Последний фильм Винсента Прайса

1

Кот напряженно следил за каждым движением Таниных пальцев. Большие глаза – один темно-голубой, почти синий, другой зеленый с желтыми полосками – скакали по буквам на клавишах ноутбука. Зрачки были такими узкими, словно эти большие глаза кто-то перерезал по вертикали.

– Завязывай пялиться, – бросила ему девочка, не отрываясь от монитора. Пальцы замерли, и кот неотрывно смотрел на кнопки под ними. – Это уже бесит.

Кот не ответил. Таня выждала несколько секунд и продолжила.

– А ты будешь писать обо мне? – спросил кот.

– Нет.

Он продолжал следить за тем, как она пишет, но теперь с меньшим вниманием и молча. Таня решила, что в этом проскользнула какая-то обида. От этого было еще неприятней.

– Тебя будто сам товарищ Сталин ко мне приставил, – сказала она, чтобы прервать тишину.

– Если бы, – буркнул кот. Он лег, уткнувшись в лапы, и медленно поводил хвостом из стороны в сторону.

Из-за двери послышались приглушенные голоса родственников. Понять, что они говорили, было едва ли возможно – и Таня этого не хотела, – но интонации звучали ясно. На пару секунд девочка забыла обо всем, что только что происходило здесь, у нее в комнате, у нее в голове, забыла надоевшую морду кота, его ворчанье и никчемные советы, и ей стало больно. Почти как в те самые первые минуты четыре дня назад, потому что она вспомнила, что чувствовала тогда. И ей стало так одиноко – в комнате, в доме, во всей проклятой Вселенной, – что захотелось кричать до потери голоса. Глаза стали влажными, у кромки век появились блестящие объемные полоски. Она опустила пальцы на клавиши и продолжила писать, еле слышно шмыгнув носом.

– Ты неправильно пишешь про печь, – сказал кот. Он ожидал, что Таня ответит, но та не обратила внимания. – Сперва лопаются глаза, почти как шарики с яичным белком, потом тело начинает дергаться, будто…

– Заткнись! – Таня резко развернулась к нему, едва не опрокинув банку с карандашами. – Захлопни пасть, ты, жалкая паскуда! Ты здесь по воле случая, и у тебя нет никаких прав. Так что будь так любезен радоваться поаккуратней, или я вышвырну тебя туда, откуда вылез.

Кот отодвинулся к дальнему краю подоконника и бросил на Таню косой взгляд.

– Прости, – тихо проговорил он. – Я не хотел, я просто… Извини.

Какое-то время они молчали. Голоса за дверью, утихшие на пару минут, продолжили беседу о чем-то, что Таня представляла так же ясно, как видела кота. Она надела наушники и закрыла глаза. Так лучше. Музыка была тем местом, где можно спрятаться и побыть в тишине. Даже слабый шепот был там отлично слышен. Поэтому Таня всегда писала под музыку. Она вдруг задумалась, а сможет ли писать дальше вообще, и ей стало страшно, потому что ответ был один: нет, не сможет, она больше ничего не сможет.

Она выдернула наушники из ушей и открыла глаза. Кот настороженно поднял голову.

– Я не буду, – сказала девочка. – Не хочу.

– Но ты же всегда пряталась у нас, – после секунды молчания проговорил кот. – Мы всегда были с тобой.

– Только потому, что больше вы нигде быть не могли.

Таня по привычке сохранила написанное, закрыла ноутбук и встала из-за стола. Кот смотрел на нее остекленевшими глазами. В узких, не реагирующих на свет зрачках отражался страх.

– Я больше не хочу к вам.

Таня вышла из комнаты и захлопнула дверь. Кот вдруг почувствовал себя брошенным и стал меркнуть, как язык догорающей свечки. Его серая шерсть начала сливаться с выцветшим белым подоконником.

 

2

За четыре дня после аварии ничего вокруг не изменилось. Таня понимала и могла взглянуть на ситуацию объективно – думала, что могла, – но легче от этого не становилось. Все вокруг потеряло цвета, стало безвкусным, немым и пустым. Целый мир померк. Превратился в черно-белое кино. Что за псих крутит эту довоенную дрянь?

