Сказка чародея

Босые стопы мягко коснулись деревянного пола. Слабость опутывала тело, голова была тяжёлой, но Офелия всё же решила подняться. Она ладонью отодвинула тяжёлую ткань балдахина и встала на ноги. Оказывается, было светло, и от пробивающихся через окно лучей пришлось сощуриться и закрыть глаза локтём. От столь яркого света голова заболела сильнее. Некоторое время девушка просто стояла, привыкая к новому положению.

Офелия сделала несколько неуверенных шагов по направлению к двери, чтобы позвать служанку и послать её за водой, однако по пути едва не упала. Спасла девушку лишь стена, в которую она влетела. Офелия тихонько ахнула, пытаясь понять, не пропал ли у неё голос. Но нет, всё в порядке. И со слухом тоже: легко различался голос, а также как собственные тихие шаги, так и чужие за дверью. Девушка прислушалась.

Шаги были резкими, быстрыми и явно мужскими. По ним Офелия узнала отца и прикусила губу: тот никогда не заходил в покои дочери. Но и сейчас он не открывал двери опочивальни, а ходил взад-вперёд около входа.

– Ваша светлость, – здесь явно был кто-то ещё, но Офелия по голосу не смогла угадать, кто это, – боюсь, я действительно ничем не могу помочь. Проклятье древнее и слишком сильное. Я могу лишь предложить восстанавливающие зелья, но они не в силах помогать долго. Я сожалею.

– Но вы же маг! Чародей! Снимите это проклятье хоть как-нибудь! – девушка сжалась от того, сколько отчаяния звучало в голосе отца. – Любые деньги! Любые методы! Я отдам хоть все земли!

– Я бы сумел снять проклятие, будь жив тот, кто его наслал. Или хотя бы будь оно само на полвека моложе, я бы попытался. Ваша светлость… вопрос здесь совсем не в деньгах. Мне безумно жаль.

Офелия в страхе заслонила губы ладонью. Долгое молчание вытягивало нервы.

– Сколько ей осталось с этим зельем?

– Не больше недели, ваша светлость.

– Я могу хоть поговорить с ней?

– Боюсь, её сон лучше не тревожить. Но когда она проснётся, я пошлю за вами, ваша светлость.

– Спасибо, мистер Мэйсон.

Снова послышались шаги, на этот раз медленные и тихие. Да и голос отца если вначале был возбуждённым, то сейчас звучал хриплым и совсем поникшим. Спрятавшая побледневшее лицо ладонями Офелия не сразу и заметила, что господин Мэйсон отворил дверь.

– О, миледи, прошу вас… вам лучше лечь, – не ожидавший увидеть девушку поднявшейся, он сглотнул и отступил на шаг.

Офелия, покачиваясь, послушно вернулась к кровати и медленно на неё прилегла. Чародей же послал за бокалом и налил в него мутно-белёсую жидкость – зелье – и протянул девушке. Та покорно выпила, не почувствовав вкуса. И даже не ощущая то, как поселившаяся в теле тупая боль стала постепенно отходить.

– Вам сейчас лучше отдохнуть, миледи.

С трудом поняв слова, Офелия кивнула, и чародей опустил ткань балдахина. Под пологом кровати воцарилась глубокая темнота. Девушку трясла крупная дрожь – она содрогалась в беззвучном плаче. Из-за застеливших глаза слёз мрак виделся будто бы в пелене, в которой постепенно начали проявляться воспоминания. Вот она примеряет только что принесённое платье для грядущего бала во дворце. Горничная держит большое зеркало и просит покружиться, а портниха просит хоть на секундочку остановиться, чтобы иметь время заколоть булавки. Сама же Офелия не желает ни в самом деле покружиться, ни остановиться: она красуется, поворачиваясь то одним боком, то другим, то передом, то спиной, вертит в руках веер, раскрывая его и складывая. Дуэнья приятно улыбается и говорит примерить к наряду ожерелья. Смеясь и широко улыбаясь, Офелия прикладывает к шее украшения. В то же время дверь незаметно тихо отворяется, и в комнате появляется герцог. Дамы запоздало приветствуют его. Улыбаясь ещё шире, Офелия подходит к отцу. А он как раз преподносит ей бархатную коробочку с колье. Сапфиры старинной огранкой сияют на свету от окна…

– О, это идеально! – от восторга девушка даже прикрывает губы ладонями. Она берёт украшение и начинает застёгивать его на тонкой шейке.

А после – резкая захватывающая взор чернота. Ощущение, будто всё тело царапает изнутри. Последний же звук перед забытьем – звук разбивающегося стекла.

