Тишина ночью

***

Пожелтевшая бумага не шелестела в ее пальцах. Измятая настолько, что аккуратно выведенные чернилами буквы едва читались, на ощупь она напоминала скорее лоскут ткани, чем что-либо еще. Читать было сложно, женщина держала письмо обеими руками, но, тем не менее, ей не составило труда узнать почерк сестры. Таких витиеватых закорючек у буквы «к» и «л» не было ни у кого. Она подолгу останавливалась на этих буквах, вглядываясь в них с такой заботой, как будто через эти замысловатые чернильные линии являлась сама сестра. Той беззаботной девушкой, с которой они расстались много, много лет назад. Женщина еще долго держала в руках этот кусок бумаги, перечитывая строчки по несколько раз, не в силах оторваться. Она ходила по дому, кидая растерянные взгляды то на розовый закат, то на расправленную койку, то возвращаясь к письму. Дети спали, отвернувшись к стенке, их отец, обнимая ребятишек, негромко посапывал. Женщина накинула плащ, свернула письмо, сложила его во внутренний карман. Она не стала заправлять откинутый уголок одеяла, когда нагнулась поцеловать всех перед уходом. Дверь за ней закрылась бесшумно.

Она прошла мимо конюшни – прямо в лес. Живности там не водилось, иначе их домик на окраине деревни вряд ли бы выжил. Она шла медленно, то и дело прикладывая руку к тому внутреннему карману плаща. Осмысливая написанное. Осмысливая происходящее. За тяжелыми мыслями женщина и не заметила, как подошла к границе, пока ее не остановил мужской голос.

- Стой.

Она сфокусировала взгляд и разглядела стражника с мечом, вынутым из ножен. Позади него насторожились сторожевые в смотровой будке, замершие с пылающими факелами в руках.

- Дальше хода нет.

Женщина открыла рот, но ничего не сказала. Ее широко раскрытые глаза уставились на направленный в нее клинок, сбивая последние обрывки слов с языка. Она помяла в руках подол своей рубашки, отдающий в свете огня грязно желтым цветом, и выдавила:

- Мне на ту сторону.

Стражник не отреагировал. Послышался тихий, шепчущий гул ночного ветра, зашелестела листва деревьев. Мужчина долго всматривался в лицо незнакомки, потом убрал меч в ножны и сухо сообщил:

- Там война.

- Я знаю.

Она стояла, он стоял.

- Вернуться сложнее, чем уйти.

- Я знаю.

Стражник оглядел женщину с головы до ног. Голос его оставался сухим, но в словах проскользнуло беспокойство:

- У вас оружия нет.

- Нет.

Стражник молчал, она молчала. Огонь факелов танцевал, отбрасывая их искаженные длинные тени на холодную землю.

- Вас будет ждать смерть.

- Да, но… - женщина повернула голову в сторону, затем снова посмотрела на стражника, словно хотела посмотреть через плечо, но что-то ее остановило, - мои племянники на той стороне.

Взгляд стражника впился в женщину раскаленным клинком. Вернуться было сложно, еще сложнее было привести кого-то с собой.

- Вы вернетесь с ними? – в голосе мужчины прозвучали напряженные ноты, отчего ее голос дрогнул, когда она отвечала:

- Да.

- Они от людей?

Женщина опустила взгляд на руки и почти прошептала:
- Да.

В конце концов, это не было ложью в чистом виде. Она не знала этого наверняка, а, не зная, солгать нельзя, поскольку не знаешь, где ложь, а где нет.

Стражник развернулся и зашагал, словно под счет. Женщина последовала за ним. Они миновали будку, миновали остальных стражников, провожающих пару настороженными взглядами, и приблизились к стене. Женщина помнила ее строящейся. С тех пор она покрылась грязью и выцвела, но впечатление производила, тем не менее, неимоверное. Огромные светящиеся столбы с самого неба, в темноте приобретавшие былую яркость. Их ткали из лучей солнца сами колдуны, колвиды, перед тем, как уйти по другую сторону с людьми, желающими жить бок о бок с магией. Она почти протянула руку, чтобы коснуться прекрасного, но в последний момент очнулась и отдернула ее. Стражник не заметил ее секундной глупости. Он закрыл глаза и склонился перед столбами, и женщина решила последовать его примеру. Когда она открыла глаза вновь, стены уже не было. Впереди располагался тот же лес, но что-то в нем было неуловимо другое. Женщина набрала в грудь воздуха, пытаясь собраться с силами. Подоспели другие стражники. Ей передали факел с огнем, что отнюдь не придало ей храбрости. Только когда тот стражник, ее провожатый, не вытащил из пояса маленький кинжал и не сунул ей. Она знала, что не по уставу. Но столько силы было в нем, еще хранящим тепло хозяина, что она не посмела отказаться. Передвигая свинцовые ноги, сжимая кинжал в руке, она пересекла границу, и ветер донес ей шепот ее провожатого:

- Найдите своих племянников.

***

Мякоть таяла во рту. Мальчик прикрыл глаза, стараясь сосредоточиться только на вкусе. Запомнить момент. Ничто не могло остановить его  – от этой минуты полного удовольствия. Какое-то мгновение, сжимая в пальцах горячую, как саму печку, булочку, он решил, что умер. Но потом, услышав смех, хватая воздух в попытках вернуть выхваченную еду, он как никогда осознал, что все еще жив.

- Отдайте! – воскликнул он сердито, чем вызвал смех у здешней детворы.

Они столпились чуть поодаль от него и возвышались, как горы, загораживая все остальное.

- А ты подойди да возьми, - рассмеялся один из них – тот, что выдернул булочку, и тут же впился в нее зубами.

След от его зубов впился и в сердце мальчика. Единственный кусок, который ему удалось раздобыть за две недели – и потерял его почти нетронутым.

- Ты пожалеешь! – крикнул он, с силой ударяя по земле кулаками. Стиснутые зубы едва сдерживали наступающие слезы, их он не мог себе позволить.

- Правда? И что же ты сделаешь?

