Сердце гоблина

Когда сердце не говорит правды, боль подскажет ответ.

1.

Косые росчерки дождя отнимали последнее, оставшееся от полуночного костра, тепло. Ветер трепал все еще тяжелые, полные жизни листья деревьев и кустарников, но дело было ясное – лето уходит. Гоблин Боги, зябко поежившись, в который раз переминался с ноги на ногу, слегка опираясь на небольшое деревянное копье. Его очередь охранять племенную деревню в этот раз выпала неудачно – непогода, сырость и тревожная тьма неизвестности. Племя спало после обычного дня, полного приготовлений к долгой зиме. Дичи было в избытке – только успевай менять ловушки, да сушить мясо. Урожайный на всяческие лесные богатства год, обещал сытную и несуетную зиму. Даже люди, вдруг ставшие столь озлобленными и рьяно охраняющие свой скот - не удручали племя.

Кто-то из старых гоблинов, не имеющих сил ни для какого толкового дела и только что возящихся с молодняком, рассказывал на ежедневных вечерних посиделках, что люди, как и хозяева их – эльфы, прибыли на остров не далее как три круга назад. С пяти плавучих домов, не виданных никем из здешних обитателей ранее, высадились на каменистом берегу острова. То, что эльфы стоят над людьми, было ясно сразу – их дома были построены первыми, в то время как люди, изначально спавшие под открытым небом, после поселились в полуземлянках-полухижинах, представляющих даже по меркам гоблинов жалкое и ненадежное жилище. Великой загадкой являлось для гоблинов, почему люди терпели эльфов над собой – они были и сильнее и многочисленнее худых, длинноволосых хозяев. Едва ли на десяток людей, на момент высадки, приходился хотя бы один эльф. Однако ж, люди всегда склоняли голову перед проходящим мимо эльфом и никогда не противились всем истязаниям и нахальству хозяев. Они исправно рыли упирающийся в берег горный склон. Разведчики докладывали о странных коробках, с приделанными внизу деревянными кругляшами, которые люди выкатывали из вырытой в горе пещере. Коробки были наполнены землей и чем-то блестящим на солнце. Зачем это делалось и что происходило с блестяшками, тщательно выбираемыми и уносимыми вглубь поселения – оставалось загадкой.

Появление людей и эльфов на берегу острова стало, безусловно, неожиданностью. Совет гоблинских племен, как всегда, разделился во мнениях: одни призывали напасть и съесть, другие – бежать и спасаться, третьи – ждать и смотреть. После многочисленных споров и драк, сошлись на третьем варианте. Гоблины были не очень многочисленны, а их поселения находились достаточно далеко друг от друга. Воевать никому не хотелось, за исключением Патамута, вождя племени, находящегося на максимальном отдалении от людского поселения и откровенно скучающего в своей, зажатой горными хребтами, долине. Посему, взаимодействие между людьми и гоблинами ограничивалось исключительно ночным воровством припасов и скота, весьма случайным и не постоянным. Да и то кончилось внезапно – люди стали очень тщательно охранять собственное имущество. Некоторые связывали это с тем, что очередной плавучий дом, причаливший к берегу, был в очень уж плохом состоянии и уже долгое время никуда не уходил, да и новых гостей не прибывало. Но кто их разберет, этих людей?

Братья Бут и Туб, должные сменять его, доедали обжаренных на костре перепелок, попивали травяную настойку и жались поближе к огню. Боги вглядывался во тьму леса, обступающего деревню. Он различал в музыке ночного леса и скрип деревьев, и тихий шелест потревоженной ночной птицей листвы, и игриво-звонкое движение неглубокой реки.

Чутье подсказывало – недавно обосновавшиеся невдалеке от деревни волки не будут беспокоить дозорных этой ночью. Старейшины, конечно же, условились как можно скорее избавиться от нежелательных соседей, но мастерить ловушки на такую крупную добычу – дело нелегкое. Боги не был лучшим охотником, но мечтать о теплой волчьей шкуре было приятно. Тем не менее, ощущение угрозы, исходящей от непроглядной лесной чащи, не переставало беспокоить гоблина. Боги оглянулся на придвинувшихся к самому огню собратьев-дозорных. Оглянулся, чтобы почувствовать легкое касание о щеку чего-то мягкого и последовавшего за этим касанием дуновение воздуха. Бут внезапно дернул головой и начал заваливаться в костер – в его затылке торчала тонкая палка с приделанными на конце половинками перьев. Туб едва подхватил брата, посчитав, что тот совсем заснул, и ухмыльнулся глядя на Боги, мол, сам знаешь - слаб брат на травяной настой. Ухмыльнулся и заметил торчавшую из затылка брата палку, удивленно раскрыл рот глядя на кровь, с шипением падающую в костер. В раскрытый рот Туба влетела следующая палка, на удивленном лице расцвели белые перья, а сам гоблин, запрокинув голову, вместе с братом повалился в костер. Искры сердито взметнулись, на мгновение свет озарил центр деревни чуть сильнее, выхватил испачканные бледные лица из полутьмы леса.