И дальше, кроме недавнего подъёма, никаких воспоминаний. Офелия постепенно перестала дрожать, вытерла влажные дорожки, идущие от глаз, и попробовала сесть. Однако чародей, видимо, добавил в зелье снотворное, и дурман сморил девушку.

Новое пробуждение оказалось более приятным. Стоило Офелии шевельнуться и сделать попытку подняться, как ей немедленно приоткрыли полог, а затем и полностью подняли балдахин. Она присела на постели и улыбнулась пожилой дуэнье, которая и открыла кровать. Тело слабо ломило, и девушка могла бы посчитать, что произошедшее – это всего лишь дурной сон, а на самом же деле она просто немного приболела, если бы глаза у дуэньи не были такими покрасневшими и влажными. Тоска тут же защемила сердце, а в глазах защипало.

– О, Лия! Лия! – дуэнья мягко взяла воспитанницу за руку. Та обняла женщину и, уткнувшись в её тёплое плечо, зарыдала. – Милая девочка моя!..

– Проклятье, – сквозь всхлипы сумела спросить Офелия, – было на колье, да?

– Да, Лия. Никто не мог знать! – женщина тоже, не стесняясь, заплакала.

Трудно представить, каково было отцу-герцогу, похоронившему всех детей, кроме одной дочери, а теперь же, пускай и ненамеренно, собственными руками убившему её. Только Офелия представляла и полностью понимала. Да и собственная судьба – умереть из-за глупой случайности такой юной – никак не лучше.

– Лия, милая моя… – женщина тихонько хлопала воспитанницу по ссутуленной спине.

В дверь послышался негромкий стук, и объятия пришлось разомкнуть. Дуэнья отворила дверь и пустила в комнату чародея.

– Добрый день, миледи. Как ваше самочувствие?

– Я… никак, – Офелия спрятала взгляд и стёрла с ресниц слёзы. – Мистер Мэйсон, вы правда ничего не можете сделать?

– Боюсь, правда. Я сейчас позову вашего отца, он очень хотел поговорить с вами, миледи.

Девушка поднялась на ноги и, медленно прохаживаясь по комнате, выпила бокал воды. Только она поставила опустевший бокал на столик, как дверь открылась. Если Офелия, пока ждала, ещё пыталась крепиться, то сейчас, стоило лишь герцогу войти, чувства вновь захватили девушку пусть и не так, как ожидалось. Слёз не было, но от лица отхлынула вся кровь, а осознание происходящего куда-то ушло. Офелию захватило безразличие: она и не слышала отца, и не говорила сама. Ощущения были будто-то в каком-то бредовом душном сне: между сознанием девушки и миром выросла непреодолимая преграда. Ей хотелось кричать, как маленькой девочке, как ей плохо, как она его, отца, любит и не хочет его оставлять. Только эта маленькая, раскрасневшаяся от плача девочка оказалась спрятана где-то глубоко. Внешняя же Офелия, бледная и равнодушная, не давала никаких намёков на существующее внутри. Оболочка же была настолько безразличной, что не сумела даже запомнить разговора.

Объединение обеих Офелий в настоящую случилось резко. В реальность её вернули так, словно с головой погрузили в ледяную воду. Дыхание стало глубже, сердцебиение ускорилось, а незамечающий ничего взгляд сумел сфокусироваться и сделал это на стоящем на столе бокале. Рядом же снова стоял чародей.

– Вы перенервничали, миледи. Наверное, вам лучше не давать таких поводов… в плане, если желаете поговорить с отцом, то лучше это сделать письменно. Проклятье может давать такие реакции при встрече с теми, кто с ним связан, миледи.

– Вы запрещаете? – брови девушки взметнулись вверх.

– Нет, всего лишь советую. Но вы упали без чувств и не приходили в себя даже от запаха спиртов. Этому не стоит повторяться, миледи.

– Да, мистер Мэйсон. Но кому вообще понадобилось проклинать колье?

– Видимо, его когда-то давно хотели использовать для убийства кого-то, кто должен был его надеть. Но так вышло, что первой оказались вы, миледи. Я сожалею.

Офелия покачала головой, поджав губы. Тонкие пальцы бледных рук сжались в замок. Ей хотелось задать ещё один вопрос, но вряд ли хоть кто-то смог бы найти на него ответ: «За что?».

– Но миледи, – после долгой паузы неожиданно продолжил разговор чародей, – я, кажется, всё же кое-чем смогу вам помочь. Только не обнадёживайтесь сейчас, – добавил он быстро. – Это не избавит от проклятья, не отменит его – здесь я признаю, что бессилен. Однако я могу сделать то, отчего вам может стать немного легче, миледи.

