До смерти я свой бранный щит не брошу

Аннотация:

Я получил эту роль, мне выпал счастливый билет.

[свернуть]

 

В сером осеннем небе кружили птицы.

Обгорело-чёрные, злые. Хлопали тяжёлыми крыльями, вскрикивали простуженными сиплыми голосами.

− Прощай, Мелисса, − высокий светловолосый воин отбросил меч в сторону и медленно опустился на колени.

На его груди  расплывалось багровое пятно.

− Прощай, и да хранит тебя Богиня.

− Нет! – заплаканная девушка в белом изорванном платье быстро подбежала к нему, склонилась, неловко пытаясь обнять. – Пожалуйста, не умирай! Ты должен жить!

Воин печально улыбнулся.

− Мой путь окончен.

Он отстранился и запрокинул лицо к небу, глядя на птиц. Девушка опустила руки, по её щекам катились слезы.

− Ваше величество.

Старик в залитой кровью кольчуге неслышно приблизился к ним и теперь стоял у неё за спиной.

− Ваше величество, нам нужно идти. Лорд Рэндольф отдал жизнь за королевство... Мы похороним его с почестями и воспоём этот подвиг. Но сейчас...

− Нет, − поверженный воин поднял голову и усмехнулся. На его губах  появилась кровь. − Я отдал жизнь не за королевство, а за королеву. Только за неё. Не забудьте это, когда будете воспевать.

На секунду картинка застыла.

Красивое лицо мужчины – ярко-синие глаза, кровь на губах.

Точёный профиль девушки – чёрные пряди обрамляют лицо.

Потом изображение мигнуло и сменилось аляповатой заставкой:  круглый красный чайник, белые завитки пара над носиком, и размашистая надпись наискосок: «Завтрак со звездой».

Заиграла весёлая музыка.

 

− Вы, конечно, узнали эти кадры! – на экране появилось лицо ведущей телешоу. − Смерть лорда Рэндольфа,  «Рыцарь для королевы». Боже, как же я люблю этот фильм… − она растянула губы в улыбке, сиреневая помада резко контрастировала с тёмным цветом кожи, – …и не только фильм! Сегодня у нас в гостях… да, именно он! Вампир Техаса, оборотень-чернокнижник, лорд Рэндольф! И ещё многие, многие другие. Встречайте, До-о-он Джокер!

Раздались вялые аплодисменты.

Изображение сместилось: теперь в объектив камеры попадала вся студия.

Вокруг круглого стола, застеленного белой скатертью, сидели четыре красотки: две полногрудые блондинки, тощая брюнетка и уже знакомая зрителю красавица с сиреневыми губами. На столе стояли чашки и круглые вазочки с печеньем.

− Где вы, Дон? Мы ждём вас! – поторопила одна из блондинок.

Из-за цветастой ширмочки выдвинулся грузный мужчина в облегающем сером костюме. Смущённо улыбнувшись в камеру, он быстро захромал к столику.

Блондинки одновременно вскочили ему навстречу и принялись суматошно что-то лопотать, хлопая его по плечам, мужчина вяло отбивался. Спеша поскорее сесть, он случайно задел рукавом одну из чашек – она  покатилась по столу и со звоном упала на пол. На скатерти расплылось огромное тёмное пятно.

− Как мы рады вас видеть, Дон! – темнокожая ведущая радостно улыбалась, делая вид, что ничего не произошло. – Скажу вам по секрету, я ещё девочкой мечтала однажды встретиться с вами… Смотрела «Рыцарь для королевы», и обмирала…

− И я! И я! – продолжали голосить блондинки.

Ассистенты в это время, видимо, поспешно меняли скатерть – вокруг Дона смутно ощущалась какая-то возня.

− Итак, – брюнетка положила руку на рукав мужчины,– давайте же начнём общаться! Хотя мне ужасно хочется обнять вас для начала, Дон… можно я сделаю это?

− И я!

Актёр мучительно улыбался, напряжённо глядя в камеру. Заметно было, что утро у него не задалось – под глазами набрякли тяжёлые мешки, подбородок и щеки заросли клочковатой щетиной. Седеющая шевелюра свисала неопрятными лохмами.

− Итак,  − повторила брюнетка после непродолжительных объятий.

Последствия оплошности были устранены, скатерть сияла чистотой.

− Расскажите нам, Дон, почему вы теперь так редко появляетесь на телевидении? И почему перестали сниматься? Честное слово, я бы смотрела ваши фильмы целыми днями… ах, как жаль, что их так мало…

− Мало, мало! Ну вот мало же, я согласна, − затараторила темнокожая красавица, зачем-то подмигивая в камеру.

Дон скривился.

− Я… наверное, потому что не зовут.

− Что-о?

− Шучу, − он снова попытался улыбнуться, но улыбка больше походила на оскал. – Просто устал, наверное. Знаете, когда-то мне нравилось все это: шумные вечеринки, шоу, интервью… теперь я предпочитаю уединение. Живу  в своём доме. Занимаюсь садом…

− И вот у всех зрительниц сейчас возник вопрос, с кем вы живёте в своём доме?  − перебила брюнетка.

Блондинки игриво захихикали.

− Я... с кем… один. Ну, у меня есть пёс, Джек…−  Дон задумался  и вдруг быстро взял со стола чашку. С наслаждением захлюпал чаем, прикрыв глаза.

