Капли дождя, словно хрустальные бусинки, упущенные замечтавшимися придворными мастерицами королевы Эльги Десятой, со стуком и звоном обрушились на жилище Йурена Крунига. Они бодро отскакивали от каменного карниза, бились о толстые оконные стекла, барабанили в дубовые ставни и находили в конечном итоге приют среди повядшей осенней листвы на большой грядке перед домом.

Единственная дочь Йурена – Мариэла Круниг – стремительно сбежала по крутой лестнице вниз, в просторную гостиную, где её отец и два младших брата играли весь вечер в старинную карточную игру. Появление девушки осталось незамеченным – взгляды мужчин были всецело поглощены картонными прямоугольничками с затейливыми картинками. Ни один из сидящих и головы не поднял, когда мимо пролетел душистый вихрь только что вымытых волос и хлопкового платья.

Дочь лесоруба проскользнула на сырое и холодное крыльцо, аккуратно прикрыв за собой тяжелую дверь; на плечи она набросила шерстяной плед, связанный когда-то давно её добрейшей бабушкой Бергой. "Уже полночь, – с трепетным предвкушением думала Мариэла. – Снова дождь! Он может появиться с минуты на минуту... Покажись же! Ну, покажись, заклинаю тебя!"

Тот, о ком размышляла сероглазая девушка, вслушиваясь в шелест качавшихся на ветру деревьев, не был местным. Когда она спрашивала у своих подруг в Сэффенгалде, не видели ли они часом стройного молодого человека в странных блестящих одеждах, те с усмешкой советовали ей не есть больше в окрестных рощах непроверенных грибов и ягод.

Никто и слыхом не слыхивал, чтобы в их маленькой деревушке на окраине Королевства появился хотя бы один новый парень. Йенс и Злайт Круниги – братья Мариэлы – были единственными видными женихами этого тихого захолустья: драчливый и вечно хмельной от верескового мёда детина Рубис наводил на девиц лишь страх; страдающий падучей болезнью поэт Альгаон вызывал жалость (вечно его глаза были на мокром месте); Ундель был слишком глуп, а его приятель Сфирен, напротив, не признавал никакой иной любви, кроме любви к науке и древним алхимическим трактатам. Никаких красавцев в сверкающих одеяниях в Сэффенгалде быть просто не могло! Так твердили все подружки Мариэлы.

И всё же не зря стояла она сейчас, съёжившись от холода и глотая влажный осенний воздух, переминаясь с ноги на ногу на гладко выструганных досках крыльца. Он был! Он есть! Она дождется его!

 

***

 

В первый раз Незнакомец показался два месяца назад, в начале августа. Мариэла тогда собирала цветы на пестрой поляне возле самого Леса, сплетая васильки и клевер в эфемерной красоты букет, – неожиданно внимание девушки привлекли загадочные звуки, доносившиеся откуда-то из-за малиновых кустов, расположенных на самой границе с чащей. Казалось, кто-то невидимый мелодично бренчит серебряными колокольчиками или собирает в холщовый мешок золотые монеты. Ступая на цыпочках и тихо подбираясь к кустам всё ближе, любознательная искательница приключений вся сжалась изнутри, ибо не могла представить, какую неведомую опасность может таить в себе подобная странность – ведь в Лесу, ясное дело, неоткуда взяться золотым монетам и колокольчикам просто так. Однако трусить было не в характере Мариэлы, и она непременно решила выяснить, что за чудеса происходят под самым её курносым носом.

Раздвинув через несколько мгновений колючие ветви и заглянув за куст, сероглазая дочь лесоруба с изумлением обнаружила в зарослях сладкой ягоды ... самого настоящего живого лепрекона! Он важно стоял, подбоченясь, ростком не выше мариэловой талии, и голову его украшала изумрудно-зеленая шляпа. Правой рукой лепрекон подбрасывал кучку маленьких золотистых бубенчиков, левой же держал добротную дубовую трость, на которую и опирался.

– Филиус О'Брайан, – представился коротышка и элегантно поклонился.

– Мариэла Круниг, – в ответ назвала своё имя девушка, робея (всё же в Королевстве люди довольно редко пересекаются с обитателями Лесного мира, и каждая встреча предвещает коренные изменения в их прежде размеренной жизни).

Филиус помолчал немного, словно смакуя услышанные имя и фамилию, а затем резким движением выбросил свои бубенчики в заросли папоротника и учтиво продолжил:

– Очень рад с Вами познакомиться, милая дева, хотя и спешу. Честно признаться, я здесь не от праздности стоял под колышимым ветром деревцем и подбрасывал пустяшные побрякушки в ладони (за столь вычурными словами лепрекон выдержал паузу, задумчиво глядя в качающийся после падения пресловутых «побрякушек» папоротник). – Меня попросил об этом друг. Да-да, пожалуй, что друг... И он очень хотел видеть Вас.

