Позже они так и не смогли сговориться - был ли он тем самым человеком, тем кого обещала племени Странница. Спорили день за днём - кто с зажатой меж зубов досадой, кто с яростью, опасно горящей в каждом слове и жесте. Но сколько бы ни клокотало в поселении ссор, верный ответ  знало лишь море.

 

1

Океан качнулся одним, другим краем,  выгнулся сверкающей дугой горизонт, поглощая стремительно небо.  Вираж с падением не различить  - вот до чего славная эта машина.

Когда-то это так меня поразило, что я вновь и вновь разгонял её до предельной скорости, направлял выше и выше над морем. Вновь и вновь - в ту же сторону. К сиреневой дымке у края неба. Туда, где осталась моя страна. Скорость пожирала все звуки, и тень безмолвной, просчитанной катастрофы гналась за мной по волнам. Ориентир чувствовал близость границы, пульсировал на виске всё настойчивей и больней, но я не мог развернуться по собственной воле. Бросал управление -  машина послушно кренилась, ныряла отчаянно вниз. Автопилот ловил и выравнивал её у воды, направлял обратно к солёным землям. Следовал протоколу базы, глубинной разметке, отделявшей от дома.

В общем, довольно скоро мне надоело. Новый маршрут, новая территория, но этот полёт - последний.

- Держись ровнее, - приказал я машине.  Видимо, где-то внизу, среди сочных крон, что мчались ко мне быстрей и быстрей, пряталась другая охранная линия. Вот только радар почему-то её не видел, - эй.

Я постучал по приборной панели - она ярко, жизнерадостно вспыхнула - и погасла, умерла. Сталь и пластик вокруг налились мёртвым весом, захлестали по бортам листья и ветви, лопнула взрезанная падением сеть лиан, свет разбился пятнисто осколками - и только кровь ровно и гулко билась в висках. Я знал, что не умру, не покалечусь, а вот машину было жаль.

Удар о землю, хоть размазанный слоистой мешаниной ветвей, выбил из кресла,  бросил на остывающий ребристый руль. Дверь мёртвой машины выпускать меня не желала, но  барьер передней полусферы подёрнулся рябью помех и растаял. Хлынул влажный, солёный воздух, такой плотный, словно машина ушла под воду. Впрочем, это могло в любую секунду случиться - почва здешних лесов подмыта океаном, корни деревьев тянутся в непроглядную глубину. Пора выбираться.

Спрыгнув на пружинистый полог влажного мха, я запрокинул голову. Падение пробило в плотных, истекающих изумрудным светом кронах колодезную брешь. Как снаряд, протаранивший свод затерянного храма. Это был единственный видимый путь - ни тропы, ни просвета в сплетающейся зелени, ни, тем более, человеческого следа.  Дыхание сонных джунглей колыхалось вокруг, омывая дурманящим жаром, плеск и шёпот воды звучал всюду, шелестел на разные голоса. Вдалеке какая-то птица  выводила  низкую, дикую, гипнотическую трель. Звук нарастал, маня, путая мысли.  Без особой надежды я пощёлкал ногтем ориентирующий прибор на виске, но вызвал не карту перед глазами, а хищный высверк боли - отлучённый от аккумулятора машины, прибор пытался тянуть мои собственные силы. Ладно, потом перенастрою.

Из всей навороченной техники жив остался лишь энергетический жетон - так же чётко горело на нём моё имя и учебное задание, которое я выхватил утром, как отговорку, чтобы покинуть базу.   Астейнор, исследование неизученных территорий. Что ж, этим и займусь.

 

2

Тропа-оберег огибала поселение ожерельем следов и тайных знаков. То петляла среди деревьев, то ныряла под воду, к тем, кто хранил покой племени, к тем, кто шептал среди волн. С тех самых пор, как Кейн открыли эту тропу, она пыталась сосчитать шаги, но раз за разом сбивалась, добравшись до большой глубины, перетекая в другую форму, врываясь в оглушительный, яркий мир, расцвеченный чересполосицей запахов, падающий сетью лесных голосов. Пробираясь по упругим ветвям, возвращаясь к облику человека, чтобы в несколько лёгких прыжков пересечь путаницу лиан, она пьянела от солнца, от вечного зова глубин - но не забывала и вслушиваться. Сегодняшний лес был растревоженным, беспокойным. Предупреждение звенело, отчётливое, как лунный зов. Кейн замедлила шаг - и тут, как ножом, горячим ветром ошпарило все её чувства. Чужой грохот, чужой ветер, глухой удар за деревьями - и тишина. Оглушённая, Кейн выжидала, когда сквозь тишину проступят вновь звуки и запахи.

Заструилась песня акечи - приманивая добычу, предупреждая Кейн - мне, мне, уйди, хищник. Тихо вздохнул под грубой подошвой мох. Сквозь огромный кусок металлического, пережжённого, постепенно приблизился, прорисовался странный след - горячий, алый, песок, острые жёсткие листья, солнце августа, огонь, огонь.

Чужак!

Кейн неслышно прильнула к завесе лиан.

Свет, свободный и яркий, с самого неба, падал, падал к нему, грохотал, раскалялся, разбивался о его силуэт, в этом сиянии чёткий, тёмный, очень высокий. Это он, - успела понять Кейн.

И прыгнула, вспарывая лесной полог, рыком взрезая воздух.

