Чувство долга

Высокий эльф остановился пред особняком, утопающим в цветах гибискуса, настурции и жасмина. Бьорнот по прозвищу Соловей прибыл по просьбе Аотру Имраи – верховного мага Фьяниленда. Особняк был тихим, как всегда: Аотру предпочитал уединение. Только пчёлы и шмели надсадно гудели над благоуханными звёздами садовнического искусства. Между густо разросшимися кустами шиповника виднелась приотворённая калитка – гостя явно ждали.

— Ну, наконец-то, — пробормотал Бьорнот, взирая на жилище самого могущественного чародея всех времён.

Он не был здесь уже более года.

— А ничего не изменилось, — пробормотал он вслух.

Впрочем, глупо было думать, что изменится.

Второе после Императора по важности лицо Фьяниленда обитало в скромном особняке на окраине столицы – в то время как удельные князьки щеголяли баснословной дороговизны дворцами из порфира, яшмы и серебра. Особняк таился на улице Лазоревой птицы, с одной стороны прижимаясь к «Магазину волшебной всячины», а с другой – к заброшенному саду. Яблони и груши источали дивный аромат. Подобная скромность казалась чудачеством; крохотный коттедж казался беззащитным.

Но лишь для тех, кто не умел лицезреть невидимое.

Бьорнот прикрыл глаза и взглянул на поместье внутренним взором.

И охнул.

Магическое зрение открыло взору подобие киселя: сверкающего, густо-искристого. Тончайшие нити силы и бурные реки – алые, синие, золотые ткали над жилищем свой прихотливый узор. Волшебные эманации радужным сиянием окутывали сад; охранные заклятья насыщали воздух подобно туману. Потоки силы впадали в особняк и изливались обратно, вихрились водовороты, вспухали чудовищные пузыри, сотни, тысячи заклятий сливались в плотные сгустки и смерчи – и даже посвящённый не смог бы вычленить отдельных заклинаний в этом невероятном вареве.

— Превеликие боги!

Его достижения в искусстве волшбы заметно возросли – в прошлый раз он не видел и половины.

— Праматерь Аурелин!

Покои мага охранялись тщательнее, чем дворец Императора. Никогда Бьорнот не видел ничего подобного! Для Посвящённого, особняк напоминал вулкан, извергающий из себя истечения невообразимой магической мощи. Магия буквально пропитала воздух. Бьортнот чувствовал себя весьма, весьма неуютно. Чудодейственная сила давила на него, подобно надвигающемуся обмороку – а ведь он едва-едва поднаторел в колдовстве. А что же ощутил бы колдун, который осмелился бы бросить вызов хозяину этого дома? С другой стороны, обычный прохожий эльф, далёкий от всякой волшбы и магического глаза, вряд ли заметил хоть что-либо…

— Что же я увижу ещё через год, — пробормотал фьяни.

Особняк утопал в роскоши рододендронов и гибискуса.

Цвёли розы и жасмин; приятные ароматы разливались по саду. Старые яблони клонили к земле свои ветви. Притаившийся среди них небольшой коттедж казался обычной виллой чудаковатого богача. Он был построен в стиле рококо: стати нагих нимф сладострастно обвивал плющ.

Трудно было поверить – но отсюда, из центра этой магической паутины, тянулись нити во все уголки света, повсюду. Отсюда Великий Магистр управлял Империей. Его незримое присутствие ощущалось везде, где только умение Аотру Имраи могло быть полезно для страны. Бьортнот А’Сколь знал это точно.

Остановившись у крыльца, он слегка поклонился.

— Я прибыл по вашему повелению, Верховный маг.

Двери открылись сами собой, пропуская гостя.

