Мертвая звезда

 

Замок гордо возносил острые копья шпилей и сиял, заставляя усомниться, что его стены действительно из камня. Снежно-белые коридоры, где свет мягок, но вездесущ, не оставляли места теням, изгоняя их за пределы здания. Резиденция рыцарей Глубины ничуть не напоминала о самой Глубине – сумрачной и таинственной. Танар не раз гадал, чем руководствовались строители: представлениями о прекрасном, причудой магистра, приказом короля?

А может, чем-то совсем не великим и не символическим, но безумно важным для них. Ведь остались же, например, в королевской библиотеке, в засекреченной части, древние свитки, где говорилось, что оранжевый цвет церемониальной мантии основателя династии был принят в первую очередь не как символ тепла и солнечного света, а потому, что у Амрака Первого был рыжий кот. Любимец и баловень имел право доступа к Его Величеству в любой момент, а подданным не следовало видеть шерсть на парадной одежде повелителя.

Воля Амрака Пятнадцатого была законом не в меньшей степени, чем прихоти его предка, и теперь Танар сожалел об этом. Покидать дом сейчас, когда Люси ждала ребенка, было нестерпимо тоскливо и чуточку тревожно. Его присутствие успокаивало жену. Семейный целитель уверял, что все будет в порядке, но...

Впрочем, королю не говорят «но».

 

Его Величество лично посетил орден, чтобы отправить в путь первого из его рыцарей, тем не менее избрал роль слушателя, а разговор повел магистр Паррат – плотный, среднего роста, с бородой, цветом и видом напоминавшей припорошенный снегом кустарник. Сплетничали, что владелец никогда ее не расчесывает. Врали.

На столе, кроме свечей, были только ваза с фруктами, бутылка с вином и три бокала.

– Они везли королевский груз и королевский приказ, Танар, – густой бас наполнил кабинет, своим рокотом будто бы заставляя ожить головы чудовищ, висевшие на стенах. Казалось, они подрагивают, перемигиваются, маскируясь случайными бликами, и со скрытой ненавистью смотрят на убийцу.

– Груз? – переспросил рыцарь, то и дело поглядывая на молчавшего владыку.

– Деньги для наместника, предметы роскоши из столицы, приличествующие его сану. Неприятно, но... – ладонь магистра словно не пылинки смахнула с полированного дуба, а отбросила сверкающие безделушки, – казна это переживет. Хуже, что там же были секретные распоряжения. А главное – это уже который раз! – пальцы сплелись в кулак, с силой грохнувший по дереву. Танар понял, почему стол Паррата так массивен и прочен. – Сопровождали три волшебника, они уже видели купола Агрибы, когда появился всадник... Никто даже не успел ничего сделать, он атаковал первым, да так, что защиту смело к горным баранам. Двое умерли сразу, третий был посильнее и выжил, но мало что смог рассказать нам, поскольку поплатился глазами. Он успел увидеть силуэт в красном и получил огненной плетью. Кетсаль вынес своего всадника... Знаешь, тот говорит, что нападавший мог его догнать, наверное, но не захотел.

– Я слышал о предыдущих нападениях, – подтвердил Танар, сделав глоток. Редкий, изысканный, с терпкой ноткой вкус. – Он любит свидетелей.

Чародеи с большой дороги были всегда, некоторые из них осмеливались время от времени заглотить крупную дичь, сорвав большой куш. Собственно, борьба с ними была одной из задач рыцарей-волшебников ордена. Но никто доселе не мог равняться ни в дерзости, ни в силе с Красным – так его прозвали, поскольку цвет одежд был единственным, что достоверно знали, несмотря на множество предположений и слухов. Несомненно, он тоже был всадником Глубины, скрываясь в ней раз за разом. По колдовскому следу пытались идти многие. Те, у кого получалось, не пропадали без вести, а покоились на семейных кладбищах – Красный оставлял тело и записку с именем там, где их могли обнаружить. И подписывался странным иероглифом, который напоминал болезненно изогнувшуюся змею.

Возможно, раньше Танара привлекла бы такая цель, но не сейчас. Он давно не ищущий приключений юноша, его имя гремело по королевству и за пределами, его заслуг было достаточно, чтобы считать свой долг выполненным и просить отставки. В конце концов, можно уже посвятить себя Люси и будущему ребенку...

– И это еще одна проблема, – подтвердил Паррат. – Все знают, что мы не можем справиться с этим подонком, все видят бессилие власти. Это политически важно. А если ему еще и придет в голову разгласить документы? Проклятье! Мы были бы готовы купить их, но по самым скромным подсчетам, он не особенно нуждается в деньгах, да и как вступить в переговоры?

– Вы должны положить этому конец, сэр Танар, – строгий, повелительный голос короля заставил магистра, набравшего в грудь воздуха для новой тирады, шумно выдохнуть. Его величество был гладко выбрит, сидел прямо, откинувшись на спинку кресла и, казалось, оставался безразличен. Но голос и отблеск стали в серых, как у самого рыцаря, глазах не позволяли в это поверить. – Вы отбываете немедленно.

– Моя жена, Ваше Величество...

– Можете попрощаться с ней – и в Агрибу. О ее здоровье позаботится мой медик, если хотите. Сколько помощников вам нужно?

– Мой кетсаль не знает равных в скорости. Это не та охота, где полезны загонщики, Глубину не оцепить, к тому же я не люблю ходить в связках – тем троим не помогло. Буду один.

Приказы надо исполнять. Что ж, придется сделать дело в как можно более краткий срок.

 

– Ты побыстрее возвращайся, – улыбнулась Люси, но в уголках губ пряталась грусть.

Она разомкнула объятия, пальцы нашли его ладонь и обвились вокруг нее. Так они и стояли на позолоченной солнцем поляне, лучики прятались среди ее длинных волос, не отличаясь от них цветом; иногда рисковали коснуться карих глаз.

– Обязательно, как только смогу, – произнес он единственно возможные слова – из тех, что никогда не пропитываются отравой банальности, если, конечно, несут в себе искренность.

Улыбка снова появилась на бледном лице молодой женщины, она протянула руку и убрала с его лба упавшую пепельную прядь, уложила среди других, достававших до плеч. Нежно погладила по смуглой щеке, коснувшись еле заметного старого шрама возле уха.

