Белое Пламя «Работает тело, спит душа». Со шваброй в руках брат Юджин прошел к следующему ряду скамей. Вздохнув, продолжил нелюбимое дело. «Пол чист, но время потеряно зря». Снаружи бушевал ливень. Крупные капли разбивались об землю – и об молчаливые стены собора, в центральном нефе которого Юджин мыл пол. Некуда деваться камню, принимающему на себя хлёсткие удары дождя. Некуда деваться и Юджину, мыть пол – его обязанность. Но если камень встречал судьбу безропотно, монах, изнывая от скуки, видел в происходящем чудовищную несправедливость. Ведь откуда взяться умиротворению в душе? Мыть пол, подумать только! Это же так… приземлённо. То ли дело – труд духовный! О, эти дивные мгновения, когда он, Юджин, стоит на коленях в келье с закрытыми глазами и без конца твердит заученные – священные! – слова. А песнопения и обряды? А тот блаженный миг, когда он проводит ножом по ладони, и кровь его капает в Дарственную Чашу… О, вот оно, торжество Духа! Вот он – Бог! И что же верный слуга Его делает сейчас? Юджин, помощник ризничего, угрюмо огляделся. Все эти ежедневные обязанности: уборка, мытьё и прочее… Разве инок – какой-то служка? Разве он не Воин Света, через которого Всевышний очищает мир от зла и скверны? Снова вздохнув, Юджин продолжил. «Слишком приземлённо…» – то и дело бормотал он. Дождь не останавливался. Снаружи сверкало, гремело. Пройдя очередной ряд, Юджин посмотрел в сторону открытых дверей и замер. На входе, в двадцати футах от монаха, кто-то стоял. Удивлял не сам факт. Тоненькая фигура в плаще, длинные прямые волосы… Вспышка молнии – и догадка подтвердилась. Что делает женщина в мужском монастыре?! Он видел: с ней что-то не так. Дыша тяжело и часто, с трудом передвигая ногами, она приблизилась. – Пожалуйста, – прошептала незнакомка, положив ладони ему на плечи, – помоги. Юджин выронил швабру, брезгливо дёрнулся. Незнакомка, потеряв опору, упала на четвереньки. И пока она громко кашляла, он с ужасом смотрел на три красных пятна на её спине. – Прошу тебя, – она заглянула ему в глаза. – Они идут за мной, спрячь меня. – Кто идёт? Кто ты? Что делаешь здесь? Почему… кровь… Господи… – Юджин огляделся по сторонам в поисках ответов, помощи. – Раны – ничего, не страшно… Главное – спрячь меня. Она опять закашлялась. Потом подняла голову, едва слышно сказала: – Они близко. Пожалуйста. В отчаянии монах схватился за волосы. «Нельзя! Касаться женщин нельзя! Но… сколько мольбы в глазах!» Он помог ей встать. Поддерживая, провёл вдоль скамьи. Затем – вглубь собора, где и усадил на пол за колонной. – Нет… – она попыталась подняться, но не смогла. – Куда-нибудь ещё… Тут найдут. Но монах не слышал её. Словно во сне, он пошел прочь, и с испугом остановился, когда увидел капли крови, оставленные раненой. Юджин метнулся к швабре. Потом лихорадочно стирал следы то ли согрешения, то ли великодушного поступка. Когда закончил, оставил швабру здесь же, около незнакомки. Та схватила его за рукав рясы: – Как тебя зовут? – Юджин. – Меня зовут Кэрол. Слушай внимательно, Юджин, – она опустила взор, промолвила тихо и, как показалось монаху, зловеще: – Если раскроешь меня, скажу, что ты был со мной заодно. Всё понял? Запомни хорошенько. За такое тебя сразу отправят на костёр. Иди, – она отпустила. – Они вот-вот будут. Когда Юджин прошел половину пути до дверей, «они» показались на входе. За их спинами грозно шипел дождь, будто змея, готовая к броску. Монах, приближаясь, пытался рассмотреть новых гостей. Незнакомцев было двое, и оба – вооружены. Один держал арбалет, другой – обнаженный клинок. Не вытерев ноги, они сделали несколько шагов и остановились. Тот, что с арбалетом, переводя дыхание, бросил на Юджина внимательный взгляд, спросил второго: – Сюда же вроде побежала, а? Ты видел? – Не. Я просто бежал за тобой. Монах застыл и сглотнул ком в горле. Загадочные слова женщины, эти люди с оружием… От испуга и волнения сердце то замирало, то скакало. – Охотиться в такую погоду… – незнакомец с арбалетом сплюнул. – Вот же не свезло, чёрт возьми! Эй, ты! – обратился он к монаху. – Не вид… – Именем Господа, что за безумие тут творится?! Юджину почудилось, или неф в самом деле озарился светом? «Боже, благодарю, что послал его мне на помощь!» Сам аббат стоял на пороге собора. Трое послушников подбежали и остановились за его спиной. Некоторое время царило молчание. – Ты кто, старик? – Старик? – глаза аббата сузились. – Я – настоятель этого монастыря! – прогремел он. – А теперь потрудитесь объяснить, кто вы и как посмели творить зло на святой земле? – Прошу прощения, – раздалось тихо. Ещё один незнакомец шагнул в собор. Меч в изысканных ножнах. Острый, как бритва, взгляд и гордая осанка. Обращаясь к аббату, рыцарь представился и в знак почтения склонил голову. – Это мои люди, – сказал он. – Я приношу извинения за их поведение. Они вели себя немного несдержанно, когда мы ступили на монастырские земли… – Ступили? – аббат яростно сверкнул глазами. – Ворвались, вы хотели сказать! Как последние бандиты! Мы ждали сегодня гостей. Наши гости промокли, устали, пока добирались сюда. И вот мне сообщают, что они прибыли. Я иду к воротам встречать их лично и что же вижу? Привратники избиты! Наши уважаемые гости сидят в грязи, ничего не понимая. А мне говорят, что монастырские земли топчут какие-то разбойники! С оружием в руках! Я спрашиваю ещё раз, кто вы и как посмели врываться в Божий дом?! Гнев настоятеля тяжелой каменной плитой опустился на плечи всех присутствующих. Однако на лице рыцаря не дрогнул и мускул. – Я объясню, – ответил он спокойно. – Мы – охотники на вампиров. – Ва… Вамп… – заикаясь, произнёс Юджин. – Да. Вампиров. Монаху стало не по себе. Чтобы не упасть, он ухватился за спинку стоящей рядом скамьи. – В этом лесу преследовали одну из ночных тварей, – продолжил рыцарь. – Сильная попалась, живучая. Гнали долго, всадили в неё несколько серебряных болтов. Юджин вспомнил красные пятна на спине… В ушах раздался треск инквизиторского костра. – …почти свалили, и тут показались монастырские стены. Тварь молнией