Их было трое. И хотя мой мозг посылал рукам и ногам точные импульсы. Правому в солнечное сплетение, чтоб дух сразу вышибить. Левому подножку и сверху кулаком по макушке. Я видел, что третий стражник воспользуется моим интересом к двоим соратникам, и его меч без труда проделает во мне изрядную прореху.

Это в мои планы не входило ни при каком раскладе, потому я кротко стерпел увесистый пинок, пославший меня точнёхонько в открытые ворота. И повис на шее меланхолично глянувшей на меня кобылы Маньки. Она объедала красноватую кору с каких-то кустиков, неизвестных учёным-ботаникам моего мира. Я мешал ей наслаждаться завтраком. И она избавилась от моих нежелательных объятий, стряхнув меня с шеи в лужу, как надоедливую муху. Манька – кобыла хитрая и временами противная, всё-таки была мне нужна. А я ей - только в целях корыстных на предмет поесть овса и свежего сена. Завтрак моя рыжая коняшка нашла сама, поэтому мне пришлось молча ждать, когда она соизволит налопаться. Я помнил по непродолжительному опыту, что никакими словами Маньку не уговорить сдвинуться с места. А уж если посягнуть на неё кнутом или шпорами. Манька могла сбежать. А как я её здесь искать буду? Никак.

Я вылез из лужи, февраль называется. Дорога - лёд, а по нему ручейки струились, разбегаясь во все стороны, из сереньких тучек кашица снежная на нос брызгала. Я прислонился к кривому столбу. Неужели, Манька, которую я неосторожно привязал к этому столбику, его так раскачала?

Вытянул из кармана бересту. Вот он. Документ этот липовый. И береста белая, и палочки чёрные. Вполне себе отличная верительная грамотка, чтобы попасть в город Ольхов, и цели написаны, и регалии. По документу я был купец, заморский гость, собирающийся наладить торговлю шелками и коврами. А они подлюки бездарные то ли читать не умели, то ли… интуицией обладали немаленькой. Мерзавцы!

- Вот я до вас ещё доберусь, - буркнул я, сжимая кулаки, - узнаете, как пинаться.

Такие по-хорошему не понимают. Только бить, да посильнее, тогда почувствуют. Дубинкой бы разжиться, тогда, поглядел бы я: кто-кого!

Но, пожалуй, нечто подозрительное в моём берестяном документе всё-таки было. Слишком чёткий. И, поди, ни одной ошибки. Вот и не понравился. Или водяных знаков не имелось. Хотя… водяные знаки на бумаге, а это ж береста. Я подкинул грамотку на ладони.

- И что мне делать, Мань? – погладил я кобылу по белой отметинке на лбу.

Звёздочка, не звёздочка, на комету хвостатую больше похоже. Аномалия, если коротко. Манька отклонилась от фамильярной ласки.

- Подумаешь, принцесса лошадиного племени, - не сдержался я.

Мне хотелось её стукнуть, но я не стал, убежит же.

Манька недружелюбно фыркнула, и я едва успел отодвинуть локоть от её крупных сроду не чищенных зубов.

- Ты ворожишь, чё ли? – на меня пялился тощий парнишка, длинный, в заплатанном кафтане с короткими рукавами, в штанах до колен и лаптях.

Больше всего он напоминал суриката с вытаращенными от любопытства глазами.

- Почему ты так подумал? – мягко спросил я.

- С кобылой вона разговариваешь? – мотнул он лохматой головой в сторону Маньки, продолжавшей как ни в чём ни бывало кусать, жевать и глотать красноватую кору.

- А ты, будто не разговариваешь? – припечатал я его.

- Не-а, - парнишка разглядывал меня слишком внимательно, - в нашем дворе коняги нету, корова тока.

- Угу, - я повернулся к парнишке спиной, невежливо, конечно, но мне делать что-то надо, а не на глупые вопросы отвечать.

- А те в Ольхов? – не отставал парнишка.

- Угу, - не стал заморачиваться с разнообразием ответов я.

- А по какой надобности? – парню, видно, нечего было делать.

- Торговля, шелка, ковры… - пробурчал я сквозь зубы, задавливая в себе писк хорошего воспитания.

Неладная его возьми. Вечно встревает, когда не надо.

- Ну-у-у… Кому нужны тряпки какие-то… - протянул парнишка, и такое разочарование слышалось в его хрипловатом голосе, что я обернулся.

- А какие товары-то требуются? – сыграл я в заинтересованность.

- Оружие, - не моргнув глазом, сурово ответил парень.

- Статья! – вырвалось у меня.

Вот только я не помнил на первом месте стояло оружие в списке товаров, дающих миллионные прибыли, или всё-таки на первом были наркотики? Читал как-то в интернете, давно уже, потому забыл.

- Чё? – глаза парнишки заняли опасное положение.

Сейчас они скатятся на зарастающую льдом тропинку, как переспелые ягоды, а я потом отвечай.

- Нельзя, наверное, просто так мечами да луками торговать, грамоты особые достать прежде надо, - перевёл я парню свои сомнения на язык ему понятный.

- Монету серебряную градоправителю придётся сунуть, - согласился парнишка, кивнув с достоинством.

Деньги у меня были. А вот, где взять прямо сейчас парочку мечей и пяток луков, я не ведал, тьфу ты, прицепилось, не знал. Так ведь и шелков никаких у меня не было. Надежда засияла во мне скромной энергосберегающей лампочкой тёплого света.

- Монету, чтоб дать, надо в город попасть, - горько вздохнул я.

Вернусь, накатаю такую запись в книгу жалоб и предложений туристической фирмы «Ой ли», что мало им не покажется. Простенький тур в городишко «Ольхов», параллельную славянскую реальность времён язычества и натуральных продуктов без ГМО, загадочная аббревиатура, надо будет посмотреть, что эта зверюга обозначает, они испортили мне вконец. И кобыла мне не нравилась, характер чудовищный у поганки оказался, и с грамоткой верительной напортачили, и… Найду потом ещё сколько угодно причин для неудовольствия!

