусстве, когда всё разбилось сразу и внезапно. Моррис в сиянии своего величия явился перед ними, и таким никогда не видела его Вивиан.

– Некроник Альвис, – сказал он, и голос его подобен был свисту меча, и биению волн, и взрыву звезды, – наступил твой час, и согласно контракту ждёт тебя небытие и забвение.

И белее бумаги стало лицо Альвиса. Молча он поднялся, приготовившись следовать за тем, кому много тысячелетий назад продал свою душу.

– Постой! – крикнула Вивиан, схватив его за руку. – Разве твой контракт на забвение? Почему ты не сказал мне об этом раньше?

– Когда-то сила была для меня важнее жизни, – ответил Альвис, обнимая её. – Прости меня.

Моррис стоял неподвижно, ожидая, и с мольбой обратились к нему глаза Вивиан:

Моррис, но ведь можно что-нибудь сделать?

– Нет, – ответил он, и взгляд его был полон боли и нежности. – Таков договор, и я не имею права его нарушить.

– Но, Моррис, я не отдам его тебе!

– Ты не защитишь его. – И в бессилии застыло тело Альвиса, когда жизнь начала покидать его.

Но Вивиан уже смотрела вовнутрь, обращая искусство против того, кто научил её этому. И улыбка на лице Морриса была подобна гибели мира, когда девушка упала на пол, не в силах пошевелиться.

– Я только одно могу сделать для тебя, Вивиан. – сказал он. – Я сыграю с тобой в шахматы на то, о чём ты просила меня раньше. Если ты выиграешь, ты станешь Vi Aiss и сможешь заключить новый договор с некроником Альвисом.

– Хорошо, – ответила Вивиан, совладав со слезами. – Сейчас всё приготовят.

И слуги её принесли шахматную доску, и был вечер, тени от огня в камине плясали по стенам, Вивиан и Моррис смотрели друг на друга через мраморный столик, и недвижное тело некроника Альвиса, застывшего на полдороге к небытию, стояло у Морриса за спиной.

– Начнём, – сказала Вивиан. Ей никогда не удавалось выиграть у Морриса, хотя в последние несколько раз она была очень близка к этому. Тем не менее, она была спокойна.

Он даст мне выиграть, – думала она, напряжённо глядя на доску. – Раз уж он пошёл на это состязание, он даст мне выиграть. Ведь он никогда не причинял мне боли.

Их игра длилась долго, и порой, когда Вивиан смотрела на Морриса, неподвижно сидящего напротив, ей казалось, что вернулись прежние времена. Как она любила когда-то играть с Моррисом в шахматы! Однако мёртвая фигура Альвиса напоминала ей о произошедшем, и Вивиан стискивала зубы, отказываясь принимать реальность. Она играла так хорошо, как никогда ещё не играла, и пару раз удостоилась похвалы от Морриса – совсем как в прежние времена. И всё же он бил её по всему полю, и настал момент, когда он сказал:

– Мат.

И встал, собираясь уходить. Из глаз Вивиан хлынули слёзы; она отказывалась смириться с произошедшим. И когда отчаяние придало ей сил, ей удалось пройти за Моррисом на те пути, которыми он ходил и которые так безуспешно она просила его показать ей.

Сознание её распахнулось, и вся боль вселенной вошла в неё. Она чувствовала смерть каждого живого существа во всех этих миллиардах миров – и чувствовала её так, словно каждое из этих созданий было ей дороже души. Она была матерью, теряющей ребёнка, и сыном, чьего отца ведут на плаху, и воином, что силился закрыть рану убитого в бою друга. Она была маленьким мальчиком, отчаянно пытающимся разбудить недвижимую сестру, и мужем, на руках которого умирает жена, разрешившись мёртвым ребёнком. Она была девушкой, теряющей возлюбленного – и когда сознание её готово было расколоться, не выдержав этого, вдруг всё прекратилось, и она выпала в реальный мир, в Некродиат, и перед тем, как сознание покинуло её, она увидела взгляд Морриса, полный такой невыразимой печали, что она поняла – это прощание.

Каким холодным сердцем, какой бесчувственной душой обладает он, если может идти этими путями?!

……………………………………………………………………………………………………

Он любит музыку и шахматы, прибой и ветер. Путь его так одинок, как не может быть одинок путь ни одного человека, но он привык к этому, ведь нет во вселенной существа терпеливее его. Иногда он заходит в Некродиат и бродит по пустынным залам, с невесёлой улыбкой расставляет фигуры на шахматной доске своего сознания – вновь и вновь, одну и ту же партию. В комнаты Вивиан он не заходит никогда, хотя порой ему кажется, что из-за плотно закрытой двери доносятся рыдающие звуки скрипки, и тогда он надолго замирает, прислушиваясь к ним, и если бы кто увидел в этот миг его лицо, он не выдержал бы безнадёжности и боли, царящей в нём. Однако он знает, что никто не может здесь появиться, он знает, что Вивиан, полубезумная после путешествия по его путям, путям катарсиса, одиноко живёт в мире Аушшер, и рядом с ней только Мартиник. Он знает, что она не вернётся сюда, что она постаралась забыть его имя. Но всё же он вновь и вновь с надеждой вслушивается в призрачную музыку, доносящуюся из-за двери её комнаты. Потом он уходит; вслушиваясь в прибой, гуляет по берегу, идёт навстречу ветру. В его сознании всё время шумит это море, берег, где была счастлива та, которую он не любил.

 

Примечания

  1. Цитата из произведения Р. Зилазни «Доннерджек»

Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 3. Оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...