Если долго смотреть в бездну

Пролог

Родители часто говорят детям о смерти так, будто бы на самом деле они не уходят навсегда из их жизни, а отправляются в далекое путешествие на небеса, где будут наблюдать за родными и оберегать от опасностей. И эти слова из века в век не теряют актуальности, не перестают утешать и дарить надежду на встречу, которая рано или поздно все равно произойдет, но только не на бренной земле, а выше, там, где ангелы сидят на облаках. Но «Небеса» — это не конечная точка в путешествии душ, а лишь его часть.

Огромные облачные города расстилаются над землей, переплетая истории величественных замков самых мудрых и могущественных чародеев и уютные деревенские домики простых рабочих, пастухов и ремесленников. Здесь царит гармония и процветание, здесь свои законы и традиции, которые не нарушаются сотни тысяч лет.

Создания Небес не ведают о жизни на Поверхности, они лишь знают из многочисленных преданий, что их души когда-то принадлежали нижнему миру и переродились здесь, на облачных просторах в тех созданиях, каковых были достойны. Именно поэтому чародеи являются и по сей день самыми уважаемыми и почитаемыми жителями Небес, каждый из них имел в наличии особого рода артефакт, будь то кольцо, посох или древний свиток, который передавался по наследству. Им подвластна магия самого высокого уровня, дабы сделать жизнь граждан комфортной и безопасной, а их потомство непременно обладало зачатками магических способностей и в большинстве случаев было так же достойно продолжить нести крест своих родителей, ведь владение столь мощными силами — большая ответственность перед семьей и народом, который нуждался в помощи мудрых чародеев, а если и случались исключения среди наследников, то исторический предмет приносился в храм Великого Создателя, где в последствии сам выбирал себе владельца. Обычно чародеи чувствовали нерушимую связь с тем артефактом, который предначертан ему судьбой.

Вы спросите: «Задача чародеев сохранять безопасность? Разве здесь, в мире полном гармонии, происходят разбои и грабежи? Разве здесь возможно пострадать от рук злых и жестоких?». К сожалению, не всякий человек на Поверхности, прожив жизнь, совершал благие поступки и был добр к окружающим. Любая душа может быть околдована дурными мыслями, может поддаться греховному соблазну, приводящему в итоге к печальным последствиям, от этого и зависит уровень благополучия жителей Небес. Каждый здесь верил в реинкарнацию и возможное очищение, поэтому при рождении младенца его обязательно приносили к храму Великого Создателя, где собирались все близкие родственники, клали новорожденного в люльку и, распевая садханы, своего рода молитвы, в тон созвучья самодельных деревянных колокольчиков, осыпали новорожденного пыльцой эхломы, цветка Жизни, который произрастал в каждом из городов Небес, являясь самым благородным и светлым растением.

Таким образом родители вымаливали доброе сердце и чистую душу у Всевышнего для своего чада и просили благословения на его воспитание.

Глава 1

— Бейли, подожди! — кричал маленький мальчик, который бежал в след за своей подругой, босыми ногами собирая все неровности простиравшегося на сотню ярдов зеленого поля.

А девчушка все неслась словно ветер, раскинув руки широко в стороны, подставляя румяное лицо первым лучам солнца. Ее распущенные розовые волосы цеплялись за длинные стебли травы, а черные как смоль глаза ловили перелеты почти каждой букашки от цветка к цветку. Но она вдруг остановилась, увидав вдалеке, как серебряный купол храма Ширилью будто засветился и на мгновение окрасился в ярко-красный цвет.

— Попалась!

Мгновенье, и девочка поймана, но, не удержав равновесия, упала на мягкую землю и потянула за собой белобрысого мальчишку, запутавшегося в ее волосах.

— Шуло, смотри, — сказала она, поднимаясь на локти и, словно затаившись, стала наблюдать, как купол вновь приобретает привычный оттенок.

— Что- что?! — он стал отплевываться от розовых прядей, попавших в рот, и потом лег сверху на спину девочки, пытаясь уловить что-то необычное, что могла увидеть подруга.

— Глупый, ты не видел, что ли? Великий Создатель хотел поиграть с нами, он говорил! — она задыхалась от восторга и от того, что смогла расшифровать послание Ширилья, и указательным пальцем правой руки стала судорожно тыкать в сторону храма, пытаясь научить своего друга искусству дешифровки.

— Но ничего же нет! Как стоял он, так и стоит, тебе показалось, — фыркнул обиженно Шуло, сползая со спины Бейли и не желая больше играть с ней, раз она принялась обзываться. Ему не было дело до какого-то там здания, оно все равно ему никогда не нравилось. Стены фасада цвета слоновой кости, расписанные золотыми узорами в витиеватых переплетах, крохотные, но многочисленные окна, расположенные в, казалось бы, хаотичном порядке, но на самом деле в разное время суток лучи солнца особым образом попадали в помещение и создавали невероятное ощущение у тех, кто входил внутрь, как будто они находились в центре огромной паутины, являлись звеном в цепях жизни, которую подарил им Великий Создатель. Все это казалось чем-то волшебным для гловульцев, но мальчик считал, что храм больше похож на логово монстра, чем благодетеля, поэтому по случаю всегда старался его обойти.

