Золотой рябчик

Это сколько же лет прошло? Однако более двух десятков… А память хранит эту историю во всех подробностях, со всеми тонкостями. Спасибо ей за это, ведь я вновь возвращаюсь в те дни, вновь переживаю то, о чём и рассказать-то непросто. Но время пришло, сегодня уже никто не сочтёт меня ненормальным, а потому я попробую воссоздать «историю давно минувших дней». Только бы ничего не упустить…

Когда в страну пришли скверные годы перестройки, стало ясно, что мой час пробил – я могу уйти жить в лес, о чём раньше и мечтать не приходилось, прописка и военный учёт надёжно «держали на привязи». Через короткий отрезок времени я уже знал, когда и в какой лес предстоит перебраться, и стал готовиться к переселению, ведь известно, что далеко не всегда «собраться – только подпоясаться». Работа в Сибирском отделении Академии Наук, да и сам Академгородок казались мне уже пройденным этапом. Оставляя всё это, я не сожалел ни секунды. Проблемы местного значения решить труда не представляло, а дальше – мечта обязательно сбудется, я, наконец, смогу жить по законам своей веры.

Когда ко мне заглянул мой младший брат Родька, я как раз заражал патроны для своего ружья. Фабричными патронами никогда не пользуюсь, снаряжаю боеприпасы лично, и весьма тщательно. Выглядел Родион каким-то усталым, что ли.

- Привет, Саня! – негромко приветствовал меня брат.

- Салю-ют! - отвечал я как можно доброжелательнее, памятуя о повышено щепетильной чувствительности Родькиной души – Есть хочешь?

Наш, уже «ушедший к верхним людям» родитель, имел пристрастие к воителям, которые когда-то оставили след в истории. Поэтому меня нарекли в честь Александра Пересвета, а младшего – в честь Родиона Осляби. Если бы родители произвели нам сестрёнку, почти уверен, что родитель назвал бы её Жанной, в честь Орлеанской Девы. Родьку любили больше, потому что младший, а повышенное внимание сделало его чрезмерно требовательным к нюансам внимания. Поскольку нянькался с ним больше всех я, то невольно научился пластичности и толерантности, общаясь с братцем.

- Спасибо!.. – вяло отозвался Родька.

- «Спасибо, да», или «спасибо, нет»?! – уточнил я.

- Я только на минутку… Есть не хочу, только что обедал.  Патронов дашь? – в его голосе слышались и надежда, и неуверенность.

- Каких, и для чего?! – сразу заинтересовался я. К охоте и рыбалке приучал брата ещё с детства, но страсти в нём так и не разбудил. Поэтому сегодня было чему удивиться.

- Да, рябчиков хочу пострелять, в Золотом ключе их в этом году просто тьма!

Настало время удивиться ещё больше.

- Шутишь? Ничего себе, ближний свет!..

- Просто я кое-кому пообещал…- почти просительно сказал Родька.

Золотой ключ очень далеко, больше суток в дороге, и что, он один, да ещё ради рябчиков, которых и в трёх часах дороги от дома можно добыть, сколько угодно, отправится в угрюмые отроги Кузнецкого Алатау? Не верю, тут что-то не так… И вдруг меня осенило: этой дубине почти четверть века, ни разу ещё не завёл приятного знакомства с особью противоположного пола. Сейчас, кажется, братец, наконец-то, такую особь повстречал, совместный поход, палатка, костёр. Он, как истинный мачо, при оружии, дичь, обветренное лицо, зорко осматривающее окрестности. А самое главное, Золотой ключ – это то самое место, где у меня уже стоит маленькая избушка, в которую намерен переехать. Родька там пару раз был, дорогу знает хорошо. Да, те окрестности способны удивить любую юную леди, что только добавит шарма её поклоннику. «Слава те, господи!» - тихо порадовался я.

- Ладно, патронов возьмёшь, сколько нужно. Только не лезь поперёд батьки в пекло, делай всё, как следует. Торопись не спеша! Захвати ещё приличных термитных спичек, сырость там всегда повышенная, обычные спички отсыревают очень быстро. Когда вернёшься?