- Дык, я тя проведу, - захлопал глазками, навроде ласкового телёнка, пацанчик, - заплатишь, конечно, три медяка, - напустил он на себя необыкновенную важность, спохватившись.

- На, - отсчитал я ему три монетки со странными мордами.

То ли бычьими, то ли рыбьими, не разберёшь, поистёрлись уже.

- Кобылку тоже возьмём? – ткнул парнишка пальцем в Маньку.

- Да, уж, сделай одолжение, - усмехнулся я.

Парень оказался из счастливцев, не улавливающих иронии ни в каком виде.

- Пшла, морда! – пнул он мою нежную Маньку по филейной части.

Кобыла перестала жевать. Я закрыл глаза, страшно было подумать, что сделает эта рыжая ведьма с нашим проводником…

- Дык идём, чё ли? – пробудил меня от горьких раздумий парнишка.

Живой? Уже хорошо. Я приоткрыл один глаз. Он! Вёл Маньку, крепко прихватив под уздцы. О как!

Значит, признала его рыжая бестия. А во мне учуяла мягкость интеллигента, вот поганка. Никогда мне не везло на обслуживающий персонал, все самые симпатичные официантки и хорошенькие продавщицы мигом начинали хамить, узрев, видимо, на моём лбу музыкалку, художку и диплом с отличием самого что ни на есть гуманитарного факультета универа. А уж проводницы и чиновницы, вспоминать нет охоты.

Я плёлся за послушной Манькой и медлительным парнишкой и размышлял о том, что лучше предъявлю «Ой ли» иск, знаю, не выиграть, но пусть побегают, криворукие недотыкомки.

Мы неторопливо обошли крепостные стены, деревянные, ветхие, источенные жучками. Ясно, и тут процветает мздоимство. Везде как всегда. Э-э-эх… Пусть и за параллельное, но всё ж таки отечество обида точит. Нет, чтобы каменную крепость забабахать, только в карман себе кладут монетки, неправедным путём полученные.

Башенки вызывали приступы смеха сквозь слёзы. Все напоминающие знаменитую Пизанскую, все с прохудившимися крышами, рваными дырами в стенах. Да… вояки тут ещё те, видел мерзавцев. Наверное, и остальной гарнизон в Ольхове, как в Белогорской крепости: из старичков инвалидов да мальчишек, меча в руках не державших.

Но, может, я ошибаюсь? И всё гораздо лучше? Или… Хуже? Повезёт, увидим.

Через шагов сто обнаружилась изрядная щель. А ещё градоправителем называют. Только воздух речами сотрясать, поди, умеет.

Парнишка пошатал доски, раздвинул так широко, что Манька прошла, я и вовсе без проблем пролез. Правда, попал в заросли терновника. Среди мелких чёрных ягод, на которые не позарились даже голодные пташки, торчали иголки с мой мизинец. Шипя и ругаясь, я пролез через середину куста. На меня с удивлением смотрели парень и Манька.

- Надо было по краюшку обойти, - посоветовал запоздало парень.

- Ты бы ещё сказал, что и приезжать мне не стоило, - прошипел я, вытирая расцарапанный в последний момент нос.

- Будто кошка подрала, - сочувственно выдохнул парнишка, не обратив внимания на моё ворчание.

Я выудил мобильник. Заглянул, да уж. «Сергей Николаич, тридцати полных лет отроду, которых мне никто не давал, хоть чёрные усы и бородку нарочно отрастил для повышения градуса солидности, морда у вас не ахти. И это, если мягко да вкратце. Глаза серые, какие-то грустно-нахальные, нос прямой, конечно, но поцарапанный и распухает. Кудри чёрные до плеч, кое-как исправляют гиблое дело, и овал лица тоже ничего, симпатичный, но губы толстоваты. Да. Не самая располагающая внешность при двухметровом росте и крепких мышцах. И как я только Лирьке сумел понравиться? Надо будет её прямо спросить, если доберусь». Я сунул телефон в потайной карманчик в куртке, приоткрывшему рот пареньку сказал:

- Зеркальце, из Сумеречного княжества с Дальних берегов, - добавил бодро, запахивая тулупчик, - ну, чё? Стоять туточки будем? Или в город пойдём?

- Монету дядьке Выбейгрош дать прежде надобно, - посопев, выдал пацанчик, - а то на улицах причепятся, кто, да чё, да как?

- Лады, веди к этому дядьке, - почувствовал я прилив бодрости, из-за того, что был в уже городе, в который полчаса назад не чаял попасть.

Половина моего дела сделана. Воображаемая лампочка тёплого света разгорелась ярче.

Кривой и хромой стражник, с говорящим имечком, именно тот мужик, который мечом размахивал, и ввёл меня в сомнения у ворот, долго пробовал на зуб серебряную монетку, потом, кивнув без вопросов, ушёл куда-то.

- А в городе-то, кого те надо? Кроме градоправителя, конечно, – парнишка поглаживал Маньку по жёсткой красной гривке, коняшка не рыпалась, а даже жмурилась от удовольствия.

Вот кобыла…

- Мне к ведьме перво-наперво, удачу заговаривать, - ответил я.

- Ты что?! – мальчишка по-настоящему перепугался, Манька завертела головой, - у нас таких ужастев в Ольхове нету, не вздумай слова такие повторять!

- И чё мне сделают? – усмехнулся я.

- Пожгут, - шепнул мне на ухо парнишка, - а пепел по ветру развеют. Те ворожка надобна. Есть у нас. У тётеньки моей Варфоломеи в чистой горнице живёт.

Я не стал расспрашивать парнишку, чем ворожка от ведьмы отличается, мне лишь бы Лирьку побыстрее увидеть. А градоправителя потом как-нибудь. Вообще-то, может, даже в следующий раз. Которого, надеюсь, и не будет вовсе.