Проще было бы содержать пару слуг в ливреях – и большинство магов так и делали. Зачем тратить крупицы Силы, куда более драгоценные, чем золото и серебро? Но Верховный не боялся растрачивать Силу по пустякам. А’Сколь отряхнул ботинки о порог, и вошёл в просторный зал. Мудрецы древности улыбнулись ему с картин, а ноги утонули в густом ковре. В особняке было пусто; не было ни подобострастно-угодливых слуг, ни услужливых рабынь из племени людей. Великий маг жил один. Лишь магические создания – бесчисленные паки, брауни и домовые прятались по углам. Краем глаза Бьорнот заметил кое-кого из них. За шторами намечалось смутное движение. На люстре, не таясь, раскачивался полупрозрачный бесёнок-проказник.

Парень махнул ему рукой.

— Заходи, заходи! — гулкий голос повстречал его раньше, чем хозяин дома.

— Иду, — шепнул посетитель.

Поднявшись по лестнице и пройдя анфиладу комнат, отличающихся роскошью и изяществом, Бьорнот, сын Итрина, вошёл в гостиную. Аотру сидел в кресле лицом к гостю. Его седые волосы рассыпались по плечам, а черты лица ещё больше заострились с тех пор, когда он виделись в последний раз. Он был облачён в скромную синюю мантию. В руке у него был мундштук, а на ногах – забавные чувяки. Никто не знал, сколько Верховному Магу лет. Да он и сам с усмешкой подтверждал слова остряков: «Да, дескать, забыл уж и сам, за делами, на имперской службе». Но одно Бьортнот знал точно: его наставник пережил восемь императоров Эльфляндии-Фьяниленда.

И это только на посту Верховного Мага!

А ведь и стал им не в двадцать лет…

Судя по древним летописям, Аотру Имраи перевалило за тысячу. Он участвовал в войне Кланов, пережил Зубастую Зиму 2078-го года и встал на сторону Алого Императора во время войны Старой Смуты.

Век Перворождённых долог.

Но даже он не вечен.

Не многим удаётся разменять шестую сотню. И никто и никогда не разменивал тысячу лет. Даже северные эльфы не живут так долго. Сами Императоры, в крови которых текут светлые голубые струи крови Богов, не живут больше восьмисот лет. Но Верховный на то и Верховный – у него свои секреты и тайные знания. При виде старого улыбчивого кудесника Бьорнота охватила странная смесь чувств. Хоть и часто он выполнял поручения мага, но посещать его покои и видеть его отеческую, чуть грустную улыбку ему доводилось лишь в пятый раз. Аотру был отшельником: он не принимал участия в торжественных парадах, его не видели в Тронном Зале. Имраи мог управлять Империей, не вставая с кресла, быть закулисным владыкой всего Фьяниленда – но не стремился к этому.

— Вот и ты, А’Сколь. Заходи, заходи, — хлопнув в ладоши, Имраи улыбнулся.

Лабиринт теплых морщинок разбежался от его глаз.

Двери затворились, скрипнув напоследок; с резким щелчком повернулась ручка. Магическим чутьём князь ощутил, как свирепые грифоносфинксы бросились охранять захлопнутые врата: теперь их никто не подслушает. А, если какой-то безумец и осмелится – «эссенции охороны» доберутся до несчастного в считанные секунды – по им же самим протянутым магическим нитям.

Эти бесплотные создания беспощадны.

Да и кто осмелится? Все, кто были такие, перевелись.

— Садись, А’Сколь, садись, — старый волшебник подвинул ему кресло. Не шевельнув и пальцем, разумеется. — Молодец, что Цветок Бузины привёз, очень нужная вещь, весьма нужная… Расскажи мне, как ты её добыл?

— О, это было просто, — шутливо отдал честь дворянин. — Королевна тёплых Земель такая хохотушка! Однажды она устроила конкурс на то, кто насмешит её до упаду. Я записался в очередь скоморохом…

— Да ты присаживайся, в ногах правды нет.

Бьорнот охотно опустился в глубокое кресло.

— Расскажешь поподробней?

— Да с превеликим удовольствием! Словом, веселил я её веселил, и пригласила она меня во внутренние покои. А там у неё – ванна, плёточка, служанки… Большая затейница оказалась Королева Алумбе!

