Клуб анонимных эйнхериев

 


Валькирии- бабы ленивые и они не спешат к месту битвы.
(Лазарчук А. Успенский М. «Посмотри в глаза чудовищ»)
 
 
Они прекрасны
Кормщик Скол, видевший в небе валькирий (Григорьева О. «Берсерк»)

 

- Спасибо нашему доброму другу Мэтью за интересный рассказ, - говорит бессменный ведущий Джонсон. Вообще-то, он доктор Джонсон, когда-то преподавал психологию в Гарварде и имел процветающую частную практику. Теперь доктор пытается устроить психологическую реабилитацию нам, да и себе заодно.

– Спасибо тебе, Мэтью! – в несколько десятков глоток тянем мы.

Метью, когда-то скромный американский подросток, а ныне один из эйнхериев - избранных воинов Одина, стирая слезы, спускается к нам со сцены.

– А теперь наш друг Ярослав расскажет нам: как он очутился здесь.

Мой выход на сцену, представленную здоровенным пнем, приветствуется сдержанными аплодисментами. Прежде чем начать, я закрываю глаза и мысленно переношусь в тот день, когда начался весь этот кошмар.

 

Дурацкий вечер.

Окраина крупного города. Так называемый новый район. Самое начало марта. Поздний вечер, уже стемнело. С неба мокрыми хлопьями валится снег.  Мы возвращаемся с рок-концерта. Все такие волосатые и наглые – настоящая мечта гопника. Они ищут приключений и денег. Все такие лысые, но далеко не скинхеды. Убойная смесь. Сталкиваемся лбами у какого-то грязного ларька.

Дурацкое пиво.

Что мы, что они - пьяны. Я не понимаю: из-за чего закипела ссора, с ходу переросшая в драку. Кажется, кто-то что-то кому-то сказал. Вроде бы их больше. Хотя наверняка не скажу. В ход сразу идут бутылки и ножи.

Студенческая общага далеко не  самого престижного ВУЗа - хорошая школа жизни. Там привыкаешь не слишком задумываться о последствиях. Я разбиваю бутылку об голову здоровяка в модной кепке, успеваю чиркнуть его по лицу, и тут же получаю в грудь десять сантиметров стали от его друга.

Дурацкая впечатлительность.

В тот момент я как раз орал что-то типа: «Одину слава!». В общем, я умер с кабацкой розочкой в руке и именем Одина на устах.

Дурацкая смерть.

 

Сознание померкло лишь на секунду. Вспышка света. Я открыл глаза и увидел перед собой вечернее зимнее небо. Я поднялся, держась за раненое место, хотя боли, как ни странно, не ощущалось. Вокруг меня стояли застывшие в дурацких позах люди: друзья и враги вперемешку. Правильно, я бы на их месте тоже замер. Это все-таки настоящий криминал, за такое и сесть недолго. Сейчас все либо разбегутся, либо начнут оправдываться. Впрочем, скорее первое.

–Все нормально, – просипел я, пытаясь успокоить своих, да и, чего греха таить, самого себя.

Ответом мне была тишина.

– Я в порядке. – Какого черта? Они так и продолжали стоять не двигаясь. Тишина и бездвижность были какими-то нереальными. Что за …, они же даже не дышат.

Я оцепенело стоял посреди застывшей, словно оледеневшей скульптурной композиции из сцепившихся людей. Причем, гораздо больше, чем бездыханные тела, меня обеспокоил снег, который тоже вел себя более чем странно: тяжелые хлопья недвижно висели в воздухе, не думая падать на землю. Из затянувшегося ступора меня вывел голос.

–Приветствую тебя, воин.

В паре шагов от меня застыла женщина на коне. Назвать ее девушкой я бы не рискнул. Хотя по лицу она была почти моей ровесницей, то есть около 18-20 лет, но исходящая от нее атмосфера властности, помноженная на габариты, отбивала всякое желание недооценивать ее.

Незнакомка была, как бы это описать. Есть такое слово монументальный. Представили себе. А теперь увеличьте это в два-два с половиной раза. Вот то-то и оно. Нет, все соразмерно. Просто всего этого было много. На мой взгляд – чересчур много. Надеюсь: вы понимаете, о чем я. (Если по правде, подобно большинству мужчин я побаиваюсь женщин больше себя, а эта была намного больше).

Сидела незнакомка на гнедой кобыле со светлой волнистой гривой. Причем лошадь была небольшой, чахлой и по всем законам логики и здравого смысла должна была переломиться под этим монолитом. Еще более меня удивила одежда незнакомки. Пышное тело туго обтягивала безрукавка, сплетенная из металлических колец, перетянутая широким наборным поясом с массивной бляхой. Густую шапку длинных, неровно обрезанных золотистых волос венчала полукруглая железная шапка с легкомысленными крылышками.