- Бей! – раздавшийся сразу с нескольких сторон крик заставил Боги обернуться, но оторопь, сковавшая гоблина, уступила рефлексам – он крепко вцепился в деревянное копье, выставив его перед собой, словно желая защититься от чего бы то ни было, только что убившего его соплеменников.

- Жги! – крик бегущего к нему человека, за которым из лесу выбегали такие же, похожие друг на друга (почему-то гоблин ни сколько не сомневался в том, что напали на них именно люди, хотя сам их никогда не видел) не был понятен Боги, но занесенная для удара дубинка говорила сама за себя.

Удар сбил гоблина с ног, копье сломалось, но сохранило хозяину жизнь. Боги лежал в грязи, последние, редкие капли дождя падали ему на лицо. Мимо пробегали что-то яростно кричавшие люди. Собратья гоблины выбегали из смастеренных на разный манер домов. Выбегали и попадали под топоры и дубинки. Кто-то падал, пронзенный оперенными палками, некоторых просто затаптывали. Сердце гоблина наполнилось страхом.

К слабому, почти затухающему костру дозорных, вдруг присоединился еще один источник света. В центре происходящей резни, стояли двое - худощавый, длинноволосый человек, держащий в руке горящую с одного конца палку и еще один, похожий на прочих людей, с охапкой хвороста. Длинноволосый обернулся так, что Боги смог разглядеть его лицо, и окликнул кого-то. Подбежавший воин забрал странную огненную палку и бросился с ней в ближайшее жилище. Длинноволосый взял у помощника следующую палку, посмотрел на неё и та начала быстро разгораться. Черты лица длинноволосого были заостренные, он смотрел с какой-то жуткой ухмылкой на пламя и в черных, раскосых глазах его пылал еще более обжигающий и беспощадный огонь.

Очередной подбежавший воин схватил зажженную палку и бросился с нею к дому старейшины. По мере его приближения, тьма отступала от стен, и Боги разглядел Такарота. Старый гоблин еще корчился, приколотый длинным копьем к стене почти на высоте собственного роста. У той же стены, рядом с Такаротом, лежал его сын Пат, разрубленный от плеча до середины груди. Одно из гоблинских жилищ уже разгоралось и начинало освещать становящийся все более кровавым погром. Боги снова посмотрел в глаза длинноволосому и непреодолимый ужас погасил сознание гоблина.

*****

Тук. Тук-тук.

Сознание возвращалось далеко не так внезапно, как покинуло Боги. Сначала он почувствовал холод. От долгого лежания на сырой земле его уже пробирал озноб. Смешавшиеся запахи гари, жаренного мяса и крови, внезапно появившись, уже не переставали раздражать чуткое обоняние. Гоблин открыл глаза. Где-то далеко-далеко в небе, медленно и неспешно плыли облака.

Тук-тук. Тук.

Неприятный звук доносился откуда-то сбоку. Боги повернул голову и увидел тела собратьев-дозорных, лежащие в потухшем костре. На голове Бута сидел большой ворон и деловито расклевывал дыру в затылке гоблина. Выпавшая из расклеванной раны оперенная палка валялась рядом. Ворон периодически запрокидывал голову, проглатывая кусочки мозга, и продолжал долбить череп.

Тук. Тук-тук.

Ужас, ранее бросивший гоблина в беспамятство, вернулся. Дымящиеся останки домов. Обгорелые, растерзанные сородичи. Повисший на копье Такарот, словно главная жертва кровавой ночи, безумно-пустым взглядом смотрел прямо на Боги. Не в силах выдержать этот взгляд, гоблин вскочил и бросился в лес. Ворон, встревоженный шумом, отвлекся от трапезы и посмотрел вслед убежавшему.

*****

Рассветную тишину едва начинали нарушать первые птичьи голоса. Расположившийся недалеко от берега людской поселок, против обыкновения, не спешил приступать к ежедневной суете. Слегка дымились трубы эльфийских домов, да неуверенно заходились петухи в курятниках. Два эльфа, стоявшие на границе поселка, всматривались в лес. Расстояние между поселком и лесом, в несколько полетов стрелы, заполняло колышущееся волнами пшеничное поле.

Одного роста и телосложения, одетые в одинаковые, испещренные рунами, доспехи, эльфы отличались лишь цветом волос и вооружением. Синеволосый стоял, опустив руку на резную рукоять меча, покоящегося в набедренных ножнах. Волосы второго отливали темной зеленью хвойного леса, обступавшего поля, и, увлекаемые ветром, пытались хлестнуть по длинному посоху своего хозяина. На белоснежных лицах выражалось нетерпение. Едва увидев первую вышедшую из лесной чащи фигуру, синеволосый проговорил:

– Руку, кажется, перебил? – Вопросительно посмотрел он на собрата. – А должен был не вернуться. Ты сам приказал сопровождающему везде направлять его первым.

– Он достаточно удачлив, – Пожал плечами второй эльф. – На свой лад.

– Да уж! На свой лад! – Плечи первого эльфа дрогнули от легкого смешка. – Сам-то вернулся, а дочка его из твоего дома уже не выйдет. Что будем делать?