– Друг? Хотел видеть? Это Вы что же, нарочно подманили меня?! – щечки девушки вдруг покраснели, а взгляд стал сердитым. Она подумала отчего-то о пьяном Рубисе, и ей стало очень страшно. Темно-русые волосы заметались из стороны в сторону, выискивая коварного врага за каждой подрагивающей по соседству веткой орешника.

– О, не беспокойтесь, прекрасная Мариэла, мой знакомый вовсе не причинит Вам никакого вреда! – стремительно возразил с хитрым прищуром магический обитатель чащи, словно прочтя встревоженные мысли собеседницы и предупреждая великий скандал. – Он, если хотите знать, вообще нездешний. И чрезвычайно могущественный. Но, поверьте, любезная красавица, к Вам он питает самые благородные чувства! Наиблагороднейшие, я бы сказал!

– Наиблагороднейшие?! – задохнулась разъяренная девушка. – Могущественный?! Ах ты, подлая крыса! – Тут Филиус скривился. – Ты хочешь сосватать меня какому-то грязному богатею, гадкий гном?! С каких это пор ваш маленький народец стал помогать покупать деревенских девушек!? Да знаешь ли ты, что я с тобой сейчас сделаю, бородатая ты гиена, заманивающая честных людей! Да я тебя сейчас!..

Внезапно раскрасневшаяся Мариэла осеклась и поперхнулась собственным гневом, умолкнув и остолбенев, как мраморная статуя. Глаза её округлились, а дыхание словно остановилось.

Произошла же эта разительная перемена вовсе не оттого, что девушке стало стыдно за свою круниговскую вспыльчивость. И даже не из-за того замолчала она, что хихикающий леперекон вдруг растворился в воздухе прямо на глазах, – а зрелище сие было воистину завораживающим. Нет, просто Мариэла увидела за древним кривым дубом, стоящим в небольшом отдалении от дурманящих малиновых зарослей, его.

 

Его.

Незнакомца.

 

***

 

Дрожа сейчас на скользком и холодном крыльце в октябрьскую беззвездную полночь, дочь лесоруба в мельчайших деталях помнила ту августовскую солнечную встречу.

Незнакомец был высок и строен, как никто во всем Сэффенгалде (да и, пожалуй, во всем Королевстве Эльги Десятой). Его странные одеяния из какой-то блестящей ткани выглядели просто сказочно – Мариэла в жизни не видела ничего подобного. Определенно, ни одна портниха Королевства не способна была найти эту переливающуюся на солнце материю, а уж скроить столь элегантного покроя... сюртук? лапсердак? – и подавно! Но не столько одеяния и рост поразили молодую собирательницу клевера и васильков: Мариэлу прожгли насквозь и высушили без остатка темные, глубокие и умные глаза Незнакомца, похожие на искрящиеся угольки или колодцы из черного метеоритного камня. Она не могла отвести взгляда, а таинственный мужчина все стоял, не произнося ни слова, за деревом, и глядел в серые удивленные очи Мариэлы, чуть улыбаясь тонкими красивыми губами.

Девушка пыталась пошевелиться, но лишь чувствовала, как румянец заливает её щеки предательской розовой краской. Наконец, Незнакомец сделал первый шаг и подошел к обомлевшей Круниг практически вплотную. Пахнуло мужскими духами, но Мариэла готова была поклясться, что в сэффенгалдской парфюмерной лавке таких нет и никогда не было.

– Не сердитесь на Филиуса, прошу Вас, прекрасная Мариэла! – мягким баритоном обратился мужчина. – Это я попросил его немного помочь, чтобы иметь возможность увидеть Вас. Клянусь, никакого злого умысла у меня не было и в помине!

Его дыхание было свежим, как весенняя ночь.

– Э-э-эм... Нет-нет! Ничего страшного, – попыталась отвести взгляд внезапно поглупевшая и оробевшая девушка. – Я вовсе не сердита!

Незнакомец облегченно улыбнулся, источая какое-то непостижимое обаяние и спокойствие.

– Вот и славно! Мне очень приятно встретиться с Вами, дорогая мадемуазель Круниг!

