Теория эволюции плюшевых мишек

 

В чулане никто не живёт, говорите? Там пусто, темно, скучно и швабры?

Ну-ну.

То есть, со швабрами я, конечно, согласен. Не самая весёлая штука на свете. Люди, правда, не умеют их правильно применять. А ведь если подойти к использованию швабры с умом, то можно извлечь из неё немало пользы.

Но в чулане швабры действительно ни к чему. Занимают много места. Я их часто задеваю, роняю (иногда, впрочем, нарочно). Прибегают испуганные люди, включают свет или шарят лучом фонарика. И тут…

Нет, что вы. Никаких вульгарных «бу!». А вот ласково потрогать сзади за шею холодной когтистой лапой или страстно посопеть мохнатым носом в ухо – это самое оно. И тут сразу крики, вопли, обмороки, метания по дому. В общем, полный кавардак.

Спрашиваете, зачем я это делаю? Ну, так… весело же, разве нет?

Да бросьте, вам это на самом деле нравится. Ну как можно не полезть в чулан проверить, что там в три часа ночи грохотнуло, чихнуло, проникновенно забурчало голодным желудком? Особенно, если вы накануне посмотрели какой-нибудь пошленький малобюджетный фильм ужасов и вам теперь страсть как охота почувствовать себя в главных ролях.

Я, впрочем, фильмы ужасов тоже с удовольствием смотрю. Если заранее пробраться под диван перед вечерним семейным просмотром телевизора в гостиной, то можно вполне уютно устроиться. Таскать из общей миски чипсы под вопли с экрана, слизывать растекающийся пломбир с недонесённой до чего-нибудь рта ложки. Пожелать здоровья густым басом тому, кто громко чихнул в самый напряжённый момент фильма. Словом, вариантов масса.

А утром, когда вся семья разбежалась кто на работу, кто в школу или институт, можно выбраться на кухню и основательно подчистить холодильник. Вечером же, удобно устроившись в бельевом шкафу на чистых простынях и пододеяльниках и довольно побулькивая сытым желудком, подслушивать семейную ругню на тему обжорства. Спорим, виноватым в итоге окажется кот? Эта бессовестная жирная скотина, которая, конечно, научилась лапой открывать дверцу холодильника и пластмассовые контейнеры с едой. И, видимо, подтаскивать табуретку, чтобы достать до морозильной камеры.  Да, забыл сказать. Кота нужно напугать до полусмерти ещё утром, по дороге в кухню, чтобы потом спрятался подальше и носа не высовывал. Тут, вы понимаете, простая людская логика: кот прячется, значит нашкодил. Значит понятно, кто сжевал недельный запас котлет и вылакал четыре банки пива. В общем, всё чисто.

Так о чем это я? Ах да. Это всё приятные нюансы тёплой чуланно-шкафной жизни. Семьи я время от времени меняю.  Выбираю, разумеется, только тех, кто живёт отдельным домом. В квартиру – увольте. Там даже развернуться негде. Плавали, знаем. Тем более, у меня с квартирами связано несколько душевных травм. Помню, один раз такое было! В первую же ночь сам перепугался чуть не до обморока, когда нос к носу столкнулся с небритой хозяйкой в бигуди. Или хозяином? Хм… До сих пор не знаю, кто это был. Я почел за благо быстро удалиться через форточку. А съёмные квартиры и того хуже. Народ там меняется со скоростью свиста. Не успеваешь даже запомнить, кого пугал вчера вечером. А утром – нате, новые квартиранты. И вообще, испуг – дело тонкое. Его долго подготавливать надобно. Со вкусом. Тут половицей поскрипел, там неожиданно кашлянул. Швабру, опять-таки, уронил. С размаху. На спину. А потом ка-а-ак…

Да, так о чём мы говорили?

Один раз, было дело, я влип. Весьма основательно. До сих пор не знаю, как так получилось.

Помню, подвернулся мне один любопытный домик. Нет, даже не домик – домище. Просторный, старый, немного обветшалый. На выложенной черепицей крыше – две трубы. Значит, внутри не меньше двух каминов имеется. Я как дом увидел – аж слюнки потекли. В общем, не сумел пройти мимо.

Забрался внутрь как обычно легко. Такая ли большая мне нужна лазейка? Втиснулся в форточку и стал вынюхивать. Пахло внутри тоже отменно. Фасолью, чабрецом, лавандой, имбирём, облепихой, мятой, пылью, старыми книгами и много-много чем ещё. У меня голова пошла кругом от такого праздника запахов. Тут бы, собственно, и насторожиться. Вы подумайте, в каком нормальном среднестатистическом доме может пахнуть такой аппетитной всячиной? Из тех, что попадались в последнее время, самые приличные могли похвастаться разве что запахом кофе да тушеного мяса со скучным  набором магазинных специй из рутинных пластиковых пакетиков. Но в этом доме было нечто совсем иное. Тут всё оказалось настоящим. Всё было собрано вручную. Заботливо смешаны по собственному вкусу приправы, тщательно отсортированы на полках старинные книги, по укромным уголкам разложены букетики сухой лаванды, дабы воздух в комнатах оставался свежим и ароматным. Эти запахи хотелось есть ложкой. Хотелось навалить себе полную огроменную тарелку и уписывать их за обе щёки. У меня, ей-ей, аж в животе забурчало.

