Вакансия твоей мечты

– Работы… нет? – хрипло повторил Джек, чувствуя, как стремительно холодеют пальцы.

Секретарша – тонкие очки под стать губам, нервный крысиный нос – окинула его непрязненным взглядом.

– Нет. Сказала же! Вы глухой?

– Я… Погодите минутку… Ведь объявление… – Джек лихорадочно закрутился на месте, хлопая по карманам в поисках заветного листа.

– Вакансия закрыта. Опоздали, – отчеканила секретарша и потянулась за табличкой «Обед».

– Мисс… Подождите… Мисс!

Джек метнулся к ней, попытался просунуть в окошко найденный наконец листок.

– Пять вакансий! Здесь сказано: «пять»! Неужели все…

Окно конторки захлопнулось, чуть не прищемив ему пальцы.

Джек отпрянул. А спустя секунду – рванулся обратно, ударил кулаком по стеклянной, прозрачной перегородке.

– Эй!

Как ни в чём не бывало, секретарша подводила глаза, противно округлив ярко накрашенный рот.

Ещё удар.

– Эй!

Даже не вздрогнула.

Зубы стиснулись так, что заныли челюсти.

«Работы нет!»

Стерва.

Стерва!

Джек вихрем развернулся на каблуках и пошёл – почти побежал – к выходу. Всё внутри скрутилось в тугой клубок; неистовое жжение подбиралось к глазам, и он знал, что будет, когда оно, наконец, подберётся.

Джек резко остановился, зажмурился.

Он. Не имеет. Права. Раскисать.

Не имеет!..

Джек оскалился, зарычав, как недобитый зверь, в клочья разодрал бесполезное объявление и вывалился на улицу. Споткнулся, едва не сбив с ног какого-то хлыща в красном пальто, и, не разбирая дороги, двинулся вперёд. Лицо полыхало.

Очнулся он в переулке: незнакомом, однако, таком же тесном, мокром и загаженном, как и любой другой переулок Линдона. В голове звенело. От голода, разочарования… И злости.

Да, совершенно верно. Злости.

Джек привалился к влажной, пахнущей плесенью, стене. Вытянул перед собой руки. Медленно сжал пальцы, рассматривая кулаки… Мощные, в переплетениях крупных вен, они заметно дрожали, как, бывало, подрагивали высохшие кулачки престарелых.

Дрожащие, бесполезные руки. Руки, что не в силах вытянуть счастливый билет.

Джек сполз по стене и скорчился меж двух мусорных баков. Пальцы крепко вцепились в волосы. Перед глазами замелькали вспышки картин.

Зябкое утро. Решётки ворот с острыми пиками наверший. Две сотни грязно-серых кепи, лихорадочных глаз и стиснутых в нитку ртов.

На балконе дома за воротами – высокая, подтянутая фигура. Блестит отпаренный шёлковый цилиндр. Трепещет в руке веер из «рабочих билетов». Ни пятьдесят, ни сто… Тридцать бумажек счастья – для тридцати отчаянных везунчиков.

Ну, кто сегодня будет работать в доках? Кто заработает на ужин для Салли-Мэри-Нэнси, купит шоколадку для Томми-Элли-Джесси? Кто?

Вспышка.

Веер взлетает в воздух. Рты синхронно раскрываются.

Нескончаемый, рвущий барабанные перепонки, вой. Сломанные пальцы, свёрнутые набок носы, оторванные уши. Крик, хруст, кровь…

А над всем этим – магнат: шёлковый цилиндр, презрительная усмешка, толстая сигара. И пепел, что стряхивается на дерущихся внизу работяг.

Вспышка.

Он вздрогнул. На лицо скатилась капля дождя, потом – ещё одна, и ещё… Небо темнело к ночи, от стены уже веяло могильным холодом, а в затёкших ногах началось колотьё. Надо возвращаться.

Джек поднялся, чувствуя, как дёргается щека.

Проклятый Линдон. Проклятая безработица!

Хотелось задрать голову и проорать это в темнеющее над зловонным переулком небо. Проорать да остаться здесь, только бы не домой, чтобы снова увидеть потухший взгляд Лайзы, впалые щёки Роба и Вэнди… Его маленькую Вэнди, что мучилась диабетом, и без работы её нельзя было спасти.

В глазах всё-таки защипало. Джек яростно стёр слёзы кулаком и пошёл из переулка.

Тихий, коварный убийца-холод подступал всё ближе. Инеем выбеливал волосы, выстуживал тело – медленно, неотвратимо, исподтишка…

Сопротивляться холоду было не впервой. Поэтому Джек поднял воротник поношенной куртки, сунул руки поглубже в карманы – перчаток у него давно не было – и, выпуская облачка пара, зашагал в свете газовых фонарей.

– Эй, малый!

Джек резко остановился, оглянулся через плечо.

– Где в этом чёртовом лабиринте Барнаби-стрит? Даю пенни за информацию, два – если проводишь!

Отпаренный шёлковый цилиндр. Белые перчатки. Левая рука небрежно подкидывает часы-брегет, поблескивающий в полутьме.

…Чистое серебро?

– Ну так что? Не стой как чурбан! – притопнул ногой незнакомец.

Неместный. Одинокий.

Богатый.

Джек облизал вдруг пересохшие губы. Непроизвольно поправил шарф, прикрывающий половину его лица. Мельком огляделся по сторонам. В голове метались и звенели мысли: точь-в-точь новенькие пенни в свинье-копилке, что так и не получила Вэнди на Рождество.

Ни припозднившегося кэба… Ни полицейского…

Богатый…

– Ну?

…а ещё – глупый.

– Не волнуйтесь, сэр. Я знаю короткую дорогу, – помедлив, отозвался Джек.

И шагнул к нему, вытаскивая из кармана крепко сжатый кулак.

 

Его нашли на следующий день.

Лайза раскладывала по тарелкам гуляш, в тесной комнатке витал сытный мясной запах, и домочадцы несмело улыбались, чувствуя на щеках непривычный румянец.

Первый удар в дверь заставил улыбки погаснуть.

Джек уронил вилку с недоеденным куском и неловко поднялся, ширкнув ножками стула. Острый коготок страха прошёлся вдоль позвоночника, от чего сердце мигом дало перебой.

Второй удар.

– Открывай! Именем Королевы!

Дойти до двери Джек не успел. Третий удар сорвал её с петель, и внутрь вломились двое в островерхих чёрных шлемах.

– Он? – обернувшись, спросил у кого-то один из полицейских.

– Он, – услышал Джек и со вспышкой животного ужаса увидел, как в комнату, прищурив подбитый, заплывший глаз, входит третий. Взгляд его был убийственным.

– Вот мерзавец! Он это, точно он! – трещоткой затараторила просеменившая следом домовладелица, – Заплатил мне вчера аж за месяц вперёд! А я ещё думаю: да откуда у этого остолопа денежки, он ведь…

Синхронно кивнув, полицейские набросились на Джека: деловито и слаженно, как дресированные доберманы. Лайза вскрикнула, маленький Роб метнулся вперёд, отчаянно вцепился во вражескую штанину, но полицейский не глядя отшвырнул его прочь; лёгкое тельце ударилось о стену – и обмякло.