Проклюнувшееся подозрение сменилось твердой уверенностью. Я окончательно убедился, что у меня галлюцинация. Вполне возможно, бред после болевого шока, вызванного ударом ножа. Надеюсь, друзья уже вызвали скорую. Конечно, вызвали. Может быть, как раз сейчас я еду в машине с мигалкой, и мне ставят капельницу. В таком случае вполне логично, что поначалу я видел просто застывший слепок событий, который теперь вовсю достраивается сорвавшимся с катушек под действием лекарств воображением. Под капельницей увидишь и не такое. Благо галлюцинации мне не в новинку - еще одна издержка проживания в студенческом общежитии.

Меж тем женщина спрыгнула с лошади и подошла ко мне.

– Ты погиб в бою с оружием в руках, и тебе оказана высокая честь - предстать перед своими собратьями в чертоге воинов. Садись на коня. – Голос был гулким (еще бы с такими-то легкими), а тон  повелительным. Девица явно не привыкла слышать слово: «нет». Более того, по всему было видно, она ожидает, что я сейчас бухнусь перед ней на колени и начну благодарить.

Вместо этого я заявил ей, что бред затянулся и что я никуда не собираюсь ехать. Что она всего лишь галлюцинация и так далее. Я замолчал, лишь когда девица сильно и без всяких объяснений въехала мне кулаком в висок. Меркнущим сознанием я почувствовал, как меня грузят подобно мешку на лошадь, и после ободряющего «но» та пускается вскачь.

Во время поездки в себя я приходил лишь один раз. Поначалу предо мной предстал крупным планом лошадиный круп. Я перевел взгляд ниже, - лучше бы я этого не делал. Далеко, невообразимо далеко под нами, простиралось море, а скакали мы по вязкой массе гигантской радуги. При этом копыта коня выбивали из этой невозможной дороги искры. Я начал истошно орать и попытался вырваться, но был успокоен еще одним ударом, на этот раз по макушке.

В себя я пришел уже в зале.

 

Я сидел на чем-то очень твердом, уткнувшись головой в не менее твердую поверхность. От неудобного положения шея чудовищно затекла. Вокруг стоял дикий гомон. Я поднял гудящую голову. Все вокруг плыло. Мне с трудом удалось сфокусировать взгляд, после чего с бешеной скоростью завращал глазами.

Вокруг меня за длинными  деревянными столами, теряющимися в темноте, на скамьях сидели странные люди. Поголовно мужчины. Бородатые, самого бандитского вида, сплошь с поломанными носами, шрамами на лицах и длинными волосами, заплетенными в косы. В большинстве зрелого возраста, хотя я заметил и несколько стариков и подростков. Одежда причудливого покроя была представлена по большей части кожей, мехом, ярко окрашенной, но даже на вид грубой тканью и рубашками из стальных колец, подобными той, что носила моя мучительница.  Многие были густо увешаны грубо выполненными блестящими украшениями. Люди ели, разрывая зубами, мясо, разложенное по громадным деревянными блюдам, нимало не заботясь о жире, стекающем по рукам, и жадно пили из богато украшенных массивных кубков. Пахло мясом, деревом, дымом и потом.

Стоял несмолкаемый гомон. Причем, несмотря на то, что речь поначалу показалась мне незнакомой, я прекрасно понимал ее смысл.

Между столами расхаживали, разнося подносы с едой и разливая напитки из кувшинов, светловолосые женщины. Причем некоторые из них выглядели еще внушительнее, чем моя новая знакомая. Помещение освещалось огнем костров, горевших в вырытых прямо в полу меж столов канавах, который отражался от высокого выложенного громадной стальной чешуей потолка.

Судя по всему, я продолжал бредить. Вот только декорации галлюцинаций стали какими-то уж чересчур вычурными.

–Сколько времени они так едят. И нет им отказа ни в чем. Но голод и жажда их не проходят. – Мой сосед слева несколько отличался от остальных. И нос вроде бы не сломан и выражение лица другое. Более интеллигентное что ли. – Извини за стихи. Тут модно так разговаривать. Ты русский?

–Да.– Я был настолько шокирован увиденным, что не стал запираться.

-Откуда?

-Из Екатеринбурга.

–А я из Москвы. Дмитрий, – представился мой собеседник. – Хотя здесь меня чаще зовут Хельги. Дмитрий для них слишком непривычно. А придумать, как переделать на свой лад, так и не смогли. Вот и назвали Хельги. Здесь так называют большинство русских в память о каком-то великом конунге из Гардарики, которому не повезло правильно погибнуть.

-Ярослав.

-Ярицлейв, - как-то невпопад поправил Дмитрий.