– То же, что и всегда. Оденем на них Обручи Спокойствия, дадим пару дней на отдых, все-таки шесть дней пути и горячая ночь.… А потом пускай начинают работать. – Никакой эмоции на лице говорившего не отразилось, лишь камень, инкрустированный в навершие посоха, на мгновение усилил свое тусклое свечение.

Из леса продолжали медленно выходить люди. Многие из них шли с носилками в руках, кто-то тащил небольшие мешки, кто-то – помогал идти раненным.

*****

2.

Три дня Боги скитался по лесу, страшась вернуться на пепелище собственного поселения. Перебивался ягодами, грибами, ловил ящериц и даже смастерил небольшое копье из удачно отломанной ветки – пара рыбешек, пойманных в небольших речных заводях, стоили потраченных усилий. Гоблин понимал, рано или поздно придется вернуться в место, бывшее когда-то домом. У него не было толкового оружия, не было инструментов, ничего, что помогло бы выжить. Одежда – лишь куртка и штаны, выделанные из шкур убитых животных. Конечно, надеяться отыскать все необходимое в сожженных домах было глупо, но хоть что-то он должен найти.

На четвертое утро, проснувшись на дереве, где Боги устроил себе временное жилище, гоблин решился. Скитаясь по лесу, он удалился на расстояние полудневного перехода от деревни, поэтому добраться до пепелища получилось только к середине дня.

Запах гари издалека поприветствовал Боги, и напомнил, что знакомая тропа приведет не к привычной и уютной поляне, полной никогда не унывающих соплеменников. Осторожно приблизившись к кромке леса, окаймляющего поселение, гоблин рассматривал разрушенные строения. Оставшиеся от домов стены, словно осколки гнилых зубов, покосились в разные стороны и скалились рвано-обугленными огрызками. Земля вокруг, взрытая множеством ног, темнела пролитой кровью, но ни одного тела Боги разглядеть не сумел.

«Оно и понятно, – подумалось гоблину, – за три дня волки и прочее лесное зверье сожрало все, да растащило кости по норам».

Он обогнул остатки дома старейшины, который меньше всего пострадал от пожара – сгорела только крыша. На стене, слева от входа, все так же висел Такарот. Ноги старейшины были обгрызены по колено и болтались культями. Боги помолчал недолго, глядя на мудрого, прожившего долгую и полезную для племени жизнь, сородича. Жужжали мухи, выползающие у мертвеца из самых разнообразных мест, взлетающие и тут же садящиеся обратно. Произошедшая трагедия все еще действовала на разум гоблина, делая его каким-то невосприимчивым и невозмутимым.

«Выживем сначала, – сказал про себя Боги, – потом сокрушаться будем».

Он быстро, и как-то даже деловито, обшарил все разрушенные дома и остатки прилегающих к ним строений. Ничего! Никаких припасов! Шкуры, съестное, нехитрый костяной и каменный инструмент – люди забрали все! Злость переполнила сердце гоблина.

«Зачем?! – раздумывал он, яростно расшвыривая головешки, бывшие когда-то крышей в доме старейшины. – Что за дикость? Как можно вот так? Ночью, как звери?».

Гоблины, конечно же, воевали между собой. Но сколько себя помнил Боги, да и старики никогда не рассказывали ничего другого, всегда о войне договаривались заранее. Все понимали, что гоблин – существо маленькое, немногочисленное и должное бороться с более сильными врагами. Поэтому, хорошенько подравшись (а то и потеряв некоторое количество бойцов в горячке потасовки) гоблины расходились миром – сторона, обратившая противника в бегство, признавалась победившей и получала оспариваемые охотничьи владения или еще что-то, из-за чего разгоралась междоусобица. Но такого чудовищного сражения Боги не мог вспомнить даже из рассказов старейшины. Он что-то говорил про длящиеся (страшно подумать!) целый круг или два войны. Это было еще во времена, когда остров был не островом, а частью какой-то большой земли, которой ни конца, ни края в сторону от моря не было. Но за что были те войны и как там сражались – не помнил даже старик Такарот.

Наконец, раскопки пепелища увенчались успехом – из груды обломков и мусора Боги извлек небольшую деревянную трубку. Осмотрел на предмет трещин, продул, поглядел насквозь и довольный результатом отложил в сторону. Вслед за трубкой, Боги извлек старый, но на удивление целый кожаный мешок. Закрепив трубку на поясе и подхватив мешок, он вышел наружу, еще раз бросил взгляд на пригвождённого копьем Такарота.

«Снять его, что ли? – подумал Боги, прикидывая, хватит ли у него сил. – Крепко засадили, должно быть».

И тут он понял – копье! Весьма даже основательное оружие, слишком тяжелое и длинное для гоблина, но и укоротить его ничто не помешает. Скинув с плеча мешок, гоблин попытался дотянуться до копья – и едва-едва коснулся черенка пальцами. Подпрыгнул, повис. Бесполезно, копье лишь слегка прогнулось. Боги разжал руки и задумчиво посмотрел на мертвого старейшину.

«Такарот всегда советовал подумать, а потом делать, никак не наоборот. – Вспомнил Боги наставления старика. – Что мы имеем? Трубка без игл, пустой мешок и очень легкий гоблин с одной стороны, а с другой – крепко засевшее в стене копье».

