Казалось, ожидание длилось вечно.

Шон МакХауэлл отошел от окна, в которое он вот уже три часа созерцал качающиеся ветки дерева.

Она все не шла. Леди свойственно опаздывать, тут уж ничего не поделаешь. Но эта аксиома не могла помочь ему подавить раздражение. Чтобы как-то скоротать время, Шон начал перекладывать бумаги на столе, из одной стопки в другую. Работа, известная своей продуктивностью, без которой не обходится ни одна контора. Из одной стопки в другую.

Перед глазами Шона по очереди промелькнули объявления, одно пестрее другого:

“Продам слона. Общительный. К туалету приучен.”,

“Заговоры от мошенницы со стажем. Постоянным клиентам скидка”.

“Срочно. От мертвого осла уши. Набор - две штуки”.

И наконец, его собственное объявление, пущенное по неким особым каналам, в обход широкой публики:

“Требуется прорицательница в Цирк! Доказательств сверх способностей не нужно”.

- Прорицательница… - Бормотал МакХауэлл. - Предсказательница… - Перекладывание бумаг все никак не могло завладеть его сознанием. - Куда ж ты запропастилась… О!

Ровно тогда, когда терпение Шона лопнуло, в дверь постучали. Постучали весьма громко и резко. Силенок кандидатке на роль “прорицательницы” было явно не занимать.

Дрожа от нетерпения, Шон МакХауэлл открыл дверь и собрался было сделать недовольное замечание, но слова застряли у него в горле. И было, отчего.

Она оказалась крупной, полной женщиной с хищным взглядом, далеко не первой молодости; и, судя по всему, раньше она тоже не была красавицей. На верхней губе, под крючковатым носом виднелись короткие усики. Тяжелая челюсть и три подбородка никак не украшали лицо, а мешковатый черный балахон, скрепленный яркой брошью, не скрывал лишний вес.

- Здравствуйте, - сказала эта дама низким, почти мужским голосом. - Вы ведь ищите предвидицу.

Шон МакХауэлл подавил смешок. Когда он писал “прорицательница”, он представлял себе красотку в прозрачном восточном одеянии, по правде говоря, вовсе без загадки. Дама же пронзила Шона таким взглядом, что он едва не вытянулся по стойке “смирно”. Усмешка, которую она, видимо, полагала мягкой и вежливой, вызвала у него невольные мысли о программе с карликами и людоедами.

- Вы должны согласиться с моим предложением. - Снова заговорила Страшная дама. - Сроки поджимают, Цирк в долгах и будущее шоу - ваша последняя надежда.

МакХауэлл несколько по-другому посмотрел на нее: даже артисты не были в курсе настоящего положения дел. Про долги и “последнюю надежду” знали только он да директор Цирка. Но, подчиняясь духу противоречия, раздраженному констатирующим тоном дамы, Шон саркастически заметил:

- И вы, конечно же, единственная кто может нам помочь.

- Именно. - Невозмутимо ответила Страшная дама.

Шон выдохнул.

- Но, простите, в вашем возрасте и при столь… специфической внешности... вы всерьез хотите, чтобы мы доверили вам эту роль? - Спросил он.

- Значит, для вас важнее внешность и возраст, нежели способность Видеть?

- Способность видеть, - ответил МакХауэлл, - есть у большинства людей. Не сомневаюсь, что вы можете видеть. Равно и наша публика, которая… хм… потребует вернуть деньги. И мне непонятно, на что еще можно рассчитывать в вашем случае.

Страшная дама приблизилась к Шону вплотную и посмотрела ему прямо в глаза. МакХауэлл хотел было отступить, но ноги почему-то не послушались его и все, что ему осталось, это сохранять прежний скептический вид.

- Вы можете рассчитывать на неопровержимые доказательства того, что сознание и разум могут преодолевать границы пространства и времени. - Ответила дама, явно стараясь произносить слова загадочным тоном.

- А деньги? - Спросил МакХауэлл прозаически. - Или вы согласны работать лишь за нашу веру в чудо?

- Ваша вера, Шон - это уже не мало. - Ответила Страшная дама и снова пугающе-мягко улыбнулась.

- Заставить верить не так уж и трудно. Наши фокусники... - Пробормотал МакХауэлл.