Джек взревел. Изо всех сил толкнул ближайшего полицейского, пытаясь высвободить руки, но холодный металл уже сомкнулся на запястьях, наручники щёлкнули, а следом – на затылок обрушилась дубинка.

Все звуки разом смолкли. Джек дёрнулся и провалился в кромешную темноту.

 

Ты преступник, Джек Тилли.

Пре-ступ-ник.

Эти слова были написаны всюду: на узкой, с тощим матрасом лежанке, на мглистом, цвета стали потолке. Даже решётка на окнах была испещрена тоненькой вязью букв, что вгоняли его в такое отчаяние. Джек закрывал глаза и всё равно видел их, словно выжженных с внутренней стороны век; вздрагивал, распахивая глаза снова – и буквы-насмешки проступали в самом воздухе, чтобы, кружась в издевательском танце, заполнить собой всю камеру.

Ограбленный франт не станет жалеть денег, подумал Джек. Его упекут как можно дальше и на как можно дольше.

Кто знает, быть может, он выхлопочет для него и петлю…

Джек встряхнулся, спрыгнул с лежанки и принялся мерить шагами камеру. Туда-сюда, туда-сюда. В голове истерично вопила паника, и Джек до крови прикусил кулак, чтобы она не вырвалась изо рта воем.

Плевать, что будет с ним.

А вот что – с ними?

Вой прорвался. Дикий, совершенно нечеловеческий вой.

Сколько времени понадобится, чтобы сдать его семью в работный дом, туда, где почти без отдыха и сна урабатываются до смерти сотни таких же должников? Туда, где трёхлетние дети упаковывают миллионы спичечных коробков в сутки, чтобы получить в конце дня мизерный ломтик хлеба и пол-кружки прогорклого молока?

И он, своими же руками…

Болван, тупица, идиот!

Джек бросился на лежанку вниз лицом и заплакал.

Он не услышал, как протестующе звякнул замок. Дверь скрипнула, кто-то зашёл и грубо встряхнул его за плечо.

– Поднимайся, ты!

Джек встрепенулся и сел, увидев стоящего рядом тюремщика.

– Что… Уже… – он запнулся, – Вешать?..

– Не совсем так, – раздался неожиданный голос у двери.

Подпирая косяк, там стоял смутно знакомый человек в ярко-красном пальто.

– Но кто… – сглотнув, начал Джек.

Человек улыбнулся. Сверкнули мелкие, острые, как у хорька, зубы.

– Собирайтесь, мистер Тилли. Для вас есть вакансия, – только и сказал он.

 

Резковатый, чуть хлебный вкус пива приятно обволакивал пересохшее горло. Джек прикладывался к стакану ещё и ещё, с каждым разом чувствуя, что от него всё больше ускользает смысл происходящего. В пабе «Развесёлый Билли» царил всегдашний хаос: произносились пафосные тосты, вдребезги разбивались толстодонные стаканы, хрустела в безжалостных челюстях поджаренная до корочки рыба… Но в углу у барной стойки было спокойно и темно; именно сюда привёл Джека его удивительный незнакомец.

Допив, Джек стёр с верхней губы прилипшую пену и вопросительно взглянул на соседа. Тот смаковал коктейль с вишенкой, не забывая цепко поглядывать по сторонам. Вид у него был жизнерадостный, чуть ли не исступленно-восхищённый, движения – по-птичьи точные и стремительные. По выходу из тюрьмы он устроил Джеку настоящую гонку, повергая в шок всякий раз, когда надо было переходить улицу. Джек содрогнулся, вспомнив, как он, не взирая на вопли и отборную ругань кэбменов, непоколебимо-уверенно пошёл в самую гущу движения и только лишь чудом разминулся со смертью, бегущей к нему со всех копыт.

Заметив, что стакан Джека опустел, незнакомец выплюнул соломинку и повернулся к нему всем лицом.

– Итак, мистер Тилли. Ваши нервы успокоились?

– Да, сэр, благода…

– Вот и славно. Перейдём к собеседованию, – радостно перебил его человек, хлопнув по барной стойке рукой. На пальце, поймав луч света, вспыхнул явно недешёвый перстень-печать. Восьмиконечная звезда – мимоходом заметил Джек и с готовностью воззрился на соседа.

Кожа его была тусклой, лицо – худым и каким-то кривоватым, но впечатления голодающего он не производил. Под красным пальто виднелось нечто чёрное, вроде сутаны, однако, без белого пасторского воротничка. Говорил он слегка нараспев, с неким неуловимым акцентом. В который раз улыбнувшись Джеку, он снова продемонстрировал острые зубы и задал первый вопрос:

– Вы женаты, мистер Тилли?

– Да, сэр. Уж десять лет.

– Жена работает?

– Да, сэр, конечно! И прачкой, и уборщицей, но…

– Денег всё равно не хватает, так?

Джек ссутулился, сжался.

– Так.

– Сколько у вас детей, мистер Тилли?

– Двое. Роб и Вэнди.

– Но были ещё?

Джек вздрогнул, наткнувшись на пристальный, испытующий взгляд, и, отведя глаза, тихо выговорил:

– Были, сэр. Они не дотянули и до года. Лихорадка.

Он словно поперхнулся и замолчал. Тонкопалая рука вдруг легла ему на плечо, стиснула его с неожиданной силой.

– Спокойно, мистер Тилли. Прошлые беды – ничто.

Вздохнув, Джек запоздало кивнул.

– Кем вы работали, мистер Тилли?

– Был грузчиком. Докером. Разнорабочим.

– Прекрасно. С физическими нагрузками сталкивались, – удовлетворённо улыбнулся незнакомец и, понизив голос, спросил:

– Вы ведь служили в армии? Стрелять умеете?

– Да, но какое значение…

– Самое прямое, – заявил человек, не переставая улыбаться.

– Вы… Послушайте, сэр… – Джек замялся, кашлянул, бросил взгляд на опустевший стакан, потом – на собеседника, – Я вам благодарен. Чертовски благодарен! За то, что вытащили меня из каталажки. Залог выплатили. Да вот всё в толк не возьму… И кто вы, и что за вакансия такая… Больно всё… Темните, что ли…

В глазах соседа заплясали весёлые искорки.

– Не волнуйтесь, мистер Тилли. Орден Святейшей Звезды работает исключительно во благо. Ничего криминального. Вы не вернётесь за решётку.

– Рад слышать. Но что…

– Мы предлагаем вам охоту. Оплачиваемую охоту.

Джек моргнул. Медленно открыл и закрыл рот. В сознании пронеслась картинка: хищные джентльмены в твидовых костюмах с кожаными заплатками на локтях, стайка звонких биглей, что с лаем гонят по вересковой пустоши лису, руки в замшевых перчатках, которые стискивают длиннющие двустволки…

– Охота? На кого?