- Ну… Через недельку-полторы. Время же ещё есть в запасе!

- Тебе виднее. Не забывай про институтскую практику! – закончил я своё напутствие и отпустил его восвояси.

Родион не появился ни через неделю, ни через полторы, ни через три. Стало ясно, что случилось что-то плохое. Я занервничал и стал торопливо собираться на поиски, стараясь взять всё то, без чего будет непросто прожить в поисковой экспедиции. Планировал привлечь одного надёжного друга, но в последнюю секунду передумал, что-то подсказывало, что так будет правильнее.

 

Добравшись до избушки, с грехом пополам, только к вечерним сумеркам, я провёл краткое расследование, и убедился, что Родька здесь был. На столе находился его рюкзак, сухой, аккуратно уложенный, на печи, в моём любимом котелке, остатки гречневой каши с тушёнкой. Не с рябчиками. Ими тут и не пахнет. Как нет намека на присутствие юной гёрл, кроме банальной шпильки для волос на подоконнике, мысли о которой, ещё там, в Академгородке, сделали меня доверчивым и наивным до того, что я собственноручно вручил брату патроны и благословил, отправляя в неизвестность… Настроение стало ещё более скверным, чем то, с каким я добирался до избушки. «Спокойно! – сказал я себе, - Утро вечера мудренее!». С тем и прилёг на деревянный настил, выполняющий роль кровати. И, как не странно, уснул аки убиенный.

Утренний досмотр был проведён более тщательно. Ружья, подаренного брату в день совершеннолетия, патронташа с патронами, ножа, армейского котелка с фляжкой и пристёгивающейся кружкой-чашкой в избушке не оказалось.

Удивил, обнаруженный в рюкзаке Родьки рисунок Васнецова «Пересвет и Ослябя». Похоже, братец носил его, как амулет. Ненадолго, но это отвлекло меня от тяжёлых мыслей: родитель наш, мягко говоря, был малограмотен, поэтому мог позволить себе роскошь ошибаться. Но братец то… Ни Пересвет, ни Ослябя, монахами вовсе небыли. Александр – воевода Брянска. Привёл Дмитрию Донскому в поддержку брянскую рать. Родион – его двоюродный брат, был также в том ополчении. У отца Сергия, в монастыре, ночевали только одну ночь, а поутру Сергий передал для Донского освящённый хлеб, который и был передан Дмитрию. Никакого поединка с Чели-беем тоже не было, Пересвет погиб только к вечеру, обессилев от многочисленных ран и большой потери крови. После разгрома Мамая, Родион, вернувшись в Брянск, усыновит детей погибшего Александра и достойно их воспитает. Это давным-давно доказано специалистами, но кому-то надо по сей день морочить голову честному народу… Хотя… Может быть, в этом что-то есть. Иногда срочно нужен герой и его подвиг. Как в истории с капитаном Николаем Гастелло. В колонну немцев врезался капитан Маслов, старший лейтенант Воробьёв, летевший в одной тройке с Гастелло и Масловым, был сбит на подлёте, а Николай вышел из боя на сильно повреждённом самолёте, надеясь устроить вынужденную посадку, но не дотянул до ровного поля и выбросился с парашютом. Парашютиста тут же расстрелял немецкий истребитель. В герои Гастелло попал по спешке, из-за военкорра, который, не разобравшись в фамилиях и именах, срочно изобразил героя, умышленно уронившего свой самолёт на колонну врага.  Ошибки никто не заметил, подвиг лётчика впечатлил очень многих. Тогда это было необходимо.

На все эти размышления ушло секунд пятнадцать, после чего я вновь приступил к расследованию.

Судя по остаткам каши, не успевшей засохнуть, или заплесневеть, Родион был здесь в последний раз два-три дня назад. Придя к такому выводу, сразу почувствовал облегчение: значит, жив ещё мой братец. А почему ночевать не ходит – разберёмся. Пора посетить Золотой ключ. Интересно, за что ему дали такое название? Впрочем, в Сибири золото есть в каждом ручье, в большей степени, или меньшей. Облачившись в охотничий наряд, я зарядил свой бокфлинт мелкой дробью на рябчика и тронулся в путь.