От жены исходило тепло, аромат трав, которые она добавляла в воду для мытья волос, и едва уловимая нотка ее собственного запаха, и Танар будто бы пил эту смесь ощущений, что отзывалась в нем одновременно покоем и тревогой, уютом и чуточку – неуместным сейчас желанием.

Кетсаль смотрел на них равнодушно, то и дело переступая с лапы на лапу, и когти огромной птицы оставляли отпечатки на траве, а оперение поблескивало лазурью и янтарем. Он мог ждать долго – сколько надо. Но прощание нельзя затягивать, нельзя позволять себе портить эту минуту горечью.

– Мне пора, – осторожно высвободил руку Танар, отступил и одним движением, не оставляя себе времени на раздумья, взлетел в седло. – Береги себя... обоих!

– Буду, – кивнула Люси и отошла к дому.

Крылья раскрылись, будто вбирая в себя небо.

 

Они поднимались все выше и выше, и когда стало трудно дышать, рыцарь очертил в воздухе круг и пробормотал заговор. Мгновенно появились блестящие нити – ростки жеста и слов. Принялись стремительно – так, что едва улавливал даже глаз самого волшебника – сплетаться в большие стрекозиные крылья, а потом те срослись между собой, заключая человека в кокон, прозрачный для взгляда, но прочно державший в себе воздух и защищавший своего создателя. Вовремя – ибо скорость росла и становилась страшной, грозя любому живому существу захлебнуться глотком разреженного воздуха.

Танар любил эти мгновения, когда птица и всадник превращались в огромную, нацеленную в небо стрелу, которой не нужен лук.

Выше, выше – пробивая облачка, растекавшиеся по защите, стряхивая с себя их бесцветную кровь, и вновь обретая видимость. Уходя за небо – туда, где уже ничто не мешает видеть днем звезды. Чистые и яркие, без дымки.

В Глубину.

Туда, куда самые могучие колдуны и не мечтали подняться, пока однажды не появились кетсаль. Никто не знал, откуда они взялись – вероятно, просто прилетели, преодолевая пространство.

Кет-саль. Орлы времени.

Имя прижилось, хотя птицы не слишком напоминали орлов. Сонные и равнодушные, почти безразличные к происходящему – их мало кто любил, как любят, к примеру, более смышленых лошадей, но обойтись без них люди не могли, ибо кинулись в бездну над собой – туда, где было много новых земель и много неизведанного.

Кетсаль могли подниматься в губительную пустоту между мирами, где нет ни воздуха, ни тепла, ни звука, и выживать там. Они умели находить щели в Глубине, и уходили через них в далекие прыжки, сокращая время, ибо иначе никакой человеческой жизни не хватило бы, чтобы преодолеть мрачные бездны, пересечь океан без берегов с редкими-редкими островами-планетами, пригретыми теплом раскаленных маяков-звезд.

Танар относился к своему питомцу сердечнее других всадников. Некоторые шутили, что они с Рассветом похожи – слегка заостренными чертами лица рыцарь и впрямь иногда напоминал птицу. Он коснулся оперения, и взмахи крыльев стали реже, скорость полета уменьшилась. Планета внизу раскинулась палитрой художника-великана – синева морей и океанов, зелень лесов и лугов, яркая желтизна пустынь, серые и коричневые краски гор... Нельзя было разглядеть ни дом, где осталась жена, ни даже столицу.

Волшебник обновил заклинание, дающее возможность дышать, нашел взглядом звезду, у которой находилась его цель, вычертил на пернатой спине постепенно тающими зеленоватыми линиями схему первого прыжка. Чуть помедлил, как всегда, проверяя себя, а затем закрыл знак поставленной пальцем точкой и нужными словами.

Кетсаль несколько раз взмахнул крыльями, набирая скорость, а потом перевернулся в полете через голову. Танар потерял сознание.

 

Агриба была небольшим пропыленным городком в долине на краю песков. Она находилось недалеко от планет, отколовшихся от королевства, и волшебник догадывался, что секретные приказания могли касаться именно отношений с ними – и не желал влезать в это. Политическая подоплека обычно заставляла его морщиться и пожимать плечами.

Место, где обычно встречали прилетающих и заботились о кетсаль, нуждалось в расширении – колония росла. Как раз прибыл транспорт. К рыцарю приблизился стражник с явным намерением попросить подвинуться, но, увидев семиконечную сверкающую серебряную звезду на груди – знак ордена – сразу стал услужлив и предложил помощь. Танар спросил, где живет наместник, отказавшись от другого содействия.

Вокруг толпились только что прибывшие поселенцы, разгружали товары. Пахло потом и пылью, скрипевшей на зубах. Гомон голосов то утихал, то вновь бурлил, вскипал спором.

На спине птицы много не увезешь, и некоторым заклинателям удалось-таки неимоверными усилиями скрестить кетсаль с драконами. Говорят, раньше среди этих созданий преобладали агрессивные твари, разумные и даже владеющие заклинаниями – но исчезли, не выдержав беспощадного с обеих сторон противостояния с людьми. Остались только огромные и безобидные травоядные. Впрочем, и те почти вымерли из-за трудностей с прокормом, но перелеты к другим мирам дали их племени новую жизнь. Плоды колдовских опытов сохранили дар летать через Глубину и совершать прыжки – правда, короче и медленнее – а также огромные размеры. На их спинах закрепляли целые сооружения, где находилось место и для поселенцев, и для грузов, а волшебники на кетсаль сопровождали такой транспорт.

Там, где нет ни тепла, ни воздуха, ни верха, ни низа – только чародеи, и то не все, могли найти дорогу и защитить. Лишь некоторые из них умели там применять еще какие-то чары, в том числе – сражаться. Лучше всех это делали рыцари Глубины, и выживший при нападении Красного был собратом по Ордену.

