Цвет пустоты

 

Арабский купец сидел на мягких подушках и потягивал гашиш из кальяна. Небольшая коморка в кофейне Стамбула предназначалась как раз для бесед с глазу на глаз. Единственным недостатком было отсутствие свежего воздуха. Небольшие окна не то что воздух – свет едва пропускали. Так что волей неволей молодой мужчина так же стал поддаваться дурману. Воспринимать рассказ купца становилось все сложнее и сложнее.

– Да, я слышал о Руке Аллаха. Говорят, этому человеку выжгли глаза за его преступления, а потом Аллах подарил ему новые, чтобы он вершил правосудие. Этими глазами он видит все грехи и все благие дела, что вершит человек на протяжении жизни. Если человек злой, грешен и наживается на чужих несчастьях, то он приходит и вершит суд – всегда быстрый и безболезненный. Я слышал, что перед тем, как прийти к человеку, он дает день, чтобы уладить дела и прочитать Истигфар1. После молитвы покаяния Рука Аллаха дарует смерть. Во всех случаях – безболезненную. Ни разу он не пришел раньше, чем положено, или позже, чем через день. Каждый раз он выбирает самого злого человека в городе и не важно, бедняк это или богатый купец.

Воображение молодого мужчины, подпитанное дурманом, рисовало сцену. Ночь. Мужчина, читающий Истигфар на саджжада2, и убийца, скрытый в тенях. Ждет, когда его жертва сомкнет глаза. Отобрать жизнь быстро и безболезненно. Он почти полностью сокрыт во тьме, и только глаза – его глаза горят. Подаренные самим Аллахом, они видят все: и грех, и благое дело. Они видят суть, намеренья и душу. Но видят ли они цвет?

И какие эти глаза? Такие же, как его правый глаз? Стекляшки, подделки, сделанные алхимиком. В них тоже заточена страшная сила или быть может они настоящие, живые и вправду подарены Аллахом?

Но невольно его мысли стали уноситься прочь. К молодой ведьме, чей цвет был темным, как непроглядная ночь. Он вспомнил красоту ее тела, ее тепло и ночь, проведенную с ней…

Сделав волевое усилие, молодой мужчина вырвался из объятий грез, вызванных дурманом. Он выпил чашку кофе. Крепкий напиток прояснил его мысли, но вскоре они опять будут укутаны дурманом.

– Как же можно найти Руку Аллаха?

Купец задумался. Правда неизвестно, над вопросом ли молодого мужчины или же над собственным, заданным во время внутреннего монолога, вызванного дурманом. Он затянулся, а после выпустил гашишный дым.

– Есть одна женщина, она может знать ответ на этот вопрос. Но будь осторожен, говоря с ней. Она коварна, зла и изменчива – неверна даже своему господину, Иблису3. Потому даже праведный человек может узнать ответ на свой вопрос, говоря с ней. Если уверен, что Рука Аллаха стоит такого испытания, то ищи ее за городом в старом поместье.

– Благодарю, мой добрый друг Казан. Я не забуду твоей доброты.

– Буду рад с тобой встретиться еще раз, Фарон. Да поможет тебе Аллах в поисках ответа на твой вопрос.

 

***

Поместье выглядело обветшалым и пришедшим в негодность. Кое-где обвалилась крыша, стекол не было. Внутри царила разруха и хаос. Все ценное вынесли, оставив только мусор. Конечно же, двери были не заперты – нельзя запереть то, чего нет.

Фарон поначалу никого не увидел, пока не заметил дверь, ведущую в подвал, – единственную уцелевшую во всем доме. Это было неслучайно. Он потянул за ручку и был удивлен тем, с какой легкостью она открылась. Непогода и время не тронули ее. Или же кто-то совсем недавно смазал петли.

Внизу было темно, но Фарон ощущал, что там кто-то есть.

Он стал спускаться по ступенькам во мрак подвала. Ему приходилось держаться рукой за стену – для большей уверенности. Когда Фарон уже полностью спустился в подвал, его остановил голос.

