Густые сумерки сдавили старый город в крепких объятиях. В дебрях корявых ветвей разгуливал ветер и монотонный гул пробивался сквозь стекло кабинета мистера Мориссона на втором этаже. Мистер Мориссон пять лет состоял главным врачом Пристоновской клиники для душевнобольных. За этот период он успел повидать многое, и каждая история болезни его пациентов привносила что-то новое в его историю. Историю его жизни, надо полагать. Как бы то ни было, сейчас его грузное тело утопало в мягком кожаном кресле, а внимательные добрые глаза в оправе венца морщин разглядывали изможденное лицо недавно поступившей пациентки. Высокая стройная блондинка. На вид около двадцати. Хрупкая и уставшая. Сидит в неестественной позе на стуле. От предложения перейти на диван отказалась. Руки дрожат и мнут несуществующий листок бумаги. Первоначальный диагноз – шизофрения, но Мориссон сомневается в этом. Доктору уже приходилось иметь дело с людьми, которые в силу особого склада натуры, чаще всего чувствительной и одаренной, создавали в голове мир грез, который потом считали единственной реальностью. Он рассчитывал быстро поставить диагноз, назначить лечение и успеть на последнюю электричку, отходящую с вокзала Мелдрудж в восемь вечера. В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь тиканьем настенных часов да свистом ветра за окном. «Скорее всего, пойдет дождь» – подумал Мориссон и обратился к сидящей напротив девушке:

– Полное имя

– Мари Эжжделай Маногири.

– Откуда родом?

– Город Аййрута, недалеко от Ниитари.

– Конкретнее, пожалуйста.

– Аййрута, Ниитари, Аннатория, планета Фитори, – она выделила последнее словосочетание и скрестила руки на коленях. Её грозный взгляд буравил Мориссона. Доктор пропустил строчку – «Адрес».

– Так, ладно. Родители?

– Магда Эжжделай Кассати. Отца не помню.

– Год, число, месяц рождения.

– Сорок седьмая деяда двести пятьдесят четвертого года Улисса.

Доктор отложил в сторону блокнот:

– Мари, такого года… вернее – все, что вы сейчас сказали – это полный бред. Чем больше достоверных сведений дадите, тем лучше будет для вас. Неужели вы не хотите, что бы вас навещали родные или родственники?

– У меня нет родных. Они умерли или остались в том мире, откуда я пришла. Я хочу домой, – она сжала пальцы в кулаки так, что побелели костяшки.

– Я тоже не собираюсь держать вас здесь вечно, Мари. У меня много пациентов, которые требуют неотложной помощи. Мне не доставляет большого удовольствия сидеть с вами ночью в больнице, поверьте. Но для того, чтобы выпустить вас из клиники, мне необходимо установить причину, а после вылечить вас. Вы все время молчите или говорите такое, что кажется алогичным здравомыслящему человеку.

Она демонстративно отвернулась и стала смотреть в холодную пустоту окна. Мориссон решил зайти с другой стороны.

– Допустим, вы говорите правду…

– Я не лгу… – перебила Мари. Её непослушные локоны колыхнулись.

– Допустим. Вы помните свой последний день там? Опишите все, что с вами происходило.

– Я уже говорила врачам, – ее глаза злобно сверкнули. – Сколько можно меня мучить!

– Расскажите еще раз, не опуская деталей. Это необходимо, чтобы выяснить причины теперешнего состояния.

Девушка заерзала на стуле. «Еще чуть-чуть и сорвется в истерику!» – подумал Мориссон, но на его удивление Мари внезапно успокоилась и смотря куда-то мимо доктора, словно провалившись в транс, неспешно предалась воспоминаниям.

***

В тот день мы гуляли с Магдой по северному мосту через Энрос – так называется река на окраине Мастерстауна. Магда – это моя прамать, ей всего около ста тридцати, но выглядит она намного старше. Был серый пасмурный день и башни Тони лежали в густом тумане. Город был охвачен тревогой, и в последнее время все обсуждали только одно – вымирание нас, лиото. Страшная напасть, подобная чуме, поразила жителей. Везде становилось опасно, особенно по ночам. Будто весь мир ополчился против нас. Мы пытались поддерживать род, выжить во все обостряющемся незримом противостоянии. Сегодня вечером должно было состояться собрание у стен старой школы.

– Скоро мы все уйдем, – Магда старалась держаться весело и уверенно, но я знала, что её гнетет страх и тревога. – Ты станешь взрослой и будешь сама определять свой путь.