Мальчик вложил весь гнев и всю обиду в свои последующие слова:

- Солнце сядет – узнаешь!

Смех прекратился так внезапно, что какое-то время он все еще звучал у него в голове. Обидчики с опаской приглядывались к небу. Страх, легший на их детские лица, дал ему знак, что солнце уже зацепилось за край горизонта. Пробежался неспокойный шепот.

- Да врешь ты все, - заявил тот, кто заговорил первым – но уже менее уверенным голосом, - они никогда одни не ходят.

- Сейчас придут, - не дрогнув, соврал он и закричал, что есть в силы, просто закричал, и они, швырнув булку, разбежались во все стороны.

Она упала недалеко. Мальчик свалился вниз и пополз, оставляя за собой один сплошной след по земле. В голове царила неразбериха. Это столкновение с незнакомцами не было первым за годы скитания в поисках отца. Редко случалось, чтобы они вели себя агрессивно. Скорее, никто даже не смотрел на него, поскольку для этого приходилось опускать взгляд вниз, под ноги. Многие из обративших на него внимание забывали о нем в следующее мгновение. Мало кто подходил к нему, тем более, дотрагивался и что-то отбирал. В основном, наверное, потому что отбирать у него было, по сути, нечего. Едой он разживался довольно редко. В этот раз он ел быстро, почти не жуя. Суровый пример показал: ешь быстро и оглядывайся. Именно по этой причине он заметил, как из-за дома появился крупный мужчина в сопровождении той самой детворы. Он шел тяжело, сжав кулаки, так что внутри у мальчика все сжалось. Он кинул жалостный взгляд на небо, но солнце по-прежнему возвышалось над землей. Тени вокруг отбрасывались все еще светлые, пути у мальчика не оставалось. Убежать он не  мог, отползать было бессмысленно, поэтому он просто смотрел, как мужчина стремительно приближается, подобно урагану.

- Это ты тот выродок? – свирепо процедил он сквозь зубы и поднял мальчика за шкирку.

Их лица оказались на уровне друг друга – уже почти забытый опыт, потому что последние годы мальчик смотрел на остальных снизу вверх.

- Это он, это он! – закричали дети, наматывая вокруг них круги.

- Слышишь, ты, - продолжал мужчина, покрывая мальчишку брызжущей слюной, - какого черта ты тут взялся? Какого черта бросаешься бессмысленными угрозами, ты, безродный выродок?

- Они не бессмысленные, - отозвался мальчик, стараясь, чтобы голос его не дрожал слишком сильно, - они отобрали…

- Мне плевать! – мужчина швырнул мальчика на землю.

Он приземлился на локти и после удара не смог сразу опереться на них, чтобы приподняться. Игнорируя дикую боль, он смог сесть, только чтобы снова упасть под ударом мужской ноги. На этот раз мальчик ударился затылком, в его глазах тут же заплясали звезды. Кое-как сфокусировав взгляд, он направил его на небо, с мольбой глядя на заходящее солнце. «Быстрее, пожалуйста, быстрее!» - думал он, и слезы потекли из его глаз сами собой.

- Так ты еще и плакса, - мужчина склонился над ним, насмешливо всматриваясь в его мокрое лицо. Дети столпились вокруг них, смотрели на мальчика и смеялись. Внутри него вспыхнул шторм - шторм зашкаливающих эмоций – обиды, страха, злости, горечи. Он не мог перестать плакать, но не стал вытирать слезы. Вместо этого он выдавил, давясь слезами:

- А ты слабак!

Мужчина переменился в лице. Мальчик впился в него глазами, прекрасно понимая, что дела пойдут еще хуже. Но расплаты не последовало. Едва мужчина протянул к нему руки, как раздался громкий крик:

- Эй, вы что там делаете?

Дети рассыпались в стороны, как зерно из мешка, и мальчику удалось увидеть неподалеку старика, сжимающего в руках косу. Мужчина отстранился, но не ушел. Ему хотелось закончить начатое.

- А тебе чего?

- Ты какого черта пристал к парню? За своим лучше приглядывай! – старик направился к ним, и мужчина тут же поднялся на ноги.

- Ты косу-то отпусти, дед, - заговорил он более выдержанным тоном, - у нас с ним свои дела.

- У меня, может, тоже к нему дела, - старик положил косу на плечо, словно намеренно акцентируя на ней внимание, - ну?

Мужчина потоптался на ногах. Уходить, верно, он не желал. Но воплощать размытые угрозы от старика – с косой – ему хотелось еще меньше. Поэтому, кинув злобный взгляд на мальчика, он удалился с брошенными напоследок словами:

- Я тебя еще найду. Вы оба пожалеете.

Он не найдет. Мальчик шмыгнул носом, провожая его взглядом, и прекрасно понимал, что скорее он найдет мужчину, чем тот его – когда сядет солнце. Вопрос состоял лишь в том, стоит ли.

- Ты как, парень, в порядке? – дед обеспокоенно воззрился на него.

- Да, - мальчик вытер рукавом слезы, - спасибо.

- Этот дубай никогда не знал совести, - недовольно произнес он, но потом обратил внимание на руки незнакомца, - у тебя локти расшиблены. Мой дом прямо напротив. Сиди здесь, я сейчас вернусь. Не бойся, ты останешься в поле моего зрения. И в поле зрения моей косы.

Мальчик, в принципе, никуда не собирался. Тени уже чернели, солнце почти скрылось за горизонтом – оставалось совсем недолго. Он молча смотрел на темно-оранжевое небо, не думая о старике. Ему оставалось лишь удивленно шмыгнуть носом, когда дед пригнал к нему тележку. Она была небольшая и опускалась прямо на землю. Мальчик посмотрел на старика, словно ожидая подтверждения своей догадке. Тот кивнул:

- Запрыгивай, малец.