***

О многом они ещё говорили – о делах Гунгиннивьерда, о набегах лохланнахов, что участились из-за снежной зимы, о торговле в Ланде, о бедствиях фьянов – жителей Фьяниленда, о Скомунде, Императоре, о Эпоне и Бранвен, подругах Бьорнота. Нам это без надобности, да, думаю, и не интересно. Почтим же вниманием их компанию, когда, допив второй кувшин лётиоланского и, традиционно, сыграв в аннидигердские шахматы (князь не оставлял надежды сыграть вничью с колдуном, вот уже в пятый раз), фьяни молча наслаждались тишиной и покоем. Они сидели в креслах, ничего не делая, ни о чём не думая, как умеют активные деятельные люди, чья жизнь постоянно проходит в заботах и тревогах. Взгляд Бьорнота бесцельно блуждал по гостиной. Он поёжился. Со вздохом поставил на стол кружку с лётиоланским на самом дне, которую вертел в руках.

Пора была решаться.

— Один вопрос мучает меня, — проговорил он, взирая в потолок. — И мне я должен получить на него ответ. Это вопрос из тех, что не всегда стоит задавать, но знание это подобно отраве – оно кусает и мучает меня. Словно змея, пригретая на груди.

Он выпрямился в кресле и чуть склонился вперёд, заставив себя посмотреть прямо в глаза Аотру:

— Учитель, тогда я был молод. Это случилось пятьдесят лет назад.

Волшебник вздохнул.

— Продолжай.

— И тогда я увидел кое-что, что не предназначалось для моих глаз.

Бьорнот помолчал.

— Когда давно, орки с Пепельных Равнин напали на нас. Они были подобно чуме, смертельному яду, что изливался на зелёные долины Симпайи с Отравленных Гор. Смерть и горе несли они.

Колдун вздохнул.

— Так всё и было.

Бьорнот продолжил.

— Они были хуже диких зверей; чувство жалости не было ведомо им. По ветру пустили они города Лейфан и Тагалау, и дым пожарищ надолго осел горечью в наших сердцах.

И собрались войска Империи, цвет Фьяниленда, на Равнине Скорби, между горами Заката и Рассвета. И столкнулись две армии, и пламя драконов и ярость грифоносфинксов, и клинки отважных воителей и вся мощь чёрной магии. Мы победили, откинув захватчиков обратно на бесплодные равнины Выжженного Плато. Но нелегко нам далась эта победа. Немало отважных витязей полегло на ущельях в тот день и ту ночь.

И он замолчал, и царила в комнате тишина.

— И я видел, как сразили вас в Пепельной Битве заговорённым оттраманским клинком. Моих слабых способностей хватило, чтобы учуять эту могильную магию. Король-колдун, оживший мертвец, всадил вам клинок в грудь – клинок, что выпивает самую жизнь, призрачный клинок Смерти, что выкован был в Царстве-под-Землёй.

— Да, так и было.

— А потом были празднества, и горе мы утопили в вине, и крики радости заставили нас забыть о том, что утрачено. Лейфан и Тагалау возродились, подобно фениксам, став ещё прекраснее, нежели были. Много воды утекло с тех пор. Но одна лишь мысль не даёт мне покоя.

Мягко трещали поленья в камине.

— После таких ран долго не живут. Месяц – самые живучие. Даже фьяни. Даже колдуны. Даже Верховные Маги Фьяниленда. Вы же прожили пятьдесят лет, — Бьорнот помолчал. — Мало кто это заметил, а быть, и вовсе один только я. Сильных колдунов рядом не было. Если вы воспользовались глубинами Запретной Магии, чтобы вернуть себя к жизни – вам достаточно убить меня, и никто не узнает об этом. Никто не знает, что я у вас, Учитель.

Комната погрузилась в тишину. Бьортнот спокойно ждал, не надеясь на ответ. Тёмные глаза мага были подобны непроницаемым магическим зеркалам. Наконец Аотру сделал движение – уселся поудобнее в кресле. Затем потянулся за чашкой из халцедона, телекинировал из бара старую, посеревшую глиняную бутыль синего коньяка и налил себе с полкружки. Обхватил чашку двумя руками, словно грея ладони. И вновь потянулось молчание. Но по лицу Верховного Мага Бьортнот осознал –наступит время неторопливого рассказа.