 

3

Первый вдох после того, как сознание вернулось,  дался мне тяжело  - по рёбрам растеклась кислая, надсадная боль. Дальше  - легче.  Вернулся насыщенный, пёстрый дух моря и джунглей, вернулось скользящее тепло солнечных пятен на коже - и последнее воспоминание, отчётливое, гремящее, вспыхнуло вновь под веками.  Всплеск лопнувших лиан, раскалённая чёрная сталь длинным броском рассекла поляну, рванулась ко мне. Нестерпимо полыхнули  золотые глаза. Время обманчиво загустело, моё уже ясное следующее движение - уклон в  сторону, резкий удар -  отступило, погасло. В раскатистом рыке этого существа потонули мои рефлексы, дыхание, сознание. Всё растворилось, разбежалось волнами.

Море хлестнуло в ухо, кто-то осторожно встряхнул за воротник. Судя по всему, удар отбросил меня далеко от места аварии. В голове было мутно и горячо, свет безжалостно резанул по глазам, стоило их открыть.

- Ммм, - протянул я неопределённо, проверяя собственный голос. Прозвучало хрипловато - но говорить, вроде, можно, - это ты меня спасла?

Рядом со мной, на краю замшелого обломка то ли коры, то ли обглоданной приливом почвы, сидела девушка. Чёрные волосы мягко клубились, окутывая её гибкую фигуру, мерно постукивали в такт движению волн резные амулеты на груди. Ноги она погрузила в воду, и плавное, рассеянное их покачивание, казалось, создавало всё движение океана, в глубине и вокруг. Море ласкало её колени, соль мерцала на коже.  Я попытался вспомнить подходящий сейчас вариант местного диалекта.

- Ты не испугалась?  Где...- я запнулся, подбирая слово, - ...зверь?

Она вопросительно склонила голову на бок, разбирая мои слова, затем в чёрных глазах сверкнули золотые искры:

- Это Кейн. Кейн и есть зверь.

И, не позволив опомниться, осознать это признание, гибко потянулась ближе. Среди амулетов, щедро рассыпающих влажные блики,  я заметил свой энергетический жетон - а потом Кейн поймала меня за подбородок неожиданно сильными, хваткими пальцами. Мир, рассечённый вертикальными зрачками, подёрнулся зыбью, стекаясь к ней, сгущаясь возле её лица:

- Ты - просто чужак, жертва для охранной тропы? - эти слова в пояснении не нуждались, жадный всхлип моря окатил горячим запахом крови, - Или ты - тот, кто нам обещан? Спектр?

Глаза кольнул заплутавший луч солнца - это блеснул наконечник копья, обманчиво сонный, утопленный в бархатный мох. Разглядывая Кейн, я не заметил оружия, но грубая, угловатая, ритуальная форма  привела меня в чувство. Всматриваясь в тёмные, напитанные давней кровью трещинки, я переворошил в памяти верования солёных земель. Все здесь верят в единую многоцветную силу, которая пронизывает жизнь и судьбу каждого человека, зверя и дерева, жизнь облаков и звёзд омывает, как океан. Может ли человек быть воплощением этой силы? Или она подбросила этот спасительный вопрос  для проверки?

А, какая разница теперь.

- Да, конечно. Я -Спектр.

 

4

- Однажды он придёт, - говорила Странница, и огонь пропитывал её голос. Как раскалённый нож, этот голос вспарывал ночь, даже песня прилива таилась почтительно,  - чистое пламя далёкой земли, преломление солнца и моря, дыхание мира, Спектр. Если примем его, если последуем его пути,  он принесёт великое благо и нам, и всему нашему краю. Изменится всё, что вы знаете, изменится мир.

- Но примем ли мы его? - Бриз щекотнул её локоть хвостом, разгоняя пророчество. Странница улыбнулась - легко, ускользающе, и привычно отозвалась:

- Знает лишь море, - но взгляд её остался прежним - непреклонным, пронзительным.

Кейн  смотрела на неё, Кейн обожала её.  Прекрасные, яркие  глаза , зрачки - тёмные колодцы, чудесное, хрупкое, неугасимой страстью сияющее лицо. Как ни старалась Кейн расцветить воспоминания, до сих пор Странница лишь смотрела на неё сквозь волны,  и день за днём, и сон за  сном эти волны размывали любимые черты, глотали обрывки рассказов. Только сегодня Странница снова заговорила тепло и близко. Воспоминание было выпуклым, сочным, как только надкушенный фрукт.  Кейн понимала - фрукт этот пропитан ядом смертельной, постыдной тоски, и яд до черноты изгрызёт сердце - но не сейчас.

Сейчас она ведёт племени обещанного человека.

Человек этот беспечно смотрел по сторонам, но движения его оказались удивительно точными и ловкими. Кейн отметила, как легко он находил островки плотной почвы - чувствовал каждую опору охранной тропы. А когда Кейн указала ему навесной путь по сплетённым ветвям, взметнулся вверх первым, подал ей руку с той же открытой улыбкой, с какой назвал себя Спектром. В этот миг  глаза его полыхнули жаркой синевой, а вокруг засверкала радость - словно  разлетелась стая солнечных птиц, всё окатив яркими искрами. Спектр или нет, но дыхание мира в нём точно есть, - решила Кейн.