Шагать предстояло километра четыре.

По окрестным холмам шла осень. Голубое небо, зелень пихт и кедровых сосен, великое разнообразие пурпурных и жёлтых оттенков не давали ускорить передвижение. Я пил эту красоту, как бальзам, и был счастлив, ощущая, как сливаюсь с этой, такой прекрасной, лесной страной. О плохом не думалось, была тихая уверенность, что всё скверное уже позади.

Золотой ключ – узенький, но глубокий ручеёк, который можно легко перепрыгнуть в любом месте. За сотни тысяч лет своего существования он разрезал гору, уложил вынесенный грунт в отмель перед речкой, в которую впадает. Протяжённость этого ручья менее двух километров. Всего-то… Но в прибрежных пихтачах рябчиков действительно больше, чем где либо. Есть там и лось, и кабан, и глухарь. Неясно, почему каша была с тушёнкой…

Узкая долина, по которой бежит ключ, стала понемногу расширяться. Засвистели, перелетая, рябчики, предупреждая остальных о появившейся опасности. Мне подумалось, что они почти не пуганы, значит, Родька здесь не стрелял. Если вообще стрелял где-нибудь... Наметилась тропинка, довольно свежая. Братец, что ли, протоптал? Поднявшись вверх по ключу шагов на триста, не вытерпел – сбил выстрелом рябчика. Хороший, крепкий парень, с ярким  чёрным галстуком. Как учит меня моя вера, извинился перед ним, искренне поблагодарил, посыпал его духу щепотку табака. Настанет день, сказал я ему, когда превратившись в прах, я прорасту травой, и кто-нибудь из твоего народа, может быть, даже твои внуки, или правнуки, склюют её семена. Прости.

И тут я увидел Родькино ружьё. Оно висело на сучке, под пихтовой лапой, здесь же были и патронташ, и нож. Вот это номер... Я растерялся. Подойдя, убедился, что ошибки нет. Переломил ружьё: не заряжено, из стола не сделано ни единого выстрела. В патронташе все патроны в наличии. Да что происходит то?!. Тропинка, между тем, звала дальше, и через полсотни шагов всё сразу встало на свои места. Братец приехал сюда не охотиться, он приехал мыть золото... Старатель сопливый. Две лопаты, кайло, кособокое сооружение, отдалённо напоминающее старательский лоток. Себя, я вижу, Родя не жалел – несколько тонн мокрого грунта понемногу сохли вдоль берегов ключа. Нашёл что-нибудь, или нет? Ведь рабочее вдохновение здесь очевидно, что-то же стимулировало этот рабский труд. Нахождение брата в верховьях ключа исключалось: вода в нём была чистой, а это значит, что промывочные работы там не ведутся.

До ушей долетел странный звук, природу которого я сразу понять не смог, очень походило на отдалённый выстрел. Я весь превратился во внимание. Звук повторился чуть ближе, более отчётливо. И почти сразу же загремели «короткие автоматные очереди». Ничего не понимая, я метнулся из пихтача, закрывающего обзор, к скальным обнажениям, круто уходящим вверх. И сразу увидел это. С верховьев ключа, узкой полосой, катился поток воздуха, сокрушая всё на своём пути: берёзы сгибались до земли, превращаясь в подобия гигантских коромысел, более хрупкие хвойные деревья просто ломало!.. На моих глазах кедровая сосна в полтора моих обхвата, с громким, прямо орудийным, «выстрелом», была срезана невиданной силой, метрах в трёх от земли. Вершина ещё успела пролететь несколько моих шагов, потом вонзилась в грунт нижней частью и осталась стоять. Весь этот грохот, треск, скрип сопровождался шипением, очень напоминающим шипение морского прибоя. Поток не спешил, шипение и треск усиливались, и я, вдруг, понял, что очень скоро окажусь на пути этого ужаса.

