Меч и весы – Прекрасное вино! В такую жару красиво тает в чаше снег с вершины Фолои… – Но я вижу, всё же чего-то не хватает твоей душе, друг мой? Скажи! – Если не затруднит… Впрочем, пожалуй! Сдаётся мне, что симпосион подобает украсить беседой о возвышенном. Ничто так не радует сердце, как речь разумного мужа. – Благодарю. Освящённая обычаем воля гостя будет исполнена. Однако не знаю более высокой темы, нежели слышанный в детстве рассказ наяды Мелии. I В неподвижном знойном воздухе неумолчный звон цикад словно распиливает череп. От безжалостного сияния колесницы Гелиоса в глазах временами зелёные круги. Докучают кусачие мошки. А пошевелиться нельзя! Дрогнет жёсткая листва маквиса, мгновенно замолкнут крылатые певцы – и ты пропал. Тевкр молод, но опытен: на слух и обоняние надеется не меньше, чем на острый взор. Почему бы неизвестным, перебившим небольшой обоз, не быть такими же умелыми охотниками? Он ещё раз осторожно рассмотрел дорогу в просвете колючих ветвей. Всё по-прежнему. Так же неподвижна туша мула, полускрытая дощатым колесом опрокинутой повозки и разбросанным скарбом. Так же над потёками крови роятся мухи, а коршуны продолжают кружиться вдалеке, почти не отличимые на таком расстоянии от насекомых. Птицы то снижаются, плавно скользя один за другим, то вновь набирают высоту. Хорошо бы уметь летать! Впрочем, ноги у него быстрые… Тевкр встаёт из-за укрытия, готовый в любой миг умчаться прочь: «Эх, лука нет!» Кажется, вокруг безопасно. Оглядевшись, подобрал увесистый сук – его можно метнуть в противника, а можно орудовать словно дубиной: «Всё-таки зря Эврит сломал мой лук! Но не драться же со старшим?» Очень медленно, крадучись, подошёл к месту, где утром произошло убийство. Или всё-таки – нет? Тел не видно…Чуткие уши, легко распознающие отдельные звуки леса за несколько стадиев, уловили чужеродную ноту. Там, в месте, над которым вьются коршуны, кто-то застонал. Тевкр замер. Нет, ничего не изменилось, только круги стервятников в небе стали шире. Дёрнув головой, Убийца Быков освободил жёсткую прядь из колючек…Неосторожно! Однако – никого. Быстрее туда! На прогалине, среди выгоревшей на солнце травы, растянуто обнажённое тело. Пожилой мужчина. Кисти и ступни пробиты кольями, борода опалена. Тяжёлых ран не заметно, а крови много…Тевкра подташнивает: он привык к изувеченному ножами лицу Эврита, видел разорванного вепрем охотника из соседнего ущелья, следы ударов копытом, камнем, копьём. Здесь иное – ниже колен старика нет ни клочка кожи, ни волоконца мышц. Похоже, услышанный стон был последним вздохом умирающего... Кто и зачем сделал это?! Лёгкий звук приближающихся шагов не застал врасплох. Охотник отступил в тень низкорослых сосен. На поляну выбежала маленькая фигурка в короткой экзомиде. Тевкр заметил оборванную застёжку над левой грудью: «Девушка!» Она кинулась к телу старика. Коротко, по-птичьи, вскрикнув, упала на колени и застыла, прижавшись к его лицу. Поколебавшись, Тевкр отбросил сук и вышел из зарослей. Он успел приблизиться вплотную, когда она, наконец, окинула его скорбно-равнодушным взглядом. Через мгновение в серых, наполненных слезами глазах мелькнул испуг. Она вскочила. Охотник протянул раскрытые ладони: – Мир тебе, дева! Могу ли я разделить твоё горе? Она вглядывается в его лицо и постепенно успокаивается. – И тебе мир, Сын Облака! Своё горе я понесу сама. Услышав имя Рода, он обрадовано захохотал и пристыжено осёкся под её взглядом. «Мать Нефела, какие глаза! Звёзды! Куда красивее Хрисиппиных. И чего было связываться с братом? Волосы, тёмно-бронзовые, тоже милее золотых у бывшей подруги. Носик…Тонкий и чуть вздёрнут, таких никогда не видал… Губы будто вишней испачкала! А стан – изящный, можно двумя ладонями охватить…Чудо!» Тевкр засмущался: рядом с телом замученного, кто был, наверное, родичем девушки, и такие мысли! Впрочем, сейчас не до того: сороки стрекочут! Девушка проследила за его напряжённым взглядом и, дёрнув Тевкра за руку, побежала в чащу. Он, сообразив, помчался позади, стараясь перекрыть следы