Тысяча стиммов

Аннотация:

Кристоферу было семнадцать, когда он распродал себя по кусочкам...

[свернуть]

 

Всё началось с воздушного змея. Красивый, похожий на гигантскую птицу, сотканную из множества кусков ткани самых ярких цветов, он болтался в воздухе среди невзрачных собратьев, связанных тонкой леской. Кристофер уже в третий раз прошёл мимо торговой палатки, выжидая момент. Проклятый змей не давал ему покоя. Он должен был парить среди облаков, а не томиться на верёвке. Но он служил для привлечения внимания, и, в отличие от прочих, его никто не собирался продавать. Кристофер топтался за соседними лотками, ерошил волосы, напуская густую светло-русую чёлку на глаза, словно пытаясь скрыться за ней. Но оставаться незамеченным было уже невозможно. Пышногрудая торговка, затянутая в тугой корсет, не сводила с него хмурого взгляда, игнорируя усатого мужичка с крючковатым носом, который пытался узнать цену на бенгальские огни. Делать было нечего. Кристофер опустил голову и, хмыкнув себе под нос, поспешил слиться с толпой.

Сунув руки в карманы потёртых сзади и на коленках коротких брюк, он широким шагом направился по улице, уворачиваясь от спешащих навстречу людей. Он не был расстроен, а воздушный змей и вовсе был забыт, когда что-то мелькнуло вверху, загораживая солнце, а затем моментально исчезло. Сердце забилось в волнении, а толпа загудела. Кристофер бросился со всех ног, не жалея подошв любимых разношенных ботинок. Обогнув угол дома, он выскочил на проспект, едва не угодив под повозку с мулами, перевозившими бочки персидского синего эля. Крупная тень, провожаемая множеством взглядов, спикировала вниз и мягко притормозила у земли в конце улицы. Захлёбываясь воздухом от волнения, Кристофер снова припустил со всех ног. Трудно было поверить своему счастью и везению, — такие гости бывали в их краях довольно редко. Он замедлил шаг, лишь подойдя очень близко, ровно настолько, сколько необходимо для сохранения рамок приличия. Огромные серые потрёпанные крылья старого летуна (или падальщика, как небрежно прозвали их за то, что те «вечно падали с небес на головы мирных граждан») были сложены за спиной, и их концы тащились по земле, собирая дорожную пыль. Кристофер, словно зачарованный, брёл следом и думал, что будь у него такие, он относился бы к ним куда бережливее. Он бы и вовсе не спускался с небес на землю, ныряя меж облаками и закаляя их горячим солнцем и холодными ветрами. Достанься они ему, и его жизнь обрела бы величайший смысл.

С неведомым ранее отчаянием, до жара в груди и зуда в лопатках он пожелал обладать ими.

 

***

 

Аккуратно сняв с плиты тяжёлый медный чайник с вмятиной на боку, Кристофер разлил кипяток по двум чашкам, сунул в каждую по ложке и выставил на стол корзинку с пряниками. Он волновался и надеялся поскорее перейти к делу, но хотел произвести хорошее впечатление.

— Ты знаешь, я дорого возьму, — предупредил старый летун. Сухими пальцами он подцепил румяный пряник и окунул его в горячий чай.

— Я понимаю, — Кристофер плюхнулся на стул напротив и нетерпеливо потёр ладонями свои коленки. — Сколько?

Летун жевал молча какое-то время, то ли обдумывая цену, то ли нарочно испытывая его на прочность. Затем он вытащил из широкого рукава длинную курительную трубку и постучал ею по столу. Клубы серо-сизого дыма наполнили крохотную комнатку, у Кристофера защипало глаза, но он не подал виду. Он просто продолжал буравить гостя взглядом, мысленно моля его не молчать.

— Что ж, — наконец заговорил летун и кончиком трубки указал за спину Кристофера, вынуждая того обернуться. Позади стоял деревянный комод с одной сломанной ножкой, отчего он покосился со временем. — В верхнем ящике лежит что-то очень ценное, верно?

Быть может, он сказал наугад. А может, приписываемые летунам прочие магические способности, возникли не на пустом месте. Кристофер поднялся и подошёл к комоду.

— Вовсе нет, — нарочито беззаботным тоном ответил он, вынимая из ящика бусы-чётки, — дешёвка.

Единственно ценным в них было лишь то, что они достались ему от давно почившей матери. Кристофер даже толком не знал, как она умерла, — отец говорил на эту тему лишь под действием вина. И каждая его история настолько отличалась от предыдущей, что он давно перестал пытаться отыскать среди неё правдивую.