Но девочка как будто не слышала друга, задумалась. Она впервые в жизни почувствовала себя особенной, окрыленной идеей своего предназначения. «Теперь у меня вырастут крылья, и я смогу узнать, что происходит на земле!» — думала она, представляя, как парит под облаками, спускаясь все ниже и ниже, встречая жителей Поверхности, представляя, как они вздымают к ней руки, улыбаются ей и просят остаться и подарить им радость от ее присутствия. Восторженные крики, смеющиеся глаза, и все это будет направлено ей, все их горести и печали пройдут, когда они увидят ее, парящую над землей.

— Пошли уже, твой отец зовет нас, — буркнул мальчик, хватая несостоявшуюся принцессу под локоть и указывая пальцем в другую сторону поля, где стоял рослый мужчина в хлопковой рубашке и льняных штанах, кричавший что-то детям и подзывавший их жестом руки к себе.

Но знак, который растолковала для себя Бейли открылся ей в итоге немного с другой стороны. Вернувшись нехотя домой, она узнала, что теперь в их семье прибавление. Мать держала на руках крохотное создание, которое звалось Мариэль и будет ей сестрой с этого дня.

Глава 2

Бейли никогда никому не завидовала. Ее семья большая и дружная, ее работа приятная и полезна обществу, ее любовь всегда взаимна и не требует обязательств. Все было хорошо и безоблачно, пока поблизости не появлялась ОНА.

Младший ребенок — это большая радость для родителей и огромное горе для старших детей.

— Бейли, малышка, сходи к мистеру Круиму, — мать как всегда сидела за ткацким станком, увлеченная делом настолько, что даже не стала отрываться от него, чтобы взглянуть на дочь, когда обращается к ней, сидящей у окна в ожидании чего-то или кого-то. — твой отец недавно помогал ему отстроить хлев, надо справиться о его делах, нужна ли еще наша помощь.

Девушка, как только услышала слово «надо», подскочила на месте с загоревшимися азартом и интересом глазами. В последнее время ей просто не доставалось работы. К ней никто не обращался за помощью, будь то отстройка здания или хотя бы мытье посуды.

— Уже бегу, матушка! — счастью ее не было предела, ведь так скучно порой сидеть дома, не обремененной обязательствами, а игры на облачных полях рано или поздно все равно надоедают и прекращают интересовать.

Она пулей вылетела на свежий воздух, подхватив с собой сумку с инструментами на всякий случай. Ее ноги бежали впереди нее, не разбирая дороги, пару раз она чуть не упала, но вовремя сохраняла баланс, а когда увидела идущего навстречу белобрысого паренька, то даже не притормозила, чтобы объясниться перед ним, почему она не дождалась его, ведь они хотели устроить соревнования с препятствиями на скорость на недавно возведенной большой площадке недалеко от местного рынка.

Бейли добралась до Чародея Лекаря за пять минут, собрав по пути все кочки ногами и, все-таки, разок познакомившись с землей поближе, отчего колени ее саднило, а ладони немного жгло, но она не обращала на это никакого внимания. Это все настолько неважно, что мысли ее ни разу не были смущены ранами.

— Мистер Круим, сэр! — громко прокричала она, как только подоспела к его дому, но не простояв около входной двери и нескольких секунд, она рванула на задний двор, где и располагался хлев, о котором говорила матушка.

Но ее широкая улыбка и блеск полных энтузиазма глаз медленно стали исчезать с лица. Руки стиснули кожаный ремень походной сумки, сделанной самой, а тело чуть вздрагивало от недостатка кислорода в легких, который исчерпался в процессе бега.

Высокий и худощавый мужчина средних лет любезно беседовал с ее младшей сестрой, утиравшей правой рукой пот со лба. Мариэль стояла с косой в руках, проделав действительно большую работу, судя по тому, как идеально было выкошено совсем небольшое посевное поле.

«Но…»

— Как же так? — себе под нос произнесла она, чуть осипшим голосом, надеясь, что и ее заметят, и ей тоже предложат работу. — Мистер Круим! Здравствуйте, мистер Круим!

Она шустро оказалась подле говорящих и наконец продемонстрировала им свою обворожительную, искреннюю улыбку, в которой заключалась вся доброта ее хрупкого сердца, вся его готовность принять чужие проблемы и оказать поддержку.

— Матушка просила узнать, нужна ли Вам еще какая-либо помощь, — глаза сияли, она старалась не смотреть в сторону сестры, дабы не делать больно самой себе от осознания ее вездесущего присутствия.

— Я очень рад, что ваш отец помог мне с хлевом, теперь он в прекрасном состоянии, — начал мужчина, уперев руки в боки и кивнув в сторону здания, о котором говорил. — о, об этом можешь не беспокоится, Мариэль славно потрудилась! Ваша семья, действительно, на все руки мастер! — его широкая ладонь легла на плечо младшей дочери Новера, в ответ которая звонко рассмеялась, благодаря попутно за похвалу.

Бейли дала обещание передать матушке его слова и ушла. Она возвращалась домой, но теперь совершенно опустошенная и растерянная. Единственная просьба для нее за целую неделю, и та провалилась.

— Бейли! Ну что за дела? Почему ты постоянно… — Шуло уже успел узнать, куда направилась подруга и последовал за ней, но когда наконец смог застать ее спокойно идущую, то лучше бы она сотню раз пробежала мимо него, чем была бы возможность ее догнать и увидеть то, что увидел парень.