– О, вы получите совершенно уникальную дичь, – довольно хохотнул собеседник, вытягивая со дна своего стакана вишенку.

Джек оторопело наблюдал, как он прожёвывает её и вновь поворачивается к нему.

– У вас есть время подумать, мистер Тилли. Предлагаемая нами работа – абсолютно добровольна. Все подробности вы узнаете позже. Так сказать, на втором этапе. Когда сочтёте себя готовым – милости прошу вот по этому адресу, – человек встал и протянул Джеку вытащенную из кармана визитку, – А пока – всего хорошего, мистер Тилли.

Человек чуть склонил голову, бросил на барную стойку пару новеньких стерлингов и, не добавив больше и слова, стремительно пошёл к выходу.

– Всего… – пробормотал Джек, разглядывая карточку.

Она была тонкой, из блёклой бумаги с простым обрезом. На лицевой стороне был напечатан адрес – всего одна строчка, зато на обороте значилось написанное от руки имя.

Джек прищурился, поморгал и беззвучно, одними губами, прочитал два слова:

«Инквиус Зиттер».

 

Спустя сутки Джек стоял на улице и с подозрением разглядывал темнеющий перед ним дом. Он выглядел настоящим ветераном боевых действий: обшарпанный, кособокий и сплошь рябой от пятен плесени на фасаде. Обломки стекла торчали из его окон, как осколки выбитых зубов, а у чёрного входа, через который, судя по визитке, можно было попасть в нужный офис, воняло столь гадостно, что Джек, до чего уж привыкший к городским ароматам, изо всех сил зажимал нос.

Дверь оказалась незаперта. Джек вошёл, оглядел замусоренную кухню и, пробравшись сквозь баррикады из тронутых гнилью мешков и разбитых ящиков, очутился в зале с винтовой лестницей, штопором уходящей вверх.

Ступеньки протестующе взвизгивали под ногами, шаткая конструкция угрожающе виляла из стороны в сторону, мелко подрагивая всякий раз, когда Джек, чувствуя, как сердце ухает в никуда, тихо чертыхался сквозь зубы. Первый пролёт, второй…

Он резко остановился, увидев дверь, на которой была намалёвана восьмиконечная звезда. Сглотнул комок в горле и, мгновение подумав, постучал.

Секунда тишины – и знакомый голос, от звука которого внутреннее напряжение вдруг отпустило:

– Входите!

Джек пригладил волосы пятернёй и шагнул в комнату.

 

Белёные известкой стены. Белые как дневной свет, что режущей болью отдаётся в глазах после долгой темноты. Огромная, почти абсолютная пустота, не считая аккуратного столика на львиных лапах, за которым и сидел Инквиус Зиттер.

– А-а, мистер Тилли! Рад вашему визиту, весьма рад! – острозубо улыбнулся он, поднимаясь и вытягивая узкую ладонь для рукопожатия.

– Доброго дня, сэр. Я подумал и… Мне бы побольше узнать о работе. Вы обещали…

– И непременно сдержу обещание! – заверил Инквиус, ставя галочку на лежащем перед ним листе бумаги, и мастерски быстро свернул его в идеальный свиток, – Прошу за мной, мистер Тилли, – добавил он, сделав приглашающий жест рукой.

Джек с готовностью пошёл к выходу, но Инквиус, не дойдя до двери десятка шагов, неожиданно свернул вправо: туда, где в белоснежной стене виднелась неглубокая ниша, обрамлённая аркой из лепнины.

Достигнув арки, Инквиус ткнул в неё своим перстнем и ступил внутрь.

– Мистер Тилли? Что-то не так?

Джек открыл было рот, потом закрыл и медленно помотал головой. Внутренний голос настойчиво обзывал его идиотом, купившимся на предложение психа.

– Тогда не стоит терять времени. Здесь вовсе не так тесно, как вы думаете, – заговорщически подмигнул ему Зиттер и, стоя в нише, небрежно опёрся об арку.

По виску скользнула капля пота. Джек неуклюже попятился. Остановился. Стиснул кулаки. И, задержав дыхание, шагнул вперёд.

 

Вспышка белого пламени. Будто нокаут, что вдарил в него, вышибая все зубы, заставляя вибрировать от боли каждую косточку… Тело вмиг потеряло вес, глаза ослепли, зато воздух загустел, стал плотным и каким-то маслянистым. Но когда горло уже напряглось, чтобы исторгнуть душераздирающий вопль, страшная слепота вдруг исчезла.

Они стояли в узком коридоре, освещённом огнём десятка факелов. На грубом камне, что сменил чистенькую извёстку стен, плясали багровые отсветы.

– Добро пожаловать в мой офис, мистер Тилли, – объявил Инквиус Зиттер и тут же расхохотался, словно сморозил удачную шутку.

– Офис? – тупо переспросил Джек и, повернув деревянную шею, воззрился на то, что осталось за спиной.

Там находилась сплошь замурованная ниша под аркой, выложенной чёрными и белыми камнями.

– Офис. Так точно. Подробности работы не обсуждают в простой приёмной, – насмешливо отозвался Зиттер, и Джек невольно подметил, что его странный акцент стал куда заметнее.

Пальцы Джека опасливо дотронулись до камня. Шершавая поверхность была твёрдой и неподатливой. Никакого прохода. Никакого… Портала?

– Разумеется, здесь ничего нет. Ведь вам ещё не выдали его, – ответив на невысказанный вопрос, ухмыльнулся Зиттер и указал на свой перстень.

– Что это за место? – вдруг просипел Джек, опустив сжатую в кулак руку.

– Что это за мир – вот правильный вопрос! – нравоучительно воздев палец, произнёс Инквиус.

И пошёл по коридору, вынуждая Джека следовать за ним.

– Вселенная искрится миллиардами самобытных миров. И мой – один из них, мистер Тилли, – вещал Инквиус Зиттер, пока они шли вдоль закреплённых на стенах факелов, спукались по узким лестницам и вновь поднимались. Изредка на их пути встречались люди, закутанные в чёрные, до пят, хламиды: они кланялись Зиттеру, называя его «братом Инквиусом», и степенно шли дальше; иногда на стенах возникали гобелены с изображением знакомой звезды, и тогда Инквиус останавливался и кланялся звезде сам…

– Орден Святейшей Звезды освещает этот мир, стремится сделать его лучше, благостней, чище… – вдохновенно говорил Инквиус, размахивая широкими красными рукавами, – Но есть то, что препятствует нам.

Джек заметил, как на худом лице Инквиуса появился неприятный, почти звериный оскал. Но затем он взял себя в руки и, покосившись на Джека, деловито продолжил:

– Вы – наша надежда, мистер Тилли. Вы и подобные вам…

– Подобные мне? – не вытерпев, перебил Джек.

