В голове словно грохочет артиллерия. Звук отражается эхом от внутренней поверхности черепной коробки, и проносится через мозг снова и снова, один раз, другой, третий. Постепенно он стихает, вытесняется лёгкой джазовой мелодией, смутно знакомой, но всё же звучащей как-то иначе, непривычно. Когда грохот исчезает совсем, я слышу и другие звуки. Чей-то приглушенный кашель, звон стаканов, женский, а может быть, детский смех… Я открываю глаза, и сразу же вижу его приветливую, и в то же время ехидную улыбку, и лишь через долю секунды начинаю воспринимать всё остальное. Красное, круглое лицо, пристальный взгляд из-под густых бровей, длинная, тщательно расчёсанная борода. Он протирает стакан. Какой интересный шаблон – бармен, протирающий стакан. Словно меня занесло в дешёвый сериал. Нас разделяет лакированная барная стойка, совсем новенькая, на ней ни царапины. За спиной моего собеседника нелепое нагромождение из самых разнообразных бутылок, которое, кажется, должно рухнуть, если убрать одну из них снизу. Я ловлю себя на мысли о том, что машинально читаю надписи на этикетках, но не вижу ни одного знакомого слова. Ладно, как минимум, ясно, что это какой-то бар. Как я здесь оказался?

– Я часто слышу этот вопрос, – бармен улыбается и ставит пустой стакан на стойку. – Каждый его задаёт.

Я что, сказал последнюю фразу вслух? А, не важно!

– Где я?

Стоило заговорить, как я осознаю, что у меня пересохло во рту, и язык едва поворачивается. Бармен смотрит на меня с пониманием, он берёт стакан, наполняет его холодным пенным напитком и ставит передо мной.

– Это за счёт заведения, – говорит он. – Если нужно освежить память – самое то!

Я благодарю бармена кивком головы, беру стакан дрожащими пальцами, осторожно подношу к губам. Всё это время он с интересом смотрит на меня, ждёт, когда я, наконец, сделаю глоток. Может, это какой-то подвох? Не хочет ли этот бородатый толстяк меня отравить?

Ерунда. Если бы он хотел меня убить, у него уже была для этого возможность, ведь я, судя по всему, уже давно нахожусь здесь, и только сейчас пришёл в сознание. Может быть, я перепил? Нет, не помню за собой особой страсти к алкоголю, к тому же, я ведь за рулём. Да, похоже, я приехал сюда на своей машине. Что-то припоминаю!

Глоток. Приятная прохлада просачивается по пищеводу в мой желудок. Интересно, почему он налил пиво в стакан, а не в кружку? Хотя, это не имеет значения. Сознание медленно проясняется, я начинаю вспоминать. Минуточку, это пиво так на меня действует? В чём его секрет?

– Расскажу после того, как ты закончишь, – отвечает бармен на вопрос, хотя я снова не помню, чтобы задавал его вслух.

– Закончу пить? – спрашиваю я.

– Закончишь свой рассказ, – уточнил мой собеседник. – У нас с тобой много времени, Фил.

Бармен называет меня по имени. Да, имя-то своё я не забыл. Он знает меня, и, кажется, я тоже его знаю. Он друг? Пожалуй, я слишком устал от сомнений, а мой путь уже почти что сложился в моём оживающем сознании. И я начал рассказ…

***

Четыре миллиметра лобового стекла отделяли нас от настоящего холодного ада. Здесь не было ни неба, ни земли, вместо линии горизонта – лишь непрерывная снежная пелена. Она окутывала машину со всех сторон, словно пыталась раздавить её и проглотить, как питон проглатывает мышь, целиком и без остатка. Двигатель натужно ревел, автомобиль с трудом прорывался сквозь сплошную стену снега, разрезая её ярким светом противотуманных фар. Я едва различал дорогу, если, конечно, можно назвать дорогой эту неровную полоску из гравия, перемешанного со льдом и обломками асфальта, который клали лет двадцать назад, не меньше. Удивительно, что на последнем опасном повороте в этой глуши мы встретили замёрзяющего дорожного инспектора. Я вожу очень осторожно, и, если честно, недоумевал, когда тот остановил нас и потребовал выйти из машины. Да уж, заставил понервничать! Если бы инспектор знал, сколько оружия у нас с собой, у нас бы возникли проблемы. К счастью, всё обошлось, и теперь этот случай пополнит копилку рассказов о моих дорожных приключениях.

 Машину трясло из стороны в сторону, она то проваливалась в очередную яму, то подпрыгивала вверх, руль вырывался из моих дрожащих пальцев, но всё же мне хватало сил с ним совладать. Медленно, но верно мы двигались к цели.

– Топливо кончается.

Стелла всегда сообщала плохие новости звонким и мелодичным голосом, после которого хочется жить. Она не знала, что такое уныние, но желающая нашей смерти природа всё же добилась невозможного: на лице девушки не было улыбки. А может, дело в том, что цель была уже близко, и она готовилась к сложной работе, которая нам предстояла.

***

– Стелла, – повторяет бармен. – Красивое имя!

– Да, – я пожимаю плечами. Не знаю, зачем он меня перебил, память не так стабильна, как хотелось бы. Я легко могу потерять нить собственного повествования.