Поникшая, она уткнулась взглядом под ноги и прошла мимо друга, как будто его здесь вообще не было. «Чем она лучше меня?» — этот вопрос не давал ей покоя, вертелся в голове, как бот в штурвальном колесе.

— Пошли, устроим соревнования! — не унимался юноша, крутясь вокруг нее да около, ему правда очень хотелось поднять ей настроение, сделать хоть что-то, чтобы сорвать эту обреченную маску с ее лица.

— Нет, — сквозь зубы ответила девушка, отмахнувшись от него, как от назойливого насекомого. Она не любила подавлять свое настроение, ей было интересно, каково это, ощущать различный спектр эмоций. Радость, легкость, одухотворение, раздражение, ненависть, злость. Но Бейли пугало то, что последние стали все чаще ее навещать. Она чувствовала, как внутри все покалывало и зудело, хочется шипеть и извиваться, чтобы это прошло, хочется кричать и бить кулаками стену, нанести себе физический ущерб, дабы избавиться от душевных страданий. Но она не могла себе позволить такую роскошь, как истерики дома или в общественном месте, она была выше этого, не хотела привлекать к себе внимание таким ужасным способом, поэтому тихо и мирно ждала, когда ей дадут возможность проявить себя. И вот, казалось бы, просьба матери должна была вдохнуть в нее жизнь, как сладкая пилюля после горького лекарства. И что из этого вышло? Пришлось смаковать горечь, не показывая отвращения на лице, пришлось принять эту мерзкую смесь, оставляющую неприятное послевкусие. Ведь что она могла? От нее уже ничего не зависело, кто-то решил за нее, как ей продолжать жить и как умирать в этом небесном городе.

Придя домой, она ничего не сказала матери, лишь молча кинула сумку на кресло в своей комнате и ушла в храм Ширилью. Это место всегда оказывало ей какую-то невидимую поддержку, ей казалось, что именно там ее кто-то может действительно ждать.

Стоило Бейли только пройти пару метров от входных дверей, как ноги ее почувствовали невыносимую усталость, подкосились и уронили девушку на колени перед большим изображением добродушного мудреца. Его глаза смотрели на нее с любовью и даже с неким пониманием. Как будто говоря: «Я вижу тебя, дитя, вижу твою душу, ее стенания. Я принимаю твою боль. И ты прими ее.» — «Но зачем Вы подали мне знак? Почему вместо того, чтобы дать мне крылья, Вы сломали мне спину?»

Ответа на ее немые вопросы не было, лишь свет в этом пустом помещении пытался наладить с ней контакт, преломившись под иным углом, создав в итоге прекрасную паутину линий, в которую попалась Бейли. Ее ладони водили по ровному полу, ноги не хотели поднять тело, голова чуть склонилась вниз и вправо, розовые волосы распластались в витиеватых узорах вокруг нее, как бы защищая от ложных надежд.

«Что мне делать?»

— Ответь мне! — наконец ее обычно напевный и размеренный голос высвободился из сдерживающих тисков, прозвучал грубо, остервенело, словно это последние ее слова в этой жизни. Черные глаза впились в изумрудные напротив, не прося, а требуя объяснений, хоть чего-то, что могло дать ей уверенности в завтрашнем дне и последующих.

Но картины, как и изваяния, не умели говорить, мужчина лишь снисходительно улыбался ей. «Я принимаю…, и ты прими...».

Глава 3

Высокая, с точеной фигурой, взгляд ее янтарных глаз источал нежность, улыбка легкая и беззаботная, аккуратные черты лица, черные вьющиеся волосы, убранные сзади в аккуратную греческую прическу. Божественное создание, которому перешло все, что некогда принадлежало Бейли. Все только и щебетали вокруг нее, дарили ей свое тепло, открывали душу, а существа без внимания на Гловуле быстро чахли и умирали, перерождаясь в людском мире человеком. И никто не был исключением: ни только что родившийся младенец, нежеланный ребенок, обделенный родительской любовью, ни старик, забытый родственниками и доживающий остаток жизни в одиночестве. Бейли стала обездоленной жертвой этого недуга довольно рано: все будто бы знали о ней, но как бы попутно, на всякий случай. Приходит помочь на ферме соседу, а там уже Мариэль, которая забирает все внимание на себя, нужно собрать целебные травы для Чародея Лекоря, и тут она оказалась на несколько шагов позади сестры, а если девушка возвращается домой, то родители вечно интересуются, как там справляется с работой младшенькая, получается ли у нее то или иное дело. Все видели Бейли, все знали о ней, но никто не хотел подарить ей частичку своего драгоценного времени, хотя бы толику внимания, чтобы вдохнуть в нее силы и надежду.

И вот светло-розовые волосы стали тускнеть, черные глаза потеряли блеск и грязно-серые теперь взирали на этот мир с немым вопросом: «Почему?».  Но ответа не было, все так увлекались новоприбывшей, что теряли всякий интерес к той, что нуждалась в спасении, которая ждала протянутой руки.