шмыгнула в открытые ворота, мы – за ней. Привратники встали у нас на пути. Времени на объяснения не было, поэтому… мы немного не поняли друг друга. – Богомерзкое создание на святой земле… – прошептал удивлённо настоятель. Вспышка молнии, грохот грома подчеркнули ужас, охвативший в этот миг послушников. Юджин побледнел. – Прошу не мешать нам, – сказал рыцарь и заверил: – Мы умеем искать и выявлять этих тварей. Справимся быстро. – Уму непостижимо… – будто не слыша собеседника, аббат покачал головой. Чуть погодя он спросил: – Вас только трое? – Нет. Двое – у ворот снаружи. Ещё трое где-то в монастыре. – Восьмеро, да… И вы хотите… – настоятель задумчиво опустил взор. – Нет… Нет. Это же возмутительно… Вы… – он запнулся, поднял тяжелый взгляд. – Вот что я скажу вам. В мои обязанности входит оберегать эти земли. Оберегать духовное сердце монастыря, чтить его святость, непорочность. А ваши люди, – он ткнул пальцем в сторону двух охотников, – сквернословили и плевались на пол. И это в соборе, куда входят с опущенной головой и с кротостью в душе! – Но… – Вон! – бросил аббат, распаляясь. – Уходите! Сейчас же! Здесь вам не грязный трактир, чтобы врываться и вести себя непристойно. Таким, как вы, я не могу позволить находиться тут и минуты лишней! – При всём уважении, вы противоречите себе, настоятель. Оберегаете эти земли, но гоните с них тех, кто готов помочь в беде. Не мешайте нам, и в течение часа-двух, уверяю, мы обыщем каждый угол и избавим вас от серьёзной угрозы. – Обыщете каждый угол – и каждый угол оскверните плевком и дурным словом! Ну уж нет! Вон! – указал аббат наружу. – Или сегодня же во все стороны разлетятся голуби с письмами. И тогда вас и ваших людей мгновенно настигнет кара Божья, можете мне поверить. – А как же вампир? – с ледяной сдержанностью спросил рыцарь. – Вы что, не знаете, – произнёс аббат насмешливо. – Вампиры боятся мест, где сила Господня разливается свободно. И не зря! Нечестивая тварь, ваша «дичь», попросту обезумела от ран. Это же ясно как день. Она загнала себя в печь, из которой этой же ночью вылетит ошпаренной. Меткий выпад. Отразить его рыцарь не мог. Он помолчал, затем сказал подчинённым: – Живо найдите остальных. Собираемся у ворот и уходим. Проводя незваных гостей внимательным взглядом, настоятель повернулся к послушникам: – А вы как можно скорее отыщите брата Эмори. Расскажите ему обо всём, что видели здесь. Пусть проследит, чтобы эти нечестивцы тут не задерживались. Если они вдруг позволят себе какую-нибудь гнусность – сразу зовите меня. Я буду в гостевом доме. Всё поняли? Ну, ступайте. Когда они ушли, аббат повернулся к Юджину. Монах стал белее камня, из которого были высечены статуи Святых. Те самые статуи, не сомневался Юджин, что сейчас с осуждением взирали на него, преступника, со всех сторон. Он промолчал. Охотники были здесь, а он не рассказал о Кэрол! Настоятель подошел, заботливо положил руку на плечо. – Как ты, дорогой брат? – аббат заглянул в глаза, но монах тут уже опустил взор. – Я… – Эти люди с оружием… Когда я вошел, они угрожали тебе? «Господи, сколько любви в голосе! Я должен сознаться, ещё не поздно. Прямо сейчас я…» «За такое тебя сразу отправят на костёр!» Не поднимая взгляда, Юджин тихо ответил: – Нет, отец-настоятель. Благодарю за заботу. Я просто… сильно удивился. Вампир… тут, у нас… Так неожиданно. – Понимаю тебя, невероятный случай. Но не беспокойся – Господь на нашей стороне. Потупив взор, монах молчал. Старик с сочувствием посмотрел на него: – Ты очень плохо выглядишь. Ступай в келью, отдохни. – Благодарю вас… Уберу ведро со шваброй и пойду… – Хорошо. А мне нужно извиниться перед одними гостями – и убедиться, что ушли другие. Когда пелена дождя скрыла настоятеля, Юджин упал на колени: – Жалкий я, ничтожный человек! Он не шевелился – до тех пор, пока, будто ножом, не резанул голос Кэрол: – Эй, брат Юджин! Монах широко открыл глаза. Он вспомнил, как аббат набросился на охотников. О, какая была картина! Праведный гнев во всей красе! Юджин поднялся на ноги и решительно направился к колонне, за которой сидела вампирша. – Ты… – наставил он на неё палец и возмущенно заявил: – Ты обманула меня! В ответ она усмехнулась. «Ещё и улыбается!» – У-уходи, – показал он в сторону дверей. – С-слышишь? Сейчас же! Нечестивая ты тва-ва… Юджин замолк. Пытаясь походить на аббата, он, тихий по характеру, не сумел выговорить непривычные слова в непривычной манере. Дрожащий в искусственном гневе, он отнюдь не выглядел устрашающе. Кэрол хмыкнула. Закрыла глаза, плотно сжала губы. Открыла, разжала… Монах в испуге отпрянул к стене. Вампирша, с красными зрачками, с длинными клыками, самодовольно произнесла: – Здорово, правда, что я умею скрывать свою подлинную красоту? – Уходи, – повторил прижавшийся к стене Юджин. – Или я побегу за охотниками. – А когда они придут, – её красные глаза будто были созданы для злорадства, – я буду кричать: «Брат Юджин! Помоги! Ну что же ты так! Ты спрятал меня тогда, почему предаёшь и бросаешь теперь? Мы ведь столько пережили вместе!» – Чудовище… – выдохнул монах. – Да, чудовище. Нечестивая тварь, богомерзкое создание, отродье. Это всё я, – она прижалась затылком к колонне. – Не думай, что мне нравится в этом крысятнике. Если бы могла уйти – ушла. Но сейчас я даже на ноги не встану. Поэтому ты должен помочь мне. Моё тело отравлено серебром. Пройдёт не меньше трёх дней, прежде чем я смогу нормально двигаться. До этого – ты должен спрятать меня. – Чтобы я помогал тебе?! Никогда! – Как хочешь. Но ты уже помог, и теперь мы связаны. Найдут меня – несладко придётся и тебе. – Замолчи! – выкрикнул он. – Не помогал я тебе! Не помогал… Монах в смятении закрыл лицо руками. Кэрол вновь посмотрела на него взглядом, полным яда, насмешки, ненависти: – Инквизитору не потребуется много времени, чтобы заставить тебя во всём сознаться. Оправдания, отговорки, слёзы – ничто не поможет тебе, ничто. Но не беспокойся – на костёр не сразу отправят. Сначала будут пытать. Нужно же узнать, нет ли среди твоих братьев других пособников нечистой