- Веди, Сусанин, к ворожке, - театрально развёл руками я.

- Не… - улыбнулся паренёк, и стало видно, что, несмотря на всю его суровость, мальчику хорошо если пятнадцать стукнуло, - я Спирька, а не какой-то там Усанин.

Мне стало стыдно, обидел парнишку ни за что, ни про что. Провел ведь он меня в Ольхов, как обещал. Ариадна он моя, а не этот легендарный бородач - мечта любой патриотической партии.

- Всеслав, приятно познакомиться, - выдал я ловко имечко из своих липово-берестяных документов.

Ох, попадутся мне эти жулики «Ой ли», ох, доберусь я до них… прищучу бездельников!

Улицы были засыпаны соломой и какой-то трухой. Заторопившись, я ступил в зелёную кучку, красочно повествующую о наличии в городе коней. Я потыкал сапогом в снежную обочину и побежал, несолидно подпрыгивая, за Спирькой и Манькой.

Домик тётеньки Варфоломеи был двухэтажным, бревенчатым и серо-чёрным от времени. Находка археолога, а не жильё.

Тётенька Варфоломея, не двинувшись с первой ступеньки высокого крылечка, выслушала племянничка. А он впервые с момента нашей встречи заикался и с трудом подыскивал слова. Я бы тоже на его месте не знал, что и сказать. Больше всего дамочка походила на ожившую каменную бабу. Высока, объёмна, с копной кое-как приглаженных и пойманных в косу курчавых волос цвета медной проволоки. И тёмными усами над красными губами.

- А-а-а… К Лизавете? – на все объяснения и словесную стружку племянника отвечала сообразительная тётенька Варфоломея, - в чистую горницу сведи его. Да, приглядывай, не спёр бы чё.

Я затолкал искреннее возмущение от такого обращения поглубже и поплёлся за Спирькой в тёмные, пахнущие какой-то кислятиной сени. Лирька была в двух шагах от меня. В одном…

- Ты иди, я тута подожду, - застеснялся отчего-то Спирька.

- Привяжи коняшку, не сбежала бы, не в службу, а в дружбу, Спиридон, - попросил я, судорожно хватаясь за деревянную дверную ручку.

- Ага, - шмыгнул носом парнишка, но я тут же забыл про него.

Распахивая дверь, думал, как меня встретит Лирька? Я ведь сюрпризом явился.

Оконце в чистой горнице не давало света, потому что было заткнуто мутным пузырём, но две лучинки горели подозрительно ярко. Волшебство, не иначе.

Лирька удивительно вписывалась в странную комнатку.

И как я мог сто раз за утро жалеть, что решился приехать на практику моей девушки четырнадцатого февраля?

- Серёжка, - она устроилась у меня на коленях, тыкаясь губами в щёки и лоб, в усы и бороду.

Перебирала тонкими пальцами мои кудри, разглаживала сведённые брови, подула на расцарапанный терновником нос. Ранка тут же перестала саднить. Колдовство.

Я забыл обо всём в её розовом тёплом свете. Так она действовала на меня всегда.

С первой секунды, когда я увидел её в клубе, в который меня приволок приятель Санька. С той минуты, когда пригласил танцевать, а потом забыл не только про Саньку, но и где мы, и кто мы.

Стоял столбом среди шумной толпы и улыбался.

Четырнадцатое февраля я не считал праздником, но сейчас понимал, это чудесная выдумка, повод сказать «люблю».

- Я скучала, очень, - сжалась она комочком на моих коленях, я устроился на широкой скамье.

- Я тоже, - я слушал её трепещущее сердце.

Удивительный особенный покой охватывал меня рядом с ней. Наверное, это и есть счастье: свет и ощущение надёжной пристани. Не то чтобы я перестал заглядываться на девушек. Нет. Но болтая с ними, я всегда думал о другом, а с Лирькой только о ней.

А ведь она была самой настоящей ведьмой. Училась на факультете магических знаний Восточного университета. И сейчас проходила практику в параллельном мирке. Таком не похожем на моё представление о древних славянских городках.

Я сжимал её тонкие ладошки. На мои вопросы, как ей здесь, она отвечала, наморщив нос, смешно двигая бровями и ёрзая на моих коленях. Я смотрел на неё, и ответы проскакивали мимо меня, потому что я любовался Лирькой. Никогда не надоедало смотреть, как менялся цвет её глаз, становясь то ярко-васильковым, то бледным, как старинная бирюза в тяжёлых медных ожерельях. На розовые щёки, бархатисто-нежные, на мягкие губы вишнёвые, с мятным вкусом, на длинные локоны, солнечными зайчиками выбившиеся из упругой косички. Серый сарафан с незатейливой вышивкой на груди, сапожки из серебристой кожи ей шли необыкновенно.

- Ты что? – она обняла меня.

- Так, - пожал я плечом, целуя её розовую ладошку.

- Проходитя-а-а, заждалася, конечно, - протиснулась в скрипнувшую дверь домовладелица Варфоломея, - гость к тебе, Лизавета-а-а.

Пока за широкой спиной Варфоломеи, сладко выпевающей слова, ворочалась тёмная фигура, Лирька успела соскользнуть с моих коленей, расправляя сарафан.

- Доброго дня, - прогудел высокий и широкий старикан.

В его длинных волосах затейливо сочетались рыжие и седые пряди, напоминая самые оригинальные причёски певцов из нашего времени. Зелёные глаза посверкивали не по-хорошему. Какого цвета были тонкие губы, я не видел, уж очень густо росла рыжая борода. А длинный и тонкий нос зарылся в седые усы.

Шапку старик сжал в лапе, кафтан дорогого сукна, чуть ли не парчовые штаны и отделанные мехом сапоги разбалтывали всем о немалом богатстве деда.

- Лизавета Макеевна, я, как мы с вами уговаривались, пришёл, - елейно проговорил старик, сверля меня недобрым взглядом, - вы обещали санки новенькие про… про…

- Протестировать, - подсказал я.