Ее душа медленно, но верно начала принимать тот факт, что жизнь уходит, а так хочется еще побыть здесь, так страшно спускаться с кучевых облаков туда, вниз: где нет родных, где яркость замков Гловула сменит хоровод однообразных и примитивных домов с их неприступными и холодными жителями, изображаемыми так часто на картинах самого известного Чародея Искусства. Только мысль о том, что когда-то давно, в детстве, она видела знак свыше, держала ее до последнего, она, вне всяких сомнений, хотела побывать на Поверхности, но в качестве божества, мессии, если угодно, однако жить в человеческом теле без возможности вернуться домой — эта не то, на что она была готова пойти без колебаний. Вера в лучшее не давала забыться сном и уйти из жизни своих близких, своего города, уйти с Небес безвозвратно.

Ее хрупкая фигура медленно передвигалась по устланной желтыми листьями небесной тропе в сторону монумента Ширилью.

Вечное лето царит на Небесах, и лишь на два месяца в году наступает период дождей, которые считаются великим омовением, освобождая Облачные земли от тягот и трудностей, которые испытывали жители в течение года, ступавшие по этим местам.

Стоило Бейли только взглянуть в изумрудные глаза обелиска, она почувствовала себя более уверено, нежели пять минут назад. Создатель не даст ей загубить себя, он видит, что всю жизнь девушка трудилась на благо города и семьи и никогда не роптала на трудности, старалась быть достойной своего отца и дома. Она все спланировала, все просчитала. Сложно сказать, в какой момент почувствовала, что стоит что-то предпринять, стоит бороться за свое право на существование. Каждый раз, когда она перебирала способы восстановить себя среди гловульцев, да и просто среди членов своей семьи, то в голове, так или иначе, завершающей мыслью было что-то за пределами моральных устоев и принципов. Это пугало и шокировало, но тем не менее хранилось в памяти, не желало покидать ее, словно навязчивая идея.

Пригласить Мариэль в это место, чтобы окончательно расставить все точки над «i». Та не заставила себя ждать, пришла вовремя, как и полагается существу вездесущему.

— Бейли, моя дорогая сестра, — начала она с придыханием и воодушевлением, ведь так любила всех членов своей семьи, что не могла не обрадоваться, когда самая нелюдимая из них вдруг решила заговорить с ней. — Я счастлива видеть тебя, мы ведь так редко общаемся!

Ее голос подобен цветочному меду, растекающемуся по древу, она сопровождала свою речь плавными переходами рук от сердца в сторону сестры, демонстрируя ровные изгибы длинных пальцев и доброжелательность своей натуры.

Бейли в ответ на ее слова сообразила на лице подобие улыбки, на которую у нее остались еще силы. В правой руке она сжимала посох отца, которым он пользовался, когда требовалось реконструировать здания, помочь жителям города, поэтому никто из окружающих не обратил на нее особого внимания: все прекрасно знали, что дочери Новера, Чародея Строителя, одного из самых почитаемых созданий здесь, всегда придут на помощь местным жителям в возведении новых домов или починке домашней утвари, их семья славилась невероятными способностями в этой сфере.

— Мариэль, я позвала тебя, чтобы прояснить, — голос Бейли испортился до безобразия. Низкий тон, задыхающийся после каждого третьего, а то и второго слова. — Я очень хочу жить.

Досказанное со скрежетанием металла по стеклу произнесено сквозь зубы на той же иллюзорной улыбке с дополнением в виде нахмуренных бровей. Ей было тяжело держать все недосказанное в себе, ей тяжело было теперь говорить об этом. И, кажется, нет выхода из этого замкнутого круга.

— Я… Бейли, я не понимаю, о чем ты, — пролепетала черноволосая бестия, сломавшая жизнь некогда прекрасному созданию. Она, действительно, никогда не думала о том, что может причинить неудобства кому бы то ни было, потому что была окружена любовью, и некогда было обращать внимание на возможные проблемы, да и не хотелось, когда вокруг нее все просто искрились от счастья. Никто не хочет ломать свой лучезарный мир и окунаться в чужое горе, но в данном случае Мариэль, да и не только она, поскупилась на чуткое внимание для собственной сестры. Это была жестокая реальность, когда розовые очки младшей из дочерей Новера разбились в дребезги, сломав беззаботную доселе жизнь и нацепив на шею тяжелый груз… Непомерный груз ответственности за свою слепоту.

Но сейчас… Сейчас она прекрасно понимала, она просто не могла не увидеть, как страдает ее сестра. Покрытые мутной пеленой глаза Бейли показывали все, что творится в душе, а там Мариэль увидела не цветущий сад с дикими цветами, а выжженный дотла одинокий лес. Пеплом покрылись остатки деревьев и кустарников, земля содрогается при малейшем внешнем воздействии, ни одной живой души, здесь было нечем дышать. В глазах каждого из жителей Гловула царил свой особенный, нерукотворный мир, удивительный и уникальный, а самое главное — живой. Но здесь… Младшая дочь Новера поняла, что душа эта мучается, она еще не умерла, но и жить больше не сможет.

— Мне не нужно твое понимание, сестрица, — Бейли наступала на нее, дрожа от того, что задумала воплотить в жизнь, а та лишь могла пятиться назад, пребывая в смятении от увиденного, пока не уперлась спиной в покрытые зеленым плющом перила. — Мне нужны мои крылья!