её маленьких сандалий. Только удалившись на десяток стадиев, незнакомка перешла на шаг, а потом остановилась. Здесь было прохладно: по неглубокому логу протекал ручей с каменистым дном. Можно отдышаться и поговорить. – Я Дике. Тот, кто умер, был мой дядя Аргант. Мы с Родоса, – её речь была простой и ясной. – Я Тевкр, – он замялся, – из Фессалии. Ушёл, повздорив со старшими. Она невесело улыбнулась: – У каждого своя ноша. Но куда ты направляешься, Сын Облака? Быть может, нам по пути? – Иду, куда глаза глядят. Одному тяжко, и мне, и тебе. Пойдём вместе? – Да. Но ты должен знать: путь со мною – опасен. Я едва убежала от убийц. – Это я уже понял. Ведь вы не купцы? Иначе, ограбив, твоего дядю продали бы в рабство или просто убили. За что такие муки? – Из-за этого, – Дике достала из складок одежды небольшой предмет, похожий на тул для стрел. – Аргант известен своими изобретениями. Здесь расчёты и рисунки устройства, способного разрушать городские стены и топить корабли с большого расстояния. Дальше, чем из самого сильного лука. – А! За этим любой ванак пошлёт копьеносцев или заплатит разбойникам, лишь бы стать сильнее соседей. А куда вы направлялись? – Туда, где могут пристать корабли атлантов. Там, где вероятнее всего вторжение и где ахейцы должны собраться для боя: на запад Пелопонесса. Тевкр удивлённо смотрит на девушку: такая молодая, красивая – и участвует в таких больших делах! Конечно, он поможет ей. Как жаль, что они не могут быть вместе! Он фыркает, долго умывается в ручейке. Шумно пьёт из пригоршни. Отворачивается, скрывая смущение, когда Дике наклоняется над водой. Нарочито грубовато говорит: – Ну, что? Садись, поехали! Девушка торопливо заплетает косу вместо прежней причёски с локонами, удерживаемыми лентой. Закалывает на плече шипом терновника экзомиду и поддёргивает подол: – Я готова! Тевкр опускается на колени, девичья лента опоясывает его. Сердце бьётся, словно вылупляющийся птенец, звонко и радостно: Дике рысёнком скользит по спине. Рывок – и он встаёт, почти не ощущая веса девушки. Прыжок, другой. Он вызывающе хохочет: преследователи услышат буйное ржание молодого кентавра. Но они – далеко! II Порывистый ветер время от времени разрывает тучи над Мессенией. Тогда вспыхивает медь шлемов и копий, а вонь лагеря сменяется терпким запахом побережья. Но тучи собираются вновь, будто щитоносцы на смену павшего соратника. Тихо в самом Пилосе, тихо в стане осаждающих. Люди, замерев в ожидании неизбежного, словно пытаются сберечь каждое слово, каждый вздох. Тевкр переводит взгляд с высоких городских стен на камнемёт-петробол. Надо же! Ведь он сам помог появлению здесь этого уродливого сооружения. А сколько леса извели на его постройку! Вот только непонятно, почему ванак приказал захватить Пилос. Может быть, горожане приняли сторону атлантов? Надо спросить Дике. – Радуйся, Тевкр из Детей Облака! – высокий глуховатый голос ванака не очень подходит к могучей фигуре и седым волосам. – Привет тебе, Салмоней Эолид! Твоё поручение выполнено, только ответа аргосцы не прислали. Лицо ванака потемнело. Он стиснул скипетр, сдерживая гнев. Справился и, улыбнувшись, продолжил: – А что ты скажешь о «Разрушителе»?! Впечатляет? С таким оружием любые войны скоро станут бессмысленны. Кентавр разглядывает аппарат. Теперь видно, что это всего лишь неимоверно увеличенная праща на длинной мачте. Подобная была у пастушонка, с которым Тевкр гонял волков среди родных холмов: кнут с кожаной чашкой для камня. У петробола вместо человеческой руки огромная корзина с грузом. А зачем эти странные решетчатые колёса? Впрочем, неважно! И почему пилосцы подчинились Атлантиде, тоже… Главное – где Дике? – Да, ванак! Никто не устоит перед камнями, что могли бы метнуть лишь киклопы. Пилос вот-вот падёт, но я хочу спросить… – О своей подруге, конечно? Она гостья моего шатра, – Салмоней с нажимом произнёс последнюю фразу. Тевкр не обратил на это внимания и радостно, по-жеребячьи, всхрапнул. – Повелитель! – воин, не обращая внимания на кентавра, отсалютовал копьём и