–Что это за место? – Мозгами я понимал, что глупо спрашивать у порождения бреда, в какую такую галлюцинацию ты угодил. Вопрос был чисто автоматическим.

– Вальхалла. – Он произнес это слово даже с некоторым удивлением, будь-то, я не знал самых что ни на есть прописных истин.

– Вальхалла? – Для меня слово было не более чем набором букв.

– Странно. Учитывая обстоятельства, при которых ты умер, я уж было подумал, что ты здесь по собственной воле. Прости за каламбур. Хотя Гудрун, вроде бы, действительно говорила, что ты вел себя странно, когда она тебя нашла.

-Кто умер?

–Ты.

–Как умер?

–С оружием в руках, призывая Одина.

–Я умер?!.

–Ну да. Сюда по другому не попасть. – Мой сосед казался несколько удивленным и обеспокоенным.

– Ты тоже галлюцинация, – заключил я.

Дмитрий несколько расслабился.

–Что же по-своему конструктивный подход. Я, вроде бы, поначалу воспринимал посмертие также.

–Я не мертв. – Голос мой был тверд. Однако память услужливо прокрутила события в обратном порядке. Путешествие на чудесном скакуне. Незнакомка. Нож, входящий в грудь. Я судорожно вдохнул воздух. – Нет. Не может быть. Даже, если бы я действительно умер, я бы не сидел среди толпы грязных, волосатых мужиков, пожирающих мясо, в месте, о существовании которого никогда даже не слышал.

Внезапно я понял, что никогда всерьез не задумывался о том, что ждет меня после смерти.

–Возможно, произошла какая-то ошибка, – задумчиво произнес Дмитрий. – Гудрун говорила, что ты умер с оружием в руках, призывая Одина. Мы и решили, что ты один из тех редких экземпляров, что здесь по велению сердца.

– Я и правда кричал: «Один». Кино тут одно посмотрел. Историческое. Блокбастер. «Ярость викинга». Они там так орали, когда шли в бой. - Я, натура легко увлекающаяся, вот и веду себя часто, как персонаж увиденного накануне боевика.

– Впечатлило? – вежливо поинтересовался собеседник.

– Впечатлило, раз уж решил воспроизвести.

– Ну, тогда понятно. Что ж, тогда ты все-таки попал прямо  в пункт назначения, – отрезал Дмитрий, невозмутимо принимаясь за еду.

Внезапно я взглянул на происходящее под новым углом. Здоровые волосатые мужики со шрамами в плетенных из стальных колец рубашках. Да ведь это же кольчуги - дошло до меня.  Люди не очень напоминают красиво подстриженных героев фильма, но сходство явно есть. Вот черт. Действительно викинги. Насмотрелся кино – вот и воображаю. А Дмитрий, что-то вроде проводника предоставленного подсознанием. Как кролик, а скорее Чеширский кот из Алисы или кастанедовский койот. Что еще делать москвичу в этой, как там ее, Вальхалле. Значит, он может объяснить мне: что происходит.

–Что такое Вальхалла?

Дмитрий соизволил отвлечься от мяса. - Скандинавский рай, в который попадают эйнхерии – избранные воины Одина. Герои, погибшие в битве с оружием в руках. Тут они вечно пьют мед и едят мясо, а также развлекаются разными другими способами. – Тут мой собеседник, кажется, несколько смутился.

Что и требовалось доказать. Вот до чего доводит увлечение кинематографом помноженное на манию величия. А про скандинавский рай читал где-нибудь. А может и в фильме, что было. Я же его только раз посмотрел. Вот и объяснение. Не очень разумное, но все же лучше, чем ничего. Главное, что все это временно. Дышать и жить, в смысле галлюцинировать, сразу стало намного легче.

Дмитрий заметил изменения в моем состоянии

–Ну что успокоился. Есть хочешь? – и, не дожидаясь моего утвердительного ответа, –  Гудрун! – Тут же рядом возникла моя недавняя знакомая. – Накорми гостя.

Улыбаясь, по ее мнению мило (у меня от ее улыбки желудок скручивало), Гудрун поставила передо мной тяжелое блюдо с мясом и богато украшенный кубок с мутным желтоватым напитком.

– А вилка?

– Извини, но здесь, как ты уже мог заметить, с сервисом из рук вон. Можешь воспользоваться моим ножом. – Дмитрий протянул мне широкий массивный клинок, больше напоминающий маленький меч.

Я осторожно отрезал кусок. Вроде бы свинина. Вся палитра вкусовых ощущений настигла меня через несколько секунд.

- Это что мексиканская кухня? - с трудом просипел я напрочь сожженным ртом.

Мой собеседник довольно расхохотался.