- Кататься на них будем, - повернулся ко мне спиной старик, - я лицо при власти находящееся, мало ли что, наколдовать могут опять же… Да, и кобылка, норовистая очень. Вы третьего дня с жеребцом старосты Семёныча поговорили, конь стал смирным, на загляденье.

- Я помню, - задумчиво заглядывая в мои глаза, отвечала Лирька, - брат в гости приехал.

- Троюродный по неродной бабушке, - отрапортовал я, отворачиваясь от пронзительного взгляда Варфоломеи, которая и не думала уходить, а внимательно слушала разговор, - мы случайно выяснили, - сказал я только ей.

- Ну, его тоже можно, взять, - поморщился старик, - рядом с кучером места хватит.

Вот леший его забери, с кучером…

- Поехали, - обрадовалась Лирька, завязывая на бегу розовый платок и застёгивая беленький полушубок.

«Вот чёрт!» - хорошо ума хватило вскрикнуть мысленно, а то, Варфоломея и так торчала упорно поблизости, недобро нахмурившись.

Санки… Они были из серебра…

А чёрный конь с золотистой гривой и заплетённым в косички хвостом напоминал о всех сказочных сивках, исполняющих любые желания.

Санки должны были буксовать в соломе и выбивать искры из камней дороги, но вместо этого они катили с ветерком, словно по крепкому насту.

Мне пришлось выслушивать все комплименты, которыми старикан осыпал Лирьку. Заливался он соловьём, петух ощипанный. Но фантазия его меня раздражала. После того, как он сравнил цвет глаз моей девушки с ясным небушком, а розовые щёки с алым шиповником, мне захотелось стукнуть негодяя чем-нибудь тяжёлым и непременно по голове. Пусть он старше меня вдвое, но его совесть надо было разбудить. Спала она крепко, не ведая, что творил её хозяин. Одно сдерживало мой искренний порыв: Лирька откровенно зевала в ответ на все его метафоры и смотрела больше по сторонам, чем на морщинистого кавалера. Хоть и глядеть даже мне было не на что. Домики были кривые, отличались крышами дырявыми и поцелее. Башни из белого камня, торчащие между халупами, смотрелись странновато. Деревья торчали, словно чёрные кляксы на бумаге от плохо работающего принтера. Лохматые собаки лаяли нам вслед. Пара котов неодобрительно подняли хвосты трубой. Людишки, какие-то сгорбленные и тёмные, шарахались за сиротливо покачивающиеся на ветру воротца.

Старикан дураком не был и сменил тактику. Начал рассказывать о своём имении, где на редкость хорошо уродилась репа, а свиньи плодились с невиданной быстротой. Лирька и кивать перестала. Видно, поросята с репой её интересовали в последнюю очередь.

Старик проигрывал, но я всё-таки спросил у кучера:

- А кто он, хозяин-то твой?

- Как кто? – вытаращился на меня кучер, похожий на крота, то ли вытянутой мордочкой, то ли подслеповатыми глазками, - сам… градоправитель.

А вот это было нехорошо. Власть имущие, где бы они ни жили, у нас в губернском городе или в параллельной реальности, были вне конкуренции. Конечно, в Лирьке я был уверен. Но… соблазны, риски, предполагаемые результаты могли быть неожиданными даже с ней.

Мою горькую задумчивость прервал детина, остановивший коня на скаку. Как описать скалу, преградившую путь? Покрыта мхом, то есть детина был так неимоверно бородат и волосат, что казался именно замшелым камнем. Типа: направо поедешь – коня потеряешь, налево – окрутят тебя без жалости, а прямо – жизни лишат.

Пока я, кучер, конь и градоправитель хлопали глазами, прикидывая, что бы это значило, детина выхватил Лирьку из саней, перекинул через плечо и был таков.

Я побежал за ним. Понимая, что теряю мерзавца из виду в переплетенье улочек с редкими домами, похожими, как близнецы, вернулся к санкам, но их и след простыл. Я заметался туда-сюда по дороге, чуть не был сбит дребезжащей телегой, с которой меня обругали на чём свет стоит.

- Что же делать?! Куда же идти?! – орал я, не замечая, что вокруг нарастают коростой зрители: дряхлые бабки, согнутые временем старички и сопливые мальчишки.

- Не кричи, не в лесу, - подбежал ко мне градоправитель, ухватил за руку и потащил за собой куда-то за узкую белую башенку, за серый косой заборчик, - ты кто такой, бестолочь? – пихнул он меня на широкую лавку у вросшей в землю избы.

- Купец, заморский гость, - завёл я, отдышавшись.

- Дурака-то не изображай, некогда мне. Мало мне девчонки-ворожки, так ещё какой-то юродивый на голову вместо прошлогоднего снега свалился, - старик поправил шапку и приказал, - рассказывай, коротко, быстро и по делу.

- Ну… Я… по документам, коврами торговать задумал в Ольхове, - такой ответ старику не понравился.

- Ты ври, ври, конечно, но тогда я её спасать не буду, сам ищи, - повернулся ко мне дед широкой спиной.

Я молчал.

- Глаза серые, волосы чёрные, ростом велик, плечист, кряжист, - скороговоркой отбарабанил вдруг дед по берестяной полоске, которую вытащил из сапога, - не знаешь такого?

- Не-е-е, - забарахтался я.

- С тобой он, как две капли молока, схож. Ты не бойсь. Ворожку, конечно, проверять надо, практикуется она. Неплохо выходит, хоть у кого спроси. И хоть болтают, что в Ольхове магов жгут почём зря, не верь, - подмигнул мне старикан.

- Магов не жгут? А я при чём? – таращился я на градоправителя.

- Так ты ведь маг и есть, - заглянул мне в глаза старик.

Обрадовал!

Костра не будет!