– Стой.

Это был женский голос, довольно приятный и властный. Во тьме подвала два красных глаза были такими же яркими, как и звезды в безлунную ночь.

– Зачем пожаловал в мой дом?

– Меня зовут Фарон. Я ищу Руку Аллаха, мне сказали, что вы можете мне помочь.

– Я не знаю, кто это, уходи.

– Прошу, помогите мне.

Несколько секунд тьма и тишина наполняли комнату. Они словно бы пытались затянуть Фарона в себя, растворить в себе. Дверь, ведущая из подвала, захлопнулась.

– Если ты пришел сюда за помощью, то должен был знать, что не каждый возвращается назад.

– Да. Могу я попросить зажечь свет?

– Ты боишься темноты?

– Я предпочитаю, чтобы не только мой слух, но и мои глаза наслаждались собеседником.

Женщина засмеялась. Ей понравилось, как он повернул разговор или что так ловко ушел от вопроса.

– У меня нет ни огнива, ни трута. Я не нуждаюсь в свете. Если они есть у тебя, то я зажгу свечу.

Фарон вытащил из мешочка на поясе трутницу, кремень и огниво. Несколько секунд он колебался, а потом спросил:

– Мне подойти?

Он слышал, как постукивали пальцы женщины по чему-то твердому и пустому. Она раздумывала над ответом.

– Не утруждайся.

Что-то взяло из рук Фарона все принадлежности и уже через мгновение он услышал, как ударяется кремень об огниво. Раз, другой, третий. На пятый раз женщине удалось добыть искру, но она не попала на трут. Она обреченно вздохнула. После этого свеча зажглась и, Фарон заметил, как женщина убрала палец от огня.

– Доволен?

Старая свеча едва давала свет, чтобы разглядеть собеседницу. Вероятно, она была англичанка и в ее венах текла благородная кровь – это было заметно по аристократичной красоте. Хрупкая, на первый взгляд, фигура, высокий рост, небольшая грудь и красные глаза. Вампир. Теперь уже не было никаких сомнений.

Одета вампир4 была в легкое платье. Довольно нескромное по арабским меркам. Под ее правой рукой покоился старый человеческий череп.

– Благодарю.

Фарон оглядел помещение. В первую очередь он хотел найти, на что бы сесть, но куда больше его интересовало, что забрало из его рук принадлежности для огня. Но ничего, кроме дивана, на котором уже сидела красавица, здесь не было.

– Здесь определенная нехватка мебели, так что прости, предлагать сесть не буду.

Фарон кивнул в знак понимания.

– Зачем ты ищешь Руку Аллаха? Ты не из янычар. Ты жаждешь мести? Он забрал кого-то дорогого тебе?

Она разглядывала Фарона. Его долговязую фигуру, острые черты лица и закрытый правый глаз. В ее взгляде читалось любопытство, но во многом скучающее. Ее тонкие пальцы постукивали по черепу, а время от времени просто ложились на него. Она словно бы была в полудреме – не совсем здесь.

– Боюсь, моя причина проще. Я ищу ответ на вопрос и подозреваю, что он может ответить на него.

– Есть ли Аллах? – она перевела взгляд на свечу, на подрагивающее пламя. Фарон понимал, что еще чуть-чуть, и она окончательно потеряет к нему интерес: ей просто было все равно. Возможно, потому что она прожила слишком долго или слишком сильна. Чем заняться одинокому вампиру вдали от дома?

– Нет. Каков мой цвет?

Этот вопрос задел струнку любопытства, и она снова перевела взгляд на Фарона.

– Объясни.

Фарон открыл свой правый глаз. При свете слабого огня его сделанное из аметиста глазное яблоко отличалось глубоким фиолетовым цветом, неестественным для этого драгоценного камня.

Этим глазом он посмотрел на вампира.