- Это не имеет значения. - Сказала дама, на удивление бесшумно выскальзывая в коридор, - Увидимся за три часа до начала шоу. До тех пор, взвешивайте мысли разумно - они обладают инерцией, а время не ждет, несмотря на свою иллюзорность.

Последние слова прозвучали уже из глубины коридора. Шон полу-смущенно, полу-саркастически улыбнулся темноте, где скрылась “прорицательница”. Такого странного, лишенного подписания договоров, диалога с женщиной у него еще не было.

Она может и не прийти в следующий раз. А вдруг, придет? Она же знает… то, что знает. Или нет, наоборот?

***

- Что значит “за три часа до начала”?! Кто из вас кого нанимал?! - Директор Цирка, господин Блэк, называющий себя на публике Паппароттом, наконец, устал браниться и, тяжело сев в кресло, принялся вытирать мокрый лоб платком. Шон его прекрасно понимал. Он и сам признавал, что повел себя глупо, но… В той короткой встрече с дамой было столько “но”, что Шон и сейчас не знал, как должен был бы поступать.

- Я ведь говорю, страшна, как смертный грех. - Сказал он так, словно это было достаточным оправданием.

- Нам осталась неделя… - Произнес Паппаротт сквозь платок. - Наши актрисы уже играют по пять ролей каждая. Еще и Чокнутый Эд, гример, попал в сумасшедший дом.

- Я найду… - Шон осекся, чувствуя, что эти слова звучат слабо. Нельзя сказать, что после визита Страшной дамы он сидел сложа руки. Он вообще, не склонен был верить на слово и, тем более, окончательно останавливать выбор на столь уродливой кандидатуре. Внешность у Шона была деловой и располагающей одновременно, да и обаяния он не был лишен. Обычно, ему не составляло труда нанять какую-нибудь юную особу.

Но не на этот раз. Страшная дама словно наложила на него свой отпечаток. Ни одна девушка никак не соглашалась сыграть роль загадочной восточной дивы. Он говорил со всеми, от актрис городских кабаре до скромных певиц церковных хоров, и везде получал отказ.

Даже билетерша, которая не раз пыталась попасть на арену, хотя бы в роли ассистентки клоуна, и та отказалась. У нее завелся кавалер - тот странный тип с пустым взглядом, вечно околачивающийся у входа в Цирк. Девушка не желала огорчать его своим отсутствием.

- За три часа. - Снова повторил, точно выругался Паппаротт, отнимая платок ото лба. - Нет, так не пойдет. Говоришь, карга страшна?

- Как смертный грех, сэр.

- Вот что, МакХауэлл, - сказал директор, - делайте что хотите, но чтобы к вечеру я говорил с более подходящей особой.

Тон Паппаротта был достаточно красноречив. Шон вышел из кабинета в глубокой задумчивости. Положение было отчаянным, и такие пути решения, как похищение, обман и шантаж, уже не казались ему неправильными. Но, если барышня еще может найти романтичным появление в своей спальне мужчины с веревкой в руках, то это точно не одобрит городской констебль. Полиция вообще не жалует полуночников с веревками, вторгающихся в чужие владения.

Шон представил себе их зловещую темную униформу и недобрый взгляд. Они спросят документы, съязвят, но не попытаются по человечески его понять. Они никогда не вникают в положение, совсем как…

МакХауэлл остановился и задумчиво повторил вслух все, что сейчас думал о полиции. И постепенно вспомнил, что на свете есть еще одна особа, с которой он не говорил, и которой не писал уже много лет…

Эта единственная была, разумеется, родственницей. Родная сестра, на пару лет старше Шона. Все всегда говорили, что они похожи. Шон с этим не соглашался. Сестрица вечно лезла не в свои дела, предпочитая, при этом, сарказм человеческому общению. Не было в подлунном мире того, кого она бы не обсмеяла, а в их родном городке происшествия, в котором она бы не приняла участие. А самым любимым объектом для насмешек был Шон. Ему доставалось по первое число: за подтяжки на детских шортиках и оценки в школе. Беспощадно критиковались мечты, планы и слова признания, сказанные им дочке местного пастора.

Черта авантюриста всегда была сильна в характере Шона. Но и нежелание иметь с сестрой дело сыграло свою роль, когда он покидал родной дом.