силы. А то виданное ли дело? Монах – и вытворял такое! – она издевательски рассмеялась. Юджин простонал и упал на колени: – За что, Господи… Сидя в просторном зале перед началом утреннего собрания, Юджин нервно глядел по сторонам. Ни дать ни взять вор, опасавшийся разоблачения. От братьев он узнал, что вчера, как всё улеглось, монахи несколько часов простояли на коленях в соборе, обращаясь к Богу за помощью. А Юджин в это время спал… Забылся тяжелым сном в келье, где упрятал врага Всевышнего. Однако странно, что общая молитва, в которой слились души стольких преданных слуг Господа, не выдворила Кэрол прочь. Общеизвестно – вампиры боятся и ненавидят всё, что связано с Богом. Почему же утром Юджин не проснулся в келье один? Кэрол не ушла потому, что была сильно ранена? «Или… это из-за меня?» – с ужасом подумал монах. В самом деле, будет ли помогать Всевышний братии в борьбе со злом, если зло укрыл за своей спиной один из монахов? Юджин чувствовал, что пропасть перед ним ширится, и он вот-вот в неё упадёт. Но на собрании пришел ответ. Аббат объявил: в следующие два дня они продолжат моления против нечистой силы, которая, возможно, до сих пор находится в монастыре. Потом он рассказал о мерах предосторожности, а под конец заявил, что случившееся призвано «испытать нашу веру». Ну конечно! В своё время Юджин отказался от всего мирского. Жизнь была посвящена служению Богу, и теперь, похоже, нужно доказать, что до сих пор он предан одному лишь Господу. Нет в нём никакой склонности ко злу! Поэтому весь день монах усердно молился. «Искренняя вера творит чудеса!» – убеждал он себя. Неудивительно, что вечером, когда Юджин открыл дверь в келью и увидел Кэрол, сердце его упало, а от утреннего вдохновения не осталось и следа. Сидя на тюфяке, она напряглась, но как только поняла, кто это, расслабилась. Он быстро вошел и закрыл дверь. В царящем мраке взгляд красных светящихся глаз ужасал. Монах прошел к окошку, отцепил крючок ставни. В келью проник вечерний свет. В углу, рядом с низеньким табуретом, на котором лежала книга с Писанием, стояла тарелка с огарком свечи. Но такую роскошь, как свеча, Юджин тратить не собирался. Монах сел у стены напротив и угрюмо взглянул на вампиршу. Вчера, когда он внёс её сюда на закорках, она приказала закрыть плотно ставню. «И чтобы днём не открывал!» Потом ей не понравилось, что тюфяк, который, конечно же, она займёт, находится напротив окна. Тогда он передвинул тюфяк к противоположной стене, в угол. В смысл её капризов он особо не вникал, но когда проснулся сегодня, понял… Солнце! Смертоносное для вампиров солнце! Тут же родилась дерзкая идея: открыть окошко, схватить Кэрол и оттащить прямо на свет! Но… справится ли он с ней, даже раненой? Да и сможет ли вообще… убить? Монах так и не решился. – Ну и? – тихо спросила она. – Что творится в монастыре? Обо мне чего говорят? Юджин ответил с неохотой: – Отец-настоятель допускает, что ты ещё здесь. Поэтому мы… молимся. Кэрол насмешливо хмыкнула. – Тебе вроде лучше, – заметил он. – Ворота сейчас открыты. Может, уйдёшь? – Нет. – Но почему? – с чувством спросил монах и тут же закрыл рот ладонью. Слишком громко, вдруг услышат… – Отец-настоятель дал чёткие указания, – продолжил он шепотом, – не приближаться к тебе, если ты появишься. Поэтому ты спокойно мо… – Тебе молитвами голову напрочь отшибло? – грубо прервала Кэрол. – Те охотники… такие если вцепятся, так просто уже не отпустят. Я знаю, – оскалилась она хищно, – они там, прячутся у ворот. Они будто волки – стерегут загон, из которого вот-вот должна выбежать овца. И это правильно, так и надо. Но через несколько дней я сама стану волком. И если они к тому времени не уберутся, то смогу поквитаться с ними. Она легла на тюфяк. Сцепила руки под затылком, закинула ногу на ногу. – Или просто убегу. В любом случае, врасплох они меня больше не застанут. Монах не нашел слов. Он лёг на пол и отвернулся к стене. – Брат Юджин, тут лужица, рядом с моей головой. Я блюванула кровью. Ты же хочешь это убрать? Монах должен заботиться о чистоте в своей келье, так ведь? Юджин зажмурился. Впервые за долгое время внутри него вспыхнул пламенный гнев. В следующие два дня Юджин чувствовал себя самым несчастным человеком на земле. А ведь как прекрасно текла жизнь до этого! Текла праведно, богоугодно. Аббат очень благосклонно относился к нему, и Юджин даже собирался испросить кое-что у настоятеля… Но теперь мечте пришел конец. Как искренне верующий, он беспокоился о чистоте своей души. Глупо было полагать, что один день молений всё исправит. Бог не прогнал Кэрол, и это – лучшее доказательство падения Юджина. Только покаяние, пришел к выводу монах, могло теперь уберечь от адской бездны. Но… Лучше, наверное, подождать, пока Кэрол уйдёт. Страшно представить, если в келью ворвутся, а Кэрол закричит: «Брат Юджин, помоги, мы ведь столько пережили вместе!» Грязная ложь, но как её воспримет инквизитор, который наверняка явится сюда для расследования? Что ждёт Юджина в этом случае? Допросы? Суд? «Значит, помогать ты ей не хотел… Но в течение нескольких дней только и делал, что прятал её ото всех! Говоришь, обманула тебя, запутала? А может, ты был в сговоре с ней? И уже не в первый раз?!» А затем – пытки?.. А каков будет итог? Заклеймят «пособником нечистой силы» и отправят на костёр? Отправят человека, который никому не желал зла; монаха, хотевшего лишь одного – достигнуть сакральных глубин веры… Как несправедливо! С другой стороны, он готов к покаянию, но медлит, опасаясь за свою бренную плоть… Юджин метался, и страх, чувство вины железными когтями раздирали его сердце. В восточной части монастыря покоился небольшой, но глубокий пруд, окруженный свитой кудрявых берёз. Юджин любил гулять в этом месте, наслаждаясь благостной тишиной. Вот и сейчас он уединялся здесь – но лишь для того, чтобы предаться отчаянию. Однако вечером, когда монах входил в келью, в душе его, затеняя все прочие чувства, поднималась стена гнева. Ибо вот она, причина несчастий, сидела и ухмылялась, глядя на него. Бесстыдная