— Это верно, — спокойно сказал старик. Жить после удара Серым Клинком не выйдет. А я уже давно и не жив. — И посмотрел на молодого фьяни, ожидая его реакции.

Князь вздрогнул.

— Но и не мёртв, — успокоил его колдун. — Я умираю. Уже пятьдесят лет как умираю.

Он помолчал.

— Мне удалось остановить свою смерть. Но отменить её – я не в силах. Ничто не может исцелить меня.

Бьортнот вновь вздрогнул. Его поразила страшная догадка.

— Так та рана не зажила? — прошептал он, борясь с внезапно пересохшим горлом.

Волшебник печально покачал головой.

— Она всё ещё кровоточит. Порой, в полнолуние, сильнее, чем обычно.

— Но от раны Клинком терзают жуткие боли! — вскричал Бьорнот. — Так гласят легенды.

— Они не врут.

— Во имя Семи Демонов Харши…

Эльф сжал кулаки.

Всё поплыло перед его лицом от страшного открытия, которое он сделал. Имраи умирал. Умирал уже пятьдесят лет, истязаемый болью, снедаемый болезнью, от которой не было исцеления. Всё ещё жил. Для чего? Или для кого? Старческая, оплетённая жилами ладонь коснулась его руки. Он поднял глаза. Губы Аотру тронула мягкая, грустная улыбка.

— Мы не в силах определить свой час смерти, — тихо сказал старик. — Но в наших силах решить, ради чего мы умираем.

Он вздохнул.

— Не стоит переживать, Бьорнот. Я жил долго… дольше, чем отведено обычным смертным. Настал мой час войти во Врата Аваллона. Я ни о чём не жалею; судьба дала мне возможность исполнить предначертанное.

— Но как, Ллир возьми, как…

Имраи грустно усмехнулся.

— Есть много тайн под луной. Верховному Магу многое доступно. Далеко на Юге Жарких Земель люди с кожей цвета алебазийского кофе продают плоды растения, что смягчают боль. Гномы Фульстрема делают из них настойку.

Он покачал головой.

— Я их пью постоянно. На ночь – особенные микстуры. Порой удаётся немного поспать… А когда-то и устраиваю себе праздник. Пью такое, что потом чувствую себя легкокрылым эльфом. Правда, ненадолго. Таким нельзя злоупотреблять. Протяну ещё лет пятьдесят, — ответил он на невысказанный вопрос. — Если повезёт.

 

***

 

Волшебник помолчал, и продолжил рассказ. Мальчишка хотел знать, да порой и самому – хотелось кому-то поведать. Тяжело хранить тайну… годами, десятилетиями. И, быть может, веками. Не стоило рассказывать и Бьорноту – но любознательный фьяни сам догадался. Огонь полыхал в камине, жадными языками лизал поленья. За окном смеркалось, редкие звёзды украсили небосвод. Словно яхонты, рассыпанные по тёмному покрывалу щедрой рукой. Они складывались в руны, мерцали, будто опалы. Он помнил это мгновение – так, словно всё случилось лишь миг назад. Словно наяву. Белые скалы Ущелья Скелетов. Тёмная магия короля привидений. И холодный клинок, проникающий в сердце.

А потом он стал говорить – и слова падали, словно тяжёлые камни.

— Тяжелее всего было первые годы, — сказал он. — Холод, сковывающий все члены. И непрерывная, терзающая боль. Затем полегче.

Он выбил трубку, набил её ароматным табаком из синих трав и поджёг кончиком пальца.

— Смерть подобна тёплому покрывалу. Она давно ждёт меня в свои объятья. Я давно готов.

Бьорнот молчал. Чародей улыбнулся.