Они поехали. Точнее, дед покатил телегу, а мальчик поехал. В свои двенадцать он весил куда меньше положенного – наверное, как и все дети войны – так что тележка покатилась шустро. Дед закатил ее прямо в дом. У окна уже горела одинокая свеча, освещая деревянный стол и скамью. Хозяин присел на печь и вытащил деревянную шкатулку. Оттуда он достал какие-то сухие листья и лоскутки ткани. Сначала дед приложил травы к локтям, затем принялся их перевязывать. Ткань обагрилась красным. Мальчик и не замечал крови. Только ощутил боль. Не сказать, что сейчас она уходила, но, наверное, это помогает заживлению. Мальчик не стал уточнять, для чего это. Он просто молча наблюдал, позволяя старику выполнять лекарские манипуляции. После осмотра головы старик сел на скамью и разлил по деревянным чашкам молока. Мальчик сидел в тележке, не открывая рта – даже чтобы попросить молока. Но это оказалось лишним. Старик сам протянул ему одну чашку. После того, как они опустошили их, он заговорил:

- Я услышал краем уха, ты бросался громкими заявлениями. Не стоит. Это будет стоить тебе жизни, - старик замолчал, и в его глазах отразилась глубокая печаль. Внезапно, в этом полумраке, освещаемый огоньком свечи, он показался мальчику очень старым. Очень... одиноким. Мальчик прислушался к тишине. Он видел в комнате широкую кровать и спальное место на печке, но только на одной половине кровати покрывало было покрыто складками, только одеяло на печке дышало пылью. Взгляд мальчика вернулся к старику, и он решил отвлечь его от тяжелых мыслей:

- Почему?

Старик встрепенулся, стряхивая с себя воспоминания:

- Тебе совсем отбили голову, что ли? – осведомился он язвительно, - колвиды прошли всего полторы недели назад, а ты тут машешь перед всеми «Теневым» флагом! В следующий раз захочешь отпугнуть деревенских дураков, не притворяйся колвидом, тебе же хуже!

Последние слова мальчик пропустил мимо ушей. Глаза его загорелись еще на первых фразах, увлекая за собой, наполняя уже почти забытым ощущением счастья.

- Полторы недели? Всего полторы? – сердце затрепетало от мысли, что он уже близко. Разница сократилась до нескольких дней, - вы уверены?

- Этот разгром и побоище никто не забудет, - старик топнул ногой, но злился он совсем не на мальчика, - проклятые колвиды, чтоб их всех!

- Но это вы начали войну! – вступился за отца ребенок, сердясь, не зная, на что: на то, что его отцу от всей души желают смерти или на то, что его отец, скорее всего, убийца.

- Что за глупое оправдание!

- Не оправдание!

Лицо старика покраснело, он сжал кулак и стукнул им по столу. Наверное, он хотел что-то добавить к этому, но потом неожиданно успокоился, словно по щелчку пальцев.

- Что с тебя взять? Ты все еще ребенок.

Мальчик промолчал. Как гнев старика заставил его защищаться, так и спокойствие подействовало на него успокаивающе. Он посмотрел в окно. Солнце уже село, двор погрузился в темноту.

- Ты чего один-то, парень? – вдруг спросил старик.

- Ищу папу, - мальчик опустил взгляд на руки. На сердце словно лег тяжелый камень, но старик продолжал, не давая уйти в себя:

- А с ногами что?

- Я почти убежал, - просто ответил он. Уж слишком горько было вспоминать.

Старик помолчал. Глянул в окно. Потом повернулся и спросил:

- И где твой папа?

- Он солдат.

Дед замер. Не моргая, он всматривался в своего собеседника так долго, что, казалось, время остановилось. Следующие его слова он протянул медленно, насторожено:

- За армией, значит, идешь?

Мальчик отвел взгляд. Кивнул. Свеча освещала его детское личико, его светлые кудри, кажущиеся золотистыми. Просочившаяся кровь на перевязанных локтях отдавала багровым. Не мог он быть одним из колвидов. Не выглядел он врагом – ни для кого. Его тоненькие руки, бледная кожа, впалые от голода щеки, этот взгляд снизу вверх больших голубых глаз – разве поднимется рука здорового человека на ребенка, даже на ребенка врага? Пусть его слова – как осознал в этот миг дед – были правдой, его угроза была вполне себе реальной, он искал не Тень, безжалостную ночную убийцу, он искал своего отца. Он всего лишь нуждался в любви, в чувстве защищенности, он просто нуждался в семье.

Старик поднялся. Мальчик повернулся к нему и проследил за тем, как тот прошел к кровати. Свет от свечи не попадал вглубь комнаты, но тьма позволяла мальчику видеть каждое его движение, со всех сторон, с каждого темного угла. Старик вытащил маленький кинжал, он взял его за лезвие, рукояткой вперед – видимо, показывая, что нападать не собирается. Даже если бы он попытался, ему не удалось бы сделать и шага. Наступила ночь, а значит, мир окутала тень.

- Ты можешь вернуться ко мне, если не найдешь его, - произнес старик, направляясь к своему гостю, - хоть ноги твои не ходят днем, руки твои еще могут работать, - он тяжело опустился на стул, рядом с мальчиком, внимательно смотревшим на него, - днем ты ползешь на руках. Со временем они будут очень сильными, сильнее чем у остальных ребят.
- Правда? – спросил мальчик.

Старик протянул ему кинжал:

- А пока защищайся этим, - дед нарочито выделил предпоследнее слово, - и вспоминай меня.

- Я буду, - мальчик коснулся пальцами рукоятки и нерешительно взял в ладонь. Он поднял взгляд на старика, - а вы как будете защищаться?

Дед усмехнулся.

- У меня есть коса.
Уголки губ мальчика дрогнули в улыбке. Уже уверенней он обхватил рукоятку кинжала и поднял к глазам.

- Спасибо.

- Сделай так, чтобы я не пожалел об этом, - старик покачал головой.

Мальчик кивнул. Он убрал кинжал за пояс и потянулся вглубь комнаты, туда, где тьма поглощала свет. Темнота поймала его руку. Она обвила ее темными полосами и закрутилась, продвигаясь выше. Хватило всего пару мгновений, чтобы мальчик исчез. От потери груза тележка гулко упала назад, на дверь, и открыла ее собственным весом. Мальчик выскользнул на улицу, но шепот деда он услышал со всех сторон. Старик сказал:

- Найди своего отца, - и мальчику оставалось только устремиться вперед.

