Солнце едва пробивает грозу, ложась на эшафот золотыми нитями. Вдоль виселиц – ряд заключенных. Голые торсы пестрят ссадинами, руки связаны, лица закрыты. Городовой снимает мешок, обнажая изъеденную лепрой кожу.

– Дьявол! – удар опрокидывает смертника, что лишь смеется беззубым ртом. – Этого первым!

К жертве тащится могучий палач.

– Вставай, тварь. Умирать пора.

В ответ – смех.

– Может, прямо здесь прирезать?

Очнувшись, больное тело вскакивает и... срывается с места. На коже расходятся швы, из ран лезет серое… Балаган привлекает все больше любопытных. Никто не замечает силуэт на бастионе, что пожирает действо узким зрачком. На поясе висит нож, костлявая рука сжимает арбалет, под черным капюшоном – тень улыбки.

 

Городовой тем временем открывает лицо последнего – красивого блондина.

– Хэйден! Попался-таки, дьяволово отродье! – кулак радостно влетает в молодое лицо. – Даже не представляешь, с какой радостью я потащу тебя на виселицу!

Парень улыбается, облизывая ссадину:

– Надо же, как мало человеку нужно для счастья.

 

Стража обступает прокаженного, что засунул руку в шов на животе… Взрыв: тело распустилось огненным бутоном, сожрав полгарнизона.

 

В ту же секунду арбалетный болт рассекает веревку на запястье Хэйдена. Городовой щупает горло, по пальцам струится кровь…

– Жаль не судьба, правда? – ноготь блондина сверкает алым лезвием.

 

Со стены падает тело, еще одно… палач валится с болтом в шее... черный силуэт ныряет в окно феодала.

 

Стражу внизу атакует семь бойцов, коих успел освободить Хэйден. Голые торсы, ссадины на истощенных телах, в руках – что нашлось. “У них нет шансов” – подумал бы случайный зритель, и ошибся: заключенные не просто разбойники – они члены организации, название которой даже монархи произносят шепотом. Феодал думал, что это он их поймал – сейчас венценосная голова качается в черной перчатке, мертвые очи заняты любимым делом: смотрят на эшафот, только в этот раз не преступники встречают смерть на гнилых досках, а лучшие стражи княжества.

 

Минута… и шея последнего солдата распускается алым цветком, клинок завершает пируэт в руке Хейдена.

– С тебя двести золотых, Гленн – я убил больше.

Высокий брюнет улыбается исподлобья:

– Значит, амбал в темнице не считается?

Двор оживает: звенят шутки, отдаются дружеские тумаки… – члены гильдии переводят дух, что не сулит городу ничего хорошего.

 

Марк облачается в рясу. Он – гениальный актер, лучший разведчик гильдии.

– Антей! Бросай голову!

Силуэт тенью соскальзывает по стене, венценосец катится к артисту.

– Как всегда, – ухмыляется Хэйден, насаживая голову на пику. – Удачи, Марк!

– Спасибо! – ряженый инквизитор принимает древко. – Встретимся в “старом добром”!

 

«Феодал погряз в грехе и блуде!» – гремит за воротами. – «Он пал от руки моей, направленной господом! Берите оружие, дети Христовы! Добейте приспешников сатаны ради святой эпохи!» – пророческий голос удаляется прочь, собирая все большие толпы.

 

Через пару дней княжество измотает само себя, и тогда придет сосед. Земли отойдут ему почти без сопротивления. Хэйден берет очень дорого, но каждый знает: есть за что.

 

 

 

* * *

 

 

Горизонт охвачен пожаром, что терзает некогда цветущий город. Еще уносятся вдаль крики. То воинственные, то бессильные...

– Ведьмин огонь проявил себя. Куплю у нее весь запас!

Бравый голос легко перекрывает галоп, Хэйден сияет: слушать сплетни о себе – его любимое дело, а сплетен теперь станет больше.

– Дочь прокаженного получила деньги? – замогильный хрип пугает лошадь Гленна.

Мой голос – лишь одна из черт, что заставляет людей шарахаться. Самая безобидная.

– Антей, погубив княжество, ты волнуешься о единственной жизни?

Пронзительный взгляд сверлит блондина:

– Человек дал зашить в себя взрывчатку!

Галоп сходит на рысь, кавалькада въезжает за стену. Улочку едва освещают редкие огни, что быстро тают во мраке. Город почти уснул, ворота закроют с минуты на минуту, но “старое доброе” не спит никогда. Этот бордель давно превратился в базу Хэйдена: доступ открыт лишь избранным, вроде нас. Блондин же в своем рукотворном эдеме – бог.