− О Боже, да вы настоящий отшельник. Вы отшельник, Дон, не отрицайте. Разве так можно? Сколько женщин мечтает составить ваше счастье, а вы живёте один.  И ведь у вас есть дети, если я не ошибаюсь. Есть же, да?

− Дочь, − Дон поставил чашку и хмуро кивнул.

− Она навещает вас?

− Нет.

− Боже мой, вы нас огорчаете. Как вы нас огорчаете, Дон. Почему же так вышло? Вы не хотите её видеть?

Мужчина почесал щеку и обвёл студию тоскливым взглядом.

− А не пошли бы вы… − протянул он как бы в задумчивости и вдруг с ненавистью прищурился в камеру. −  А не пошли бы в… − последовало грязное ругательство.

− Чёртовы куклы!

Он встал и отбросил стул ногой. Потом толкнул столик и усмехнулся, глядя, как девицы вскакивают, пытаясь увернуться от чашек.

− Охрана! – заверещала брюнетка.

Два дюжих молодчика повисли у актёра на плечах. Глаза Дона радостно сверкнули.

− Ага! – закричал он и с неожиданным азартом принялся отбиваться.

Изображение снова застыло.

 

− Ну,  и так далее. Думаю, не стоит смотреть все. Как ты сам понимаешь, это шоу не попало в эфир, − Роберт  смахнул с рукава несуществующую пылинку. −  Как и несколько других. А примерно через год Дон Джокер скоропостижно скончался, что неудивительно при его образе жизни.  Дочь приехала на похороны и впервые за десять лет увидела отца. Не думаю, что ей так уж хотелось этого, но должен же был кто-то его похоронить, сам понимаешь. Он… то есть, ты... в последние годы перессорился со всеми друзьями.

Донни потерянно смотрел на экран.

− Что за… − он замолчал и обеими руками взъерошил светлые волосы. − Ну и дрянь же ты мне показал, чувак. Не знаю, что и сказать. И этот старый жирный мешок дерьма – я? Брехня! – повернув голову, он с надеждой посмотрел на застывшую в своём углу Эллис.

Рыжеволосая красавица вздохнула.

− Это правда, Дон. Ты и ведь и сам знаешь, что правда.

− Ну, не совсем ты. Скорее, тот, кем ты станешь, если выберешь жизнь, как советует тебе несравненная Эллис, – Роберт послал девушке воздушный поцелуй. −  Мешок дерьма, верно! Отличное сравнение. Вопрос, хочешь ли ты им стать. Не лучше ли прекратить все прямо сейчас?

− А… − Донни облизал губы, − мне обязательно становиться именно им? Какой из меня актёр, это же бред сивого мерина! Футболист – я бы ещё поверил… ну, киллер… ну уж никак не… я же не чёртов извращенец, чтобы быть актёром или каким-нибудь там танцором в женских чулках!

− Тем не менее… − Роберт пожал плечами.

− Не говори так, это очень хорошая профессия, − Эллис нахмурилась и сделала строгое лицо. − Актёры дарят людям ни с чем не сравнимые эмоции, воплощают на экране фантазии и мечты… Роберт показал тебе один некрасивый эпизод, но не показал более десятка фильмов, которые были хорошо приняты публикой. Чудесных фильмов. С добрыми мужественными героями. Ты же сам видел, как радовались эти милые женщины, увидев тебя, как тепло они о тебе отзывались!

− Да уж, − Донни  выругался, − тепло.

− Но-но! – Эллис предостерегающе взмахнула рукой, – не время для сквернословия. Соберись, сейчас очень важный момент в твоей жизни. Может быть, самый важный. Ты же помнишь, что произошло?

Донни опустил голову. Он помнил.

 

Неприятности преследовали его с самого утра.

Треклятый будильник почему-то не включился, и проснулся  Донни только в восемь. Опоздать в обычный день – не проблема, но сегодня на первом уроке должна была присутствовать директриса, и промедление было равносильно смерти. Пытаясь сократить дорогу, рванул бегом через Пустырь... зря.

На Пустыре его встретили местные. Отметелили, приплёлся в школу все равно с жутким опозданием, да ещё и помятый, как варёный картофель. Директриса сверкала очками, требовала родителей (ха-ха) и оставила его на штрафработы после уроков. Убирать актовый зал – самый муторный способ бездарно потратить время.

Хорошо хоть, что Тимми и Шон тоже были оставлены в этот день, в компании не скучно.

Они вяло возили тряпками по полу, толкаясь и обмениваясь шутками, а на сцене в это время репетировал школьный театральный кружок.

Кружок… умора, конечно. Пол Дженкинс в обтягивающих чёрных штанишках  и увалень Джонас Тук.

Дженкинс прыгал и размахивал тоненьким деревянным мечом, а здоровяк отступал и уныло басил что-то невразумительное:

− Будь проклят это молвивший язык. Им сломлена моя мужская доблесть. Не верю больше я коварным бесам…

− Слышь? – Шон толкнул Донни в бок, − доблесть мужская сломана!

Приятели так и покатились со смеху.

− С тобой – не бьюсь, − закончил Джонас и вытер пот со лба.

Вертлявый Дженкинс невнятно затараторил что-то,  взмахивая деревяшкой прямо перед носом толстяка.