– Твой узор очень сложен и многогранен. Под одним слоем цвета скрыт другой. Многолетние наслоения. Проходят годы и ты меняешься. Но неизменным является два цвета: красный и оранжевый. Они сплелись и не могут теперь друг без друга. Их разбавляют брызги серебряного, светящегося словно звезды, разбросанные по небу. Но сейчас, привычный рисунок разрушен. Он словно бы отравлен желто-черной смесью, поглощающей все. Она проникает под слои, доходя до самых глубин. Или выходя из…

– Хватит!

Только теперь Фарон заметил, что череп под рукой вампира был сломан. Это был страх или быть может она не хотела больше слышать о своем цвете.

Она встала с дивана и подошла к нему. Коротко, без взмаха, влепила ему пощечину. Этого хватило, чтобы сознание от боли на мгновение помутилось, а Фарон едва не грохнулся на пол. Как бы женщина не выглядела, она оставалась вампиром. А их сила не шла в сравнение с человеческой.

– Мог бы просто сказать, что можешь заглядывать в сердце!

– Не могу, я вижу только цвет. Я не могу его интерпретировать – это всего лишь отражение. Простите.

– Отражение чего?

– Я не знаю.

Вампир вздохнула и положила свои руки на лицо Фарона. Она раздвинула большими пальцами веки правого глаза и заглянула в аметист.

– Удивительно. Он живой.

Несмотря на вспышку гнева, она загорелась интересом. Ее любопытство проснулось и требовало удовлетворения. А в ее цвете желтый стал постепенно рассасываться, уступая место всему остальному.

– Но какое это отношение имеет к Руке Аллаха?

– Я не вижу свой цвет.

Кармилла отстранилась и внимательно посмотрела на него. Она пыталась понять, что это может значить: глаз, который видит цвета людей, но не видит цвет владельца?

– В каком смысле?

– Мой правый глаз видит только цвета. Они представляются как силуэты людей. Но он не видит меня. Когда я смотрю на себя, то ничего не вижу: словно упираюсь в пустоту.

Фарон опустил свой взгляд на руки. Ничего. Левый глаз видел руки. Правый – ничего. Пустоту. Даже не черный цвет, а пустоту, абсолютное ничто. Это сложно объяснить тому, у кого пустота равняется черному цвету. Черный цвет вбирает в себя свет, делает его частью себя, а пустота просто пропускает, не задерживая.

Кармилла молчала. Она, похоже, силилась понять, каково это быть невидимкой для собственного глаза. Быть способным заглядывать в людей, но не иметь возможности заглянуть в себя. Быть пустым местом для самого себя.

– Понятно. Ну что же, Я заключу с тобой сделку, человек.

– Сделку?

– Ты расскажешь свою историю, а я побуду твоей ищейкой и найду Руку Аллаха. Только представь, сама Кармилла станет твоей верной слугой на одну ночь!

Женщина засмеялась. Фарон молчал, имя вампира вызвал воспоминание. Он уже слышал его раньше. От ведьмы, которую встретил в лесу. «…дочь Кармиллы». Неужели это она? Эта вампир и была матерью той девушки? Фарон попытался вспомнить имя ведьмы, но не смог. Вместо этого он вспомнил черноту, в которую смотрел в ту ночь. Это был цвет ведьмы. Он запомнил ее цвет, а не имя.

– Эй! Я могу и передумать!

Фарон встрепенулся.

– Это будет очень долгая история.

– Тогда мне придется угостить тебя вином, ты же, надеюсь, не против вина?

– Нет, конечно, нет.

 

Фарон работал лопатой. Он зачерпывал груду земли и бросал ее на тело, которое еще недавно было живым (если такое слово применимо к вампиру.?). Молодой, еще даже не раскрывший всех своих сил, нелюдь стал частью эксперимента. Именно благодаря ему появился на свет Фарон. Или, правильнее сказать, получил душу.

– Это причиняет тебе страдания?

Михей, старый алхимик, разглядывал звезды в телескоп, время от времени прерываясь на заметки. Маленький шарик света за его плечом то гас, то становился ярче. Давая ровно столько света, сколько было нужно алхимику сейчас.