Руки девушки загорелись синим пламенем после уверенного взмаха посохом, она закрыла левой ладонью нижнюю часть лица Мариэль и впилась жадным взглядом в ее янтарные, полные страха глаза. Жертва не могла кричать, лишь гулко мычать и ладонями упираться в плечи сестры, но все было без толку, когда во власти предмет такой мощи, наряду с которым меркли обычные силы гловульцев. Местные жители, заметив все же бурную активность неподалеку, поспешили на помощь. Двое мужчин схватили под руки Бейли и стали пытаться оттащить ее назад, но у них это получалось с большим трудом, пока кто-то не додумался позвать на помощь владельца артефакта, который находился к ним ближе всего.

Глаза Бейли с каждой секундой становились ярче, в них мелькали огни чужой души, а от ее остервенения в стороны летели искры, до тех пор, пока правой ногой она не пнула Мариэль под дых, а потом вырвалась из хватки державших ее горожан и с криком отчаянья и торжества столкнула младшую сестру за перила. К сожалению, лишь в этот момент подоспел Круим, владелец посоха Жизни и отнял орудие убийства у розоволосой.

Подобные акты насилия на Гловуле были редкими, но тем не менее случались время от времени. Никто не знал, что происходит с телом жителя Небес там, на Поверности, но ходили слухи, что оно распадается в пыль, становясь частью нижнего мира, а душа попадает во владения храма Шерилью.

Бейли дрожала, ее переполнял адреналин, но она не могла выдержать вес силы, которая принадлежала сестре. По порозовевшим щекам стекали слезы, ожившие губы тряслись, а в груди больно защемило. Ей было не так хорошо, как она предполагала, ее тело болело, а тот самый выжженный лес выворачивался наизнанку, земля в нем ходила ходуном, извиваясь причудливыми фигурами. Жители города прижали ее руки и ноги к земле, чтобы в беспорядочных содроганиях девушка не поранила себя или окружающих. Наконец на место трагедии прибежал Новер, который опустился перед дочерью на колени в полном оцепенении и ужасе наблюдая, как ее грязно-серые глаза снова становились черными, да так стремительно, что границы радужной оболочки завибрировали и порвались в нескольких местах, пропуская черные линии по белку.

— О-те-е-ец, — жалобно простонала она сквозь захлебывания в собственных слезах, вертя головой то вправо, то влево, как будто отмахиваясь от того, что с ней происходит. — Я лишь… хотела… летать…

Голос ее затрепетал как ручей, с отзвуком серебряных монет, кожа стала нагреваться и, кажется, даже задымилась, но Новер все же вовремя взял себя в руки и вернулся в реальность, где его ребенок вот-вот погибнет из-за собственной глупости. Мужчине вернули его артефакт, он сосредоточился на его силе и, когда посох снова одобрительно засветился в руках истинного владельца, положил левую ладонь Бейли в область солнечного сплетения. Ее тело медленно покрывалось синей пленкой, вязкой и липкой, она помогала поглотить излишки энергии, упрощая работу организма.

Граждане уже не держали нарушительницу покоя, поскольку та перестала биться в конвульсиях и просто изредка вздрагивала. На Гловуле подобные выходки не оставались безнаказанными, однако все могли лично наблюдать страдания Бейли, никто ранее не имел возможности лицезреть, как житель Небес перенимает душу у другого, что происходит при этом, и как воспринимается телом такая подмена. По взглядам очевидцев не трудно было догадаться, что мало кто захотел бы оказаться на месте розоволосой. Ее муки были похожи на адские истязания, и все уже безмолвно сошлись на мысли, что Верховный Совет, состоящий из выбранных чародеев города путем голосования, сочтет гуманным и честным отправить девушку в изгнание, а носить клеймо изгнанного чуть ли не самый страшный крест после, собственно, убийства себе подобного.

Отец Бейли не стал ждать, что кто-то позволит ему взять ответственность за содеянное собственным ребенком, он знал, что никто не осудит его, если он просто поднимет дочь с земли и отнесет ее домой, сокрыв ото всех до тех пор, пока та не будет в состоянии выслушать и принять решение Совета по поводу ее будущего.

 

 

Глава 4

Боль. И больше не существовало в этом мире ничего для нее. Ощущение полета и свист ветра лишь говорили о том, что мучения вот-вот закончатся. Ее руки железной хваткой вцепились в верхнюю часть лица, пытаясь унять невыносимое жжение, а тело стремилось защитить себя, остатками магических сил накрывая спину синими волнами.

Перед ней пронеслась вся жизнь: первая любимая игрушка, первый сорванный цветок, большой дом, лица горожан Гловула, улыбки, смех, мать за ткацким станком, отец помогает соседу построить хлев, и девушка... Почему-то среди всех остальных она выделялась особенно. Розовые волосы, кончиками достающие до самого пола, черные глаза, наполненные тоской и печалью, подол красного платья до колен сжат в кулачках, а ноги неуверенно переминаются с одной на другую, босые, покрытые мелкими царапинами от бесконечных прогулок. И она смотрит на Мариэль, не отрываясь, хочет что-то сказать, но не решается.

«Кто ты? ... Почему грустишь?»

Но ответа нет, лишь быстрая смена обстановки, и обе стоят возле храма Великого Создателя, возвышающегося на заднем плане, как непреодолимая стена. Теперь девушка напротив одета в мужскую широкую одежду, волосы собраны в высокий хвост, а в руках ее был посох Чародея Строителя.

«Ответь мне!»

Молчание, плотно сжатые губы застыли в безмолвии, не желая повиноваться ее воле. Но глаза! Они заговорили!