Наместник вел себя с большим почтением, однако мало чем мог помочь, только описал место, где на подлете к городу произошел бой, и предложил проводить к пострадавшему. Одна из комнат дворца была приспособлена для содержания больного, с которым Танар тоже поговорил. Однако тот не сказал ничего сверх уже известного, быстро теряя силы во время беседы. Запах крови и какой-то лечебной дряни забивался в ноздри, разговор то и дело прерывали стоны. Жалко было смотреть на человека, еще недавно полного сил и надежд, а теперь навсегда лишенного возможности видеть мир. Жалко, но полезно: надо быть начеку, чтобы подобного не произошло с ним самим.

Когда больной уснул, рыцарь повторил несколько заклинаний, отыскивая след чужой магии и отделяя от собственной ауры несчастного. Как обычно бывало в таких случаях, появилось странное ощущение на кончике языка – и внезапно превратилось в привкус серы.

Танар поморщился – лучше бы во время движения по следу ощущать вкус пирожных или яблок... но это от него не зависело и как получалось – сам чародей определить не смог.

Задерживаться в такой дыре не было никакого желания, и на место схватки он решил лететь на Рассвете, желая сразу же покинуть эту планету. Однако когда заклинатель поблагодарил служителя, заботившегося о птице, дав ему пару монет, тот неожиданно не отошел в сторону, а посмотрел с некоторой опаской и заговорил.

– Тут такое дело, господин... Мне послание для вас оставили, велели передать. Вы же рыцарь-волшебник Танар?

Сердце стукнуло в тревожном предчувствии. Вести от Люси? В беспокойстве чародей даже не подумал, что доставить какие-либо новости могли только на кетсале, и он не знал в Глубине того, кто мог быть стремительнее Рассвета – а значит, рано для известий.

– Кто?!

– Человек в красном, господин, высокий такой, худой, нос горбинкой – не знаете?

Тревога не ушла, но изменилась, вместо нежданного груза на сердце став дрожью предчувствия под кожей.

– Кажется, знаю, – медленно, словно взвешивая каждую букву, произнес посланник короля. – Расскажи, что он сказал, что делал, что передал...

– Да ничего ж не делал, – заторопился смотритель. – Просто подошел вот так и говорит – буду ли я, значит, здесь в ближайшие дни. Я ему – а куда ж, мол, денусь-то, денежки же надо зарабатывать, семья большая, как у всех почти в колониях-то... А он – хорошо. Прилетит сюда скоро, наверное, рыцарь Глубины, спроси, не Танар ли его зовут. Если да – передай это, вот, – он раскрыл свою объемистую поясную сумку и достал оттуда обернутый в тряпицу сверток. – Говорил, лучше не смотри. Ничего интересного не узнаешь, а зашибить может. Ну, я ему почему-то поверил...

Нечто, обернутое мягкой тканью в несколько слоев, перешло в руки Танара.

– А потом он куда ушел?

– В сторону пустыни. Там, конечно, искать нечего, земля плодородная у нас здесь, в долине, и люди-то все тут живут, но мало ли чего человеку надобно, не мое дело!

– А ты слыхал что-то о Красном? Который на волшебников нападает.

– Да кто ж не слыхивал-то? Самые известные сказания, не считая старинных – про ваши подвиги, господин рыцарь, да его похождения, чего только не говорят...

– Наверное, это он был.

Мужчина вздрогнул.

– Не, мало ли кто в красном ходит – что ж, всему миру это запретить? Я бы с разбойником не связался. У меня семья... Ох, работа стоит, пока я тут болтаю!

Было понятно, что человек рад отделаться от неуютного и странного поручения и больше ничего не добавит. Рыцарь дал ему еще пару монет.

 

В осторожно раскрытом свертке была сложенная записка и большая шкатулка.

«Танар, наконец-то! Я знал, что до этого дойдет. Что ж, ищи след. Кстати, слышал, что ты хорошо играешь в шетху...

Тот, кого вы зовете Красным».

Шкатулка содержала безупречно изготовленный куб, в котором расположились у противоположных стенок две маленьких армии шариков разных размеров – белая, как снег, и багровая, как кровь... а обычно вторым цветом был черный. Стенки увеличивали происходящее внутри с помощью хитрых эффектов, и даже не обладая отличным зрением, можно было все разглядеть. Дома у Танара, страстного и умелого игрока, были комплекты: один игровой и несколько сувенирных, позамысловатее. Но в этой совершенной простоте и изяществе тоже присутствовала гармония...

Неожиданно одна из красных фишек покинула свое начальное расположение и переместилась к центру. Белые ходили первыми, но не нарушение правил заставило рыцаря замереть. Он был уверен, что ничего не трогал и не сдвигал рычажков, управлявших передвижением.

Пауза... Пальцы правой руки – длинные тонкие пальцы заклинателя – осторожно коснулись гладкой поверхности, изобразив сложную вязь. Аккуратно левой – прижать рычажок, выбрать нужный белый шар, и отправить его навстречу дерзкому налитому пурпуром сопернику. Какое-то странное ощущение, или даже тень его, будто языка на миг коснулась безвкусная пленка. Капли пота выступили на лбу – но тут уж волшебство совсем ни при чем, лишь жаркое синеватое местное солнце и напряжение.

Тишина. Ожидание, долгое как... не с чем сравнить, ибо что может быть дольше ожидания?

Второй красный шар поспешил на помощь к первому, угрожая замкнуть белый в клещи.

 

Нет, думал Танар. Немыслимо. Глупо.

Двойники. Найти или вырастить их, пожалуй, сложнее, чем отыскать пригодную для заселения планету. Два предмета, каждый из которых отпечатывает в себе изменения, произведенные на другом, сколько бы прыжков и миров между ними ни было. Редчайшие ингредиенты, высочайшее мастерство волшебника, годы труда, которые может свести на нет малейшая неточность или случайно покачнувшийся стол, пока процесс не завершен – и это ради игрового куба?!

Он сделал второй ход, избежав расставленной ловушки – несложной, так, на всякий случай. Мастер не пренебрегает и случайным шансом, если это не идет в ущерб стратегии. Ответа пока не было...