– Прости, Фил, – говорит мой слушатель. – Я не хотел прерывать твой рассказ. Продолжай. Ты говорил о какой-то сложной работе…

***

У нас со Стеллой редкая работа. Настолько редкая, что её не найдешь ни в одном списке и каталоге профессий мира, несмотря на то, что она приносит большие деньги. Я и сам бы не узнал о её существовании, если бы не одна изменившая всю мою жизнь встреча. Меньше всего хотелось вспоминать о ней здесь, в этой тюрьме из снега, льда и ветра, но непрошенные воспоминания всё равно выползали из далёких и холодных, как воздух за окном, глубин памяти, и лезли в моё беззащитное сознание. Я тогда многое узнал, можно сказать, открыл глаза. В последнее время я часто задумывался о том, правильно ли я поступил тогда. Если бы я мог вернуться в прошлое и снова принять решение, что бы я выбрал? Жить спокойной и размеренной жизнью, как у всех, и ни о чём не подозревать? Или всё же стать тем, кем я стал, открыв правду? Трудно сказать, какой выбор сделал бы я, если бы знал всё, что произойдёт со мной потом.

Зато я знаю другое. Иногда в мире рождаются необычные дети. Не такие, как все. Нет, речь вовсе не о тех детишках, что считают себя таковыми, ведь уверены в своей особенности и исключительности абсолютно все. Но лишь немногие, может, один из десяти миллионов, действительно таковыми являются. Настолько исключичтельными, даже законы природы делают для них исключения. Простите за каламбур.

Лет в пять они обнаруживают у себя необычные способности. А если быть точнее, то всего одну способность, зато такую, что все их сверстники позеленели бы от зависти, если бы только узнали об этом. Но, как показывает опыт, им хватает ума об этом помалкивать. Так что если я вижу в какой-то бульварной газетёнке очередную статью про «детей индиго», создающих предметы силой мысли, то я наверняка знаю, что это – не тот случай. А тот – это когда малыш захотел в магазине шоколадку, скупая и нервная мамаша ему отказала, но, несмотря на это, предмет детских мечтаний чудесным образом вдруг всё равно оказался у него в кармане. И не потому, что малолетний жулик стащил его из магазина, ведь в магазине ничего не пропадает. Просто этот малыш и есть не-такой-как-все, и когда он втайне от родителей доест созданный его желанием шоколад, а обёртка бесследно исчезнет из рук, он впервые это осознает.

Потом он растёт, а вместе с ним растут и его силы. В его формирующемся сознании любопытство постоянно воюет с осторожностью. Он часто уединяется где-нибудь вдали от посторонних глаз, чтобы испытать себя снова и снова, создавая всё более массивные и сложные объекты. Иногда у малыша ничего не выходит, иногда получается совсем не то, что он хочет, но чем больше он упражняется, тем более эффективным и управляемым становится его необычный дар.

Закон сохранения массы и энергии? Не тот случай. Научное объяснение? Бесполезно. Кто-то выдвинет громоздкую и дырявую теорию с параллельными мирами, теорией струн и тёмной материей, обязательно приправив этот винегрет квантовой механикой. Это сейчас так модно – в любой непонятной ситуации сослаться на квантовую механику. Любой диванный «гений» почему-то всегда уверен, что раз он ничего не понимает в этой научной области, то она автоматически объясняет все его бредни. Наверное, в начале прошлого века то же самое было с ядерной физикой, которую теперь изучают даже школьники.

Другие начнут искать объяснение в религиозных и мистических учениях. Тут тебе и божья воля, и энергия ци, и прочие чакры-мантры, но, опять же, грош цена этим толкованиям. Они или не выдерживают проверки, или, что чаще, настолько туманны, что и проверять-то нечего.

Большинство же просто будет отрицать этот факт. И не мудрено. Мало того, что таких особенных совсем мало, так они ещё и не торопятся открывать свои способности миру. Наверное, это какая-то особенная форма инстинкта самосохранения, которая выработалась у них ещё во времена костров инквизиции, а может и того раньше.

И вот, малыш растёт, развивается, идёт в школу. Он может оказаться как безнадёжным двоечником, так и круглым отличником, может стать душой компании в своём классе, а может и забитым изгоем. О своём даре он по-прежнему молчит, разве что изредка бывает, что доверится своему самому близкому другу, если такой у него появится. Он уже умеет читать и писать, и, скорее всего, читает «Хоббита» и «Гарри Поттера». Он верит, что когда ему исполнится одиннадцать лет, к нему в окно влетит сова и вручит письмо с приглашением в школу чародейства и волшебства, и, само собой, он навсегда уедет к другим, таким же особенным, как и он. Ах, эти радужные детские мечты! Но обычно всё происходит иначе.

Особенного малыша нахожу я. И, вместо письма из Хогвартса, пускаю ему пулю в лоб.

***

Я ставлю наполовину пустой стакан на стойку и внимательно смотрю в глаза бармену. Он и бровью не повёл, моя история его нисколько не удивляет, а ведь я рассказываю о невероятных вещах. Может быть, он и повидал в жизни всякое, но не такое же! Я ожидаю усмешки, колкой фразы, любой формы выражения недоверия, но бармен выдерживает мой взгляд, не проявляя никаких эмоций.

– Продолжай, – говорит он.

Ещё один глоток.