замер. – Говори! – Салмоней нахмурился, опустив руку на эфес меча. – Пилос просит милости! Архонт Полидект прибыл с дарами мира. – Задержать. Ступай! Ну, что же…Стены останутся нерушимы? Однако войти на ночь во враждебный город…Что скажешь, Убийца Быков, как мне лучше усмирить мессенцев? – Но теперь в этом нет нужды, о ванак! – Ошибаешься, – оскалился Салмоней. – Людям свойственно почитать лишь то, чего они боятся. Пилос должен сполна получить урок! Эй, кто там?! – и, буравя налившимися кровью глазами подскочившего копьеносца, прорычал: – Отправить архонта обратно. Из «Разрушителя»! Остальным объявить, что нет у них больше другой воли, кроме желаний Салмонея-Громовержца! – Владыка, яви милость! – в ужасе завопил Тевкр, – Ведь пилосцы признали твою власть. Во имя Зевса Эгиоха, ванак! – Жалкий скот! – тонкий и скрипучий смех нестерпим для чуткого слуха кентавра. – Теперь я сам – Эгиох! Молчи и смотри! Потом расскажешь своей Дике. Стража, придержите-ка его… Внизу, под холмом, суета и сдавленные крики. Медленно завертелись колёса, опустился рычаг петробола, вздымая корзину противовеса. – Давай! – яростно выплюнул ванак. Плавно качнулся груз, быстро распрямилась мачта и щёлкнула гигантская праща. Небольшим – издалека! – пятнышком сорвался и полетел живой – ещё живой! – снаряд…Миг тишины – и многоголосый крик ужаса поднял в тёмное небо городских птиц. – Теперь зажигательный! Давай! – Салмоней ужасен, точно бешеный пёс: резкие жесты, всклокоченные волосы, пена у рта…Вспышки пламени отразились кровавыми бликами в безумных глазах. – Хватит. Пусть подумают, как утром ублажать победителей! Этого – в мой шатёр. Передать охране, пусть приглядывают до утра. Из лагеря не выпускать! III Шатёр ванака – целый полотняный дворец. В середине – мегарон для приёмов, пиров и совещаний. От него на четыре стороны света не менее обширные помещения для гостей, трофеев, женщин. Тевкр удручённо разглядывал убранство главного зала, когда из-за тяжёлого занавеса выглянула девушка и поспешно прижала палец ко рту. Кентавр понимающе кивнул, продолжая неспешный круговой обход. Поравнявшись с Дике, он скосил глаза – никто не подсматривает? – и быстро проскользнул за нею в полумрак гостевой. Обернувшись, она подпрыгнула и оказалась в объятиях Бычьего Охотника: – Привет тебе, Тевкр из Фессалии! – она прошептала это прямо в звериное ухо и выскользнула, успев поцеловать в щёку. – Радуйся, Дике! – у кентавра перехватило дыхание, когда узкая ладонь прикосновением заставила его замолчать. – Тише! Мы в опасности: я, ты, все жители Пелопонесса…А может быть, и всей Ойкумены. – Что случилось? Неужели ванак принял сторону Атлантиды? – шептать с ладонью на губах было неудобно, но невыразимо приятно. – Салмоней обманщик! Он выманил чертежи аппаратов и другие изобретения не только у меня. Где-то в шатре спрятана схема корабля, который сможет плыть в глубинах моря. Есть состав горючей смеси, какую не затушить водой…В комнате трофеев лежат огромные тимпаны и светящиеся стрелы для того, чтобы изображать Громовержца! Тевкр опешил: – Но разве потерпит Владыка Олимпа? И зачем это Салмонею? – Ты простодушен как ребёнок! Ванак хочет подчинить своей воле весь мир, вот и всё. Но аппаратов и прочего недостаточно против мощи атлантов, нужна сила всех ахейских держав…Атлантида одолеет Салмонея без труда, это значит, что изобретения достанутся общему врагу! – Ты права. Я видел, насколько Эолид жаждет власти. Думаю, никому не поздоровится. Что же делать? – Необходимо уничтожить аппарат, чертежи и все записи об открытиях. С папирусом и пергаментом просто: огонь. Но справиться с петроболом без тебя я не смогу. – Идём! Внутри лагеря нас не станут задерживать, большего и не требуется. А как же разрушить эту громадину? Огненная смесь? – Не совсем. Сосуды в особой землянке, и её сторожат. Начнём с аппарата. Можешь согнуть эти прутья? Дике подала пару слитков серебра толщиной в палец. Ухмыльнувшись, кентавр скрутил их один за другим в кольца. – То, что надо! Теперь соберём среди трофеев такие