Полусгнившие листья чавкали под подошвами. Таня шла, засунув руки в карманы, и глядела только на свои ноги и грязную черноту асфальта, прикрытую тонкой желтовато-коричневой скатертью. Тротуар скоро сменился хлюпающей землей, и все ботинки окрасились в грязь.

Черно-белое кино. Немое кино. На экране перед Таниными глазами появилось два изображения, будто механик подключил второй проектор. Картинки наслаивались друг на друга – серое на бесцветное, черное на серое, – пока та, что была четче, не скрыла другую совсем. Фильм про дорогу и шагающие ноги поставили на паузу, и Таня выпала из реальности.

Другое кино было интересней. Она пропустила премьерный – единственный – показ, но представляла все очень ясно, будто все-таки ухватила билет. Она до смерти хотела попасть туда.

Черное асфальтовое полотно мчится прочь со скоростью семьдесят шесть километров в час, шершавый язык дороги лижет скатавшуюся летнюю резину «Волги». В окнах иногда мелькают деревья, порыжевшие и лысеющие. На лобовое стекло падают мелкие капли дождя. Таня сидит на заднем сиденье, прямо посередине, и прекрасно видит все впереди. Никаких машин в четыре двадцать семь, только чистая серо-синеватая линия горизонта и чуть различимые облака над ней.

Таня думает о месте, куда они едут. Она не помнит, что им там нужно, и ей становится немного не по себе. Она оглядывается. На дороге все еще никого. Дождь усиливается, капли становятся больше и падают чаще. Таня хочет сказать что-то вроде: «Давай остановимся», но не может вытолкнуть воздух из легких. Горло сводит, и оно будто разбухает, в теле появляется странная дрожь, как будто она успела промокнуть под дождем снаружи.

Машину чуть ведет в сторону. Таня хватается за спинку водительского сиденья так сильно, что ломает два ногтя. Она разворачивается лицом обратно к лобовому стеклу. Картина меняется: по обе стороны дороги появляются отбойники, а за ними деревья, уходящие на дно яров; в полусотне метров слепой поворот.

Таня слышит голос отца, приглушенный и неясный, будто задавленный, доносящийся из-за толстой стены или из-под воды. Она не может разобрать, что он говорит. Она отвечает что-то вроде: «Сбрось скорость», но только у себя в голове – слова по-прежнему не подаются из горла, как хорошие рыболовные крючья.

Поворот. Отец делает все правильно, берет чуть правее, и, кажется, сбрасывает скорость. Таня подается вперед, чтобы сказать ему еще что-то важное, и краем глаза уже видит его силуэт, серый и размытый. Отец вписывается в поворот, но машину все равно чуть заносит влево – летняя резина на долю секунды теряет сцепление с дорогой. Этого достаточно. Из-за поворота вылетает «Газель» с восьмью пассажирами, скорость семьдесят три километра в час. Водитель не успевает сбросить скорость. Он видит «Волгу» в двадцати пяти метрах от капота своего микроавтобуса и успевает только запаниковать. Ни о каком правильном вхождении в поворот не может быть и речи.

Таня хочет кричать, но у нее нет голоса, ей кажется, что у нее нет даже рта. Она закрывает глаза, и в момент удара ее выбрасывает обратно. Фильм обрывается.

На экране одна картинка – грязь, ботинки, топающие по ней, листва, пачки из-под сигарет. Холодно. Таня больше не хочет кричать, но чувство, что она промокла, осталось. Она дрожит. Воздух, который она выдыхает, превращается в пар. На улице правда холодно.

Таня подняла глаза. Серое. Куча мусора, две бетонных плиты – одна целая, другая разбитая, из обеих торчат куски арматуры, разорванная проволочная сетка между покосившимися столбами отгораживает неизвестно что, а через нее тянутся кусты. Пара штук даже, кажется, растут по эту сторону. В общем ничего необычного, пейзаж привычный… но нет. Таня остановилась, вглядываясь в умирающие кусты и серую пустоту за ними, будто это помогало сдержать иррациональный страх.

