Луна занимала четверть неба. Её багровые кратеры посреди алых морей уходили за горизонт; движение было видимым и практически осязаемым. Не прошло и минуты, как луна, словно передумав, начала движение в обратную сторону.

Она нависала над нашими головами, освещая багровыми отсветами каменистую пустошь под серым небом, и мы шли, пробираясь меж остывающих камней к далекой, ещё невидимой за горизонтом цели, над которой поднимался освещенный багровым заревом столб дыма. Огненная Корона старательно коптила небеса, не давая солнечному свету выжечь землю. В тени её скрывался под куполом сумрачный город, цель нашего с Заринкой путешествия. Путь был труден и опасен – движение начиналось после захода солнца, и продолжалось до тех пор, пока не становилось слишком холодно. После привала во избежание перспективы замёрзнуть насмерть, следовал новый марш, до восхода солнца, после которого мы залегали в длинных тенях от камней, и это продолжалось пока солнце не скрывалось в зените, за тучей дыма от Огненной Короны. После этого можно было идти дальше – до заката, когда вновь нужно было залечь в тень.

 

Пока Заринка не двигалась, её можно было принять за статую, свитую из лозы и камня. В какой-то мере это так и было – её смуглую кожу оплетал серо-коричневый покров плотно переплетенных стеблей и свёрнутых на ночь листьев. Она была дриадой, человеком, живущим в симбиозе с растением. Человек мог передвигаться и находить воду. Растение могло её запасать и не давать человеку умереть от ужасной жары днём. А тепло человеческого тела не давало растению замёрзнуть ночью. В результате все были довольны. Дриады предпочитали сражаться за жизнь в пылающих жаром пустошах, нежели чем наслаждаться безопасностью и прохладой человеческого улья по многим причинам. Одной из них была ксенофобия обитателей сумрачных городов.

 

Температура падала. Камень не любит долго держать тепло, он отдает его при первой же возможности, а возможность эту создавал ночной ветер, идущий от Огненной Короны во всех направлениях. За счет этого падало давление воздуха и помимо падения температуры, с неба начинал оседать пепел, быстро покрывающий землю. С одной стороны это хорошо – чуть поднималась температура, семена однодневок, усеивающих теневую сторону камней, тут же начинали расти и расцветали мелкими разноцветными цветочками, быстро превращающимися в коробочки семян, лопающихся с диким треском, когда солнце разогревало камни. С другой стороны, пепел мог запросто забить нос, горло и лёгкие, а потому я носил очки и маску. Заринке же это было без надобности.

 

Мы брели в лунном свете, среди пурпурных хлопьев пепла, оставляя на камнях следы наших ног; мы молчали, ибо любая попытка поговорить без маски закончилась бы для меня сгибающим пополам жутким кашлем, а в маске что-либо внятно произнести не было никакой возможности. Держа в поле зрения полускрытую пеплом гибкую, вооруженную копьём фигурку, я радовался тому, что некогда нашел её в тени большого камня, полускрытую пеплом, пожухшую, обезвоженную, покрытую ранами. Жизнь едва теплилась в ней, но стоило только открыть мех с водой, как превратившиеся в иглы листья затрепетали, поворачиваясь его в сторону. В тот миг я не думал о том, во что мне обойдется пополнение запасов воды, я делился ею с надеждой, что это прекрасное существо выживет, и я был вознаграждён, видя, как её пожухшие листья налились и ожили, а затем, внезапно, Заринка расцвела множеством белых цветов. Цветение длилось недолго, но - как же прекрасна она была, возлежащая на ложе из пепла, расцвеченном опавшими лепестками, всё ещё источающих ласкающий обоняние запах. Позже я ни разу не видел цветение снова.

 

Незадолго до того как камни окончательно остыли, мы поставили кокон – тесную конструкцию из легкой ткани натянутой на складной каркас. Внутри хватало места только на то, чтобы сидеть, прижавшись к грелке и беседовать, попивая чай – пара листиков, оборванных с Заринки в кружке горячей воды.

- Почему луна не падает? – спросила Заринка, в этот раз. Раньше она задавала не менее детские вопросы, например, откуда берётся сияющий нимб вокруг луны, или почему пепел кислый. И я рассказывал, а затем она спрашивала, что значит какое-нибудь новое для неё слово.

- Луна вращается вокруг нашей планеты по вытянутой орбите, - сказал я, показывая на пальцах. – Каждый раз, когда она оказывается между нами и солнцем, её нижняя точка опускается всё больше. То, что она опускается к горизонту, а потом, словно передумав, взмывает вверх, уменьшаясь, пока не застынет в зените - происходит потому, что пока ещё её скорость меньше чем та, с какой вращается наша планета.

Пока я говорил, Заринка протирала листья своей лозы, счищая с них пепел – по её словам, ей так было легче дышать, хотя на мой взгляд дышала она как и все люди.

- А что будет, если её скорость увеличится? Она упадёт, да?

- Нет, - я задумался, отхлёбывая чай. – Если её скорость увеличится – то она зайдет за горизонт. И мы увидим, как она взойдет с другой стороны, и полетит вверх, всё уменьшаясь, пока не исчезнет. И тогда у нас не будет луны. Но этого не будет.

- Почему?

- Потому что… - это было чертовски сложно объяснить. – Увеличение скорости происходит, когда луна приближается к нам. Чтобы скорость стала достаточной для того, чтобы луна улетела, она должна подойти очень близко, но она не сможет, потому что до того как это случится, она разобьётся… - я замялся, пытаясь подобрать доступный образ. - … о небесный свод. И тогда вместо луны мы увидим наклонённую к горизонту дугу – мелкие осколки луны, сливающиеся на таком расстоянии в сплошную поверхность.

- Ого! А небесный свод выдержит? Всё таки, луна очень большая.