и наглая женщина… К тому же – вампирша! «Пусть уйдёт, – думал Юджин, ложась спать вечером третьего дня. – Тогда станет легче». Однако… Утром Юджин проснулся из-за какого-то стука. Монах разлепил глаза, отвернулся от стены и увидел… огонь. На тарелке стояла горящая свеча. «Целая. Не тот огарок, что у меня оставался, – подумал он спросонья. – Кто её принёс сюда и зажег?» Взгляд поднялся выше и… «Ох, нет…» – Доброе утро, – усмехнулась Кэрол, сидя на тюфяке. Монах тоже сел и удрученно посмотрел на неё. Внимание задержалось на оловянной кружке в её руке. – Знаешь, что тут? – спросила Кэрол лукаво и сама же ответила: – Святая вода. Ночью я прогулялась по монастырю. Юджин молчал. – Мы, вампиры, ненавидим святую воду наравне с солнцем. Представь, что на тебя выливают расплавленное железо… То ещё удовольствие, не так ли? Есть, правда, среди нас те, кто не боятся и святой воды, и солнца, и серебра. Мы называем таких вампиров «высшими». Хотя, я сейчас не об этом. «Господи… Что ей нужно? Почему она до сих пор здесь?» – Монастыри, как мне известно, – продолжала вампирша, – начали торговать этой водой. Охотники скупают их целыми бочками. Прибыльное дело для церковных ублюдков, ничего не скажешь. Впрочем, – она пожала плечами, – вашу воду никто покупать не будет. С этими словами Кэрол осушила кружку. – Ах… – сказала она и вытерла ладонью рот. – Освежает! Юджин нахмурился. – Твой монастырь, дорогой «брат», явно отличается от других. Мы, вампиры, обычно такие злачные места обходим стороной… Что-то отталкивает нас. Наверное, ваш милостивый Бог не разрешает войти? – Кэрол презрительно фыркнула и поставила кружку на пол. – Но в вашем монастыре я уже спокойно нахожусь три дня. Набралась сил. Напилась святой воды. Ну просто благодать какая-то! – она тихо рассмеялась. «Замолчи! – хотел крикнуть он ей. – Ты что, не понимаешь? Это из-за меня! Если бы не моя слабость, Господь не позволил бы тебе находиться здесь!» – Я, пожалуй, задержусь тут, – проговорила она. – В этом монастыре есть какая-то загадка… Я чувствую это, но пока не поняла, в чём дело. Волна возмущения снова поднялась внутри, но Юджин крепко сжал зубы, глубоко вдохнул. Встал и твёрдо взглянул на Кэрол. – Ты сказала, что уйдёшь. Так уходи. – С чего это ты вдруг стал таким смелым? – Потому что со мной – Бог. Эти слова шли не от сердца, понимал Юджин. Они родились в гневе. Но в гневе, конечно же, праведном. – И что же такое – этот твой Бог? – процедила она. Какой странный вопрос, подумал Юджин, но ответ на него пришел мгновенно: – Свобода, Любовь и Бесстрашие. Повисла тишина. Монах не отрываясь смотрел в красные глаза Кэрол… Миг – и она рядом с ним, схватила за шею, подняла его, невысокого, над полом. Он тут же вцепился в её предплечье, пытаясь освободиться. Но силой она обладала нечеловеческой. Лицо вампирши исказила бешеная ярость. – Зря ты сказал это, «брат». При мне не стоило! Знаешь, жила когда-то девушка по имени Кэрол. Любила такие слова как «святость» и «духовность». Готовилась стать послушницей – но вместо этого стала вампиром. Поэтому ты… Она сжала ладонь сильнее. Сознание монаха заволокла пелена. – Ты, мерзкая церковная крыса! Я покажу тебе, каким добрым и любящим может быть твой Бог. В ближайшие дни ты увидишь! Она отпустила. Юджин упал бы на колени, но Кэрол одной рукой зажала ему рот, а второй схватила за запястье. Подняв руку монаха, вампирша обнажила клыки и… Выпучив глаза, Юджин сдавленно закричал от боли. Он дёргался в ужасе, но Кэрол держала крепко. Ему казалось, что этот кошмар длился целую вечность, хотя вампирша сделала всего несколько, пусть и больших, глотков… Отпустив, она толкнула его к стене. Юджин тут же осел, прижимая к груди кровоточащую в предплечье руку. – Ох, нет… – чуть не плакал он. Она облизнула губы, с удовольствием причмокнула: – Всё-таки у монахов кровь отменная! – Только не это, не хочу… Кэрол отошла к тюфяку и села. Некоторое время безучастно наблюдала за жалким и разбитым человеком. Наконец, сказала: – Можешь расслабиться. Вампирами после таких укусов не становятся. С отчаянной надеждой он воззрился на неё. – Да, ты правильно услышал, – она откинулась, заложила руки за голову. – Эх, твоя кровь только раздразнила. Принеси-ка ещё. Он глупо моргнул, не понимая её. Рука пульсировала болью, в ушах шумело, сердце до сих пор колотилось. – Кровь, Юджин, кровь. Мне нужно ещё. Даю тебе три дня. Не вздумай принести свою – я уже знаю, какая она на вкус. И не вздумай принести кровь какой-нибудь свиньи или лошади. Меня не обманешь. Мне нужна человеческая. – Откуда… – Меня не волнует, откуда и как ты её достанешь. Зажав рану рукавом рясы, Юджин поднялся и направился к двери. – Если не принесёшь, – остановила Кэрол, – я устрою настоящую бойню. То же самое случится, если ты расскажешь обо мне и сюда кто-то придёт. На твоей совести будет очень много смертей, ты понял? И об этом узнают все, не сомневайся. Ведь перед тем как уйти, – она улыбнулась, – я напишу тебе слова благодарности за гостеприимство. Напишу на монастырских стенах, кровью твоих братьев. Ничего не ответив, он вышел. Юджин провёл ладонью по поверхности красной, окаймлённой золотом ткани, устилавшей алтарь. Завтра вечером здесь, в соборе, как и в каждое воскресение до этого, состоится ритуал Священной Жертвы. И Чашеносцем на нём будет он, Юджин. Всё-таки он сделал это – испросил вчера у аббата столь желанную должность. Настоятель поначалу удивился, но всё же признал: «Брат Дарен очень стар и с радостью переложил бы свои обязанности на плечи более молодого брата». Юджин заверил, что выучил все необходимые молитвы и готов как никто другой. Аббата ответ, похоже, не очень устроил. Старик внезапно положил руки ему на плечи и заявил: – А как же ключ? Ты будешь носить ключ от самой заветной двери монастыря, понимаешь? И кроме тебя и меня никому не дозволено входить в зал с Посланником! Мы же с тобой можем входить только для проведения ритуала – или для подготовки к нему. Особенно важна моя роль – когда я заканчиваю ритуал, никто – даже ты! – не должен