– Я поначалу тоже считал, что пища будет постной. Все-таки север. А потом понял, что в их жизни со специями были большие проблемы, даже соль и ту зачастую заменяла зола. Поэтому мясо здесь готовят максимально острым. Так сказать, наверстывают упущенное. Запей. – Дмитрий пододвинул ко мне кубок.

Мне надо было сразу догадаться, что здесь кроется какой-то подвох.

Я вновь закашлялся.

– Что за …?

– Мед, – в открытую наслаждаясь моим замешательством, пояснил Дмитрий. – В смысле хмельной мед. Алкогольный напиток, получаемый путем...

–Да я уж понял, что не пчелиный. – Мед был противным. От него нездорово воняло дрожжами, а сам он имел сладковато-приторный привкус брожения.

Я с трудом сделал несколько глотков, после чего меня чуть не вырвало.

Дмитрий усмехнулся.

– Ты еще не пробовал их пиво. Я где-то читал, что римляне, пробовавшие скандинавское пиво, сочли его просто отвратительным. А когда нашим современникам, удалось восстановить состав напитка по его сохранившимся органическим остаткам, пить эту гадость оказалось невозможно. Могу полностью подтвердить мнение, что первых, что вторых. Здесь считают, что, чем пиво калорийнее, тем оно лучше и вкуснее. Поэтому его не отцеживают, а иногда специально еще добавляют что-нибудь для большей плотности. Но тебе лучше пить и есть, что дают. Свинина и мед - хороший местный обычай. Другой еды не будет, да и выпивки тоже. Так что старайся получить удовольствие.

Про себя я добавил к свеже обнаруженной мании величия еще и явные садомазохистские наклонности. А еще серьезные знания по истории, чего за мной вроде бы не водилось. Хотя на всякую околонаучную литературу я был чрезвычайно падок. Видимо где-то там и вычитал. Может, просто скользнул глазами, не обратив внимания, а в памяти отложилось. Я слышал, такое бывает.

Преодолевая себя, я попытался приняться за еду,  однако мясо поддаваться не хотело.

–Удовольствие говоришь. – Я поковырял ножом в плохо прожаренном мясе. –Хороши же тут у вас удовольствия.

–Ты еще о других пунктах местной культурной программы не знаешь. Так что, пей мед. От него пьянеют.

Пить местный мед даже с перспективой опьянеть меня не тянуло вовсе, о чем я не замедлил сообщить Дмитрию.

– Ничего привыкнешь. Бери пример с Сигурда.

Я оглянулся на моего соседа справа, который как раз с довольным чавканьем разгрыз кость и запил ее изрядным глотком пойла, после чего повернул довольное лицо ко мне и ободряюще улыбнулся. Вам когда-нибудь ободряюще улыбался бородатый гигант с чудовищными шрамами через все лицо?

Я резко захотел меда. Дмитрий говорил, что от него пьянеют.

– Вот и славно.

Вечеринка продолжалась. Волосатые мужики были поголовно заняты едой, выпивкой и болтовней. Однако со мной никто кроме Дмитрия не разговаривал. Можно даже сказать, что меня избегали.

Мы с Дмитрием, также как и все ели, говорили и пили мед. Правда, я больше делал вид, что прикладываюсь, но полкубка все-таки в себя влил. От напитка действительно пьянели. Ситуация стала восприниматься значительно проще. Обычный бред, скоро он кончится. Очнусь в больнице, а еще лучше дома. Вальхалла. Как же. На каком-то этапе я смог настолько убедить себя в нереальности происходящего, что даже решился поглумиться над Дмитрием. Я не Алиса, чтобы вежливо разговаривать со всякими там Чеширскими котами. Пусть объяснит, что он, коренной москвич, делает в скандинавском раю. Начать я решил издалека.

–Вальхалла, что это?

Дмитрий неохотно оторвался от кубка. Кажется, это пойло его совсем не брало. – Я же уже говорил скандинавский рай.

-То есть в него попадают только скандинавы?

-Далеко не все из скандинавов. Вальхалла это рай викингов. Воинский рай.

-А что здесь делаем мы? Ты, я? Или ты тоже викинг? - Я усмехнулся. Кажется, мне удалось смутить его.

-Как бы тебе объяснить. Большая часть присутствующих очутилась здесь, если так можно выразиться, по собственной воле. Когда-то они верили, что попадут сюда после кончины, и ради этого почетного права искали славной смерти с оружием в руках. И находили. С этим тогда проблем не было.