— Я бы оценил их в тысячу стиммов, пожалуй, — летун чуть улыбнулся сквозь жидкую бороду и коротко кивнул себе за плечо. — Как раз достаточно для оплаты.

Кристофер поражённо смотрел на грубо сделанные бусы в своих руках и не мог понять. Он считал их уродливыми, скучными, и уж точно они не могли стоить так дорого. Для него — да, ведь это от матери. Но зачем они летуну?

— Я... не знаю, — он замялся, интуитивно сдавливая их в кулаках и прижимая к себе.

— Или же, — старик поднял указательный палец и посмотрел на него хитрым взглядом, — есть и другая цена.

— Какая? — с облегчением и одновременно новым чувством тревоги спросил Кристофер, поспешно убирая подарок матери обратно на его место, в верхний ящик.

— Четырнадцать лет.

— Что?

— Четырнадцать лет. Не меньше, — кивнул летун.

— Но это ведь очень много! — поражённо выдохнул Кристофер, на мгновение успевая усомниться в том, так ли он хочет летать. — Слишком долго.

— Подумай хорошенько, — летун снова кивнул, повторил ритуал с трубкой, постучав ею о край стола, и убрал её обратно в рукав. Встав, отряхнул подол сюртука и, оставив недопитым чай, с плавающими на поверхности крошками, направился к двери. — Я вернусь, когда ты будешь готов заплатить нужную цену.

Кристофер вновь побрёл за ним следом, не в силах оторвать взгляд от потрёпанных ветром и временем серых перьев. Одно из них выбивалось, неестественно торча, и он не удержался. Старик, должно быть, не заметил или не подал виду, а Кристофер спрятал выдернутое перо в карман штанов. Выйдя на высокое крыльцо, летун с ловкостью юнца оттолкнулся ногами и, больше не произнеся ни слова, взмыл вверх. Это выглядело так легко и просто, а крылья казались такими прекрасными, блеснув в свете луны, что Кристофер подскочил за ним следом, раскидывая руки и глядя ввысь. Его полёт продолжался не больше пары секунд, сменившись стремительным падением с крыльца. Боль в колене и запястье отрезвила, но желания не убавилось. Напротив, Кристофер понял, что не может ждать долго.

 

***

 

Утро субботы началось с неспешных сборов. Кристофер надел светлую жилетку в клетку поверх белоснежной рубашки и выправил накрахмаленный воротник. Тонкий галстук-шарф в тон брюкам на штрипках он повязал аккуратным узлом, заправив концы под жилетку. На столе стоял подарок — бутылка лучшего домашнего вина, горлышко которой был обвязано скромным бантом.

Однажды Кристофер уже отказал Тью Расмуссену в дружбе, проигнорировав протянутую ему руку. Он вовсе не относился плохо к этому пусть и горделивому папенькиному сынку, но всё же широкой души парню, просто Кристоферу он не был интересен. Тью кичился отцовским состоянием, любил окружать себя красивыми девушками и верными балагурами-дружками. Особенно теми, которых одобрят его родители. Кристофера они бы одобрили.

«Биль-Биль-Гое», новый, ещё не успевший потонуть в пыли улиц, модный кабак, был наполнен дымом, голосами и ненавязчивой музыкой. Тью сидел в шумной компании друзей и подруг и как раз собирался встать и наполнить бокалы, когда Кристофер подошёл к их столу.

— С днём рождения, — как ни в чём не бывало произнёс он, протягивая свой подарок.

Пара девушек обменялись смешками, кто-то из гостей окинул его заинтересованным взглядом, другие и вовсе не обратили внимания. Тью поднялся и обошёл длинный стол. Он был весь с иголочки: сюртук из дорогой ткани, шарф повязан элегантным бантом, блестящие новые ботинки и дорогая, наверняка отцовская, трость. Румяные щёки и мутный взгляд явно говорили о количестве выпитого. Тью поражённо приподнял чёрные густые брови-дуги и, хлопнув Кристофера по плечу, взял бутылку и поспешно переставил её на стол, освобождая его руки.

— Глазам не верю, дружище, ты пришёл! — воскликнул он и во второй раз протянул ему раскрытую ладонь.

На этот раз Кристофер принял его рукопожатие, чувствуя, как хрустят костяшки в его крепкой хватке. А затем, когда Тью широким шагом направился к соседнему столу, дабы позаимствовать стул для нового гостя, Кристофер стыдливо спрятал в карман оставленные в его ладони два стимма.