Они миновали скользкую сеть лиан. Путь опасно качался над солнечной рябью, над глубиной. Протяжно скрипели деревья, привыкшие к весу лишь одного разведчика - но человек ничем не выказал страха. Как и прежде, не  глядя, он спрыгнул вниз, с полушутливой заботой попытался поймать Кейн - но она скользнула мимо его рук, метнула хмурый, предупреждающий взгляд, заодно пытаясь понять, откуда же он пришёл, высматривая отличия. Выше обитателей леса, кожа цвета красного золота, черноволосый.  Лицо словно выточено вдохновлённым и очень уверенным мастером. Агат, их резчик по дереву и камню, пытался создавать подобные лица, прекрасные и безжалостные, когда изображал богов и героев, но пока что так у него не получалось.  Одежда чужака была плотная, многослойная - похожа на одежду людей из деревни, с которыми племя иногда обменивалось, но сильнее звучала металлом.

И ещё чужак носил запах огня. Очень сильный .

- Откуда ты? - спросила Кейн настороженно, не позволяя хмурости рассеяться. Человек, наделённый дыханием мира, легко может зачаровать, заставить следовать своей воле - тогда он опять попросит вернуть свой сияющий амулет, единственную живую и опасную вещь, что Кейн удалось у него обнаружить. Заберёт, уйдёт, и Кейн не сможет сделать ничего. Забудет, что видела, что сбылось предсказание Странницы.

- Далеко...то есть, издалека, - ответил чужак, помедлив. Синее пламя его глаз на миг потемнело, словно он притворил свою распахнутую душу, - из-за моря. Ты хотела меня кому-то показать? Пойдём.

Жара влажно сгущалась, клонила к земле тяжёлые листья, каждый - огромнее Кейн.  Пропитывая воздух алым, приближался закат. И правда, пора возвращаться.

Если я поняла неверно, обрядовая охота всё решит.

 

 

5

- Расскажи про них, - шепнул я чуть слышно, чтобы Кейн не заметила. Ориентир очнулся,  переключился на мой энергетический контур, кольнул в висок алой искрой, и наконец-то заговорил:

- Акейри-таэ - одно из метаморфных, или "оборотнических" племён. Тотемное животное, - голос прибора то и дело простужено сипел, но в остальном звучал вполне сносно,  - оно же - "вторая форма" - кейр, крупный хищник семейства кошачьих. Отличительные особенности - высокая скорость, гибкость, а так же гипнотическое воздействие голосовых вибраций. Существуют неподтверждённые свидетельства контактов с людьми. Предположительный ареал обитания - один из крупнейших узлов течений за пределами открытого моря, зона глубокого прилива, что позволяет предположить сложную систему ритуалов и верований, связанных с морем.

Кейн склонилась, коснулась воды, от её ладони разбежались нарастающие волны.

-  Существование не подтверждено.

Резные, высокие листья отхлынули в стороны, рассыпая по воде ягоды, как брызги чёрного вина.

Открывая нам путь.

- Ну вот, - Кейн переступила с ноги на ногу, повела плечами. Распушённый кончик хвоста метался у щиколоток - похоже, она волновалась куда сильнее, чем я, - мы пришли. Скоро узнаем, сказал ли ты правду.

Поселение лучилось светом глубины и солнца, как драгоценная россыпь. Покачивался купол сплетённых крон, изрезанный мозаикой бликов, осколков неба, огромных цветов - сиреневых, синих, алых. Летела по ветру золотая пыльца, её запах, пьянящий и сладкий, щекотал ноздри. Жилища, как просыпавшиеся бусины, притаились среди ветвей, высоко над нами. Их связывала сложная сеть воздушных дорог. А у самой воды, грубой схемой повторяя этот узор, протянулись узкие мостки, выбеленные солнцем и морем.

Блики преломлялись, перекликались, струились по каждой опоре, по каждому стеблю - и текли к заострённому, искристому обломку в центре поселения. Сбегались к нему и деревянные, и воздушные пути. Огромный мраморный клинок вспарывал водную гладь, рос к небу, дробился каплями кварца, мерцающей его паутиной. Основание было пробито насквозь, в сердцевине кружился свет  - должно быть, это ритуальное место.

Похоже, я справляюсь с заданием более чем успешно.

 

***

- Твоё имя? - лобастый и хмурый оборотень, которого Кейн назвала "Бриз", вышагивал по тесной комнате, не сводя с меня глаз.  Шаги его были беззвучны, но наливались такой опасной, раздражённой тяжестью, что я всё равно пытался уловить скрип зеленоватых брёвен и покачивание дома.

- Астейнор.

Бриз раздражённо мотнул головой:

- Длинно.

Во мне заклокотало ответное, жгучее раздражение, но я отогнал его, пожал плечами:

- Тогда Тейр.

Та часть имени моего рода, что означает  "сердце" и "центр". Хорошее имя для Спектра.

Бриз остановился напротив, смерил тяжёлым взглядом. Он был ниже на полголовы, и это явно ужасно его злило. Кожа у него была чудная - того же оттенка, что у Кейн, но располосованная полупрозрачными широкими штрихами, густо темневшими, когда по ним проскальзывал блик солнца. Вместо множества пёстрых амулетов на груди висел один - крупный, высеченный треугольно, такой же багряно-мраморный, как обелиск-алтарь в центре поселения.

- Значит, - чёрные глаза его сузились, - сказал моей дочери, что ты - Спектр?