Красный атаковал транспорт не в Глубине, а на спуске, так что схватка разыгралась над дюнами. Груз вместе с носителем бесследно исчез, трупы людей уже убрали, а ветер своим теплым шершавым языком зализал раны на теле пустыни. Может быть, рыцарю нелегко было бы отыскать место, но туда же рухнул погибший кетсаль. Деловитый город не стал тратить время на птицу, предоставив погребение пескам и их обитателям. Острые зубы хищников уже начали свою работу, тем не менее, еще можно было различить обожженные перья, что подтверждало атаку огненным волшебством.

Рассвет с полным безразличием смотрел на погибшего соплеменника, чистя перья клювом, пока чародей сосредоточенно и уверенно выполнял рисунок. Легкое охлаждающее заклинание отгоняло жару, и ни любопытный взгляд светила, ни прошуршавшая мимо прыткая ящерка не могли отвлечь волшебника. На сей раз знаки, нужные, чтобы взять направление, пришлось сделать очень большими и, вычерчивая, ходить кругами. Он должен был создать относительно прочную связь.

Для завершения схемы пришлось взлететь и свести контуры в условной точке, где примерно и произошла стычка, если можно так назвать мгновенное уничтожение опытных заклинателей. Привкус серы неожиданно стал сильнее, и рука замерла в воздухе.

Синеватое солнце – он так и не спросил, как его здесь называют – смотрело выжидающе. В мареве над песком здесь было нечто неестественное... Волшебник отлетел в сторону на Рассвете, и лишь оттуда – жесты походили на дирижерские – распрямил незавершенный штрих и закончил построение.

Мертвый кетсаль на песке вспыхнул в мгновение ока, превратившись в пламя, которое устремилось по невидимым линиям танарова построения, делая их отчетливо зримыми даже днем. Плеснуло жаркой волной в точке завершения, сжигая воздух вокруг. Грохот встряхнул поверхность барханов.

Что ж... мастер не пренебрегает и случайным шансом, если это не идет в ущерб стратегии. И все равно он узнал, куда лететь.

 

Привычка – вторая натура. Придя в себя, первым делом проверить кокон. Сотни раз все было хорошо, но ведь достаточно одного... Здесь ничего нет, только пустота. Перед ней, вроде бы покорной, но терпеливой, коварной и беспощадной, в глубине души Танара жила толика страха, который рыцарь когда-то старался выкорчевать, а потом понял – это помогало быть осторожным.

Придя в себя...

Что происходит там, в щелях Глубины, под ее дном, когда кетсаль с всадником ныряет, обманывая расстояние и время, сокращая прямую? Увидеть бы изнанку мира!

Об этом мечтал не только он. Многие часы и годы чародеев были посвящены разработке заклинаний, позволяющих не терять сознание. Изобретали разнообразную защиту, усыпляли человека заранее, пытались внедрить пробуждающие чары и даже глядеть чужими глазами.

Не работало ничего. Орлы времени, и только они, видели ту сторону, и вытащить ее образ было невозможно. Пробыв же там слишком долго, мозг человека угасал – нет, не только то, что именуют разумом, сознанием или душой. Он умирал вовсе, и следом останавливалось лишенное приказов сердце.

Непокорные и ищущие рвались к далеким звездам, которых не достигнуть короткими прыжками. Хотя они отнимают не годы и века, а дни и недели – но это время тоже складывается, и вместе превысит людскую жизнь... Расчеты чародеев-вычислителей доказали это, но поверили не все.

Некоторых, бросивших вызов, потом удавалось найти – превращенные в кусок льда тела на живых, лишенных цели, блуждающих кетсалях. Отблески недостижимых насмешливых звезд в промерзших глазах... Их прозвали ледяными рыцарями.

Говорят, Михас, первый магистр ордена Глубины, под старость тоже ушел в полет. Барды поют – он со своей кетсаль Молнией прыжок за прыжком двигался туда, где находится мир-сказка, мир вечной жизни и вечного тепла, в центре скопления звезд. Пурга – облако снега и холода Глубины – закрутила обоих и, защищая друг друга, всадник и птица отдавали себя по капле жестокому холоду. А когда ни одной искры души не осталось в телах, закрутившихся в пустоте, вьюга заговорила их голосами. И до сих пор блуждает в пространстве, шепча что-то миру.

Красиво.

Орден поощрял это сказание. Но подтверждений, как знал Танар, не было никаких. Михас действительно исчез века назад, оставив преемнику пост – никто не ведал, куда, и любое из предположений оставалось ничем не подкрепленными словами.

Рыцарь достал куб, и в лазоревых отблесках разглядел, что очередной красный шарик сдвинулся с места – в сторону от белых. Зачем я отвечаю, подумал волшебник... и сделал ход. А затем кувырок – и сознание вновь затянуло мраком.

 

Между пирамид, возвышающихся горами, я лечу, между пирамид. Их корни утопают во мгле предвечной, никому не видны их корни. Тени жмутся на ступенях, бесцветными призраками прошлого неприкаянные тени жмутся. Я ищу среди них то, о чем грезим мы все, не зная, что это, мечту своего народа я ищу. Она прячется где-то среди темных камней, среди крутых уступов, под основаниями и выше вершин она прячется.

Нашедший поймет и, быть может, станет миром, а может, сокрушит его своим клювом, а может, ничего не случится – никому не ведомо, но в этом заключена истина: нашедший поймет. Мы знаем, что таковы крылья предопределения, и тени каменных гигантов не превращаются в тени сомнений, мы не верим, что правдива наша высота – мы знаем.

Мое оперение пронизывает свет, он превращается в плоть, сливаясь с телом, и далекий жар греет сердце, заставляя его толчками сокращать время, и рвет расстояния бездны мое оперение. Огни небес срываются вниз, кружась в танце, а затем расходятся по бесконечному залу без стен, залу пирамид, за собой ведут разноцветные светлячки – огни небес.

Великий смысл, искомый и непознанный, правит нашим путем, только лишает важности малое, но необходимое, растворяет его в себе великий смысл. Все равно, где и когда искать, сколько оставаться в забытьи там, где жизнь спит, где нет полета и пирамид, где нам все равно. Кто-то должен коснуться перьев и заставить уйти сюда, малую цель дать кто-то должен. Мы несем тех, кто слаб и пуст, слеп и беспомощен, но нам как свет, как луч, привязывающий к звезде, нужны те, кого мы несем. Искры разума не горят – как жаль, что нет у них взглядов, нет мыслей, жаль, что не коснулись их искры разума.