 

На улице уже стемнело, и один за другим зажигались жёлтые огоньки фонарей, когда Кристофер тихонько скрипнул калиткой во двор. Он был вымотан после долгой гулянки, в ушах всё ещё стоял гул завсегдатаев «Биль-Биль-Гое», а ноги молили о пощаде. Кристофер рухнул на верхнюю ступень крыльца, стащил жёсткие скрипучие ботинки, серые носки и со вздохом блаженства растопырил в стороны пальцы. Сегодня он пусть чуть-чуть, но приблизился к своей мечте. В голове сами собой копошились мысли, велись подсчёты и ставились прогнозы. Он поднялся и снова, как пару дней назад, когда провожал взглядом старого летуна, подошёл к краю крыльца. С шумом втянул носом прохладный воздух и в волнении прикрыл глаза. Но и в этот раз полёт длился не больше нескольких секунд: Кристофер приземлился босыми пятками на землю, стиммы с укором звякнули в кармане.

— Хорош скакать, — слишком громко и неожиданно для тихого вечера раздался сухой голос отца, появившегося в дверях.

Кристофер молча взобрался обратно по ступеням и поднял свои ботинки. Он знал, что не стоило говорить ему, куда он пойдёт. Злые языки давно болтали о том, что семья Расмуссенов имеет виды на отцовские виноградники.

— Вместо того, чтобы ноги ломать, лучше поди вымой их и поработай-ка чуток, — продолжил отец и, не дожидаясь ответа, развернулся и зашёл обратно в дом.

Кристофер не испытывал никакого восторга при виде раскинувшихся виноградников, не понимал разницы между винами разной выдержки и отнюдь не наслаждался его терпким вкусом. Но отец спал и видел, чтобы сын продолжил дело всей его жизни. Он отказывался нанять пару лишних рук и использовать ржавеющий без дела пресс, отдавая дань традициям. Поэтому Кристофер, не сдержав тяжёлого вздоха, направился в сарай позади дома. Он омыл ноги холодной водой, выдвинул из-под лавки большую кадку со свежесобранным виноградом и следующие два часа мучил его под своими стопами. На столе, связанные насквозь продетой тонкой верёвкой, лежали несколько стиммов от отца. Для Кристофера они были ценнее любых прочих.

 

***

 

— Так вы актриса? И где же можно вас отыскать?

— Я ещё только начинаю, — взволнованно кутаясь в кашмирскую шаль, улыбнулась юная красавица Катрин. — Играю и пою оперетту в Театре Вытьянки. Слыхали?

— Доводилось, — соврал Кристофер.

Это была уже третья гулянка, устроенная Тью за последнюю неделею, и, разумеется, Кристофер ни одной не пропустил. А вот Катрин здесь появилась впервые, и сразу же была вверена ему хозяином веселья.

— Я мечтаю стать самой знаменитой актрисой, если не мира, то хотя бы нашего городка, — скромно поведала она, наклоняясь чуть ближе. Голоса и музыка заглушали часть её слов, и порой Кристоферу приходилось читать по губам.

— Уверен, вы затмите всех.

— А какая у вас мечта? — спросила она, заглядывая прямо в глаза, словно, если он не ответит, надеялась всё прочесть по взгляду.

Кристофер помедлил с ответом, бегло осмотрелся по сторонам, а затем изобразил руками крохотные крылья, что скорее напоминало пародию на цыплёнка, а не падальщика. Катрин изумлённо округлила глаза и прикрыла рот рукой.

— Ого, да вы смельчак! — воскликнула она, но тут же взяла себя в руки и снова перешла на шёпот. — И это дорогого стоит.

— Да, поэтому я здесь, — честно признался Кристофер.

— Что же, думаю, мы могли бы друг другу помочь. У меня есть некоторая сумма, — вдруг изменилась в лице Катрин и кокетливо протянула ему тонкую руку в белоснежной перчатке. — Лишь ваш восхищённый взгляд, и все подруги из Вытьянки поумирают от зависти.

Кристофер взял её ладонь в свою и, поднеся к губам, клюнул быстрым поцелуем.

— Тогда отныне мои глаза принадлежат только вам.

 

***

 

Вытьянка жила своей жизнью. Сплетни за спиной, горячие обсуждения и завистливые вздохи. А в первом ряду малого зала для Кристофера всегда было отдельное место. Глаза неотрывно следили за Катрин на сцене, не желая видеть больше никого. Каждый её взмах руки, покачивание локона густых волос, складка подола пышного платья — всё казалось прекрасным. Вот только уши, проданные пару дней назад старому профессору литературы, обожающему травить бесконечные байки, слышали фальшь в её голосе. Их очаровать было невозможно. И Кристофер, словно под гипнозом, всё продолжал жадно следить за её движениями, мучаясь от горящих ушей и зуда в пальцах от задолженых Тью Расмуссену рукопожатий.