Шон неподвижно стоял, думая о Страшной даме и решая, кого ее, или сестру, он хочет видеть меньше всего. Но, что касается публики, то Энни МакХауэлл все же понравится ей больше.

- Чисто внешне. - Пробормотал Шон про себя; ведь все всегда говорили, что она на него похожа. - Если Энни выступит раньше, чем ее разрежет какой-нибудь обиженный фокусник, то Цирк будет спасен.

***

До боли знакомый городок все еще утопал в молодой, яркой зелени, несмотря на приближающуюся осень. Он ничуть не изменился с тех пор, как Шон решил оставить его. Как давно это было, а шпиль небольшой церквушки, видимый сквозь садовую листву все тот же. Лишь расширилось кладбище, отгороженное старинной стеной. Выбеленные домики и узенькие улочки вызывали тихую грусть, когда Шон проходил по ним.

Родной дом, хоть и аккуратный с виду, выглядел одиноким. Видя смысл жизни в ссорах с соседками, Энни МакХауэлл предпочла, - и в этом Шон ее поддерживал, -  остаться в девах, а ее характер был надежной защитой от появления каких-либо друзей. Она сидела в светлой гостинной. Высокая, худая, с ранними морщинками вокруг темных глаз. Черный тугой пучок волос точно на макушке странно гармонировал с иронической усмешкой тонких губ.

- И как это ты не додумался приехать за три часа до начала шоу? - Спросила она саркастически, как только Шон в общих чертах изложил суть вопроса.

- Если бы не непредвиденные обстоятельства…

- Если бы не непредвиденные обстоятельства, ты бы и не появился. Ты всегда думал о других только тогда, когда сам садился в лужу.

- А когда еще мне о ком-либо думать? Если я не сажусь в лужу, то справляюсь и сам.

Энни и Шон МакХауэллы посмотрели друг на друга. Первой заговорила Энни:

- Знаешь, братишка, как тебе сейчас приятно отказать?

Шон отогнал желание язвительно сказать, что ей всегда была приятна чужая беда. Сестрица сейчас была последней надеждой, и выговаривать о недостатках было крайне неподходящее время.

- Чтож, - Сказал он, отворачиваясь. - Тогда я просто вернусь назад. В столицу, где много этих унылых людей, шума и проблем. И попробую… даже если самому придется выступать.

Шон поднялся, мысленно считая до пяти и глядя краем глаза, как Энни быстро переводила взгляд то на окно, то на часы, то на его профиль, которым он был сейчас повернут.

- Ты незаменим, когда нужно сделать неправильный вывод. - Сказала она ехидным тоном, едва Шон досчитал до трех. - Разве я говорила, что не еду с тобой?

Пока Энни собирала вещи, Шон стоял у окна, готовясь помогать выносить саквояжи. Смотрел на живую зелень, в которой утопала улочка, на шпиль церквушки и снующих в разгорающемся закате мелких пташек. Кто знал, что именно там, где он некогда решил не появляться, ему улыбнется удача?

***

Паппаротт изо всех сил старался выглядеть недовольным, но эти попытки несколько портил его расслабленный вид.

- И где ты только нашел эту вампиршу, МакХауэлл? - Плохо скрывая радость, спросил директор. - Языкастая, никакой субординации, хотя сцену только с галерки видала. Не работа, а какой-то цирк!

- Никого лучше я уже не найду. - Сказал Шон.

- Вот, она мне то же самое заявила. - Ответил Паппаротт, вытираясь уже изрядно мокрым платком. Он, несмотря на свой веселый нрав и компанейский характер, весьма любил, когда его считали королем, а распоряжения на неделю выполняли за день. В случае с Энни это оказалось совершенно невозможным.

Ее появление было подобно взрыву петарды: ярким и шумным. В столице было куда больше предметов для критики и издевок. Найдя здесь чопорных клерков, бродяг и недостаточно трезвых извозчиков, Энни МакХауэлл воспряла духом. А уже через день знакомства с Цирком, она вполне могла внести в список личных достижений:

Ссору со всеми более-менее симпатичными клоунами; окончательное моральное уничтожение местного силача-гиреметателя; смертельную вражду со всеми представительницами женского пола, будь то гимнастки, буфетчицы или трехногая дама из шоу уродов, которая была, надо сказать, весьма кроткой и доброй.