– Ладно, распоряжусь передать. Лишь бы не ныл...

Он – единственный, кто может разговаривать со мной так. Я – единственный, к чьему мнению он прислушивается. Наши таланты – зеркальные отражения. Он чувствует людей, их поступки, намерения… Я понимаю механику мира, законы природы и чудес техники. Он – лучший стратег, я – лучший боец. Недостатки одного перекрыты достоинствами другого. Так, вдвоем, мы построили с нуля гильдию. Важные шишки приходят сюда с безнадежными просьбами, получая гарантию выполнения, были бы деньги. Еще ни одна власть не смела открыто выступить против нас. Такой царит ореол слухов. Впрочем, есть и объективные причины: какая бы сила ни угрожала гильдии, она будет обезглавлена – неуязвимых нет.

 

Последний поворот… девочки бегут встречать Хэйдена. Дело не в доплате или привилегиях – они действительно без ума от него.

– Привет-привет! – блондин лихо соскакивает с коня. – Шина, Роза, Лиля, Мари… всех рад видеть, по всем соскучился!

Улыбка сама растягивает губы, только люди шарахаются от моей улыбки, как от пожара. Потому и держусь особняком: не хочу портить вечер.

 

Интерьер “старого доброго” каждый день дорожает. Еще немного, и начнем развешивать картины. За огромным столом бушует пир, что вскоре перейдет в оргию. Я ем один, в темном углу. Разум борется с мыслью, что могло быть и темнее. А лучше совсем без света. И чтобы людей не было...

Хэйден минует лестницу, поддерживая двух барышень: еда у лидера – второстепенное дело, несмотря на неделю в темнице.

– Антей, наверху ждет твоя Мышка!

“Мышка” – миниатюрная девушка, за которую я вступился год назад. Только она – не моя. У меня в принципе не было женщины. Спасенная лишь говорит обо всем на свете, слушает вещи, которые Хэйдену кажутся скучными, разбавляет одиночество… Я долго считал, что нужен ей для защиты: к женщине Антея никто не посмеет приблизиться, а ее считают моей женщиной. Но догадки не подтвердились: на предложение защиты без обязательств общения она удивленно хлопала глазками – думала, защита  и так безвозмездная.

 

Хрупкое тело кидается в объятия... Сознание вздрагивает – меня обнимают первый раз за жизнь. В голове будто что-то щелкнуло, сорвалось с цепей.

 

Говорят, мою мать разорвал болотник прямо во время родов. Аномальная особь напала на деревню и безумствовала, пока не подоспел гарнизон. Убили монстра зачарованной стрелой, в ту же секунду, когда он проглотил меня. Лучше бы пережевал... Неведомая сила отталкивает людей с того момента, как меня вытащили из мертвой пасти. Даже отец не мог заставить себя проявить ласку. А Мышка…

 

– Что с тобой, Мышка?

Она сильнее вжимается в плащ.

– Приснилось, что ты умер.

Так хороший же сон. По крайней мере, для окружающих. Стоп…

– Тебе важна моя жизнь?

– Шутишь?!

С каждой секундой объятия крепче, руки невольно отвечают им – впервые делают что-то не по воле разума.

– Я обещала себе… – хрупкое тельце начинает дрожать, – “Если Антей вернется, откроюсь ему”.

Рассудок мутнеет, в грудь будто заливают магму…

 

 

* * *

 

 

Плечо испещрено шрамами: порезы перемежаются со следами клыков, а Мышка спит на нем, как на самой мягкой подушке. До сих пор не верю в происходящее. Будто сон, будто шутка разума. Но снов я не видел уже много лет.

Быстрые шаги взмывают по лестнице, бег упирается в дверь:

– Антей! – Мышка вздрагивает, сонные глазки косятся на Хэйдена. – Марка убили.

Что ж, и гениальному актеру сложно покинуть разоренный город.

– Жаль.

– Брат, ты не понял, – синие глаза сверкают, – его убили прямо здесь! Кто-то бросил нам вызов!

Губы кривятся в той самой улыбке, что заставляет людей отворачиваться.

 

Марка зарезали в спальне. Он так вымотался, что уснул без девочек. Возможно, потому и стал жертвой.

Ни единой зацепки. Орудие убийства – личный кинжал жертвы.