Я решил, что непременно разведаю, где тут кухня, после того как устроюсь в чулане. Подходящее помещение обнаружилось довольно быстро. Под лестницей на второй этаж.

Там было темно, в меру пыльно; на нижних полках сбоку расставлены банки с консервацией, на верхних – разложена всякая полезная домашняя мелочь. Ну там, метёлочки, рулоны бумаги, фольги, мотки ниток и бечёвки, старые газеты, видавший виды плюшевый мишка, связки перьев, странные мешочки с непонятным содержимым, обрезки кожи, восковые свечи… Предполагалось, что вот где-то на связках перьев я должен был насторожиться. Уж не знаю, где находились в этот момент мои мысли и здравый рассудок. Наверно дружно уплетали на кухне ореховое варенье домашнего приготовления. В общем, я не насторожился. Вместо этого принялся устраиваться поудобнее. Вить себе уютное гнёздышко в самом дальнем уголке. Между трёхлитровой банкой с томатами и корзинкой восковых фруктов, неподалёку от большой дырки в деревянной панели. Мышки там поселились, что ли? Или крысы? Края дыры были облеплены чем-то невесомым, липковатым и почти неразличимым вперемешку с сухими стебельками цветов. Гм… Паук? Я с сомнением оглядел дыру. Большой паук? Всё-таки просторное жилище кто-то себе… выломал. Очень-очень большой паук?! Впрочем, не важно. Ни мышей, ни крыс, ни, тем более, пауков я уж точно не боюсь, так что…

Вот тогда-то и случилось у меня столкновение с метёлками для пыли. Совершенно неугомонные паршивки! Набросились на меня всей стаей – а было их там штуки четыре, не меньше – и давай мордовать. Прямо посреди нашей потасовки на меня еще сверху спланировала связка вороньих перьев и устроила зверский щекотун. Я выл, катался по полу, хохотал и ругался.

А потом отворилась дверь и строгий женский голос спросил:

– Что это тут происходит?

Метёлки разом присмирели и шустро убрались на свою полку. Связка вороньих перьев шмыгнула за обувную коробку и застенчиво оттуда выглядывала. Я валялся, скрючившись, на дощатом полу и жмурился на яркий свет.

Когда рёбра перестали саднить, а глаза чуток привыкли к иллюминации, я попытался разглядеть чуланную гостью. Вернее, хозяйку. Она, в свою очередь, с любопытством рассматривала меня.

– Мелковат, – наконец вынесла хозяйка свой вердикт.

Я даже обиделся. Нет, ну как будто для монстра размер имеет значение!

– Ты тоже не то чтоб очень на ведьму похожа, – не остался я в долгу.

Как догадался, спросите вы. Гм… Ну, тут всё прозрачно: у кого ещё в чулане может водиться стая бешенных метёлок?

Хозяйка улыбнулась. Улыбка у неё, надо сказать, была очень обаятельная, с ямочками на пухлых щеках.

– Меня зовут Эмилия. Можно просто Эмма. А ты кто такой будешь?

И вот тут я впервые задумался над этим вопросом. Действительно, а кто я вообще такой?

Ситуация оказалась несколько щекотливой: вроде как невежливо не ответить на вопрос, а с дугой стороны – что отвечать-то?

– Э-э-э… н-ну… я этот… монстр! Чуланный.

Эмма улыбнулась ещё шире, показала ровные белые зубы.

– Это я и так вижу. Имя у тебя есть?

Тут у меня аж глаза из орбит полезли от усердия, так старательно я вспоминал,  есть ли у меня имя. Но ни просветление, ни озарение, как на зло, не наступало.

– М-м-м… Монстр? – прозвучало как-то жалобно и вопросительно.

Ведьма рассмеялась. Получилось это у неё так заразительно, что даже я пару раз неуверенно хихикнул, дав в конце петуха.

– Ну, не хочешь представляться, и не надо. Но называть тебя как-то я же должна. Монстр – слишком сурово и даже местами солидно. Тем более что у меня тут, кажется, завелся один такой, – Эмма перестала улыбаться и слегка нахмурилась. – Буду звать тебя Монстрик. Теперь осталось решить, что с тобой делать.

– Делать? – переспросил я, внутренне холодея. Даже не успел обидеться на «монстрика». Хотя стоило бы.

– Да, – подтвердила Эмма, – делать. Ты, я так понимаю, решил тут поселиться. В общем, ничего не имею против – часто сдаю комнаты желающим. Хочешь снять этот чулан?

– Снять? – опять глупо переспросил я. Вообще это был очень неожиданный поворот событий. Вот вы когда-нибудь слышали, чтобы монстры что-нибудь у кого-нибудь снимали? Ну, кроме скальпа, я имею в виду.

– Именно. То есть, я разрешаю тебе тут жить, а ты мне за это что-нибудь платишь. Ведь ты же не думаешь, что я позволюошиваться у меня в доме кому попало да к тому же безвозмездно? Но, – Эмма окинула меня пытливым взглядом, – я так понимаю, что платить тебе нечем.

Я задумался.

В принципе, я мог сейчас  совершенно спокойно уйти и поискать другой дом. Без ведьмы. С чуланом, за который платить не нужно. Однако тут имелось целых два «но». Во-первых, этот домище мне ужасно понравился. Едва ли удастся найти что-либо подобное. Если я и сумею это сделать, то очень не скоро. А во-вторых… Так ли легко уйти от ведьмы, особенно если ты ей уже попался?

