Причальная брешь в кроне нашего дерева наполнилась утренним светом. Жёлтая степь за ней, насколько хватало глаз, колыхалась под мягкой ладонью лёгкого ветерка. Тихо шелестели листья. Далёкие, едва видимые утреннем мареве кроны гиквой на востоке окрасились в цвет крови.

 

Постепенно небо на горизонте стало светло розовым. Засвистели на все голоса птицы. В миг, когда диск Светила полностью показался над вершинами далёких деревьев, воздух встал. Наступил утренний штиль, время ежедневной молитвы.

 

Стоя на коленях, мы поблагодарили праматерь за новое утро и попросили послать удачу. Возможно, я меньше всех верил в помощь прародительницы, поскольку открыл глаза первым. Мать замерла в молитве справа от меня, слева шевелил губами Коль. Я посмотрел сквозь причальную брешь на горизонт. Из каждой кроны в пределах видимости в небо тянулся чёрный столб дыма.

 

- Пора паковаться, - объявил я. – Семьи зажигают огни. Сегодня – день перелёта.

 

В принципе, график миграции давно устоялся и каждый знал календарь назубок, но окончательное решение всегда принимали старейшины. Это они разжигали первый костер. Бывали случаи, перелет сдвигался на день или два.

 

Мать взглянула на восток.

 

- Не дело отставать от других. У вас всё готово?

 

- Ещё с вечера сложили дрова, осталось поджечь, - с готовностью отчитался Коль.

 

Мы подхватили жаровню и потащили её вдоль причальной ветки. Шли быстро, только, обходя корзину, слегка замешкались. Она лежала на боку, широко раскинув снасти, и пришлось аккуратно переступать толстые верёвки, чтобы не споткнуться и не рассыпать ценный груз. Выкладывать сигнальный костёр заново занятие долгое и не благодарное.

 

Вскоре жаровня стояла на стартовой площадке, и я наклонился над ней, тщательно отмеряя волшебные жидкости.

 

Магия древних была велика и всесильна. До сих пор ходили легенды, как древние ведуньи сокрушали скалы молниями, разгоняли тучи и вызывали нужный ветер. Но со временем практически все её секреты были безвозвратно утрачены. До нас дошли жалкие крохи. Каждая семья бережно хранила свои осколки былого могущества, но вызывать огонь могли все, а старейшины следили, чтобы в нужных жидкостях ни у кого не было недостатка. От способности зажечь сигнальный огонь зависело выживание всего народа. Тут не было места секретам.

 

Я плеснул на ветки зелёную жидкость из последнего флакона, и они затлели, испуская жёлтый едкий дым. Коль тут же задул на них во всю силу своих лёгких. Костёр нехотя занялся, разгораясь всё больше и больше. Спустя несколько мгновений розовые языки пламени уже лизали мокрые ветки, аккуратно уложенные в середину. Из жаровни повалил густой чёрный дым.

 

- Порядок, - произнёс Коль и направился к корзине.

 

Ритуал отлета был отработан у нас до автоматизма. У каждого были свои обязанности, и мы выполняли их без лишних напоминаний. Сначала брат, как старший мужчина в семье проверял снасти, опутывающие корзину, мать осматривала пузырь, а я подносил припасы к стартовой площадке. Потом, мы оттаскивали корзину к месту старта, привязывали к ней пузырь, я оставался закреплять припасы, мать убирала стоянку, а Коль шёл за дровами. Обычно, задолго до заката мы были готовы к ночному перелёту.

 

На этот раз я закончил даже раньше, чем всегда. Вещей у нас никогда не было много, а сейчас и фруктов мы заготовили с мышкин нос. Семья Груно, большая и дружная, гостившая на дереве перед нами, очень тщательно обобрала ближние ветки, а добраться до дальних мы с Колем не смогли, стоянка оказалась одной из самых коротких. Ничего, после этого перелёта всё изменится, мы остановимся на дереве, на котором Груно были всего два дня и проведём там полные пять. Не только насобираем баракасов для еды, но и на зиму насушим.

 

Зато у меня появилось время заняться любимым делом.

 

Сколько себя помню, я всегда что-нибудь мастерил. То барабаны для сматывания верёвки, то швартовочный крюк, то катки для перемещения корзины вдоль стартовой ветки. Мать с самого начала была недовольна моим увлечением. Называла его подражанием людям земли и предрекала, что я навлеку беду на нашу семью. Когда же мои придумки серьёзно облегчили нам жизнь, она перестала увещевать меня, но я частенько ловил на себе её хмурые взгляды. Уверен, она до сих пор каждое утро просит праматерь не гневаться на меня за увлечение земной, мёртвой магией.