- Не выдержит. Небесный свод разобьётся вдребезги и его осколки упадут на землю. Где-то там, - я махнул рукой за спину, туда, откуда мы пришли. Заринка моргнула, и в её глазах отразилось понимание:

- Ты поэтому идешь к Огненной Короне? Это скоро случится?

- Да. Луна начала свой последний виток.

- Как здорово, что есть Огненная Корона! – воскликнула Заринка. – Об неё разбиваются даже кулаки солнца!

Конечно же, она не поняла. Падающие время от времени «кулаки солнца» были обычными метеоритами, сгорающими прежде, чем долетят до земли.

 

…Как не поняли бы и многие другие, из тех, что слепо верят в то, что вулкан защитит их. А попробуй им объяснить – и начнется побоище, где те, кто, не разбираясь в происходящем, испугается, и превратятся в стадо, повинующееся древнейшему из инстинктов – попытке спастись бегством; вот только они не знают куда бежать, и потому бестолково мечутся и давят друг друга, а заодно тех, кто пытается разобраться в ситуации, чтобы найти решение, и тех, кто падает на колени и начинает молить о спасении высшие силы, и тех, кто пытается обуздать этот бардак.

 

Ветер переменился – кокон стало клонить в другую сторону. Мы отогрелись, и свернув его, продолжили путь, за это время луна ощутимо побледнела и уменьшилась в размерах, начав исчезать в тёмно-сером мареве неба. Спустя некоторое время слева начала разгораться заря – яркая, голубовато-зелёная полоска света, без полутонов переходящая в непроглядную тьму над ней – а справа стал вырисовываться лик солнца – тень Огненной Короны, формирующая чёрный нос и надбровные дуги. Это был первый знак, что пора прятаться от восхода. Вторым знаком было шевеление вокруг – из пепла проклевывались коричневато-зелёные ростки, распускались листья и жадно поглощали свет; разгибались и тянулись к восходу цветы, чтобы сбросив через каких-то полчаса листья, застынуть круглыми и плоскими коробочками. Спрятавшись в тени камней, мы с Заринкой слышали как они потрескивают на солнце, по мере того как воздух становился всё жарче. Вскоре послышались хлопки – и в воздух поднялись тучи семян, которые понеслись по ветру невесомыми облачками чтобы через несколько минут вспыхнуть оранжевым пламенем и опасть дождём искр на землю. Яркий свет, бросающий резкие чёрные тени от камней стал меркнуть, Лик Солнца растворился в серой мгле – настал день. Можно было двигаться дальше.

 

День – это время, когда вся живность, доселе дремавшая в норах под слоями пепла, начинает вылезать на поверхность. Делает она это поэтапно – сперва вылезают насекомые и травоядные, спешащие позавтракать увядающей зеленью и не успевшими взорваться семенными коробочками, затем вылезают те, кто питается травоядными. А заодно и вообще всеми кто на зуб подвернётся. В тех местах, которые ночью казались безобидными и мирными, начинается кровавая борьба за выживание, и мы с Заринкой принимаем в ней самое активное участие – забравшись на камни и всаживая копья во все, что пыталось до нас добраться. А таковых было множество – здоровенные ящерицы, зубастые, покрытые гладким мехом прыгучие твари ростом до колена… Нас спасало то, что их самих жалили выбравшиеся погреться скорпионы размером с кулак, душили полосатые змеи с оранжевыми полосками на голове, рвали на части когтистые птицы с мощными клювами, ударами крыльев защищающиеся от укусов. В свою очередь их хватали за ноги выстреливающие из под земли языки живоглотов, утаскивая их вниз, под землю, чтобы там тихо переварить за день и погрузиться в ночную спячку.

 

Побоище было кровавым, кратким, привычным и незапоминающимся. Наступило перемирие, а заодно и завтрак. Я раскладываю на солнечной стороне камня вырезанные из тушек полоски мяса и тушки скорпионов, они шипят и потрескивают, испуская ароматный запах. Заринка облизывает губы, а её плащ, опутав усиками корней тушку насаженной на длинные шипы ящерицы, выкачивает из неё жидкость. Растение не может прокормить дриаду. Оно для этого слишком мало. Но оно может защищаться.

 

Когда я изложил свои наблюдения Заринке, она удивилась. Разглядывая утолщения на корнях, которые вскоре превратятся в маленькие клубни, она спросила:

- Значит, эта вода когда-то была кровью ящера?

- Ага. Ну или что там ещё эта твоя лоза успела зацепить во время побоища.

- А почему я тогда не цвету?

- Ты и не цветёшь, цветёт лоза - я отодрал панцирь у жареного на камне скорпиона, сжевал чуть солоноватую влажную мякоть и продолжил:

- Есть разные способы выжить. Вот например, живоглот,  - я указал кончиком копья на конусообразную воронку в песке, на месте зубастой ямы, поглотившей птицу. – Сидит на месте, ночью спит, утром съест что-нибудь и весь день переваривает. Учитывая плодородность земель вокруг Огненной Короны, полагаю ему каждый день перепадает большой кусок сочного мяса, ну а если не перепадает – то он всё равно может неделю жить на том что уже запас. Огнецветы трещат каждое утро, засеивая огромные пространства своими семенами, и даже если большинство из них сожрут грызуны или спалит солнце – остатка всё равно хватит чтобы на следующее утро вновь дать всходы и расцвести. Они адаптировались ускорив рост до предела и потребляя минимум ресурсов. Твоя лоза – иной путь. Чтобы вырасти в такой плащик, ей нужно много времени, кроме того она потребляет много воды и пищи. Смогла бы она вырасти, если бы не было тебя? Нет. Лоза не имеет разума, только рефлексы. Поэтому она доверяет тебе нести себя куда тебе вздумается, а взамен сохраняет воду и втыкает шипы в то, что, как ты думаешь, тебе угрожает.

- Откуда ты всё это знаешь? – пораженно спросила Заринка.