слитки, ожерелья, удила, вертела, треножники – всё, что можно соединить. Неважно, пусть звенья разные: нам потребуется цепь в шестьдесят локтей. – Ого! А зачем? Ведь она будет непрочной. Как цепь сможет повредить «Разрушителю»? – Аппарат повредит себе сам. Цепь нужна, чтобы соединить его с запасами горючей смеси. Просто соединить. – Как скажешь. Что-то ещё? – Побольше вина. Любой стражник падок на дары Вакха! IV Усиливающиеся грозовые раскаты заглушают стоны и плач за стенами Пилоса. Прибой, растревоженные чайки, хмельные песни осаждающих вносят свои звуки в какофонию ночи, сменившую тишину дня. Салмоней, дав последние указания военачальникам, в одиночестве вернулся к любимому детищу. Нечто неправильное чудится ему в очертаниях аппарата. Ванак подошёл ближе и споткнулся о странную цепь, протянутую от основания петробола к складу огненосных сосудов. С проклятием он вскочил, озираясь: стражники пьяны! А в темноте кто-то возится у подъёмных колёс… Выхватив меч, Салмоней ринулся к механизму. Огромный – в десять человеческих ростов – рычаг стоит отвесно, приводные гужи обрезаны. В отблесках зарниц аппарат похож на гигантский палец, указывающий в зенит. Невольно ванак задрал голову: в промежутках тьмы и света молний петробол, кажется, облит бледно-пурпурным сиянием. Налетевший порыв ветра запорашивает глаза мелким приморским песком. Ругаясь и отплёвываясь, Эолид старается протереть их. – Остановись, ванак! – юный голос в ночи звонок и пугающе спокоен. – По воле Олимпийских Богов сила разума дарована всем. Её плоды не могут принадлежать одному! – Я сравнялся с богами, девчонка! И стану выше них, покорив все племена Ахайи! Всю Ойкумену! Прочь от моего аппарата… – Ты присвоил общее достояние. Хочешь иметь право решать за всех на основании воровства? Чем ты лучше атлантов, несущих рабство? – Я одолею саму Атлантиду! Самого Зевса! Ты мне больше не нужна, Дике… Умри! Салмоней прыгнул, пытаясь схватить обличительницу. Пальцы скользнули, разрывая тонкий хитон. Полуобнажённая девушка почти вывернулась, но Эолид уже занёс меч. – Ди-и-и-ке-е-е! – неистовый вопль кентавра заставляет вздрогнуть даже тучи. Тевкр только что оттащил обеспамятевших стражей подальше от землянки – так приказала она! – и вернулся на помощь. Вовремя! Замерший от неожиданности ванак уже не смог завершить удар: мелькнувшая ласточкой меж всплесков молний стрела пригвоздила его гиматий к раме петробола. В этот миг с ужасающим треском разорвалась ткань неба. Змеиным броском чрево тучи и рычаг аппарата соединила огромная искра. Все звуки исчезли, поглощённые чудовищной силы раскатом грома. Дрогнула земля. Слепящая вспышка проскользнула по звеньям самодельной цепи и скрылась под сводом землянки, пробуждая новую стихию. Отброшенный едва ли не на сотню локтей, Тевкр увидел огненный вихрь, словно вырвавшийся из кузницы Гефеста…Увидел размётанные незримым ударом механизмы и строения…Обугленные останки Салмонея, всего мгновение удержавшиеся у аппарата…Опрокинутые шатры и повозки…Обезумевших людей и животных, мечущихся по разорённому, пылающему лагерю…Теряя сознание, кентавр взглядом искал и не находил Дике. Опалённая кожа саднила, веки опухли и закрылись. Даже кровь мгновенно запекалась на пробитой рёбрами коже…«Звёзды! Её глаза – звёзды!»… Он забылся. … – Но чем закончилась история Тевкра? И что случилось с Дике? – Пей, добрый гость. Пей и не утруждайся поиском ответов. Взгляни на купол неба над нами. Видишь, звёздами сияет Дева? То Дике-Справедливость. А вон там – Стрелец Тевкр, небесный кентавр. И Весы, меру истины и вины ты увидишь средь созвездий… – Но как же, любезный Фол! Ведь Справедливости нужен и Меч? – Верно. Но не на небе. Был Тевкр орудием Справедливости, будешь ты в своё время разить неправых. Меч – каждый из тех, для кого Звёздная Дике превыше всего на свете. Легко добром воздавать за добро. Не сложно злом отвечать злу. Но лишь познавшему меру Совести под силу ответить и на добро, и на зло Справедливостью. Помни об этом, Алкид, сын Алкмены! Обсудить на форуме Обсудить на форуме