***

Люди всегда боятся того, чего не понимают, и хотя в целом я этого не разделяю, но случай с этими одарёнными особый. С возрастом они становятся всё сильнее и сильнее. В тринадцать лет он сможет материализовать трехметровый валун, в восемнадцать – небоскрёб, если доживёт до тридцати – целый остров. Обычно мы выслеживаем и уничтожаем цели ещё до того, как они достигают совершеннолетия. За редким исключением.

Из-за одного из таких исключений нас со Стеллой и занесло в эту таёжную глушь. Здесь, за непроницаемой снежной пеленой, прячется от всего мира особенный по имени Трофим Андреев. Ему двадцать два года, значит, он уже смертельно опасен.

– Возможно, эта метель – его рук дело, – сказала Стелла. – Он уже знает о нас.

– Может и знает, – ответил я.

– Это был не вопрос, – сказала Стелла, и указала рукой куда-то в сторону от дороги.

Я повернул голову. Не люблю отвлекаться от дороги, когда я за рулём, особенно в таких сложных условиях, но это стоило того, чтобы потратить несколько секунд. Сквозь метель я различил едва заметный силуэт. Словно сотканный из невесомой снежной ткани, он напоминал то ли белого волка, то ли полярного медведя. Может быть, просто показалось? Нет, вот он пошевелился, сделал шаг вперёд, повернул голову. Для волка, пожалуй, это зверь был великоват, а белые медведи в этих широтах не водятся. Два ярких голубых огонька сверкнули сквозь пелену метели, и зверь, каким-то шестым чувством понявший, что за ним наблюдают, одним прыжком скрылся из поля зрения.

– Ты права, – ответил я. – Этот зверь может оказаться его глазами и ушами.

Если особенным каким-то чудом удавалось избежать смерти в детстве, они действительно могли создать не только неодушевлённые предметы, но и живых существ. Окружить своё логово несколькими бдительными наблюдателями, не нуждающимися во сне и не знающими усталости, было в их духе. Некоторые из тех, кого мы со Стеллой уже ликвидировали, создавали себе примитивных живых помощников, иногда совсем примитивных. Но на это были способны единицы. Сложнее для них было разве что создать какое-нибудь хитрое электронное или механическое устройство. Особенный не мог, например, создать исправный автомобиль, если не представлял отчётливо каждую его деталь и её назначение. Для этого нужно было иметь глубокое техническое образование, но получить его у них практически не было шансов. В крупных городах выявить особенных проще всего. А вот с живыми существами у них почему-то всё получалось проще. По мне так представить устройство всех внутренних органов даже у какого-нибудь комара было куда сложнее, чем разобраться во всех деталях пистолета.

– Как ты думаешь, это может быть Бессмертный? – спросила Стелла.

Бессмертный – это легенда, но у всякой легенды есть свои истоки. Среди охотников ходили слухи о том, что одна из целей скрывается от пули уже долгие годы. Не один десяток лет, а может, не одну сотню. Конечно же, Бессмертный не был по-настоящему бессмертен, но трудно представить себе, какое могущество он мог скопить за столь долгий срок. На его счету было уже много убитых охотников, ходило мнение, что любой таинственным образом пропавший наш коллега становился его жертвой.

– Думаю, Бессмертный – это сказка, – сказал я. – Но если он действительно существует, то наш Трофим слишком молод для него.

– Надеюсь, что так!

Автомобиль издал низкий урчащий звук, словно поворчал на нас на прощанье за то, что мы затащили его в эту пургу, и окончательно заглох.

– Всё, приехали, – сказала Стелла. – Дальше пойдём пешком. Возьмёшь карту?

Я люблю высокие технологии, но на этом морозе аккумулятор моего наладонника разряжался за считанные минуты. К счастью, предусмотрительная Стелла аккуратно перенесла нужные отметки на пожелтевшую бумажную карту, выпущенную ещё в прошлом веке. Надеюсь, нам удастся сориентироваться по ней в этой метели. А ещё, по сложившейся традиции, перед последним рывком нужно перекусить. Я извлёк из бардачка припрятанный завтрак.

– Будешь бутерброд? – спросил я.

– Это сэндвич, Фил!

– Да какая разница? – усмехнулся я. – Понапридумывали словечек! Бутерброд он и есть бутерброд.

– Бутерброд открыт сверху, – Стелла убрала верхний ломтик хлеба кончиками своих изящных пальчиков. – А в сэндвиче два куска хлеба: один сверху, другой – снизу. Здесь два кусочка, видишь? Значит, это сэндвич!

– Я прекрасно понимаю разницу, – прожевав кусок своего сэндвича, ответил я. – Просто мне нравится твой раздражённый голос.

Стелла ничего не ответила. Некоторое время мы молча поглощали пищу. Кто знает, может, мы едим в последний раз? Наш враг опасен и коварен, к тому же, уже наверняка знает, что охотники пришли за ним, знает, кто мы такие. Никто из особенных не мог дожить до своего возраста, не встретив хотя бы одного из нас. А на счету этого уже несколько убитых охотников. Не зря наверху решили послать именно нас со Стеллой.

– Послушай, – сказала она неожиданно серьёзным голосом. – А ты никогда не задумывался, правильно ли то, что мы делаем?

От удивления я проглотил довольно крупный кусок, и едва не подавился.

– О чём ты?

– О нашей работе, – ответила Стелла. – Эти люди ведь ничего плохого не сделали. Возможно, они даже сами не рады своему дару. А мы просто уничтожаем их, словно опасных преступников, даже не пытаясь поговорить с ними.