А мне и допроса с пристрастием за глаза и за уши хватит. Я вспомнил, как болел ноготь на мизинце правой руки, дверцей птичьей клетки прищемил, когда попугайчиков кормил. Каждое движение в голове отдавалось, будто огненное шило в ней проворачивали. А если ногти щипцами сдирать? Нет. Мне не выдержать.

- Я не маг! – рявкнул я.

- Да, как скажешь, ваше ворожество, - покивал старик.

- Чего теперь говорить, пока ты меня, старик, таскаешь по подворотням, Лизку уже там сто раз как убили, - перешёл я в наступление, мне казалось, что прошёл час.

Но, когда я воровато достал телефон, экран отмерил три минуты. Сломался, должно быть.

- Ты запомнил, куда её унёс этот разбойник? Или карты колдовские бросишь, чтобы место найти? – старик смотрел с любопытством и усмешкой.

- Расспрошу свидетелей, они мне укажут, как её отыскать, - серьёзно ответил я, понимая, что это совершенная фантазия.

- Если ты их заколдуешь, может, к вечеру, что-то и узнаем, - градоправитель откровенно издевался.

- Ну, ты, гибель Лизы будет на твоей совести! – рявкнул я и с маху шлёпнул ладонью по скамейке.

А вот это зря. Щелястая оказалась. Щепка впилась под указательный палец.

Ох!

- Надеюсь на лучший поворот, - расхохотался старик, - кучер мой-Кузьма признал разбойника, сейчас мои мальчонки подбегут и отправимся, тока на своих двоих, улочки чересчур узки, коняга на проскочит.

- Угу, - я вытаскивал из ладони занозу, а она – зараза обломилась.

Да, у меня завтра не рука будет, а подушка. Это всё «Ой ли» виновато!

Трое парней, бесшумно возникших перед нами, не были похожи на вояк у ворот Ольхова. Я бы назвал телохранителей старика ражими и дюжими. Все были выше меня на две головы. Это что, они больше двух метров? А говорят, что в древности люди мельче были. Интересно…

Двигались они быстро. Я мигом остался в хвосте, но это потому, что занозу зубами доставал. Не получилось! Но догнать их мне удалось. А улочки становились всё уже и уже, скоро пришлось прижать руки к телу, потом протискиваться боком между заплесневелыми брёвнами, сучки которых норовили вырвать клок из одежды. На широкую площадку я вывалился.

Домик, к которому мы выбрались, был пострашнее, чем радость археологов тётеньки Варфоломеи.

Крыша напоминала папаху, вздыбившуюся от возмущения, что её напялили на дом. Трубы не было, чёрный дым валил из дыр. Полоски под крышей притворялись окнами. Крыльцо сделать не успели. Вместо него у отверстия, изображающего дверь, были наложены поленья. Проникнуть в эту хижину кроме как с парадного входа было невозможно.

Старикан мигнул парням, те исчезли, а он храбро направился к поленьям.

- Пойдём, ваше ворожество, ты мне там очень пригодишься. Прикинь, какие колдовские штуки тебе понадобятся, - пихнул и меня дед на дрова-ступеньки.

Ясно, первым решил запустить, если там сторожат, то меня первым и пристукнут.

- Старшим уступать привык, - застопорился я у лесенки из поленьев.

- Ну, ну, - усмехнулся градоправитель и взгромоздился на лесенку-инсталляцию.

Комната была огромной, но низкой. И всё-таки в узкие прорези-окна под самым потолком не мог заглянуть хмурый денёк, как ни прискакивал и не становился на цыпочки. Поэтому была распахнута печная дверца, и две тонкие свечки наперебой исходили каплями воска.

Красноватый свет превратил обитателей хижины в чудовищ и призраков.

Тени и алые всполохи сделали их глаза тёмными провалами, носы бесформенными шишками, рты дырами, а волосы лохматой шкурой.

Я искал Лирьку, но взгляд наткнулся на парня у самой печки. Он один среди этой компании не походил на чудовище. Золотистые кудри до плеч, белая рубашка, такие же штаны и красные сапожки. Точь-в-точь Лель из весенней сказки о любви. Блики просто украсили его одежду ало-чёрным пэчворком.

Градоправитель приостановился в уголке, я застыл за его спиной. Пока нас не рассекретили, голос лучше не подавать.

- Не понимаю! – прыгал вокруг Лирьки, привязанной к какому-то дядьке, ещё один разбойник.

Нашлась! Но рядом с таким персонажем! Хромой со зверской физиономией, если нахлобучить ему на острые уши треуголку и дать в руки костыль, он будет копией зловредного пиратского кока Сильвера.

- Доктора приволокли. Ни-че-го! Ворожку доставили. Никаких подвижек! – Сильвер при каждом вскрике потешно шевелил ушами.

Я так раньше умел, надо будет попробовать. Лирьке покажу, если… всё обойдётся. Я представил, как она будет хохотать, безудержно заливисто. Даже сам улыбнулся.

- Девчонка! Болтали, что ты лечить умеешь. Зря я поверил! Ясенька уж и глазки закатила, скоро дышать перестанет! Делай что-нибудь! Развяжи её, Нетопырь, - прокричал Сильвер.

Откликнулся на это прозвище золотистый парнишка, скользнул к моей Лирьке, вытаскивая нож.

Но услышав шорох, будто растворился в алых потёмках.

Это парнишки градоправителя просочились, словно сквозь стены. Работали они на загляденье. И даже не запыхались.

Один заломил руки мужику-замшелой скале. Второй скрутил пирата. Третий выволок из-за печки кудлатого разбойника с козлиной бородкой.

- Зачем безобразничаете? – выступил градоправитель точно на сцену из нашего угла, густо затянутого паутиной, - я и так на вас, упырей-грабителей, смотрю сквозь пальцы, - старик приосанился.

- Да. Потому что платим немеряно. Если кто здесь и грабитель, так ты батюшка-голова, - усмехнулся пират.

- Ты это! – зарычал градоправитель, - не смей! Клевета на власть - дело сквер-р-рное!