Даже карлик Бом-бом был потеснен с места главного задиры, которое он не уступал годами. Теперь, когда бы Шон его не видел, он был молчалив и хмур, а в глазах его отчетливо читались два слова: “кровная месть”.

- На твоем месте, господин начальничок, я бы подыскивал мне замену. - Как-то ехидно заявил Бом-бом. - Твоя находка напророчила мне рояль на голову. А у нее особая связь со всем дрянным, что только бывает в жизни.

Энни, в самом деле, не требовалось особых усилий и подсказок в том, чтобы отвечать на самые заковыристые вопросы о будущем. Когда на репетиции ее спросили о счастье, и она сходу ответила: “Да, если вы имеете ввиду свой следующий день рождения”, все поняли, что с пророчествами проблем не станет.

Однако со сценой Энни не дружила.

- Успокойся. - Сказал ей Шон. - Будь увереннее и представь, что ты выходишь ругаться с бакалейщиком насчет цены.

- Я так и делаю. - Ответила та, то бледнея, то наоборот краснея и недоверчиво оглядывая зрительские ряды. Там собралось несколько актеров труппы, во главе с карликом, и все издевательски ухмылялись, глядя на ее походку.

Энни задрожала (- Не иначе, как от праведного гнева, - съязвил Шон) и решительным, боевым шагом двинулась вокруг арены, словно в самом деле намеревалась потребовать скидку. Мистического, или таинственного в ней решительно ничего не было. Из рядов до Шона донеслись отрывистые, но выразительные смешки.

Энни так и не научилась правильной походке. Изрядно поломавшись, она согласилась распустить тугой пучок волос и почти смирилась со своим сценическим костюмом.

- Мир жесток, братец, - говорила она авторитетно, - и в жизни приходится чем-то жертвовать.

Шон вздохнул, глядя, как она крутится перед зеркалом. По крайней мере, он сделал для Цирка все, что мог.

Паппаротт же был таким счастливым, каким Шон его давно уже не видел.

- Вы, МакХауэллы, просто нечто. - Говорил он, заговорщически подмигивая. - Я знаю, что вы оба совсем не умеете и никогда не научитесь играть. Но все же подумываю дать вам номер. В следующий раз. Будет экспромт, что скажешь?

- Что у вас тонкие шутки. - Ответил Шон. Паппаротт широко ухмыльнулся и торжественно вытащил бутылку своего любимого - дешевого - вина.

- Ну, МакХауэлл, за наш завтрашний аншлаг, - сказал он, вручая бокал Шону, который охотно поддержал этот тост.

***

За пределами круга арены, залитого светом, волновалась публика. Гомон, в котором особенно отчетливо выделялись свистки и кричащий детский плач, долетал до самых укромных закулисных уголков.

Шон стоял в тени, у самого занавеса, глядя на часы. Волнение за предстоящее шоу распространялось повсюду, словно газ. Истерический крик ребенка сводил с ума. И в очередной волне оцепенелого безумия, Страшная дама воскресла в памяти Шона, и он отчетливо представил себе, как старуха располагается в зрительских рядах, раскладывает вокруг себя какие-то огромные сумки и пакеты, чего-то ждет.

Шон вздрогнул, - настолько яркой и реальной сейчас была его фантазия, - и аккуратно выглянул за занавес, ожидая увидеть даму среди зрителей. Ее там не оказалось, и тогда Шон, с некоторым облегчением, снова взглянул на часы. Витиеватая и погнутая минутная стрелка двинулась на двенадцать, и тотчас детский визг заглушил туш и раздавшиеся аплодисменты. Шон ухмыльнулся: что же, леди теперь уже точно не явится.

- Дамы и господа! - Басом провозгласил конферансье, худенький человек с тонкой шеей, стоящий в огнях арены. - Сегодня только для вас! Целая страна чудес, наш Цирк, откроет вам как абсолютно ординарные, так и вовсе изумительные штуки! Готовьте же, уважаемая публика, ваш смех! И ваши страхи…

Насчет страхов зрителей Шон сомневался, а вот среди артистов нервозность достигла высшей точки. Не дожидаясь, пока конферансье закончит свое словесное выступление, музыканты ударили по струнам, барабанам и, вероятнее всего, по медным трубам, начав быстрый смешной мотив.