Денег у меня, в самом деле, не было. Да и зачем они монстру? Значит, нужно прикинуть, что можно Эмме предложить. Не так уж много, по сути. Только то, что я действительно хорошо умею.

– Гм, ну я могу пугать… скажем, непрошенных гостей. У тебя ведь они бывают?

– Обычно с такими я и сама справляюсь, – ответила Эмма, и на добродушном лице её на миг проскользнула тень чего-то далёкого, жутковатого и потустороннего. – Но, думаю, что могу перепоручить эту обязанность тебе.

Ведьма нагнулась и протянула мне ладонь. Я осторожно пожал её, выдавив застенчиво-зубастую улыбку.

– Вот и славно, – Эмма выглядела довольной. – Тогда сразу к делу. Скажи-ка, смог бы ты отыскать в этом доме, а затем как следует напугать другого монстра?

Тут-то я и понял, что влип.

***

Эмма живописала ситуацию:

– Это началось, кажется, после выходных. Я находила по утрам сухую траву, разбросанную по полу. Нет, не так, не траву. Как выяснилось, это цветы из моей оранжереи! Кто-то их ночью дерёт и разбрасывает! Мелкие предметы нервничают, оживают, когда их не просят и ведут себя довольно агрессивно.

– Это заметно, – я покосился на нестройный ряд метёлок на чуланной полке. Там, в уголке, ещё, кстати, стояла швабра. И рукоятка у неё чуть подрагивала. Меленько так, нервненько.  Как это она мне в запале пендель не отвесила? Наверное, еле удержалась, бедняжка.

Я потёр лапой счастливо избегнувшую экзекуции мягкую часть.

– Но, это всё, пожалуй, мелочи. Вот этой ночью было неприятно. Сплю я обычно хорошо. Но тут проснулась. От ощущения, что на меня кто-то смотрит. Кругом темнота, ничего не разобрать. Но я всей кожей взгляд почувствовала. Недобрый такой, изучающий. С гастрономическим подтекстом. Жуть. А чтоб ты знал, ведьму напугать не так просто. Уж не первую сотню лет на свете живу, и вот не вспомню, когда мне последний раз страшно было.

Я с сомнением покосился на Эмму. По моему скромному, но заслуживающему внимания, мнению, она не тянула даже на одну сотню лет. Впрочем, кто их, ведьм, знает.

Эмма продолжала что-то рассказывать, но дальше я уже особо не слушал.

Совершенно определённо, в доме кроме меня имеется ещё один монстр. Непонятно какой и непонятно где. Но, вероятно, хвала святому Бабаю, травоядный. Это судя по пожёванной оранжерее. А там непонятно. Ведьму вон недобрыми взглядами напугал… Но раз сразу не съел, скорее всего не хищник. Всё равно непонятно.

Тут мне стоит пояснить: мы, монстры, не особенно любим друг с другом общаться. Говоря откровенно, вообще не любим. Да прямо терпеть не можем. И готовы порвать на мелкие клочки при столкновении нос к носу. Или дать стрекоча. Всё, конечно, зависит от …гм… «личного инвентарного набора». Ну, вы поняли. У меня он, к сожалению, не очень впечатляющий.

До сих самых пор мне невероятно везло: ни одного лобового столкновения. И тут – на тебе. Сам, считай, нарвался, квартирант чуланный.

Пока я был погружён в свои мысли, Эмма, оказывается, уже закончила говорить и теперь вопросительно смотрела сверху вниз на незадачливого жильца. На меня, то есть. Переспрашивать было неудобно, так что пришлось выдавить из себя кисленькую улыбку и показать оттопыренный большой палец, мол «всё путём».

Ведьма удовлетворённо кивнула.

– Ну, вот и славно. Тогда сегодня ночью подежуришь в оранжерее.

Я только горестно вздохнул.

***

Ночью я, естественно, ни в какую оранжерею не попёрся. Сидел на кухне и заедал стресс имбирными пряниками, размышляя о своём нелёгком бытии. Парадную дверь и чёрный ход я проверил первым делом. Ну, как проверил – подобрался поближе и обнюхал, пригляделся. Магией от них несло порядочно. Наверняка Эмма навешала всякой защитной хрени. Типа: старый монстр не выйдет, новый не войдёт. С окнами дела обстояли аналогично. Я даже поразился, как это мне удалось вчера пробраться в дом. Или обычно тут всё тихо, а в этот раз ведьма чары навела специально, чтобы не отлынивал?

Покончив с пряниками, я принялся за вишнёвый кисель. Хандра на меня, признаться, накатила страшная. Ну что за жизнь у чуланного монстра? Да я даже не знаю, откуда сам такой взялся! А она – найди, напугай…

А впрочем… Кажется, я вылупился из яйца. Да, точно! Это было рябое перепелиное яичко, которое завалялось в холодильнике. Выпрыгнуло из общего лотка и спряталось под листьями салата. И там тихонько лежало. Лежало-лежало, лежало-лежало… А потом в холодильнике перегорела лампочка, стало темно. Совсем как в чулане. Тогда из яичка и вылупился я, и ...

В коридоре что-то негромко грюкнуло. Я вздрогнул от неожиданности и едва не подавился вишенкой.