– То, что ему пришлось отдать свою жизнь, чтобы ее получил ты. Это причиняет тебе страдания, мой гомункул5?

Фарон не стал давать быстрого ответа. Он размышлял над вопросом, пока закапывал тело. Не правильней ли было оставить вампира на земле, чтобы первые лучи солнца обратили его в прах? Нет, наверное, нет. Все-таки христианин, а они предпочитали закапывать тела, а не сжигать.

Почувствовав легкую усталость, гомункул остановился и взглянул на звезды своим искусственным глазом: он видел калейдоскоп цветов. Далеких, холодных и непонятных. Но все они были. Только, что это? Это цвета тех, кто жил вдалеке от земли, или же это собственный цвет светил и планет? Впрочем, ответ на этот вопрос был не столь важен. Фарон просто наслаждался красотой Вселенной и не мог скрыть своего восхищения: ради такого стоило родиться.

– Я благодарен ему. Этот мир удивителен, я хочу узнать как можно больше о нем. Так что нет, не сожалею.

Гомункул снова приступил к своей работе. Михей пока молчал и изучал звезды. Сложно сказать слышал ли он слова Фарона или нет. По старику вообще было сложно определить, что его интересует в данный момент. Через какое-то время он отложил бумагу и сел на стул, стоящий рядом.

– Хорошо. Наслаждайся жизнью, иначе его смерть была напрасна.

– Но ведь у эксперимента была какая-то причина? То, ради чего ты его проводил, – помимо желания дать мне душу?

– Да.

– Какая была причина?

– Я хотел узнать, подобен ли я Богу, создавая жизнь.

– Ты подобен Богу?

– Нет, не подобен. Нельзя быть подобным самому себе.

 

Кармилла держала в руке бокал и задумчиво помешивала в нем вино. Она ушла в себя, где были спрятаны прожитые ею года, вещи, которые любила и потеряла. Медленно, очень медленно вампир угасала. Проклятие бесконечно долгой жизни в привязанности к миру. Пока ты можешь найти, за что зацепиться, что будет твоим маяком – ты жив. Как только ты его теряешь, сразу же оказываешься на грани. Еще мгновение – и ты исчезнешь. Ты, как личность просто не понимаешь, зачем существуешь.

Смех Кармиллы ударил по ушам Фарона. Столь неожиданная реакция вампира вывела его из задумчивости, и он обнаружил перемены: теперь в ее глазах горел огонь.

– «Нельзя быть подобным самому себе». Ха-ха-ха, а твой старик был с чувством юмора!

Она опустошила бокал с вином и поставила его на стол. Встав, Кармилла потянулась. Когда она закончила, то встала напротив Фарона.

– Я помогу тебе, как и обещала, но мои силы на исходе. Почти год мне не доводилось вкушать крови человека или зверя. Я истощена и вероятно умерла бы очень скоро или сошла с ума. Так что… Она подошла к нему и положила на его плечи руки. Мне нужна твоя кровь, не обессудь.

Одной рукой Кармилла наклонила голову Фарона так, чтобы было удобней добраться до шеи. Он не стал, сопротивляется. Верил ли гомункул, что вампир сдержит слово, или уже смирился с судьбой, неизвестно.

Два острых клыка пробили сонную артерия. Женщина припала губами к образовавшейся ране и стала жадно пить кровь. Боль была нестерпимой, в глазах у Фарона потемнело. Еще немного и казалось, что он провалится во тьму. Он провел на грани мгновение. Или быть может, это были года, полные боли и нестерпимого ужаса, сжавшиеся в одну крошечную точку мгновения?

Судорожный вдох. Мысли были четкими и ясными, комната даже при плохом освещении казалась невероятно четкой и детальной. Но самые невероятные метаморфозы случились с его правым глазом: он видел как рельеф цвета вампира. Малейшие впадины, протяженные долины и высочайшие горы. Цвет приобрел завершенность.