Клоуны, толпившиеся у выхода на арену, моментально сорвались с мест и всей кучей высыпали на публику. Кого-то толкнули, кто-то упал, но это всегда мало влияло на ход их выступлений. Они продолжали толкать друг друга и падать на протяжении всех номеров. В ход пошли табуретки. Разыгралась целая битва на надувных мечах. В нем не было задумки отобразить историю, но клоун в косухе увешанной железом и с красным ирокезом уж очень напомнил Шону римского легионера. Перепуганный визг из зала, вызванный внезапным появлением на арене толпы жутких людей, сменился неловким смехом, принеся столпившейся за кулисами труппе некоторое облегчение.

Впрочем, оно не коснулось Энни. Она побледнела, когда вопли за занавесом сменились аплодисментами, а когда снова заговорил конферансье, казалось, она готова была упасть в обморок. Сейчас Шон просто не узнавал свою сестру, необычайно тихую и неподвижную. Она казалась такой… неопасной, что он приблизился и даже с участием спросил:

- Волнуешься? - Бессмысленность вопроса дошла до него раньше, чем Энни ответила:

- Вы поразительно догадливы, доктор.

Шон, как обычно, собрался было небрежно фыркнуть, но тут сообразил, что в словах Энни сарказм был неискренним, вялым. Он сильно диссонировал с ее прежним ядовитым тоном. Этот факт немного сбил Шона с толку.

- Что сказать, разум может преодолеть… - Произнес он несколько смущенно и сел рядом. Из зала снова донесся рев толпы. Выступившие клоуны, рефлекторно падая каждые несколько шагов, прошествовали мимо. За ними проплыл карлик Бом-бом, сидящий на плечах трехногой леди. Она шла на двух ногах, отталкиваясь третьей. Проскочили, хихикая, гимнастки, толпой окружившие фокусника, так и не выпустившего из рук пилу.

Брат и сестра сидели молча, глядя на занавес и ожидая момента, когда решится судьба их обоих.

Удивительно, все-таки, как близость арены меняет людей: даже Энни забыла язвить наповал… - Думал Шон, глядя, как выходит, чихая, печальный дрессировщик. Кнут волочился по полу, и его конец пытался поймать маленький котенок.

За занавесом снова раздались вопли не то радостные, не то исполненные ужаса. Под возобновившейся детский крик конферансье с тонкой шеей торжественно провозгласил:

- Дамы и господа! Встречайте! Единственная в своем мире обладательница совершенно зрячего третьего глаза! Легенды о нем обошли весь Восток, а теперь просочились и к нам, на Запад! Поверьте, ее чакры не могут не вызывать восхищение! Встречайте! Великая! Непревзойденная! Патентованная предсказательница! Мисс Оракуло… ой... Мисс Ораклия, дамы и господа!

Последние слова были произнесены чуть ли не фальцетом.

Энни медленно, как лунатик поднялась с места. Шон потрепал ее по плечу:

- Помни, что ты - самая ехидная скандалистка нашей сцены, и все будет о'кей.

- Ну да, сваливай на меня все ссоры труппы, - уныло отозвалась та, встряхнув распущенными волосами. С высоко поднятой головой, она вышла на арену, словно королева на бал. Прошлась несколько раз вдоль рядов, грозно оглядывая зал. Вид у нее был настолько внушающим, что пара человек вжалась в спинки кресел, пробормотав: “сейчас нам воздастся по делам”; в глубине снова начался утихший было плач.

- Скинь балахон. - Громко шепнул ей конферансье из-за кулис, когда она прошла мимо него четвертый раз. Энни сморщилась и неохотно, но величаво скинула черную до пола накидку, оставшись в блестящем сценическом костюме. Этот жест мог бы быть и более эффектным, если бы не дрожащие от волнения коленки. Глупо было надеяться, что они останутся незамеченными.

- Свет! - Просигналил Шон осветителю скорченной напряженной рожей и взмахами рук вверх-вниз. - Яркость сбавьте!

Осветитель, не дурак, выполнил задачу и моментально создал на арене первоклассную атмосферу мистики и загадочности.

Дрожащие колени Энни МакХауэлл сразу перестали быть заметными. Равно, как и другие ее, более важные черты внешности.