- Есть разные способы выживания, - усмехнулся я. – Идиоты в сумрачном городе выбрали стену, чтобы отгородиться от мира. Дриады используют лозу. Мой народ занимается наблюдением и изучением, мы не пытаемся предотвратить неизбежное, и мы не пытаемся искать помощь у других. Мы владеем магией, и наша цель – помощь всем тем, кто в этих каждодневных побоищах за место под луной, забыл уже кто он такой.

 

… Когда я спросил Заринку о том, кем она была, она помрачнела и сначала не хотела рассказывать, а потом поведала, что плохо помнит свою жизнь до того как подцепила лозу. Но в общих чертах всё было так: после того как напавшие на поселение бандиты вырезали или увели в рабство всех жителей, Заринка, умудрившаяся сбежать, но раненая, ползла среди камней, прочь от страшного места, и ей было очень страшно. К её крови присосался корень лозы, а затем она оплела девочку и сжалась, перетянув рану. Влажная мякоть клубня утолила её голод и жажду, а затем у неё появились силы встать и идти. И она, вооружившись чьим-то копьём, пошла в пустыню. Постепенно, в каждодневных битвах она забывала всё больше о том, кем была, и когда я подобрал её, израненную, от неё почти ничего не осталось, и первое время она ничего не говорила, только изумлённо смотрела на меня, слыша мой голос. Затем стала вспоминать, и наконец, рассказала мне свою историю. Сложив это и поведение лозы, когда она ощутила воду, я понял, почему провалились попытки привить эту лозу к другим людям. У неё нет разума, но ей нужен надёжный носитель. Поэтому она пробует кровь того, кто источает волны страха смерти, но находится ещё в относительно живом состоянии, и оказывает помощь, рассчитывая, что осознав её полезность, владелец не будет её отдирать и выкидывать.

 

- А те, кто нападает, убивает и грабит? Они тоже приспособились?

- Они были всегда, - мрачно буркнул я. – Цель любой адаптации – уменьшение количества телодвижений для максимизации результата. Чем примитивнее создание – тем меньше ему надо энергии. Поэтому огнецветы живут всего несколько часов, потребляя каплю росы, горстку пепла и лучик света, а человек – если повезёт выжить – лет сто, каждый день съедая по несколько тушек тех, кто съедает кучу огнецветов каждый день. Проще получить пищу и воду не выращивая и собирая, как это делают в сумрачном городе или у нас, а охотясь, но это отнимает много времени. А вот если отобрать запасы у тех, кто уже поохотился – их хватит надолго, и освободится достаточно времени для других занятий. Мой народ составляют те, кто в обмен на защиту и помощь делится пищей и водой, и тех, кто в обмен на пищу и воду создает и сохраняет знание, которое – как мы верим – однажды поможет всем, кто доселе живет одним днём и выживает как может.

- Я понимаю. Вы – как моя лоза, - кивнула Заринка.

Я хмыкнул.

- Нет, напротив. Мы те, к кому прививаются те, кому нужна помощь, чтобы выжить.

- А… - она задумалась.

Я собрал остатки снеди, и запихнул в сумку, затем проверил грелку. Нехитрое устройство работало на разнице температур – используя холод, накопленный ночью, она собирала конденсат утром, и нагревала его весь день чтобы ночью отдавать тепло для согрева. Помимо этого у меня всегда было с собой немного воды. С Заринкой её требовалось больше, но не намного. Если дать ей слишком много воды, она, возможно, опять начнет цвести, а значит, помимо прекрасного зрелища ещё появится неземной аромат, приманивающий орды насекомых. В тот первый раз, я этого не знал, а потому пришел в ужас, и с трудом затащил Заринку на камень, иначе бы её заживо сожрали. Насекомые довольствовались опавшими лепестками, а тех, кто пытались влезть, я смахивал прочь. Это навело меня на мысль – цветы привлекают насекомых, насекомые привлекают грызунов, те привлекают хищников, и так пока рядом не окажется тот, кто на вершине пищевой цепочки, или рядом с ней. Возможно, лоза делает это для того, чтобы выжить после смерти носителя? Использует всю его воду для цветения…

В какой момент кровь превращается в просто воду?

- Заринка, - спросил я. – Ты не вспомнишь, когда ты, раненая, уползала, ты случайно наткнулась на лозу?

- Я плохо помню… - она ненадолго задумалась. – Мне кажется, я ползла на запах. Мне было плохо, и я подумала, что оттуда пахнет домом…

Если бы она ползла на запах цветущей лозы, то скорее всего её бы сожрали.

- Но потом я сильно укололась и упала. А когда пришла в себя, то на мне была лоза. Почему ты спрашиваешь?

- Ну, мы с тобой вместе уже месяца два, а цвела ты только однажды, когда я тебя нашел. Мне интересно почему.

- А мне больше интересно, почему я осталась жива в тот раз. Я время от времени теряла сознание, и меня могли съесть много-много раз.

- Лоза чувствует запахи, - предположил я. – Возможно, те, кто пах как угроза, были отогнаны шипами, или ещё чем-нибудь из её арсенала. Я не пах как угроза, и когда я открыл мех с водой, возможно, она решила дать мне шанс напоить тебя.

- А потом отблагодарила цветением? – улыбнулась Заринка. – Чтобы ты остался рядом, и поил меня?

- Что за хитрое растение… - усмехнулся я, наполовину в шутку.

 

… Солнце достигло зенита, его тусклый коричневый диск почти скрылся за тучей пепла, и в наступивших сумерках мы могли уже видеть тёмные купола города. Местность стала чище, крупных камней почти не осталось, а это значило, что нужно поторопиться. Тяжело дыша, мы шли быстрым маршем по мягкому пеплу, разыскивая взглядом укрытия, ибо теперь главной опасностью для нас стали вспышки – когда в плотном облаке пепла по какой-либо причине образовывался разрыв, сквозь него в землю бил огненный столб, и попавший в него рисковал серьёзно обжечься. К счастью такие вещи случались редко, но если нам не удастся найти укрытия до заката – придется зарыться в пепел и надеяться что никто не захочет нами поужинать. Бруствер из пепла – не самая лучшая защита от солнца, но лучше это чем мучительная смерть от его огненных лучей.