 

На этот раз я пытался соорудить ветряной подъёмник. У меня уже было устройство, которое облегчало нам подъем фруктов с нижних веток. Я сбрасывал верёвку, Коль крепил к ней корзину с баракасами и подавал знак, я крутил ручку из корня стального дерева, прикреплённую к толстому круглому барабану, и споро поднимал груз наверх. Это было гораздо проще, чем выбирать верёвку руками, но нет предела совершенству.

 

На юге, у жарких зимних костров, я слышал легенду о людях земли, с помощью больших колёс с лопастями, заставляющих работать реки на себя. Ещё тогда я подумал, а чем воздух хуже воды? Почему бы и его не заставить крутить колесо, а само колесо не присоединить к моему подъёмнику? Пусть ветер сам поднимает баракасы наверх. Тогда мать одна справится с подъёмом фруктов к стоянке, а мы с братом сможем отдать всё время собирательству. У нас будет самый большой запас сухофруктов на зимовке.

 

Я бился над этим с весны и никак не мог заставить ветер работать на себя. Методом проб и ошибок, я пришёл к тому, что лопасти должны быть большими, почти с руку размером, и располагаться вокруг маленького деревянного диска как лепестки степных цветов вокруг жёлтой сердцевины. А ещё их нужно наклонить под углом к диску, чтобы ветру было удобнее толкать их. Три стоянки по вечерам я плёл из веток и прокладывал листьями каркасы лопастей, крепил их к колесу, отлаживал запоры. Потом присоединил получившийся цветок к подъёмнику. Сегодня всё было готово, и ветролов, как я его назвал, можно было испытать.

 

Под недовольное бурчание матери, я оттащил его на стартовую площадку и подставил порывам южного ветра. Я потерял счёт времени. Почти весь вечер ушёл на поиск нужного угла наклона лепестков. Хорошо, что я догадался экспериментировать только с одной лопастью, с тем, чтобы найдя правильный угол, настроить все остальные по её подобию. Иначе, мне бы и целого дня не хватило.

 

В конце концов, все семь лопастей стояли под нужным углом, и колесо бойко закрутилось под напором затихающего ветра. Но хватит ли его силы, чтобы поднять корзину с фруктами? Я схватил за рукоять и не смог удержать её. Ветер с силой вырвал отполированный корень у меня из рук. Так, чего доброго, он фрукты на вершину гиквои зашвырнёт. Пожалуй, придётся придумывать, чем регулировать силу подъёма. Может, менять угол наклона лопастей? Но как?

 

- Герд, что-то Коль долго не возвращается, - вывел меня из раздумий обеспокоенный голос матери. – Не случилось бы чего.

 

Я поднял голову и огляделся.

 

Небо на востоке потемнело. Стена гиквой на горизонте начала сливаться с ним. Воздух над деревьями на юге и на севере было розовым. Причальные ветки всегда располагаются на восточной стороне кроны, поэтому со стартовой площадки вечернего солнца никак не разглядеть, но по всем признакам оно уже зависло над деревьями на западе, готовое нырнуть за них. Опять же, южный ветер практически стих. Это верный признак приближения вечернего штиля.

 

Я слишком увлёкся отладкой своего изобретения. Все семьи давно запаковались, осмотрели оснастку и уже наполняют горячим воздухом рыхлые пузыри. Мы начинаем отставать от сложившегося веками графика осенней миграции.

 

- Пойду, поищу его, - пообещал я. – Но сначала надо подготовиться к отлету.

 

Я разобрал колесо на части и прикрепил их к бокам корзины.

 

- Я расправлю пузырь и проверю крепления, - сказала мать, - но ты долго не ищи. Когда подует северный ветер, с Колем или без, мы должны сняться с якоря.

 

Я кивнул. Собираться долго не пришлось, котомка с походным снаряжением привычно лежала на дне корзины. Кроме неё я захватил только банку со светлячками и клык саблерыла. Единственный стальной нож – главное богатство семьи, брать не стал. Маме он будет нужнее, если что.

 

- Не волнуйся, - успокоил я мать. – Не успеешь надуть пузырь до половины, как мы уже здесь будем.

 

Хотелось бы мне самому верить в это.

 

Довольно быстро я дошёл до ствола и растерянно остановился на перепутье. Толстые ветки разбегались во все стороны. Куда он мог пойти?