− Нет, я не сдамся, − пробурчал тот и почесал живот.  − Не стану прах лобзать у ног Малькольма…

− Что? Прах лобзать? – парни  заржали.

− Там, на галёрке! Потише! − очкастая руководительница погрозила им кулаком.

− До смерти я свой бранный щит не брошу. Макдуф, начнём, и пусть нас меч рассудит. Кто первым крикнет: «Стой!» — тот проклят будет.

Толстяк поднял меч и с размаху опустил его на голову Дженкинса. Тот заверещал, бросил свою деревяшку  и принялся что есть мочи молотить противника кулаками. Донни с приятелями схватились за животы и попадали на скамейки от смеха.

Руководительница кружка выгнала их из зала, и на этом уборка была закончена.

Потом они долго стояли во дворе, обмениваясь остротами, и вспоминая, как толстяк двинул вертлявому. Но последняя реплика никак не шла у Донни из головы.

«Кто первым крикнет: «Стой!» — тот проклят будет».

Этот парень, которого играл толстяк… он отказался сдаться –  вот, что там произошло. Ну, сначала он вроде как испугался и отступил, но потом решил драться до конца. И типа так – да будь я проклят, если сдамся тебе без боя, чувак.

Не так это нужно было сказать. Не так. Не мямлить, как увалень, а отчеканить. Жёстко, медленно, с расстановкой. Чтобы до всех дошло – не на того напали, козлы.

− Дон, ты че такой? – Тимми почувствовал настроение друга. – Че, сильно помяли тебя?

− Да нет. Нормально все, − Донни сплюнул и пренебрежительно пожал плечами. − У кого сигареты есть, парни?

Сигарет ни у кого не оказалось, решено было немедленно бежать и покупать пачку на всех. Кинули на пальцах, кому бежать, выпало Донни.

Он и побежал. Так спешил, дурачок, что не посмотрел на дорогу. А  там грузовик. И вот вроде бы не должен был водила так гнать, ведь остановка близко, люди туда-сюда через дорогу шастают, нужно притормаживать… но он почему-то не тормозил, а давил на газ, и Донни так и замер посреди дороги, с раскрытым от ужаса ртом, прямо перед пыльным помятым бампером.

Не только он, все замерло: и грузовик, и испуганная женщина  в киоске, и мужик на остановке, широко распахнувший блеклые рыбьи глаза. И не было ни ветра, ни звука – тишина, неподвижный стоп-кадр, как на фотографиях «за секунду до происшествия».

«Происшествие, − понял вдруг Донни,− так об этом и напишут в газетах,  происшествие».

А потом вдруг появилась эта парочка. Один – чернявый и длинный, такой весь надменный, напомаженный, в костюме и с галстуком. А вторая – красивая и рыжая, с зелёными, как трава, глазами. Молодые совсем, едва за двадцать, наверное. Хотя, кто их разберёт, ангелов… чертей?

− Роберт, − представился чернявый.

А рыжая назвалась Эллис. Они взяли Донни за руки и повели куда-то: мимо застывших людей, мимо мусорки за киоском, мимо старых, потемневших от времени домов. Завели в какой-то бункер – или что это было? – узкий серый купол над землёй, с дверцей, в которую можно пройти только согнувшись. Бункера этого Донни никогда раньше не видел, хоть и прожил тут все свои без малого тринадцать лет. Возможно, он просто появился вдруг по мановению руки чернявого Роберта… или красивой Эллис.

Потом все трое долго шли узким коридором, пригибая головы, чтобы не удариться о низкий потолок. И зашли в эту комнату – что-то вроде маленького кинозала: стол с телевизором, несколько кресел в ряд,  и кадка с пальмой в углу.

− Тебе очень повезло,  − сказала Эллис и ласково коснулась его плеча, −  не каждому выпадает такой шанс. Мы можем спасти тебя, оставить в живых. Грузовик успеет  притормозить − ты пострадаешь, но не сильно. Очнёшься в больнице, поправишься и будешь жить. Все будет хорошо. Только тебе нужно согласиться на это. Ты сам, лично должен принять решение, понимаешь?

− Какое решение? – Донни закашлялся, голос плохо его слушался.

− Решение жить.

− Что же тут решать, я… − он замолчал и задумался, опустил голову, внимательно разглядывая пыльные носки кроссовок.

− Ага, не все так просто, да? – Роберт придвинулся ближе, навис над Донни узкой чёрной скалой. – Не все так просто, парень. Ты ведь уже не раз думал об этом – стоит ли твоя жизнь всех этих усилий? Не лучше, не проще ли закончить все разом? И сейчас тебе очень повезло, как и сказала Эллис.  Судьба сама решила за тебя – минута, и все будет кончено. При этом ты ни перед кем не виноват, это ведь несчастный случай.  Так стоит ли продолжать барахтаться, если все так удачно складывается? Стоит ли дальше влачить своё жалкое существование?

− А стоит? – он спросил и сам не узнал свой голос – жалкий, скрипучий.

− Тебе решать, − Роберт подмигнул. − А мы с Эллис поможем тебе. Вот хочешь, к примеру, увидеть своё будущее? То, от которого ты имеешь право отказаться сейчас. Хочешь увидеть последние дни жизни Дональда Джокера, если он ухитрится выжить под колёсами грузовика?