— Милочка моя, вы были великолепны! — рассыпалась в лестных комплиментах старая примадонна театра, наигранно прикладывая к чрезмерно нарумяненным щеками ладони. Отовсюду слышались поддакивания её словам и восторженные возгласы. Катрин сияла улыбкой, обнимая охапку цветов и нежась во внимании поклонников. А Кристофер стоял рядом, придерживая её за локоть, и никак не мог наглядеться. Он чувствовал, что на них смотрят, оценивают и разбирают по кусочкам. Каждый подсчитывал стиммы и думал, какую бы деталь свежеиспечённой парочки отхватить для своей выгоды. И Кристофер согласен был пойти на любую сделку.

Когда вечер подошёл к концу, а новых знакомств было не счесть, он взял её под руку и проводил до дому. Опьянённая успехом Катрин, вспорхнула по ступеням крыльца и скрылась за дверями, а Кристофер ещё долго стоял внизу. Он, не моргая, смотрел на окно её спальни, — его глаза боялись пропустить то мгновение, когда она мелькнёт в окне. Но его сердце билось так ровно, что, казалось, даже свежий тыквенный пирог или, кружащий рядом изумрудный светлячок, вызовут в нём куда больше чувств.

 

***

 

Ночь тянулась слишком долго. Кристофер лежал в постели уже несколько часов, глядя в черноту потолка. И хоть глаза его слезились от усталости, ноги ныли, и всё тело жаждало покоя, он не мог уснуть. Он сдал свой сладкий сон в аренду за двадцатку в месяц. И даже стиммы, что мягко звенели в стеклянной вазе, не успокаивали и не убаюкивали его. Он поднялся с постели и подошёл к кривому комоду, на котором стояла ваза, и они зазвенели сильнее, освещая комнату холодным раздражающим светом. Кристофер выдвинул ящик и на мгновение замер, увидев внутри серое перо. Он успел уже позабыть о нём, позабыть о том, ради чего всё это затеял. Когда в последний раз, закрывая глаза, он представлял себе пушистые облака? Когда он прыгал с крыльца, отбивая пятки, и смотрел в небо? Он устало вздохнул, достал платок и, накрыв вазу, вернулся обратно в постель, надеясь хоть ненадолго забыться беспокойным сном.

 

***

 

Кристофер понимал, насколько искусственно звучит его смех. Но чем громче и заливистее он хохотал над историями Галлагера, тем тяжелее становился его карман. Иногда смех звенел отовсюду, а порой его шутки были до того глупыми и плоскими, что Кристофер смеялся единственный из всех. И тогда находился кто-нибудь, кто качал головой, без церемоний запускал руку в его карман и выгребал оттуда пару монет.

Губы ныли от натянутых улыбок, горло саднило от глупого смеха. Сегодня Кристофер потерял больше, чем заработал. Поэтому в перерыве между занятиями он сбежал от всех и нашёл уединения на заднем дворе. Прислонив голову к толстому стволу дерева, он прикрыл глаза и попытался дать себе передышку. Солнце мягко согревало кожу, где-то сверху пели птицы, хотя Кристофер не мог оценить красоту их голосов. Его уши скучали по байкам профессора.

Что-то врезалось в ботинок, он вздрогнул и открыл глаза. С другого конца двора на него смотрел Беван Филлипс, а возле ног Кристофера лежал его футбольный мяч. Странное чувство, но Беван, пожалуй, был одним из немногих, кого он был рад видеть. Смешной мальчишка с усыпанным веснушками лицом и острыми торчащими коленками. Он не был модно одет, а отец его был простым резчиком по дереву. Этого парня всегда мало что волновало кроме футбола, он не посещал шумные гулянки, не смеялся над чужими глупыми шутками, и смотрел всегда так, словно видит всех насквозь. Пожалуй, с ним, а не с Тью, хотел бы дружить Кристофер. Впервые за последнее время чувствуя прилив сил, он поднял с земли пыльный мяч. Беван пинал носком дырявого ботинка землю и ждал свой мяч, но Кристофер просто покрутил его в руках, вынуждая того подойти ближе.

— Привет, — уголками губ вежливо улыбнулся Беван и протянул ему раскрытую ладонь.

— Привет, — ответной улыбки не вышло, и у Кристофера похолодело внутри. Он взволнованно облизнул губы и попытался ещё раз, но без толку.