А потом мир изменился. Видишь, половина зала пустует. - Действительно люди сидели на лавках вольготно, совершенно не теснясь. При желании зал мог вместить в разы больше народу. - Кто же знал, что их время закончится так быстро. Тогда все считали, что так будет вечно. Длинные ладьи северян будут бороздить моря. В святилищах будут приносить жертвы Одину, а другие народы будут стенать и молить господа избавить их от ярости норманнов. Но все уложилось в какие-то несколько сотен лет, а потом христианство – иная религия, иная мораль.

После конца того, что историки окрестили эпохой викингов, желающих, отвечающих всем требованиям, больше не стало, а к великой зиме и последующей битве надо было готовиться. Вот сюда и стали набирать кого ни попадя. Лишь бы было восприятие, хотя бы внешнее. Скандинавская мифология весьма популярна среди современной молодежи. Некоторые особо экзальтированные личности мечтают попасть после смерти в Вальхаллу. Некоторые уж совсем экзальтированные добиваются исполнения своих желаний, совершив что-нибудь несовместимое с продолжением жизнедеятельности.

Кроме идейных психов, к которым я тебя поначалу отнес, хватает и простых обывателей. Люди смотрят  фильмы, читают фэнтези, ездят на ролевые игры, слушают разный там фолк. «На чужих берегах…», - фальшиво пропел он, - а потом умирают. Под колесами машины. От передозировки чего-нибудь. Зачастую, вообще глупое стечение обстоятельств. Но под впечатлением от увиденного, услышанного, прочитанного. И после этого совсем необязательно, но очень часто попадают сюда. Смерть конечно не по завету. Но тут уж не до соблюдения традиций. Люди слишком нужны. Зима-то все ближе.

-А как здесь оказался я?

-Ты призвал Одноглазого, так сказать, в самый ответственный момент.

-Кто такой одноглазый?

-Ну, здрасьте, приехали. Один – верховный бог скандинавского пантеона. Хозяин этого места. Но ты, скорее всего, в ближайшее время его не увидишь. Он вечно занят. Ищет новых эйнхериев. Воинов, которых он поведет на бой с силами хаоса в конце времен. Теперь ты один из них. - Дмитрий отпил из кубка.

Твой случай еще почетный. Все-таки в бою, с оружием в руках. Здесь, как в тюрьме, все знают, как ты сюда попал. Хотя говорить об этом не принято. Тебе даже пока не трогают, дают прийти в себя. А то хватает анимешников, переигравших в приставки геймеров с модными никами: «Берсерк», «Фенрис», «Локи», интернет-фриков и прочее. Таким здесь тяжело.

Периодически сюда попадают рок-музыканты, играющие всякий там викинг-металл. В большинстве своем ни выпить, ни подраться. Вон кстати одни сидят. - Чуть наискось действительно жалась группка человек в пять. От остальных их отличали столь же длинные как у эйнхериев, но явно химически завитые волосы и одежда с обилием шнурков и заклепок, даже на невооруженный взгляд являвшаяся явным, притом неудачным закосом под практичную одежду викингов. Выглядели парни крайне запуганно. - Пели себе гимны северу, Одину и воинской удаче, а потом погибли все разом в автокатастрофе. Уже почти месяц здесь, но так и не привыкли. То, что их ожидало, совсем не соотносилось с воспеваемым. - Дмитрий усмехнулся. - Хотя бывают и среди новеньких люди уважаемые.  Реконструкторы - часто. Ролевики, тоже ничего. В общем, новоприбывших хватает. Благо языкового барьера здесь не существует. И все воспринимают происходящее по-разному. Кто-то - вливается, кто-то - нет. Я слышал: есть даже клуб психологической реабилитации для тех, кому уж совсем не в мочь.

–А ты сам как здесь очутился?

–Говорить о прошлом среди тех, кто влился, не принято, но я отвечу. Диплом по скандинавской мифологии. Мне это было действительно интересно.

–И что, у тебя теперь здесь, как это, полевая практика. - Меня начала охватывать злость. Мне все больше не нравилось происходящее. - И когда домой собираешься?

–А никогда. Другого дома не будет ни у тебя, ни у меня. Теперь это твой дом. Не хочешь верить - продолжай считать все бредом. Я сам так первое время считал. А потом решил, что лучше приспособиться, и теперь почти счастлив. В общем, пей парень. Пока это поможет тебе забыться. Со временем же потихоньку привыкнешь. – Будь-то в доказательство, Дмитрий поднял кубок.

Пьянство продолжалось. Валькирии, как называл официанток Дмитрий, мельтешили между столами, разнося все новые и новые порции мяса и меда. Краем уха я слушал похвальбу о битвах и странствиях, которыми потчевали друг друга бородатые соседи со сломанными носами.

В другое время, может, это было бы даже интересным, но слова Дмитрия заставили меня серьезно задуматься: а вдруг я действительно не брежу. Что-то слишком все это затянулось, да и больно уж реально для галлюцинации. Тем более что в галдящей толпе  я все чаще замечал людей, отличающихся от основной массы. Более похожих на меня или Дмитрия, чем на ломано-бородатое большинство.