– Люди из других миров – сильные, мужественные люди – которых Звезда помогает отыскать и призвать на службу…

Дальше Джек уже не слушал. Коридор кончился, глаза резанул свет, а по волосам прошёлся ледяной ветер. Они вышли на стену, что окружала невиданно огромную цитадель. Около них и внизу, во дворе, сновали люди: в основном, крепкие, вооружённые до зубов – и сплошь мужчины. Да такие разные, что у Джека перехватило дух: тут были и лысые, густо-татуированные гиганты, и шестипалые, синелицые типчики, и жилистые, матёрые на вид бойцы, в говоре которых угадывались окраины Линдона, а также многие, многие другие. Солнце так и сверкало на всевозможном оружии: отточенных алебардах, бритвенно-острых мечах, стрелах и арбалетах…

– Что здесь творится? С кем у вас война? – вихрем обернувшись к Зиттеру, спросил Джек.

– Наш враг – это… – начал было тот, но конец фразы потонул в жутком рёве сигнального рога.

Летят!

– Сейчас вы всё поймёте, мистер Тилли, – судорожно облизав губы, прохрипел Инквиус и вытянул руку вдаль.

Джек проследил направление взглядом и поначалу не увидел ничего, кроме быстрых, хаотично летящих точек на горизонте. Пристраиваясь у зубьев парапета, справа и слева от него уже припадали на одно колено стрелки. Инквиус Зиттер сунул ему в руки арбалет.

– Будьте готовы, мистер Тилли! Цельтесь прямо в сердце!

– В сердце ко…

Струя зелёного пламени ударила в соседа слева и сбросила его во внутренний двор цитадели. Тошнотворный хруст, резко оборвавшийся вопль – а вокруг уже вовсю стреляет пламя, которое выпускают…

– Матерь… Божья…

То, что Джек принял за птиц, вовсе не было птицами. По ветру хлестали не крылья, а пёстрые лоскуты одеяний, что облегали стройные лёгкие фигуры, летящие по воздуху на ветках сосны. Рваными грозовыми тучами метались волосы, кривились губы, произносящие всё новые и новые заклятья. Но вот первая летучая всадница словно поперхнулась и соскользнула с ветки. За ней – ещё одна. И ещё…

– Стреляйте, мистер Тилли! – толкнув ошарашенного Джека, проорал Зиттер.

Пламя ударило совсем близко, но рука не ощутила убийственного жара, только быстрое тепло. В ушах кричали голоса бойцов, гулко стучала кровь, и арбалет вдруг заскользил во вспотевшей ладони.

– Стреляйте же, мистер Тилли!

Они неслись на цитадель, подставляя под стрелы незащищённую грудь. Бросались вперёд и гибли в отчаянной попытке пробиться… Или умереть.

Внезапно Джек встретился с ведьмой взглядом. Зубы её тут же оскалились, лицо перекосила гримаса лютой ненависти. Губы выплюнули шипящее проклятье, и белая рука резко откинулась назад, словно зачерпывая нечто невидимое для удара.

Стреляй! – голос Зиттера вдруг скрежетнул металлом.

Пальцы дрогнули. И сдавили спусковой крючок.

Болт с размаху влетел прямо в сердце. Пёстрое одеяние вмиг украсилось влажной кровяной розой, рука безжизненно упала, ещё цепляясь скрюченными пальцами за воздух, а потом стала падать и ведьма. Она летела вниз, крутясь в бешеном вихре, и, ударившись о землю, осталась неподвижно лежать – изломанная, разбитая, как фарфоровая статуэтка…

Инквиус Зиттер выдохнул, быстрым движением стёр холодный пот со лба.

– Глаз – алмаз, мистер Тилли! Далеко пойдёте! – с лучезарной улыбкой похвалил он, хлопнул окаменевшего Джека по спине и вложил в его нагрудный карман толстую пачку стерлингов.

 

Никто не знал, когда появилась первая ведьма, никто не помнил, когда свершилось первое магическое убийство. Ведьмы плодились быстро, как чумные крысы, и вскоре весь мир забился в жестокой лихорадке войны. Орден Святейшей Звезды возглавлял сопротивление, старался подавить любой росток магии в самом зародыше, укрощал его сталью и серебром… Но силы были неравны, и святость братьев уступала в поединке с колдовской одержимостью.

Ход войны переломило откровение, что явилось святому Торквесу Маде, основателю Ордена, во сне: Вселенная искрится миллиардами самобытных миров, и рождённый в одном мире – практически неуязвим в другом; его убивает лишь то, что создано в его мире. Звезда помогла открыть порталы, и вскоре братья-разведчики привели на войну наёмников из иных миров.

Среди них были и закалённые в битвах, профессиональные бойцы, и неопытные новички с потенциалом, что старались выложиться на все сто и с блеском выполнить поставленную перед ними задачу. Для них Охота на ведьм была просто работой, которую необходимо выполнить, получить заслуженную награду – и свалить.

…но были и другие.

Для некоторых эта Охота становилась немалым развлечением. И деньги здесь были уже не при чём.

Потемнев лицом, Джек наблюдал, как один из Охотников тащит мимо него молодую ведьму: волосы намотаны на крепкий кулак, на белом лице уже краснеет паутина кровоподтёков.

– Шевелись, дрянь! – Охотник отвесил обмякшей было ведьме затрещину, от которой у той чуть не сломалась шея, – Сейчас мы с тобой поговорим…

Это – война. Ты в эпицентре боевых действий, – сжав зубы, в который раз напомнил себе Джек. Но беспомощная ярость всё равно поднималась из глубин сердца, и пальцы, что стискивали арбалет, невольно тянулись к спусковому крючку. Попав в плен, ведьмы становились просто напуганными женщинами, девушками, девочками… И он никак не мог избавиться от этой мысли.

Работа с каждым днём становилась всё ненавистней. Теперь дома всегда была горячая еда, новенькая, добротная одежда сменила обноски, а домовладелица прекратила брюзжать и всякий раз встречала его елейной улыбочкой. Но Вэнди совсем не становилось лучше, и, сколько бы денег ни приносила его проклятая работа, их всё равно требовалось больше и больше…

Джек давно прекратил вести счёт убитым и пленённым ведьмам. Седина, что раньше серебрилась только на висках, теперь инеем покрывала всю его голову. Ему было тошно от вранья о работе, которым приходилось пичкать домашних, но более всего – тошно от самого себя. Каждую ночь он просыпался от кошмаров и, лихорадочно дрожа, бежал к раковине, чтобы вымыть руки. Целых полчаса он тёр их без всякой пощады, но зрение продолжало играть с ним злые шутки, превращая мыльную пену в тёмную, липкую, чужую кровь…

Однажды ночью проснулась Лайза.

– Джек?.. Почему ты плачешь?