Беван смотрел озадаченно и явно ждал. Хотелось пожать ему руку, но его собственная будто потяжелела в несколько десятков раз и отказалась подниматься. Глаза сами собой отвело в сторону, а ушам очень не понравился чужой голос. Не говоря больше ни слова, Кристофер небрежно швырнул ему мяч, едва не попадая по носу. Он не видел, как нахмурился Беван, не слышал, как тот досадливо обозвал его болваном, но чувствовал себя и без того отвратительнее некуда.

 

***

 

Не с силах больше слушать укоры отца из-за отказа вновь идти на виноградники, Кристофер укрылся в своей комнате и запер дверь на ключ. Он понимал, что лишает себя немалой доли прибыли, но его ноги так сильно болели от нелюбимого дела, что он просто больше не мог. За несколько месяцев он сумел наполнить вазу наполовину, но вид звенящих переливчатых монет совсем не приносил радости. Кристофер устало плюхнулся на кровать и тяжёлым взглядом уставился на накопленное богатство. Сдаваться ещё так рано! Он прошёл половину пути, и у него до сих пор осталось столько всего, что можно было продать. Хозяйка самой крупной и известной лавки сладостей в их городке давно приценивалась к его желудку. Начинающий бездарный поэт из литературного кружка скупал лестные отзывы о своих стихах, и был весьма заинтересован в том, чтобы получить и похвалу Кристофера. А преподавателю алхимии, одержимому безумными идеями, так нужны были последователи, что он хватал пачками юные умы, весьма щедро платя за них. Кристоферу нужно продержаться ещё около полугода, и тогда он получит то, о чём мечтал. Вот только страсть его угасла, задохнулась под тяжестью фальшивых улыбок, взглядов и слов.

Желая напомнить себе о том, ради чего всё это, он вновь подошёл к комоду и вытащил потрёпанное перо. Оно показалось таким обычным, слишком пыльным и невзрачным, давно потерявшим былую прелесть. Кристофер разочарованно выдохнул и разжал пальцы, и перо мягко спланировало на пол. Смешно подумать, что однажды он мог сглупить и отдать за такую ерунду бусы матери. Последние всё так же лежали на дне ящика. Кристофер вытащил их, но тут же захлебнулся испуганным возгласом, когда половина неровных бусинок осыпалась и с треском поскакала по полу, раскалываясь на мелкие кусочки. Остолбенев, он какое-то время таращился на мусор у себя под ногами, а затем аккуратно прижал бусы к себе, боясь растерять остальное. Стиммы напротив возбуждённо загудели, дрожа и звеня о стеклянные стенки. И тут Кристофера накрыла волна отчаяния и злобы. Он с криком смахнул вазу на пол, разбивая вдребезги. Топтал и распинывал стиммы по углам комнаты. А потом горько зарыдал и был счастлив в своём горе, что не продал вчера слёзы назойливой скорбящей вдове, оставшейся с баснословным наследством от мужа, хоть та и обещала хорошую плату. Пускай рыдает в одиночку, пускай профессор травит свои байки кому-нибудь другому, пускай кто-то ещё провожает взглядом юную актрису, пусть чьи-то другие, не Кристофера, руки тянутся для рукопожатий. С него хватит, ему больше это не нужно.

 

***

***

 

На тридцать первый день рождения Беван вручил Кристоферу курительную трубку на длинной ножке, со смехом заявив, что это непременная часть стиля любого падальщика. Хоть функций она своих и не выполняла, годясь разве что для выдувания мыльных пузырей, для Кристофера это было ценнейшим подарком. Сев в кресло, он закинул ноющие ноги на пуфик, закусил трубку зубами и уставился в окно. По небу плыли облака, которых он вот-вот готов был коснуться, между лопаток приятно пекло, а ступни сводило от множества травм последних лет. О, сколько же раз он ломал себе ноги, прыгая сначала с невысокого сарая, затем второго этажа своего дома и так всё выше и выше, до верхушек самых старых сосен. За четырнадцать лет он не раз сомневался и хотел всё бросить, раны ныли, а соседи смотрели с неодобрением. Но он помнил каждый из мгновений полёта, и все они без исключения были наполнены для него великим смыслом.

За окном стемнело, и по небу разлились краски заката, но день ещё не был окончен. Шорох крыльев снаружи, и чьи-то ступни в грубых сапогах мягко опустились на крыльцо. Кристофер улыбнулся и поднялся с кресла, готовясь встретить долгожданного гостя. В дверь постучали.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 24. Оценка: 3,96 из 5)
Загрузка...