Да нет, я в любой момент могу оказаться дома. Сейчас врач выдернет из вены капельницу, все кругом растает как дым, и я даже не вспомню о произошедшем. И все равно от крутящихся в голове мыслей становилось страшно.

Еще больше меня пугала Гудрун, постоянно подносившая мне подносы с мясом и медом, от которых я неизменно отказывался. Гудрун, как ей казалось, мило улыбалась и начинала уговаривать. Отделаться от нее удавалось с величайшим трудом.

В конце концов, на происходящее обратил внимание Дмитрий. - А ты ей понравился, - со смехом заявил он и тут же серьезно добавил. - Будь осторожней, отказать валькирии ой как непросто.

В правоте его слов я убедился спустя несколько часов. Под конец пирушки по всему залу начался разврат: эйнхерии, и до этого не забывавшие щипать и тискать разносящих еду валькирий (по крайней мере те, что еще не лежали под столами), совсем сорвались с цепи и начали в наглую растаскивать дев по углам. Благо зал был большой, и места хватало. Валькирии сопротивлялись, кто для виду, а кто и всерьез. Отличить было просто: если валькирия сопротивлялась всерьез, это обычно заканчивалось побоями для эйнхерия.

Мой новый знакомый тоже куда-то испарился. Как мне показалось, уходил он  скрытно и в одиночестве, хотя утверждать не возьмусь. Если честно, мне в тот момент было не до него. Столкнув правого соседа, ко мне подсела Гудрун и начала, поглаживая мое бедро, причем весьма настойчиво, что-то лопотать о прекрасном небе и  чудодейственной силе любви. После пяти минут односторонних разговоров, Гудрун решила окончательно взять инициативу в свои руки и начала нежно, но безжалостно заваливать меня на стол.

Спас положение правый сосед, который полез отвоевывать место, получил пудовым кулаком по голове (у Гудрун все было большое) и вновь свалился под стол.

Гудрун на секунду отвернулась, чтобы поправить растрепавшуюся в потасовке прическу, а я залпом влил в себя оставшийся мед, усилием воли подавив рвотный импульс. Обычно перепившие люди засыпают, я же уверен, что потерял сознание.

Мне снилось, что я просыпаюсь в уютной больничной палате, и доктор  говорит, что все будет хорошо.

 

Утро началось с пинков и головной боли. Я с трудом оторвал раскалывающуюся голову от пола: волосы успели приклеиться к блевотине, в луже которой я спал. Надо мной стоял здоровый викинг самого разбойного вида. Хотя, вспомнив вчерашний вечер, я бы сказал, что они все такие. От остальных его отличали странные штаны, сшитые мехом наружу. В общем, бред продолжался.

-Вставай неженка. Пора на поле славы. Тебе там понравиться. - Скандинав занес ногу для очередного пинка.

-Отстань от него, Рагнар. – К нам подошел Дмитрий.

-Твоя игрушка? Ну, извини.

Дмитрий протянул мне руку и помог подняться. - Не обращай внимания на Рагнара. У него даже по тогдашним меркам не все дома. Как самочувствие? Упился вчера до бесчувствия, чтобы спастись от Гудрун, а сейчас голова болит?

-Угу, - с трудом протянул я.

-Не переживай. Я и сам так поначалу делал. А к меду ты еще привыкнешь. Хотя, я всегда гадал: то ли они считают, что пьянство без похмелья не приносит того удовольствия, то ли не знают, что оно вообще бывает - пьянство без похмелья. У них там с очисткой алкоголя от примесей плохо было. В итоге смертность была почти одинаковой, что от пьяных драк, что от алкогольных отравлений. - Сам Дмитрий выглядел на удивление бодро. - А насчет Гудрун. Здесь все сложнее. Она же валькирия - пока своего не получит - не отстанет.  Так что бегать от малышки бесполезно. - Я вздрогнул, вспомнив пышные бедра малышки, равные по ширине моим плечам. - Брунгильда по крайней мере не успокоилась, пока не добилась своего, - с какой-то затаенной горечью тихо добавил он.

-А постройнее у них есть?

-Постройнее на севере не выживали. Кроме того, они плохо грели постель в зимние холода. Да и голод переносили хуже. В общем, понятие красоты весьма утилитарная штука, формируемая главным образом внешними условиями. И я тебя уверяю: Гудрун далеко не худший вариант. – Я сглотнул, представив худшие варианты. – Так что советую расслабиться и получать удовольствие.

-Что-то ты постоянно советуешь одно  и то же.