 

Долго перемещаться по жаре невозможно – а даже с учетом пепельного щита Огненной Короны жара была такая, что путались мысли -  и мы остановились на привал. Моя маска прилипла к лицу, а трубка, ведущая к грелке, казалась раскалённой. Фильтр забился пеплом, висящим в воздухе, и был заменен запасным. Заринка же выглядела как запылённый куст, и я поневоле завидовал её второму, прозрачному веку, которое давало ей возможность обходиться без очков. На солнце оно выглядело почти чёрным, а в темноте просветлялось. Причина этого изменения у кочевников была неясна, но это, и некоторые другие особенности организма, у них встречались заметно чаще, чем у тех, кто жил в куполах. Чем больше мы приближались к сумрачному городу, тем больше меня охватывало беспокойство – местные не очень любили тех, кто «нарушали чистоту», а Заринка, помимо своей, мягко говоря, экзотической внешности, вдобавок являлась дриадой, а этого уже было достаточно для того, чтобы её стали сторониться – или даже кидаться камнями.

Я снова собрал кокон, и, отряхнувшись от пепла, влез внутрь; Заринка помогла мне освободиться от маски и прохладными, пахнущими мятой ладонями протёрла лицо от грязи и пота. Очень хотелось пить. Я без сожаления разделил оставшуюся в грелке воду на две части, и большую отдал Заринке. Взамен я получил листик лозы, который будучи растертым, пах мятой и превратил простую воду в освежающую. В мехе воды не осталось совсем, и если сегодня мы не достигнем города, то придется терпеть. Но мы достигнем. А в городе есть и вода, и еда, и всё что душе угодно…

- Мне кажется, ты чего-то боишься, – заметила Заринка.

- Не столько боюсь, сколько опасаюсь. В сумрачных городах постоянно идёт грызня за власть, и никогда не знаешь, кто будет ждать на входе. Долгая история… А я устал и хочу отдохнуть.

Заринка начала упрашивать, и я, со вздохом, погрузился в ещё один долгий рассказ.

- Когда-то, очень давно, мы создали пять куполов, каждый из которых вмещал по пять тысяч жителей. Четыре купола расположены возле Огненной Короны, а пятый – там, откуда пришел я.

- Почему он так далеко? – тут же задала вопрос Заринка. – Вы не хотели общаться с остальными?

- Нет, просто наше дело требовало расположения в определенном месте. Из-за дыма Огненной Короны не видно неба, а нам было очень важно за ним наблюдать. Кроме того, наш купол располагался над Вознесением, а оно должно было быть как можно ближе к той линии, куда будут падать обломки небесного свода.

- Но разве они не разрушат ваш купол? – удивилась Заринка.

- Они вызовут сдвиг тектонических плит, который нужен для того, чтобы запустить Вознесение.

- А что такое это «Вознесение»?

Я вздохнул. Знать бы самому…

- Это было очень давно, Заринка. Знание об этом полустёрто временем.

- Но как такое может быть?

- Видишь ли… Когда-то был народ, у которого был свой язык. Он начал строить «Вознесение». С каждым поколением одни слова забывались, другие появлялись, третьи меняли смысл. Настало время, когда старые записи уже невозможно было прочесть, а то, что передавалось устно – стало непонятно. К тому времени «Вознесение» уже было закончено, но его не запустили, предания говорят, что те, кто его закончил, не были уверены в том, что оно сработает, и боялись. Те люди поселились у Огненной Короны, а мои предки остались – изучать старые записи, проверять расчеты и ждать.

- Но вы хоть знаете что делать?

Я усмехнулся.

- Конечно знаем. Когда настанет момент, всё, что нужно – это собрать всех, кто к тому времени уцелеет, и всё. Остальное сделает падающая луна.

Заринка задумалась.

- И поэтому ты идешь в  сумрачный город? Чтобы позвать их всех с собой?

- Ага.

- А как много прошло времени с тех пор?

Проблема в том, что я сам не знал. Я лишь видел копии с копий картин прошлого, и никто не знал, сколько их было – каждый раз когда они портились, их восстанавливали. Я знал некоторые слова, принадлежащие прошлому. Но я не знал, сколько с тех пор прошло лет. Поэтому я ответил так, как ответил мой учитель, преподававший мне астрономию, математику, литературу и другие основы величайшей из наук – Потока.

- В те времена на склонах высоких гор зеленели леса, бескрайние поля золотились колосьями, синие моря простирались до самого горизонта, а солнце было желтым.

Заринка повернулась к стенке кокона, словно глядя на каменистую равнину под багрово-серым небом.

- Гор? Леса? Моря?

- Я не знаю. Но так было – в нашей памяти, и в наших мечтах. Возможно, «Вознесение» поможет отправиться туда, где всё это есть. И мы увидим горы и моря…

 

… Вход в город был прикрыт стеной, сложенной из растрескавшегося и осыпающегося песком камня. На входе нас уже встречали – пятеро стражников в масках, вооруженные костяными мечами и круглыми щитами.

- Мы желаем войти в город, - сказал я.

- Сдайте оружие, - ответил стражник, стоящий чуть впереди. Заринка повернула голову ко  мне, я кивнул. Она протянула свое копьё, я своё, и нас разоружили, затем стражник выдал мне два керамических жетона и буркнул сквозь маску:

- добро пожаловать в сумрачный город!

- Мне нужно увидеть правителя, - сказал я. – У меня очень важное послание от Хранительницы.

- О, - стражник сразу подобрался. – Посланец. Идёмте. А… Это дриада?

- Да, и она со мной, - с нажимом сказал я.

- Могут быть проблемы… - пробурчал он.