– Не сделали сейчас – сделают потом, – я пожал плечами. – С каких это пор ты стала об этом задумываться?

– Откуда ты знаешь, что они сделают потом? – Стелла повысила голос. – Может, этот Трофим Андреев начал бы помогать людям при помощи своих способностей? Ведь особенные могут решить множество проблем. Голодных накормить, жильё создать бездомным. Мы же даже не даём им возможности проявить себя!

– Мне не нравится этот разговор, Стелла, – сказал я. – До сегодняшнего дня я всегда был уверен в том, что ты подходишь для этой работы. Не заставляй меня в этом сомневаться.

– Я лишь хочу сказать, что они – тоже люди.

– Это всё пустая философия, – ответил я. – Наша работа – избавлять от них мир, и мы будем избавлять. Нам платят за это, а не за гуманистические рассуждения. И я не буду рассуждать, я буду убивать. Сегодня у меня в планах три вещи: уничтожить цель, доложить об этом наверх, а потом заняться с тобой любовью. Подобные же разговоры тебе лучше забыть, если ты не хочешь потерять это место, ясно?

– Ясно!

***

– Вы были близки с ней?

Мой стакан пуст, и я ставлю его на стойку, пока, не дожидаясь моей просьбы, бармен наполняет ещё один до краёв. Я смотрю на то, как прохладная жидкость стекает по стеклу, закручивается в водоворот и пропадает в медленно поднимающейся тоненькой пенной шапке.

– Это интимный вопрос, – отвечаю я. – Скажем так, она была мне дорога.

– А она тебя любила…

Эта фраза звучит как-то неоднозначно. Это утверждение или вопрос? Бармен протягивает мне стакан и смотрит на меня, ожидая продолжения.

***

Стелла сжала губы и отвернулась. Конечно же, она со мной не согласна. И что дальше? Она любит и ценит меня, и о чём бы она там ни рассуждала, в предстоящем бою я могу на неё положиться. Её сомнения останутся только в словах. Я точно был уверен, что Стелла не станет щадить нашу цель и подвергать нас обоих опасности.

А может, я заблуждаюсь? Может, что-то изменилось между нами? Я внимательно посмотрел на Стеллу. Она обматывала горло шарфом, скоро нам предстояло покинуть машину. Взгляд сосредоточенный и холодный, как всегда перед началом операции. Если у неё и были какие-то эмоции секунду назад, то сейчас от них не осталось и следа. На её счету четверо особенных, уничтоженных в паре со мной, из этих четверых трое были детьми. Конечно, по сравнению с моим опытом, это совсем мало, но всё же её уже нельзя назвать зелёным новичком. И вдруг – эта песня, «они – тоже люди». Что на неё нашло?

– Ты готова? – спросил я.

– Да, Фил, – Стелла посмотрела мне в глаза и улыбнулась. – Пойдем, пристрелим гада, ты доложишь обо всём наверх, а потом мы займёмся любовью, как ты хотел.

Мне показалось, или в её голосе появились издевательские нотки? Передо мной была всё та же Стелла, или же теперь что-то изменилось? Впервые перед выходом на задание я беспокоился больше, чем в самый первый раз. Я должен быть на все сто процентов уверен в своей напарнице, иначе это будет постоянно отвлекать меня.

– Не подведи меня! – строго сказал я, и вышел из машины.

Шершавый поток снега ударил мне в лицо. Я зашагал вперёд. Стелла немного отстала, задержалась в автомобиле, но это не страшно. Её задача – прикрывать мне спину. До дома нашей цели осталось немного. Идти приходилось в полной темноте, но у меня превосходное чувство направления. Проваливаясь по пояс в снег, мы медленно двигались вперёд.

– Звери не отстают, – Стелла перекричала завывания метели. – Слева и справа от нас, метров тридцать, по двое.

Я посмотрел налево. Снежные призраки действительно следовали тем же курсом, что и мы, и изучали нас своими светящимися глазами. Они больше не прятались за снежной стеной, а, наоборот, с каждым шагом приближались, словно давали понять двум чужакам, что это – их территория. За моей спиной прозвучал выстрел.

– Ты что творишь? – закричал я.

– Я просто хотела их отпугнуть! – ответила Стелла.

Резким движением девушка убрала пистолет в карман. «Волки» никак не отреагировали на выстрел. Иначе и быть не могло, созданное силой особенного существо не ведает страха, если, конечно, его создатель этого не захочет. И Стелла прекрасно об этом знает. Чего же она хотела на самом деле? Отпугнуть зверей? Или предупредить нашу цель о том, что мы приближаемся? Последнее тоже лишено смысла, ведь если эти звери действительно созданы разумом особенного, то они уже доложили ему о нашем передвижении.

Но не о нашем вооружении!

Как бы мой разум не сопротивлялся, не хотел принимать это, но Стелла только что выдала нас. Два человека, вооружённых пистолетами, идут к дому Трофима, и теперь он наверняка об этом знает. Он, убивший, кажется, пять или шесть охотников.

Стелла. Нас. Предала. И наказание за это одно. Смерть.

А может, я ошибаюсь? Неужели она не имеет права сделать глупость? Не могу же я застрелить её за это. Стелла имеет право на ошибку. К тому же, она по-своему любит меня. По крайней мере, говорит, что любит.