Шон в исступлении и ужасе уставился на арену, где в таинственных приглушенных лучах гарцевала Страшная дама. Все в том же черном балахоне, не скрывающем толстый живот, и все с той же нелепой брошью. В зале несколько секунд царила тишина, нарушаемая только инструментами слишком уж поглощенных игрой музыкантов.

- Это правда, многоуважаемые, - Сказала дама низким голосом, заглушив эти бессвязные звуки. - Я знаю каждого из вас. Вам нужны не советы, а руки, которые поддержат. Для вас действенны не длинные речи, а несколько добрых слов. Вы видите, что время уходит, но не возвращается.

- Это невероятно! - Отчетливо донеслось из зала. - Откуда она знает?

- Вы здесь собрались, чтобы увидеть магию и узнать грядущее. Хотите верьте, хотите - нет, но котики в будущем сыграют совершенно особую роль в людских жизнях. Мы подошли к самому главному, леди и джентльмены. Не будем далее медлить, прошу ваши вопросы.

В рядах началось движение и чей-то хриплый голос с галерки совершенно неделикатно изрек:

- Старая карга. У тебя вообще есть зеркало? И куда делась та, первая злобная краля?

- Зеркало - суть перевернутый мир, я же предпочитаю изначальный. Первая канула в лету, став прошлым и будущим летом. - Спокойно ответила Страшная дама.

- Красиво говоришь, - просипел хриплый голос с галерки, но его перебил другой зритель:

- Будет ли удача сопутствовать мне в будущем?

- Удача будет сопутствовать вам, если сможешь расставить Фортуне капкан.

Сквозь истерический плач ребенка пробился усталый и нервный вопрос:

- Когда он успокоится наконец?

Страшная дама хмуро посмотрела в зал и глубокомысленно заметила:

- Унять дитя может только чудо.

- Мы хотим это чудо видеть!

***

В отличии от публики, Шон совсем не хотел видеть больше никаких чудес. Зрители явно не воспринимали Страшную даму всерьез, а исчезновение Энни полагали обычным цирковым трюком. Но Шон-то знал, что это было не так. Прорицательница была настоящая, он убедился в этом. И чувствовал, она что-то от него ждет. Именно от него.

- Да верю я в чудо, верю. - Пробормотал он, как мог тихо, подозревая, что дама слышит его, несмотря на шум. - Возвращай Энни назад, старая...

Чего ты явилась сюда без контракта? Почему только сейчас? Ведь шоу уже идет три… Шон вздрогнув, посмотрел на часы: разумеется, прорицательница опять опоздала!

- Это еще что за монстр? - Неожиданно прозвучавший вопрос заставил его вздрогнуть снова. Карлик Бом-бом бесшумно подкрался и теперь тоже осторожно выглядывал из-за занавеса в зал, где как раз задали вопрос:

- Что со мной случилось три года назад?

- Вам выбили зуб. - Ответила Страшная дама под взрыв хохота. Бом-бом тоже гнусно хихикнул и пихнул Шона локтем в бок, попав чуть выше колена:

- Я всегда знал, начальничок, что ты умеешь находить красоток. - Заметил он. - Откуда ты выкопал такую хорошую замену Энни?

- Я ее сейчас закопаю. - Ответил Шон, которому было не до шуток.

- Не смей. - Сказал Бом-бом. - Она более удачная находка, народ доволен.

С последним Шон вынужден был согласиться. Шоу завладело зрительским вниманием, все чаще становились слышны смех и аплодисменты. Прорицательница же опять что-то сказала, и зал захлопал так, что заглушил неугомонного ребенка. Карлик рядом хихикал не переставая, рискуя быть услышанным публикой. Конец шоу мог бы освободить Цирк от долгов, по крайней мере, на год.

Но МакХауэлл продолжал хмуро наблюдать за Страшной дамой, и сердце его болезненно сжималось. Шон не знал, что будет, если Энни навсегда останется в таком обличье. А вдруг, теперь это вовсе и не она, а прорицательница, которая уже навсегда вошла в его жизнь? Казалось все более вероятным, что сестру он теперь никогда не увидит.

- Никогда, - повторил Шон вслух. Он искренне желал этого очень давно. Но, он был уверен, что все будет хорошо, что никакая Страшная дама не поменяет местами пространство и время.