Хлопнув себя грязной ладонью по лбу и оставив на нем пятно сажи, гоблин принялся собирать валяющиеся вокруг камни. Наполнив мешок и забросив его себе за спину, повторил попытку. С таким грузом за плечами, допрыгнуть до копья удалось только с четвертого раза. Результат впечатлял - копье медленно, но все-таки наклонялось вниз.

Едва ноги гоблина коснулись земли, он поджал их и продолжал медленно опускаться. Здесь-то Такарот, и при жизни бывший изрядным любителем пошутить, решил после смерти не изменять своим привычкам. Наклонившись вместе с копьем, он начал съезжать по древку, навстречу Боги. Отпустив от неожиданности древко, Боги шлепнулся на землю и судорожно отполз на несколько шагов. Доехав до края древка, тело старейшины рухнуло на землю. Глаза невидяще смотрели прямо в лицо полумертвому от страха соплеменнику.

«Ну, дела! – Только и подумалось гоблину. – Любил старик молодняку перед сном страшилки рассказывать, а гляди-ка, после смерти вообще кого хочешь до икоты доведет!».

Он перевел взгляд от старика к копью и заметил очень странную вещь – наконечник. Гоблины пользовались копьями, заостренными на конце и обожженными для крепости. Наконечник торчащего из стены копья был явно не деревянным.

«Каменный? – Удивился Боги. – Это ж сколько мороки! Чудаки…».

Расшатать склоненное к земле копье не составило труда. Когда оно выскользнуло из стены и, перевесив гоблина, упало на землю, Боги отпустил черенок и подошел рассмотреть наконечник поближе. Камень было очень странный, холодный и очень тонкий. Ничего подобного гоблин не только не видел – даже не слыхал о таком. Попробовал пальцем острый край, ойкнул и уставился на кровь, сочащуюся из рассеченной кожи.

«Дела! – Боги быстро прикинул возможную пользу от обладания такой штуковиной и лихорадочно размышлял, как отделить её от деревянной части. – Чем бы тебя…».

Бросив задумчивый взгляд на Такарота, гоблин почесал нос, окончательно испачкав лицо сажей, и поволок копье на главное костровище деревни. Там стояли рядом друг с другом два больших плоских камня, давно вросшие в землю и служившие общим столом. Приладив наконечник копья между камней, Боги, учтя предыдущий опыт, взгромоздил на себя тяжелый мешок и принялся сгибать копье. Треснувшее дерево вспугнуло несколько птиц, увлеченно наблюдающих за гоблином с ближайших деревьев. Хлопанье крыльев отвлекло Боги, он задрал голову, посмотрел на деревья. Тень леса становилась все гуще.

«Надо возвращаться, – ему совсем не улыбалось добираться до своего логова на дереве впотьмах или искать новый ночлег, - здесь все равно искать больше нечего».

Он подошел к зажатому между камней оконечнику копья и удовлетворился результатом своих стараний – древко надломилось на расстоянии ладони от того места, где начинался странный камень. Заткнув своеобразный нож за пояс, Боги вытряхнул из мешка камни, подхватил второй обломок копья и, еще раз оглядев обугленные развалины деревни, пустился в обратный путь.

*****

Опускающееся в море солнце освещало спокойное лицо эльфа, сидящего перед окном. Кажущаяся в закатных лучах алой кожа, впитывала последние капли энергии от уходящего на еженощный покой светила. Темно-зеленые волосы ниспадали на равномерно вздымающуюся грудь. Другие эльфы, находящиеся в комнате, стояли. Три закованных в одинаковые доспехи фигуры долгое время не решались тревожить того, чья воля и право стояли далеко за пределами их желаний.

– Наши силы слабеют, Старший. – Нарушил молчание один из застывших в почтительном поклоне. – Война на континенте продолжается.

– Я не просил сообщать мне очевидные факты. – Сидящий у окна даже не повернул головы. – Мне прекрасно известно, что происходит и что это означает. Когда мы покидали порт, муравьи доедали остатки королевской гвардии. Логично предположить, что победа над таким противником будет стоить дорого и не ожидается в ближайшей перспективе.

– Но что стало причиной? Анты никогда раньше… – еще один из стоящих попытался высказаться.

– У вас есть что-то действительно важное? – Резко и властно перебил говорившего тот, кого именовали «Старшим».

– Визор сообщает, – тихо проговорил третий посетитель, – что после произошедшего, состояние ресурса стабилизировалось. Однако он просит предупредить – чем большее давление мы будем оказывать, тем менее эффективны будут Обручи Спокойствия.

– Насколько далеко следующе племя гоблинов?

– Семь дней в одну сторону, Старший.

– Учтите это, перед планированием следующей «стабилизации». – На последнем слове Старший улыбнулся. Оно ему нравилось, было в этом что-то наилучшим образом характеризующее его отношение к сложившейся проблеме. – Что еще?

– Люди просят разрешение на рождение детей, взамен погибших.

– Это их право и обязанность. Сколько не хватает, пятеро?