мешать мне. В этом зале наши дары принимает сам Господь Бог. Поэтому всё строго, по правилам. Понимаешь? Монах кивнул и поморщился: так сильно аббат сжимал его плечи. Настоятель заметил это, убрал руки, извинился. Но Юджин, конечно, всё понимал. Он представил завтрашнюю церемонию. Соберутся все братья, и в безмолвном торжестве запылают свечи. По воздуху поплывёт общая, тихая и сильная, молитва. Перед алтарём встанут трое – те, кому выпало в этот раз обагрить свои ладони. По очереди они будут брать ритуальный нож, надрезать руку и наполнять кровью Дарственную Чашу. Кап. Кап. Кап. После настанет черед Чашеносца. Разольётся дивное пение хора, и Юджин, облачённый в церемониальные одеяния, приблизится, возьмёт Чашу в руки, а затем неспешно пройдёт вдоль стен и колонн – мимо каждой статуи Святого. Уста его не смолкнут ни на мгновение, источая сакральные слова. Затем он направится к лестнице. Двенадцать ступеней вниз, длинный коридор – и вот он в зале, в центре которого бесстрастным взором пронзает пустоту восьмифутовое изваяние ангела, Небесного Посланника. В вытянутых руках его – Белое Пламя, дар тем, кто готов открыть сердце Богу. Напротив статуи – сухой колодец, а также алтарь, на котором и оставит Чашу Юджин. Чуть позже сюда спустится аббат, высшее духовное лицо. Стоя перед Посланником на коленях, он смиренно помолится и опустошит Чашу в колодец. Кровь станет землёй. Ритуал будет завершен. И во всём этом – преданность, готовность жертвовать ради Него. – А я… – простонал Юджин. Он повернул голову в сторону двери, что скрывала лестницу, ведущую к залу со статуей Посланника. Сегодня утром брат Дарен передал ему ключ от этой двери. Теперь Юджин – Чашеносец. Но, получив желаемое, радости он не чувствовал. Время на исходе. Никто в монастыре не остановит Кэрол, если она начнёт убивать. Поэтому завтра после ритуала Юджин тайно сольёт с Чаши немного крови для проклятой вампирши… Другого выбора нет. Преступление это или попытка защитить братьев? Монах не знал. Всё слишком запуталось. И почему-то снова всплыли в памяти те несколько раз, когда в трапезной аббат пригласил Юджина за свой стол. Это, конечно, прекрасные воспоминания, но главное… Столовые приборы, которыми ел настоятель… Они были из серебра. – Потрясающе! – как можно тише воскликнула Кэрол. – Очень мало, конечно. Но я никогда не пробовала такого! Юджин хмуро глядел на неё. Она допила принесённое и сказала: – Знаешь, у крови каждого человека есть свой… привкус, оттенок. А здесь их как будто несколько. Что это и откуда? Не ответив, он отошел и лёг на пол, лицом к стене. Символ верности человека перед Творцом сейчас бултыхался в животе убийцы, кровососа. «Это просто… просто…» Юджин так и не смог подобрать слово. Ум отказывался думать. Тело отказывалось чувствовать. Монах обратился в камень. Немой, слепой, глухой. Холодный и мёртвый. Прошло три дня. Юджин стоял на коленях в соборе. Руки были опущены – сложить их в молитвенном жесте монах не смел. Он считал, что не имел права просить помощи у Него. Однако вскоре, против воли, в разум вторглись священные слова: «Да одарит Он меня Милостью своей – и да вспыхнет в груди моей Белое Пламя. Да поглотит оно грехи мои. Да поглотит оно пороки мои. Да испепелит оно тело моё. Да испепелит оно имя моё. Пусть сгорю я в нём весь, сгорю в нём дотла. И не будет больше меня – будешь лишь Ты. И не будет больше моей воли – будет только Твоя». «Белое Пламя» считалась одной из основных молитв. «Бог навечно поселится в сердце того, кто глубоко постигнет её суть», – говорилось в Писании. Юджин вздохнул. Его в будущем, похоже, ждёт лишь одно пламя – адское. Монах вдруг вспомнил тот дивный миг из прошлого, когда ему было шестнадцать. Он замер посреди улицы, растекаясь, становясь светом, вездесущим и ярким светом. Тогда Юджин абсолютно точно знал – его любят. Нет, даже не так – он сам был Любовью. Не случайностью, не песчинкой, занесённой жестоким ветром непонятно куда непонятно зачем. Такой, какой есть, он был важен и нужен. Много вопросов породило это озарение, и слово «Бог» казалось на них ответом. Юджин стал послушником; завороженный дивными речами аббата, он вскоре решил, что ту радость Бытия сможет испытать снова. Нужно лишь заслужить. Молиться – за себя и за всех. Участвовать в ритуалах. Быть достойным в Его глазах. И всё шло как надо, пока вдруг… Юджин поморщился. Он должен что-то сделать с Кэрол. Сам, своими силами. Сегодня же надо пробраться в каморку, в которой хранится кухонная утварь, и… «одолжить» кое-что. А далее… Да поможет он себе сам. Юджин лежал на полу, лицом к стене. Глаза открыты, в них – сосредоточенность. Он выжидал. Рядом, в углу, стояла низенькая табуретка. На ней – книга с Писанием, которую монах не открывал всю последнюю неделю. У противоположной стены лежал тюфяк. Пустой. Ночью Кэрол обычно выходила и являлась только под утро. Похоже, её так никто и не заметил. Впрочем, неудивительно. Дав ей крови, Юджин не спросил, уйдёт ли она. И после не спрашивал. И больше не спросит. Не понадобится, если сегодня всё получится. Лишь бы хватило решимости… Кэрол тихо открыла дверь. Вошла. Так же тихо закрыла, направилась к тюфяку и улеглась. Юджин ждал. Он ждал долго. Затем медленно повернулся, встал на четвереньки. Стараясь не шуметь, пополз. Оказавшись у тюфяка, монах глубоко вдохнул. Кэрол лежала на спине, не шевелилась. Глаза закрыты. В руке Юджина показался серебряный нож. Он схватил его обеими ладонями, занёс над головой. Нужен один удар. Со всей силы. И… кончено. Всего один удар. Один… Её глаза внезапно открылись. Красные зрачки вперились в самую душу. Юджин замер, как изваяние. Она смотрела на него. Смотрела целую вечность. Затем перевела взгляд на поднятые руки. Серебро, готовое вкусить крови, её, похоже, не удивило. Кэрол опустила взор, сказала, неожиданно, с печалью: – Вот, значит, как. Понимаю. Ну, хорошо. Она медленно расстегнула пуговицу плаща. Схватилась за ворот платья, потянула немного вниз. – Бей, – произнесла она смиренно. Монах опешил. Что за странное поведение? Издевается? Конечно, издевается. Или же… Нет, нет. Она смеётся над ним. Думает, что он не ударит. Тогда он покажет, тогда он… Тягостно застыло время. Кругом мрак, тишина, а в груди – барабанный бой. «Она не человек, – пульсировала мысль. – Не человек, не человек». Ладони вспотели, руки задрожали. И Юджин вдруг заметил, привыкшие к темноте глаза увидели… Вдох – её грудь чуть поднялась, выдох – опустилась. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Ладони разжались. Звон серебра об камень нарушил хрупкую тишину. Монах отполз к стене. – Не могу, – сказал он мёртвым голосом. – Ты ведь… живая. Она ответила – издевательским смехом. Она смеялась, смеялась и никак не могла остановиться. Даже закрыла лицо подушкой, чтобы заглушить хохот. А Юджин сидел понуро и ощущал себя каким-то рыхлым, бесформенным. Когда Кэрол всё-таки успокоилась, она села и, застёгивая плащ, произнесла без тени враждебности: – Ты такой славный, Юджин. – Просто уйди из моей жизни, – глядя в пол, сказал он с тупым отчаянием. Вампирша задумчиво посмотрела на него, затем – на лежащий рядом нож. – Значит, убить ты не смог… – протянула она. – А ведь придётся. Он непонимающе воззрился на неё. – Я уйду. Но ты же не отпустишь меня без прощального ужина? – Кэрол пнула нож, и тот проскользил к ногам монаха. Она продолжила беззаботно: – Ты убьёшь одного из своих братьев. Кого-нибудь из соседних келий. Можешь зарезать этим же ножом. Хотя, нет – лучше придуши или забей камнем. Юджин даже не удивился. Обреченно, с опущенной головой, он уставился куда-то в одну точку. – Как «приготовишь блюдо» – зови к столу. Я буду есть, а ты и твой любящий Бог сядете напротив и посмотрите. Так и сделаем, хорошо? Лицо её стало жестким, строго и холодно она закончила: – Два дня тебе на подготовку. И послезавтра распрощаемся, дорогой «брат». На следующий день, в субботу, Юджин начал сходить с ума. Оставаясь один, монах кусал губы, потирал ладони, топал ногой. Он не может просить помощи у Бога, не может положиться на себя… На что же опереться, где взять силы? Что делать дальше, как поступить? Ответа не приходило. А в воскресенье всё только ухудшилось. Юджин собрал остатки воли, чтобы достойно провести свой второй ритуал Священной Жертвы. Однако во время церемонии он путался в словах, чуть не выронил Чашу, поднимая её с алтаря. В коридоре Юджин споткнулся и едва не упал, расплескав при этом немного крови, которую быстро растёр ногой. После ритуала монах отправился к жилым помещениям. Бормоча, он шагал по коридору из стороны в сторону. Душевное напряжение достигло пика, в голове перекатывался раскалённый чугунный шар. Что делать? Что делать? Что делать?! Ответы рождались и тут же гибли. Мучили страхи, одолевали сомнения – монаха кромсало, рвало на части. И в мысленной суматохе что-то подкралось из глубины сознания, зашептало вдруг: «А может, подумать над её предложением?» Монах замер. Нет, он, конечно… Но если… Солнце садилось. Косые лучи проникали в коридор. Кругом – тишина. Братья сейчас собираются в трапезной… Взгляд Юджина затуманился. Он опять, в подробностях, вспомнил, как прекрасно жил раньше… Вот бы вернуться в то благостное время!.. Монах стоял неподвижно, стоял – и покосился на свою и соседние кельи. «Кого? – пронеслось в помутнённом сознании. – Брата Джоула? Брата Годвина? И как это лучше сделать? И что будет после? Может, попросить Кэрол забрать тело с собой? Нет трупа – наверное, решат, что брат всего-навсего сбежал из монастыря». Молнией прошибло Юджина с головы до ног. Он вдруг увидел свои мысли, увидел, о чём думает. Монах ужаснулся, закрыл рот ладонью. «Во что же я превратился?» Он испуганно завертел головой по сторонам. Казалось, тысячи невидимых судей в один миг осуждающе наставили на него пальцы. «Я – чудовище. Хуже Кэрол. Нет, я так больше не могу!» Юджин прикусил кулак, почувствовал, что тело сейчас разорвёт изнутри. Когда это началось? Когда он отвернулся от Господа? Ну конечно! В тот роковой вечер настоятель, эта святая душа, заглянул ему в глаза и спросил… А в ответ Юджин… Монах сорвался, побежал. Всё, хватит! Теперь он расскажет правду! Где сейчас аббат? Солнце клонится ко сну, а значит, он в зале с Посланником, заканчивает ритуал. Вот и хорошо. Вот и правильно. Никому не положено нарушать уединение настоятеля в этот священный час, но Юджин в последний раз поступится с правилами. Иначе он не выдержит. Иначе его голова лопнет. Он раскается. И не только перед аббатом, но и перед самим Небесным Посланником. Юджин открыл дверь, ключи от которой были лишь у настоятеля и Чашеносца. Выпрямил спину, сглотнул – и медленно зашагал вниз. Он очистится. Наконец-то. Отблеск факела падал на безмятежное лицо ангела. Посланника не волновало, что не зажжены, как положено, двенадцать свечей вокруг колодца. Не возмущало, что тот, кто должен стоять перед ним на коленях, вальяжно расселся на алтаре. А главное, не интересовало, что кровь, собранная как подношение, использовалась в качестве пищи… За это равнодушие аббат его и любил. Старик посмотрел на Чашу в руке. Крови осталось немного, на пару глотков. Сегодня её, кажется, опять было меньше положенного. На прошлой неделе – так вообще не хватало трети! Аккуратно донести, не разлив – неужто Юджин не может справиться с таким простым заданием? Настоятель поднял голову. Послышалось?.. Ну, и ладно. Юджин, наверное, ещё волнуется. Всё равно он славный малый. Преданный, исполнительный. Доверчиво смотрит в глаза, ловит каждое слово. Таких надо держать к себе поближе. Хотя, сегодня во время ритуала на нём лица не было… И что могло стрястись? Аббат вдруг вспомнил вчерашнюю ночь. Возвращаясь с охоты – одна из деревушек неподалёку, – он свернул за угол собора и замер. Навстречу шла женщина. Шла вампирша. Увидев настоятеля, она тоже остановилась. Сказала, улыбнувшись: – Так тихо двигаются лишь охотники, наёмные убийцы и вампиры. Кто ты из этого списка? Насмешливый тон её голоса не понравился аббату. Он смерил незнакомку тяжелым взглядом: – Я – хозяин, которые не любит и не принимает гостей. Взор