 

Поиск следов ничего не дал. Кора у ствола слишком груба и затёрта, чтобы на ней что-нибудь можно было разглядеть. Пришлось отходить на тридцать-пятьдесят шагов вдоль каждой из веток, в надежде найти подготовленные для перевозки кучки дров. На пятой ветке мне улыбнулась удача, пучок веточек, стянутый обрывком верёвки, лежал прямо посередине тропы. Коль явно был здесь.

 

Воодушевлённый, я бодро зашагал по отполированной сотнями чешуйчатых лап тропинке. То тут, то там из тёмно-коричневой коры торчали обрубки сухих отростков, лежали рядом с ними кучки дров. Коль собирался забросить их на волокушу на обратном пути. Постепенно молодых побегов вокруг становилось всё больше, а кучек всё меньше, начали попадаться ветки с огромными, размером с мою голову, листьями. Кора под ногами приобрела жёлто-коричневый цвет, тропинка пропала.

 

Я остановился и всмотрелся в темноту, сгустившуюся впереди. Шагах в десяти передо мной на ветке что-то темнело большим, широким пятном. Похоже, это были волокуши.

 

Я взял банку со светлячками в левую руку, поднял её над головой, сжал правой испещрённый затейливой резьбой клык саблерыла и осторожно шагнул вперёд. Медленно, шаг за шагом, я подошёл к волокушам. Коля рядом с ними не было.

 

- Коль, ты меня слышишь? – позвал вполголоса.

 

Ответа не последовало.

 

- Коль, ты здесь? – уже прокричал я.

 

Прислушался. В зарослях впереди кто-то возился, шелестели листья над головой.

 

Осторожно пройдя ещё несколько шагов, я раздвинул клыком листья и посветил в щель банкой. Стайка бронерогов бросилась врассыпную, чуть не сбив меня с ног. Молодые, с едва ороговевшими носами. Целый выводок. Видимо, где-то поблизости их гнездо. Потревоженные, они вполне могли ломануть скопом вдоль тропинки и застать Коля врасплох. Он старше, крупнее и сильнее меня, но если был увлечён заготовкой дров, мог и не удержаться на ветке.

 

Я лёг на живот, посмотрел вниз и не увидел даже ближайших веток. Светило ещё не зашло. Скудные его лучи ещё скользили по мясистым листьям гиквой, но внутрь, за плотную их завесу, пробивалась едва ли десятая часть закатного света. Его хватало, чтобы рассмотреть неровности под ногами, но и только. Уже в десяти шагах тьма сгущалась совсем и казалась завесой из плотной ткани.

 

Если брат сорвался, то оставался небольшой шанс, что он смог зацепиться за одну из нижних веток. Здесь, у края кроны, они выпускали пальцы-отростки во все стороны, создавая плотную, непролазную чащу, в которой резвились бронероги, недоростки и другая живность, предпочитавшая деревья степи.

 

Достав из котомки гнилушку, я сжал её и бросил вниз. Потом ещё одну. И ещё. Я уже видел, куда надо целиться и старался точно попасть в лежащего двумя ветками ниже Коля. Он застрял в перекрестье отростков и не шевелился. Гнилушки отскакивали от его груди, рикошетили от листьев и летели к земле. Наконец одна из них зацепилась за ворот рубашки. Я замер, пытаясь уловить признаки жизни на лице или в позе брата.

 

Его глаза были закрыты, руки раскинуты, левая нога неестественно выгнута. Но мне показалось, что в какой-то момент едва дернулись его губы и чуть шевельнулись пальцы. Впрочем, что время зря терять? Я всё равно спущусь вниз. Хотя бы для того, чтобы удостовериться, что он точно мёртв. Скоро подует северный ветер, надо спешить. Одна нога здесь, другая там.

 

Я схватил волокушу и потащил к стоянке, попутно грузя на неё заготовленные Колем дрова. Так или эдак, взлетать всё равно придётся. До рассвета нам в любом случае нужно освободить дерево. Утром на дерево прибудет семья Бурно, а место на площадке есть только под один пузырь. А куда полетишь без горючего? Только вниз.

 

- А где Коль? – обеспокоенно спросила мать.

 

- Двумя ярусами ниже. Не может идти. Видимо, ногу сломал. Я его мигом сюда притащу.

 

- Нет времени, нам надо лететь. Бурно о нём позаботятся.

 

- Если найдут, если он не сорвётся вниз, и если саблерыл не придет на запах крови.

 

- Стой, - мать попыталась схватить меня за рукав. Я вырвался и сделал пару шагов назад.

 

- Он бы меня не оставил. Мы скоро, готовь пузырь.