— Да на кого Фьяниленд покинуть? — покачал он головой. — Без меня ведь вас лохланннахи за одну зиму сожрут. Вот подготовлю преемника, тогда и на покой. А пока… ничего, потерплю. Я давно смирился со своей смертью. Ведь не столь важно, какова твоя смерть, сколь важно, какова была твоя жизнь.

Бьорнот молчал. Колдун вздохнул.

Затянулся, выпустил в воздух колечко табачного дыма – ароматное, зелёное.

— Жить и так можно, — усмехнулся он. — Конечно, мне стало тяжеловато передвигаться. Умирать пятьдесят лет – это не шутка. Не блистать мне более на балах… Впрочем, я их никогда не любил: сложно соперничать с юными вертопрахами. Они ухлёстывали за эльфийками, а я учил магию. Вот теперь думаю – не прогадал ли я?

Бьорнот слабо улыбнулся. Маг подмигнул ему.

— Удовольствия бывают всякие. Книжка хорошая, хороший друг, хорошая беседа. Хорошая партия в шахматы. Догадываешься-то, что за преемник?

— Да, — уронил Бьорнот.

Высокая честь его не радовала, а лишь надавила дополнительным грузом на душу. Но гордый фьяни слишком хорошо знал, что такое долг, чтобы отказаться.

Волшебник одобрительно кивнул.

— Вот и ладушки. А то… жив, мёртв, помираю, — не великой важности дело. Я и так неплохо пожил. Ничего, прямо сейчас помирать не собираюсь. Давай лучше о деле поговорим. У тебя с завтрева новое задание будет. Слыхал о принцессе Мелинде, которую похитили тролли?

— Пожалуй.

— Тебе следует поторопиться, ежели она дорожит своей честью. Слыхал, что собираются продавать её в один из борделей Краснолесья…

 

 

***

После ухода Бьорнота маг откинулся в кресле.

Надсадный кашель рвал горло, боль скручивала внутренности.

Перед глазами плавали алые пятна; высохшее тело сотрясалось. Наконец, приступ прошёл. Аотру бессмысленно уставился куда-то вдаль. Да, князю он сказал правду, но не всю правду. Не сказал того, как тяжек ему был этот разговор и эта встреча. И даже транквилизатор, добавленный в напитки, помог лишь на время. Нестерпимо ныла старая, незаживающая рана. Он не сказал Бьорноту, что чувствует себя, как старая, дряхлая развалина, стоящая одной ногой в могиле. У которой осталось лишь одно желание – поскорее оборвать снедающие его муки. То, что он говорил, было правдой, но… лет пятьдесят назад. А теперь… Он старался держаться молодцом. Незачем князю знать, что каждое слово причиняет ему боль.

Имраи поднял бокал и пригубил. Медленно, безумно медленно отступала истязающая тело боль. Ничего, как-нибудь протянет ещё пять десятков лет. Не стоять без него Северо-Западной Эльфляндии… пока. Зато новый Верховный Маг будет знать, как вести себя… при случае.

Примерно этак через шестьсот лет.

 

 

Глоссарий.

Фьяни – легендарные существа из ирландской мифологии. В чём-то схожи с английскими эльфами.

Фьяневик – составное название из слов «фьяни» и скандинавского слова «вик» – поселение. Сравните для примера со словом «Рейкьявик» – названием столицы Исландии.

Эссенции охороны – иными словами, «охранные сущности», квинтэссенция, сущность самого понятия «охрана».

Ланд – в переводе со скандинавского – «земля».

Лохланнахи – жители Лохланна (легендарной страны из кельтского эпоса).

Скомунд – персонаж скандинавских волшебных сказок, могущественный маг. Его аналогом в английских сказках является Майкл Скотт. Они оба потеряли тень… да и вообще были весьма примечательными личностями!

Эпона и Бранвен – в реальности – кельтские богини.

Имена Аотру и Бьорнот взяты из произведений Дж. Р. Р. Толкина («Баллада об Аотру и Имрун» и «Возвращение Бьортнота, сына Бьортхельма»), написанных по мотивам кельтских и скандинавских легенд.

 
 
 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 5. Оценка: 2,80 из 5)
Загрузка...