Отставив банку с киселём, осторожно выглянул из кухни. Темно. Впрочем, моё зрение позволяло довольно неплохо различать предметы во мраке. Коридор пустовал. То есть, не отличался ничем подозрительным. Сразу направо, за кухней помещалась столовая, совмещённая с гостиной. А за ней – оранжерея. Сквозь верхнюю, застеклённую часть дверных створок сеялся лунный свет. Всё выглядело на редкость пристойно и тихо, и я уже было собрался вернуться к холодильнику, как лунный свет в оранжерее мигнул, заслоненный на миг неясной тенью.

Ох, чую, не живут любопытные монстры долго!

Вынырнув из кухни с этой невесёлой, но бодрящей мыслью, я осторожно прокрался на мягких лапах по паркету, стараясь не попасть в полосу света и не цокнуть втянутым когтем. Заглянул в щель между створками, ничего толком не разглядел, и, привстав на задние лапы, обозрел цветочный мирок сквозь стекло. Внутри царила торжественная тишина и покой. По сетке у окна вилась белая ипомея. Горшок с основанием стебля терялся где-то во мраке на полу. Среди вялых листьев и устало цепляющихся за прутики лоз наблюдалось пару бледных звёздочек-цветков. Они мелко подрагивали, словно от несуществующего ветерка. Но если бы я вдруг подумал, что растения умеют бояться, то можно было бы сказать, что ипомея тряслась от страха.

Я пялился внутрь во все глаза. Старался даже не моргать, чтобы ничего вдруг не пропустить. Капризный лунный свет оказался так себе помощником – освещая слишком мало, он давал много неверных, зыбких теней, в которых, в иной ситуации, мог бы затаиться я сам. Ну или кто-то вроде меня. Другой монстр.

В итоге глаза, конечно, начало резать и щипать. Пришлось позволить себе проморгаться. И когда я вновь посмотрел на ипомею, цветок на ней был уже один.

Вот это номер! Я буквально прилип к стеклу. И тут…

Второй цветок тоже исчез. Словно его слизнула пустота. Раз – и нету. Я в это время моргнул или нет?!

Лихорадочно шаря взглядом пооранжерее, я даже привстал на цыпочки, чтобы получше видеть всё пространство возле злосчастного лунного цветка.

И тут кто-то внизу с чавканьем начал втягивать в себя стебель. Хрум-хрум. Пауза. Чавк-чавк, ом-ном-ном. Ипомея хорошо пошла!

Через пару секунд от неё ничего не осталось. Вкусная, видать, была ипомея.

Похоже, невидимый монстр – гурман. Может зря я возле холодильника зависал, сразу в оранжерею нужно было?

Пожиратель ипомеи тем временем переключился на прочие растения. Их он есть, впрочем, не стал – только азартно выдёргивал из горшков. Я терялся в догадках, что он там с ними делает – про запас собирает, что ли? Но чавканья больше не слышал.

Нужно было, очевидно, что-то предпринять. Варианта существовало целых два: войти в оранжерею и разобраться с вегетарианским эпикурейцем самостоятельно или пойти разбудить Эмму. Я чуток поразмыслил и рискнул выбрать первый вариант и, как вы догадываетесь, мне не повезло.

***

Скорее всего, это какой-нибудь насекомый монстр. Тот же тамовый шелкопряд, например. Ну, знаете, гигантская глупая гусеница, которая жрёт всё, что зелёного цвета. Я как-то наблюдал, как одна такая навернула пол парковой лавочки, выкрашенной зелёной краской, прежде чем поняла, что она, лавочка, не особенно съедобная. Нажравшись до полусмерти, эта гадость обычно быстро окукливается в кокон из невидимой нити и в нём сидит, пока не обернётся бабочкой. Поэтому, собственно, и называется тамовой. Потому что вот она только что была тут, доедала вашу любимую клумбу, а теперь уже где-то там, в коконе. И поди её найди, если он невидимый. Но для людей и прочих монстров тамовые гусеницы совсем безобидны. Конечно, при условии, что эти люди и монстры не зелёного цвета.

Так я себя некоторое время успокаивал, прежде чем сунуться в оранжерею знакомиться с ночным гостем. Неведомый монстр тем временем поутих. Цветы, которым посчастливилось не подвергнуться вандализму, нервно жались к своим горшкам.

Я сделал глубокий вдох и осторожно подковырнул одну из створок. Она качнулась бесшумно и приветливо и замерла, оставив щелку достаточную, чтобы я просочился внутрь.

В оранжерее стояла тишина, которую разбавлял только тихий шелест дрожащих листьев да негромкое попискивание и возня. Я крался мимо подставок с горшками от тени к тени, широко раскрыв глаза и стараясь не сопеть от усердия. Недалеко от вазона ныне покойной ипомеи обнаружилась мышиная ловушка, оставленная Эммой. А в ловушке – мышка. Обычная серая домашняя мышка.

Ловушка, надо признать, оказалась очень гуманная – мышка была жива-живёхонька и вполне неплохо себя чувствовала, поглощая заготовленный для неё кусочек сыра и попискивая от удовольствия.

Я уж собрался двигаться дальше, когда из-за вазона выплыл плотный сгусток тьмы. Я замер с занесённой для шага лапой, чувствуя, как шерсть на загривке становится дыбом.