Нет, я не могу. Я буду держать глаза на затылке, буду максимально осторожен. На этом задании придётся полагаться только на себя, но ведь я уничтожил несколько десятков целей ещё до того, как познакомился со Стеллой. Справлюсь и с этой. А потом мы поговорим.

Впереди маячил едва различимый свет. Это жилище нашего противника: небольшой домик в таёжной глуши, засыпанный снегом. Никто здесь не услышит его предсмертный крик, а тело хорошо, если найдут по весне. В это время мы будем уже в другом полушарии. Сейчас, когда моё доверие к Стелле под сомнением, я принял важное решение. Это дело я выполню один.

– Мы разделимся, – сказал я. – Обойди дом и жди с другого выхода. Если эти звери пойдут в атаку, убей их. Но в дом ты не входишь. Ясно?

– Почему? – спросила Стелла. – Это опасный противник, один ты не справишься!

– Справлюсь! – сказал я. – Не вздумай входить дом раньше, чем я тебя позову! Ещё раз спрашиваю, тебе ясно?

Что мне делать, если она начнёт возражать? Выстрелить в неё?

– Ясно! – ответила Стелла.

Мы разделились. Теперь немного легче, но всё же меня не покидало ощущение, что что-то пойдёт не так. Я крепко сжал рукоятку пистолета и подошёл к двери. Руки дрожали, как в тот день, когда я впервые убил человека. Чего ты боишься, Фил? Ты делал это множество раз. Неужели ты тоже усомнился в том, что они заслуживают смерти? Или ты опасаешься удара в спину от девчонки? Слишком много посторонних мыслей, лишних эмоций, сбивающих меня с толку, мешающих сосредоточиться. Я закрыл глаза и глубоко вдохнул ледяной воздух.

Ты справишься.

Я шагнул вперёд и постучал в дверь. Метель не унималась, но мой чуткий слух всё равно различил осторожные шаги внутри дома. А потом ещё один знакомый звук... Я успел отпрыгнуть в сторону и кувырком укатиться в сугроб за долю секунды до того, как заряд крупной дроби разнёс дверь в щепки. Враг подготовился.

Он слишком осторожен? Или нужно благодарить Стеллу за её выстрел? Я всего лишь хотел пристрелить хозяина, как только он подойдёт к двери, но теперь мы в равных условиях. Если не считать того, что от противника, способного материализовывать любые предметы силой мысли, можно ожидать чего угодно! Но он не спешил демонстрировать свои силы, словно говорил мне: «Твой ход!» Раздробленная дверь повисла на петлях, но я ничего не мог разглядеть в проёме. Хотя окна горели ярким светом, в коридоре была непроглядная тьма.

Сейчас я уже жалел, что Стеллы нет рядом. Мне нужен был отвлекающий манёвр, и тогда… Ещё один выстрел прервал мои размышления и заставил двигаться. Из дверного проёма во двор вылетело двуствольное охотничье ружьё. Оно висело в воздухе примерно в полутора метрах над землёй, и снова целилось в меня. Третий выстрел прогремел сразу же после второго, и резкая боль обожгла мне левое плечо. Но как? Оно же двуствольное! Понимание пришло сразу же, и я мысленно похвалил Трофима за изобретательность. Конечно, зачем ему перезаряжать двустволку, если он может создать новые патроны прямо в стволе! Не дожидаясь следующего выстрела, я прицелился и выстрелил в ружьё. Годы тренировок в тире не прошли зря, моя пуля вошла сквозь затворный механизм, раздробила его и разбила приклад в щепки. Ружьё рухнуло в снег и исчезло, словно его и не было.

– Какого чёрта вам от меня надо! – раздался хриплый голос откуда-то из дома. – Оставьте меня в покое!

Я выстрелил на звук. Разговаривать с целью не о чем, её нужно уничтожить. Я чувствовал, как горячая липкая струя стекает у меня по рёбрам. Левая рука немела, а я даже не мог позволить себе осмотреть рану. Время работало не на меня, чем больше я жду, тем больше у врага будет возможностей придумать что-то новое. Или отступить. Я уже надеялся на то, что он бросится к чёрному ходу, и там его настигнет пуля Стеллы, но противник не спешил уходить.

Я вскочил на ноги, и, перебегая из стороны в сторону, открыл огонь по дому. Зазвенели стёкла, с треском разлетелась лампочка без абажура, поражённая моей пулей, и в одном из двух окон погас свет. Да, свет – мой противник. Враг скрывается в тёмном коридоре, а я – словно подвижная мишень в свете окон. Я разбил и вторую лампочку, уравняв наши шансы. За все эти секунды противник ничего не предпринял, может, растерялся и не успел ничего придумать. Или он уже не в доме?

Нельзя дать ему шансов опомниться!

Одним прыжком я влетел в окно, опрокинул обеденный стол, так кстати оказавшийся между мной и целью, и открыл огонь. Из темноты полетели ответные пули, но я ожидал этого и скрылся за дубовым столом, но через секунду стол исчез, оказавшись ещё одним творением моего противника. Каждый особенный может уничтожить любую вещь, которую он создал, мгновенным желанием. Глазом моргнуть не успеешь, и её не станет. Надо менять позицию! Надеюсь, весь этот дом не создан при помощи дара? Я вжался в стену, когда из коридора снова прогремели выстрелы. Вовремя!