Я с удивлением и тревогой посмотрела на неё. Нутром чуяла – что-то серьёзное случилось. Магда стала тише, отводила взгляд, чаще стала прятать глаза в землю, будто съежилась, согнулась. "Сломалась" – подумала я, глядя на её лицо цвета сырого песка. Я давно заметила перемену. Её чёрные блестящие волосы потускнели, и одежду она стала носить более закрытую, что не свойственно женщинам лиото.

– Что происходит, Маг? – спросила я, зная наперед что, сейчас она начнёт придумывать оправдания, отмалчиваться или пытаться перевести разговор в другое русло. – Ты изменилась. В чем дело?

Вместо ответа Магда задрала кофту на спине и я увидела чёрные дыры, прожигающие её кожу и внутренности. Это означало, что жить ей осталось недолго, дня два-три, пока видение разъест тело и высушит душу, и мерзкая чёрная пыль разнесется по ветру над сине-голубыми пастбищами Арраса. Я умолкла. У нас не принято утешать, подбадривать тех, кто наполовину уже растворился в ночи. Шипящий свист западного ветра ворошил пустые пакеты и банки отравленной оранжевой жидкости. Мы молча гуляли в тот тусклый день, словно в последний раз, и небо посыпало пеплом наши головы. Когда сумерки спустились над холодной землёй, я стояла возле пивных киосков на входе в школу. Собралось множество юных лиото, и так как я была молода и красива, их взгляды скользили по моей стройной фигуре. Это приятное чувство, когда ты выгодно выделяешься среди ровесниц и не обделена мужским вниманием. Я держалась гордо и надменно, имела право на это. И в то же время остро ощущала, что все напряжены, подавлены и нервничают. Воздух был раскален тревогой, несмотря на предвечернюю прохладу.

– Привет, – чья-то массивная ладонь легла на плечо, и обернувшись, я поздоровалась с Миком, забытым другом детства и юности.

Неожиданно было встретить его здесь, такого большого и нескладного светловолосого увальня. Зазвучала музыка прощания с юностью. Тихая, печальная, она проводила нас в бой, знаменуя неумолимое взросление и скорую старость. Говорят, видения касались только взрослых лиото и только они ценили каждое прожитое мгновение жизни как бесценный подарок судьбы. Я положила руки на плечи Мику, и мы, прижавшись друг к другу, словно пара несрезанных пшеничных колосьев в лучах закатного солнца, качались в такт несложному ритму.

– Ты стала такой красивой, – сказал Мик. – Я помню тебя ещё маленьким веснушчатым чертенком. Помнишь, как мы бродили в зарослях осота, и ты обзывала меня бочонком на прыгающих ножках.

– Помню, – ответила я, и внезапно почувствовав себя маленькой, покинутой и одинокой в огромном жестоком мире, склонила голову на его мягкую теплую грудь, пытаясь скрыть слёзы, катившиеся по щекам.

Тьма приближалась с севера и пора было начинать обряд Становления. Музыка исчезла и мы, оставшиеся в живых лиото Мастерстауна, чуть больше шестидесяти человек, устремились в тёмные коридоры школы.

Живой поток занес меня внутрь, и мы с Миком очутились в маленьком помещении. Сбившись в кучку возле стола, лиото дразнили маленького Читори. Читори – это такой зверек чуть больше крысы, с лохматой рыжей шерстью и очень агрессивный. Черноволосый худой парень надел на руку железную перчатку и атаковал Читори. Маленький сорванец пытался укусить обидчика, яростно нападал, все вокруг смеялись. Внезапно лиото схватил зверька и сжал его так, что я услышала треск ребер, перекрываемый оглушительным ревом и аплодисментами ровесников. Мне стало противно смотреть на раздавленное тельце Читори и я выскользнула в коридор, натолкнувшись на подругу Фии. Мы хотели попасть в актовый зал, но по пути замигали лампы и началась паника. Кто-то крикнул: «Стражники идут!» и буквально через пять минут появились Гонцы – предвестники Тьмы. В полностью закрытых костюмах и масках с серыми озерами стекла вместо глаз они наводили дикий ужас. Их руки, в резиновых перчатках, крепко сжимали длинные шесты, которыми они зажигали и гасили лампы.