 

Танар начал терять счет прыжкам. Это было не очень приятно, повторять их слишком часто и много. Он шел по тающему следу, по вкусу серы – и не успевал, оказывался на месте чуть позже, чем нужно.

Вот в черноте Глубины таял проявленный заклинаниями отсвет недавнего пребывания Красного. Рассвет, быстрейший из кетсаль, бросался в погоню – и рыцарь находил след отдалившегося противника лишь нырнув дважды или трижды, несмотря на то, что самым тщательным образом держал связи. Будто тот не прятал искусно следы, а перемещался на недозволенную длину – и оставался живым.

Вот произошло очередное дерзкое нападение, а виновник не был пойман. Его прозвище шептали со страхом, а некоторые, кто привык в любом противостоянии порядку видеть благо – с надеждой, хотя прославленный разбойник никогда не подавал повода.

Вот меняются светила. Строгие башни в рыжем свете сморщенной звезды – небольшая колония, земли его ордена. Поселение на деревьях, заросшая лесом планета под лучами Сириуса – приют тех, кому стало слишком много городов на Земле. Узкие улочки гордого аристократичного Катраса – столицы одного из первых заселенных миров. Негостеприимная, холодно-вежливая встреча в ранее мятежной колонии, а ныне независимом герцогстве Маханда, где даже окна домов глядели с подозрением из-под выгнутых бровей-крыш.

И везде – следы, очевидцы, деяния... и только. За ними обоими шла новая легенда о вечной погоне.

Время для рыцаря теперь измерялось ходами партии в шетху. Десятый, четырнадцатый, двадцать первый... В этой круговерти терялись и выцветали воспоминания, и казалось, что он улетел давным-давно и странствует вечно, хотя, кажется, у Люси только еще выходит срок. Ему было страшно – может быть, изнанка Глубины уже губит рассудок?

Красные шары внезапно напали – и на волшебника совершил покушение некий наемник. По поводу тела пришлось объясняться с властями. Алые отступали, перегруппировывались – и долгая погоня, серия прыжков по тающему следу в пространстве, который то терялся, то вновь находился. Танар парировал угрозы, обходил ловушки, пытался атаковать...

Зачем все это?

Потом пурпурные выстроились в боевой порядок. Двадцать пятый ход. Перед Бетельгейзе.

 

Для него здесь всегда будто бы горел закат – звезда даже в полдень оставалась огромной и багровой, словно готовилась свалиться за горизонт. Ее лучи почти не оставляли следов на лицах своими касаниями, и местные жители были бледны, заставляя вспомнить сказку о городе вампиров, но это не мешало им веселиться – волшебник попал на местный карнавал, посвященный окончанию сбора урожая.

Рыцарь ордена в своем неброской серой одежде терялся легко. Он уже встречал двоих «собратьев», которые выглядели куда более величественно и внушительно. Один мог бы затмить белоснежным сиянием центральную резиденцию, если бы не красноватый оттенок светила. Другой щеголял целым набором семиконечных звезд и волшебной палочкой – разумеется, абсолютно ненужной, пальцы куда лучше.

Танар рассеянно улыбался упырям, костюмы которых явно отражали меру счастливого неведенья владельцев об оных; уступал дорогу гномам с прицепленными бородами, что ростом могли потягаться с ним самим – а чародей был высок; вот мелькнуло зеленое и с луком – значит, эльф. Наблюдал пародии на обитателей миров, которых совсем недавно видел воочию.

Люди после тяжких трудов дождались праздника и развлекались от души. Нестройная музыка иногда перекрывала шум толпы. Запах пролитого на землю вина сменился через несколько шагов густым ароматом мяса со специями, а потом ему прямо под нос мальчишка-продавец сунул палочку с жареным на костре местным фруктом – кенчо.

Он купил, но вкуса почти не чувствовал, хотя, наверное, это действительно было бесподобно.

Все веселились, а рыцарь шагал сквозь толпу и очень хотел напиться, чтобы сбросить груз напряжения, незаметно сковавшего его изнутри. Возможно, так и сделал бы, хоть ненадолго отгоняя от себя скапливающееся постепенно помутнение от Глубины – разовым, сильным и более... человеческим, но след был слишком свеж. Сера горчила на языке.

Значит, в вечном вечере, на чужом празднике произойдет их свидание. Но сражение тут немыслимо – сколько будет невольных жертв? Впрочем, сперва нужно найти, а там уж не упустить, а пока надо быть готовым ко всему, к любому ходу.

На площади толпа образовала несколько кругов. В одном из них играл местный музыкант – неплохо, на вкус чародея. В другом кувыркался акробат, собирая пыль на яркий костюм, а третий окружали стражники. Сперва Танар подумал, что тоже карнавальные, но нет – настоящими были и кольчуги, и клинки, и выправка.

– Каждый может показать свое воинское искусство! – кричал один из них – то ли помоложе, то ли погорластей. – Тот, кто докажет, что лучше всех владеет мечом, получит от наместника сто серебряных, и по желанию может быть принят в гвардию его светлости!

Здесь... где-то здесь... Красное? Проклятого цвета было слишком много. Кто-то счел его подходящим к костюму, а кто-то, похоже, подражал знаменитому неуловимому колдуну. Рыцарь скрипнул зубами и принялся оглядываться, плести вязь чар, но многолюдье сбивало ее, мешало точности построения. Кроме того, судя по искажению, был здесь еще кто-то с волшебным даром, кроме преследователя и преследуемого – наверное, придворный чародей его светлости.

Тем временем в круге сошлись двое, которым дали затупленные стальные мечи, и теперь они силились вывести противника из строя или добиться его сдачи. Большим умением оба не блистали, это чародей мог оценить. Рыцари Глубины учились владеть холодным оружием – и просто сообразно званию, и на всякий случай, но подлинных мастеров клинка среди них не было. В первую очередь они являлись волшебниками, а настоящее искусство бойца требует отдачи и времени.

Напротив появились двое в красном – развелось, заморозь их Глубина! – и Танар только принялся за плетение проверки, как один вышел и, взяв оружие, встал перед победителем предыдущей пары. Высокий. Худой. Горбоносый.