Всё затихло, можно было подумать, что мой враг затаился и ждал ответных действий, но это был обман. Мой чуткий слух уловил осторожные шаги в коридоре. Цель прихрамывает на одну ногу, дышит тяжело. Значит, я его зацепил! Сейчас он выйдет через чёрный ход, где его уже поджидает Стелла, и…

Стена, служившая мне опорой, исчезла, и я, потеряв равновесие, всем своим весом рухнул на собственную простреленную руку. В глазах потемнело, боль надрывным воем вырвалась из груди и, прорвавшись сквозь рёв метели, разлетелась по окрестностям. Стелла не могла меня не услышать. Падая, я выпустил пистолет из рук, и теперь лежал на полу, парализованный болевым шоком и совершенно беззащитный. Сквозь шум в ушах я услышал, как скрипнула дверь чёрного хода, и по полу пронёсся холодный порыв ветра. Враг уходит, оставив недобитого убийцу, прямо в руки Стеллы! А я уже было думал, что наступил конец.

Трофим словно услышал мои мысли. Дверь закрылась, но враг остался внутри. Он неспешно направился ко мне, и каждый его тяжелый шаг отдавался эхом в моей голове. Я услышал знакомый звук, который я ни с чем не перепутаю. Щелчок затвора. Наверное, Трофим подобрал мой пистолет. Какая ирония – столкнувшись с человеком, способным убить тебя тысячей способов, погибнуть от собственного оружия! И ничто уже его не остановит. Кроме…

Из моих замерзающих лёгких вырвался крик о помощи. Раздался выстрел. Сильная боль прорезала грудную клетку и вышибла моё сознание из тела. Я ожидал, что вся моя жизнь пронесётся перед глазами, говорят, что смерть происходит именно так. Но этого не случилось. Просто наступила темнота и тишина. И всё.

***

Я снова смотрю на дно опустевшего стакана. Я сижу в баре, слышу музыку и голоса за спиной, разговариваю с барменом, значит, я всё ещё жив. Но что же было потом? Почему я ничего не помню?

– Можно ещё один? – спрашиваю я. – Я не знаю, как действует ваше пиво, но оно точно действует!

Я пытаюсь улыбнуться. Мне трудно улыбаться незнакомцам, но бармен, похоже, это прекрасно понимает. Он ставит на стойку ещё один стакан.

– И что же было дальше? – спрашивает он.

Мне всё больше кажется, что бармен знает мою историю лучше меня самого. Зачем я ему всё рассказываю? Я ведь даже имени его не знаю, а уже разболтал ему все свои секреты! Как я вообще мог дойти до такого?

– Это последний, – бармен пододвигает стакан ближе к моей руке. – Ты ведь и сам хочешь вспомнить, что было потом.

Я беру стакан обеими руками. От этого пива не пьянеешь, скорее даже наоборот. Глоток.

***

Несколько раз сквозь тьму в моей голове прорывались отдельные картинки, словно застывшие кадры из старой киноленты. Пол, залитый густой дымящейся кровью. Остекленевший взгляд Трофима, уставившийся в пустоту. Снег под моими ногами, и снова кровь. Моя кровь. Стелла волокла меня по снегу к машине. А я боялся, что она меня предаст. Какой же я дурак! Стелла не может меня предать, кто угодно, но только не она! Потом снова боль, я кричал, а она склонялась надо мной и шептала что-то…

Окончательно пришёл в себя я уже в машине. Я был раздет. Грудь стянута бинтом, на котором проступали пятна крови. Дышать было тяжело, даже самый маленький вдох превращался в пытку, боль волнами расходилась по всему телу и сходилась обратно, но всё же я не мог жить без воздуха. Наоборот, сейчас мне особенно сильно хотелось вдохнуть как можно больше, заполнить лёгкие холодным зимним ветром, заморозить эту жгучую боль в груди, уничтожить её.

– Тебе повезло, – сказала Стелла. – Помощь подоспела быстро. Он даже не успел ничего понять.

– Спасибо, – прошептал я.

­– Не благодари.

Мне не нравилась интонация её голоса, холодного, как ледяная вьюга за окном. Что-то изменилось между нами. Я был слишком груб со Стеллой перед заданием, но ведь на какое-то время я усомнился в её лояльности… Мне? Или нашей организации? Я не мог ответить для себя на вопрос о том, что для меня более важно. После того, как я взглянул смерти в лицо, я многое понял о себе. Я – всего лишь винтик в этом сложном механизме, очищающем человечество от ненужных особенностей, неотделимая маленькая частица чего-то большого и значимого. Частица, не закреплённая намертво на своём месте, а способная двигаться внутри машины. Всё выше и выше.

И я, чёрт побери, этим доволен! Ведь именно этого я и хотел, когда…

Дуло пистолета смотрело мне в лицо.

– Стелла?

– Ты был прав, когда думал, что я подхожу для этой работы, – сказала девушка. – Я действительно подхожу для неё.

– Я… Я не понимаю…

Слова давались мне тяжело. Что всё это значит? Почему Стелла целится в меня?!

– Наша работа – избавлять от них мир, и мы будем избавлять…

– Стелла, что ты делаешь?! – я хотел закричать, но из груди вырвался лишь сдавленный шёпот.