 

В подземелье было зябко, сумрачно. Облачка пара, словно крохотные призраки, тянулись изо рта и ноздрей, чтобы медленно раствориться в стылом воздухе. Неверный свет факелов выхватывал из сумрака ряд одинаковых камер: в каждой из них скорчилась тёмная фигурка, что изредка поскуливала, как раненое животное. Холодно поблескивали решётки, да порой звякали цепи, что крепились к серебряным оковам…

Слыша звон металла, Джек всякий раз прикладывался к фляге. Бренди обжигало рот и на краткое время поднимало настроение. Но потом взгляд падал на кольцо с остроугольной звездой – и кулак сжимался, как для удара. Зубы стискивались до ноющей боли в челюстях, а в голове начинала бешено кричать совесть.

Сколько из этих пленниц ты упрятал в тюрьму? Сколько, Джек Тилли?

Ни одной, – мрачно отзывался Джек, крепко закусывая губу. В последнее время он предпочитал разить ведьм наповал: стрелять в сердце, чтобы не видеть, как их тащат в крепость или мучают, выясняя, где скрываются приспешницы. На него уже косились, но Джеку было плевать. Как плевать на то, что…

– Пить! Умоляю, пить!..

Вздрогнув, Джек обернулся – и невольно отпрянул, заметив, что сквозь решётку к нему тянется рука в лохмотьях. Но спустя миг – несмело шагнул обратно.

Рука ведьмы неудержимо тряслась: тонкая, почти детская рука с широким серебряным браслетом на запястье, от которого в глубину камеры тянулась крепкая цепь. В отсветах пламени чётко вырисовывалось лицо – мучнисто-белое, украшенное фиолетовыми синяками – и прыгающие, все в корке засохшей крови, губы.

– Умоляю…

Глаза цвета пасхального неба смотрели на него со страхом… И надеждой.

Джек отстегнул от пояса флягу и без слов протянул в камеру.

Ведьма жадно отпила глоток, зашлась в жестоком кашле, потом – глотнула ещё. Дрожащими пальцами вытерла рот и, держа флягу одной рукой, протянула её обратно.

…А стоило Джеку потянуться навстречу – на его запястье тут же сомкнулась ладонь.

– Я могу спасти твою дочь! – выдохнула ведьма, схватив его свободной рукой.

Что? – от лица Джека отхлынула кровь; он даже забыл рвануться, чтобы высвободить руку.

Тихий всхлип. Запястье сжало ещё сильнее.

– Я могу спасти твою дочь!..

Глаза Джека расширились, рот приоткрылся, но резкий лязг двери заставил его вздрогнуть всем телом. Чужие руки исчезли с быстротой молнии, выпущенная фляга грохнулась на пол и покатилась, разбрызгивая остатки бренди и жалобно звеня. Дверь в подземелье распахнулась, и Джек, несмотря на шок, с внезапным отвращением понял, кто пришёл сменить его на посту.

– Здорово, Тилли. Выпивкой балуешься? – подойдя ближе, усмехнулся пришелец и бесцеремонно пнул сапогом затихшую было флягу, – Ай-яй-яй.

Его звали Фред Меридью. Как и Джек, он был уроженцем Альбии, но это не мешало Джеку люто его ненавидеть. Меридью не ведал пощады и, обладая могучим телосложением, признавал лишь грубую силу. А чуть раскосые глаза и пухлые, мясистые губы, всегда изогнутые в плотоядной ухмылочке, придавали ему по-настоящему звериный, хищный вид.

Не удостоив Меридью ответом, Джек подобрал флягу и поплёлся к двери, передвигаясь так, словно его огрели стофунтовым мешком. Дойдя до выхода, он помедлил и обернулся, чтобы вновь посмотреть на ведьму в камере, но та уже забилась глубоко; он наткнулся на ехидный взгляд Меридью, сжал кулаки и отвернулся.

…Дождавшись, пока за Джеком не закроется дверь, Меридью, весело насвистывая, достал из-за пояса связку ключей, подбросил её в ладони и взялся открывать первую камеру.

– Соскучилась по Фредди? – спросил он, шагая внутрь.

Ведьма всхлипнула, попыталась отползти подальше. Но подкованный каблук опустился на её ступню, заставив хрустнуть тонкие кости.

– Не надо!..

Резкий пинок в бок швырнул ведьму на живот.

– Соскучилась, – ласково проговорил Меридью, наклоняясь к ней.

Треск разрываемой ткани.

Вскрик.

 

– Окружай! Окружай!

Ведьма затравленно озирается; волосы, скрученные в липкие от пота жгуты, бешено мечутся по обе стороны от мертвенно-белого лица. Круг Охотников сжимается зрачком на свету, в тени леса холодно блестят серебряные кандалы, сети и оружие – острое, страшное, как волчьи клыки.

Пальцы с обломанными ногтями внезапно оживают – подыхающий паук-альбинос, что напоследок дёргает лапками – и пускают в мир ослепительно-белое пламя.

Истерический вопль, объятое огнём лицо. Ведьме везёт: магия ударила местного, кольцо врагов пробито, и она стремительной ласточкой бросается вперёд…

Безжалостная ладонь кидается следом. Хватает, ломает руку-крыло. Серебряный ошейник туго смыкается на горле, и обмякшую, вмиг обессилевшую ведьму швыряют в клетку, где уже томятся другие.

– Седьмая! – гогочет Охотник.

Но смех обрывается криком, когда в его голову врезается замшелый валун, будто кинутый из гигантской пращи.

Огненно-рыжая ведьма опускает ладонь, что ещё искрится от силы.

…И тут же, с потемневшим от ярости лицом, вскидывает её вновь, когда Охотник поднимается на ноги – целый и невредимый.

– Как грубо, милая, – он укоризненно качает головой и шагает к ней, покрепче перехватывая меч.

Джек отворачивается – нет смысла смотреть, что случится следом – потом бежит. На лбу бешено пульсирует жилка, непрерывно дёргается глаз. Вокруг него – постоянные вспышки, крики боли и победной радости, зубами хищника лязгает металл… Пахнет кровью. Пахнет железом.

– Вот она! Слева! Заходи слева!

Гортанные команды, сплетающиеся в рёв голоса. Наёмники из разных миров действуют слаженно, сообща. Язык этого мира похож на родной Джеку альбийский, и большая часть Охотников выучивает его слёту, лишь поначалу общаясь жестами…

Внезапный вихрь снежинок.

Призванные утыкать лицо, словно колкие дротики, они обдают кожу утренней прохладой – и проносятся мимо. Ведьма, тайком напавшая на Джека, плюёт ругательство и кидается прочь. Сразу же падает, пронзённая стрелой в спину. И умирает.

Синелицый Охотник гладит лук шестипалой рукой и дружески подмигивает Джеку. Тот не отвечает: тупо смотрит на задранное от падения платье и беззащитно-белые ноги ведьмы, а в голове всё крутится, крутится, крутится, как слетевшая с тормозов карусель, вчерашний день.

Сомкнуть веки. Разомкнуть.

Одна и та же картина.

Небесная голубизна. Губы в запёкшейся крови. Еле вздрагивают, шепчут безумные слова.

«Я могу спасти твою дочь!»