Я улыбнулся:

- Так и есть.

Это было безрассудно, но меня охватил хмельной, яркий азарт, как при падении с высоты  - но не сглаженный на излёте просчитанным алгоритмом. Здесь была настоящая опасность.

Бриз вскинул ко мне мрачный, испепеляющий взгляд. Зрачки, чуть заметные на фоне сплошной темноты, вытянулись, как иглы. Воздух вокруг студенисто застыл, теснота комнаты давила на плечи. Незваный чужак на нашей земле, незваный чужак и лжец, - эти слова исходили от оборотня так ощутимо, что мне показалось, различаю их в его подступающем, подгрудном рычании. Отчётливый вызов, ясный и древний - сразись, докажи, убей.

Мне стоило немалой выдержки сдержаться и не ударить - но глаз я не отвёл.

- Странница...мать  Кейн, моя женщина, - Бриз заговорил спокойно и ровно, словно злость истаяла с отхлынувшим рыком, - была одна из вас.

Одна из нас. Человек из цивилизованной части мира, наверняка речь об этом. Скорей всего, исследовательница, может, студентка из далёкой страны. Давно закрытое дело, оборванный хвост. Я сдержанно кивнул, чтоб не спугнуть откровенность таэ.

- Она очень любила эти земли...и мы приняли её. Но как ни сильна была её любовь, она  не могла от вас отказаться. Рассказывала, рассказывала, как ты...Спектр...как кто-то придёт. Кейн...очень тоскует по ней. Кейн - полукровка. Ей трудно здесь. Если ты обманул...

Может, и следовало уступить, признаться. Но решимость уже разгорелась в крови - непреклонно, яростно. Неутолённая жажда поединка распаляла эту решимость.  Я хотел дойти до конца. Не отступать от границы, прочерченной кем-то. Не мог отступить.

Какая-то девочка много лет назад потерялась здесь и верила, что явится кто-то вроде меня. Хотела, чтобы его приняли благосклонно, превратила это желание в пророчество - что ещё она могла сделать?.. Но никто не пришёл, ни один человек не пожелал или не смог найти это место, существование не подтверждено, а значит - как знать? Может, обо мне она и говорила.

- Кейн сказала, у вас есть обряд, который выявит правду. Я готов.

 

6

Кейн устроилась на краю деревянного борта, окаймлявшего дом. Взбалтывая ногами предзакатную жару, она наблюдала за таэ, кружившими вокруг алтаря. Прилив был далеко, и пути земли оставались пока доступны. Она чутко прислушивалась, но уши ловили лишь шелест ветра, да беззаботный пересвист приручённых племенем птиц. Бриз говорил с человеком чересчур долго, что-то не так. Если бы он поверил - поверил бы сразу.

Против собственной воли - шею, ключицы опалила боль, как от слишком долгого солнца - Кейн обернулась к  причалу. К краю борта были привязаны несколько лодок. Изумрудная, с почти стёртым солью узором - в ней с наступленьем прилива можно было отправиться на поиски редких фруктов, ягод, стеблей - сладковатых для праздника, горьких, если пришла болезнь.

Золотисто-землистая - в ней полагалось отправляться к людям, везти им на обмен шкуры, кость и подаренные морем самоцветы - те, что молчаливые и пустые.

И алая, как алтарь. Для охоты и ритуалов. Краска на ней была самой свежей, в живых лучах поселения - открытая рана. Гладкий бок не поблёк с тех пор, как Странница исчезла. Кейн не могла отвести взгляд, погружалась в этот кровавый цвет и понимала, что произошло. Но не решалась признаться себе словами. Даже мысленно произнесённое слово сделает истину окончательной. Невыносимой.

Не сегодня. Нет. Сегодня - день, который она ждала и я тоже.

Сквозь оцепенение Кейн не сразу заметила, как суета приблизилась к дому - таэ сновали мимо, то и дело кто-то чиркал по лопаткам настороженным, хлёстким взором, каждый раз Кейн вздрагивала, но не оборачивалась. Если будет обряд, они поверят.

- Ребёнок в разведке - плохая затея, - пропела Мята, смеясь, и этого уже невозможно было стерпеть. Кейн вскочила, ударив пятками пружинящий борт, поймала взглядом янтарно-рыжий силуэт. Зацепившись за её злость, Мята замедлила шаг, махнула кому-то рукой - мол, идите - подошла ближе к Кейн, чуть склонив голову к плечу. Зелёные её глаза утратили привычную золотистую смешливость.

- Что? - голос Мяты раскалился, на дне его вспыхнуло угольное шипение, звучавшее дольше, чем слово, - Кейн должна была хранить оберег, оставить чужака тропе - разве сложно? Не приводить в наш дом. Никто из людей знать не должен.

- Он - Спектр, - отозвалась Кейн упрямо. Мята шагнула ближе. Кейн ощутила, как легко будет Мяте столкнуть её  - это ощущение зазвенело меж ними серебристой нитью. Море шептало внизу. Кейн - таэ, и Мята не навредит. Но Кейн - чужая, полукровка, и Мята может желать этого, думать об этом, смеяться за спиной, как любой в племени. Примесь чужой крови с детства очертила вокруг невидимую преграду.