Помедлив, Донни кивнул, и экран телевизора вдруг засветился, отображая кадры какого-то фильма: серое осеннее небо, чёрные птицы. А потом крупным планом – высокий светловолосый воин со смутно знакомым лицом.

 

Теперь он сидел в узком неудобном кресле и молча смотрел в пол. Актёр… разве это мужская профессия? Это визгливый Дженкинс хочет стать актёром… наверняка хочет, несчастный педик. А Донни ведь нормальный парень, он не станет ходить в обтягивающих штанах.

Но сегодня там, в актовом зале… на какое-то мгновение ему захотелось вмешаться в репетицию. Перебить толстяка и повторить его слова – серьёзные, мужские слова воина. Не просто повторить, захотелось стать им, этим воином, встретить врага лицом к лицу и прокричать ему, что…

Выходит, ангелы... или черти… знали про него что-то, о чем он сам раньше не догадывался.

− Да, мы знаем про тебя все, − Роберт снисходительно улыбнулся, показывая, что Донни для него – открытая книга. – Но ты ошибаешься: мы не черти, и не ангелы. Даже не привидения. Мы – такие же люди, как и ты, просто у нас есть... возможности, назовём это так. Не вдаваясь в подробности, скажу, что наш орден существует довольно давно, уже больше ста лет. Мы ведём дела этого мира, стараемся сделать его лучше... по мере сил. И одна из задач ордена –  помощь таким, как ты.

− Как я?

− Да, молодым и глупым, рискующим погибнуть в результате несчастного случая.  Но случаев таких тысячи, а нас мало. Всех спасти мы просто не успеем.  Поэтому было принято решение − помогать только детям и подросткам, чтобы дать им возможность сделать что-то в жизни, что-то стоящее. Ведь из любого ребёнка может вырасти великий человек:  изобретатель, поэт, композитор... К сожалению, к тебе это не  относится.

− Роберт! − ахнула Эллис, но тот только махнул рукой.

− Мы с Эллис получили сигнал, и поспешили на выручку. Тебе повезло, мы прибыли вовремя. И уже собирались спасти тебя, но тут я заглянул в твои глаза... и увидел. Увы, великий человек из тебя не выйдет, Дон. И даже выдающийся не получится – нет, не срастётся. Но дело не в этом –  черт бы с ним, с величием. Вся твоя жизнь будет сплошной чередой разочарований, вот, что главное. Короткие взлёты и долгие сокрушительные падения. Минуты радости и длинные годы тоски. Ты думаешь, что это только сейчас тебе тяжело, и жизнь лишена смысла? Так вот, дальше не станет лучше. Дальше будет хуже, Дон, вот в чем штука.

− Прекрати, − Эллис приблизилась, и положила руку на плечо Донни. – Не слушай его, мальчик. Думай своей головой. Сейчас у тебя сложный период, он пройдёт. Ты станешь старше, сильнее. Звездой, между прочим. Толпы фанатов, сотни влюблённых  в тебя девчонок – разве это не замечательное будущее? Разве стоит отказаться от такого? Ты хороший человек, и твои работы принесут много радости людям. А каким актёром ты будешь – выдающимся или нет, это ведь не важно, если зрители будут приходить в кино на фильмы с твоим участием.

Не важно? Донни покачал головой. Разве не важно?

Если уж и быть актёром… хотя это странно для парня из рабочей семьи… если уж и быть, то настоящим. Играть что-то такое… чтобы люди задумывались, чтобы замирали от удивления. Не мямлить, как увалень, не верещать, как Дженкинс –  говорить. По-настоящему, честно. Тот парень из фильма, «Прощай, Мелисса», Донни не поверил ему. Обычный напомаженный красавчик из сериала – вот, кто это был.  Прощай, ах, прощай, моя любовь. А  унылый старик с похмелухи − от него вообще тошнит. Хотя, надо признать, в конце он здорово наподдал этим охранникам...

− Не обольщайся,  − Роберт продолжал улыбаться – казалось, улыбка намертво приклеилась к его неестественно-красным губам, − они быстро выкинули тебя вон. Намяли бока и выкинули. Алкоголь, знаешь ли, не способствует хорошей форме.

− Покажи ему другое, − Эллис с укором посмотрела на напарника, − покажи что-то из раннего: например,  год выхода «Рыцаря для королевы».

− Как скажешь, дорогая,  − не стирая с лица улыбку, Роберт поклонился и щёлкнул пальцами.

Экран снова зажёгся.

 

Полутьма, плывущие световые пятна. Худощавый светловолосый мужчина у барной стойки.

На губах его застыла странная улыбка, глаза зажмурены. Рядом трётся пухлая блондинка неопределённого возраста.

− До-он, − она облизывает его ухо, шепчет что-то, косясь на равнодушного бармена.

− Нет, − мужчина открывает глаза, − ещё рано.

− До-о-он, − две девчонки, на вид совсем молоденькие, подбегают к нему, тянут ручки к его лицу. – До-он, это вы! Можно автограф, какой вы хороший, Дон, мы вас так любим, ай, это вы…о-ой, это же вы…

Дон молча смотрит на них и вдруг отталкивает пухлую спутницу, встаёт.