– Шестеро, Старший. Девчонка… – на лице эльфа, склоненном в поклоне, мелькнула ехидная улыбочка.

– Действительно. Значит – шесть. Разрешаю. Все? Не забудьте проконтролировать, чтобы новые склады были достаточно вместительны. – Сидящий у окна, самой интонацией последних слов, дал понять, что разговор окончен.

Переглянувшись, его сородичи поспешили покинуть покои и претворили за собой дверь. Солнце ушло уже за половину и единственный оставшийся в комнате эльф, обретя прежнее спокойствие, возобновил ментальный поиск.

Шла уже четвертая декада со дня начала Войны. Третья, с момента эвакуации из порта захваченной противником агломерации прибрежных эльфийских городов. Только усилие мощнейшей, нечеловеческой воли, позволяло блокировать ужасающие воспоминания. Они были сейчас совсем ни к чему. Позже, содрогаясь, он вспомнит как гигантские муравьи, словно орехи щелкали лучшие доспехи, лезли волна за волной на исчерпывающих себя до изнеможения боевых магов, прогрызали кажущиеся неприступными стены и врывались в живые кварталы, сея хаос и смерть. Какие-то самозваные пророки из низших каст называли их «карой за грехи и отступничество». Служители культа Удовлетворения проповедовали о главном испытании на пути обретения абсолютного наслаждения. Каждый кричал на свой лад, но ни объяснить толком причину появления антов, ни предложить действительно действенные методы борьбы – не мог никто. А «хитиновая чума» продолжала пожирать господствующую уже несколько тысячелетий цивилизацию.

Он вспомнит все это позже, перед сном. Как и каждую ночь со времени эвакуации. Сейчас его задачей был поиск. Поиск любой, хоть самой тонкой и неуловимой нити, способной связать его с кем-то на материке. Потому что находиться в этом убогом, не предназначенном для него месте, сил оставалось все меньше. Среди ресурсов была лишь единственная особь, подходящая его вкусам. Её он уже израсходовал. Увлекся и очень неосмотрительно израсходовал. Съедаемое с одной стороны жаждой привычного удовлетворения прихотей, а с другой – необходимостью хоть что-то делать для спасения сородичей, сердце эльфа было в смятении и требовало жертвы. Разум прояснился, ясность эта сохранялась и до сих пор, но Старший знал – жажда вернется. Нужно было использовать возможность полностью концентрироваться на поиске. Эльф глубоко вздохнул. От солнца оставалась только треть.

*****

3.

Боги вздохнул, открывая глаза. Заснуть сегодня ночью явно не удастся – дело ясное. Прихватив волчью шкуру, на которой пытался уснуть, гоблин добрался до входа из пещеры и уселся под открытым небом.

«Уснешь тут! – проворчал мысленно Боги. – Когда такие дела…».

За время, прошедшее после кажущейся теперь такой далекой ночи, успело много чего произойти. События теснились в памяти, отчаянно борясь за первенство по значимости и удивительности. Прежде всего, Боги удивлялся тому, что до сих пор жив. Что не был сожран волками, охоту на которых начал обдумывать, как только вернулся в свое убежище на дереве. Ему нужны были теплые шкуры, чтобы пережить зиму, нужны были кости и зубы, да и уменьшить популяцию весьма свирепого хищника, обитающего рядом – было не лишним. Поэтому, доведя до ума ловушки, ямы которых были выкопаны еще его сородичами, Боги не раз испытал судьбу, заманивая волков. Подгоняемый приближающейся осенью, он торопился, ошибался в расчетах и оставался жив, пожалуй, лишь благодаря собственной удаче. Так, несколько дней подряд, разозленная гибелью нескольких сородичей в устроенных гоблином ловушках, волчья стая караулила его у подножья одиноко стоящего на лесной опушке дерева. Проку от трубки не было – иглы путались в плотной волчьей шерсти. Боги сидел на дереве, размышлял, на какие сутки он свалится вниз, ослабев от голода, да разглядывал бездонное ночное небо. Спасла случайность – стадо какой-то живности, пронесшееся где-то рядом с поляной и увлекшее за собой волков.

Не менее удивительным был случай, последовавший немногим позднее. Закончив с выделкой волчьих шкур гораздо быстрее, чем планировалось (особенную роль в данном процессе сыграл чудесный наконечник извлеченного из стены копья, практичности которого Боги давно перестал удивляться), гоблин решил заняться поиском более надежного убежища. Нужно было где-то хранить припасы на зиму, а перспектива зимовать на дереве его не устраивала совершенно. Пытаться в одиночку добраться даже до самого ближайшего племени гоблинов, было бессмысленно – они попросту не знал, куда точно нужно идти. Знал примерное направление – не более. Нужно было идти на восток, вдоль горного хребта, обнимающего долину, в которой находился Боги, и упирающегося на западе в море. Идти несколько дней или недель. В неизвестность. Такой вариант тоже не особенно внушал доверия, поэтому справедливо рассудив, что рано или поздно собратья гоблины обеспокоятся отсутствием вестей из племени, находящимся ближе всех к людскому поселению, Боги решил перезимовать где-то поблизости. Он почти сразу задумался найти какую-нибудь пещеру в скалах или заброшенную звериную нору – строить в одиночку достойное убежище не представлялось возможным. Вскоре такое убежище отыскалось. Брошенная несколько лет назад пещера горного медведя приютила и вселила в его сердце крупицу настоящей надежды. Она была огромна для маленького гоблина, мечтать о подобной удаче он просто не мог.