Оказавшись в темном нутре города, он снял маску и шумно выдохнув, пояснил:

- У нас беспорядки. С одной стороны – культисты шумят. С другой – в Совете бардак, и Владыка уже подумывает поубивать их всех. А тут ещё послание от Хранительницы… Как бы не было войны.

Я содрогнулся.

- А что такое – война? – спросила Заринка.

- Расскажу как-нибудь… позже, - я поглядел на стражника. – Отведи нас к Владыке.

 

Я редко бывал в сумрачном городе, и очень устал. Заринка засыпала меня вопросами, многие из которых ставили меня в тупик. Таких вопросов у нас не задавали даже дети, но, возможно, лишь по той причине, что у нас всё было не так.

Сумрачный город представлял собой четыре соединенные друг с другом купола, построенные в незапамятные времена из мощных каменных плит, снаружи облицованных стеклом, которого под толстым слоем пепла было практически не видно. Внутри нас ожидал многоярусный улей, с многочисленными лестницами и переходами, на каждом углу стоял высокий стеклянный цилиндр, в котором мягко светилась зелень. Эти растения я хорошо знал – они питались разнообразными отходами и давали хоть и не яркий, но всё же свет. По мере того как мы поднимались по истертым лестницам всё выше, становилось очевидной пропасть между теми, кто жил внизу, и теми, кто жил наверху. В первую очередь дело касалось запаха. Внизу купола гнездилась оборванная нищета и те, кто отправлялся в пустоши на охоту – чем и кормились. Кисло воняло влажным пеплом, нос резал запах отходов, вплоть до того что глаза слезились, нас провожали голодные взгляды, и не будь рядом стражников, возможно мы бы пожалели о том, что на входе у нас забрали копья. Выше ситуация была иной – за дверьми, отделяющими путь вниз от пути наверх воздух был чистым, а люди более ухоженными. Мозолистые руки и крепкая одежда выдавали работяг, откуда-то слышались песни и звуки музыки… Ещё выше располагались просторные залы торговых рядов и множество разнообразных мест, где можно было поужинать, подстричь волосы, приобрести одежду и инструменты. Откуда-то слышалось песнопение, но иное – мрачное и зловещее. Люди, попадающиеся нам, делились на две категории – те, кто продавал и покупал, и те, кто с мрачной ненавистью смотрел на нас с Заринкой.

 

А дальше начинались закрытые от посторонних глаз богатые владения, и кроме лестничных стен мы не видели больше ничего до самого верха, где запутанная череда переходов привела нас в зал Совета.

- Кто такие? – недовольно спросил человек с лицом, на котором казалось, навечно застыла маска презрения. Чиновник.

- Посланник Хранительницы, - ответил стражник. – К Владыке.

- Пусть подождут. Идёт заседание совета, - отрезал тот. Стражник, которого разъедало любопытство, тем не менее отступил от дверей и стал ждать вместе с нами.

- … Тебя уже сменили на посту? – осведомился чиновник.

- Нет. Но посланника требовалось сопроводить – внизу неспокойно.

- Ступай на пост.

Стражник подавил вздох сожаления и развернувшись, отправился в обратный путь.

Не смотря на то, что двери были, судя по всему, довольно толстыми, некоторые выкрики достигали и наших ушей, но слов разобрать было нельзя. В этой части купола я ещё не бывал – пол здесь устилали шерстяные ковры, глушившие шум шагов, вдоль обильно украшенных цветной мозаикой стен стояли светильные трубы, но не такие как внизу, а фигурные – чувствовалось мастерство стеклодувов и богатство заказчиков. Промеж них красовались широкие каменные скамьи, покрытые подушками. Иного быть и не могло, учитывая, что этот этаж принадлежал правительству четырёх куполов.

- Что это за история с культистами? – спросил я, нарушив молчание. Чиновник недовольно поглядел на меня и выдержав паузу, ответил:

- Каждый раз, когда у их духовного лидера разболится голова, они начинают орать про конец света. Их проповедники баламутят народ на улицах, вопя про грядущий конец, и призывают умолять небеса о спасении. А ещё обвиняют во всех бедствиях нелюдей.

- Это что-то новенькое.

- Ну да. Они утверждают, что они-де очищенные верой, а всех у кого не по пять пальцев на руке, глаза с перепонкой, - он кивнул на Заринку. – или ещё что-нибудь – следует изничтожить, чтобы кара небесная не обрушилась на наши головы - потому что мы допускаем существование нечистых промеж себя. Стража уже предотвратила попытку сожжения так называемых «грешников», и попытку вторжения в квартал удовольствий, мол, царящий там разврат противен всевышнему, и потому у нас скотина мрёт и посевы чахнут.

Я вздохнул. Заринка пристроилась на скамье и задремала, и я был уже готов последовать её примеру, как шум в зале стал затихать, и вскоре смолк. Чиновник кивнул на дверь:

- Заходите.

 

Зал Совета был пуст, просторное полукруглое помещение с тремя входами встретило нас беспорядком на ярусах трибун, несколько человек с метёлками сгребали в корзины мусор. Владыка стоял к нам спиной, глядя в затенённое окно – на выжженную закатом пустошь.

- Владыка, к вам посланник Хранительницы.

- Официальный? – бросил тот.

- Официальный, - ответил я. Владыка развернулся и смерил меня задумчивым взглядом.

- Следуй за мной. Один

Сквозь персональный выход, он прошел по полукруглой галерее в свои покои, где обычный интерьер дополняли почерневшие от времени деревянные книжные стеллажи, украшенные резьбой.

- Ты принес послание? Время пришло? – прямо спросил Владыка.

- Да. Луна совершает свой последний виток, и через месяц начнется ожидание Вознесения. Жители куполов должны быть там к окончанию срока.

- Через месяц?! Вы должны были предупредить как минимум за год!