Волосы зашевелились на моей голове. Не теряя ни секунды, я буквально взлетел к скалам, надеясь укрыться под отрицательным уклоном одной из них. О, удача! Под скалой оказалась пещера! Едва я успел скользнуть внутрь, как страшный поток обрушил свою чудовищную мощь и на скалы, и на всё вокруг. Но в пещере я уже был в полной безопасности. В этот момент ослепительно полыхнула вспышка света, и тут же грохнуло так, что вздрогнула земля. Через мгновение крупные капли дождя громко застучали по камням перед входом. Началась гроза. Прямо тропическая какая-то...

Я огляделся. Пещера оказалась совсем крошечной – просто ниша под скалой. Вход арочный, почти два метра высотой, чуть больше метра шириной. Внутри расстояние между стенами побольше двух метров, длина, от входа до противоположной стены, почти четыре метра. По форме напоминает букву «т» с укороченной ножкой, где ножка – вход, а перекладина – пространство около двух метров длиною. Любой поймёт моё удивление, когда именно в «перекладине» я обнаружил Родькин спальный мешок, аккуратно уложенный в чехол. Здесь же был и пропавший котелок, с фляжкой, полной воды, и пристёгивающейся чашкой-кружкой. Перед выходом из пещеры была сложена поленница из хороших сухих дров. Замечательно, подумал я, хоть зимуй здесь. Всё есть: постель, вода, дрова, мясо. После всех передряг, после только что пережитого кошмара, становилось ясно, что не так уж всё и плохо.

Дождь лил не переставая. А я, в сухой одежде, не убитый каким-нибудь упавшим деревом, на глазах у свирепой стихии, нагло разводил костерок, чтобы согреться, попить чайку, а уж потом только заняться рябчиком. «Запеку, пожалуй, его на углях! – подумал я, - А потом ещё чайку!». Несмотря на нескончаемый дождь, настроение моё заметно улучшилось.

На разделку рябчика уходит четыре-шесть минут, но сегодня я не торопился, выполняя эту процедуру предельно тщательно – просто спешить ни в чём не хотелось. Вычищая рассечённый желудочек от плёнки и камешков, которые в желудочке играют роль шаров в шаровой мельнице, я сразу же почувствовал, что один камешек заметно тяжелее остальных. Подсознание сработало быстрее, чем голова. Я не выбросил содержимое желудочка – я подставил ладонь с камешками под струю стекающего перед входом дождя. Через несколько секунд один из «шаров» засветился тусклой желтизной. Осторожно взяв камешек двумя пальцами, сполоснул его ещё раз дождевой водой, внимательно рассмотрел: покрупнее спичечной головки, слегка приплюснутый, хорошо окатанный. Вот он, маленький самородок. Никогда прежде мне не приходилось видеть самородного золота, но сейчас не было и тени сомнений – я держу именно его. Интересно, это желудочек рябчика отполировал и отчистил данный камешек жёлтого металла?

Запоздалый обед, который я провёл в одиночестве, угодил бы даже императору. Допивая чай, почувствовал потребность прилечь. Раскатать Родькин спальник было делом одной минуты. Я прилег поверх мешка и прикрыл глаза – вот оно, блаженство... Дождь шёл, не прекращаясь и на секунду. Размышляя о старательстве братца, о самородках, и чувствуя, что близок к разгадке, я незаметно задремал.

Не знаю, как долго я спал. Постепенно уши стали воспринимать шелест дождя, а полное пробуждение пришло от прохлады. Открыл глаза – темно. Угольки костра давно угасли. Поискав в темноте свою сумку, в которой есть хороший фонарик с тремя режимами свечения, я вдруг увидел, что по стенам пещеры «танцуют» слабые блики огня, причем их источник находится за моей спиной – там, где пещера заканчивается стеной. В полном недоумении я повернул голову и обнаружил, что никакой стены там  нет, а есть ещё одна дверь! Как в дурном сне я уставился на неё. Получается, что пещера – вовсе не пещера, а коротенький сквозной грот!.. Мурашки побежали по моей коже. Странная тяжесть в голове не давала соображать быстро. Изо всех сил стараясь оставаться спокойным, я всмотрелся в эту новую дверь: дождя за ней не было, ночь была чернее, и, кажется, там было лето – тёплый воздух приносил сквозняк. А ещё какие-то незнакомые птахи, подобно нашим соловьям, оглашали окрестности своими трелями, соревнуясь друг с другом.