«Скажи!»

Два резкий толчка, как падение об лед, но это лишь выплески энергии, а за третьим последовал настоящий плотный удар о землю. Спина хрустнула, было ощущение, будто позвоночник изогнулся в противоположную сторону под диким углом, но на самом деле все было не так ужасно, поскольку приземлилась девушка на что-то такое, что само издавало ярко-выраженный хруст.

Мариэль чувствовала покалывания по всему телу, словно тысячи крохотных иголок впивались в кожу, заставляя ее покрыться мурашками. Холод. На Небесах не было зимы, там нельзя ощутить мороз. Но она… Она не знала, что такое Небеса, просто слово крутилось у нее в голове, как будто что-то важное, что-то родное, но в то же время далекое и недосягаемое.

Руки опустились вдоль тела, черные кудри беспорядочно раскинулись вокруг заболевшей от удара головы, под которой образовалось красное пятно. Верхние веки содрогались, боясь опуститься хоть на мгновенье, ресницы обуглились, покрылись сверху тонким слоем инея, нижние веки слились с щеками, как будто их приварили чем-то горячим, а на месте янтарных глаз образовались два черных углубления, из которых стекала темная жидкость с голубым сиянием, растворявшаяся, как только попадала на белый покров Поверхности.

— Больно… Мамочка, мне так больно…— вдруг вырвалось жалобно и слезно из дрожащих уст девушки, ее лицо исказилось в гримасе отчаянья, пальцы сжали на бедрах тонкую ткань серой юбки, которая была беспощадно разорвана. Она не знала, как выглядит ее мама, но звала ее неосознанно, словно вверяясь этому загадочному слову, ожидая от него помощи.

В ее голове была темнота и ничего, кроме нее. Она пыталась зацепиться хоть за что-то из собственного сознания, хоть за какой-то проблеск, что помог бы ей понять, но куда бы не свернула, везде ее ждала густая, нескончаемая и ужасающая пустота.

Та девушка с печальным взглядом, единственная, кто встала перед ней в этой темноте, и, показывая свои ладони, она задавала только один вопрос.

«Где твоя рука?»

Опустив взгляд вниз, Мариэль увидела, что ее руки скрещены за спиной, она не понимала, как такое произошло, но подняв голову, удивленно взирая на незнакомку, она увидела, что ладони ее мелко задрожали, по ним стекала красная густая кровь.

«Где твоя рука, Мари?»

Это все, что она повторяла, перед тем, как исчезнуть во мраке, унеся за собой ответы на многочисленные вопросы потерявшейся души.

Темно-фиолетовый корсет стал невероятно тесен, девушке трудно дышать и, в конце концов, сознание покинуло ее, как будто сжалилось над судьбой Мариэль, как будто давая ей возможность уйти от этих тяжелых минут.

Глава 5

— Как она?

— Ни с кем не разговаривает, — перебирая нервно исколотые пальцы у груди, ответила женщина в возрасте, с надеждой стоя у закрытой двери. — Может, у тебя получится… Сегодня ее последний день в городе, мы бы все хотели попрощаться, но она даже не желает отвечать мне.

Высокий парень с пшеничными волосами и фиолетовыми глазами нахмурил густые брови, размышляя над тем, как же ему вывести Бейли из созданной самой темницы.

— Не волнуйтесь, Эллина, — поспешил успокоить он несчастную мать, с тяжелым сердцем простившую свое чадо за то, чего не стоит прощать никому. — Я слышал, что Вы почти не отходили от двери за все это время. Отдохните несколько часов, я постараюсь вывести ее.

Женщину нисколько не убедили слова парня, она все стояла, растерянным взглядом кидаясь то на запертую комнату, то на гостя, ища какой-то иной помощи в ее стараниях, но, когда руки блондина легли на ее узкие, исхудавшие плечи, она словно почувствовала, насколько сильно устала. Ее янтарные глаза с благодарностью посмотрели на юношу, и Эллина наконец позволила себе закончить дозор у двери дочери.

— Бейли, это я, — начал он, не зная на самом деле, что ему стоит сказать, чтобы его впустили. — Позволь мне войти, пожалуйста.

Его голос прозвучал достаточно уверенно, однако сам юноша чувствовал себя несколько иначе. Ему до сих пор не верилось в то, что произошло буквально двумя неделями назад, он не мог принять тот факт, что человек, которого, как он считал, он знает вдоль и поперек, мог так поступить. Блондин, безусловно, видел, как она угасает с каждым днем, но всякие его попытки развеселить Бейли, привести ее в порядок заканчивались крахом. Он корил себя за то, что мог сделать для нее больше, но не сделал, правда не имел представления, что именно ему стоило предпринять для ее становления на ноги.

И тут по ту сторону что-то щелкнуло, дверь медленно отошла вовнутрь, позволяя парню войти. В комнате было довольно светло, большое окно без занавесок этому способствовало как нельзя лучше, позволяя увидеть обстановку, которая осталась неизменной, только лишь девушка одиноко сидела на кровати, держа на коленях походную сумку и не поднимая взгляда, скрыла лицо за ровно состриженной розовой челкой.

— Я пришел сказать, что хочу уйти с тобой, — выпалил парень как на духу, боясь растягивать резину, лишь бы больней она не ударила. Его голос прозвучал даже несколько жестче, чем он сам того хотел, однако реакция подруги была еще более удивительной.