Их разнял Вихрь.  Просто оттёр Мяту плечом  - та заворчала, но поспешила скрыться - взял Кейн за локоть, отвёл в сторону от суеты. К причалу, к цветным лодкам. Вихрь  ближе всех, хотя бы Вихрь верит? - почти спросила Кейн, но прикусила язык. Бледные, усыпанные отметинами породы запястья Вихря украшали сейчас ритуальные ножны-наручи.  Незачем спрашивать о вере, если вот-вот выяснится правда.

- Уходим на обрядовую охоту, - Вихрь подхватил мысль Кейн, и голос его дрожал предвкушением.

Вода поднималась.

 

7

Узкая, юркая лодка рассекала волны, оставляла за нами сияющий, веерный след растревоженных светлячков. Они кружились, заплетались водоворотами, укрывали разноцветным мерцанием тропинки, многоярусные ветви, заросли, потемневшие от воды и темноты - дневной мир обратился миром подводным . Мой ориентир, вернувший голосу ясность, стрекочет о том, что эта симбиотическая форма жизни сохраняет теплолюбивые растения во время прилива - от лишней влаги, безвоздушности, разъедающей соли.  Я приблизился бы к воде, позволил бы ориентиру запомнить эту картину, если бы не серьёзность момента.

Провожать меня вызвался беловолосый светлокожий парень, очень серьёзный и быстрый. Он назвался Вихрем, и это имя, как и весь его вид, напоминали о зиме - снежной, какой никто здесь не мог представить. Перед тем, как мы оказались в лодке, он вручил мне один из своих ножей - спокойно и совершенно бесстрашно. До сих пор он не сказал ни слова, лишь сосредоточенно работал веслом.

Поэтому, когда он заговорил, а вода поймала, умножила его голос, мне сперва показалось, что говорит со мной лес:

- Верю, Тейр - обещанный человек.

Это признание удивило меня и тронуло, как нежданно протянутая дружеская рука. Я кивнул, а Вихрь продолжил:

- Если пройдёшь обряд, поверят и остальные.

Я не стал спрашивать, что же тогда произойдёт.  Достаточно было понимать, что случится, если таэ сочтут меня самозванцем. Расправы я не боялся, но джунглей не знал. Если исчезну с радаров надолго, на базе проследят мой путь, и это место изменится навсегда.

Ориентир, почувствовав тревогу, высветил остаточный контур машины. Получалось, что падение и отключение произошло из-за нехватки энергии, и, обеспечив  достаточную поддержку, я смогу выбраться к знакомой земле. Местная техника может вылечить себя сама. Но сейчас нельзя отвлекаться. Таэ, должно быть, различали движение энергии, потому Кейн забрала исправный жетон, а отключившийся ориентир не тронула - но если Вихрь что-то заметит, не останется шанса вернуться.

И, что важнее - я хотел пройти испытание.

Я толкнул ориентир мысленным импульсом - "усни", и он послушно, но обиженно погас.

Пустая тишина, лакуна, оставшаяся от искусственного голоса, заполнилась звучанием ночного леса - шёпотами и вскриками неведомых существ, плеском воды о борт, тихим пением глубины, шелестом ветра. Промельки звёздного неба над близкими теперь кронами разгорались ярче.  Наш путь пролегал меж подводным и небесным светом, и этот миг пронзил меня ощущением удивительного единства со всем вокруг. У меня с миром было одно дыхание - свободное, чистое. Это чувство завораживало своей безбрежностью и простотой.

- Что нужно делать? - я перехватил пристальный взгляд моего попутчика.

- Предок должен тебя признать.

*

Предок жил на вырвавшемся из моря обломке скалы - поверхность его скрывалась под плетёным ковром из плюща и мха, а подводная часть колыхалась в тёмном движении волн - но я был уверен, что камень этой скалы такой багряный, как алтарь-обелиск оборотней. Священная земля подобна священной земле. Будь я тем, кого они ждут, велел бы им поселиться ближе.

- Иди, - сказал Вихрь, когда я перепрыгнул борт лодки и почувствовал под ногами живую, гудящую твердь, - приведи его добычу, вернись нашим, или не возвращайся.

Пока Вихрь произносил эти слова - явно древние, истёртые временем почти до бессмысленности, в светлых глазах его плескалась тоска, так обидно ему было оставаться и ждать. Меня резанул знакомый азарт.

- Тебя ведь предок уже признал? Пойдём со мной. Тебе же скучно здесь будет.

Взгляд Вихря заметался:

- Нельзя...Не должен помогать.

- А ты и не помогай. Подтвердишь остальным, что видел.

 

Мы вышли на поляну, окружённую зыбким, прозрачным лесом, залитую звёздным светом. Впереди высился устремлённый в небо осколок - почти такой же, как в поселении, но по-настоящему грозный, огранённый и пробитый насквозь не смертным мыслящим существом, а движеньем веков и обитавшей в нём силой.

- Это он, - прошелестел Вихрь, не сумев удержать слова. Сила шевельнулась, потекла нам навстречу, меняясь, клубясь, но не покидая своего убежища, мерцающая синим и лиловым, как тёмный бок неба. Это чарующее, волнистое движение, напомнило мне о Кейн. О том, как она создавала волны всей глубины океана своим беспечным  движением. Была ли она здесь? Признал ли её предок?..