− Нет!  − кричит он, заставляя девчонок в ужасе шарахнуться прочь.

− Я не хороший! Я урод, понятно? Урод! У меня дочь больна, ясно вам? А я сижу тут с вами! Жена меня ненавидит! Меня жена ненавидит, и правильно! Я плохой отец! Плохой муж, плохой актёр… плохой… − он замолкает и растерянно крутит головой, внезапный приступ гнева уже прошёл, −  я плохой, − заканчивает он и начинает смеяться, блондинка смеётся вместе с ним.

 

− Стоп,− Донни отвернулся. – Достаточно, мне все ясно.

Экран погас и Роберт насмешливо прищурился.

− Не понравилось? Но это ведь ты, парень. Это ты.

Донни опустил голову, стиснул зубы. Да, наверное. Это он.

Все Джокеры такие − и отец, съехавший с катушек из-за дешёвого виски, и старший брат Томас,  давно прокуривший мозги. Ну, Донни-то пока держится, вроде не алкаш ещё и не укурок. Но что впереди?

С тех пор, как отец умер, а мать связалась с долбаным сектантом, вопрос  этот все время крутится  в его голове: что дальше?

Брату хорошо − он толкает травку и курит её, наполняя  голову дымом. Ему не о чем беспокоиться, за него думает дым.

И матери хорошо − гуляет с сектантом, читает молитвы, верит, что Боженька позаботится о ней.

А у Донни теперь совсем никого нет.

Да, друзья, с ними весело и можно ни о чем не думать, но у всех у них совершенно ясное будущее, чёткие цели: закончить школу, пойти на завод, жениться. Завести детей и тихо коротать век в этом городке, нажираясь по субботам в хлам. А ему и на работу-то не так просто будет устроиться − кто за него, безотцовщину, похлопочет? И вообще... стоит только подумать о заводе, обо всей этой жизни здесь, в душе поднимается такая тоска, что хоть иди и проси у Томаса травку. Или вот под грузовик кидайся. Но кидаться все-таки стыдно − не дамочка же он манерная, чтобы самоубийствами страдать. Остаётся футбол. И кино. И школа. Тёрки с друзьями, война с Пустырскими,  да редкие драки с пришлыми. Все это неплохо, конечно. Но от тоски не спасает, особенно в последнее время. Может, красавчик прав − пошла она к черту, такая жизнь?

− А что потом? Я имею ввиду, после смерти. Что там?

− О, Боги мои, − Роберт демонстративно закатил глаза, − откуда нам знать? Говорю же: мы не ангелы, и не черти. О том, что будет после смерти, узнаем только после смерти. Как, собственно, и ты. Я вот лично считаю, что ничего не будет − nihil, как сказали бы древние.

Донни мрачно уставился в пол. Ничто? Хорошо бы. А в самом деле, что его держит тут теперь? Ничего и никого. Жаль только мать, но она теперь не одна...

− И ты готов вот так взять и бросить её? − Эллис скорчила возмущённую мину.

Он усмехнулся − все-таки читают мысли, сволочи.

− Не знаю. У неё теперь есть этот сектант... И Бог. Зачем ей я?

− Кстати, о сектанте. Не такой уж он и набожный человек. Вот, взгляни, − Роберт махнул рукой на экран.

Тот вспыхнул, и на нем...

Несколько секунд Донни молча таращился, в ужасе открыв рот. Потом взвизгнул.

− Убери это! Убери это, извращенец, твою мать!

Экран уже погас, а он продолжал орать, вспоминая все самые грязные ругательства.

Эллис сконфуженно молчала, а Роберт довольно жмурился.

− Ну-ну, это совершенно естественный процесс для взрослых людей. Ты же не маленький, должен понимать. Твоя мать имеет право на личную жизнь, нет?

− Заткнись! Заткнись! Вы... уроды вы, вот кто. Подглядываете, подслушиваете... что вам от меня нужно? Я не просил помогать! И всего вот этого не просил, фильмов этих дурацких, вопросов ваших! Я хочу умереть, вот что. Все, я решил. Вот прямо сейчас решил. Закрывайте лавочку.

− Подожди! − Эллис умоляюще протянула к нему руки, − ну подумай, посмотри ещё что-нибудь! Например, что-то из позднего...

− Мальчик, кажется, ясно дал понять, − Роберт торжествовал, и  его довольная усмешка заставила Донни замолчать.

Видно было, что напомаженный красавчик рад его решению... доставлять ему радость не хотелось.

− Черт с вами. Покажите ещё. Что-нибудь. Что-то из последнего, на ваш выбор.

Эллис коснулась экрана кончиком пальца.

 

Дон стоял возле какого-то бара. Его тесный серый костюм был помят, на скуле красовался свежий кровоподтёк. Он курил, глубоко и нервно затягиваясь, прикрывая чуть дрожащими руками пляшущий на ветру огонёк.

− Мистер Джокер?

Молодой человек с длинными вьющимися волосами осторожно тронул его за локоть.

− Мистер Джокер. Простите за беспокойство... это же вы, да? Какая удача. Я давно пытаюсь связаться с вами, но безуспешно, и вдруг вижу − вы.

− Что надо? − Дон отодвинулся, неприветливо разглядывая собеседника. − Говори и проваливай.