Она не знала, куда зашла. Не имела ни малейшего понятия. Ей казалось, что за шестнадцать лет она излазила все подобные места в радиусе нескольких километров от дома, но видимо, не все. Здесь она точно не была.

Ладно, ничего страшного. Не в притон же сдуру залезла и не с моста свалилась. Пойти назад, и все. Делов-то.

Таня развернулась. Руки в карманах замерзли, желудок подал голос. Она прошла с дюжину метров, все еще не понимая, где находится, как ее окликнул чей-то голос.

– Эй, – негромкий, грубоватый, не очень низкий. – Девочка.

Таня не подала виду и ускорила шаг.

– Иди сюда.

Быстрее. Это что, его шаги?

– Эй!

Она шла недостаточно быстро, или он шел быстрее, чем ей казалось. Холодная ладонь обхватила Танино запястье и потянула назад. Девочка попыталась вырваться – бесполезно. Человек перед ней был сильнее. Высокий, где-то метр восемьдесят пять, в широкой куртке, так что, возможно, широкоплечий. С большими руками. Тане стало страшно.

– Отпустите! – она попыталась крикнуть, но вышла скорее громкая несмелая просьба, вызвавшая кривую усмешку.

Мужик потащил ее к разорванной железной сетке. Кусты. Таня живо представила себя там, в грязи, мокрую, без одежды, в крови. Теперь у нее нашлись силы на крик.

– Помогите!

Повторить Таня не успела – незнакомец ударил ее наотмашь свободной рукой. От боли на секунду потемнело в глазах. В носу и во рту стало горячо, появился запах меди. Таню затошнило.

– Заткнись! – продавил он сквозь зубы.

Таня заметила, как у него на нижнюю губу вытекает густая слюна. В голове вдруг появилась мысль: «Как давно он шел за мной?». Она попыталась вырваться, и тут же последовал второй удар, правда не такой сильный. Или ей так показалось. Мужик дернул Таню на себя. Она поскользнулась и упала в полуметре от его ног. Рука освободилась, но девочка не успела сообразить. Ее тут же подняло и потащило.

На секунду или две она опять потеряла чувство реальности, словно кино продолжалось. А затем впивающиеся в бока ледяные скользкие пальцы вернули ее. Таня завопила что было сил, стала колотить выродка, хватать за волосы, царапать лицо, дергаться и орать еще громче, до боли в глотке. Она пустила ему кровь. Мужик не вытерпел и бросил ее на землю. Таня упала на спину. Грудь сдавило от боли, руки ослабли. Кровь заполняла ноздри, рот обжигало.

Урод что-то пробубнил, Таня не разобрала. Она увидела его по грудь, а потом он пропал, будто что-то снесло его с ног. Все стало мутным и нечетким, в расфокусе. Таня хотела закрыть глаза. Она слышала чей-то крик – просили о помощи, – но как бы издалека. А может, никакого крика и не было, потому что через пару секунд он прекратился. Может, всего этого тоже не было. Черно-белое кино. С Винсентом Прайсом. Да, просто хорошее старое черно-белое кино, а в главной роли Винсент Прайс, высокий, с приятным голосом и забавной бородкой.

Разбудили Таню прикосновения холодных когтистых лап. Она медленно разлепила глаза. Перед ней сидел кот, но выглядел он теперь иначе. Он стал намного больше ростом, с уличную дворнягу, почти по колено, и напоминал больше собаку – голодную, забитую, одичавшую. Глаза потеряли яркость и сузились, десны сочились гноем. Шерсть стала грязно-коричневой, местами ее не было, а кое-где кожа обнажала ярко-бордовые натянутые мускулы. Тане показалось, что он разваливается на куски.

– Как ты? – спросил он.

Таня молча смотрела на него еще несколько секунд, прежде чем поняла, в чем у него вся морда и лапы, таком темном и липком.

– Нормально. А ты?