Энни, действительно, была несносна. Но кто знает, какие штрихи своей души она по глупости маскировала иронией? Ведь она же не бросила брата в беде, и пошла на арену. И получается, это Шон виноват в том, что с Энни произошло и происходит.

- Мысли обладают инерцией, - вспомнил он слова дамы, сказанные неделю назад. - Надо убрать ее оттуда, пока не поздно.

Шон решительно двинулся к прорицательнице, но тут на нем повис Бом-бом:

- Ты это куда, начальничок? Сорвешь шоу!

- Да-да и Цирк можно будет закрыть, плевать! - Раздраженно ответил Шон, вырываясь, - отпусти, я из этой карги сейчас все вытрясу…

- Чего?! - Вскрикнул Бом-бом, - С ума сошел! Не пущу!

Карлик, даром что циркач, подпрыгнул выше своего роста, обхватил Шона за плечи и повалил его. Завязалась драка. Бом-бом оказался сильнее, чем это можно было ожидать. Он прижал Шона к полу и злобно прошипел ему прямо в ухо:

- Если я окажусь на улице, тебе не жить, идиот!

- Посмотрим, - пропыхтел Шон отбиваясь. Наконец, ему удалось извернуться и столкнуть карлика. Тот отлетел в сторону, прыгнул было снова, но Шон успел откатиться, и в маленькой ладошке Бом-бома остался только кусок рукава. Не помня себя, Шон рванулся к даме. Карлик ринулся за ним по пятам.

Они выскочили на арену как раз в тот момент, когда из зала задали вопрос:

- А что такое истинная любовь, и где ее можно найти?

- Там же, где она была поте… - Начала было отвечать Страшная дама, но тут Шон схватил ее за воротник, собираясь утянуть за кулисы. В этот же миг налетел Бом-бом и сшиб его вместе с дамой с ног. По залу разнеслось громкое, неприличное даже для Цирка, ржание вперемешку с визгами ребенка.

Шон снова оттолкнул карлика, поднимаясь. Страшной дамы не было. Вместо прорицательницы в кругу света сидела Энни, испепеляя брата взглядом, а ее колени все так же тряслись. Где-то рядом ошарашенно ругался Бом-бом, плач ребенка вдруг прервался, переродился в икание, а потом - в смех.

- Кто тебя… - Заговорила Энни не то удивленно, не то сердито, но Шон не дал ей закончить. Он взял и обнял ее, чуть ли не впервые в жизни. Под детский смех, протяжный умилительный вздох романтичной части зала и стук камня, пущенного с галерки.

***

Она стояла, склонившись над столом и перекладывала бумаги. Из одной стопки в другую. Когда Шон вошел, Страшная дама подняла на него глаза и улыбнулась, став еще уродливее.

- Я рада, - сказала она, - что вы, МакХауэлл, оказались не таким корыстным. Рискнуть будущим Цирка и собственной карьерой. Все, ради нелюбимой сестры… Похоже, нечто человеческое не чуждо и вам.

- Корыстным… - Повторил Шон со смесью восхищения, иронии и досады. И тут последнее взяло верх.

- Вы в своем уме? - Спросил он так ядовито, как только был способен. - Я работаю ради денег! Я пишу ради денег! Этот Цирк стоит потому, что он приносит деньги! Но приравнивать к деньгам жизнь человека?! Я вам кто - политик?!

Шон осекся. От злости хотелось многое наговорить, но слова толкались в уме, и он сам терялся, какое из них сказать первым.

- А я откуда знаю? - Спросила в свою очередь прорицательница. - Я всегда говорила, что разум может преодолевать грани реальности. И где мне тогда искать твою суть?

Ответ поставил Шона в тупик. Страшная дама обошла вокруг заваленного стола и похлопала его по плечу.

- Радуйтесь, молодой человек. Чудеса заключены в мелочах. И вам удалось показать одно из них публике. Хотя, вы могли просто опустить занавес.

Она улыбнулась снова, - на этот раз ее улыбка действительно получилась мягкой и доброй, - и вышла из кабинета.

Шон так и не выяснил, что все это значило. Дверь, едва только закрывшись за дамой, тотчас распахнулась снова и в комнату вошел Паппаротт, бесплодно делая недовольный и сердитый вид.