− Постараюсь не отнять много времени... Я представляю театр «Кот». Вы о нас, конечно, не слышали  −  у театра пока нет своего помещения, да и коллектив небольшой...

− Короче.

− Мы ставим пьесу. Я ставлю. Я как раз закончил режиссёрский и ... гм... ну, не важно. Пьеса Шекспира, «Макбет». Это будет уже второй наш спектакль, и цель достаточно амбициозная  −  мы хотим, чтобы о нас узнали. После этого спектакля люди должны заговорить о нас, понимаете, мистер Джокер? Мы мечтаем о том, чтобы «Кот» стал известным местом в городе. Местом объединения, отдыха и радости. Дешёвые билеты, уютный зал, кофе, общение...

− Ещё короче, парень, − Дон поднял руку, останавливая поток красноречия.

− Мы хотим пригласить вас на главную роль. Подождите, ради Бога, выслушайте, − затараторил он, видя, что актёр застыл от изумления. − Ещё в детстве, когда я первый раз  прочёл эту пьесу, то подумал, что Макбета лучше всего сыграли бы именно вы. Читал и представлял себе вас в этой роли. Тогда как раз вышел «Рыцарь для королевы»... но в то время вы, возможно, были слишком молоды. А вот сейчас...

− Сейчас я слишком стар, − Дон растерянно улыбнулся и потушил сигарету. − Какой Макбет, о чем вы. Мне теперь только спившихся рок-звёзд играть. И то не приглашают...

− Нет! − длинноволосый режиссёр яростно затряс головой. − Сейчас − самое время. Прошу вас, подумайте, мистер Джокер. Конечно, я понимаю, что мы для вас − не слишком серьёзная компания. И денег много предложить не можем... Но это ведь такая роль! Словно специально для вас. И ребята подобрались отличные, у вас будут достойные партнёры, обещаю.

Некоторое время Дон молчал, задумчиво глядя куда-то вдаль.

Потом вдруг засмеялся и смял окурок в кулаке.

− А что, − он подмигнул режиссёру и скорчил забавную рожицу, − а попробуем.

Изображение застыло.

 

− Ну, − Донни стоял, скрестив руки на груди. − Что остановились, показывайте. Я сыграл? Пьесу давайте.

 

В маленьком тесном зале были заняты все места.  Те, кому не хватило кресел, сидели в проходах −  на подушках, предусмотрительно привезённых организаторами.

А на сцене шёл бой.  Горели светильники-факелы, метались тени по залитым кровью лицам.  Рослый свирепый воин со вздыбленной седеющей шевелюрой теснил своего противника, с рёвом нанося удары широким двуручным мечом. Его соперник, маленький и огненно-рыжий,  все время отступал, с трудом отражая натиск. Казалось, ещё немного и рыжий будет побеждён, силы его явно были на исходе. Но вдруг высокий воин остановился. Шагнул назад, опуская клинок.

− Брось напрасный труд, − проговорил он устало, не отрывая, впрочем, глаз от соперника, готовый в любую минуту отразить удар. − Скорее ты неуловимый воздух сразишь мечом, чем нанесёшь мне рану. Бей лучше по доступным стали шлемам, а я заклят, − из груди его вырвался еле слышный вздох. − Не повредит мне тот, кто женщиной рождён.

Рыжий усмехнулся и сделал шаг вперёд. Из его пересохшего горла вырвался смех, больше похожий на кашель.

− Забудь заклятья! Пусть дьявол, чьим слугой ты был доныне, тебе шепнёт... что вырезан до срока...ножом!.. из чрева матери Макдуф.

Высокий отшатнулся и замер, лицо его исказила гримаса изумления. Несколько секунд он молчал, заворожено глядя на рыжего, потом неуверенно улыбнулся.

− Будь проклят это молвивший язык, − пробормотал он словно в забытьи, −  им сломлена моя мужская доблесть... − и снова замолчал, кусая губы.  − Не верю больше я коварным бесам, умеющим двусмысленно вселять... правдивым словом... ложную надежду. − В глазах его мелькнул страх, и, сделав ещё несколько шагов назад, он быстро покачал головой.

− С тобой − не бьюсь.

Такого рыжий, похоже, не ожидал. Он удивлённо присвистнул и внимательно оглядел противника с головы до ног.

− Тогда сдавайся, трус, − проговорил он, наконец, с нескрываемым презрением. −  Живи и будь посмешищем всеобщим. Как редкое чудовище, посадим тебя мы в клетку и повесим надпись... − он поднял руку и, ткнув пальцем в грудь высокого, процедил, насмешливо глядя ему в глаза: «Смот-ри-те, вот ти-ран!»

Высокий покачнулся и со свистом втянул воздух. Обернулся к залу, словно ища поддержки, потом поднял руку, закрывая лицо.

Рыжий ждал, не опуская меча.

− Нет, − прошептал высокий и медленно повёл головой вправо, потом влево. − Нет, я не сдамся, −  он опустил руку, уставился на рыжего сверху вниз. − Не стану прах лобзать у ног Малькольма, − голос его окреп, тени скользили по лицу, превращая его в злую окровавленную маску. − Чтоб чернь меня с проклятьями травила?!  Хотя Бирнам пошёл на Дунсинан... хоть ты, мой враг, не женщиной рождён... − он поднял меч и двинулся на рыжего, − до смерти я свой бранный щит не брошу! Макдуф, начнём, и пусть нас меч рассудит!