Судорожный выдох. Все вернулось на свои места, полумрак скрыл комнату, а цвет стал плоским. Укус вампира подстегивает все чувства и способности жертвы, доводя ее до состояния, осознание реальности. Когда человек находится ровно здесь и сейчас, в этом мгновение, в этой реальности, в этом теле. Когда человек – это человек.

Фарон прикоснулся к шее. Две небольшие раны уже покрылись тоненькой полоской кожи, не давая драгоценной влаге вырваться наружу. Слюна вампира подстегивает к исцелению организм. Да, вампиры хищники, но им совершенно не обязательно убивать жертву, ведь им нужна только кровь.

Кармилла внимательно наблюдала за тем, как гомункул приходит в себя. Она уже вытерла с лица кровь и переоделась в подходящую для прогулки по Стамбулу одежду. Это была черная паранджа, украшенная красными узорами. Впрочем, вампир отнюдь не стремилась скрыть свое лицо и улыбку на нем.

– Ты знаешь, как ты видишь цвет, так и все мы вампиры чувствуем вкус крови. Интересно, это может быть одно и то же?

– Возможно, но тогда какой мой вкус?

Вампир задумалась. И чем дольше она думала, тем боле тускнела ее улыбка. По ее лицу было видно, что она все больше теряется и не может подобрать нужные слова, а, может, решает, как тактичнее сформулировать. Тогда Фарон решил помочь ей:

– Вкус пустоты.

Кармилла пораженно посмотрела на гомункула, словно он только что сказал невероятную глупость и мудрость одновременно.

– Я уже догадывался об этом. Цвет и вкус, которые не существует. Только у пустоты они могут быть такими.

Фарон поднялся на ноги. В глазах немного плыло, но в целом самочувствие было нормальное.

– Я хочу узнать, что мне скажет Рука Аллаха. Вдруг на самом деле я ошибаюсь.

– Довольно бессмысленно искать ответ на вопрос, который ты знаешь.

Гомункул кивнул, ничего не сказав.

 

Огромная туча закрыла и звезды и луну. На ничем не освещенных улицах можно было пройти мимо человека и не заметить его. Только патрули янычар освещали улицы своими факелами.

Всю дорогу Фарон думал. Он очень хотел спросить Кармиллу о ведьме– не мать ли она ей – но все не мог решиться. Был ли в этом смысл? Даже если да, то вероятно вампир не знала, где сейчас ее дочь.

Рука Кармиллы вцепилась в его плечо.

– Почуяла.

Она потянула его за собой к центру города, на небольшую площадь. В центре нее на саджжада мужчина совершал Истигфар, прося прощение за совершенные им грехи. До Кармиллы и Фарона доносились едва слышные слова молитвы.

«О Аллах, Ты – мой Господь, нет бога, кроме Тебя. Ты сотворил меня, и я – Твой раб, и я соблюдаю свой завет и обещание Тебе, по мере моих сил. Я прибегаю к Тебе от зла того, что я совершил, и признаюсь Тебе в своём грехе. Прости же меня, ведь никто не прощает грехов, кроме Тебя».

Мужчина поднялся и сошел с саджжада. Недалеко от него стояла большая лампа, едва освещавшая центр площади. Очень осторожно он вытащил саблю из ножен и принял боевую стойку. Теперь он ждал. Ждал Руку Аллаха, чтобы принять бой за свою жизнь. Вероятно, это был один из сипах6, не желающий покориться воле судьбы или Аллаху, а может ему просто не позволяла гордость лечь и умереть. Воин по своей натуре, он не мог просто принять что-то без борьбы: если сражаешься всю жизнь, сражайся до конца.

Из темноты вышел человек. Он был одет в длинные одежды, напоминавшие рясу и скрывавшие его фигуру. Казалось, человек был безоружен. Несмотря на плохое освещение, Фарон увидел его глаза. Два кусочка стекла блестели под его бровями.

– Аллах простил тебя и твой Джаназа-намаз близок. Время встретиться с Всевышним, да примет он твою душу, как принял души других.