Я могу спасти…

– Справа – моя! – резкий звук ненавистного голоса выводит из ступора.

Джек видит, как группа Охотников во главе с Меридью обступает последних ведьм. Они славно потрудились: обнаружили лесное логово, уничтожили самых опасных, набили клетки пленницами… Осталось доработать чуточку ещё.

Черноволосая ведьма, намеченная Меридью, вскидывает руку в отвращающем жесте. На кончике каждого пальца зажигается по огненному светлячку… Но они не успевают сорваться с её ладони пламенной стаей. В воздухе проносится арбалетный болт, губы ведьмы удивлённо открываются, выпускают кровавый пузырёк. И она падает.

Кто?! – бешеным кабаном ревёт Меридью.

Джек опускает арбалет и с каменным лицом идёт прочь.

Он не вздрагивает, когда позади слышится топот и тяжёлое, яростное дыхание. Не произносит ни слова, когда в его плечо цепко впиваются железные пальцы, пытаясь развернуть к себе.

Пухлые губы рычаще выдыхают в самое ухо:

– Ты – покойник, Тилли… – после чего Джек оборачивается сам.

И крепкий кулак изо всех сил врезается в оскал Меридью, выбивая и кроша зубы.

 

Тяжко вздохнув, Инквиус Зиттер отбросил перо и, сложив пятнистые от чернил пальцы домиком, устало воззрился на застывшего перед ним человека.

– Итак… Что же вы творите, мистер Тилли?

Тишина. Джек настойчиво смотрит поверх Зиттера – туда, где на стене висит картина в обрамлении восьмиконечной звезды: портрет косоглазого мужчины, под которым красуется серебряная табличка – «Св. Торквес Мада».

Не получив ответа, Инквиус вздохнул ещё тяжелей и, прикрыв глаза, сжал двумя пальцами переносицу.

– Сядьте.

Джек сел, стиснул на коленях кулаки. В разбитых костяшках пульсировала острая боль.

– Я хорошо плачу вам, мистер Тилли?

– Да, сэр.

– Вам хватает времени для отдыха, общения с семьёй?

– Да, сэр.

– Вам нравится ваша работа?

Крохотная заминка.

– Да. Сэр.

Во взгляде Зиттера в секунду зажёгся нехороший огонёк; он словно подобрался, как готовый к атаке хищник, и ряса цвета киновари едва заметно всколыхнулась.

– Тогда почему до меня постоянно доходят всякие слухи о вас? А это происшествие с Меридью…

Джек молчал. Подсохшая было корочка на костяшках вновь засочилась.

– Возможно, вы хотите уволиться? – сузив глаза в щёлки, спросил Зиттер.

– Нет, сэр, – голос Джека был глух, но твёрд.

– Неужели? А мне вдруг представилось, что в Линдоне покончили с безработицей… Или ваша дочь – Вэнди, кажется? – пошла на поправку… И деньги на лекарства стали вам не нужны…

Намёк попал в цель. На челюсти Джека заиграли желваки, беспомощная ярость ударила в голову, заставив его чуть не откусить себе язык, чтобы не ляпнуть непоправимое.

Инквиус холодно наблюдал за ним, поджав тонкие губы. Он собирался сказать что-то ещё, когда дверь неожиданно отворилась, и в келью вошёл один из братьев, несущий стопку пергаментов.

– О, простите, брат Инквиус! Не знал, что у вас… – услышал Джек.

…И тут его голова чуть не повернулась на сто восемьдесят градусов.

Опрокинутый стул полетел на пол и врезался в него с такой силой, что едва не разбился в щепки. Джек снова стоял на негнущихся ногах, как рыба открывая и закрывая рот, пока его белые, искривлённые губы не выдавили всего одно слово:

– Вы.

Ответом была высокомерно вздёрнутая бровь.

И пускай на голове чёрным шпилем торчал клобук, а не щеголеватый цилиндр, а на бледном лице уже нельзя было различить фиолетовый след от удара, презрительное выражение в глазах оставалось неизменным.

«Эй, малый…» – тихое, словно шёпот, эхо раздалось в памяти – и вдруг издевательски загоготало.

– Брат Шпренгер, думаю, вам лучше удалиться, – поморщившись, Инквиус Зиттер махнул рукой в сторону двери.

– Да, брат Инквиус.

Проводив Шпренгера остекленевшим взглядом, Джек медленно повернулся к Зиттеру.

– Сэр?.. Как это понимать?.. – прошептал он, глядя на Инквиуса так, словно видел его в первый раз.

– Сядьте, мистер Тилли.

– Но это был… Это же был…

– Верно. Уже знакомый вам брат Шпренгер. Только он сумел выучить ваш альбийский без акцента. И глаз ему подбил я, – хладнокровно сообщил Инквиус.

– И он… Он…

– Помогает мне проверять и набирать рекрутов. Совершенно верно. Да сядьте вы, наконец!

Джек дрогнул. И взорвался.

Вы толкнули меня на преступление! – проорал он, подлетев к столу, и ударил по нему так, что опрокинулась чернильница.

– Толкнули? Мы? – Инквиус от души расхохотался, – Дорогой мистер Тилли! – Инквиус дружески похлопал багрового Джека по плечу, – Вы сами совершили нападение! Не будь там брата Шпренгера, вы напали бы на другого. Это был лишь вопрос времени.

– Вы… О Господи… – Джек вцепился руками в седоватые волосы и, пьяно шатаясь, закружил по комнате.

Инквиус Зиттер закатил глаза.

– Святая Звезда! Успокойтесь, мистер Тилли! Мы открыли для вас вакансию мечты. Лови, охраняй, убивай! Зарабатывай – и оставайся при белой репутации. Что вам ещё нужно? В своём мире вы давным-давно сгнили бы за решёткой!

– Вы не имели права… Никакого права!

– Мистер Тилли. Ваше поведение начинает меня раздражать, – отчеканил Инквиус.

Джек резко остановился, всем корпусом повернулся к столу и опасно замолчал. Потом – сделал шаг вперёд.

– Возьмите себя в руки, – презрительно бросил Инквиус, не проявляя ни малейшего беспокойства, – Или хотите, чтобы я принял меры? Что вы можете: один против целого Ордена? Брат Шпренгер легко вернётся в Линдон – и ваше дело вновь откроется. Если, конечно, до этого вы не угодите за решётку по собственному почину.

Джек медленно шагнул ещё.

– Найди отчаявшегося. И преврати в отчаянного. Вот наш девиз, – невозмутимо продолжил Зиттер, водя тонким пальцем по лужице чернил, рисуя щупальца, рога и звёзды, – Я создал много отчаянных. Среди них немало глав семейств, несущих на себе гнёт отцовских обязанностей… Они убивают и пленяют, чтобы их дети кушали сладкие леденцы, а жёны рядились в богатые платья… Чтобы они получали лучшие подарки… И лучшее лечение

Джек встал. Руки, сжатые было в кулаки, вдруг бессильно повисли.