- Добыча, - снова выпалил Вихрь, завороженным, пересохшим голосом. Лунный свет закружился между мной и неведомым существом из пещеры, капля за каплей обретал ясный, лучистый силуэт. Не зверь, не человек. Изменчивое, лунное дитя. Всматриваясь, я узнавал черты всех, кого любил.

Знакомое, жаркое дыхание окатило меня - за спиной бескрайним пожаром, высоким заревом поднималась моя земля - далёкая, далёкая, недостижимая - но здесь, со мной, всегда со мной.

Предок зарычал, по джунглям эхом прокатились штормовые волны. Лунное существо испуганно застыло между нами, и неподвижность эта была мучительна, опасна, превращала волшебство в мёртвый искристый лёд. Я отбросил нож, протянул руку: "Иди ко мне".  Оживший свет полетел ближе,  чудесной, изменяющей, серебристой прохладой тронул пальцы, скользнул по линии жизни - и вспыхнул, яростно, горячо, безвозвратно. Пламя росло, плясало в ладонях. Меня захлестнуло ожесточённое, злое отчаянье - я ранил, осквернил это место, не должен теперь возвращаться, должен исчезнуть в море.

- Правда Спектр, - сказал Вихрь, и я очнулся. Нужно вернуться, нельзя подвести Кейн.

 

8

Кейн упрямо всматривалась в тёмное перехлестье ветвей, поглотившее лодку, пока глубинные звёзды не погасли, а небесные одна за другой не стали тонуть в светлеющей вышине. Но и тогда, сколько Бриз не звал её в дом, не покинула причал. Следить за движением воды стало невозможно - веки склеивались, звуки и запахи сливались единым потоком, ускользали. Но напряжение прошедшего дня, ожидание правды осыпали сердце и кожу мелкой дрожью. Чтобы хоть чуть успокоиться, найти равновесие, Кейн  метнулась во вторую форму - обличье зверя заволокло душу, требовательная, тяжёлая усталость потянула на дно беспокойного сна. Во сне была охота, погоня, кровь, пропасть, обрыв - непреодолимый, бездонный, пустой - но Кейн знала, что надо прыгнуть, и прыгнула.

В какой-то миг чуткое ухо уловило плеск уходящей воды, а следом - стук брызг и шагов о дерево. Кейн вскинулась, приоткрыла глаза. Тэйр замер возле неё, глядел с задумчивой, непонятной печалью, а огонь под его кожей разгорался сильней, сильней . Сонного зверя продрал вдоль хребта страх - неодолимый и первобытный. Кейн-человеку захотелось потянуться ближе, коснуться огня. Всё правда.

 

9

Все действительно поверили.

Следующим вечером поселение, яркое и прежде, преобразилось. Над деревянными мостками парили пёстрые ленты, звенели серебряные нити, по воде меж украшенных дорожек скользили цветные лодки, каждая - не больше ладони, в каждой - капля крови на дне, горсть душистой травы, амулет и пламя. "Ты",- объяснил Бриз, отпуская первую из горящих лодок на волны, и огонь взметнулся согласно, ровно и высоко.

Море пропитывалось буйством красок и общей радостью, море кружилось вокруг обелиска, вокруг меня. Каждый желал ко мне прикоснуться, все говорили так отрывисто, возбуждённо и быстро, что без ориентира мне уже сложновато стало их понимать  - но включить его теперь казалось слишком уж опасным и наглым жестом. "Где Кейн? Когда она вернётся?" - я спрашивал снова и снова. Опрокинувшись в сон после ритуальной охоты, я увидел, что это Кейн сгорела в моих руках, и теперь, даже в яркой праздничной суете не мог отделаться от мутного послевкусия - тем более, отвечать никто не спешил. "Ты Спектр", "Ты наш" - вот и всё что получалось разобрать. В какой-то миг это меня достало, я отбросил очередное восторженное поглаживание  и устремился к берегу, но меня остановил Бриз:

- Кейн и Вихрь проверяют оберег. Разведка. Сегодня важнее, чем прежде. Скоро вернутся. Успокойся.

Море и  паутина плюща, лежащая на воде у дальнего берега, изогнулись в ритме его голоса, качнулись в одну, в другую сторону - а когда выровнялись, я почти успокоился. Рыжая и смешливая девушка  - звали её как-то забавно, кажется, Мята - нырнула под мою руку,  толкнула в ладонь тяжёлую глиняную плошку. Вино было густым и сладким,  вкус вибрировал на губах, как мурлыканье таэ. Море причудливо отразило её голос, потемнело вместе с вином, зелёные глаза заискрились лукаво и близко, а слова щекотали мне губы:

- Наш Спектр, побудь моим.

Я рассмеялся шальным и далёким смехом, подхватил её на руки, шагнул в сияющий грот обелиска.

 

Она обнимала, захлёстывала, как вода, то шелковистая, то раскалённая и безжалостная. Рыжие плети волос плескались по  алтарным мраморным искрам, как по шкуре их предка, разгорячённая, скользкая  кожа оставляла соль и хмель на губах. "Расскажи", - попытался спросить и сразу забыл, о чём - она рассекла моё дыхание, укусила в плечо. Тогда я шепнул:

- Почему - "Мята"?

Она рассмеялась:

- Мята пьянит, лишает рассудка, Мята опрокидывает мир, - и я потонул в её голосе.