Тьма легко стлалась над полом как отрез скользкого шёлка, подбираясь к намеченной цели, и выглядела бы не совсем материальной, если бы не рот. Большой, круглый, полный мелких острых и очень-очень материальных зубов. Такой рот крайне легко было представить присосавшимся к шее и жадно глотающим кровь. Или к виску, неторопливо пьющим чужие мысли. Или к самому сердцу, насыщающимся чувствами и жизнью.

Уши мои мимо воли прижались к макушке, а лапы сделались слабыми и неустойчивыми. Я принялся лихорадочно соображать, как бы так незаметно открасться, невольно наблюдая, как прожорливая пасть неведомой твари приближается к ничего не подозревающему зверьку. Зрелище завораживало. Приводило в ужас и невольно включало «ощущение жертвы». Как если бы я сам был той мышкой.

Когда пасть накрыла ловушку, и раздался пронзительный мышиный писк, я не выдержал и бросился бежать со всех лап.

Забился в чулан на самую верхнюю полку и до рассвета не смел сомкнуть глаз, мысленно рассуждая о бренности каморочного бытия моей скромной персоны.

***

Быть может у меня просто отшибло память? Быть может ваш покорный слуга – очень важная птица. Чуланный монстр в тридцать восьмом колене. У меня большая семья и свой фамильный замок. Просто ужасно огромный. И там тьма чуланов. Каждому члену семьи по личному чулану. Ну и ещё есть комнаты для людей. Мы их иногда приглашаем с нами жить, чтобы было кого попугать. Размяться, так сказать. Но они у нас долго жить не любят: боятся очень.  Слишком много чуланных монстров на один замок получается.

Только я этого всего не помню.

***

Утром произошло объяснение с Эммой.

Мы вдвоём наведались в оранжерею.

Вернее, сначала Эмма предусмотрительно заглянула в чулан и долго меня оттуда выковыривала.

– Ну что, Монстрик, рассказывай, что там ночью было, – сказа ведьма, пытаясь отодрать меня от швабры. Швабре, кстати, тоже не нравилось, что я её так страстно обнимаю. Так что она оказалась на стороне Эммы и вдвоём им, в конце концов, удалось меня отцепить.

Ведьма ухватила меня поперёк туловища и понесла мимо кухни и гостиной в оранжерею. Я болтался у неё на руке печальной тряпочкой и тоскливо провожал взглядом удаляющийся уголок холодильника.

– Чупакабра какая-то, – запоздало ответил я.

Эмма отрицательно качнула головой.

– Чупакабру легко опознать. Они довольно большие, серые и весьма пугливые. Почти как ты.

Ведьма лукаво подмигнула. Я бы покраснел, но вообще-то мне было не стыдно.

– И они пьют кровь животных, чаще всего крупных копытных, на людей, монстров и комнатные растения не нападают. Разве только, если заражены бешенством. Тогда уж да – на всех без разбору.

– Оно сожрало мышку! – возмутился я.

Не то чтобы я был ярым защитником мышек или пацифистом или особо впечатлительной на всю голову особой, просто… Оно сожрало мышку! Прямо у меня на глазах! Сожрало своей огромной мерзкой круглой зубастой пастью!

Я, конечно, внешне тоже не очень душка, но та тварь…

Меня передёрнуло.

Мы, тем временем, уже вошли в оранжерею. Эмма остановилась перед вазоном почившей в бозе ипомеи и посмотрела вниз. Я тоже посмотрел. И не поверил своим глазам.

Мышка была в ловушке. Не растерзанный окровавленный трупик, а вполне себе целая мышка. Она сидела к нам спиной совсем неподвижно, а рядом валялся недоеденный кусочек сыра.

Эмма нагнулась и отперла ловушку. Мышка не шелохнулась.

Ведьма осторожно запустила руку внутрь – никаких попыток увернуться со стороны мышки – и ухватила серое тельце. Подняла.

На нас уставилась пара стеклянных бусинок-глаз. Из маленького уха торчала соломинка. На ладони у Эммы сидело чучело мышки.

***

– Чучельник, – пробормотала Эмма.

– Э?

– Чучельник, – повторила она, – и это, конечно, многое объясняет.

Я на всякий случай сделал умный вид и кивнул, хотя пока ничего не понял.

– Довольно мерзкая тварь, – продолжила Эмма, – должно быть, он попал в дом на Подменную ночь. Иначе ему сюда никак не пробраться.

Я жалобно посмотрел на ведьму. Она поймала мой взгляд и вздохнула.

– Подменная ночь – это ночь на новолуние. Обычно самая тёмная и нехорошая. Когда око луны почти не смотрит на землю, как правило, и творятся самые мерзкие делишки. Выползает всякая нечисть откуда ни попадя. Знаешь, говорят, что в темноте все кошки одинаковы. На самом деле, не только кошки. В Подменную ночь, когда слишком темно, любое существо из смежного мира может легко попасть в наш, прикинувшись каким-нибудь предметом или другим существом. То есть, поменяться с ним местами. Обычно это лучше всего удаётся тем, у кого есть особые навыки. Как у чучельника, например. Он крадёт сущность живых существ, как бы выпивает, высасывает её. Остаётся только пустая оболочка. Из неё он обычно делает чучело. Не спрашивай зачем. Я понятия не имею, может хобби у него такое. Но главный фокус не в этом. Главный фокус в том, что чучельник теперь – мышка.

Эмма поднесла ладонь с умерщвлённым зверьком поближе к моей морде. Мёртвые бусины-глаза матово поблёскивали в солнечном свете. Меня передёрнуло.