Начались долгие, полные всяческих дел, приготовления к зимовке. Боги расширял пещеру, складировал ежедневно добываемые запасы, придумывал разные приспособления для облегчения весьма нелегко управляемого хозяйства. В один из подобных дней произошло самое странное и удивительное событие.

Гоблин охотился на кабана. Долгое время пытался загнать его в смастеренную около скал хитроумную ловушку, должную обвалить на добычу груду мелких камней и обездвижить её. День близился к вечеру, Боги устал и, в погоне за кабаном по лесной чаще, неудачно угодил ногой в переплетение корней. Споткнулся, растянулся во весь рост, а заветный нож-наконечник отлетел на несколько шагов вперед. Удиравший было кабан остановился, недоверчиво обернулся на преследователя и, увидев его беспомощное положение, яростно бросился на обидчика, набирая разгон. Боги дернулся было за ножом, быстро сообразил, что застрявшая нога не позволит ему это сделать, и начал отчаянно пытаться высвободить её. Кабан приближался стремительно, внутри у гоблина все похолодело.

Внезапно, брошенный откуда-то из листвы соседнего дерева, в голову кабана угодил камень. Подпрыгнув от неожиданности и круто развернувшись, грозящий растоптать гоблина зверь унесся в сторону, отчаянно визжа. Ошалевший от произошедшего Боги так и остался лежать на земле, закрывая руками голову. Из листвы наверху раздалось какое-то странное, звонкое хихиканье. Спасенный осторожно поднял голову и увидел среди ветвей…маленькое лицо человека!

«Сейчас меня и освежуют! – Подумал гоблин, пытаясь одновременно выдернуть ногу и дотянуться до ножа. – Надо уматывать!»

Освободившись наконец, достигнув в один прыжок ножа и подобрав его, он начал медленно пятиться подальше от злополучного места. Из ветвей наверху сыпались листья, мелкие веточки, кто-то возился и сопел. Собравшийся уже развернуться и удрать, Боги увидел, как из густой листвы появились две маленькие, явно не принадлежащие большому существу, ноги, которые пытались дотянуться до нижней ветки. Раскрыв рот, он наблюдал, как маленький человечек (вполовину меньше тех здоровяков, что разгромили его деревню) спускается с дерева, перепрыгивая и перелезая с ветки на ветку.

«Либо это какой-то новый вид людей, - подумал Боги, - либо их детеныш».

Что было худшим вариантом – рассуждать было некогда. Человечек подошел и улыбнувшись протянул большой, явно добытый где-то наверху, съедобный древесный гриб.

«Чего это оно?» – Гоблин рефлекторно протянул человечку зажатый в руке нож-наконечник и только после сообразил, что делает.

Детеныш засмеялся (в том, что это был юный представитель рода людского - гоблин почему-то перестал сомневаться), увидев недоумение и последующую досаду, на лице отпрыгнувшего от него Боги. Положил гриб на землю и отошел на несколько шагов назад.

*****

Выяснилось, что люди бывают еще и такими. Боги смотрел на звезды, сидя у входа в пещеру и продолжал обдумывать предстоящую завтра затею.

Спасшая его девочка, не потерялась, как подумал было гоблин, а сбежала из своего поселения. Это она смогла объяснить достаточно быстро, хотя и удивительным образом – знаками. Каких-то осмысленных звуков она не издавала принципиально, только смеялась и жестикулировала. Боги сперва списал это на людские странности и лишь после понял, что девочка не может разговаривать. А вот зачем сбежала – он понять долгое время не мог. Потребовалось четыре декады совместного проживания, чтобы гоблин стал более-менее сносно разбираться в языке жестов. С утра до вечера он занимался своими обычными приготовлениями, в которых девочка помогала ему, как могла, а после усаживал её подле себя и старался разобрать значения новых жестов.

Результат окупил себя более чем полностью. Во-первых – он узнал её имя. Звали девочку Атта. Во-вторых, она сообщила ему, что люди, в общем-то, не злые. Верить в это гоблин долгое время не хотел, пока она не рассказала ему про Браслеты и Обручи Спокойствия. Насколько он понял, это была такая хитрая штука, которую использовали эльфы, чтобы подчинять людей. Браслеты носили дети, обручи выдавали после достижения определенного возраста. Именно в ночь, перед тем как она должна была получить свой обруч, Атта и сбежала. Она рассказала ему еще много непонятных вещей про эльфов (люди называли их «хозяева»), которые периодически зачем-то забирали к себе женщин и детей, про то, как некоторые не возвращались, а вернувшиеся, как правило, плакали и становились замкнутыми. Переставали обращать внимание на что-либо кроме еды и работы.