***

Женщина шла осторожно. Тьма вокруг нее словно пульсировала, ветер колыхал густую листву деревьев, наполняя лес шорохами и шелестением. Она часто оглядывалась, вытягивая факел, пытаясь рассмотреть то, что казалось ей угрозой. Огонь освещал лишь серую землю, темные деревья и черные пятна их листьев, но чувство, что за ней наблюдают, ее не покидало. Это чувство заставляло ее съеживаться. Она боялась останавливаться надолго, но двигалась медленно, стараясь издавать как можно меньше шума. Плащ развевался у нее за спиной под порывами ночного ветра, обволакивая холодом ее стройную фигуру. Это на ее стороне в лесу никого не было. Здесь, похоже, было по-другому.  Ей в голову не приходило, что такое может быть, поскольку лес, по сути, был одним. Предусмотри она это заранее, может, обошла лес со своей стороны.

Женщина крепче сжала факел в руках. Она сделала очередной шаг, но нога за что-то зацепилась. Она не смогла удержать равновесие и упала – вперед. Факел упал прямо перед ней и мгновенно потух, погрузив ее в полнейшую темноту. Ее сердце остановилось.

Звуки исчезли – разом, неестественно. Ни единого шороха, ни гула ветра, плотная черная пелена, лишившая зрения – словно все вокруг умерло по щелчку пальцев, и, в первую очередь, она. Женщина замерла, боясь пошевелиться, не поднимаясь, не пытаясь встать на ноги – оставшись лежать на земле так, как она упала. Ее дрожащий вздох, казалось, разнесся по всему лесу. Она вглядывалась вперед, она напрягла слух до предела. Но вокруг была лишь тьма, тишина, пустота.

Сомнений о скорой смерти у нее не оставалось. Женщина прикрыла глаза и сглотнула. В этот момент ей вспомнились дети – ее старший, уже ушедший из дома; средний, так похожий на отца; дочка, ее маленькая принцесса. Муж. Его руками был построен их дом, который она покинула. Она бы отдала все, чтобы вернуться туда вновь, чтобы его руки обвили ее, даря чувство защищенности, чтобы дети обняли ее, даря свою любовь. Она заплакала. Безмолвно. Слезы беззвучно покатились по ее щекам из-под опущенных век. Первая слеза, соскользнувшая с ее лица, упала на землю и засветилась. Женщина открыла глаза и в удивлении смотрела на то, как слеза превратилась в легкую светящуюся дымку. Страх отступил перед изумлением. Она перестала плакать, но с ее мокрых щек все еще падали выплаканные слезы, поднимавшиеся вверх искрящимся туманом. Он отражался в ее широко распахнутых, полных восхищения голубых глазах. Женщина коснулась его рукой – осторожно, заворожено. Дымок оказался липким, он легко проскальзывал между пальцами, обвивая, словно кольца. От него веяло теплом. На душе у женщины неожиданно стало легко, словно она оказалась в полнейшей безопасности, а темный лес вокруг нее ничего не значил. Она поднялась на ноги и подняла факел, и он вспыхнул у нее в руках, осветив рядом человека.

Она в страхе отшатнулась назад, но он выставил перед собой руки, показывая, что безоружен, и сразу заговорил голосом немного беспокойным:

- Не бойтесь, я не враг, я не враг, - он замер, сглотнул, вперившись в нее взглядом. Она лишь приложила свободную руку к поясу, где прощупывалась рукоятка кинжала. Сердце ее бешено стучалось, мысли в панике смешались, она смотрела с испугом широкими раскрытыми глазами, - я не причиню вам вреда, - он медленно покрутился, - видите? У меня нет оружия.

Мужчина замолчал в ожидании ответа, но давать его женщина не спешила. Повисла тишина, воздух заполнили звуки леса, гул ветра и потрескивание пламени. Свет факела освещал молодое лицо незнакомца с выразительной мимикой, большие светло-карие глаза, похожие на расплавленное золото. Он стоял, разведя руки в стороны,  открывая грудь – самое уязвимое место человека. Женщина обхватила рукоятку сквозь ткань плаща и произнесла немного дрожащим голосом:

- Что вы делали рядом со мной?

Мужчина почесал затылок и неловко улыбнулся:

- Я знаю, вы с той стороны. По этому лесу часто приходят из-за границы, но всегда днем. Не ожидал увидеть кого-то так поздно, - он сделал шаг навстречу, и женщина тут же сделала шаг назад:

- Вы не ответили на вопрос.

- Слезы матери, - торопливо бросил он, боясь, по всей видимости, что нить разговора разорвется.

- Что? – не поняла женщина.

- Слезы матери, - мужчина махнул рукой в ее сторону, - у вас на руке. Я увидел их в темноте и пошел на свет. Знаете, это что-то вроде легенды у нас.

- И что вы хотели?

- Простите, это моя вина, - брови незнакомца сдвинулись друг к другу, - я просто пошел к ним убедиться, что это не видение. И совсем не подумал, что если есть слезы, то есть и человек, который плачет.

Щеки женщины вспыхнули красным. Она потупила взгляд, но, помолчав, спросила:

- А почему вы бродите в темноте?

- Потому что в лесу небезопасно.

Это звучало как полная бессмыслица, он понял это по выражению лица своей собеседницы.

- Понимаете, лес мертв, пока нет огня. Огонь вдыхает в него жизнь.

Они оба свели глаза к факелу, горящему в руках женщины. Если бы он попросил ее потушить ее, она бы никогда не стала. Но он не предложил, только перевел взгляд с факела на ее руку, все еще обвитую Слезами и благоговейно произнес:

- Но тут вам повезло, мать всегда защитит свое дитя, - он замолчал, заворожено наблюдая за дымком, - я могу… могу проводить вас до деревни.

- Забирайте, - женщина вытянула вперед руку и сглотнула, - забирайте и оставьте меня, пожалуйста.