Дальше все слилось в мешанину событий и видений. Мы с Фии и еще несколькими лиото бегали по лестницам и лабиринтам коридоров, пытаясь скрыться. Где-то на углу я заметила мертвого парня, его глаза были широко раскрыты и залиты тьмой, а бледно-синий цвет кожи не оставлял сомнений, каким способом умер ровесник. Я бросилась прочь и в одном из переходов потеряла Фии. Крики доносились со всех сторон, отчаянные, приглушенные, полные боли. Единственное, что хотелось мне в тот момент, найти Мика. Вместе мы могли бы отыскать выход к рассвету. Я потеряла счет времени. Казалось – прошла вечность. Постоянно перемещаясь, я даже упустила момент, когда погас свет. Сердце учащенно билось и вбежав в очередную комнату, я поняла, что зашла в тупик. Впереди не было выхода и я, прислонив руки к стене, мысленно создала проход. Дверца получилась маленькой, в половину моего роста и я еле протиснулась внутрь.

– Вы создали дверь усилием воли? – доктор Мориссон черканул несколько строк в небольшой кожаный блокнот, лежащий у него на коленях.

– Да, – Мари напряглась и враждебно уставилась на доктора.

– Продолжайте...

Там была комната. Просторная, светлая, множество парт, окрашенных зеленой краской. Я почувствовала облегчение и вдруг сообразила, что тьма отступает. Мне захотелось побыстрее покинуть школу, и я подошла к окну. То, что я увидела, шокировало. За окном раскинулась совершенно иная реальность. Высокие большие дома по девять этажей. Рядом, по-видимому, располагался детский сад. Дети играли в траве. Я была потрясена. Какие яркие краски! Вы не поймете меня, но ТАКОЙ зеленой травы и таких удивительно-утонченных прекрасных цветов я никогда не видела. Они были огромны, неизвестный вид, красные, белые, желтые, всех оттенков радуги. Их огромные нежные лепестки тянулись навстречу к солнцу. Рассвет представлялся волшебным зрелищем. Оранжево-желто-розовые лучи, проглядывающие сквозь плотную пелену травы, отражались в каплях росы. И на их фоне дети с совершенными лицами. Не верилось, что такие божественно правильные черты может сотворить природа. Я попыталась открыть окно, а когда оно не поддалось, разбила стекло и спрыгнула на влажную почву. Подошвы ног соприкоснулись с мокрой землей. Я поспешила к детям. Двое умилительных с виду созданий, темноволосый мальчик и девочка с двумя желтыми косичками, сидели на траве. Помню, на девочке было белое платьице в горошек, а на мальчике синяя рубашка, заправленная в черный облегающий комбинезон. Я приблизилась к ним и кротко сказала:

– Привет.

– Привет, – улыбнулся мальчик, и что-то в его улыбке смутило меня.

– Где я? Как мне выйти отсюда? – задала я очередной вопрос и тут словно гром грянул посреди ясного неба. Только потом до меня дошло, каким неправильным было там окружающее пространство. В полный рост я была для них размером с Читори в нашей Вселенной.

Девочка улыбнулась и хитро посмотрела на мальчика. Он ответил ей взглядом, полным лукавства и потом обратился ко мне. В этот момент его можно было сравнить со змеей, готовой схватить беззащитную добычу. Взгляд его зеленых глаз, узких, холодных, беспощадных и злых был переполнен ядовитой насмешкой. И я мгновенно осознала, почему мне не понравилась их улыбка. Она была плотоядной.

– Это наш мир, – ответила девочка. – И ты никогда не выйдешь отсюда. Мы едим таких, как ты.

А потом...потом... мальчик разинул пасть, полную острых зубов...и....и...

Ее хрупкие плечи содрогнулись и, закрыв лицо ладонями, Мари глухо разрыдалась.

– Я умерла там, – слова выскакивали, словно выстрелы из духового ружья. – А теперь я очутилась здесь, в проклятом месте, где мне никто не верит и не хочет помочь вернуться обратно. Если бы я тогда встретила Мика. Мы смогли бы найти выход. Мы бы спаслись.

– Сомневаюсь, что вы мертвы, – ответил доктор Мориссон. – Ваша история напоминает ужасный сон. Вам только осталось проснуться, Мари. Вы в своем сознании остались там, а проснуться нужно здесь, на земле, и стать полноценным членом общества.

Он мельком взглянул ее личное дело в графе семейное положение и возраст.

– Вы молоды, Мари, красивы и полны сил. Станете прекрасной женой, у вас будут дети и вы будете жить счастливо. Найдете работу. Вам только нужно проснуться, Мари. Понять, что ваш мозг невольно создал фантазию, в которую вы неосознанно поверили и считаете её действительностью. В вашей голове все перемешалось. Возможно, это явление возникло на основе психологической травмы детства или сильного стресса. Мне нужно знать, докопаться до причины состояния и я помогу вам, Мари. Осталось лишь протянуть мне руку навстречу.