– Когда прикончишь эту мразь, хочу, чтобы из глазницы торчало послание… – Хэйден разгорается все больше, пальцы стреляют щелчками.

– Уже знаешь цель?

– Вопрос времени.

Наши глаза и уши паутиной оплетают княжество, но к вечеру проясняется… ничего. Впервые с создания дозор усилили членами гильдии. Отбирали по жребию: выпало Константину и Гленну. Оба превосходные бойцы.

 

Тело Константина обнаружили утром…

 

– Чертов аноним! – Хейден замирает с ужасным выражением, бледный кулак врезается в стену. – Завтра дежуришь ты, Антей!

 

Мышка весь день молилась, чтобы враг пал. Не могу подвести ее! Не хочу видеть разочарования на чистом личике…

 

 

* * *

 

 

Тишина и мрак. Я будто их часть: дышу и двигаюсь, не тревожа пространства. Течет час, второй… пятый… С восходом братья просыпаются. Все живы.

– Мразь знает, с кем имеет дело. Чертов аноним… – за два дня Хэйден постарел. Золотые волосы стали пепельными, взгляд потух, высохли скулы.

– Сегодня… в дозоре я. Будьте начеку.

Впервые лидер пренебрег ночью с девочками, но удивляться больше нет сил. Усталое тело волочится по лестнице, скрипит дверь… я падаю в объятия Мышки.

– Главное, что сам живой.

Она тоже не ложилась, чтобы уснуть вместе. Так стыдно быть бесполезным! Вдруг под ударом не только гильдийцы? Мысли все медленней пульсируют в голове, сон упорно берет свое…

 

Снова ночь. По крайней мере, стемнело давно. Невесомо выбираюсь из объятий, шаг в коридор… Лезвие мелькает на границе видимости, блок запястья готов перейти в захват, но взгляд упирается в Хэйдена.

– Прости, Антей: совсем задергался. – Светлая кожа стала еще бледнее, щеки ввалились, заплыли глаза… Он похож на собственный призрак, на серую тень.

– Враг боится меня, лучше пойду.

– Постой, – сильная рука сжимает плечо, – до рассвета всего ничего – он бы уже появился. Лучше поговори со мной…

Кожа у синего века дергается, на губах – несуразный оскал.

– Точно не появлялся?

Мы плывем вдоль спален, внимая каждому шороху. Не припомню, чтобы когда-то был так напряжен.

– Уже сам не знаю: что-то мелькает, бегает… проверяешь – пусто. Зрачки будто горят, кажется, что стены движутся… – Он замолкает, дрожащий палец смотрит на кровь под дверью.

 

Скрип… тело.

 

Еще дверь… тело.

 

Еще… тело.

 

Мертвы все.

 

– Ма…ма… – Хейден почти плачет. В кладовке одна на другой лежат девочки. Кожа в крови, на мертвых лицах – ужас.

– Кто ты, тварь?!!! – кинжал в бледной руке полосует воздух, стены, потолок… Некогда уверенный лидер бьется в истерике. – Я достану тебя!!! Вытащу из тени!!! – хруст костяшек ложится на треск досок. Еще удар, еще… – Выгрызу из мрака!!!

На крик выбегает Мышка, черные глазки замирают на трупах…

– Уходим! – Пытаюсь образумить Хэйдена, но тот брыкается. Удар стреляет в острую скулу:

– Очнулся?!

– Очнулся!

 

Галоп уносит нас вдаль. Справа чуть не валится с коня блондин, за спиной часто дышит Мышка.

Скрипит дверь временного штаба – избы в чаще леса. Дорога заняла сутки. Измотанные, мы валимся на лежанки, не заботясь ни о чем.

 

Тук… тук… иду к двери. Но это не дверь: стучит сердце. Вспышка молнии вырывает из мрака Хэйдена: он пришпилен к стене, мертвые глаза широко раскрыты.

– Мышка!!! – Хватаю в одеяле теплую руку. Тишина.

С огромным усилием перевожу взгляд… Ей перерезали глотку. Только что. В заплаканных глазках отчаяние, бледные губы немо вторят: «Проснись, милый! Проснись!!!».

 

Лихорадочно смотрю на окровавленные руки: в ладони отпечаталась рукоять кинжала.

 

Так вот что… сорвалось с цепей той ночью. Рука медленно вдавливает кинжал в грудь. Мышцы напряжены так, чтобы я упал в объятия Мышки. Жаль, что незаслуженно…