его вспыхнул, и могучая воля высшего вампира тёмной волной обрушилась на незнакомку. Та всё поняла и испарилась, сбежала. Задумчиво вращая Чашу, старик устремил взор в пустоту. На прошлой неделе сюда забежал родич и приволок на хвосте свору охотников. Вчера заявился второй… И весь сегодняшний день не давала покоя мысль, что чужаков было вовсе не двое. Рука с Чашей замерла. Да, подозрительно. В ближайшие недели нужно будет присматривать за монастырём по ночам. «Потому что тут – моя земля», – оскалился аббат, обнажив длинные клыки. В этом зале он мог быть собой. Но там, наверху, он – уважаемый настоятель. Добросердечный с «братьями», грозный с еретиками и другими врагами Церкви – в том числе, и с вампирами. Он с удовольствием ел серебряными приборами, подставлял при всех лицо солнцу; с упоением рассказывал о Нём, о Его величии и красоте. На самом деле, аббат давно не находил в священных текстах чего-то особенного для себя. Но и от своей роли отказываться не желал. Потому что наслаждался происходящим, наслаждался всей иронией ситуации. И апогей наступал, когда он приходил сюда и пил кровь, предназначенную для Него. Глядя на умиротворённое лицо ангела, старик улыбнулся и поднёс Чашу к губам. Он допил, по традиции оставив несколько капель. Затем встал, шагнул к колодцу. Чаша перевернулась, капли полетели вниз. Ну вот, ритуал завершен. Да, хорошо, что в своё время аббат слегка изменил церемонию. С тех пор он начинал не сразу после Чашеносца, а позже. Спускался в этот зал, когда в соборе уже никого не было, и за закрытой дверью наслаждался изысканным напитком. Жаль только, что мягкое кресло тут не поставишь. Сидеть на холодном камне так неудобно! А пару мгновений назад Юджин тихо поднялся по лестнице и запер за собой дверь на ключ. Мир рушился. Юджин бежал, а мир вокруг сходил с ума. Крючились деревья, падали звёзды. Дорожка то взмывала вверх, то изгибалась под немыслимыми углами. То тут, то там земля покрывалась трещинами, проваливалась в пустоту. Мир рушился. Всему пришел конец. Остановился монах только у пруда. Того самого, который так часто дарил покой в прошлом. Лишь его сейчас не коснулся всеобщий хаос. – Не могу, – произнёс Юджин, хватаясь за рясу. – Тело горит. Я уже в аду. Я – в аду. Он бросился вперёд и нырнул. Нужно погасить пламя, сбить жар. Во что бы то ни стало. Он быстро работал руками и ногами. Вперёд, ещё вперёд. А затем вниз, глубже и глубже. Да, вот так. Ещё глубже, ещё. К самому дну. Вода принимала в себя, готовилась растворить в своём лоне. Тело не горело. Теперь было холодно. Холодно, темно и тихо. Да, очень хорошо. Он уже не понимал, продолжает ли плыть, или его несёт куда-то, засасывает в черноту. Ноги и руки не ощущались. Зато прояснялся ум. «Всё это было не взаправду, – понял монах. – Благочестивый, великодушный отец-настоятель – я выдумал его. На самом деле, я не знаю, кто он, какой он. Я почитал лишь образ в своей голове». Крохотный белый огонёк зажёгся в груди. «Настоятель много рассказывал о Боге. И я полюбил Его, полюбил слова о Нём. Но цена этим словам – грош. Я ничего не знал и лишь слепо делал то, о чём мне говорили. Бог, в которого я верил, оказался таким же вымыслом, ещё одним образом в моей голове». Безмолвно свирепствуя, пламя в груди разрасталось. «Благодаря этим двум образам я создал третий – образ себя. И воплотил его в жизнь. В итоге я – такая же выдумка. Самая смешная и нелепая выдумка. Призрак, веривший в призраков – вот кто я». Огонь заревел беззвучно, раздался в стороны, охватил тело целиком. «Ну, и всё на этом. Разве что… Может, повторить «Белое Пламя» напоследок?» Губы изогнула улыбка. Конечно, он не станет. Хватит с него игр в духовность. Время расщепилось, пространство раскололось. В Белом Пламени Юджин сгорел дотла. Кэрол сама зажгла свечу в келье. Хотела как следует разглядеть лицо Юджина, когда он войдёт. Она сидела на тюфяке и ждала. Ждала с радостным предвкушением. Настроение омрачал разве что голод. Да ещё эта вчерашняя встреча… Высший вампир – и хозяйничает здесь! Невероятно, и в то же время Кэрол не могла не улыбнуться при мысли, что в монастыре может властвовать не только Бог. Бог… Не раз она вспоминала своё прошлое за последнюю неделю, сидя по ночам в соборе. И отчего-то горестно становилось, тоскливо, но обжигающая ярость затмевала в итоге всё. Ещё этот Юджин… Будто воплощенная насмешка над ней! Ну, ничего, сегодня она отпразднует окончательную победу. Докажет, утвердится в своей правоте. А потом уйдёт – довольной и сытой. Дверь открылась. Юджин вошел. Что-то в нём неуловимо изменилось, тут же поняла она. Раньше он заползал в келью словно беспомощный пёс, в конуре которого поселился матёрый волк. Но теперь монах держался иначе. Непринуждённо. Свободно. – Ты что, искупался? – встретила она вопросом. Юджин оглядел рясу и улыбнулся ей – широко, раскованно, будто мальчишка. Это ещё больше насторожило Кэрол. – Сделал? – сухо спросила она. – Ты об убийстве? Конечно, нет. Я не буду этого делать, – ответил он спокойно. Она сощурила глаза: – Что с тобой произошло? – Я… – подбирая слова, Юджин задумался. – Я сбросил груз. Теперь мой груз несёт Он. А Он – всемогущ. Ему всё по плечу. Она почувствовала прилив гнева. Монах продолжил: – Тебе пора, Кэрол. Ты хотела знать, что не так с этим монастырём? Так знай: один из наших священнослужителей – вампир. В келье я его не застал, поэтому оставил ему в дверях послание. В нём я рассказал о птицах, которых чуть раньше отправил с письмами в ближайшие монастыри и замки. О содержании писем можешь догадаться сама. Думаю, уже завтра вечером тут будут охотники и много ещё кто. Надеюсь, к этому времени вы оба тихо и мирно уйдёте. Повисла тишина. Длилась она недолго, Кэрол злобно оскалилась: – Расхрабрился, да? Что ж, ты прав, надо уходить. Но я так голодна… Перекушу, пожалуй, десятком твоих братьев напоследок. По губам Юджина скользнула улыбка. Он прошел в угол, схватил за ножку низенькую табуретку – лежащая на ней книга с Писанием небрежно упала на пол. Подойдя к вампирше, монах уселся