- Мы бы предупредили, - с горечью сказал я. – Однако у солнца были другие планы. Одновременно со вспышками, луна стала приближаться быстрее. Меня отправили, когда по расчетам ей оставалось полгода, если вспышки прекратятся. Но они не прекратились, и у нас остался месяц до того как её порвет на куски приливными силами. Этого времени хватит, чтобы дойти до Вознесения, если отправиться в ближайшие дни.

- А когда начнется само Вознесение?

- Это мне не ведомо. Но одно я знаю точно: если вы здесь останетесь, то погибнете, все и сразу. Когда начнут падать осколки, купола не выдержат и погребут под собой всё живое.

Владыка сел, сцепив пальцы в замок, и тяжелая морщина меж его бровей явственно очертилась.

- … Кроме того, для запуска потребуется перекрыть обе подземных реки. У вас не будет воды, а Огненная Корона погаснет.

Теперь в глазах Владыки появился страх.

- Что сотворили ваши проклятые предки?!  - заорал он. – Мы должны погибнуть ради вашей веры в то, что эта древняя штуковина заработает – а ведь вы даже не знаете, что она делает!

- Мы знаем, - я поглядел ему в глаза. – Оно вознесёт человечество – туда, где ему и положено было быть уже давно, туда, куда мои предки проложили путь, а ваши – побоялись идти. Мы не сможем выжить друг без друга. Решайте! Механизм уже запущен, Вознесение – неизбежно, но если вы не придете, мы пойдем без вас, и нашим утешением будет то, что перед смертью, которая затянется на столетия, мы всё же увидим мечту наших предков. Вы же увидите перед смертью лишь огненный вал.

Владыка посерел и сжался.

- Мне нужно время… А тебе, похоже, нужен отдых. И горячая ванна.

 

Наша комната располагалась на этаж выше торгового квартала, в ней были все удобства, доступные состоятельным людям. На этот раз я спал в постели, чёрным сном без сновидений. Я даже не представлял себе, насколько я устал. И меня ничуть не беспокоила моя ложь Владыке – в той части, что извещала его об оставшемся времени. После того как луна расколется, будет ещё по меньшей мере месяц до того как осколки совершат оборот и обрушатся на земную твердь, но расколотая луна будет тем сигналом, что описан в легендах, передаваемых в каждом племени кочевников, их слышал каждый бандит, культист, страж, рабочий, торговец и аристократ. Это будет сигналом для тех, кто хочет выжить. И они придут. Прямо сейчас, пока я открываю глаза, со сна не понимая, где нахожусь, и с изумлением смотрю на светящиеся в полумраке цветы, под толстым слоем земли и пепла раскручивается древний механизм. Он исправен, мы его проверили. Тысяча рук упирается в рукоятки ворота, раскручивая исполинский диск, сокрытый в чёрных глубинах; клинья, удерживающие каменные плиты, готовые перекрыть поток огня к жерлу Огненной Короны, ослаблены, заслонки, закрывающие новый выход для лавы – готовы открыться. Подземная река, питающая колодца сумрачного города, готова обрушить свои воды в бездну под Вознесением. Мы берегли эту воду, последнюю, оставшуюся – для этого момента.

 

Проснувшаяся Заринка удивленно вскрикнула, коснувшись сияющих мягким светом лепестков. Они светились тёплым желтым светом, разгоняя полумрак комнаты.

- Они другие! – воскликнула она.

- Да, и не похоже чтобы они начали вянуть или опадать. Как ты себя чувствуешь?

- Мне снилось что я лечу… Это так удивительно! Скажи, а человек может летать?

- Говорят, когда-то мог.

- А почему сейчас не может?

- Крылья перестали держать, - кратко сказал я. Это была одна из древнейших записей, сделанная на языке, который до конца расшифровать так и не удалось. Архивариус говорил, что все записи кроме этой были сильно повреждены высокой влажностью и жарой. Значит, кто-то решил проблему, и, кажется, я догадывался, как – практически исчезнувшая вода, выжигающее землю солнце – кто-то просто убрал из нашего мира практически всю воду. Представляю себе выбор этого человека – или придется экономить воду, или все сварятся. И сколько было таких выборов, призванных оттянуть неизбежное по воле тех, кто предпочитал всё более ухудшающийся выбор неизвестности?

В дверь постучали. Открыв дверь, я оказался лицом к лицу с двумя людьми в робах, сопровождающих третьего, в украшенных костяными пластинками одеждах.

- Мы не знакомы, но я осведомлён о вашем прибытии, посланник, - сказал этот третий.

- Кто вы, и что вам надо?

- Я духовный лидер верующих этого заблудшего и погрязшего во грехе города. И у меня к вам серьёзный разговор, но сначала… Пусть эта тварь уберётся с глаз моих, - он простёр руку к Заринке. От неприкрытой злобы в его голосе, та отступила на шаг, а лоза беспокойно зашевелилась.

- Заринка, пожалуйста, подожди в ванной, - сказал я.

- А ты?

- А меня ждёт серьёзный разговор. Не беспокойся, всё будет в порядке.

Она несколько раз шевельнула губами, словно хотела что-то сказать, но потом вздохнула и удалилась, а я мрачно поглядел на культиста.

- Назовите мне хоть одну причину вас слушать.

- Я умею читать, - ухмыльнулся тот, и вдруг поморщившись, приложил ладонь к виску. – Вы помните ту запись, где говорится о причинах, по которым наши народы разделились?

- Мы не смогли полностью расшифровать её, - нехотя признался я. – но предание живо до сих пор.

- Оно лжет. Лишь вера могла сохранить в первозданной чистоте то, что раз за разом перевирали ваши рассказчики! Вот это! – он сунул руку под свой балахон и бережно достал свиток. – Язык, на котором написано это писание, живет в последователях веры, а вы забыли его!

- Он был архаичен, - я поморщился. – После этой записи было множество других.

- Но эта была первой! И в ней говорится, что ваше Вознесение обречено!

- Да, неужели? – съязвил я. – Ну, положим, читать - твои последователи обучены. А вот считать, похоже, нет.