– Так, – я медленно соображал, – ну мышка и мышка. Мышку очень жалко, да. Но… он ведь теперь и ведёт себя как мышка? Он теперь обычный серый домашний грызун и не принесёт много вреда. И зачем он тогда драл растения? Заботился о пропитании себе-мышке? А ипомею почему съел?

– Чужие сущности не держатся на чучельнике долго. Чем меньше живое существо, тем быстрее чучельник потеряет его личину. Понятно, что мелкую сущность проще раздобыть и отобрать, но и удержать сложнее. Мышка – это временно. Ему нужен кто-то побольше. Хорошо если не просто человек или обычный зверь. Хорошо если другой монстр. Подобную сущность удержать проще.

Я почувствовал, как шерсть на всём теле поднялась дыбом. В такие моменты я, наверное, становлюсь очень пушист и даже местами симпатичен, потому что Эмма с умилением потрепала меня за ухом и добавила утешительным тоном:

– Растения он не просто повыдёргивал, а раскидал их сушиться. На солому для чучела покрупнее. Ну, а ипомея… может и впрямь вкусная была.

***

В общем, дела мои оказались совсем плохи. Нужно было рвать отсюда когти и срочно. Вот только Эмму, похоже, такой вариант не устраивал.

– Мы заключили сделку, – пресекла ведьма мои робкие возражения на тему. И так на меня посмотрела… Ну, словом, стало сразу понятно, что спорить дальше смысла нет. Ибо чревато.

И о чём я думал, когда соглашался охотиться на монстра в качестве оплаты за чулан?!

Днём Эмма ушла на работу. В другое время я бы заинтересовался, кем может работать ведьма. Но сейчас было не до того.

Новая проверка входов-выходов показала такой же результат, как и ночью. То есть – плачевный. Я приуныл.

Ну и как прикажете искать крохотную мышку в огромном доме? Притом не первую попавшуюся мышку, а одну-единственную, вполне конкретную.

Некоторым образом обнадёживало только одно – если я не могу покинуть дом, значит и чучельник тоже. То есть, если бы он убрался отсюда и я об этом знал наверняка, ситуация оказалась бы проще. С другой стороны, не будь Эмминых заклинаний, как узнать, убрался он или нет? Так что, пожалуй, заклинания всё же к лучшему.

Над вопросом поиска я ломал голову битых два часа и всё же так и не придумал ничего лучше, чем обычные мышиные ловушки.

Тут в ход пошла вся имеющаяся в наличии фантазия и различные подручные материалы. Коробочки, бутылочки, баночки, масло и подсохший хлеб. Если капнуть в бутылку или банку с относительно узким горлом ароматного подсолнечного масла, хорошенько покатать его там, чтобы золотистая плёнка затянула всё стекло и поместить в бутыль кусочек душистого ржаного хлеба, то получится вполне привлекательная для мышки ловушка. Бутылку следует положить так, чтобы горлышко было чуть приподнято, но у мышки был к нему доступ с пола или иной поверхности.

Признаться, на себя я хлеба и масла извёл больше, чем на ловушки для грызунов. Уж очень вкусное оказалось угощение.

Кроме ловушек мне бы ещё здорово пригодилась кошка, но Эмма оказалась неправильной ведьмой: ни кошек, ни какой-либо иной домашней живности у неё не водилось.

Остаток дня я провёл в праздношатаниях и самонакручивании.

Монстр, который охотится на других монстров? С целью потырить их сущность, а шкурку пустить на чучелко? Да чего там! Каждый день с такими  общаюсь, да. Милые ребята, улыбчивые. Хотя, конечно, неудобно улыбаться круглой пастью, не для того она предназначена.

Вы, наверное, удивляетесь, почему я про чучельников раньше ничего не слышал? Ну так… не сталкивался как-то, Бабай миловал. Вы же тоже не каждого человека в мире лично знаете. Вот и мы, монстры, не каждого монстра… А я так вообще в чулане большую часть жизни сижу!

Да откуда же я там взялся, в этом чулане?

Может, я раньше был котом? Шкодничал себе потихоньку. И вот как-то раз за особенно шкодную шкоду меня отругали и заперли в чулане. Хотя нет, не за шкоду. Я был котом-пацифистом и отказывался ловить и умерщвлять мышей. А хозяйка разозлилась однажды не на шутку и меня – в чулан. А я возьми и разозлись в ответ на хозяйку. И тогда поднялось из самых глубин кошачьей души что-то тёмное, звериное. Хозяйка после ужина заглянула – а в чулане уже новый, усовершенствованный, так сказать, кот. Вот визгу-то было!..

***

Вечером я проверил ловушки. Результат оказался… ошеломляющим. В двух ловушках было по мышке. Одна живая, и одно чучело.

Я задумался. Интересная выходила картина. Два раза чучельник нападал на жертву, которая не могла сбежать. Это, конечно, вовсе не означало, что где-нибудь в подполе не валяется ещё пара-тройка мышиных чучелок. Но, очевидно, грызуны чуяли «чужую» мышку, и чучельнику было не так просто подобраться к ним даже под личиной. А мышка в ловушке – лёгкая добыча.

Оставшийся в живых серый грызун нервно копошился в измазанной маслом банке.

– Ну что, кроха, будешь помогать, – пробормотал я, подбрасывая мышке ещё хлеба.