Взгляд у мужчины стал почти обиженным.

- Я не собирался убивать вас ради Слез, - ответил он, - я могу наплакать сам, когда у меня появятся дети.

Он ухмыльнулся, надеясь, что шутка растопит женщину, но та никак не отреагировала.

- В общем, я не могу забрать их даже при желании, - закончил мужчина, - так вы идете? Мне еще дров собрать, я бросил их где-то недалеко…

Он начал оглядываться по сторонам. Задерживаться поболтать с ней, похоже, он не планировал, что показало женщине, что мужчина вполне готов уйти. Хоть он и являлся подозрительным незнакомцем, перспектива снова остаться в лесу ее не радовала.

- Мне… мне нужно в Исидирию, - сказала она.

- Хорошо, я покажу вам утром дорогу, - мужчина смахнул с лица длинную челку, - можете переночевать у моей бабушки.

Они пошли. Ночной гул ветра все еще сопровождал их, но присутствие другого человека, мужчины, действовало на нее успокаивающе. Он шел впереди и иногда останавливал ее, когда ему казалось, что дальше идти опасно. Иногда он поглядывал на факел, на огонь, но не просил потушить его, хотя, казалось, просьба вертелась у него на языке. Что касалось женщины, она сама не знала, чего опасается больше – его, леса или полной беспомощности, что случится, потеряй она зрение. Поэтому она молча сжимала в руках факел и делала вид, что не замечает его взглядов. В какой-то момент ей даже показалось, что он солгал, потому что вокруг было спокойно, относительно безопасно. Однако она ошибалась. Мужчина только остановился в очередной раз, прислушиваясь к шуму ветра, когда перед их глазами замерцал голубой свет. Он напоминал шар и захватывал их таким образом, что они оказались в центре.

- Что это? – испуганно вопросила женщина, невольно прижавшись к мужчине.

Он промолчал, и в эту паузу, между ее словами и его, раздавалось лишь беспокойное шелестение листьев. То же спокойствие, царившее несколько мгновений назад, без единого лишнего звука.

- Это Слезы Матери, - наконец, прошептал мужчина. В голосе его слышался и страх, и удивление, - огонь привлек что-то, и мать защищает нас.

- От кого? – сглотнув, спросила женщина.

- Не знаю.

Они затихли. Факел потрескивал в руках женщины, освещая деревья вокруг. Среди них не мелькали силуэты, не светились ничьи глаза, не проносился чей-то протяжный вой или рычание. Никакого намека на чье-то присутствие.

Защитный шар продолжал сиять.

В конце концов, они вышли к деревне. Едва они миновали последнее дерево, как сияние вокруг них замигало и исчезло. Чувство защищенности исчезло вместе с ним, и дымок растворился в темноте. Женщина в страхе отшатнулась от леса, сполна ощутив непережитый ужас. Земля под ее ногами содрогнулась, из леса раздался истошный крик, казалось, сотканный из сотни других криков – мужчин и женщин, стариков и детей. Факел у женщины потух в то же мгновение.

В деревню она вошла на дрожащих ногах. Была глубокая ночь, окна были потушены, на улицах было пусто и безлюдно. На какое-то мгновение ей показалось, что она вернулась в свою деревню, и эта мысль успокоила ее. Но лишь проходя мимо сгоревших домов, мимо покосившихся дверей, в которые, казалось, долбились топором, она понимала, что ее деревня жила в мирное время. Здесь шла война.

Мужчина прошел к одному из домов и постучался со словами «это я, бабушка». Пока внутри закопошились, пока зажигалась свеча, он оборачивался к притаившейся позади женщине, словно боялся, что она вдруг исчезнет. Та не прониклась к нему особым доверием, но кинжал держала за поясом. Он говорил, здесь живет его бабушка. Вполне возможно, он соврал, однако, не убедившись, женщина не могла прикоснуться к оружию.

Наконец, дверь заскрипела, навалилась на бок, и в проеме возникла пожилая женщина. В руках ее горела свеча, хорошо освещая маленькие карие глаза. Ничего не говоря, она взглянула сначала на мужчину, потом на женщину, затем развернулась и прошла вглубь дома. Мужчина сказал вместо нее:

- Проходи, она готовит тебе спальное место.

Женщина посмотрела на него, не сдвинувшись с места. До нее дошло, какую огромную услугу она выпросила, заявляясь среди ночи в незнакомый дом во время войны.

- Кажется, это плохая идея. Она… она меня все же не знает.

- Она пригласила тебя, видишь, - мужчина пробежался пальцами по деревянной двери, - она не закрыла дверь.

Женщина не стала утруждать его уговаривать себя. Она зашла в дом, неуверенно, словно ожидая, что ее тут же попросят уйти. На удивление, этого не произошло. Старушка копошилась где-то в углу дома. Женщина почувствовала облегчение. Она обернулась, посмотрела в глаза своему спасителю и произнесла:

- Спасибо.

Мужчина подмигнул. И скрылся в темноте.

- Что тебя сюда привело? – спросила старушка позже, когда женщина уже расположилась на кровати.

Перед этим она вытащила единственную булочку, прихваченную с собой, и попыталась вручить ее в качестве благодарности. Большего у нее не было. Уходя, она оставила все детям и мужу. Не взяла ни коня, ни провизии. Старушка, однако, отказалась. Она стояла и светила свечой, чтобы гостья смогла скинуть плащ и обувь.

- Мои племянники… - ответила женщина шепотом; в доме спали другие люди, как она полагала, семья хозяйки, не всем же быть бродяжками подобно ей.

- Сколько?

- Двое. Мальчик и девочка, - в голубых глазах женщины отразилась и любовь, и задумчивость, - письмо сестры шло несколько лет, я даже не знаю, сколько. Наверное, им сейчас лет девять и семь.

- А что их отец? – поинтересовалась старушка.

- Не знаю. Не знаю… - с горечью пробормотала женщина. Она мало знала о своей сестре с тех пор, как та ушла за границу, - может, тоже погиб.