Она округлила глаза и в ужасе оттряпнула от доктора. С грохотом опрокинулся плетеный стул. За окном ударила молния.

– Вы безумец! – воскликнула она в истерике. – Безумец. Такой же, как все вокруг. Я НЕ СПЛЮ, если вы можете меня понять. Это ВЫ находитесь во сне сейчас вместе со мной и нам нужно разорвать замкнутый круг и выбраться отсюда.

Доктор покачал головой.

Бесшумный рывок и Мари стоит на подоконнике, отчаянно пытаясь высадить окно плечом. А через пять минут два огромных санитара тащат сопротивляющуюся и кричащую девушку обратно в палату, где ей сделают успокоительный укол и она заснет до следующего утра. Или до следующего сеанса.

«Как жаль» – подумал доктор Мориссон, складывая папки с делами к себе в портфель, – «Она безнадежно больна. Сомневаюсь, что я смогу ей помочь».

***

Уснул оседланный темнотой город, когда доктор Мориссон поспешно покинул здание больницы. Низкие свинцовые тучи обрушили на улицы лавину воды. Грязная бурлящая вода соединялась в потоки, которые наперегонки устремлялись к сточным дырам, заливали проезжую часть и в диком вихре уносили с собой мусор и нечистоты. Откуда-то сверху долетала ругань ворон. В подъездах надрывно выли собаки. Подняв воротник и покрепче прижав к груди портфель, доктор слабо освещенными переулками добирался до остановки. Чёрной пастью хищного зверя казалась металлическая громада конструкций, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся вокзалом. Когда Мориссон опустился на потемневшие от грязи и наполовину сгнившие доски скамейки под протекающим навесом, он почувствовал, что промок и продрог до костей. Отсутствие людей усиливало чувство страха и одиночества. Небо заливало слезам лакированные ботинки врача. Мориссон взглянул на часы. Он был несказанно рад, когда через десять минут вдали показались огни подъезжающей электрички.

В тёплой кабине, убаюканный равномерным покачиванием и стуком колёс, Мориссон отправился на поиски обрывков книг прошлых жизней. Он находил их везде: в заброшенных садах, в ночном бреду своих больных, в кошмарах суеты, минных полях атомной эры и в тихом шепоте влюблённых. Эти страницы хранились в оставленных кострищах, в женских стонах, в зрачках звериных и цветах мимолетного вдохновения. В какой-то момент доктору почудилось, что он парит над собой и видит внизу тело – грузовой вагон, который стоит в тупике с пометкой "брутто", а под надписью выведено чёрным цветом "перегон". А ещё он был уверен, что уснул в поезде Встречи. И этот поезд мчится с бешеной скоростью сквозь турель в каменоломне. Но когда доктор Мориссон проснется, он окажется в поезде Разлуки. Поезд внезапно съедет с рельс и пропахав колесами усыпанную гравием дорожку, сорвется со скалы в пропасть, в манящую пустоту впустую прожитых дней.

…Я не видел тебя, только слышал

Тихий голос да свист за окном

И пока одевался и вышел

Ты исчез, ты прикинулся сном

И вернулся. Я тоже вернулся

Ждал тебя и бесследно заснул

Друг, прости, я с тобой разминулся

А выходит, что обманул

Чтобы ты не застиг меня мертвым

Надо выйти опять...*

 