- А ты умеешь считать, но знаешь ли ты, сколько прошло времени? Или для вас это «когда поля были зелёными, а моря синими»?

Я выжидающе смотрел на него.

- Ну, сколько? – он словно издевался. – Тысяча лет? Десять тысяч лет? Двадцать пять тысяч лет?..

Я сверлил его взглядом. В голове была предательская пустота. Ставшая ватной рука взяла свиток, на одной половине которого был старательно переписанный древний текст, а на другой – перевод. Прочитав его, я швырнул его на пол:

- Эти расчеты неверны!

- Святотатство! – воскликнули те двое, что сопровождали лидера, но тот поднял руку, призывая к тишине.

- Ты слеп и глуп, посланник. Твоё вознесение рассыплется в песок, а то, что останется – сгорит. Но ты упорствуешь в своем заблуждении, и ради этого готов пожертвовать жизнями всех ныне живущих! Если вы запустите проклятое Вознесение, вы лишите эти земли воды, и то, что не умрёт от жажды – погибнет, когда рассеется пепельный купол Огненной Короны!

- Ответь мне, мракобес, всего на один вопрос! – еле сдерживая гнев прошипел я. – Скажи мне, в те времена – были люди, ещё парившие на крыльях по воздуху?

На его лице отразилось непонимание.

- Если бы создателю было угодно, чтобы мы полетели – он дал бы нам крылья. У людей не было крыльев. Никогда, - он сделал жест своим спутникам, и повернувшись, чтобы уйти, бросил:

– Ты не погубишь истинно-верующих.

 

Заринка выглядела испуганной.

- Я всё слышала, - дрожащим голосом сказала она. – Скажи что это неправда. Скажи что ты не собираешься убить пустоши. Скажи!

Я протянул к ней руки и тут же отдёрнул – лоза ощетинилась шипами, блестевшими золотом в свете цветов.

- Заринка… Если б я мог сказать…

- Так это правда, - горько заключила она. В воздухе повис какой-то обреченный аромат.

- Послушай… Наш мир обречен. Просто никто не желал в это верить. И раз за разом откладывали неизбежное. Но если мы погибнем – исчезнет всё, что мы создали. Всё, о чем мы мечтали. И у нас не будет будущего. Если мы закроем глаза на это, мы сможем прожить ещё немного – но больше изменить мы не сможем ничего. Мы и так пожертвовали уже всем, что было. Вознесение – последний шанс, и мы покинем этот горящий мир, и либо увидим новый, либо умрём – пытаясь. Но мы не будем больше откладывать и лгать себе, что возможно, ещё не всё потеряно, и жить, хоть как-то, но возможно. Ты мне веришь?

Она всхлипнула. Затем спросила:

- А сколько прошло времени – ты, правда, не знаешь?

- Правда, не знаю. Возможно, знает Хранительница.

 

- Он сделал что?.. – я не нашел в себе сил чтобы стоять и плюхнулся на скамью. Стражник, вернувший нам копья, и снабдивший запасами, сообщил, что Владыка желает, чтобы мы отправились к Вознесенью немедленно. Он также просил передать Хранительнице, что люди будут в срок. А затем стражник сообщил, что по приказу Владыки рабочие сносят опорные арки купола. Без них он рухнет от малейшего толчка, а то и без него. Когда мы уйдем, будет объявлено, что купола небезопасны, и что всем необходимо немедленно собрать припасы и вещи и выдвигаться к Вознесению. У них просто не останется выбора.

 

И мы ушли. Обратный путь займет чуть больше трёх недель - в прошлый раз я потерял кучу времени, выхаживая Заринку. В то время только и оставалось - надеяться, что, если дать Владыке больше времени на размышления, то страх действия рассеется, и он, как и те, кто были до него, попросту даст себя уговорить. Что мол, в прошлый раз же обошлось – значит, обойдется и в этот. Нет смысла предупреждать трусов заблаговременно – нужно уведомить их, и показать путь к спасению, а потом скрестить пальцы, чтобы не было паники.

 

Когда мы вышли из-под прикрытия Огненной Короны, жара обрушилась на нас со всей своей удушающей мощью, и идти теперь можно было только ночью – а днём прятаться в коконе, забившись в щель меж камней и расходуя воду на охлаждение. К счастью, нам оставалась всего неделя пути, и в этот раз нас не беспокоила живность, которая давно уже покинула эти ужасные места. Нас стала беспокоить дрожь земли, не прекращающаяся ни днем, ни ночью, казалось камням не сидится в песке и они ворочаются, пытаясь выбраться… И когда на горизонте показался сияющий белоснежный купол, наши сердца возрадовались, но…

Подойдя ближе, мы увидели высыхающие тела у входа, и на них были следы оружия.

- Культисты, - прорычал я, пиная один из трупов в знакомом балахоне. – Они пытаются остановить запуск, но у них ничего не выйдет! Но как они успели?

- Вышли раньше нас, - предположила Заринка. – Ведь если не дать твоим людям перекрыть огонь и воду, Вознесение не удастся?

- Да, но они не смогут этого сделать. Процесс уже начался, смотри!

Я показал на тонкий ров, окружающий купол Вознесенья. Под тихий шорох песка он становился всё глубже, кроме нескольких мест, под которыми обнаружились каменные мосты.

- … Под ним глубокая пропасть. Когда сброс песка закончится, купол просядет и выбьет клинья, удерживающие Вознесенье. К этому моменту все уже должны быть внутри. Идём!

 

Купол Вознесенья отличался от куполов сумрачного города. В первую очередь, в нем было больше света, и стены были не из мрачного темного камня, а из светлого, покрытого росписями, и каждая из них повествовала о величии человека.

- Смотри! Человек, летящий как птица! – воскликнула Заринка, восторженно глядя на одну из них.