– Дошло наконец? – со злым торжеством произнёс Зиттер, – Это – вакансия твоей мечты. Помни об этом, Тилли! – и, глянув Джеку прямо в глаза, жёстко приказал, – А теперь – повтори!

Пауза. Сиплый, еле слышный голос.

– Это. Вакансия. Моей…

– Ну?

– Мечты… – голос Джека сошёл на нет.

– Молодец. Теперь ступай. И больше, – угрожающе добавил Зиттер, – никаких происшествий!

…Джек не помнил, как он выбрался на стену цитадели. Воздух был студён и чист, но он задыхался, словно брошенный в эпицентр пожара, где в обжигающем пекле, раня глотку, вьются гарь и пепел.

«Найди отчаявшегося».

Потухший взгляд Лайзы. Впалые щёки Роба и Вэнди.

«И преврати в отчаянного».

Влажная кровяная роза на пёстрой груди. Тяжесть серебряных оков в пальцах.

– Привет, Тилли! Как дела, Тилли?

Дружеские хлопки – первых, косые взгляды – вторых, глумливые ухмылки – третьих.

Бесконечная паника в гудящей, как колокол, голове:

Чтоделатьчтоделатьчтоделатьчтоделатьчтоделатьчтоделатьчтоделать…

Ноги задвигались отдельно от разума, понесли тело известным лишь им одним маршрутом. С костяшек правой руки сыпалась мелкая, словно бурый песок, кровь; хотелось лечь, как побитая собака, и забыться, но его ноги продолжали автоматически плестись, шагать, бежать…

Джек очнулся, лишь увидев перед собой дверь в подземелье.

И внезапно понял, что должен сделать.

 

Ключ с лязгом крутанулся в замке, и заснувшая было ведьма пробудилась, скорчилась в безумной попытке стать незаметной. Охотник прошёл в камеру и остановился в каком-то футе от неё.

Ведьму колотило так, что стучали зубы. Её одежда давно превратилась в нищенские лохмотья, и она из последних сил придерживала расходящиеся на груди лоскуты. Волосы, давно не знавшие гребня, спутались жёсткими колтунами – то здесь, то там в них посверкивали седые пряди – а меж тонких ключиц виднелось уродливое, воспалённое клеймо в форме восьмиконечной звезды.

– Как тебя звать?

– Аг… несс… – запнувшись, хрипло прошептала она.

– Пойдёшь со мной.

Джек резко наклонился к невольно отпрянувшей ведьме… И один за другим снял с неё серебряные кандалы.

 

– Господи, Джек… Бедная девочка… На ней живого места нет… – рыдала, уткнувшись лицом ему в грудь, Лайза.

Джек гладил её по голове, чувствуя, как волосы цепляются за шершавую ладонь, и всё посматривал вглубь комнаты: туда, где свернувшись клубочком, спала сытая, умытая и обласканная ведьма, что была одета в старое платье его жены.

– Она говорит так странно… Но это немудрено: после таких испытаний забудешь человеческую речь… Счастье, что ты нашёл бедняжку и привёл к нам! Что за изверги!..

– Ну-ну, успокойся, – Джек подвёл всхлипывающую жену к постели, усадил её и сел рядом, – Всё будет хорошо…

Дождавшись, пока Лайза не уснула, Джек тихо подошёл к ведьме и тронул её за плечо.

Веки дрогнули. Ясные, совсем не сонные глаза, будто электричеством ударили Джека.

 

Лежащая на кровати Вэнди походила на куклу: тонкое лицо с прозрачно-слюдяной кожей, косточки-руки и пальцы-сахарные палочки, что стискивают край одеяла, как утопающий – соломинку…

Её белизну можно было назвать красивой, но с каждым днём к ней примешивалось нечто инородное, страшное, мертвенное. Уже вторую неделю Вэнди не открывала глаза.

Когда Агнесс опустилась перед её кроваткой на колени, сердце Джека дало перебой. Ведьма – эта хрупкая, забитая девчонка, которую он вызволил из тюрьмы всего несколько часов назад – вдруг налилась силой и решимостью.

Вот она потянулась. Взяла Вэнди за руку. Зашептала что-то…

Стоя за её спиной, Джек чуть шевельнул рукавом. В ладонь медленно скользнула длинная, серебряная спица. Рука напряжённо стиснула её. И чуть откинулась назад.

«Я могу спасти твою дочь!»

Но если она обманет…

Если обманет…

С пальцев ведьмы слетали огненные светлячки. Они садились на веки девочки, ныряли в завитки волос, заглядывали в ноздри…

Внезапно Вэнди всхлипнула. Голова её заметалась на подушке; мгновение казалось, что она вот-вот откроет глаза – но веки зажмурились ещё сильнее, а по щекам ручейками брызнули слёзы.

Рука Джека заледенела, пальцы до боли стиснулись. Серебряное остриё дрогнуло – и нацелилось ведьме в шею.

Но…

Вэнди дёрнулась. Обмякла. Затихла.

На бледном лице вдруг проступил румянец: лёгкий, нежно-розовый, как первый весенний рассвет. Последний огненный светлячок ткнулся в щёку, заставив губы девочки изогнуться в улыбке, и быстрой искрой растворился в сумрачной комнате. Ресницы Вэнди затрепетали.

Слабый голосок.

– Пап?..

Утерев пот со лба, вновь обессилевшая Агнесс медленно поднялась на ноги и повернулась к Джеку.

В его глазах стояли слёзы.

В руках ничего не было.

 

Поджав худые ноги, ведьма сидела на подоконнике и неотрывно глядела в ночь. Она слегка вздрогнула, заметив подошедшего Джека, и с какой-то затаённой опаской посмотрела на него.

– Как девочка? – помедлив, спросила она.

– Спит. Ты спасла её.

Ведьма несмело улыбнулась и, отвернувшись, глубоко-глубоко вдохнула студёный ночной воздух.

– Агнесс…

Ведьма взглянула на него чуть искоса – отвыкла от вежливого обращения.

– Что?

– Почему вы воюете с Орденом?

Губы Агнесс изогнулись в горькой усмешке. Она повернулась к Джеку лицом.

– Ты неправ. Это Орден воюет с нами.

– Почему?

Ведьма разразилась тихим каркающим смехом.

– Мы – другие, и этого достаточно. Мы способны творить чудеса. Мы, а не только их Звезда, – объяснила она.

– И Орден…

– …завидует нам чёрной завистью. Орден богат, он владеет многими землями и думает, что всё в мирах продаётся и покупается. Но он ошибается. И ты ошибался. Так?

– Так, – кивнул Джек.

– Мы не желаем зла, – продолжила Агнесс, глядя на него блестящими, как опал, глазами, – Мы просто уродились такими – и всё! Да, среди нас есть озлобленные, те, кто хочет навредить всем простым людям, но нельзя же судить только по ним?

– Нет. Нельзя.