Мориссон открыл глаза. «Приехали, конечная» – пробасил над ухом приятный мужской голос. Протерев глаза, доктор разглядел нависшую над ним широкую фигуру водителя. Тот усмехнулся в усы. «Так и жизнь проспишь» – не к месту донеслось в спину спрыгнувшему на тротуар доктору. Уставший и измученный поплелся Мориссон домой. Было уже за полночь, когда его ключ звонко щелкнул в замочной скважине одного из двухэтажных загородных домов Хьюстона. Не ужиная, доктор наспех стащил с кровати покрывало и, раздевшись, завалился в постель. Он долго не мог уснуть, слушая завывания ветра и барабанную дробь дождя по водосточной трубе за окном. Тени призраками отпечатывались на стенах. Постепенно мысли Мориссона переключились на работу и, в частности, последнюю пациентку. «Такое славное милое дитя, – доктор поймал себя на том, что думает о пациентке, как о давно знакомой подруге. – Как жаль, что её нельзя разубедить. Без шоковой терапии не обойтись. Назначить фенобарбитал, валиум»... Ещё одна яркая вспышка молнии одарила комнату. Лампочки зажглись и погасли. И за мгновение до прихода тьмы, Мориссон увидел Гонца. «Тьма приближается» – подумал он и бросился вниз по лестнице на первый этаж школы. Ощупывая руками холодные влажные стены, Мориссон пробирался по коридорам, натыкался на двери. В одном из пролетов он споткнулся о труп молодого парня, перекошенное ужасом лицо которого пустыми глазницами уставилось на стену. Мраморная кожа становилась синюшной. На миг Мориссону показалось, что где-то он уже видел эту сцену, или слышал, и он вспомнил о бедной светловолосый девушке по имёни Мари. Ему захотелось найти её. Где она сейчас? Скорее всего, в просторной комнате с зелеными партами. Мориссон напряг память. Должно быть, это на третьем этаже – решил он и стал подниматься. Крики и шум стихли, и тонкая паутина тишины повисла в воздухе. Запыхавшись, доктор Мориссон зашёл в очередную комнату. За большими окнами без занавесок ночь рассыпала звездную пыль. Доктор обернулся. Дверь, через которую он только что вошёл, исчезла. Он лбом прислонился к стене. В груди кололо загнанное под ребра сердце. Мориссон шумно выдохнул, отодвинулся от стены, закрыл глаза и положил ладони на шершавую поверхность. Он подумал о проходе. Двери, за которой окажется Мари. Девушка, которую необходимо спасти в ночь Становления. Мориссон ощутил, что поверхность дрогнула, нагрелась и отступила назад. Сколько прошло времени, он не помнил. Доктор открыл глаза и увидел высокую худую блондинку в коротком белом платье. Она только что стянула с очаровательной ножки белую туфлю и пыталась каблуком разбить окно.

– Мари! – воскликнул мужчина и сделал шаг навстречу. Девушка замерла. Туфля застыла и выпала из её руки.

– Мик! – она неуверенно покачнулась, не решаясь приблизится к возникшему перед ней призраку.

– Я... Да, это я, Мик! – он распахнул объятья. Девушка радостно вскрикнула и прижалась к нему. Мик ласково гладил её волосы, когда Мари, задыхаясь от слез, пыталась поведать ему о своих приключениях.

– Ничего... Ничего, милая. Нам надо уходить. Ночь скоро кончится и нам нужно выбраться отсюда до рассвета в Мастерстаун, пока не открылись другие измерения, – он схватил её за руку, сильно сжал и подтянул за собой. «Хоть бы успеть» – подумал Мик, когда они бежали, преодлевая сетку коридоров, переходов, пролетов, стен и комнат.

«Мне ничего не страшно, пока я с тобой» – говорил взгляд Мари, когда он оборачивался посмотреть, не отстала, не устала ли она. Ещё один проход созданный ими, вывел на терассу первого этажа. Каменный пол покрылся сотнями трещин. Стены дрожали и меняли свои очертания до неузнаваемости. Здание дышало, разрасталось, съеживалось и, словно конструктор под невидимой рукой, меняло свою структуру.

– Ты веришь мне? – тихо спросил Мик. Осколки стёкла вперемешку с обломками бетона и камней падали вниз и растворялись в предутреннем тумане.

– Верю, – сказала Мари и её твёрдый, полный решимости, взгляд придал ему сил.

– Тогда прыгаем.

Со стороны показалось, словно две тени сорвались с крыши старого дома.

***

Занимался рассвет. Сквозь красно-розовое марево пробивался янтарный диск солнца. Мик и Мари стояли, взявшись за руки, на мосте через Энрос и их взгляды были обращены к новому дню.

– Знаешь, я испугалась, что останусь там навечно, – осторожно вымолвила Мари.

Кто рискнет тревожить видения ночи Становления – такие реалистичные и живые в последнюю деяду триста шестьдесят пятого года Улисса.

– Я рад, что не поверил, будто являюсь старым доктором психиатрической клиники. Он был несчастным и одиноким. Совсем как его больные. В своих снах он искал тот же утраченный с годами смысл, что и они.

– Я погибла бы в одном из видений – отражений нашего мира, если б не ты. Сколько мы ещё проживем, пока Тьма не вонзит свои острые зубы в нашу плоть?

Он взял её лицо в свои ладони и поцеловал.

– Это не важно. Мы пережили ночь Становления и стали взрослыми. Мы вступили в новую деяду Улисса и сколько бы мы ни прожили, мы будем бороться с видениями и ценить каждое мгновение жизни. И жить настоящим. И главное, мы пройдём по этому пути вместе.

*отрывок взят из стихотворения В.Леви «Вдохновение наступает со скоростью смерти».

 

Обсудить на форуме