- Будь осторожнее. На вашей стороне колвидов нет, но здесь они повсюду. Ночь лучше пережидай, - дала наставление старушка, - ладно, укладывайся. Путь предстоит не близкий, нужно набраться сил.

- Спасибо, спасибо вам за все.

- Ничего, - ответила старушка, уходя, - семья, нет ничего важнее семьи.

***

Когда начало рассветать, мальчик выпрыгнул из темноты. Раньше у него получалось довольно изящно, как учил отец. Сейчас, без ног, он просто шлепнулся на песок, подняв пыль. Тьма лечила, за ночь его локти полностью затянулись, поэтому он избавился от перевязки деда, как только вернулся на свет. В этот раз ему чуть-чуть не хватило ночи, чтобы добраться до самой южной деревни. Его задержало возвращение к старику. По пути к отцу мальчик заметил рассыпанные на земле золотые монетки возле бездыханного тела. Он собрал их – тьмой – долго перебирал, раздумывая. Потом вспомнил, как дед налил ему молока. На столе у него больше ничего не имелось. Наверное, он голодал, но он все равно налил незнакомцу молока. Мальчик решил, что ему деньги будут нужнее. Старик подготовиться к зиме, купит себе овощей, может, овец. И мальчик, подумав об отце, повернул обратно.

В темноте Тьма передвигалась быстрее ветра, но отец мальчика тоже был Тьмой, в этом-то и заключалась основная проблема. Мальчик преодолевал десятки тысяч миль за ночь, его отец тоже. Даже, наверное, больше. Но мальчишка все равно повернул назад.

«Вот дед обрадуется» - довольно думал он, бестелесный, бескостный, растворенный в темноте. Монетки радостно позвякивали в воздухе и потрясенно посыпались на деревянный пол, когда мальчик вернулся в дом старика. Дверь была открыта нараспашку, внутри царил хаос. Дед, мертвый, лежал на своей кровати, стеклянными глазами уставившись в потолок. Его коса стояла рядом с ним, с нее еще капали кровавые капли. Мальчик вернулся в обличье человека и потряс старика за плечи. Его тело безвольно качнулось. Потухшие глаза все еще смотрели в потолок, без страха, без удивления. «Я здесь!» - воскликнул мальчик, надеясь, что, каким-то образом, старик очнется и спросит своим скрипучим голосом «какого черта ты здесь, парень?». Но старик молчал. Мальчик насупился, зажал губы. Его глаза покраснели, по детским щекам побежали слезы. Он вытирал их ладонью, но слезы все лились и лились…

Какое-то время мальчик стоял у кровати, не зная, что ему делать дальше. В ночь, когда на их дом также напали, мальчик успел забиться в темный угол и исчезнуть прямо перед тем, как почти схватили и его. Он растворился в темноте и метался, ожидая, что она закроет свежие раны на спине и вылечит ноги, чтобы вернуться и отбить дом. Мальчик прождал всю ночь, а на утро обнаружил, что дома больше нет. То утро было не лучше ночи. Тогда он понял, что никогда не сможет ходить днем снова.

Потом мальчик вспомнил, что мертвым закрывают глаза. Он накрыл ладонью глаза деда и закрыл их. Затем он оглядел дом и решил, что, наверное, нужно привести его в порядок. Мальчик поднял тележку, стул, стол, заправил спальные места, кроме кровати, на которой лежал дед. Он снова остановился у него, было так тихо, так «мертвенно» тихо. Мальчик сел на пол, перебирая никому не нужные монетки, и вспомнил про кинжал. Чувство вины пронзило его. Старик отдал ему свой кинжал. Может, он был бы жив, если бы оставил его себе. Может, он был бы жив, услышь мальчик, как сговариваются его убийцы. В темноте он слышал все, что происходило в охваченных тьмой местах. Но он так привык игнорировать этот шум…

По щекам мальчика снова забежали слезы. Он зашмыгал носом, вытирая слезы рукавом рубашки. Монетки в его руках переняли его тепло, и, глядя на них, мальчик подумал, что взять их не может. Не после этого. Он сжал их в руках, покинул дом и постучался в первую же дверь. Она очень долго не открывалась, но потом приоткрылась немного, и оттуда высунулся бородатый мужчина:

- У меня есть нож, - предупредил он.

- У меня есть золото, - дрожащим голосом сказал мальчик и указал на соседний дом, - там дедушка… мертвый. Его… надо… что надо? Вы сделаете это за деньги? – мальчик протянул все золотые монетки, которые у него имелись.

Мужчина открыл дверь полностью и посмотрел на ребенка серьезным взглядом.

- Нужен священник.

Они разбудили священника, прошли к дому деда. Мужчина взял его тело на руки, и втроем они молча прошли на кладбище. Священник зачитывал из молитвослова, пока мужчина выкапывал яму. Потом он запел, когда уже тело деда покоилось в могиле, а мальчик, вытирая слезы, смотрел на его безжизненное тело. После мужчина закопал старика, и они со священником начали делить деньги. Незамеченный ими, мальчик молча ушел в темноту.

Кто убийца, не составляло труда догадаться. Во тьме он видел и слышал каждого, кого не освещал свет.  Где-то в темноте напевали песню, уродливую, без мелодии, без рифмы. Она состояла из трех слов: «старый пень помер», и в разных вариациях скользила из скривленных в усмешке губ. Мальчик узнал его голос, узнал его лицо. Это был тот мужчина, который избивал его днем. Очевидно, он пытался воплотить свою угрозу, но мальчишки уже не было. Зато оставался дед.