Он изящно поклонился и слегка коснулся губами теплого душистого запястья собеседницы, задержав её ладонь в своей чуть дольше, чем то нужно по законам этикета. Внезапно темные брови Незнакомца накрыла тень беспокойства. Он стал серьезен и еще более красив. Выпрямившись, молодой мужчина торопливо продолжил:

– Понимаю, Мариэла, сейчас не совсем подходящий момент для подобных признаний, и видите Вы меня впервые, но... Не знаю, как Вам лучше сказать... Так мало времени, Боже! В общем, я глубоко и серьезно влюблен в Вас! И влюблен уже давно. Не удивляйтесь, прошу. Я пришел сюда, чтобы познакомиться с самой прекрасной девушкой во Вселенной, а в следующий раз заберу эту девушку отсюда навсегда. Я люблю Вас, Мариэла! Поверьте мне.

Незнакомец смотрел уверенно и твердо, несмотря на сбивчивые фразы.

Серые глаза юной Мариэлы округлились, и каждый напоминал теперь удивленную Луну.

– Вы? Но ведь я Вас совсем не знаю, и даже не знаю, как Вас зовут! Позвольте... Я впервые увидела Вас несколько минут назад, как Вы могли быть влюблены в меня прежде? Боже мой, как же сегодня жарко! Нужно подумать... Я ничего не понимаю... Ничего.

Она умолкла, застыв взглядом на сверкающих ботинках молодого человека.

– Поверьте, любезная Мариэла, уж я-то знаю Вас очень хорошо. Даже лучше, чем Вы сами знаете себя, – он нежно смотрел на неё растрепанные волосы. – Но теперь я должен спешить, простите меня! – Незнакомец взглянул на странный черный кирпичик, извлеченный из кармана... сюртука? лапсердака? – Мы увидимся с Вами осенью, когда будет идти проливной дождь. Ни о чем больше не спрашивайте. И помните, что я буду думать лишь о Вас. До нового свидания, мадемуазель Круниг!

С этими словами загадочный визитер скрылся за искореженным стволом старого дуба, напоследок коснувшись мягкой шеи девушки горячими длинными пальцами (при этом лицо его болезненно исказилось от какой-то сладкой боли), и в лесу воцарился привычный гомон его маленьких обитателей. Было ясно, что девушка осталась среди малины и папоротника совершенно одна.

Мариэла тяжело рухнула на ближайшую корягу, букет выпал из ледяных рук. Она шумно дышала, и весь вечер провалялась в жару под недоуменными и встревоженными взглядами отца и братьев.

 

***

 

Прошло два месяца. Наступил холодный октябрь.

Всякий раз, когда над Сэффенгалдом сгущались тучи, а дождь начинал лупить по ставням и черным грядкам перед домом, Мариэла Круниг в невероятном волнении сбегала из своей спальни вниз, на скрипучее крыльцо, где под монотонный перестук капель вглядывалась вдаль, в сторону темного Леса и старого покосившегося дуба – туда, откуда к ней пришла единственная любовь её жизни.

Теперь она точно знала, что это любовь.

Незнакомец снился ей ночами. В этих частых снах он был таким близким и живым, что Мариэла просыпалась разбитой, в лихорадке, а все тело её изнывало от неясной сладости. Запах парфюма таинственного мужчины преследовал девушку, и часто ей чудилось даже за обеденным столом, что он стоит за спиной, жарко дыша ей в затылок. Она обрывала на стене пергаментные листы календаря и считала часы, отстукивая секунды костяшками пальцев по изголовью кровати. Когда закончился сентябрь, Мариэла отошла ко сну с улыбкой, полной неиссякаемого счастья: вот и подошел к концу первый месяц осени, осталось всего два. Он обещал, что придёт за ней этой осенью. Будет дождь. Они будут вместе.

 

За спиной осторожно скрипнула дверь, вырвав взволнованную Круниг из оцепенения мечтаний и воспоминаний, из шума дождя и запаха мокрой листвы. Она вздрогнула и собралась было обернуться, чтобы прогнать с крыльца любопытного Йенса или Злайта, но не успела.

Тонкие длинные пальцы скользнули по русым волосам замерзшей девушки, обожгли лаской, легко приподняли воздушную прядку над воротом хлопкового платья, нежно погладили кожу в пупырышках от одного плеча до другого. Мариэла протяжно вскрикнула, но не смогла вымолвить ни слова. Этот запах... Это был его запах!

Незнакомец обнял девушку за талию, сомкнув руки на животе и прижав её дрожащую спину к своей теплой груди. Его губы нашли холодную серебряную сережку в ухе, и он нежно поцеловал ледяной металл и душистую округлость проколотой мочки.

– Я вернулся за тобой, Мариэла. Здравствуй.