– Нам платят за это, а не за философские рассуждения о гуманизме, – процитировала меня девушка почти дословно. ­– И я не буду рассуждать, я буду убивать.

– Убивать? – переспросил я. – Меня? Но причём тут я?

Пальцы Стеллы крепче сжали рукоятку. Хотя её рука и дрожала, промахнуться с такого расстояния было невозможно. А я был слишком слаб, чтобы её остановить!

– Не притворяйся, Фил, – сказала она. – Я ведь давно догадалась о тебе.

Что? Она… Догадалась?

– Я тебя не понимаю, – прошептал я.

Я бегло осмотрел машину. Стелла расположила меня на заднем сиденье, а второй пистолет лежит на водительском, мне до него не дотянуться. Что же делать? Что делать?!

– Ты понимаешь, – Стелла отрицательно покачала головой. – Ты всё прекрасно понимаешь. А я слишком хорошо тебя знаю, Фил, хоть ты и не согласишься с этим. Ты не смог бы это от меня скрыть.

– Что скрыть?!

Я закашлялся, и сразу же почувствовал вкус крови во рту.

– То, что ты – особенный, – объяснила Стелла. – Точно такой же, как и те, кого мы ищем и уничтожаем.

– Что ты такое говоришь, Стелла? – взмолился я. – Я ведь охотник, такой же, как и ты! Мы же с тобой истребили столько целей вместе! Мы…

– Я не так глупа, как ты думаешь, Фил, – перебила меня девушка. – Я давно замечала все эти мелкие детали, кусочки мозаики, которые, наконец, сложились в единую картину. Сэндвич, Фил. Ты всегда вытаскиваешь его из бардачка, и он всегда горячий. Откуда он берётся там? Хотя, зачем я спрашиваю, если знаю ответ?

– Ерунда! – возразил я. – Это не причина, чтобы …

– Потом, твой пистолет, – продолжила Стелла, не обращая внимания на мои слова. – Ты уже слишком привык создавать пули прямо в стволе, не считая выстрелы. Как сегодня, так и всегда. Странно, что ты сам попался на эту уловку с ружьём.

– Я умею быстро перезаряжать пистолет! – сказал я. – Если бы я не был ранен, я бы тебе показал!

– Снежные волки, – Стелла словно не слышала меня. – Они не принадлежали Трофиму, верно? Это были твои твари, Фил. Они тебе служили глазами и ушами, а вовсе не нашей цели. Именно они помогли тебе так быстро сориентироваться и найти хижину.

– Я ориентировался по карте!

– Отметки на которой были ложными, – добавила Стелла. – Я специально перенесла их с ошибками, и мы бы заблудились в глуши, если бы ты действительно вёл нас по карте. Но ты в неё вряд ли заглядывал. Зачем, если есть такие надёжные разведчики?

Мне нечего было ответить. Стелла была слишком умна. Я сам учил её обращать внимание на мелочи и детали, и теперь она вычислила меня. Пистолет смотрел на меня, а у девушки была слишком хорошая реакция, чтобы делать глупости.

– К тому же, когда ты позвал на помощь, твои снежные волки примчались на твой зов. Все, как один. Не за что благодарить меня, это они разорвали Трофима на части раньше, чем я вбежала в дом. Прости, Фил, но я знаю, кто ты.

Бесспорно. Она знает.

– И что теперь? – спросил я. – Убьёшь меня?

– Я не зря заговорила сегодня о том, что особенные – такие же люди как мы. Считай, что это была самая главная проверка. Всё могло быть иначе, если бы ты согласился со мной, но ты не хотел признавать их право на жизнь. Ты готов маскироваться под охотника и истреблять себе подобных, только чтобы сохранить свою жалкую шкуру!

Голос девушки срывался, казалось, что она вот-вот расплачется. Я же, наоборот, попытался улыбнуться. Мне не справиться со Стеллой в бою, но у меня есть другое оружие. Сладкий вкус крови во рту становился всё сильнее, с этой раной мне нужно в больницу, но как убедить Стеллу не убивать меня?

– Но ведь ты не такая, – сказал я. – Особенные – тоже люди, ты сама это сказала. Разве я не человек?

– Не пытайся давить на мои эмоции, – сказала Стелла. – Ты заслужил наказание. И ты будешь наказан.

– А ты не думала, что я пытаюсь уничтожить охотников изнутри? – я резко сменил тактику. – Притвориться одним из них, дослужиться до самых верхов, получить данные о каждом из них и убить их всех до единого? И освободить других особенных от вечного страха!

Ствол пистолета немного опустился вниз. Стелла сомневается. Да, я был на верном пути, теперь мне нужно было лишь убедить её опустить оружие.

Оружие! Какой же я идиот!

Я никогда не покупал снаряжение. Зачем тратить деньги на то, что можно создать бесплатно? Долгие годы я изучал внутреннее устройство пистолетов, винтовок, ручных гранат, и всё это для того, чтобы нужное оружие возникло в руке по моему желанию. И всё, чем мы пользуемся, было создано моей волей. Достаточно только пожелать, и…

Пистолет на переднем сиденье исчез. Стелла, само собой, заметила это боковым зрением, но направленный на меня ствол никуда не делся.

– Хорошая попытка, – сказала девушка. – Но это не тот пистолет, что ты мне выдал. Я предполагала, что это оружие будет создано тобой, и предусмотрела это. Дорожный инспектор не заметил, как я стащила его пистолет.