Рыжий захохотал и бросился вперёд, клинки со звоном скрестились.

Вновь закипел бой. Высокий бился неистово и свирепо, и его противнику опять приходилось туго, но теперь рыжий  словно обрёл второе дыхание − в глазах его горели азарт и ярость.

− Кто первым крикнет: «Стой!»  −  тот проклят будет! − прорычал высокий, и рыжий издал одобрительный возглас.

Но вдруг нога рыжего подвернулась, и он  рухнул куда-то во тьму − за ширму, закрывавшую от зрителей вход на сцену. Высокий бросился следом, и зал в едином порыве охнул, некоторые привстали со своих мест...

Экран погас.

− Ну! − Донни в возбуждении приплясывал перед телевизором. − Ну! Что дальше? Показывайте! Показывайте, черти!

− Это почти финал, − Роберт пожал плечами, − больше твой персонаж на сцене не появится. Он − тиран, вообще-то, чтоб ты знал. Макдуф отрубит ему голову в этом бою. И вынесет её показать зрителям. Потом выйдут всякие положительные герои и скажут заключительные слова. И вот, выход актёров на аплодисменты...

 

Странные люди в окровавленных кольчугах  побросали мечи  и взялись за руки, словно дети на школьном утреннике.

Зрители яростно аплодировали. «Дон Джокер! Дон Джокер!» − неслось со всех сторон.

Рыжий с ухмылкой указывал им на высокого, потерянно стоявшего у самого края сцены. А тот все качал головой, улыбался растерянно, прикладывая руку к груди, и смотрел поверх голов − в глазах его кружили чёрные птицы смерти.

 

Некоторое время все трое молчали. Роберт отводил глаза, скучно глядя куда-то в сторону, а Эллис ласково улыбалась.

Донни сопел и кусал губы, пиная ковёр.

− Ладно,  − сказал он вдруг решительно и с вызовом посмотрел на Роберта. − Он не сдался, и я не буду. Вот. Я буду жить, − и заспешил, забормотал торопливо, боясь возражений, − вы должны были спасти меня? Вот и спасайте. Нечего тут. Тяжело, трудно... моё дело, ясно? Хочу жить. Давайте-давайте, нечего тут! И ничего не трудно...

 

− Сынок! − мать кинулась к его кровати, упала на колени, крепко сжимая его ладони.

Он смотрел, не понимая. Где он, что с ним? Больница... да! Ларёк, дорога, грузовик. Как же ему удалось уцелеть, неужели водитель все-таки затормозил? Все помнилось смутно, словно кадры полузабытого фильма − испуганный мужик с газетой, помятый бампер... потом темнота. Что ж, похоже, ему повезло.

− Ты очнулся... лежи, лежи! Тебе нельзя вставать.  Береги силы, − мать бормотала что-то непонятное, и он задохнулся вдруг от нестерпимой, пронзительной нежности, сжал в ответ её узкую ладонь.

− Держись, Донни... ты поправишься! Все будет хорошо, держись...

− Конечно, − он выдавил улыбку, и повторил слышанное недавно (когда? где?): "До смерти я свой бранный щит не брошу. Не плачь, мама. Ещё повоюем".

 

Они стояли на мосту, глядя вниз, в тёмную, покрытую мутной плёнкой воду.

Эллис ёжилась от порывов осеннего ветра, прикрывала ладонями огонёк сигареты.

− Ну что, ещё по одной, или пора?

Роберт беспечно улыбнулся.

− Успеем... − и вздохнул, щёлкая зажигалкой, −  а все-таки непонятно это. Ну вот Джокер этот, например, кому он сдался? Так себе  актёр. Да и человек −  так себе. Будет он жить или нет, какая разница? Мир без него точно не обеднел бы.

− Шефу виднее, − она пожала плечами, затянулась, вдыхая горьковатое тепло. − Шеф сказал, Джокер − значит, Джокер. Думаю, дело не в том, что будет жить. А в том, какой путь выберет. В его ситуации, в этих условиях... скорее всего, стал бы бандитом. Или наркоторговцем, как брат. И закончил бы жизнь лет в двадцать пять, получив свою пулю в лоб. Если бы мы не показали ему другую возможность. Теперь, хоть он ничего и не помнит, но в подсознании у него все это останется навсегда. И из двух возможных вариантов он выберет второй.

Роберт презрительно хмыкнул.

− Ну и что хорошего в этом варианте? Нет, я, честно, не въезжаю.

− Шефу виднее, − повторила Эллис, и легонько щёлкнула его по носу. − По крайней мере, не убьёт никого...  Ладно, хватит трепаться, кто там у нас по списку?

Открыв записную книжку, Роберт хихикнул.

− Натаниэла Стил. Это та писательница, которая про великанов напишет. Вот уж да, гений современности!

− Хорошая, между прочим, книжка. Для детей и так не часто пишут, а чтобы хорошо −  это вообще  редкость. Так что это правильная девочка, давай, вперёд и с песней. Теперь ты будешь ангелом, а я − демоницей.