Убийца ложился спать. Мальчик всматривался в него из темноты, пока тот умывал окровавленное лицо в деревянной посудине подле дома, довольно распевая свою «придуманную» песню. Проскользнув в дом, мальчик увидел спящих детей. Кроме того ребенка, укравшего у него булочку, спали еще трое, поменьше и побольше. Спала и его жена. В какое-то мгновение у мальчика промелькнула мысль, что лишить их всех жизни было бы справедливо. Однако он тут же отогнал ее и вернулся к мужчине. Тот вытирался, опершись одной рукой о стену своего дома, потом, посмотрев куда-то в сторону, словно что-то внезапно пришло ему в голову, рассмеялся. Это было последней каплей, ярость заклокотала в мальчике. Он закричал, закричал громко и отчаянно, и дом затрясся, как листок на ветру. Мужчина свалился на землю, но тут же вскочил на ноги, испуганно озираясь. Он схватил первый попавшийся в руку камень и кинул наобум, воскликнув почти женским голосом:

- Кто здесь?!

Мальчик насупился. Будучи Тенью, он был сразу везде и нигде, был, но не существовал. Его не мог задеть ни камень, ни стрелы, ни огонь, потому что тени невозможно сделать больно. Безграничная власть и полное обезличивание. Однако мальчик хотел, чтобы мужчина видел его. Он вышел из темноты, избавляясь от объятий Тьмы, и взглянул убийце прямо в лицо. Тот без труда узнал его, с той лишь разницей, что сейчас в его глазах отражался ужас.

- Я обещал, что солнце сядет, - проговорил мальчик дрожащим от гнева голосом, - и оно село.

Мужчина развернулся и рванул в дом. Бесполезное, по сути, спасение, поскольку дома тоже было темно. Мальчик закричал – во весь голос, и его крик отразился со всех сторон, с каждого покрытого мраком угла, обволакивая мужчину, как кокон. Крик был так невыносим, что убийца потерял сознание и свалился на землю. Мальчик упал на колени подле него, закрывая лицо руками. Плечи его задрожали в рыданиях. Гнев отпустил мальчика, но это не помогло вернуть ему старика. Дед был хорошим человеком. Он не заслуживал такой подлой смерти. Мужчина не только убил его, он убил его во сне. Старик успел лишь распахнуть глаза, чтобы посмотреть в глаза своего убийцы. И это было последним, что он видел на этом свете.

Когда мальчик открыл глаза, он увидел столпившихся возле окон детей и женщину. Оказавшись замеченными, они тут же скрылись в закоулках дома. В темноте мальчик видел, как все забежали в спальню, а потом боязливо посмотрели в щелку приоткрытой двери. Никто не вышел к мужчине. Мальчик поднялся с колен, бросил взгляд вниз, на него. Никто не вышел спасти его. Даже не попытался. Они не посмотрели, жив он или мертв, нуждается ли он срочно в лекаре или нет. Они просто вернулись в спальню, беспокоясь только о собственных жизнях. Мальчик вспомнил, как дед встал на его защиту. Да, у него была коса, но мужчина был моложе, выше и сильнее, он мог бы попытаться напасть. Но дед все равно вышел. Мальчик бросил последний взгляд на окно и скрылся в темноте, думая, что, наверное, мужчина не проживет долго, как и его семья.

***

Исидирия оказалась полуразрушенной деревней. Порой издалека женщина замечала, как горят дома других деревень, так что, казалось, это было ужасным, но обычным явлением – прийти в село, где кладбище было больше него самого, а половина домов была сравнена с землей. Это производило на женщину глубокое впечатление. Настроение у нее оставалось мрачным, на сердце лежал тяжелый камень. Несмотря на то, что она намерена избегала остальные деревни на своем пути в Исидирию – а их было не мало – ощущение причастности к всеобщему трауру полностью поглотило ее. Саму войну ей удавалось миновать. Ей не встречались ни колвиды, ни люди. Она не слышала криков или плача. Оставаясь в стороне от остальных, женщина избавляла себя от жестоких картин войны. Ей было тяжело, но она понимала, что никому не сможет помочь, поскольку даже кинжалом пользоваться не умела. Он служил ей скорее духовно, навевая ложные мысли о безопасности.

И так, одна, без особой защиты, полями и лугами, она добралась до деревни своей сестры. Ее дом найти было не сложнее, чем саму деревню. Местные жители, посмотрев на нее сочувствием, указали на обгоревшие доски, смутно напоминающие что-то помимо потухшего костра. Она долго сидела перед ними, пытаясь представить, как несколько лет назад здесь раздавался топот детских ножек, пахло едой, смеялась ее сестра. Как жарила теплом печка, и дым выходил из трубы, а окна ночью горели. Сердце сжалось – до боли в груди. Женщина зарыдала.

Жители сказали, что дом пустовал чуть меньше шести лет. Почти с начала войны. До того момента, как рука ее сестры выводила эти витиеватые буквы. До того момента, как колвиды и люди ладили между собой и жили в мире и согласии. До того момента, как сосед напал на соседа. С этого места развязалась гражданская война.

Теперь в Исидирии проживали только люди. Поскольку во время войны сгорела большая часть деревни, уцелевшие дома, даже дома убитых колвидов, занимали выжившие человеческие семьи. Женщина остановилась на ночь в одном из таких домов. Она долго смотрела в потолок, опустошенная, потерянная, с огромным камнем на сердце, от которого становилось трудно дышать. Сестра ее умерла много лет тому назад. Для нее же она умерла только сейчас. В свете свечи женщина в слезах перечитывала письмо, раз за разом, не в силах смириться с ужасной вестью. Это казалось невозможным. Все эти годы женщина считала ее живой, она ничего не почувствовала тогда, шесть лет назад. Огромное чувство вины съедало изнутри. Она даже не успела спасти ее детей. Никакой ниточки не осталось. Миссия была провалена – задолго до того, как началась. Женщина чувствовала себя раздавленной. Она не могла заснуть, едва дышала, ее руки дрожали. В какой-то момент она так вымотала себя, что, не заметив, провалилась в глубокий сон.

Следующие несколько дней женщина провела в деревне. Она ходила мимо домов, как когда-то шла с работы ее сестра, разговаривала с людьми, которые были ее друзьями. С их помощью разобрала завал из досок. Ей хотелось найти что-то и забрать с собой на память. Хоть черный от копоти лоскуток платья, но ничего не осталось.