В этот момент дочь Йурена Крунига всем своим организмом ощутила, будто что-то внутри неё взорвалось тысячами игл, перевернув содержимое души с ног на голову; она не выдержала нахлынувших боли и счастья, разрыдалась в голос и порывисто обернулась, обвив руками шею высокого Незнакомца. Его лицо оказалось совсем близко к её губам, и Мариэла горячо поцеловала терпкий подбородок, одновременно проваливаясь в колодцы темных глаз, едва различимых сквозь кривую завесу слёз.

Незнакомец гладил вздрагивающие лопатки девушки, одновременно успокаивая и согревая её, а губы его и свежее дыхание уже коснулись её припухлых горячих губ. Поцелуй длился так долго (а может, вовсе и нет), что Мариэла не заметила, как ладони мужчины проникли под тонкую ткань домашнего платья, и теперь они путешествовали по её спине и даже ребрам, чуть покалывая грубоватыми мозолями на подушечках его пальцев.

Внезапно он подхватил её на руки всю и стремительным движением понёс сквозь пустынную гостиную к деревянной винтовой лестнице в дальнем конце зала – легко взбежав по крутым ступеням, Незнакомец ворвался с Мариэлой в натопленную тисовую спальню и нетерпеливым шагом устремился к просторной резной кровати, увенчанной бархатным, бирюзового цвета балдахином. Девушке и на ум не пришло в тот момент задуматься, почему исчезли вдруг отец и братья, еще пятнадцать минут назад игравшие внизу в свой дурацкий свильт. Она упала в перину, словно в парные воды местного озерца Глан, куда юная Круниг так любила нырять жарким летом с обрыва, и мысли её растворились в запахе Незнакомца.

Он медленно стащил с неё на теплый пол легкое хлопковое платье яичного оттенка, а сам скинул свое сверкающее пальто, под которым оказались элегантные брюки и сверкающая же рубашка. Губы таинственного визитера отправились в путешествие от стоп Мариэлы вдоль гладких лодыжек и бедер вверх, к нежным бокам и ребрам, через мягкую грудь к горячей шее, щекам, губам, вискам, лбу. Пальцы его скользили по вскипающей коже, хватали влажные волосы и тут же отпускали; иногда он покусывал её и слегка щекотал вечерней щетиной, иногда – скользил языком от одного чувствительного участка тела до другого…

Глаза Мариэлы закатились, и то, что случилось дальше, она не могла бы вспомнить уже никогда.

 

***

 

– Расскажи мне, кто ты? Ты убил мою семью, я права? Как ты очутился в доме? – голос девушки был тихим и задумчивым. – Где теперь мои отец и братья? Ты не похож ни на кого из тех, кого я знаю. Ты не эльф и не великан, не стражник замка Эльги и не палач, не торговец и не воин. Твои одежды из странной ткани, а появления твои будто бы связаны с магией, но я знаю кое-что о магии, и ты не волшебник. Кто ты? И как тебя зовут?

Мариэла лежала в промокшей насквозь постели, закутанная в пуховое одеяло. Одеяло пропахло Незнакомцем, как и вся комната.

– Меня зовут... Зовут... Да какая разница, как зовут меня, Кру? – мужчина со спутанными волосами всё еще тяжело дышал. – Это совсем неважно, поскольку меня нет нигде в твоём мире. Можно, впрочем, сказать и так, что в твоём мире нет ничего, кроме меня, – он поцеловал вспотевшую девушку в обнаженную ключицу. – Сложно, наверное, объяснить тебе это, – она и впрямь выглядела встревоженной. – Я живу в других городах и временах, Мариэла. Та ткань, из которой сделана моя куртка, называется у нас полиэстером. Время я смотрю не на часах с ратуши Сэффенгалда, а в мобильном телефоне. И много чего еще есть странного там, откуда я пришел за тобой. Отец и братья твои все еще живы, и стоит тебе лишь попросить, как они явятся сюда.

– Я ничего не понимаю, совсем ничего, – по щеке девушки скатилась слеза. – Кто ты?! Объясни мне, кто!

– Лучше ответь, любимая, кто ты. Ты помнишь своё детство, юность? Помнишь свою мать? Бабушку Бергу... Ты видела её хоть раз?

Мариэла закрыла большие серые глаза, а когда открыла их, в них плясал натянутый струной страх. Она молчала.