— Я не возражаю, — таков был ответ. Бейли не хотела вести его за собой, а уж тем более быть ведомой им, и все же она подняла на него свои глаза: зрачок за время реабилитации побелел, а радужка так и осталась порванной, отчего темные линии словно разбили белок на осколки. — Но ты подумал о том, каково будет твоим родителям? Я не путешественник, Шуло… Я — изгнанница…

Она не хотела обрекать этого доброго и честного человека, которого знает всю свою жизнь, на такую нелегкую судьбу. Ее грех непомерно тяжек, и она решила нести его сама.

— Родители любят меня и примут мой выбор, каким бы он ни был. Ты прежде всего мой друг, — уверенно сказал он, не позволяя промелькнуть и тени сомнения, однако не сумел скрыть легкое вздрагивание от увиденного. Его не пугала сама девушка, лишь сам факт того, с чем он столкнулся впервые. И чтобы компенсировать свой страх перед неизвестным, Шуло подошел ближе к ней, присел на корточки и положил свои руки на ее колени, скрытые плотной тканью темно-красных шаровар. — Не убегай от них, дай возможность проститься.

Она, действительно, хотела тихо скрыться под покровом ночи. Боялась увидеть осуждающий взгляд матери и строгого отца. Она считала, что любовь в их сердцах растаяла подобно сахару в чае, что там больше нет для нее места, что она умерла для них в тот день, когда осознанно лишила дочери. Однако сейчас, когда аметистовые глаза напротив взирали на нее, она увидела, что не вызывает у парня чувства презрения, что он всей душой желает помочь и говорит ей правду. Пускай она не знала наверняка, как ей теперь вести себя с окружающими, как держать себя среди гловульцев, но убеждена, что Шуло знал. На ее пути это был единственный проблеск света в переплетении веских причин уйти. Перед ней тот, кто верит в нее. Верит в ее спасение.

 

Глава 6

Обшарпанная однокомнатная квартира, кругом бардак и грязь, лунный свет из окна лениво касается пола и выцветших обоев на стенах, двое не спят. Он стоит у зеркала: уставший взгляд ядовито-зеленых глаз, черные круги под ними, как следствие бессонницы, окрашенные в темно-синий цвет волосы находятся в удивительном порядке и нахмуренные раздраженно черные брови говорят об упадочном настроении. Она сидит у изголовья кровати, поджав под себя ноги: плотная черная повязка закрывает верх лица, тонкие пальцы что-то невидимое вырисовывают на стене, а голова то и дело крутится по сторонам, сопровождаемая резкими, и как будто совершенно лишними для нормального человека движениями плеч и корпуса.

— Собирайся, прогуляемся, — низкий голос парня прозвучал в этой тишине довольно резко, но девушка не думала реагировать на него, как на что-то угрожающее. Она только отвлеклась от своего крайне увлекательного занятия, повернула голову в сторону, откуда исходил звук, и изобразила на лице скованную и неестественную улыбку, похожую на помесь безумия с игривостью.

Они укутались в теплую одежду и вышли на улицу, где сыпал крупными хлопьями белый снег. Ночь нанизала фонари на лески. Он шел чуть впереди, оставляя ее позади себя наедине со своими мыслями. Мариэль неспешно перемещала ноги, то поднимая колени высоко, то косолапя, то вообще влача их по земле, собирая снег в небольшие кучки на носке ботинка, который был ей явно не по размеру. Ее разум затуманен, в нем нет практически ничего, кроме того, что вложил в него этот странный парень.

Удивительно, что в мире существуют такие стечения обстоятельств, такие внезапные порывы людской жалости и бесстрашия, что совершенно незнакомый и незаинтересованный человек может взять под свое крыло другого, причем явно не совсем нормального.

Девушка редко говорила, а если и подавала голос, то только чтобы позвать юношу по имени или односложно ответить на его вопросы. В городской больнице сказали, что у нее ретроградная амнезия, т.е. нарушение памяти о событиях, предшествующих приступу заболевания, в данном случае это был сильный удар головой о землю, но больше всего врачей удивил факт отсутствия глаз, который они не могли объяснить иначе, как следствие насилия, но молодой человек убедил их, что они родственники, и на самом деле с девушкой случился несчастный случай еще в детстве, а денег на протезы у их семьи нет. Дар убеждения у него был на высшем уровне, так что работникам медицинского учреждения ничего не оставалось, как слушать его россказни и верить.

Почему он, ничего не добившийся в жизни, безответственный и вообще вредный для общества человек вдруг решил проявить акт милосердия и заботы относительно этой несчастной? Наверное, никто не сможет ответить на этот вопрос, даже сам парень. Но когда он увидел ее, посиневшую от холода в легкой одежде, увидел, как алая кровь под ее головой плавит снег, а из черных глазниц вытекает какая-то синяя жидкость, то в голове мимолетом пронеслась мысль, что он должен всенепременно помочь ей, хотя на вид это уже был холодный труп. Ее вид пугал и в тоже время не позволял отвести глаз. Ужасающая красота, от которой с одной стороны по телу бегут мурашки, а с другой тошнота подкатывает к горлу.