- Ох, не зарывайся, подумаешь, власть, голова в захудалом городишке, - нисколько не испугался пират.

А я вдруг понял, что золотистого парня Леля-Нетопыря нет среди схваченных.

Он появился за спиной градоправителя и приложил блеснувший красным нож к горлу старика.

- Освободите их, - прозвенел Лель парням градоправителя.

Те неохотно выпустили из рук добычу только после невнятного бульканья самого старика:

- Сл-л-лу-шай-те-с-с-сь…

Мужик-скала связал всех троих одним широким поясом.

- Ну? Что предложишь, батюшка-голова за свою жизнь? – хихикнул пират.

Да, он, пожалуй, потянет на коварного Флинта, если к треуголке добавить камзол чёрного шёлка и кружевное жабо.

- Нечем крыть, благодетель наш! – развеселился пират, - слова ты своего не держишь. Мы тебе платим, а ты врываешься, мешаешь. Знаешь, у нас волков много развелось. Пошёл градоправитель погулять, а его волки съели. Никто и не заметит. А людишек твоих утопим. Ну, и свидетелей придётся извести. Они всё равно никчёмными оказались.

- Есть! Вот он козырь, – дёрнулся старик в мою сторону, - маг – куратор ворожки нарисовался!

Я был тут же прихвачен кудлатым мужичком с козлиной бородкой и выброшен из тени к печке. Жар от неё шёл нестерпимый.

- Справишься - озолочу. Нет - глубину речки отправлю измерять, с камушком на шее для основательности, - подскочил ко мне пират.

- Думаешь мага убить легко? - вложил я всю свою иронию в слова.

- Не пробовал, но мы как-нибудь, помаленьку, - обнадёжил меня пират.

- И не пробуй, неровен час подавишься, - ляпнул я безбоязненно и нахально, - уговорил, показывай, чего делать надо.

- Ясенька съела что-то не то, - завертелся вокруг меня пират, как старая нянька около нежного чада.

Тёмная гора в противоположном углу в колеблющемся свете жалкого фитилька оказалась самым настоящим чудовищем.

Жёлтые глазюки с крупный уличный фонарь, и правда, закатились. Чернильный живот вздымался и опадал со свистом. Чудовище было непропорционально. На туловище размером с двухстворчатый шкаф торчала рогатая голова с большущий комод. Красная чешуя покрывала голову, на спине чешуйки становилась сиреневыми, на крыльях фиолетовыми. На животе топорщились уже чернильные. Лапки были маленькими, хвост толстым и коротким. Из ноздрей вырывался парок, как из модели паровоза.

Я тронул шипастую шкуру на плече: раскалённая тёрка, рука отдёрнулась сама, горячо…

- Да это ж… Горыныч, – прошипел градоправитель, - вы последнюю совесть потеряли, разбойники…

- А вот и нет! Это детёныш красного рогатого дракона из Сумеречного княжества с Дальних берегов! – возмутился пират, - а вы её оскорбляете, называя ископаемым ящером из бабкиных сказок.

Вот почему такой забавный, я подумал, что у дракона рахит, а он просто маленький. У котят тоже головёнки больше туловища.

- Чем кормили? – обошёл я чудо-юдо, строго глянув на пирата.

- Как всегда барашка молоденького на завтрак, пару кабанчиков в обед, - сразу сделался шёлковым пират, правильно, перед врачами все равны, - она у нас ещё маленькая.

Крошка Ясенька распахнула пасть, показав острые зубы, каждый толще моей руки в два раза. А потом из её фиолетового горла раздался хрип. Надо было действовать быстро и решительно. У меня появилась счастливая мысль: а если дракончик подавился? Ну, мало ли кость в горле застряла. Что в таких случаях надо сделать? Точно! Прижать пациента к себе спиной и резко надавить. С человеком это нетрудно. А как провернуть простенькую операцию с такой махиной? Задвинуть её к стене, ударить чем-то тяжёлым, да не одному, а троим.

- Если есть поблизости кузнец, несите три молота побольше, - приказал я.

Дракон хрипел, не переставая.

- Беги, Костыль, одна нога - там, другая - здесь! - распорядился пират.

Мужик – замшелая скала ускользнул из комнаты.

Лирька смотрела на меня так, будто впервые видела. Ничего, девочка, я вытащу тебя отсюда, да и из города этого тебе лучше уехать. Лель по-прежнему упирал в градоправителя нож, поменяв только область воздействия. Острие было направлено в бок старика. Уж если ему разбойники не доверяют, то он тот ещё фрукт.

Принесённые молоты казались лёгкими. Пират взял самый крупный. Мужик-скала - средний. Я подхватил маленький и уронил его на пол, хорошо не на ногу. Тяжесть какая!

- Замахиваемся, я считаю, на три бьём сюда, - я ткнул пониже груди.

Анатомию драконов я не изучал, поэтому оставалось надеяться на удачу.

- Раз, два, три! – мы шарахнули изо всей мочи.

Ясенька икнула, обдав нас облачком горячего пара.

- Дай-ка мне, маг, мне сподручнее, - взял у меня молот кудлатый мужичок.

Ударили! На этот раз из глотки дракона выбилось пламя.

- Ещё, и посильнее! – скомандовал я, странно голос не дрогнул, тряслись только все поджилки до одной.

А если я ошибся? И у дракона сердечный приступ? Или желудочные колики? Гастрит?

Но! После третьего удара, поцарапавшего большой молот, превратившего маленький в лепёшку, а средний - в блин, из пасти дракона вылетела кость, сшибла с ног градоправителя вместе с Лелем.

Вертикальные зрачки вернулись на место.

- Ай да маг! Мастер! – облапил меня пират, поливая слезами, от него потянуло селёдкой и металлом, будто, и правда, море распахнуло объятия.

Разбойники застенчиво отвернулись, предпочитая не видеть слабость старшого. Мужик-скала разглядывал сплющенные молоты, приоткрыв рот.