– Вот именно. Ты, Мариэла, мой сон, моя мечта. Я придумал тебя там, где день за днем толпы людей едут в автомобилях на работу, в офисы. Они все дышат смогом и думают о деньгах. Никто там не видит лепреконов, принцесс, никто никого не любит так, как любят в твоем мире, никто не знает, как пахнет папоротник на рассвете. Я придумал тебя, потому что мне было одиноко. Я придумал тебя и полюбил всем сердцем, и ты стала сниться мне. Я придумал твою семью и твоих братьев, придумал даже смешного лепрекона Филиуса.

Однажды я нашел книгу по осознанным сновидениям – о, это целая наука! Я изучал её полгода и смог, наконец, оказаться в твоем мире так же реально, как реален мой автомобиль в мире том. Я был уверен, что смогу забрать тебя отсюда, если продолжу обучение. И теперь я знаю, как это сделать. Но нам будет сложно отыскать друг друга, когда ты поселишься в моем мире. Это большая проблема, еще не решенная оккультистами. Ты можешь воплотиться в любой точке Земли, и мы не сможем найти один другого даже во сне, пока не встретимся в своих физических телах... Ответь, ты согласна на это? Ты веришь мне? Согласна искать меня до последнего и жить одинокой жизнью, потому что я тоже обещаю искать тебя до самой кончины, если ты согласишься и пойдешь за мной...

Мариэла снова закрыла глаза и затряслась всем телом. Ей было тяжело, и Незнакомец просто молча сидел рядом, не пытаясь как-либо вторгнуться в её борьбу с самой собой. Шли минуты. В комнате пахло слезами, парфюмом, потом и дубом. Постепенно дрожь Мариэлы стала утихать, и решительные пальцы девушки натянули тяжелое одеяло под самый подбородок. Она села в постели, устремив взгляд на обнаженного по пояс мужчину.

– Я верю тебе, любимый. Верю, кем бы ты ни был, – она протянула горячие руки собеседнику и обвила ими его загорелую шею. – Забери меня отсюда. Я люблю тебя, даже если меня не существует. Сколь бы ужасен ни был твой мир, но в нём есть самое главное. Ты прав, как ни взглянуть: в моём мире нет никого, кроме тебя... И где можешь появиться ты, там теперь будет мой настоящий дом.

Она нежно поцеловала его соленое, мощное плечо.

Впервые лицо Незнакомца дрогнуло при словах Мариэлы. Темные глубокие глаза мужчины подернулись влагой, но он справился с внезапной слабостью. Его длинные пальцы сжали нежные плечи любимой, и он лишь тихо прошептал ей на ухо:

– Тогда в путь, родная Мариэла. В путь!

А затем резко повалил Мариэлу Круниг в раскаленный котлован пропахшей страстью и болью постели.

 

***

 

«Лада-седа-а-ан! Бак-ла-жан!» – взвыл у кровати будильник. Марина раздраженно нажала на кнопку, встала с кровати, протерла серые глаза и, шатаясь, прошла в кухню. Ну и сны ей снятся, какой ужас! Еще бы, конец года скоро, сплошные авралы на предприятии.

Она поставила кофе, сделала бутерброды, почистила зубы.

«Лепреконы... Бред какой-то!» – громко сказала девушка вслух, оглядываясь.

С хлебом и колбасой в руке Марина подошла к окну и стала наблюдать, как мужчина из второго подъезда заводит свой «Шевроле». В декабре стояла осенняя слякоть, от машины валил дым. Всюду нарушение экологии.

Взгляд девушки плавно перешел на вершины сосен в простирающемся за кольцевой дорогой бору.

«Интересно, как пахнет папоротник на рассвете?»

Над соснами собирались тучи.

Машина с горем пополам завелась и отъехала от дома, одинокий подвыпивший дворник заполз в свою бытовку, бабушка с сумкой на колесиках продребезжала до угла соседнего дома. На улице больше никого не осталось: в этот час мало кто собирался на работу.

И лишь тогда уже, когда все окончательно разошлись и уехали, когда никто не смог бы даже гипотетически заглянуть в мысли сонной Марины, она, наконец, позволила себе сделать то, что делала каждое утро. То, ради чего заводила будильник. То, что было давно уже смыслом её жизни.
Она вышла на маленький кирпичный балкон, накинула на плечи теплую полиэстеровую куртку, повернула свою русую голову к лесу и негромко кого-то позвала на незнакомом в России протяжном наречии:

– Покажись же, любимый! Ну, покажись, заклинаю тебя!

Еще несколько секунд она слушала слабенькое эхо двора, отражавшего её мелодичную фразу. Втягивала ноздрями воздух, вспоминая Его запах.

А после с бодрой улыбкой помчалась по лестнице вниз, на холодную задымленную улицу, чтобы вовремя добраться до своей очень важной и нужной работы.

Начинался очередной день.