— Хей, смотри куда идешь! — слишком громко для такого времени суток раздалось где-то позади него. Юноша обернулся и увидел, как неизвестная личность схватила девушку за плечо и потянула за собой. Он так задумался, что не заметил этого мужчину, прошедшего буквально в метре от него, который столкнулся в итоге с его спутницей, имеющей привычку опускать голову вниз. Неизвестно как, но даже без глаз она различала дорогу, людей; парень считал, что это заслуга чуткого слуха или обоняния, ведь говорят, что при отсутствии одного из органов чувств обостряются другие, хотя сам не был до конца уверен в этой гипотезе.

— Тилль, — неуверенно пролепетала она трясущимися губами, обратив лицо к нему. И ее голос вывел его из состояния прострации, поэтому парень резко подскочил к незнакомцу и уверенно взял его левой рукой за запястье, с внушительной силой сдавив пальцами. Что сказать, юноша хоть и был на вид больным неформалом, однако удар у него крепкий и силы хватит, чтобы накостылять какой-нибудь зарвавшейся шпане или типу, вроде того, что стоял напротив.

— Не трогай, — всего два слова, прозвучали они не как просьба или предложение, а железным и грубым тоном, словно ситуация может принять совсем недобрый поворот и закончиться где-нибудь в обезьяннике. И это было недалеко от истины, поскольку Тилль, как его назвала девушка, тверд в своих намерениях и вполне был готов подраться здесь и сейчас, если того потребуют обстоятельства. Но мужчина, осознав, что его жертва гуляет не одна, а под защитой, быстро умерил свой пыл, отцепившись от нее, не желая действительно нарваться на служителей порядка в такой час, когда они были почти повсюду. Ему оставалось только пробурчать что-то недовольное себе под нос и уйти подальше.

Мариэль инстинктивно обняла своего спасителя, уткнувшись сизым носом ему в грудь и скрестила руки за его спиной в замок, желая постоять так некоторое время. Он не стал ее отчитывать или сопротивляться ее прихотям, лишь правой рукой по-отцовски погладил растрепанные вьющиеся волосы на макушке, говоря этим жестом о том, что рядом с ним она в безопасности. Парень никогда не проявлял к ней сильно выраженных нежных чувств, однако именно он на последние деньги купил ей теплую куртку и штаны, приносил еду в дом не только для себя, но и для нее тоже, позволил вообще жить ей рядом с ним, несмотря на то, что знает только ее имя и то не был уверен, что оно настоящее. Когда она первый раз заговорила с ним, то назвалась «Мари», так что он ее так и называл. В его глазах она была брошенным на улицу безродным щенком: одиноким, скулящим от собственной ненужности, ищущим того, кто обратил бы на нее свое внимание. И он почувствовал это, ему захотелось и самому быть для кого-то значимым, поскольку таких людей у него не было отродясь.

Ему часто казалось, что она будто не здесь, не с ним, а где-то очень далеко, потому что в ее действиях почти никогда не было смысла: она могла ни с того ни с сего начать прыгать, пытаясь словно дотянуться до чего-то наверху, или же наоборот падала на колени, вставала и снова падала несколько раз подряд, то размахивая руками во все стороны, то плотно сжав их в молящем жесте. Все эти беспорядочные акты смены деятельности вызывали у парня смешанные эмоции: непонимание, удивление, страх. Ему не доводилось встречать людей с психическими отклонениями, а именно так он трактовал действия Мари для себя, но больше всего в его голове засела фраза, которая всегда посещает голову, стоит ему увидеть что-то из ряда вон выходящее со стороны девушки. «Глаза — это зеркало души… А что с душой, если глаз нет?».

Девушке на самом деле, как и предполагал Тилль, ветра сорвали башню и поломали все мачты ее кораблей, оставив судно дрейфовать где-то в пространстве океана. Ее сознание затерялось в пучине, ей больше нечего терять, кроме бренного тела, странствующего по Поверхности. Но что оно без души? Она ощущала в парне некую опору, но не в качестве собаки-поводыря, которая направляет слепого, ориентируясь на запах, а как маяк, указывающий верное направление; он не тянет ее за собой, а лишь говорит, что она там, где ей быть необходимо, она не потерялась в пустынных водах, маршрут построен верно. Крошечные остатки магических сил позволяли ей видеть мир в черно-синем тоне, определяя расположение предметов, а этот человек отчего-то был особенно ярок среди толпы, поэтому для Мариэль это сродни божественному знаку, который она не могла истолковать, лишь летела за ним, как мотылек на свет, не разбирая пути. И все же где-то внутри ощущала, что Тилль недосягаем для нее, что как не тянись, а огонек ближе не становится, в такие моменты она терялась в пустоте, озираясь, ища ниточку, которую стоило бы окрестить путеводной. Ее состояние было глубже, чем сны и дальше, чем звезды.

Можно ли найти для девушки спасательный круг? Парень был уверен, что этот тяжелый случай не исправить, что девушка обречена на такое аморфное существование, но все равно был с ней. И даже сейчас, стоя посреди пустынной улицы, он продолжал держать ее в своих руках, как будто его остывающие ладони на ее спине способны подарить крылья, чтобы взлететь вслед за своей душой.

Два человека, которые по воле судьбы значат друг для друга одновременно все и ничего. Одни под безмолвным небом в центре всей земли.

 

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 4. Оценка: 4,25 из 5)
Загрузка...