Кот ухмыльнулся. Это был обычный оскал, и только Таня различала в нем улыбку.

Он помог девочке подняться. Голова кружилась, но она могла сама устоять на ногах.

– Вытри лицо, – сказал кот. – Дома так появляться нельзя.

– Знаю.

Таня закатала рукав, глядя на непонятную кучу черно-коричневого мусора. Изодранная куртка валялась в стороне. Остального разобрать не получалось. Ничего, напоминающего человеческие останки. Просто еще одна куча мусора. Если хорошо приглядеться, кое-где можно заметить вкрапления багрового, только и всего.

В нескольких метрах вокруг кучи топтались фантомы. Таня не заметила их сразу, потому что они почти сливались со всем, что их окружало. Они были фрагментами: от кого-то рука и клок одежды, от кого-то куски позвоночника, крыльев, от кого-то глаза, или обломки черепа – с зубами. Если приглядеться очень-очень хорошо, изо всех сил, можно различить их полупрозрачные очертания. Они были эфемерными, как сама их реальность, и они таяли. Все, кроме кота.

Таня сплюнула густую от крови слюну и утерла губы.

– Спасибо, – сказала она.

– Не за что.

Кот становился меньше, шерсть меняла цвет обратно на серый, раны затягивались.

– Ты принадлежишь нам, как мы принадлежим тебе. Вне зависимости от того, с какой мы будем стороны двери.

Кот посидел рядом с Таней еще полминуты, наблюдая, как тают другие фантомы. Они никогда не могли быть здесь, но теперь частично просочились, один даже полностью. Дверь приоткрылась. Таня не знала, что с этим делать. Она не знала, что делать с чем-либо вообще.

– Возвращайся домой. Отдохни, прими душ, выпей кофе.

Кот поднялся и пошел в сторону фантомов.

– Я не знаю, куда идти.

– Домой. Вернись назад на четверть километра и поверни направо, выйдешь на дорогу. Дальше разберешься.

– Спасибо.

Кот остановился и обернулся на нее.

– Только будь осторожна, пожалуйста. Больше мы так не сможем.

 

3

Дома никого не было. Таня обработала разбитую губу. Кровь из носа больше не шла. Она выпила полтаблетки баралгина и засела в душе на двадцать минут, потом снова обработала губу и включила ноутбук.

Впервые за долгое время Таня действительно знала, о чем писать. Даже не отдавая себе в этом отчета, она видела линию и действия, вытягивающие ее в петли и зигзаги. Видела так ясно, будто та росла в пространстве прямо перед ней. И впервые за долгое время она снова по-настоящему сбежала туда – в неизвестное место, которое строила сама же из пустоты, – снова исчезла там, даже без оглушающей музыки в наушниках.

Таня не заметила, как стало легче, потому что была слишком занята. Она писала пять часов подряд, не отрываясь и не останавливаясь. Там была дверь, стены вокруг которой исчезли, а за ней – пустота, но она становилась всем, чем захочешь, за секунду перед тем, как ты делаешь шаг. И ты не провалишься в бездну внизу.

– Не устала? – тихий голос кота.

Таня обернулась. Он лежал на подоконнике, серый, пушистый, с глазами разного цвета, и чуть слышно мурлыкал. Настоящий.

– Нет.

Таня заметила, что в комнате стало светлее, и перевела взгляд к двери. Вокруг нее не было стен, а что было за ней, разглядеть не получалось. Девочка не испугалась и даже не удивилась, словно наблюдала за всем со стороны, и такой поворот сюжета был вполне предсказуемым.

– Это все фильм, да? – спросила Таня. – Последний старый черно-белый фильм?

– Да, – ответил кот. Только сейчас девочка поняла, что он все время говорил голосом Винсента Прайса.

Таня встала из-за стола и взяла кота на руки. Он был тяжелым, мягким и теплым, и она чувствовала его мурлыканье. Она подошла к двери, повернула ручку и сделала шаг. Кот прижался к девочке и закрыл глаза.

КОНЕЦ


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 5. Оценка: 2,40 из 5)
Загрузка...