Осторожнее, только осторожнее!

Сердце забилось рыбкой в сетях предчувствия. Медленно, чтобы не заметил!

С первым противником человек в красном справился быстро, со вторым – тоже, а волшебник к этому моменту уже ощущал не только вкус, но и никому не слышный запах серы, и от противника веяло чародейством. Как-то странно, но без сомнений. Он уже подготовил захват...

– А господин рыцарь не желает показать искусство? – оказалось, что боец в круге смотрит прямо на него. Насмешливо, с вызовом. Тоже – узнал, пока Танар прятался...

Позвать стражу? Они в таком бою не помощники, а первые жертвы, вместе со всеми нарядно одетыми людьми. Отказаться? Ничем не поможет.

– Желает, – первый рыцарь-волшебник Глубины принял затупленное оружие.

Драться честно заклинатель не собирался: его задачей было поймать преступника, а не показать мастерство фехтования. Если тот желает бравировать – что ж, это шанс.

Мечи зазвенели, словно жалуясь на свою незаточенность. Судя по первым сшибкам, силы примерно равны – Красный тоже не был универсалом. Сделать ложный выпад, а на самом деле – рубящий по ноге. Противник отбил, но в это время пальцы левой руки Танара уже плели петлю, губы чуть заметно изогнулись, выпуская неслышное слово. Надо заставить потерять равновесие, оглушить ударом меча по голове – без всяких эффектов, голая практичность. Но незримый нож перерезает незримое лассо, и устремляется в ногу; на губах врага – насмешка. Уже не петля, а плотная ткань легко сметает нож и норовит хлестнуть по лицу соперника – только вот порыв ветра вовремя относит ее в сторону.

Странный поединок – зрителям наверняка кажутся неловкими многие движения. Они не знают, что эти двое могут уничтожить их всех быстрее, чем прозвучит крик «На помощь!». Но вызов брошен – вызов принят. Сшибаются клинки, высекая искры, а настоящая борьба никому не видна.

Как странно он ухитряется колдовать – не уловить движения пальцев, губы то и дело кривит усмешка – и ничего больше. Замедлить его движения, заставить ощутить себя в густой патоке. Не проходит, но не останавливаться – немедля, вернув шероховатость ставшей вдруг скользкой земле, попытаться отвести в сторону чужую руку!

Почему замерли на губах слова, почему перехватывает дыхание?! И почему колдовская удавка протянута со спины? Горло сдавило, пришлось откинуть голову назад и чудом парировать удар, нацеленный в висок. Даже на помощь уже не позвать, а убить можно и тупой сталью...

Белоснежный оскал зубов, которые давно перемололи жалость. Уверенность в себе. В себе?

Пальцы рыцаря сплелись в кулак, ногти глубоко впились в кожу, оставляя на ней окровавленный символ. Петля ослабла, позволяя рухнуть на колени, полоса металла пролетела выше, и колдовской удар навстречу ей пришелся над головой Танара в грудь горбоносого и вышиб из легких воздух. Рыцарь воспользовался мгновенным замешательством, окончательно сдернул удавку. Затупленная сталь подрубила колено противника и, пока тот падал, волшебник уже обернулся, подхватывая волшебную связку, которую было почти невозможно заметить, не догадавшись о ней.

И встретился взглядом со вторым человеком в красном, товарищем подошедшего, на которого раньше почти не обратил внимания. Среднего роста, статный, холеное лицо, короткие усики. И вкус серы был его вкусом, а способности высокого – лишь умело передаваемой иллюзией.

Тот, кого искал рыцарь, повернулся и кинулся бежать, сделав перед этим странный жест-знак. Будто выдернул что-то. Танар бросился за ним – и потерял несколько мгновений на объяснения с недоумевающим стражем, но яростный шепот – именем короля! – возымел действие.

Знакомая фигура то и дело мелькала перед ним среди толпы, вот людей стало меньше – они выбежали на окраину. Красный – настоящий Красный – завернул за угол высокого особняка... Когда Танар добежал до поворота, площадка перед забором была пуста, и только таяли штрихи второпях набросанного знака...

– Он ушел в разрыв Глубины, в прыжок, – сказал волшебник вслух, словно иначе не мог поверить. – Не взлетая с планеты. Это невозможно. Но он ушел.

Следов ожидавшего кетсаля тоже не нашлось – но, видимо, место было слишком утоптано, чтобы когти огромной птицы сколько-нибудь заметно повредили землю.

Он вернулся на площадь, где сообщника до его прихода должна была задержать стража. Воины отгоняли толпу от места поединка, и когда рыцарь добрался до него, то увидел, как вызванный лекарь пытается вдохнуть жизнь в безнадежно мертвое тело. Самым значительным обнаруженным повреждением было колено. Вспомнился жест Красного, рывок за нить... Что ж, этот ничего не скажет.

Перед тем, как вновь найти след, заклинатель достал куб шетхи и сделал очередной ход.

 

Характер партии изменился – от стратегических построений она перешла к взаимным попыткам поймать на тактику, быстрым атакам и контратакам. Характер погони – тоже: теперь Танар все время чувствовал близость своего противника, они рыскали по пустынной черноте межзвездного моря, путая след, иногда было неясно, кто же за кем гонится. Преобразился и характер волшебника – прежде спокойный и рассудительный, теперь он горел лихорадочным возбуждением и ненавистью к человеку, который уже, казалось бы, вечность заставляет его длить бессмысленный, беспорядочный путь.

Чародею снилось, что он превратился в ледяного рыцаря, и обречен холодной статуей до скончания времен пересекать просторы межпланетной пустоты. Он старался реже спать.

Во время коротких остановок на обитаемых планетах Танар был раздражителен и избегал общения с людьми. За углом мерещилась Глубина, а в ней – чужой шепот. Он разговаривал с Рассветом, который немного успокаивал своим всегдашним спокойствием, пусть даже идущим от равнодушно-туповатой сонности всех кетсаль.