Из положения «лежать» я перевёл себя в положение «сидеть», и сразу же увидел костёр. Его огонь мало походил на огонь, привычный нашим глазам, был каким-то тусклым, почти не освещая ничего вокруг. Таким огнём горит керосиновая лампа, заправленная вместо керосина соляркой. У костра сидела девушка – две её длинные косы легко позволили  не сомневаться в этом. Что-то заставило меня встать и направиться к огню.

Девушка была либо очень храброй, либо чувствовала, что от меня не исходит опасности. Представить себе не могу, как повела бы себя, какая-нибудь наша, городская девушка: ночь, лес, она одна, маленький костёр, к которому из темноты выходит здоровенный мужик...

- Доброй ночи! – сказал я, подойдя к огню. Очень хорошенькая и молоденькая. Концы чёрных кос украшены дисками, выточенными из раковин. Платье расшито бисером, узор геометрический, на запястьях рук браслеты из кожи, бисера, ракушек каури. Точь-в-точь индеанка одного из равнинных североамериканских племён, уж в ком-в ком, а в индейцах я разбираюсь. Только глаза у неё, почему-то, синие-синие...

- И тебе доброй ночи! Присаживайся – приветливо отвечала девушка, - Меня зовут Не-Смеётся-Глазами.

- А меня... – начал я.

- Я знаю, как зовут тебя – сказала девушка, мило улыбнувшись – И я жду как раз тебя, Александр! Да присаживайся же! Мы на границе двух миров, и замечательно, что имеем возможность пообщаться!

- Где ты находишься? – присев на пушистую шкуру, кажется, медведя, спросил я.

- В Чёрных Холмах! – ответила Не-Смеётся-Глазами. «Ого! – подумал я – Это же Вайоминг!».

- Ты индеанка? – вопрос сорвался с губ сам по себе.

- Да! Из племени тшайен.

- Откуда знаешь русский язык?

- Видишь ли... Там, где мы с тобой сейчас встретились, языки вовсе не нужны. Мы говорим сердцем. Люди думают не словами, а образами. Например, вода, которую знают все народы планеты, имеет сотни названий, ведь языков и диалектов много, а представляют её, в своём сознании, все народы одинаково!

- А как в Чёрных Холмах оказался я?!

- Ты сейчас дома, в Азии, части континента, которую принято называть Сибирью.

- Получается, что ты сейчас и в Вайоминге, и в Сибири одновременно?

- И ты, и я сидим сейчас где-то посредине между ними! – опять очаровательно улыбнулась индеанка.

- Как такое возможно? – тупо спросил я. Но понять сказанное ею действительно не мог!

- Наша мать, Земля, - огромное живое существо, с самой лучшей памятью! Если знать законы Времени, которые мало, кому доступны, можно, используя Кристалл Памяти Земли-матери, в мгновение ока, оказаться там, где захочешь. Но среди умеющих делать это, бездельников нет, каждый отвечает за порученное ему дело. Именно поэтому я здесь, и жду тебя!

- У тебя тоже есть такое дело? – спросил я, заранее зная ответ. (Великий Дух! Я сейчас, точно, сплю!)