Кинжал женщина вернула стражнику. Он встретил ее, как давнего друга, и все смотрел за ее спину, словно ожидая, что за ней кто-то последует, все держал дверь открытой, как будто кто-то опаздывал. Но потом они встретились глазами, и он все понял. Они ничего друг другу не сказали. Дверь закрылась вслед за ними, и вдвоем они двинулись дальше.

Дома женщина обняла своих детей и попала в теплые объятья мужа. Она не отпускала их. Дети смеялись, говорили наперебой, рассказывая что-то, а она наслаждалась их живыми голосами. Войны здесь не было. Здесь была жизнь.

***

Пережидать день мальчик решил на окраине деревни. Он сидел на земле, опершись спиной о деревянный забор, и жевал траву. Прошедшие все еще тянули вниз, на самое дно, но мысль о том, что совсем скоро он найдет отца, освещала его сердце. Он смотрел на жучков, ползающих рядом, думал о том, как отец крепко обнимет его при встрече, как потреплет его волосы и скажет, что все будет хорошо. Все будет хорошо, когда мальчик найдет отца, он был уверен. Но сейчас его терзали страхи. Узнает ли он его? Они не виделись много лет. Отец мальчика служил в армии задолго до начала войны. Его часто не было дома, и в ту ночь, когда на их дом напали, его тоже не было. Наверное, он даже не знал, что что-то случилось с его семьей. Мальчик потянулся к голове и пригладил волосы. Скоро он увидит папу. Он найдет его.

- Сюда?

Мальчик оглянулся и увидел, как по тропке идут несколько мужчин, волоча за собой телегу. Был самый разгар дня, особо теней не было, и мальчик не мог спрятаться. Он успел немного отползти от того места, где сидел, когда мужчины увидели его.

- Эй, малыш, лучше здесь не сиди, - сказал один из них, - сюда везут трупы, смердить будет хорошо.

- Какие трупы? – спросил мальчик, поглядывая на телегу.

Снизу ему не было видно, что в ней было, но над ней летала целая стая мух.

- Колвидов, кого ж еще, - пожал плечами другой мужчина.

Они опустили телегу и вывалили содержимое на землю. Тела навалились друг на друга, согнувшись в неестественных позах. Мальчик торопливо отвел взгляд, но краем глаза заметил то, от чего у него почти остановилось сердце. На них была Теневая солдатская униформа. Его голос задрожал, когда он спросил:

- К-к-когда они пришли?

- Сегодня под утро, - ответил ему один из мужчин.

Они переглянулись между собой и двинулись обратно в деревню. Мальчик сжал кулаки, насупился, но глаза все равно наполнились слезами.

- Нет, нет, его там не будет, - твердил он себе, соскальзывая на землю. Приподнимаясь на локтях, впиваясь ими в землю, передвигая свое тело с безвольно лежащими ногами, - он жив, он не может умереть, он папа…

Мучительно долго. Мучительно долго он продвигался к куче сваленных трупов со стаями жужжащих мух. Мучительно долго он всматривался в приближающиеся тела в форме. Невыносимо долго. Сердце кололо, оно до боли сжималось в груди. Он полз, передвигая локтями, и этот путь, казалось, занял всю его жизнь. С того момента, как отец впервые взял его на руки, как целовал на ночь, как смеялся и трепал его волосы. До того момента, как мальчик увидел его лицо с застывшими глазами, смотрящими в никуда. Он остановился, замер, пытаясь отыскать в этих широко раскрытых глазах хоть самую малую толику жизни. Но в них отражалось лишь полуденное солнце.

Лицо мальчика исказилось гримасой. Он зарыдал, захлебываясь в своих слезах. Он задыхался. Он бился в истерике, он кричал. Когда мужчины появились на горизонте, толкая очередную телегу с такой же кучей мертвых людей, он закричал на них срывающимся, почти нечеловеческим голосом. Они отшатнулись, переглянулись. Толкнули тележку дальше и вывалили тела рядом с другими. Мальчик замолчал, и, тяжело дыша, прополз к первой горе, вцепился в отца и насупил щеки. Но мужчины не собирались отбирать мертвое тело, они вернулись к телеге и покатили ее обратно.

Остаток дня мальчик провел с отцом. Он лежал, смотрел в ту же сторону, что застекленевшие глаза его отца, и молчал. Он думал о матери и сестре. О том, что не знает, где их тела. Так же свалены в кучу на окраине какой-то деревни, ведь они умерли вместе? Или похоронены, как дед, только в соседних могилах? Он думал об отце. Что опоздал на всего пару часов. Искал восемь лет и опоздал на пару часов. Он думал о кинжале. Тот, что стоил деду жизни. О том, как легко ее лишиться.

Мальчик вытащил его из-за пазухи и принялся разглядывать в свете луны. В какие-то мгновения ему казалось, что он видит в изгибах лезвия лицо мамы, сестры, отца. Вся его семья.

Эти годы скитаний в одиночку показали, что одному ему не справиться. Но тогда он жил надеждой найти своего отца. Того, кто будет защищать его, того, кто будет любить его, трепать за волосы и целовать на ночь.

Теперь смысла в жизни не было.

Мальчик провел лезвием по коже. Острие окрасилось в красное, по ладони тонкой струйкой покатилась кровь. Он сжал в руке кинжал, как перо, торопливо достал раненной рукой бумагу из-за пояса. Измятая, хотя он бережно хранил ее, немного пожелтевшая за время. Он вывел кинжалом пару слов, кровью, поскольку чернил и пера у него не было. Старательно, особенно бережно выводя витиеватую букву «л». После мальчик аккуратно сложил бумагу в больную руку и ею взялся за руку мертвого отца. Второй рукой он провел по своему горлу. Даже немного странно. Дед дал ему кинжал, чтобы он защитился. И он сделал это – в своем особенном смысле.

Он позаботился и о завтрашнем дне. Именно поэтому его последние слова были так просты. Всего шесть слов, смысл которых он понимал слишком хорошо. «Пожалуйста, похороните моего папу и меня».


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 2. Оценка: 3,50 из 5)
Загрузка...