План был прост: есть наживка. Нужно оставить её в удобном месте, дождаться когда придёт чучельник и… Вот с этим многозначительным «и…» как раз возникали проблемы. Что с чучельником делать-то? Попытаться напугать? Что-то мне подсказывало, что коль моя шкура у него как цель намечена, вряд ли чучельник испугается. Позвать Эмму?

Ведьма вернулась поздно вечером, пасмурная и неулыбчивая, и тут же ушла к себе в комнату. Я как-то сразу загривком почуял, что её в таком состоянии лучше не трогать.

Так что с чучельником придётся разбираться самому.

Я ещё немного пораскинул мозгами и вспомнил вот что (только не смейтесь): сказку о Коте в сапогах. Там в конце хитрый Кот победил людоеда, заставив последнего превратиться в мышку в доказательство его людоедьего могущества. Кот мышку, понятно, тут же поймал и съел. Тем дело и успокоилось. Вот и мне главное, подловить чучельника, пока он прикрывается сущностью грызуна. А уж поутру можно будет сдать его Эмме.

Мышке я подбросил ещё хлеба, как бы в качестве извинения, и она принялась его лениво жевать. Чувствую, разъестся на дармовых харчах, обленится. Потом её из этой банки ещё не вытряхнешь!

Ловушку поместил в коридоре, недалеко от лестницы, так чтобы её было видно через приоткрытую дверь чулана. И устроился у себя в гнезде ждать.

Время текло то ли как-то совсем незаметно, то ли просто стояло на месте. Сначала я упорно таращился на мышку, намереваясь не сводить с неё глаз всю ночь напролёт, но меня быстро разморило. Я раззевался. А потом, кажется, моргнул. И… всё.

Разбудил меня странный шорох в стене. Шуршало в той самой дыре, которую я обнаружил в первый день. И шуршало явно не к добру.

Я как мог бесшумно перебрался из гнезда на полку повыше, к метёлкам. Они нервно шелестнули, но на меня не кинулись.

Из дыры, тем временем, вывалилось нечто, напоминавшее мышку весьма и весьма отдалённо. Вернее так: нечто, что носило мышку как костюм. И этот костюм было ему явно маловат на несколько размеров. Морду раздуло и вспучило, нос съехал куда-то набок, одно ухо торчало вертикально вверх, а второе скукожилось и скромно болталось в сторонке. Мышиное тело напоминало полусдувшийся футбольный мяч – рыхлое, аморфное, и оказалось приблизительно такого же размера. Хвост был неприлично задран и раскачивался, как сумасшедшая антенна на ветру.

Я наблюдал картину, выпучив глаза и раззявив рот.

Бабаева бабушка! Да это же просто феерическая наглость! Вломиться жить в чулан к другому монстру! Хотя, признаться, определённая логика тут была: он же собирался вскорости стать мной.

Тем временем, «мышка» на негнущихся тумбообразных лапах подобралась к двери. Передвигалась она очень забавно: раскачивалась из стороны в сторону, как детская кукла-неваляшка и грузно бухала отёкшими конечностями в пол.

Боднув дверь, «мышка» перецепилась через порог и выпала из чулана. Немного побарахталась, но исхитрилась-таки опять встать на лапы. И тут тварь увидела настоящую мышку. Та мирно сидела в своей банке и, кажется, дремала.

Чучельник пингвинчиком двинулся к добыче. Но по дороге с ним начало происходить что-то странное. И без того раздутое тело вдруг сделалось ещё больше, пошло рябью. Глаза полезли из орбит, из-под перекошенного носа показалась круглая зубастая пасть.

Мышка, проснувшаяся от топота тумболап, нервно заметалась по своей стеклянной тюрьме. Чучельник, продолжая расти в размере, упорно тащился к ней. Но добраться так и не успел.

До ловушки оставалась всего пара шагов, когда тварь звонко схлопнулось. Мышка в ужасе пискнула и лишилась сознания.

Личина исчезла в считанные мгновения и на её месте разлилась тьма. Гладкая шёлковая тьма с жадно разверстым ртом. И в этот раз её было гораздо больше, чем тогда, когда я столкнулся с чучельником в оранжерее.

Это он на мышках так отъелся?!

Тьма мягко скользнула поближе к бесчувственной жертве…

Наверху что-то скрипнуло, должно быть, Эмма заворочалась во сне в своей кровати. Чучельник встрепенулся. Шёлковая тьма заволновалась, и…

И тут я моргнул. Всего на секунду смежил веки, но когда я вновь смотрел на ловушку, чучельника возле неё уже не было.

Вот те номер! Я огорчённо закрыл рот.

И главное, что теперь делать – непонятно совершенно. Оставаться в чулане мне, честно говоря, стало жутковато. Что если чучельник туда вернётся? Наверняка ведь вернётся, если там его норка.

А что если он сейчас как раз охотится на меня? Эта мысль оказалась очень неприятной. Заметил меня чучельник или нет, пока выбирался из чулана?

Неловко, путаясь в собственных лапах, я выполз в коридор. Тут царил жиденький полумрак, но по углам лежали тени столь густые, что даже с моим зрением было толком не разглядеть, что же там происходит. Ловушка по-прежнему стояла у лестницы, и её узница всё ещё была без сознания.

Стараясь держаться как можно дальше от тёмных углов, я сбегал с банкой на кухню к умывальнику и побрызгал несчастного грызуна водой.