- Да! – просто ответила девушка – Мне поручено оберегать славянские племена. У нас общие прародители. Когда-то, очень давно, мы, индейцы, тоже жили в Южной Сибири, на Алтае, и говорили с вами на одном языке. Потом, когда климат изменился, мы пошли за бизонами, а вы остались здесь, потому что умели, и это вам нравилось, выращивать съедобные растения и корни. Пройдут годы, и всё человечество узнает об этом. А пока – ты первый, кому можно узнать настоящую правду. Сегодня славянам грозит опасность, много злых сил пытается навредить вам. Знаем мы и о тебе. Ценим за то, что память подсознания, которую белые люди называют генетической, в тебе сильна. Помогла тебе вспомнить то, о чём забыли миллионы славян, помогла вновь обрести связь с землёй добром.

- Спасибо! – я искренне смутился – Как ты проникаешь сюда, к нам?

- Коридоров во Времени, у вас их называют порталами, очень много. Именно они переносят нас из одной реальности в другую, из пространства в пространство. Когда, совсем недавно, я снова оказалось здесь, повстречала твоего брата Родиона. С ним была девушка, красивая, но мёртвая. Прости, я хотела сказать – с пустым сердцем. Когда твой брат, желая вкусно накормить свою избранницу, нашёл внутри добытых им птиц два маленьких кусочка золота, его подруга едва не сошла с ума. Она потребовала столько этих кусочков, иначе никогда не станет принадлежать ему, что он, волей-неволей пообещал ей, что исполнит это её желание. Вскоре он вновь появился здесь. Не ел, не пил, не спал. Только копал и копал землю в ручье, иногда промывая её в том корыте, которое ты видел сегодня.

- Где Родька сейчас?! – не вытерпел я.

- Он жив, успокойся. Когда я позвала его к своему костру, он просил только одного – показать дорогу к золоту.

- И ты сделала это? – напрягся я.

- Ты поступил бы точно также – он был измождён, и почти безумен. Даже не почувствовал, что находится между мирами! А это опасно. У него нарушена связь с действительностью.

- Где найти его сейчас?!

- Будет утро, будет принято и решение. Не переживай, причин для этого нет. Вот, возьми. Завтра тебе это пригодится, как – поймёшь сам – и Не-Смеётся-Глазами протянула мне маленький замшевый мешочек, в котором кто-то находился, шурша неизвестно чем. Я приоткрыл слегка мешочек, ослабив завязку – там были бабочки! Красивые, крупные, незнакомые, но, похоже, из семейства парусников. Находясь в некотором смятении, я тот час же успокоился – похоже, именно это люди и называют «гора с плеч».

- Спасибо тебе, девочка! – сказал я – Рад был знакомству. Увидимся ли ещё? Ты успела дать мне столько ответов на вопросы, которые я искал почти полжизни!

- Когда у тебя возникнет потребность увидеть меня, сначала подумай об этом, и как следует, возжелай! Потом приезжай сюда – это самый ближний к тебе портал. Мой костёр всегда будет гореть для тебя, мой брат! Однако помни – с этого часа многим вопросам ты сам сможешь легко найти ответ! Удачи тебе! Мы любим тебя!

- Кто это – мы? – опять невольно сорвалось с моего языка.

- Мы – хранители Прошлого, Настоящего, Будущего. Хранители Чистоты и Святости, как принято говорить у христиан. Придёт время – и ты станешь одним из нас! А сейчас усни, я вижу, устал ты очень! Усни прямо на этой шкуре медведя! Спи! А я буду охранять твой сон!

После этих слов, глаза стали закрываться сами собой. Я уснул, счастливый, и видел удивительные сны.

 

Проснулся, когда солнце уже вовсю светило. Дождь закончился, грустно перекликались синицы, чертовски хотелось есть. Лежал я на Родькином спальнике, поверх, лицом к двери, которой уже не было, - грот исчез, осталась только маленькая пещерка. На лицо неожиданно посыпались мелкие камешки. Я поднял глаза, и увидел то, чего не заметил вчера, видимо из-за плохого освещения – прямо над головой, за каменным выступом, напоминающим театральный балкон, была лазейка вверх, пещера имела второй этаж. Именно оттуда доносился плач. Мужской, но не могу сказать «скупой». В плаче было столько отчаянья, что иногда он переходил в судороги. Несколько секунд, и я, подтянувшись на руках, уже форсировал балкон. «Комната» второго этажа оказалась много скромнее комнат первого. Ни единого окна, только вода в камне с углублением, попавшая сюда через какую-то дыру в своде, находящуюся, в аккурат, над камнем-корытом. Возле него сидел мой братец Родька, тихо плакал, время от времени умывая своё лицо из «корыта». Комок подступил к моему горлу – Родька выглядел таким жалким, таким измученным!.. А главное – очень грязным: грязное лицо, грязные руки, грязная одежда!.. Я чуть не разрыдался...