 

10

Внизу шумел, дышал, как прибой грохотал праздник, но Кейн не чувствовала радости - словно её вышвырнуло небрежной волной на безжизненный берег. Бриз дважды пересёк комнату, как тесную клеть - это выдавало его нарастающую тревогу.

- Кейн ведь желает быть с нами? Заслужить настоящее имя?

Вопрос хлестнул обжигающе, резко. Кровь вскипела обидой, Кейн вскинулась, но в ответ лишь кивнула. Бриз взял её за руку - прикосновение увещевающее, осторожное. Поднял её ладонь, раскрыл, резко вычертил когтем линию жизни.

- Значит, время пришло. Сейчас сила предка с обещанным человеком. Кейн привела его, он принадлежит ей по праву. Сделай это - и будешь с нами, - и добавил тише, - прошу. Никто не желает этого сильнее, чем я.

Серая тишина заполнила мир, кожу сковала холодная немота.  Лицо  Бриза отдалилось, разделявший их воздух стал застывшей водой.

- Но, - собственный голос показался Кейн слабым и жалким, -Странница говорила...

Рык поднялся из груди Бриза, блеснул оскал, презирая себя, Кейн внутренне сжалась, ожидая удара - но отец сдержался.

- Странница была чужая, как и он. Не понимала. Для таких - только один путь остаться с нами. Но Кейн не должна оставаться чужой.  Для Кейн - другой путь.

Вихрь, до сих пор притихший за спиной, шагнул ближе, вложил обрядный кинжал в её распахнутую ладонь.

 

Он нагнал её у причала, притянул к себе, зашептал поспешно и горячо:

- Вихрь понимает Кейн. Ждала его, а никто не говорил, как будет, - глаза Вихря сверкали лихорадочно, остро, но онемение не отступало, проникало всё глубже в кожу. Вторая форма звала её, зверь звал - но сейчас нельзя было подпускать, - нельзя было говорить, потому что...знаешь.

- Знаю. Чужая.

Над плечом Вихря алел окровавленный клык алтаря, и Кейн не могла отвести от него глаз.

- Нет, нет! Может для других. Не для Вихря. Помогу!

Надежда затрепетала в груди:

- Поможешь?..

Вихрь закивал  - воодушевлённый, счастливый:

- Кейн не должна это делать, если не хочет! Я могу! Хочу его силу. Был там, с ним, дважды ступил на землю предка и возвратился - эта сила для меня!

Океанская тяжесть упала на плечи, невозможно стало вдохнуть. Предатель!

- А что станет с Кейн, Вихрь тоже знает? - произнося эти слова, она ощущала себя похороненной в море.

Такой же, как Странница.

- Бриз ведёт Вихря, Вихрь поведёт племя. Просто скажу, Кейн - моя. Никто возразить не посмеет.

- Так уже было.

- Теперь будет по-другому!

В прежние дни Кейн отправилась бы за край леса, к открытому горизонту, услышать совет свободного моря. Ведь здесь доверять оказалось уже никому невозможно.

Но прежние дни прошли.

Ребристая рукоять кинжала вплавилась в ладонь. Нарастал, близился голос волн. Вода поднималась снова.

 

 

 

11

Я очнулся, когда Кейн набросила жетон мне на шею , а её ясный голос пронзил кружащий вокруг дурман:

- Вернись.

Я ощутил её прохладную ладонь на груди, цветную пульсацию света вокруг, мутную боль в затекших запястьях - а потом всё рассекло алым. Вспышка за вспышкой переполошенный моим беспамятством ориентир пытался привести меня в чувство. Я мысленно успокоил его, взбаламученным, ускользающим ещё сознанием отметив, что сила этого места наполнила накопительные резервы.

Сквозь паутину вспыхивающих перед глазами схем  ко мне прорывался чёрный, отчаянный взгляд:

- Вернись!

Кейн смотрела на меня с мольбой и в то же время - непреклонно. Я заметил слёзы, и в этот мир приблизился запах и шелест моря - слишком близкий, слишком настойчивый. Вода не успела подняться высоко, прибывала медленно, но неуклонно.

- Я здесь, - из-за реанимационных атак ориентира левая часть лица онемела, но я всё равно попытался улыбнуться, чтобы подбодрить и отвлечь Кейн. У меня всё под контролем, - Что случилось?..

Губы её задрожали, морская соль и слёзы подступили ещё ближе. В сиянии алтаря сверкнул веер брызг - Кейн скользнула мне за спину. Мята привязала меня к росшему из центра алтаря клыку. Какая подлость.

- Знаешь, - Кейн коснулась моей руки, боль в запястьях проступила отчётливей, потянулась к плечам, -  почему у всех здесь имена что-то обозначают? Это заслуженные имена. Имена посвящённых, прошедших обрядовую охоту. А Кейн...не значит ничего. Пустой самоцвет, подаренный морем.

Голос её пресёкся. Я понимал, что она скажет дальше. Чувство нераздельности с миром вновь затопило меня, как прибывающее море, и я подсказал:

- Я - добыча твоей обрядовой охоты.

Удары пульса, гулкие, разделённые нашим молчанием. Плеск и дыхание моря. Кейн нашла на моей ладони какую-то линию, медленно очертила её - я вспомнил прикосновение луны. Оно сменилось прикосновением гранёного лезвия. А затем Кейн прошептала:

- Нет, - и рассекла державшие меня лианы, разорвала серебряные нити.  Снова взметнулись брызги - Кейн отбросила нож, вновь появилась передо мной, - они так думают, но это неправда. Пророчество было другое. Исказили его. Если...решишь уйти... , - она опустила голову, сбившись, и приглушённо договорила, - ...Кейн выведет тебя.