Услышав описание жизни людей и эльфов, Боги серьезно задумался. Получалось, что люди были как те куклы, с которыми играла гоблинская малышня. Только игры у маленьких гоблинов были не в пример менее странными и отталкивающими…

Наконец, в последнюю декаду, Атта упрашивала, и упросила-таки, Боги встретиться с её бабушкой. По словам девочки, старая знахарка лучше многих понимала происходящее в деревне. Она готовила специальный отвар, нейтрализующий действие Браслетов и Обручей, пила сама, давала внучке и нескольким из людей. На вопрос гоблина: «Почему лишь нескольким?» - Атта пожимала плечами и говорила, что спрашивать нужно знахарку. Боги сам не понимал до конца, почему он верит и как он вообще может верить человеку. Но говоря о том, что людей можно освободить, а уж они в долгу не останутся, Атта была так искренна, что не чувствующий никакого подвоха гоблин, в конце концов, сдался. Не последним фактом, склонившим его к согласию, было то, что Атта обещала гоблину секрет обработки того странного камня, из которого был сделан нож-наконечник. Открывающиеся перспективы были хоть и далеки, но весьма заманчивы. С таким трофеем, Боги мог рассчитывать на весьма почетное место в одном из оставшихся на острове племен. Почему бы и нет?

Гоблин смотрел на звездное небо и вздыхал, размышляя. – «Чем же все это кончится?».

Сердце его было полно надежды.

*****

4.

Объясненный знахаркой план казался Боги вполне осуществимым. Пробираясь ночью между людскими полухижинами-полуземлянками, он предполагал что-то существенно более сложное. Например - сражение с эльфами, по описанию которых было понятно, что одного он уже видел. Тот самый худощавый и длинноволосый, с зажигающим взглядом. От одной мысли о противостоянии с подобным, у гоблина выступал на спине холодный пот.

Все выглядело гораздо проще. Бабушка Атты объяснила, что большая часть людей ушла чуть более декады назад. По её словам, что-то в походе пошло не так – эльфы ходили раздраженные, по вечерам запирались в одном из своих домов и открывали только для слуг, приносящих еду (Боги с замирающей радостью мечтал о том, чтобы собратья-гоблины смогли дать достойный отпор). По словам знахарки, вернуться сельчане должны были утром, край – днем. За ночь необходимо было пробраться в запертый на замок дом, где хранились обручи, выкрасть их и нейтрализовать. Последнее слово Боги долгое время не мог понять, в итоге сошлись на варианте утопления магических штук в море.

В помощь ему, знахарка предложила двух мужчин, тех, кому она давала спасающий от воздействия обручей отвар. Гоблин скептически оглядел обоих – та еще «подмога». Один был, считай, однорукий - вторая рука после перелома срослась неправильно и практически не гнулась. Второй весь какой-то бледный, еле стоящий на ногах. Будь у него время на подготовку.… Но времени не было. Когда представится следующий удобный момент для подобной диверсии, нельзя было предположить ни в каком приближении. Боги посмотрел на Атту, на знахарку. Вздохнул, забросил свой кожаный мешок за спину и махнул мужикам - пошли, мол.

Прокрадываясь около эльфийского дома, в окнах которого горел свет, гоблин явственно слышал серьезную перепалку. Кто-то очень яростно, не обращая внимания на слабые попытки оправдаться, отчитывал подручных. Боги не могла быть понятна эльфийская речь, но манера и тон говорившего уж очень напоминали старого Таракота, выдававшего нагоняй за проваленную охоту.

«Толи еще будет! – Усмехнулся гоблин и обернулся к спутникам, указав на соседний дом вопросительным жестом. – Этот?»

Однорукий кивнул. Гоблин подошел к стене, поскреб дерево ногтем. Посмотрел наверх, увидел небольшое приоткрытое окно, расположенное под самой крышей. Потом начал аккуратно, бесшумно подниматься по стене, впиваясь в неё острыми когтями. Люди удивленно таращились, не понимая, каким образом деется данный фокус. Забравшись в окно, Боги проник внутрь и скрылся из виду.

Очутившись на чердаке, гоблин снял мешок и достал из него не большой, светящийся камень. Выданная знахаркой диковина немного осветила пространство. Один из углов чердака явно темнел проем, позволяющий спуститься вниз. Зажав камень в зубах, Боги спустился по лестнице и явно очутился в кладовой. По крайней мере их собственная, гоблинская кладовая выглядела очень похоже – так же, рядами, составленная разная снедь, какие-то инструменты, деревянные короба. Осторожно приподнимая крышки, он обнаружил в одном из двух коробов разделенные перегородкой секции. Лежавшие в них штуки были точь в точь такие, какие ему показала знахарка, объясняя разницу между обручем и браслетом.

******

Эльфы стояли в совершенно сконфуженном состоянии. Все, включая престарелого визора, принесшего неудовлетворительные вести о провале «стабилизирующей» программы. Гоблины, подготовились к встрече незваных гостей настолько хорошо, что еще за два дня до ориентировочного места их поселения, отряд людей просто-напросто увяз во всевозможных ловушках. Замаскированные ямы с кольями, вылетающие непонятно откуда заостренные палки, сыплющиеся на головы камни и прочая напасть, остановили продвижение начисто. В одну из ловушек угодил даже сопровождающий отряд эльф, после чего и принял решение вернуться.