на стульчик и взял ладони Кэрол в свои. – Чего ты хочешь? – спросил он дружелюбно. – Ты думаешь, за твоей спиной какая-то истина? И за моей – истина? И твою истину нужно защитить от моей? Но это не так, можешь мне поверить. За нашими спинами ничего нет. Нечего защищать. Некому и не от кого защищаться. Разве не легче на душе от знания этого? Она нахмурилась. – Теперь я вижу тебя, – глаза монаха будто вспыхнули. – Вижу насквозь. Ты – не тварь, не отродье. Ты – само совершенство и красота. Кэрол опешила, открыла рот. – Это тело, что питается кровью, не скроет твоей подлинной сути. Ничто не скроет её – ни одна грязная мысль, ни один скверный поступок. Если захочешь, ты всегда можешь вернуться Домой. Потому что тебя ждут. И ждали всегда, – он сердечно улыбнулся и похлопал по её ладоням своей. Ум Кэрол замер. Все мысли, все чувства растворились в необъяснимой, даже пугающей внутренней тишине. Оцепеневшая, она глядела, как монах встаёт и идёт к двери. Но вот он схватился за ручку, и ярость запылала вновь. Как же он с ней мерзко разговаривал! Как… любящий родитель с чадом! – Если тебе так нужна кровь, – сказал он, – я дам свою. Подожди, я сейчас верн… Миг – и она за спиной, обхватила его крепко-накрепко. – Думаешь, победишь, Юджин? – О чём ты? – Хорошо, твоя кровь меня устроит. И знаешь ещё что? Я хочу поприветствовать тебя. Она плотоядно улыбнулась. – Добро пожаловать в мир вечной ночи, брат. Клыки вонзились в шею. Полуденный жар плавил воздух. Солнце встаёт всегда. И заходит всегда. Ему безразлично, что творится в мире, оно не интересуется плодами своих трудов. Осветить или оставить во мраке. Иссушить или согреть. Вдохновить восходом человека – или сжечь вампира, которому не повезло оказаться в тени. Оно не разделяет, не сомневается, не изменяет себе. Лишь изо дня в день катается по небосводу, отдавая ровно столько, сколько отдаёт, и забирая ровно столько, сколько забирает. «Бездушный мир бездушного Бога», – подумала Кэрол, стоя у стены пещеры со сложенными на груди руками. Она оторвала взгляд от леса, утопавшего снаружи в ярких лучах, и посмотрела на Юджина. Он просыпался. Стоная, медленно открывал глаза. Красные глаза. Кэрол знала, что сейчас будет. Монах, сидевший у стены напротив, вдруг прижал ладонь ко рту, зажмурился сильно-сильно. Неимоверное напряжение отразилось на лице. Когда всё закончилось, Юджин, тяжело дыша, откинулся назад. Сплюнув кровавую слюну, он провёл языком по удлинившимся клыкам. Она улыбнулась: – Теперь мы всё равно что родственники. Он постепенно приходил в себя. Спросил, наконец: – Где мы? – В маленькой и уютной пещере, как видишь. Я же обещала уйти. Ну, вот. Монах посмотрел наружу, на колеблющийся в воздухе зной. – Глядя издалека на солнечный свет, сначала будешь чувствовать печаль, – Кэрол устремила взор туда же, куда и он. – Затем – злость. Затем – безразличие. Всё-таки, привыкнуть можно ко всему. Почти ко всему, – лицо её помрачнело. – Жестокость твоего любящего Бога – вот с чем смириться никак нельзя. Юджин мягко улыбнулся. – Теперь я понимаю… – сказал он. – Ненависть к Богу – всеобщий недуг вампиров. Вы так долго взращивали эту ненависть, что даже ваши тела больше не выносят мест, где собирается много духовной энергии. Но вы заблуждаетесь по поводу Него. Хотя… я ведь тоже заблуждался. На свой лад. Искал Его в книгах, в келье, в соборе. В словах отца-настоятеля. И только в собственное сердце забывал заглядывать. А Он – там, был и всегда будет. Кэрол с недовольством поморщилась. – Увидев Его в себе, я увидел Его во всём. Он в каждом моём слове, в каждом твоём взгляде, в каждом шорохе листьев… Даже в нашем монастыре, где из-за настоятеля духовная энергия течёт скованно, он в каждом камне, кусте, пылинке. Всюду – один лишь Он. – Хватит! Ты, похоже, забыл, кем теперь стал. Монах ответил подходящей строкой из Писания: – «Я никем не становился и никем не был. Никогда не рождался, никогда не умру. Поэтому мне нечего искать – и нечего терять». Кэрол фыркнула. Юджин снова посмотрел наружу. Своим спокойствием он раздражал её. И что с ним случилось вчера? Его будто подменили. – Хочешь, я покажу тебе? – спросил вдруг монах. – Что? Он встал и принялся стягивать с себя рясу. Когда остался перед ней голым, она с сомнением сказала: – Вот это ты хотел мне показать? – Я покажу тебе Бога. Юджин медленно зашагал к выходу. – Куда это ты собрался? – усмехнулась она. – Полдень снаружи. Даже для меня это слишком. Что уж говорить о тебе. Но монах продолжал идти. «Он всерьёз!..» – поняла Кэрол, когда Юджин вышел из пещеры. Миг – и она позади него, остановилась на границе между тьмой и светом. Раздосадованная, испуганная, Кэрол неуверенно схватила его за плечо, хотела дёрнуть назад. Но солнце обожгло, и ладонь соскользнула. Он прошел немного вперёд, повернулся к ней. Задрал голову и вытянул в стороны руки – так, будто с готовностью принимал смертоносные дары. Кожа монаха покраснела. Деревья не дотягивались до него своими тенями. Он был беззащитен. Не ринулась за ним в пекло и Кэрол. Потому что выражение его лица… Тело Юджина быстро наливалось жаром, а Кэрол медленно отходила назад, во тьму. Вот монах вспыхнул, словно сухой лист, и огонь с жадностью набросился на плоть, кости, кровь. Юджин горел, однако не двигался, не издавал ни звука. И Кэрол смотрела на него до самого конца… Пока от монаха не остался один лишь прах. День продолжался. Безразличное ко всему солнце плыло по небосводу. Она рухнула на колени, почувствовала себя уставшей, опустошенной. Внутри всё обмерло. Но – ненадолго. «Не так…» Гнев хлестнул, оживил. «Всё не так! Он должен был плакать! Сожалеть! Спрашивать «почему я?», «за что это мне?» Должен был кричать на меня! Хватать меня за одежду, вопить «что ты сделала со мной!» Он должен был…» Челюсти заскрипели от злости. Кэрол вспомнила, как он стоял там, под солнцем. Вспомнила закрытые глаза, улыбку… Блаженство, умиротворённость на лице… Она прижала раненную ладонь к груди. Ярость уступила место горечи, и во мраке пещеры раздался тихий плач. Обсудить на форуме