Свет окутывал её, тёк по плечам, тонул в темноте волос, а я вспоминал лунное дитя, сгоревшее в моём прикосновении. Что будет для неё опасней - отпустить меня и остаться здесь, или отправиться со мной?..

Я повёл плечами, разгоняя кровь в затекших руках, растёр ладонь о ладонь. Спрыгнул с алтаря в воду. Отсветы мрамора и волн делали грот похожим на камеру взволнованного сердца.

- Я давно покинул свой дом и не знаю, когда смогу вернуться. Если пойдёшь со мной, тебя ждёт та же судьба. Готова?..

Кейн стёрла запястьем слёзы, храбро кивнула:

- Ты - Спектр. Приму твой путь.

Тоска и раскаянье на миг пронзили мне душу. Зачем я спросил? Она ведь не понимает. Но медлить было нельзя. Нужно было оставаться тем, кого она видит. И я кивнул, протянул ей открытую ладонь.

 

12

Им преградили путь в самой тёмной части пути, на переправе. Сплетённая из многих стволов, широкая, как дорога людей. Кроны сцепились над головой непроглядно. Спектр успел сделать шесть тысяч шагов - в этот раз Кейн успела посчитать.

Бриз, Вихрь, и ещё трое таэ скользнули с высоты, на лету перетекая из звериных обличий в человеческие. Кейн тоже отогнала ощерившегося, зарычавшего зверя в глубь души, преобразилась, выпрямилась, вцепилась  Спектру в ладонь. Вихрь быстро запальчиво заговорил, слова его размешались шипением, раздробились рыком, глаза сверкали холодным и злым огнём. Бриз оборвал его коротким, яростным жестом.

- Оставь Кейн, - лицо Бриза было отчуждённым, страшным, - и уходи.

Он говорил со Спектром, Кейн даже не видел. Верни наш пустой самоцвет. Пусть этот цветок живёт, пока сможет жить. Так же было и с мамой. Так же случится с Кейн. Для таких - только один путь. Кейн не смотрела на Спектра. Она хотела, чтобы он жил, чтобы показал ей путь, взял с собой. Но если она не выпустит его руку, не отступит, он умрёт на этой тропе.  Это будет неправильно. Ужасно.

Лес затих, словно всё поглотила смерть. Даже море смолкло. Когда Кейн отвела глаза, ей показалось, что поверхность воды зеркально разгладилась. Всякое движение в мире исчезло, ледяное напряжение пронизывало каждый вдох. Кейн почти решилась разжать ослабшие пальцы, но Спектр крепче перехватил её руку - ожогом в остывающем мире.

И заговорил.

- Я - Спектр, - голос его, сильный, глубокий, разгорелся, наполнил тишину леса, протянулся над водой эхом, прогнал мертвенный холод, - и я недоволен вами. Я забираю ваше дитя.

Он выбросил вперёд ладонь - и  над ней взметнулось высокое, яркое пламя, потянулось выше и выше, ища путь к небу. Когда покров тёмных крон осветился опасно, когда всё заполнилось запахом, паром перегретых и влажных листьев, Спектр потянул Кейн за собой. Они продолжили путь. Переправа гулко ловила шаги, ночь омывала тропу, не приближаясь. Погружалась в безмолвное море.

Кейн не знала, склонились ли таэ перед ним, или расступились молча, или исчезли. Она смотрела только на огонь.

 

13

Машина, разбуженная ориентиром, впитала все собранные мной резервы, но оживала медленно и неохотно, как после тяжёлого, вязкого сна. Всего за пару приливов кабина пропахла водорослями, йодом и рыбьей чешуёй, в воздухе стояла густая взвесь из песка и крошева ракушек. Я выпустил воду через нижний люк, но под ногами всё равно хлюпало.

- Ничего, на базе приведу тебя в порядок, - пообещал я, вызывая приборную панель, - главное, что всё цело.

В ответ перед нами мигнул и разгладился экран передней полусферы, отсекая кабину от джунглей. Кейн сжала мою руку крепче. После встречи с таэ она не желала меня отпускать, но вперёд смотрела бесстрашно. Перед тем, как открыть кабину, я набросил Кейн на плечи свою куртку, и она потонула в ней. Забралась на сиденье, притянула колени к груди, так что  плотная ткань открывала сейчас только пальцы ног, узкие ладони, плавный изгиб шеи и замершее, бледное от ожидания, но решительное лицо.

- Почему огонь? - спросила она отчётливо и тихо, обратив ко мне огромные чёрные глаза. В этой черноте растворялись восхищённые отблески моего пламени и горечь безвозвратной потери,  - Спектр - много цветов, все цвета...огонь пришёл после посвящения?

- Это огонь моей земли, - живительный, уничтожающий. Из-за него я оказался на базе, к нему когда-нибудь вернусь, - однажды покажу её тебе.

Кейн мягко, застенчиво улыбнулась, кивнула, вновь принимая мой путь.

Машина медленно, словно боясь оцарапать только заживший бок, набрала высоту - а затем, осмелев, сорвалась в сияющую пропасть неба.