Сипаха не ответил. Его сабля была направлена в грудь человека, и он не собирался ее опускать. Рука Аллаха не упрекнул его в этом. Жизнь, потому так драгоценна, что за нее борются, даже если это значит пойти против воли Аллаха.

Рука Аллаха поклонился. Уже через секунду он, вооружившись двумя короткими кинжалами, наступал на сипаху. Но клинки не соприкоснулись. Воин сделал несколько стремительных рубящих ударов, но ни один не достиг цели. Все прошли близко, очень близко, но не попали.

Рука Аллаха не собирался вести бой, он просто нанес удар. Короткий, точный и стремительный. Лезвие прошило сердце. Рука Аллаха бережно уложил сипаху на землю.

– Аллах простил тебя, когда ты молился, я простил тебя, когда ты умер. Покойся с миром.

Тот умирал. Его сознание меркло, оставляя тело доживать последние секунды.

Кармилла отпустила руку Фарона и растворилась во тьме, словно всегда была ее частью. Гомункул посмотрел ей в след и вышел на свет.

– Рука Аллаха! – окликнул он несущего правосудие Аллаха. – Ответишь ли ты на вопрос?

Мужчина закрыл глаза сипаху и поднялся, оставляя убитого на земле. Он обернулся и взглянул на Фарона: в его мертвых глазах гомункул ничего не увидел.

– Я бы очень хотел, чтобы ты не задавал этот вопрос, рожденный не от женщины, – Рука Аллаха отвел взгляд в сторону.

– И все же я задам. Какой мой цвет?

Мужчина в маске вздохнул и несколько ударов сердца стоял неподвижно, пока не пришел к внутреннему согласию:

– Я очень надеялся, что ты не придешь, искусственный человек, ибо ответ на твой вопрос немилосердный. Много часов довелось провести мне в размышлениях над ним, когда я узнал, что ты ищешь меня. Сначала моим решением была ложь. Но какое право имеет врач лгать умирающему?

– Никакого.

Рука Аллаха кивнул в знак согласия.

– У тебя нет цвета. Когда ты родился, Аллах не дал тебе ничего, кроме твоей души. Ты не привязан к этому миру и вне его плана.

Фарон молчал. Он знал это, и знал очень давно, просто ему никогда не хватало смелости сказать себе правду, потому он искал ее на стороне. Правде из чужих уст можно ведь и не верить, так ведь?

– Но это можно изменить. Ты пуст, но тебя можно наполнить.

Рука Аллаха развернулся и подошел к Фарону, на ходу он вытащил кинжал. Вложив его в руку гомункула, он направил лезвие на свое сердце.

– Ты можешь забрать мой цвет.

После этого заявления повисла тишина. Гомункул покачал головой и выпустил оружие, оно жалобно звякнуло об камень.

– Почему ты отказываешься? Ты принесешь мне покой, а сам найдешь свою судьбу, разве не это ты искал, рожденный не от женщины?!

– Не это, – помимо воли на его глаза навернулись слезы. – Не этого я искал, Рука Аллаха. Не чужую судьбу, но свою. Ты говоришь, что бог не дал мне судьбы, не привязал меня к этому миру, но дал душу. Если это правда, то я должен идти дальше. То, что предлагаешь ты, – это ложь, а лгать самому себе я устал.

Фарон отвернулся и пошел прочь. Единственная причина, по которой он не побежал, было просто незнание, куда бежать. «Просто подальше отсюда?»

– Ты не найдешь своей судьбы, ибо ее у тебя нет! – услышал он за спиной крик Руки Аллаха.

«Да, но это не страшно», – подумал Фарон.

– Тогда придется создать ее, – сквозь зубы, обращаясь к самому себе, ответил он. Фарон уже знал что это ложь и он не найдет свою судьбу здесь, среди людей. Возможно, у него был шанс с ведьмой? Создать свою судьбу или это тоже было сладкое вино, скрывающее яд?! Как же он устал от проклятого вина, кто же, наконец, подаст ему кубок с ядом?! Горьким, обжигающим горло и лишающим жизни ядом.? Нет, это слишком заманчиво.