Офелия кивнула и продолжительно посмотрела господину Мэйсону в глаза.

– Вы ведь действительно мечтали о бале, верно, миледи?

– Мистер Мэйсон, – неожиданно для себя девушка усмехнулась, – вы впрямь думаете, что даже если я доживу до того вечера, то смогу пойти туда? Да и о моём проклятье уже ведь знают, так? А значит, разговаривать будут именно о нём, а это, мистер Мэйсон, неприятно.

– Я ничего не говорил про дворцовый бал. Тем более что его было решено отменить, миледи.

– А на следующие балы мне есть резон идти?

– Я опять же не о том, миледи, – чародей улыбнулся уголками губ. – Этот бал пройдёт не здесь. Его даже в одном из смыслов можно назвать сказочным, хотя произойдёт он на самом деле.

Офелия слабо улыбнулась. Не будь её собеседник чародеем, она бы вряд ли поверила. Но так ей даже стало светлее на душе на пару мгновений, а затем на лице появилась озабоченность.

– Но разве я знакома с теми, кто даёт его? Они меня и не приглашали. И тем более, как я могу появиться одна? Я могу пойти разве что с отцом или дуэньей, мистер Мэйсон.

– Можете считать, что вы приглашены, миледи. В присутствии на этом балу не отказывают никому, кто способен на него прибыть. Правда, ни дуэнья, ни отец ваш там находиться не смогут – не пройдут. Боюсь, вас проводить туда смогу лишь я. И то не смогу остаться надолго.

Офелия неловко улыбнулась и сглотнула – к горлу подступил неприятный плотный комок. К щекам же прилила кровь.

– Мистер Мэйсон, вы же понимаете, что это н-неприлично?

– Миледи, я не имел в виду ничего дурного и предосудительного, – мужчина не потерял спокойствия. – Среди этого общества не принято сплетничать даже по таким поводам. Тем более, вряд ли вас хоть кто-нибудь другой туда проводит.

– А отца это сможет утешить хоть немного, мистер Мэйсон? – после раздумий спросила Офелия.

– Может быть. Если вы напишете ему об этом, миледи.

– Хорошо, я согласна отправиться на этот бал, мистер Мэйсон. Но сейчас мне нужны бумага и чернила.

– Разумеется, миледи, – чародей слегка поклонился, – я попрошу об этом, – он отошёл к дверям и собрался выходить. – Проходить бал будет скоро. Я отведу вас тогда, когда будет нужно. И, как бы странно это ни звучало, собираться на него не стоит, миледи, всё произойдёт само.

Девушка, чуть улыбнувшись, кивнула.

Через четыре дня проклятье почти полностью поглотило Офелию. Зелье, которое она начала пить едва ли не вместо воды, не помогало. Девушка не могла и с постели встать – на это сил не хватало. Правда, они всё же были на то, чтобы замечать, как дуэнья сердито отзывалась о господине Мэйсоне, как раздражённо о его бездействии писал отец, ведь чародей мог хотя бы попробовать найти возможность исцеления. Офелии тоже хотелось бы на него за это злиться, однако не получалось: трудно сердиться на того, на кого надеешься. В обещанную сказку она не верила – ну никак не сможет она танцевать на балу в таком состоянии – но именно по-детски надеялась, хотя отец в ответном письме написал, что это – нелепица и блажь и что он обязательно серьёзно поговорит с мистером Мэйсоном, смеющим делать такие предложения. В том, что отец сдержал слово, Офелия не сомневалась, хотя о состоявшейся беседе она больше ничего не узнавала: и отец не писал, и чародей не подавал виду.

Впрочем, о том, что существовал уговор насчёт бала, он тоже не подавал виду – ни разу не заговаривал на эту тему. Хотя, с тех пор они ни разу и не встречались с ним один на один.

Но вот Офелия очнулась от мучившего её сна. Сидящая в кресле рядом с кроватью дуэнья, спала за вышивкой. Девушка хотела женщину разбудить, чтобы попросить немного попить, но тут дверь открылась. Вошёл господин Мэйсон. Офелия с трудом приподнялась на локтях.

– Добрый вечер, миледи, – поздоровался он негромко. – Вы всё ещё согласны?

– Я согласна, мистер Мэйсон, но я уже не в состоянии. И… предложение не обрадовало отца.

– Ни о чём не беспокойтесь, миледи.

Мужчина подал девушке руку. Та слабо улыбнулась и опёрлась на неё. Из последних сил Офелия сделала пару шагов и рухнула в свободное кресло. В черноте перед глазами плясали цветные мушки, а тело почти не чувствовалось – сплошная болезненная пульсация. Но чародей достал из кармана закупоренный флакон и открыл его. Из узкого горлышка, кружась, будто от лёгкого ветерка, посыпалась серебряная пыльца, мгновенно окутавшая обоих.