– У каждой из нас – свой Дар. Кто-то управляет стихиями, кто-то – умеет исцелять, читать мысли, а некоторые – и летать… – Агнесс протянула в окно тонкую руку, и на её палец тут же опустился тёмный ночной мотылёк, – Я и мои сёстры стремимся использовать Дары лишь во благо. И нас любят, нас уважают те, кому мы помогаем!

Джек задумчиво кивнул. Он помнил охоту в городах и посёлках вне цитадели, всех сочувствующих ведьмам и их слёзы, а порой – и сопротивление… Охотники убивали таких на месте.

– Этот Орден, – словно выплюнув, с чувством произнесла Агнесс, – считает нас тёмными порождениями. Но лишь Звезда таит в себе настоящую тьму!

 

Джек провёл пальцем по металлическому футляру, открыл его и вытащил на свет револьвер. Совсем недавно выкупленный из ломбарда, он принадлежал его деду, который отличился в Таврическую войну. Оружие было холодным, надёжным… Альбийским.

Немного подержав его в руке, Джек убрал револьвер в карман.

…Когда он вернулся в комнату, Агнесс всё ещё сидела у окна. Там, в тёмной, усыпанной огнями глубине, простирался спящий Линдон: город газовых фонарей, кэбов и конок, джентльменов и леди… Никаких ведьм, никаких Охотников за ними. Новый мир. Свобода.

– Агнесс.

Она обернулась. И побелела свежевыпавшим снегом.

– Я должен вернуть тебя обратно, – сказал Джек.

 

– Мифтер Фиттер! Мифтер Фиттер!

Огромный кулак молотит дверь, бьёт её без всякой пощады…

– Он отпуфтил федьму! Этот ублюдошный Тилли отпуфтил федьму!..

– Что?!

Хлопает дверь, по коридорам быстрой дробью стучат подкованные каблуки. Двое спешат в подземелье, и лица обоих кривит одинаковая ярость…

– Фмотрите, што он наделал! Я пришол на фмену, а он фбешал фмефте ф…

Меридью проглатывает конец фразы и резко останавливается, тупо раззявив щербатый рот. Инквиус Зиттер, бежавший следом, чуть не врезается в него и щурит глаза, когда различает в глубине подземелья Джека.

Мгновение тишины. Инквиус разглядывает пустую камеру, и на его бескровных щеках проступают бордовые пятна.

– Дорогой мистер Тилли, – шёлковым голосом произносит он, – а я ведь так хотел по-хорошему…

Едва заметный кивок – и Меридью срывается с места, как пущенный с поводка бойцовский пёс.

Не произнеся и слова, Джек вскидывает перед собой руку с револьвером.

Выстрел.

Из затылка Меридью бьёт бело-розовая струя. Бешеные, в россыпи капилляров, глаза вмиг закатываются, и он падает, чтобы застыть у ног побелевшего Зиттера бесформенной кучей.

Задохнувшись от ярости, Инквиус отрывает взгляд от мёртвого Охотника…

…и видит, как из-за спины Джека выплывает ведьма.

Инквиус меняется в лице. Хорьком бросается прочь – но дверь захлопывается прямо перед его носом.

Инквиус замирает. Медленно оборачивается.

– Тилли… – сглотнув, севшим голосом произносит он, – Послушай меня, Тилли…

– Я вас достаточно слушал.

Ведьма делает крохотный шаг вперёд. Неспешно оглядываясь по сторонам, взмахивает тонкими пальцами.

Лёгкий ветер невидимой птицей проносится по подземелью, распахивает прикрытые для виду, незапертые двери тюремных камер. Смутные силуэты в их глубине обретают плоть, поднимаются с колен, вытягиваются во весь рост… Давно снятые серебряные цепи дохлыми гадюками валяются рядом.

– Послушай меня, Тилли… Д-джек… Верни этих в-ведьм на место, п-прошу тебя! – заикаясь, торопливо просит Инквиус, вжимаясь спиной в дверь, – Я дам тебе всё, что ты хочешь, всё-всё!..

Один за другим гаснут факелы. Фигуры в лохмотьях заполняют подземелье; то тут, то там на руках вспыхивает зловещее разноцветное пламя, пол стремительно покрывает хрусткий лёд – он ползёт, он вплотную подбирается к Зиттеру… Повсюду раздаётся свистящий шёпот. Агнесс идёт к двери в первых рядах.

– Что она пообещала тебе?! – внезапно кричит Инквиус, выхватывая из складок рясы узкий кинжал, – Что она может тебе дать, чего не могу я?!

Агнесс взмахивает рукой, и кинжал мгновенно раскаляется до бела, Инквиус с воплем роняет его из обожжённых пальцев.

– Она спасла мою дочь, – отвечает Джек. Мимо него, хромая, тащатся изувеченные ведьмы, взгляды всех, как одной, устремлены на Зиттера.

– Глупец!.. – стонет в ответ Зиттер – и вдруг начинает истерически хохотать, – Ты впустил их в свой мир! Ты…

Его последних слов Джек уже не слышит.

Ведьмы набрасываются на Зиттера всем скопом.

Какое-то время он ещё издаёт разные звуки. А потом на подземелье опускается мёртвая тишина.

 

На веранде гулял прохладный ветерок, тихо, уютно поскрипывало кресло-качалка. В графине с имбирным лимонадом неохотно таял лёд, а в саду, где носились дети, фиолетовым цветком распускались сумерки.

К хорошему быстро привыкаешь, – закурив трубку, флегматично подумал Джек. Кресло мотнулось туда-сюда, словно подтверждая это. Казалось, все беды остались далеко-далеко. Да были ли вообще эти беды?

Уже два года, как он работал сам на себя: покинул дымящий Линдон, купил дом в пригороде почти за бесценок, наладил хозяйство…

Уже два года ему не снились ни разноцветные огни… Ни восьмиконечные звёзды.

Джек с чувством закурил, выпустил изящное колечко сизого дыма. Расслабленно прикрыл веки. Пальцы Лайзы нежно коснулись его руки. Жена сидела рядом, в таком же кресле, и взгляд её светился уже не безысходностью, а гордостью и любовью.

– Я поймаю тебя! Я тебя поймаю!

Послышался смех. Джек открыл глаза, и на губах его появилась мягкая улыбка.

Его дети играли в саду, прятались среди кустов душистых гортензий и люпинов, падали в изумрудную траву и, хохоча, бросались наутёк…

Внезапно он напрягся. Кресло-качалка застыло, Джек всем телом подался вперёд.

– Дорогой?

Джек медленно вынул трубку изо рта. В горле вдруг пересохло.

– Что случилось, дорогой?

В густеющих сумерках на руках дочери мелькнуло сияние. Мелькнуло, расширилось, а потом… Распалось на крохотные пятнышки света, которые, вспорхнув с ладоней, краткий миг покружились вокруг её головы.

– Джек?..

– Всё в порядке.

Джек откинулся обратно на спинку кресла, налил себе лимонада, сделал неспешный глоток…

И добавил:

– Просто светлячки.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 12. Оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...