Сейчас в нем рос гнев на… На кого? На Михея, своего создателя? Да, определенно! На бога – за бессмысленное существование? Наверняка! На… Нет. Он злился только на одного человека в этом мире – на себя. За то, что столько лет искал цвет, вместо того, чтобы создавать его. Глупец.

Фарон остановился и понял, что прошел огромное расстояние и теперь находится на другом конце Стамбула. Он перевел дух и сел на землю, прислонившись к стене дома. Несколько секунд он дышал, полностью отдавшись этому занятию. Как воздух менялся в его легких, так и мысли приходили и уходили. В какой-то момент он перестал дышать, и тогда же ушли все мысли. Фарон погрузился в ночь. Только теперь гомункул понял, как он устал, и заснул.

 

***

– Не стоило мне тебя отпускать, – Фарон посмотрел на молодую ведьму, собирающую волосы в косу. Она сидела к нему спиной, и он рассматривал контуры ее обнаженной спины.

– Глупость, я не твоя судьба, точно так же, как и путь Руки Аллаха, не твой путь.

– Моя судьба? У меня ее нет, я могу выбрать любую.

Девушка засмеялась и прекратила плести косу, несколько секунд она сидела тихо размышляя.

– Ты не прав. Тебе нужно просто продолжать свой путь, уверена, в конце ты найдешь то, что ищешь.

– Я уже нашел, и оказалось, что у меня нет ни цвета, ни судьбы! Вместо бесцельного путешествия лучше было бы остаться с тобой.

Девушка повернулась к нему и улыбнулась: в ее разноцветных глазах читалась горечь. Фарон отвел взгляд. Она была права, это бесполезно. Неважно остался бы он с ней или встретился с Рукой Аллаха, рано или поздно его ждало бы разочарование.

Ведьма погладила его по щеке.

– Лучше пусть некоторые вещи останутся как желанные мечты

Она поцеловала его и сон растаял.

 

***

– Значит, ты отправляешься дальше?

Гомункул проснулся на диване, в подвале старого поместья, лежа в темноте. Вероятно, та единственная свеча уже давно выгорела.

– Да, я отправляюсь дальше. Хочу увидеть как можно больше, перед тем, как решу, кто я, – он сел на диван и почувствовал близость Кармиллы.

Вампир обняла его, и это удивило Фарона: такого от нее он не ожидал.

– Удачи тебе мальчик, – сказала она с неожиданной теплотой.

Гомункул обнял ее в ответ и почувствовал, как женщина вздрогнула. Несмотря на темноту, он понял или, скорее, догадался, что она улыбнулась, возможно, благодарно. Много ли существ, способных обнять вампира?

– Тогда и мне пора возвращаться. Я слишком давно не была дома и поняла, что скучаю по своему туманному Альбиону.

– Кармилла, скажи… у тебя есть дочь? Если есть, скажи ей спасибо от меня.

Вампир потрепала его по щеке и с издёвкой ответила.

– У вампиров не может быть детей.

Она ушла.

Гомункул еще несколько минут сидел во тьме, чувствуя себя опустошенным. После чего поднялся и пошел к выходу. Если у него нет цвета, то пора заняться его созданием.

 

 

 

1Истигфар – молитва в Исламе о прощении грехов.

2Саджжада– молитвенный коврик в Исламе.

3Иблис – в Исламе джин, восставший против Аллаха.

4Вампир – изначально использовался вариант «вампирша», но после некоторых размышлений был использован Вампир. Так как «вампирша» может случайно быть понята так же, как и «генеральша» (жена генерала), что в данном случае неверно.

5Гомункул – искусственно созданный человек (в алхимии).

6Сипаха – разновидность турецкой тяжелой кавалерии. Наряду с янычарами, вплоть до середины XVIII века, были основным военным подразделением, используемым в Османской империи.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 10. Оценка: 3,70 из 5)
Загрузка...