Всё, это конец…

– И этому меня тоже ты научил. Ты профессиональный обманщик, Фил…

Жаль, что так получилось…

– … Но я не верю больше не единому твоему слову!

Прости меня, Стелла…

– … Прощай, Фил!

– Прощай, Стелла.

Пистолет беззвучно упал на мягкое заднее сиденье, и я остался в машине один. Прости, Стелла, мне действительно очень жаль! Жаль, что я создал тебя слишком сообразительной, слишком внимательной, умной. Клянусь, не хотел этого делать, но ты не оставила мне выбора. Чтобы ты исчезла навсегда, достаточно было лишь моего желания.

***

Дрожащими руками я ставлю стакан на стойку. Взгляд бармена не изменился, только улыбка пропала с его лица.

– Значит, тебе она тоже была дорога, – сказал он.

– Да брось, – я пытаюсь улыбаться, но прекрасно понимаю, насколько фальшиво это выглядит. – Мне уже тридцать пять лет, и создать человеческую личность для меня не такая уж и сложная задача. Я всегда могу сотворить ещё одну Стеллу, только уже не такую сообразительную.

Бармен кивает, делает вид, что поверил мне.

– А что было дальше? – спрашивает он.

Я напрягаю память. Похоже, чудодейственное пиво больше не работает. Неровные воспоминания о том, как я переполз на водительское сиденье, наполнил бак бензином при помощи дара, долгое время пытался завести машину. А потом я сразу же здесь. Белое пятно никак не хотело заполняться. Я с надеждой смотрю на бармена.

– Это был последний, – отвечает он на немой вопрос. – Я предупреждал.

– Но я никак не могу вспомнить, как оказался здесь, – говорю я. – Кстати, где я?

– Я отвечу, – говорит бармен, и его голос становится непривычно серьёзным. – Но сначала – последняя деталь. Ты сказал Стелле, что хочешь разрушить организацию охотников изнутри. Добраться до верхушки, а потом истребить всех до единого. Это правда?

Теперь для того, чтобы улыбаться, притворяться не нужно. Я готов рассмеяться, но всё же ограничиваюсь коротким смешком. Странно, боли в груди я не чувствую. Может быть, я провалялся в беспамятстве в больнице?

– Конечно же, это ложь, – говорю я. – Сначала я прятался от охотников, потом убивал их, а потом – стал одним из них. В этом мире выживает тот, кто приспосабливается, и я приспособился отлично!

– Если бы ты был прав, ты бы выжил, – отвечает бармен.

***

Стелла исчезла. Идеальная подруга, напарница, любовница. Теперь её больше нет, а я по-прежнему жив. Правда, это продлится недолго, если срочно не принять меры. Стиснув зубы от боли, я перебрался на водительское сиденье. Бак опустел, пока мы ехали сюда, но это для меня проблемой не было, создать десяток-другой литров бензина я смог бы даже в раннем детстве. Выбираться наружу для этого не нужно, я сотворил горючее прямо в баке, и стрелка уровня топлива послушно поползла вверх. Я повернул ключ зажигания. Он шёл как-то непривычно туго, мне пришлось напрячься, чтобы завести мотор.

Что-то здесь не так!

Я вспомнил, как Стелла замешкалась в машине, когда мы выходили на дело. Вспомнил, как учил её учитывать всё, перепроверять каждую мелочь, которая может сорвать её планы. Мои уроки Стелла усвоила, она предусмотрела даже то, что её пистолет был создан моим даром, и позаботилась об этом.

И она предусмотрела то, что может проиграть.

За секунду до взрыва вся моя жизнь пронеслась перед глазами. Не обманули. Смерть происходит именно так.

***

– Где я? – шепчут мои губы, словно они неподконтрольны сознанию.

– Ты трижды задал этот вопрос, – бармен подмигнул мне. – Значит, пришло время ответить, но я не знаю, какой именно ответ тебе подойдёт. Если я скажу «в загробном мире», мы поймём друг друга?

– Загробного мира не бывает…

Бармен громко хохочет и хлопает меня по плечу.

– Значит, могучие колдуны, которые могут создавать всё, что им заблагорассудится, бывают, а загробного мира нет? – говорит он сквозь смех. – Ну ты и рассмешил! Ты же только что сам говорил, что «особенные» могут сотворить всё, что придумают. По-твоему, никто из нас не мог придумать загробный мир?

«Из нас?» Он же так сказал, да?

– Там даже вывеска над входом висит, – уже спокойным голосом продолжает бармен. – «Загробный мир. Работаем круглосуточно».

– Я умер, – шепчу я, хотя мой разум отказывается в это верить. – А ты…

– Бессмертный, – бармен кивает мне головой. – Ты меня упоминал в своём рассказе. Рад, наконец, с тобой познакомиться, Фил. Ты здесь надолго, так что осваивайся, привыкай. Компания здесь хорошая, дружная. Правда, боюсь, ты можешь в неё не вписаться.

Бессмертный указывает рукой куда-то мне за спину. Я медленно разворачиваюсь, и только сейчас замечаю, что все звуки прекратились и музыка стихла. Множество осуждающих взглядов направлено на меня. Моя первая жертва, мальчишка, чьего имени я даже не помню. И ещё один. И ещё. А вот и Трофим Андреев… И все они приветствуют меня молчанием.