-Так это же универсальный совет на все случаи жизни. Пойдем, умоешься, а то от тебя воняет даже по местным, не слишком привередливым меркам.

Умываться пришлось в кадке с холодной водой. Судя по чистоте воды, в ней до меня успело совершить омовение несколько десятков человек, некоторые при этом еще туда и сморкались.

Дмитрий, видя мое смущение, спокойно заметил:

-Если хочешь мыться в чистой воде, надо вставать пораньше. Я обычно так и делаю. И мойся быстрее. Завтрак ты уже пропустил, хотя он бы тебе, скорее всего, не понравился. Пора собираться на поле.

-Какое такое поле?

-У тебя как со скандинавской мифологией? - спросил Дмитрий, и его тон почему-то показался мне озабоченным.

-А никак. Я в отличие от некоторых диссертаций не защищал.

-Понятно. Тогда сам все увидишь. В принципе, после вчерашних событий тебе происходящее будет не в новинку.

Последние его слова должны были заставить меня насторожиться.

 

Несколько особо здоровых громил собрали нас в толпу и повели по улицам то ли небольшого городка, то ли большой деревни. Единственное, что я успел тогда разглядеть, все здания были деревянными, а само поселение окружено здоровенной каменной стеной. Рассматривать красоты, а тем более задумываться о происходящем, не было никакой возможности. Подгоняемые нашими командирами мы почти бежали.

Позже я узнал, что поле огромно. Оно было рассчитано на очень большую толпу народу, но как верно сказал Дмитрий: «Никто не знал, что все закончится так быстро».

Мы разбились на  два больших отряда, которыми командовали наиболее здоровые, а следовательно авторитетные эйнхерии. В моем случае это был уже знакомый мне Рагнар. Вот уж повезло.

Отряды встали в сотне метров один от другого, пару минут поорали оскорбления, а потом мерным шагом двинулись друг другу навстречу. До того как все начали убивать друг друга, я считал это чем-то вроде зарядки. Но после столкновения последовала резня. Я, лишенный оружия, погиб на второй минуте. Ничего приятного в этом не было: какой-то бугай развалил меня топором от плеча до паха со всеми сопутствующими ощущениями. От адской боли я потерял сознание.

Второй раз за сутки я пришел в себя от пинков. Надо мной стоял все тот же, уже ставший мне ненавистным, Рагнар. В руках он сжимал здоровенный весь покрытый кровью меч. Вокруг бродили люди, собирая принадлежащие им части тел, которые, будучи приставленными к телу, немедленно прирастали обратно. Я в панике ощупал распоротый бок. Кожа была девственно чистой. Да что там кожа, даже на одежде не было заметно ни малейших повреждений.

Мое замешательство прервал Рагнар.

-Вставай. Второй заход.

Нас вновь выстроили в две шеренги и погнали навстречу друг другу.

К закату я потерял счет своим смертям. Как меня только не убивали в тот день. Мечи, топоры, копья. Рубленные, резаные, колотые раны. Один раз меня даже задушили голыми руками, а раз я сам задохнулся в общей свалке.

Когда уже начало темнеть, нас собрали в общую кучу. Командиры групп, матерясь через слово, поблагодарили нас за проделанную работу и распустили по своим делам.

Я не без труда нашел в разбредающейся толпе Хельги:

-Нам надо поговорить.

-Хорошо. Я знаю поблизости зеленый холм с прекрасным видом на рощу. Тебе там понравится.

 

Мы молча сидели на холме, глядя, как ветер колышет раскидистые ветви громадных деревьев.

Я поверил во все, что Хельги говорил мне ранее. Для этого всего-то и понадобилось, что еще раз умереть. После такой встряски ты начинаешь воспринимать вселенную во всей ее полноте. Смерть здорово приводит тебя в чувство.

–И это рай?

–А ты чего хотел?

–Ну, не знаю. Облака, белые балахоны, лиры там всякие. Крылья за спиной. – От представленной картины стало как-то неуютно даже мне самому. – Ну, или дом. Не знаю. В общем, это место где тебе хорошо. Где тебя ждут старые друзья.

–И много старых друзей тебя там ждет в твоем-то возрасте?

–Ну, тогда родственники.

–Ты так любишь свою родню, что мечтаешь видеть их вечно?

–Я же говорю: не знаю. Но в любом случае, рай - это никак не сборище бандитов, поедающих немереное количество мяса и пьющих отвратный мед.