«Целы ли ворота?» - вспомнилась мне реплика персонажа с очень крепкой головой, столкнувшегося с невезучими воротами лбом.

- Ясенька, деточка, - кудахтал тем временем над чудовищем пират, - вот вам золотой. Заслужили, ваше ворожество.

- А мне? – изогнул густую бровь градоправитель, поднявшийся с пола, - да, железку-то свою убери, - пнул он золотистого Леля, - разобрался я уже, плохого вы не хотели. Пригласили доктора и ворожку лечить животину домашнюю. Оплатить придётся разрешение содержать зверюгу в моём городе.

- За корову платят один медяк, - подкинул пират монету на ладошке, - Яська крупнее в два раза, значит, два медяка.

- Ты не путай, Михай, корова-животина полезная, а дракон – зверюга страшная, огнём жжёт, людями закусывает. За пять золотых я закрою на энто безобразие глаза.

- Пять? Да ты что, голова? С ума сошёл? – распалился пират, хотя было ясно, что у него золото есть, и не последнее он отдаёт.

Пока вёлся яростный торг, я подбежал к Лирьке, верёвка лопнула в моих руках. Я шептал Лирьке, что она самая храбрая, красивая, удивительная. И я… люблю её. Я так боялся за неё, что понял, люблю.

Румянец вернулся на её щёки, но вопрос Лирьки застал меня врасплох:

- Ты, правда, маг?

- Потом поговорим, - уклончиво ответил я.

Градоправитель и пират ударили по рукам, сойдясь на трёх золотых.

В мыслях всплыла картинка, на которой пират превратился в Ричарда Гира:

- А я бы дал и пять золотых…

- А я бы и за один, - кокетливо хлопал ресницами красотка-градоправитель в кружевном платьишке с глубоким декольте и рыже-седыми кудрями в мелкий барашек.

Кадр вызвал у меня приступ удушающего хохота. И разбойники, и старикан таращились на меня с удивлением. А я, может, радовался, что мы, наконец, покинули разбойничий притон, я чуть ногу не подвернул на этих поленьях, клятых, вместо крылечка. Бледный доктор елё шёл, его подпирали сзади парнишки старика. А я вёл Лирьку за тёплую ладошку, потому что вдвоём было не пройти, даже крепко обнявшись.

Когда мы добрались до крылечка домика тётеньки Варфоломеи, меня скрутила тревога. Вроде, и градоправитель мне кланялся, Лирьке улыбался. И парнишки его в мою сторону зубами не скрипели, но я ощущал, что вот, вот случится непоправимое. Точно такое же чувство появлялось у меня перед внезапными наездами пожарников в нашу контору. И хоть всё было в наличии, им удавалось оштрафовать нас за несоответствия, о которых мы и не слыхивали. Я как во сне брёл за Лирькой в её горницу.

- Лирька, милая, - зашептал я между сладостными поцелуями, - тебе со мной ехать надо. Чует моё сердце, градоправитель что-то скверное задумал.

- Но ты один прошёл, портал на одного будет, а я через три дня приеду. Мне проводника пришлют, - интуиция Лирьки отмалчивалась.

- Никто тебе ничего не сделает, если пропустишь три дня практики. Соглашайся, - сжал я её тонкие пальчики.

- Ладно, Сереж, - Лирька собралась за минуту.

Но уйти вдвоём нам не удалось. В окне мелькнул градоправитель с пятью парнишками, я вызвал Спирьку, маячившего в коридорчике.

- Спирька, уведи Лизу к приметной берёзе за городскими воротами, - попросил я, сунув мальчишке серебряную монету, - и Маньку захватите.

- Берёза луком изогнута, а из неё три тоненькие выросли? – уточнил Спирька.

- Да, она самая, - я отдал Лирьке свои липовые документы из бересты, - к стволу приложи, обойди справа налево, и будешь на месте.

- А ты? Разве ты не собирался со мной? – сердце Лирьки затрепыхалось, я прижал её на мгновение и отпустил.

- Я вас догоню, - я подтолкнул её к дверце за шкафом, у которой уже стоял Спирька.

Шаги парнишек градоправителя раздавались слишком близко.

- А где ворожка? – спросил сразу же градоправитель, с подозрением оглядывая меня.

- Ушла ненадолго, - соврал я, не моргнув глазом.

- Да, тут недалеко, в лавку, - подтвердила тётенька Варфоломея, высунувшая нос из-за плеча самого высокого парнишки.

Ей старик поверил, а зря.

- Вы двое подождёте девчонку, - кивнул он парням, - а вы помогите нашему гостю идти.

Как я ни вырывался, трое парнишек выволокли меня на небольшую площадь. И хоть я сразу увидел два столбика, вбитых параллельно друг другу и сложенные вокруг дрова, мысли мои были про завтрашний отчёт, который я только начал делать. А вот вопрос, смогу ли я выбраться из Ольхова без берестяной грамотки, скопированной явно на ксероксе, казалось, повис передо мной в воздухе.

- Ничего личного, - улыбался сладко градоправитель, - законы не мной писаны. Я им подчиняться должон. А то завернёт к нам окружной воевода с проверкой, а тут маг без разрешения – одна штука. Так и меня за грудки притянут.

- Ты ж говорил, что магов в Ольхове не жгут! – попробовал я пристыдить старика.

- Не говорил я такого, – с тонкой улыбкой отвечал мерзавец.

Я опять дёрнулся, неловко хрястнув одного из парней локтем в рёбра, пока он охал, двое других так крутанули мне кисть левой руки, что слёзы брызнули на моих мучителей. Этого ещё не хватало!

- Осознаёшь, ваше ворожество? – градоправитель сиял, - колдовать нехорошо. Противоестественно это!

- Маг – это ненормально! А осиное гнездо честных разбойничков под вашим носом – привычное дело! – завёл я.

- Это ты к чему? – покосился старикан на нескольких одиноких зрителей, их было так же мало, как читателей на каком-нибудь литературном портале.