Она улыбнулась и провела рукой по лицу, стирая черты зеленоглазой красавицы. Волосы её потемнели, вздыбились чёрными волнами над высоким бледным лбом. Ногти на руках удлинились, заалели вызывающе-ярким маникюром. Строгое белое платье превратилось в облегающий брючный костюм,  пиджак распахнулся, являя миру глубокое декольте.

− Куда смотришь? Превращайся давай! − в чёрных цыганских глазах плясали дьявольские искорки.

Но Роберт и сам уже изменился − перед Эллис стоял печальный  красивый юноша, его золотистые локоны падали на плечи, широко распахнутые синие глаза смотрели с очаровательной грустью.

− Но-но. Слишком красивый. Она должна сделать выбор осознанно, а не поддавшись твоим чарам. Помнишь, что шеф все время твердит? «Не ради кого-то, только ради себя». Чуть пострашнее, пожалуйста.

− Ладно уж.

Уши Роберта заострились, нос чуть увеличился, теперь он был больше похож на героя мультфильма, чем на человека.

− Так-то лучше. Все, двинулись.

 

Глубоко засунув руки в карманы, Дон стоял у чёрного входа театра, чувствуя себя потерявшимся ребёнком − куда идти? Что делать? − не понятно.

Перед глазами все ещё плыли кадры недавнего прошлого: пляска теней, блеск клинков и перекошенное лицо Макдуфа с по-волчьи оскаленным ртом. Что произошло, он ведь побеждал... Дон нахмурился, пытаясь вспомнить. Макдуф оступился и упал, а он прыгнул вперёд, пытаясь закончить все разом. Но вертлявый гад извернулся, откатился в сторону и вонзил меч ему в голень. Острая боль, нога подломилась...  он рухнул на колени, а Макдуф...

− Папа?

Дон вздрогнул и обернулся, рывком возвращаясь из чужой жизни.

Она стояла рядом, и смотрела на него снизу вверх, доверчиво, как в детстве. В глазах её стояли слезы.

− Папа. Ты потрясающе играл.

И он задохнулся, закашлялся, не в силах поверить.

− Малыш... − неуверенно и робко протянул ей ладонь...

И она пожала её своей маленькой, но по-мужски крепкой ручкой.

− Ты гениальный актёр, папа. Гениальный. Теперь я это знаю. Прости, мы с мамой... я... никогда не верила. А теперь знаю − ты был прав, и все было не зря.

Он покачнулся − казалось, её слова были коротким узким клинком, вонзившимся  ему прямо в сердце.

− Что ты говоришь... я был не прав, ни в чем не прав. Я плохой отец...

Но она улыбнулась, и он понял, что давно уже прощён. В груди стало тепло, как от хорошего коньяка, а на глаза навернулись слезы.

− Мне надо бежать. Но ты должен приехать к нам. Сегодня, давай? Накроем стол, устроим маленький ужин. Познакомишься с Майклом, наконец... и с внуком.

− С внуком?! − казалось, уже ничего не может потрясти его сильнее, но вот же, вот − внук. У него есть внук.

− Конечно. Я приеду! Во сколько?

− Давай в десять... ну, не плачь, папа... не плачь. Ещё повоюем.

И она упорхнула, ускользнула от него синей пичугой счастья, и он остался один.

 

Сегодня! В десять! Внук!

Безуспешно пытаясь взять себя в руки, Дон быстро шагал по улице.

Но надо же что-то купить? В подарок... Магазин игрушек! Прямо напротив, какая удача. Он рванул через дорогу, ополоумевший старый дурак,  и даже не посмотрел на грузовик, внезапно вывернувший из-за угла.

И не было ни ветра, ни звука – тишина, неподвижный стоп-кадр, как на фотографиях «за секунду до происшествия».

И все замерло: грузовик,  испуганная женщина  в киоске, и мужик на остановке, широко распахнувший блеклые рыбьи глаза.

 

− Эй! Вы живы? Держитесь, пожалуйста, скорая уже едет!

Расплывчатое бледное лицо на фоне серого неба.

Что случилось? Кто это? Ах да, похоже, он не успел добежать до магазина. Теперь внук останется без подарка.

− О, Боже мой! Вы же... Дон Джокер? Господи! Нет, вы не можете погибнуть! Дон, вы должны жить!

И тогда вдруг нахлынуло, накрыло с головой − маленький кинозал, кадка с пальмой и парочка насмешливых ангелов... чертей?

«А примерно через год Дон Джокер скоропостижно скончался, что неудивительно при его образе жизни».

Дон распахнул глаза, невидяще уставился на суетливо мельтешащее над ним лицо. Вот как. Вот, значит, как...

«Дочь приехала на похороны и впервые за десять лет увидела отца».

Что? Ну нет, не впервые, это точно! Они ведь встретились час назад!

Он вцепился  в плечо спасителя и попытался приподняться, сел, обхватив его за плечи.  И неожиданно  захохотал, кашляя кровью.

−  Черта с два, ангелы... Хрен вам, черти! Не на того напали. Нет, я  не сдамся! Не стану прах лобзать... Я выживу. Выживу и в этот раз, да.  До смерти я свой бранный щит не брошу. Кто первым крикнет «Стой» − тот проклят будет!

И без сил откинулся назад, запрокинув лицо к серому осеннему небу.

Где кружили и кружили, вскрикивая хриплыми голосами,  крупные чёрные птицы.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 67. Оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...