– Вы туда сами отправитесь! – Старший был давно не в духе. Но последние новости совершенно вывели его из себя. – Расслабились! Ресурс по складам зажимать и переводить почем зря – мы первые! А как сопровождать – так жребий тяните!

Он расхаживал перед подчиненными, вглядывался в склоненные лица. Вина их, конечно же, была не столь велика. Просто нервы у Старшего уже не выдерживали. Эльф прошелся еще раз, встал около окна, задумчиво глядя на очерченный лунным светом скалистый обрыв. Раздумывая, как поднимать все же существенно пошатнувшуюся дисциплину, Старший заметил на самом краю обрыва три фигуры. Они раскачивали какой-то явно очень тяжелый мешок.

Раз.

Два.

Три.

Мешок улетел с обрыва, беззвучно канул в черноте облизывающих скалы волн. Эльф обернулся к подчиненным. Некоторые из них, имевшие неосторожность поднять голову, вскрикнули от удивления. Никогда еще лицо их предводителя не отражало такую бурю весьма однозначных эмоций.

*****

Если в прошлый раз люди возвращались хоть и усталые, но довольные, сегодня все было по-другому. Шатаясь, поддерживая друг друга, они были перепачканы кровью и грязью все до единого. В самом конце колонны шел сопровождающий отряд эльф, морщившийся и поминутно потирающий перебинтованное лицо. Поселочная площадь встретила участников неудачного набега весьма странным зрелищем.

На площади были практически все находящиеся в поселении эльфы. В полном боевом оснащении. Двое мужчин, стоявшие на коленях, склонили головы над связанными руками. Рядом лежал гоблин. Люди непонимающе столпились вокруг.

– А чего это? – Нарушил кто-то из столпившихся натянутую, как жила, тишину.

– Это те, кто сегодня ночью похитил оставленные вами обручи и выкинул их в море с обрыва! – Из за строя эльфов показался Старший. Волосы его зелеными змеями вились на ветру, а черные глаза, казалось, старались выпить душу любого посмевшего в них заглянуть. – Давайте спросим их, зачем?

Произнеся последние слова, эльф подошел к одному из пленников и пнул его в коленную чашечку. Охнув, мужчина подскочил, едва не упав.

– Мы…освободили…всех! – Хрипя и брызгая кровью из разбитых губ, выдавил мужик.

– Ну а ты? Ну! – Эльфы поднял второго пленника на ноги за волосы и повернул его голову к столпившимся вокруг. Глаза мужчины, до того покорные и бездумные, обрели вдруг яростный блеск.

– Бей их мужики! В обручах была вся беда наша! Вся каша в голове от них и покорность! Бей их, чего вы стоите? - он смотрел на недоумевающих односельчан единственным оставшимся глазом, вместо второго было кровавое месиво.

– Это чего, а? – Пробасил устало один из мужиков, стоящих в толпе, и посмотрел на соседа.

– Вам, уважаемый ресурс, представляется уникальный шанс! – Вещал отпустивший волосы пленника Старший и не обращавший более внимания на рухнувшего рядом с товарищем пленника. – Мы, ваши хозяева, готовы покинуть вас. Вот, видите, ваши сородичи хотят именно этого. Утверждают, что мы обращаемся с вами плохо! Мы готовы уехать, повторяю! Уехать и забрать с собой все, что принадлежит нам. То есть все, кроме вас. Оружие, инструмент, ну одежду, допустим оставим. – Он улыбнулся побледневшим лицам людей. – Либо вы одеваете свои браслеты и продолжаете выполнять работу!

После этих слов, строй эльфов разомкнулся, за ним стоял полный обручей короб. Металл поблескивал на утреннем солнце.

Боги пришел в себя от тяжелого пинка, сломавшего, как ему показалось, несколько ребер. Ошалело проморгавшись и оценив ситуацию, он окончательно понял, что совершенно не понимает людей. Они, выстроившись в неровную линию, подходили по одному к коробу с обручами (только теперь Боги сообразил, насколько наивно было предполагать, что эльфы хранят все запасы в одном месте) и надевали их на голову. Те, что уже прошли очередь – приволокли в центр поселка большой пень.

Одного из мужиков, тот что был весь бледный, уложили головой на пень. Он что-то причитал и всхлипывал. Люди отворачивались, старались не смотреть на происходящее. К склоненному пленнику подошел здоровяк с топором. Горько вздохнул, пробормотал:

- Ну ты прости, ежи шо…

И отрубил бледнокожему соплеменнику голову. Как и тогда, на пепелище родной деревни, Боги почувствовал, как им овладевает какая-то отрешенность. Наблюдая за тем, как укладывают на пень второго, однорукого, он не думал о том, что будет следующем. Он думал о том, что люди очень странные. Они подарили им возможность завоевать свободу. Но люди выбрали рабство. В момент, когда голова однорукого отвались от тела, Боги вспомнил Атту. Девочке предстояло жить среди этих людей и стать похожей на них.

Сердце гоблина было полно жалости.

 

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 15. Оценка: 3,80 из 5)
Загрузка...