На втором этаже снова что-то скрипнуло, заворочалось. Банка едва не выпала у меня из лап.

Сходить, что ли, проведать Эмму? Я отставил ловушку с мышкой и вернулся в коридор.

Лестница наверх оказалась неприлично длинной и неприятно тёмной. И тихой. Ступени с мягким ковровым покрытием не издали ни звука, пока я крался в темноте.

В голове юрким тараканом вертелась какая-то мысль, которую я, кажется, почти начал думать, но что-то меня всё время отвлекало.

Так. Чучельник, сено на набивку, личины, мышки… Что там Эмма говорила? «Мышка – это временно. Чучельнику нужен кто-то побольше. Хорошо если не просто человек или обычный зверь». Гм, не просто человек.  А что если… Что если…

Лестница закончилась. Я оказался на небольшом пятачке между комнатами. Дверь в ведьмину спальню была распахнута и там… Там я увидел две Эммы!

Одна сонно сидела на постели, устремив осоловелый взгляд в ей лишь видимые дали. Вторая пыталась неловко подняться с пола.

Вот это фокус! Однако одна из них точно не настоящая. Очевидно, чучельник не успел выпить всю жизненную силу Эммы, когда она вдруг проснулась.

Вот тут нужно было бы сделать что-нибудь рациональное. Например, присмотреться к обеим Эммам повнимательнее, пока они приходили в себя. Наверняка ведь при ближайшем рассмотрении лже-ведьма выглядела бы так же странно, как совсем недавно лже-мышка. Или не делать совсем ничего. Дождаться, пока настоящая Эмма очухается и задаст трёпку самозванке. Уж наверняка она это могла, даже будучи сонной и несколько обессилившей.

Но рациональность такая странная штука. Мы, монстры, с ней по жизни не общаемся. То есть, если рациональности на право, то нам обычно в прямо противоположную сторону. А именно – на лево.

И я сделал самое дурацкое, что вообще можно было сделать в сложившейся ситуации – обиделся. На всех.

Нет, ну скажите пожалуйста! Значит вот так! Значит, я настолько мелкая и невкусная мелочь, что даже не учтён в пищевой цепочке между мышкой и ведьмой? То есть дрыхнуть втихаря у меня в чулане можно, а есть меня нельзя! И эта тоже хороша! Монстрик, значит! Как кличка трусливой комнатной болонки, которая только и может, что фальцетом рычать на потеху хозяйке. Нет, чтоб кого-нибудь цапнуть! Ну, будет вам сейчас…

Шерсть по всему телу встала дыбом. Уши прижались к голове, я глухо заворчал и припал к полу, выпуская перед прыжком когти.

Эммы смотрели недоумённо. Но моё изрядно самонакрученное восприятие в этот момент готово было во всём видеть насмешку. Так что, ничтоже сумняшеся я прыгнул. Просто сжался, а затем распрямился, как мохнатая, зубастая и очень когтистая пружинка умеренной упитанности.

***

Потом мне, конечно, стало стыдно. Но уже несколько постфактум.

Когда изрядно пожёванный и побитый жизнью (точнее мной) чучельник был утрамбован в банку-ловушку вместо воскресшей мышки и надёжно закупорен пробкой. Когда Эмма собралась с силами, и мы намазали зелёнкой все укусы и царапины, которые ей достались в процессе потасовки. Счастье ещё, что Эмма, на которую я прыгнул первой, оказалась подменной. Собственно, ей-то и пришлось большинство тумаков.

Отойдя от психов и оглядев учинённый в комнате ведьмы кавардак, я почёл за благо ретироваться в чулан. Там-то меня Эмма и застала за попыткой втиснуться в бывшую чучельникову норку. Швабра мне активно помогала, азартно подпихивая под зад.

– Ну-ну, будет! – ведьма осторожно изъяла мою августейшую тушку из прорехи в стене. – Я не сержусь. Сама ведь свалила на тебя это чудище. Но ты молодец! Хорошо справился. Так что оплату за чулан засчитываю.

После такой похвалы я воспрял духом, приосанился и принял настолько горделивый вид, насколько это позволяла поза: Эмма бережно держала меня на руках, как малыша.

Словом, хорошо то, что хорошо кончается. Только одно не давало покоя.

– Эмма, – спросил я. – Так откуда же эта гадость взялась? Откуда вообще берутся монстры?

Ведьма пожала плечами и направилась, как я живо засёк, в сторону кухни. Был там, кажется, в холодильнике свеженький чизкейк…

– Ну, по-разному бывает. Какие-то являются из других миров. А те, что встречаются в нашем… Чаще всего их порождает людское воображение, какие-то события могут способствовать воплощению. Обычно это случайность. Бывает, что старые, ненужные и забытые вещи вдруг начинают новую жизнь таким… ммм… затейливым способом. Мне вот кажется, что ты раньше был игрушкой. Такой лохматой. Очень на неё стал похож, когда распушился перед прыжком.

Я задумался. Это казалось весьма похожим на правду.

Да точно. Я был детской игрушкой. Любимым затасканным и затисканным плюшевым мишкой какого-нибудь карапуза. Деть рос, мишка старел и всё больше обтрёпывался. И, наконец, стал не нужен совсем. Но из сентиментальности старую игрушку не выбросили, просто запихнули поглубже в пыльный чулан.

И в этом чулане…


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 34. Оценка: 4,59 из 5)
Загрузка...