- Они щедро платят градоправителю, вот он и смотрит на разбой сквозь пальцы! – обличительно дёрнулся я всем телом в сторону старика, поглядывая на зевак.

Зрители разбежались, не дожидаясь ответа старикана. Тех, кто вякал против власти, здесь, видимо, боялись.

- Привязывайте его. Болтает много, - градоправитель почему-то перестал улыбаться.

Парни прикрутили меня к столбу. И начали укладывать на дрова вязанки хвороста. Капли на хрупких веточках дрожали, словно слёзы по мне непутёвому.

- Поджигай, - старик отодвинулся от факела в руках одного из парней.

Говорят, перед неминуемой смертью всю жизнь видят, а мне только глупости в голову лезли.

« Я здесь погибну? А на фирму «Ой ли» даже в суд подать будет некому?»

Дым от сырого хвороста валил такой, что снова подобравшиеся к месту казни зрители: несколько старичков и старушек – вряд ли что-то могли разглядеть. Впрочем, их было очень мало, без хорошей рекламы даже такой увлекательный спектакль, как сожжение бродячего мага не пользовался успехом.

Меня душил едкий дым, я закашлялся, слёзы текли, щекоча нос и подбородок. Мыслей не было никаких. А тут ещё огонь лизнул колено. Боль прожгла меня насквозь. Визжать я не мог. Зато сказать что-нибудь по существу совесть не запрещала. Я заорал во всё горло про мерзавца-градоправителя на том самом языке, который в приличном обществе никто и знать не знает. Мне сразу стало легче. Я очнулся. По подбородку текла кровь, нижнюю губу я прокусил. Пламя осторожно трогало ноги. Но было уже не так больно.

Новая порция ругательств вылетела из меня автоматной очередью. Как реагировал градоправитель, из-за густого дыма не было видно.

Рой мыслей принял странноватое направление: « Ну, должен же быть у судьбы рояль, пусть не белый с золотом «Стейнвэй», но хоть чёрный, ненастроенный. Да можно и гитару. Хотя и балалайка сойдёт… Скрипка… И на флейту я тоже соглашусь!» - огонь коснулся левого бедра, я принялся клясть парней-помощничков градоправителя.

Ругательства застревали в забитом дымом горле, но я упорно хрипел их через не могу, боль отступала ненадолго и опять окутывала всё тело, отдаваясь в затылке.

Когда я уже был готов подписаться на малюсенькую дудку, нет, нет, на свисток, на меня пролился поток воды!

Крепкий парень стоял передо мной, дрожащим, мокрым, в обгоревших лоскутах вместо одежды. Я попытался протереть глаза, жирная сажа хлопьями оседала на ресницах. Я справился с сажей и приоткрыл рот, парень был моим отражением. Как там в бересте градоправителя написано? Глаза серые, волосы чёрные, ростом велик, плечист, кряжист? В точку. Только он меня чуть старше, и одет почище. Я шагнул на тлеющие дрова, обжёгся и упал бы к ногам моей суровой копии, если бы он не поддержал меня широкой ладонью.

- Я Всеслав Хитроумный, магистр ассоциации колдунов, - просто сказал мой близнец.

- Как Одиссей, - закивал я.

- Одиссей? – в глазах мага было сомнение, - никогда не слыхал такого колдуна. А из какой магической школы он будет?

- Из колледжа множества богов, - перетасовав в памяти приключения Одиссея, ответил я.

- А я из мастерской колдуна Лихаря, - улыбнулся маг, - я услышал, что меня без меня тут жгут, и любопытство притащило силой. Бежим, парень, магии в тебе нет, а во мне её много. Они сейчас очухаются и запалят костры, как раз второй столб пригодится. Если я их не… А мне не хотелось бы…

Градоправитель, его парнишки и несколько старичков замерли в странных позах. Да, магия здесь существовала на самом деле.

Уговаривать меня было не нужно. Мы рванули, словно сдавали экзамен по бегу.

- Чем отдарить тебя, маг? – я никогда так быстро не бегал, потому и отдышаться, опираясь на кривой ствол заветной берёзы, не мог даже за пять минут.

- Хватит с меня и простого «благодарю», - пожал плечами маг, - ну, может, случайно заметил где моего фамильяра-детёныша красного рогатого дракона. Я его ищу в Ольхове, по картам он здесь. А я никак даже на след напасть не могу. Все ноги оттоптал.

- У разбойничков он, Михай у них главный, есть ещё Нетопырь и Костыль, - вспомнил я осиное гнездо пирата.

- Слыхал про ребятишек энтих, - усмехнулся Всеслав, улыбка сделала его совершенно непохожим на меня, - всего тебе, Сер-гей, - сжал он мою руку и нахмурился, - больно?

Ещё бы. Шок проходил, боль рвала мои ноги, как зверь пойманную дичь. А я пытался думать о рубцах, которые останутся от ожогов. Всеслав накинул мне на шею сплетённое на моих глазах ожерелье. Палочки, медные значки и бусины. Коснувшись кожи, оно распалось. И значки, как жуки, заскользили по ожогам, вбирая боль, холодя и щекоча лапками. Магия этого места запомнилась как пытка огнём. Теперь она стала прохладным избавлением от страдания.

- Не будет рубцов, - сказал маг, махнув на прощанье рукой.

Я не успел ему ответить, он растворился в странном вечернем тумане.

Я медленно обошёл березу и, не веря своему счастью, упёрся носом в дверь теремка с вывеской «Ой ли». Я был так благодарен непутёвой фирме за сохраненный портал, что твёрдо решил не предъявлять им иск, хотя на руках у меня были одни козыри.

Изловчившись, я вытащил зубами из распухшей ладони занозу. Но ещё одна царапала душу сомнением. И дело было даже не в ужасных лохмотьях на мне. Только бы не попасть на глаза знакомым и начальнику моего отдела. А в том, что Лирька ничего не ответила на моё вдохновенное «люблю».