И боль отступила. Точнее – рассыпалась в прах, зато появились невероятная лёгкость, свобода. Распахнув большие карие глаза, Офелия поняла, что она находилась теперь в карете. Рядом с ней сидел господин Мэйсон в парадном костюме, а на ней самой было роскошное платье цвета айвори. Радостный смех девушки наполнил воздух.

Но вот кони остановились, и господин Мэйсон вышел из экипажа первым, подал спутнице руку. За ним же возвышалось настолько великолепное здание, что дух захватывало от одного вида. Как только Офелия вышла, с восхищением взирая на дворец, мужчина слегка поклонился.

– Будет ли мне позволено любоваться вами в полонезе, миледи?

Улыбнувшись, девушка приняла предложение, и они направились внутрь. Однако с каждым шагом по длинным лестницам, по широким коридорам радость Офелии заменялась непониманием и тревогой. Она опасливо оглядывалась по сторонам, но не было совершенно никого – ни одной души девушка не видела. И только собиралась спросить об этом спутника, как тот поклонился кому-то невидимому, с ним учтиво поздоровался и представил ему даму. Офелия запоздало и неаккуратно сделала реверанс, и господин Мэйсон повёл её дальше.

– Скоро будет открытие, миледи. Пары уже собираются для полонеза.

– Мистер Мэйсон, где они собираются? Что здесь вообще происходит? Кто здесь есть?

– Да, точно, вы же не можете их пока видеть… Но миледи, я уверяю вас, вы скоро уже их увидите, я знаю это.

Но вот неведомо откуда заиграла торжественная музыка. Офелия раскрыла расшитый серебряной нитью веер, и двери распахнулись. Полонез начался, хотя было более чем странно шествовать под музыку в таком огромном, но пустом зале. Благо, господин Мэйсон вёл уверенно, иначе бы девушка, несмотря на выточенные годами умения, сбилась бы с такта.

Однако наступил момент танца, когда пришлось идти одной в своей колонне, без поддержки кавалера. Офелию бросило в такой жар, что веер не спасал. Девушка с невиданным раньше усилием вслушивалась в музыку и ориентировалась лишь по ней, хотя вскоре стала оглядываться на спутника, идущего с другой стороны зала. Правда, через некоторое время её глаз сумел уловить слабые завихрения воздуха, а через минуту Офелия осознала, что эти завихрения и есть человеческие фигуры.

– Мистер Мэйсон, теперь я их немного вижу, – произнесла она, едва кончики её пальцев коснулись ладони мужчины.

– Очень хорошо, миледи.

К концу полонеза девушка научилась различать фигуры, с каждой минутой на каплю становящиеся более материальными, и слышать их голоса и шорох пышных нарядов. Господин Мэйсон в то время как его спутница осваивалась, становился всё более бледным и болезненным на вид. Поднеся её бокал шампанского, он заговорил:

– Боюсь, мне уже пора, миледи. Как я говорил, я не могу здесь долго находиться.

– Как… неужели? – Офелия едва не выронила бокал. – Конечно, идите, но мне очень жаль, мистер Мэйсон.

– Благодарю вас. Я истинно наслаждался танцем с вами. Доброго вам вечера, миледи! – чародей поклонился.

– Спасибо вам за всё, мистер Мэйсон! – Офелия улыбнулась, слегка склонилась в ответ и проводила его взглядом до самых дверей.

Объявили вальс. Девушка, стоя у стены, неотрывным взглядом наблюдала, как кружатся бледные, всё ещё напоминающие игру ветра, тени. Офелию пьянило от одного взгляда на бесконечность кружений. Ей уже казалось, будто она там, среди танцующих, хотя её никто не приглашал. Этот вальс был гораздо головокружительнее всех, в которых она участвовала.

А затем шли полька, венгерка, галоп, менуэт… на очередной танец Офелию даже пригласили. К этому времени все вокруг уже стали материальными и абсолютно реальными, однако сходства с ветром не потеряли. Кажется, совсем наоборот – это она стала лёгким ветерком почти ушедшего лета.

Но вот кавалер вывел её к стене зала и в скорости оставил. Офелия же начала прислушиваться к неторопливому разговору дам, в лице одной из которых угадывались какие-то смутно знакомые черты. И вот в голове почти всплыла догадка, как вдруг за спиной послышался радостно-удивлённый мужской голос.

– Лия! Как же ты выросла!

Офелия повернулась и растаяла в улыбке.

– Брат!..


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 6. Оценка: 4,17 из 5)
Загрузка...