 

На тридцать шестом ходу он вынырнул там, где Глубина была густой и засасывающей. Болото, трясина, и центром ее была мертвая звезда, которая отдала огонь до конца, и теперь, рухнув в себя, сжирала все вокруг, превратившись во врата бездны. Непроглядно-черная. Казалось, будто кожи касаются чьи-то холодные пальцы, рисуя погибельные знаки на теле.

Потребовалось стиснуть зубы, чтобы сразу же, без проверки, не бежать. И почти немедленно пришло понимание – он здесь. Нестерпимо жгло язык, сердце билось неровно, как будто после долгого бега. Жалкие, не съеденные пропастью остатки света были слабы, и пальцы сыграли на струнах Глубины, помогая видеть ясно и приближать отдаленное.

Багряная точка стала больше далеких солнц, различимой – всадник и сам спешил навстречу.

Всадник?

Стройная фигура плывет, окруженная защитой, как и Танар, плывет, не шевеля руками, чтобы преодолеть волны пространства. Сама по себе, без орла времени.

Морок – подумал рыцарь. Это заклинание сбивает меня с толку, как тогда, под лучами Бетельгейзе. Или я сплю. Или сошел с ума.

Ногти впились в ладонь, потом губы прошептали слова. Чародей не спал и не видел иллюзию, а если и лишился рассудка – этого было не узнать. Оставалось лишь верить себе.

Звуки умирают здесь, не рождаясь, но знаками можно не только колдовать, но и обмениваться. Красный остановился напротив, и его рука вывела оставшийся сиять алым, как кровь, иероглиф языка, на котором пишутся волшебные книги.

– Удивлен?

Рыцарь был все-таки не в себе, ибо вступил в безумный диалог:

– Как тебе это удается?

– Ты неверно формулируешь вопросы, – завернутый спиралью хвостик символа, значок иронии. – Надо спросить – кто я?

– Убийца. Разбойник. Чародей. Что я упустил?

Беззвучный смех преобразил лицо с тонкими усиками до неузнаваемости. Действительно до неузнаваемости... и только ли смех? Изящный нос рос, изгибался, твердел. Кожа и одежда раскрылись фонтаном перьев, когти вышли из лап. Исчезла волшебная защита. Короткая цепочка мгновений – и на волшебника смотрел огромный кетсаль, красный горб на спине которого можно было посчитать седоком.

– Оборотень? – редкий иероглиф, редкий случай. Такое иногда случается: волк, медведь, ящер из сирианской колонии, но не...

– Знаю, – клюв оставил умирать в пространстве символ. – Не кетсаль. Абсолютно невозможно. Для человека.

Тело птицы, казалось, разорвалось, расплескалось, разлетелось во все стороны – но пустота не проступила между клочками, плоть будто выворачивалась изнутри. Ярко-алая, как кровь артерий, темно-багряная, как свет старой Бетельгейзе – собственным огнем блистала чешуя дракона.

Не глупого, неповоротливого, травоядного – гибкое тело прирожденного хищника.

– Ты снова спросишь – как? – знаки слетали с трепетавшего языка и складывались в строки. – Я не имею никакого отношения к вашим вьючным животным, когда-то наши предки были родней, но я другой породы. Да, во мне есть кровь людей и орлов времени, для этого пришлось потратить по жизни каждого. Считай это результатом моего собственного эксперимента, моих одиноких изысканий. Все равно их не повторить, я последний из своего народа, и эти чары не годятся для вас.

Могущественные. Исчезнувшие. Истребленные. Оставшиеся лишь в легендах... Танар окончательно рехнулся, но это было изысканное безумие, на пределе бытия, под тьмой звезды, наедине с реликтом былого. Где остался уверенный охотник?

– Не «как», – с трудом шевельнул он пальцем. – Зачем?

– Зачем разговор? Мне интересно, рыцарь, мне хочется тебе рассказать просто потому, что это красиво, – глаза чудовища горели вполне человеческой яростной одержимостью, хвост плескался на фоне бездны, – чтобы ты знал все. Зачем я здесь? Подходящее место, надоело бежать, и белые в партии сцепились с красными. Еще не догадался? Это игра, и я рад, что ты не проиграл раньше. Мне не нужны грузы и письма, я должен стать победителем.

– Игра? – измученному рассудку это не казалось столь глупым и нелепым, как могло бы. – Ты нападал, убивал, грабил – ради игры?

– Ради Игры, – знак взвивается пирамидой среди хижин, перекрывая остальные размером. – Что еще остается последнему? Или ты так глуп? Из-за чего богачи собирают деньги? Нет, я не о купцах, мечтающих о новом доме, куске земли или покупке титула. Я о тех, кто мог бы приобрести планету. Зачем им лишний мешок золота? Ни дети, ни внуки не ощутят разницы. Только чтоб опередить другого, у которого состояние на полмешка меньше. Зачем твоему королю еще одна планетка? Он станет от нее богаче, могущественнее? Или жизнь его подданных сделается лучше? Просто запись в списке триумфов. И не только сильные мира сего! Мужчина, хвастающийся умением перепить всех. Женщина, добивающаяся, чтобы ей вздохнули вслед даже те, к кому она вполне равнодушна...

Танар смотрел, а дракон чертил и чертил символы – казалось, его так же душили молчание и одиночество, как и самого волшебника последние недели?.. месяцы?.. ходы?.. Он был прав, наверное, до холодка прав – отсюда мир виделся совсем иным.

– Легенда – о неуловимом, непобедимом – идет за мной. Ради нее, и ради внутреннего сознания торжества. В Глубину золото – я хотел стать лучшим. Победить тебя.

– Меня?!

– Я первый среди отступников, умеющих пересекать пространство. Ты первый рыцарь Глубины, воспетый в сказаниях, отмеченный славой. Первых не может быть двое. Победа над тобой – выигрыш.

– Я устал. Прекрати, запиши себе триумф, и...

Рука волшебника коснулась спины кетсаля. Безумие пора прекратить. Сейчас тот кувырнется, еще один прыжок... Дракон открыл пасть, и клочок бесцветного пламени, не затронув ничего более, слизнул знак.

– Нет. Мне нужно твое тело, оставленное на одной из планет, чтобы знали все... А потом... я еще не решил. Здесь нельзя встать из-за игорного стола.