- Это метафора… - вздохнул я. – Она гласит, что человек, решивший взлететь слишком высоко – падёт, ибо солнце спалит ему крылья. Идём, нам нужно спешить!

- Метафора?

- Образ. Один из тех, что я так не люблю. Этот, - я показал на фигурку. – Может быть и упадёт, особенно если он взлетел слишком рано, и недостаточно хорошо знал как держаться в воздухе. Но те, кто пойдут за ним – полетят. Если конечно они, во-первых, не побоятся, а во-вторых, сначала ответят на вопрос, почему упал первый.

- А мы? На этом пути – будем первыми?

Я покинул приветственную залу, направившись к лестнице.

- … На этом пути – мы будем первыми, и последними. Потому что если мы потерпим неудачу – больше не останется никого, чтобы попробовать… Не бойся, - я усмехнулся. - Ты уже летала во сне. Ты знаешь, как это делается.

Второй ярус также был наполнен телами, мои братья и культисты лежали вперемешку, сцепившись в смертельном объятии.

- … Недавно ты спросила меня, что такое война, - сказал я дрожащим голосом. - Вот она. Люди, созданные быть братьями, готовы умереть, и убивают друг друга за то, во что свято верят. Самое большое зло на земле.

Мы бежали дальше, в архивы – побоище было и там. Пройдя их насквозь, мы поднялись к обсерватории, где всё ещё шел бой.

Закрывшись прозрачными щитами, мои братья посылали в атакующую их балахонную заразу огненные потоки, культисты стреляли из арбалетов и каждая стрела или раскалывала щит, или попадала в того, кто был за ним. Судя по судороге, сводившей тела, стрелы были отравлены.

Мой гнев был безумным, отчаянным, порождённым душевной болью, когда я набросился на культистов сзади, и сильным ударом всадил ему в спину копьё. Ударом ноги сбросил тело и воткнул острие в живот следующему, обернувшемуся на короткий вопль убитого. Копьё застряло, а затем сломалось у острия, и тогда я обрушил обломок как дубинку на череп следующего врага, а когда на меня бросились сразу трое, одного испепелила огненная молния из рядов моих братьев, а во второго впилось копьё Заринки. С оставшимся я схватился в рукопашную, ударом ноги раздробив ему колено, а затем схватив за горло, и начав душить. Кровавый туман ярости поглотил меня, и последней мыслью было то, что возможно, я не очнусь от него. Но я очнулся.

Битва была закончена, с шипов Заринки капала кровь, она же полностью покрывала чудом уцелевшее копьё. У меня болели изрезанные обсидианом руки, саднили рёбра и кулаки.

Из братьев уцелели лишь двое – и Хранительница, со скорбью изучающая горы окровавленных тел.

- Я смотрю, ты выполнил задачу, посланник,  - мрачно сказала она.

- Владыка сказал, что приведёт всех. Он дал приказ разрушить купола, чтобы никто не захотел остаться.

- Хорошо. Несите умерших в зал погребения, я соберу выживших. - Она на миг задержалась, и с ненавистью пнула труп культиста. – Несчастные дураки. Как смели они надеяться остановить то, что неизбежно? Да знали бы они, сколько лет было потрачено на…

- А вы? – неожиданно спросила Заринка. – Вы знаете?

- Что?

- Сколько лет прошло… С тех пор как людей перестали держать в небе крылья?

Мне было любопытно – сколько же? В одной записи я наткнулся на архаичное выражение «то есть тьма великая, и несть числа больше». Тогда мне казалось, что это образ, посредством которого неизвестный мне историк говорил, что всё, что было ранее – сокрыто тьмой времен.

 

Лицо Хранительницы смягчилось.

- Я могу сказать. Когда-нибудь.

- Но почему? – спросил я. – Разве мы не имеем право знать?

- А имею ли я право вам сказать? – Хранительница развернулась и удалилась.

- Интересно, что она имела ввиду? – спросила Заринка.

 

Вскоре стали прибывать первые беженцы. Измученные и истощенные, они поведали, что многие не выдержали пути и погибли по дороге. А затем случилось то, что было предсказано – Луна стала проворачиваться, оставляя за собой призрачный след, и лишь когда она лопнула на куски,  и обломки стали истончаться и смазываться, мы поняли, что луна разбилась. То, что от неё осталось - зашло за горизонт, и вскоре с другой стороны потянулся шлейф. Когда же он замкнулся в дугу с сильным наклоном к горизонту, с неба упали первые камни.

- Пора, - сказала Хранительница.

 

Купол опустел – все спустились вниз, в Вознесенье, расположившись на очень удобных и мягких кроватях, потому что Хранительница сказала, что на ногах устоять будет невозможно. Я это знал, и Заринка это знала, а вот почти двадцать пять тысяч человек, с содроганием сердца ждущих роковой минуты – не знали, пока их не убедили, что придется лежать довольно долго.

 

Я знал, как всё будет. Три волшебника будут работать вместе. Сначала в котлован польётся огненный поток. Затем – водяной. Наклонные шахты вокруг котлована начнут выбрасывать струи раскаленного пара, которые медленно, но верно, сформируют мощный крутящийся вихрь вокруг Вознесения. Его воронка будет тянуть Вознесение вверх, а фонтан пара будет подталкивать, и когда взойдет солнце, мы уже будем высоко-высоко в небе.

 

И всё же, до последнего момента, мне казалось что возможно, мы что-то не учли.

Но потеряв вес, и добравшись до обсерватории, я увидел удаляющийся огненный шар, бывший когда-то нашим домом. Но куда мы летим? Я посмотрел на колонку чисел и переориентировал телескоп.

- Я лечу-у-у! – визжала Заринка, кувыркаясь в воздухе. – Это так здорово! И мне совсем не нужны крылья!

- Заринка, лети сюда, - я поманил её к телескопу. – Взгляни.

- Что это? – она рассматривала пока ещё нечеткий и далекий сапфировый шарик.

- Твой новый дом, милая, - ответила Хранительница.