-Ты не упомянул о массовой резне и женщинах, - задумчиво произнес Хельги. - Понимаешь, у всех свое представление о счастье. Для большинства тех, кто попал сюда, счастье - это когда есть еда, выпивка и некоторые другие сугубо мужские удовольствия. А если этого еще и много и оно никогда не кончается, то это и есть рай. В той жизни мясо они ели только по большим религиозным праздникам, а что-то стоящее пили еще реже. Подобные проблемы были и в отношении противоположного пола. Сексуальная революция, знаешь ли, наступила значительно позже. Семейный уклад тогда был весьма суров, расслабляться по-настоящему им удавалось лишь в набегах. А столь любимое ими насилие, причем за него не надо отвечать травмами и смертью - это уже совсем здорово. В общем, кому чего в той жизни не хватало.

-Но ведь, когда тебя здесь убивают это больно.

-Без этого же не интересно. Ты еще спроси: зачем мертвым нужны еда и питье? Здесь едят ради того, чтобы есть. И пьют ради того, чтобы опьянеть. Ради удовольствия, понимаешь. Кроме того, здесь их действительно ждали родня и друзья. Они вспоминают подвиги, рассказывают о своих странствиях, обсуждают дневные бои.

-А им не надоедает?

-У них другое отношение к жизни и времени в целом. Как мы с тобой воспринимаем жизнь: рождение - детсад - школа – институт – работа – пенсия - смерть. В общем, линия, притом ломаная. Для них жизнь - это зима – лето – зима или зимний отдых - весенний сев - летний поход - осенняя жатва - зимний отдых. Время для них движется по-другому. Рождение-жизнь-смерть. Вечное колесо.

-Ладно. Ну а я то, что здесь делаю? Я же крещенный.

-И часто ты посещал церковь? - Я поник. - Вот то-то и оно.

-Посмертие очень напоминает военный распределитель. В твоем приписном стоит спецназ или даже президентские войска, но первыми на призывной пункт приезжают вербовщики из стройбата, и тебя уже никто не спрашивает.

-Да уж. Что не спрашивают, это я понял, - пробурчал я, потирая шишку на макушке.

-Но вообще-то церковь помогла бы. Это как застолбить место. Так сказать, блат в военкомате. Гарантия, что на твой вызов приедут нужные люди.

-И как мне выбраться отсюда?

-Это вряд ли Конечно, возможно все. Я знаю случаи, когда люди исчезали отсюда. Просто испарялись. Иногда прямо из-за пиршественных столов. Об этом не принято распространятся, но как я понял, человека можно отмолить, так сказать, настоять на его переводе в другое ведомство.

-Мне это вряд ли светит. Мои родители стойкие атеисты, все-таки у обоих техническое образование.

- Смирись и постарайся привыкнуть. Можно привыкнуть ко всему. Главное - видеть везде хорошие стороны и не отчаиваться.  Тебе здесь, быть может, даже понравиться. Заведешь друзей, привыкнешь к выпивке. Даже здесь можно быть счастливым. Я же счастлив.

-Я не ты. Я не изучал скандинавскую мифологию.

-Может быть, - Хельги замолчал.

-И что меня ждет вечером?

-У тебя со скандинавской мифологией как? - Почему-то эти его слова начинали мне чертовски не нравится. - Я же уже говорил тебе, что их жизнь колесо.

-Хочешь сказать: вечером будет то же самое.

-Теперь так будет всегда. Днем битва, ночью пиршество. Не бойся, завтра будет легче, вечером мы подберем тебе меч. Жалко конечно, что с тобой ничего не захоронили, но я тоже начинал с голыми руками.

Я сидел, уставившись вдаль остекленевшими глазами.

Хельги, пытаясь подбодрить, положил руку мне на плечо:

-Подумай, ведь все могло бы выйти гораздо хуже.

-К примеру?

-Даже знаю. К примеру, ты бы мог попасть в скандинавский ад.

Ветер донес до нас протяжный заунывный звук. Хельги начал подниматься. - Рог трубит. Пора на вечернее пиршество.

Я продолжал обреченно пялиться вдаль.

-И надолго это?

-По крайней мере, пока мир не придет к своему концу.

Мне стало понятно, что это надолго, а еще, что сегодня любвеобильная Гудрун получит желаемое.

 

-Я не Хельги. Я не могу смириться и быть счастливым. Я не хочу больше есть пережаренное и переперченное мясо и пить отвратительный сверхживой мед, не говоря уж о пиве, в котором стоит не только ложка, но и черпак. Я не хочу просыпаться утром в луже собственной блевотины и каждый вечер подвергаться сексуальным домогательствам здоровых баб, способных голыми руками завалить медведя средних размеров.

Я не хочу умирать каждый день по нескольку раз на этом чертовом поле.

Я хочу домой или в христианский рай. Нет, я хочу в рай для геймеров. Куда-нибудь только отсюда.

Я стою на здоровом пне, передо мной рядами сидят эйнхерии - избранные воины Одина. Из наших глаз катятся слезы.


Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...