– Почему же ты сбежал у Бетельгейзе?

– Ты разрушил связь, ослабив меня. И ты сделал хороший ход – я отступил.

Склонив голову, восхитился Танар этим утонченным сумасшествием, в котором было больше честности и смысла, чем в ином здравом рассудке. Он испытал сочувствие. Поблекли смерти, которые он помнил, поблек образ слепого, искалеченного заклинателя. Была лишь Игра – грандиозная и величественная, стоящая жертв. И еще одно.

Пальцы и губы, будто в мелодии флейты, слили свои усилия – сорвался вихрь ледяных стрелок.

Так и осталось несказанным: да, но понимаешь, мне нужно вернуться домой...

Хвост оборотня, написав иероглиф, смахнул маленькую метель, пытаясь отослать ее отправителю, но чародей уже наносил следующий удар, соткав сеть с узлами-шипами. Здесь не было никого и ничего мешавшего развернуться во всю мощь. И он должен был убивать.

Изрыгнутое Красным пламя сожгло нити, уничтожило иглы, хлестнуло по защитному кокону, который тут же начал плавиться – а его пришлось расширить еще на Рассвета. Быстрый символ врат – и, собрав душу атакующего пламени, чародей швырнул ее в глаза дракону – наверняка единственное место, которое у того могло пострадать от огня. Защититься от собственного жара было нетрудно, но это дало время сменить положение – и атаковать сбоку, потому что волшебник был меньше и маневренней. Вправо, влево, теперь вниз – разумеется, воображаемые, ибо не было в Глубине, в пустоте ни верха, ни низа... Увернуться и атаковать – ведь в такую тушу не промахнешься.

Разгадав тактику, соперник вновь сменил облик. Всадник на боевом орле времени и парящая в пустоте человеческая фигурка закружились друг вокруг друга, как два центра маленькой Вселенной.

Атака, контратака, невидимая стена приняла удар молнии и обрушилась на врага. Но свет далекой звезды вдруг стал острым копьем, и пробил плащ темноты, царапая бок. Перед глазами проплыл выроненный игровой куб – от сотрясения рычажки сдвинулись, и белые сделали ход, но не было времени и желания разбирать – какой.

Силы уходили очень быстро, как будто обычно чародей проливал воду волшебства на землю, а сейчас – в раскаленный песок. Они утекали ручьем – туда, откуда не исходило ни капельки света. Черная мертвая звезда пила заклинания, больная ненасытной жаждой.

Озарившись пониманием, Танар сменил тактику на маневры, стараясь, чтобы противник был ближе к прорехе в Глубине. Еще ближе. И в то же время – не перейти черту, за которой ничто не поможет вернуться. И когда вдруг очередное колдовство стекло с чужих ладоней впустую, унесясь в прорву – на них сомкнулись заготовленные тиски. Неслышный, беззвучный хруст – обе руки повисли бессильно, а рыцарь ударил ледяным копьем... в кашу выворачивающегося из себя тела, и еще раз – в брюхо слабеющего дракона.

А потом его кокон сжал гигантский хвост – не сдавливая, но цепляя, а изломанные крылья потянули обоих к горизонту безысходности. Захрустел вращавшийся в круговерти редкий, драгоценный куб, рассыпая шары, которые закрутились облачком – и тут же возле Красного лопнул его двойник. Не достигнув победы, противник сводил игру вничью. Теперь уже чары Танара пропадали, утекали, он был не в силах освободиться.

Рука задела рукоять... рыцари носят мечи! Удар, в который вложена сила отчаяния, другой, третий. Изрубленное кольцо ослабло, и волшебник послал Рассвета прочь, прочь от гибели.

Прочь!

Поздно.

Мертвая звезда сильнее, втягивая в себя всё, и напрасно взмахивают крылья, впустую пропадают знаки... Распадается пространство, распадается время, пожираемые голодным равнодушием, сейчас распадется он сам. Рука конвульсивно сжимается на чем-то, на мелком осколке реальности, вот-вот погаснет разум, исчезнет кокон, а Танар не проживет и секунды.

Мир убивающий, мир, живущий по иным законам.

Еще не там, уже не здесь, на границе разных способов бытия и небытия – не определить, где кончается одно и начинается другое.

Между пирамид, возвышающихся горами, я лечу, между пирамид... Мое оперение сверкает, вбирает мир мое оперение. Что-то не так здесь – будто смешались мое бодрствование и мой сон, что-то не так. Живая тень корчится на уступе, не из моего народа живая тень...

– Кто ты?

– Кто ты?

На изломанной грани Глубины мысли сплетаются в пароксизме узнавания.

– Ты разумен?

– Ты разумен?

То, что было долго рассказывать – раскрывается в мгновение, и то, что сейчас не время – тоже.

– Держись!

И Танар вкладывает все в кокон, а Рассвет бросается вперед, в черную бездну, которая разрывает тело оборотня, и в необходимость и смысл рывка можно только верить, хотя нельзя осознать – но можно почувствовать другое.

Разве объятия мертвой звезды – высокая цена за миг понимания?

 

Там, где они вынырнули, было очень темно. Лишь далеко-далеко, еле различимое глазом, горело скопление огоньков, складывающееся в спирали. Танар раньше никогда его не видел, но знал чужим, непонятным пока знанием орлов времени, которые воспринимали все иначе, что среди них затеряны Солнце, и Сириус, и Бетельгейзе. Знал, что до них невообразимо далеко, и достигшее сюда главное волшебство светил – огонь, дарящий свет и тепло – сорвалось оттуда многие тысячи лет назад, когда люди еще не строили городов и не плавили железо. Что невозможно в течение жизни долететь прежними прыжками.

– Ты готов?

– Да. Успеем?

– Да.

А еще он знал, что теперь ему не надо ограничиваться привычными расстояниями. Там, где крошится мир и нарушаются законы, мысли человека и кетсаля намертво проросли друг в друга, и эту связь не разорвать. Одно сознание будет служить опорой другому, не позволяя угаснуть на чужой стороне Глубины.

Танар разжал руку и увидел сжатый в ней белый шарик. Усмехнулся.

Раз он не успел к рождению ребенка – надо не опоздать на годовщину.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...