- Кто здесь?! – вдруг испуганно спросил братец, перестав плакать – Кто-о?!

- Это я, Родька! – тихо выговорил я – Живой? – бодростью вопроса стараясь скрыть дрожь в голосе – Есть хочешь?

- Саня??? Ты откуда здесь?! – брат смотрел в мою сторону, но казалось, что не видит меня.

- Помоги подняться к тебе. Мне здесь тесновато! – экспромтом соврал я, надеясь тем самым разрядить напряжённость обстановки.

Родька сделал два неуверенных шага, потом вытянул руки вперёд и осторожно пошёл на мой голос, ошибаясь градусов на сорок пять...

Мой братец был слеп...

Секунда – и я рядом. Родька, возбуждённый, найдя мою руку, шепчет, как в бреду:

- Саня!  Ты видишь его? Конечно, видишь – оно же здесь повсюду! Это всё – наше!

- О чём ты? – спрашиваю я, смутно предвидя ответ.

- Да золото же! Оно кругом! И стены, и потолок – всё из золота! – в голосе горячечный восторг, дыхание прерывистое, сам весь дрожит.

Господи!.. Что делать то? И вдруг лицо Не-Смеётся-Глазами. Ну, конечно, замшевый мешочек!.. Вот он, там, куда я определил его ещё вчера – в кармане штормовки. Быстро развязываю... Не понял!.. Вчера здесь были бабочки, а сейчас лежали высушенные растения. И только тут всё стало ясно – девочка из Вайоминга, милая дочь племени тшайен, всё заранее организовала, чтобы обеспечить нашу встречу, включая ураган-торнадо, жуткий ливень, пещеру, где я смог бы отсидеться... О предстоящей Родькиной слепоте она так же знала, а посему припасла даже лекарство от неё. Сомнений не оставалось ни малейших.

Через час, на первом этаже пещеры, я заварил, из трав индеанки, средство для промывки глаз. Ещё через час была проведена первая промывочная операция, а часа через три, после двух «припарок», братец обрёл зрение. Поначалу не совсем полноценное, но вскоре оно полностью восстановилось. Никогда не забуду его горечь и недоверчивое разочарование, когда он, уже с видящими глазами, поднялся на второй этаж пещеры.

- Где оно, Саня? Где оно? Ведь тут всё светилось жёлтым металлом!.. Кругом было только золото!..

- Баран ты, Родя... – отвечал я устало – Когда умнеть собираешься? Так и не понял того урока, которым тебя оделила славная Не-Смеётся-Глазами?

После этих слов, мой братец, кроме «да», «нет», не произнесёт ни слова в течение четырёх суток. Маленький самородок, который я нашел в рябчике, не давал ему покоя. Но, когда я решил его ему подарить, шарахнулся, как от холеры.

Сейчас Родька в Санкт-Петербурге, помощник капитана,  женат на живой девочке, о золоте тайги Южной Сибири и вспоминать не намерен. Говорит, это всё ему просто приснилось. Врёт.

А я... Однажды, выбравшись из тайги, в, с позволения сказать, «цивилизацию», за солью и порохом, забежал, по дороге, к другу. Чаю хотелось – сил нет! На его крыльце сидела, не поверит никто! Не-Смеётся-Глазами! Только чуть постарше годами. Но глаза такие же – синие-синие! Боюсь, что, когда позову её «в даль светлую» - откажет. Но рискну всё равно!


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 4. Оценка: 4,75 из 5)
Загрузка...