 

Я бросился обратно к стволу гиквои. Дойдя до него, я аккуратно спустился на два уровня ниже, отсчитал пятую ветку и осторожно пошёл вдоль неё. Тьма сгустилась ещё больше, приходилось подсвечивать себе банкой со светлячками.

 

Всё же мать не права, требуя отказаться от мертвых и холодных поделок людей земли. И наша и их магии утратили былую силу, и только их комбинация, вот такая, как в случае с этой банкой, может творить настоящие чудеса. Живое способно подчинить мёртвое для блага людей. Впрочем, и обратное возможно. Дело в мастерстве и силе мага, а так же в правильном балансе между живым и мёртвым.

 

Говорят, правда, вполголоса и у самых дальних костров, что раньше мы были одним народом, но потом задули ветра, появились зима и лето, а живое отделилось от мёртвого. Часть людей, во главе с праматерью, выбрала жизнь и оседлала ветер, а остальные зарылись в землю и начали практиковать магию смерти в попытках сохранить остатки тепла.

 

Я уже начал сомневаться в правильности своих подсчетов и хотел было вернуться обратно, чтобы проверить соседнюю ветку, когда увидел впереди мягкий, едва заметный свет гнилушки. Я ускорил шаг, едва сдерживая себя, чтобы не побежать.

 

- Коль, - тормошил я вскоре брата, убедившись, что его сердце бьётся. – Ты меня слышишь? Очнись. Нам надо лететь.

 

Он с трудом разлепил глаза и непонимающе уставился на меня.

 

- Что случилось?

 

- Ты сорвался. Идти сможешь?

 

Он попытался встать, но вскрикнул, схватившись за левую ногу. Судя по его лицу, боль была сильна. Ещё чуть-чуть и он снова потерял бы сознание.

 

Я сковырнул клыком пару молодых побегов, приложил к ноге, обернул листьями и аккуратно, но прочно обмотал ногу верёвкой. Теперь мы сможем добраться до стоянки, не особенно тревожа ногу, а там мама с ней разберётся. Ей уже приходилось лечить переломы.

 

Заставив Коля сцепить руки у меня на шее, я взвалил его на спину и потащил к стволу. Брат помогал, как мог. Он то прыгал на здоровой ноге, то пытался отталкиваться ею от ветки под ногами. Но с каждым шагом я всё больше убеждался, что наверх я его один не подниму. Слишком велик он для меня, слишком хлипки и ненадёжны ступеньки, врощенные людьми ветра в ствол, слишком темно вокруг. Мы сорвёмся и вместе полетим навстречу земле. Придётся искать другой способ добраться до стоянки. Впрочем, он у меня уже есть. Чем Коль отличается от корзины с фруктами? Только весом. Не велика разница.

 

Обойдя ствол, мы двинулись вдоль ветки, расположенной под стоянкой. Я сосредоточенно считал шаги. Когда мне показалось, что мы дошли до площадки с шаром, я остановился и опустил Коля на поверхность.

 

- Сможешь обвязать себя верёвкой? – спросил я его.

 

- Ты ещё пелёнки пачкал, а я уже знал все крепёжные узлы.

 

- Отлично, - не стал возражать я. – Держи банку, я буду опускать конец на свет. Привяжешься – дёрни два раза, начну поднимать. Понятно?

 

Он возмущённо фыркнул.

 

- Вот и отлично.

 

Я буквально взлетел на ветку со стоянкой. Два раза спотыкался, один - почти соскользнул, но ни на миг не замедлился. Сомневаюсь, что днём я смог бы проделать этот путь быстрее.

 

Мать сосредоточенно возилась с жаровней. Искры срывались и летели в темноту. Над её головой хлопал боками полузаполненный пузырь. Увидев меня, она сначала обрадовалась, а потом тревожно замерла.

 

- Всё в порядке, - заверил её я, доставая из корзины нужные детали. – Сейчас мы его поднимем.

 

Я практически угадал: светильник горел двумя ярусами ниже стартовой площадки, всего в десяти шагах в сторону ствола от неё.

 

Я расположился над лежащим внизу Колем и быстро собрал подъёмник. Прикрепив один конец верёвки к барабану, сбросил второй вниз. Пришлось несколько раз дёрнуть её вверх-вниз, прежде чем она миновала промежуточный ряд веток и достигла яруса, на котором лежал Коль. Подхваченная братом верёвка начала плясать в воздухе. Потом последовало два сильных рывка. Я тут же схватил за ручку подъёмника и начал крутить. Мать, не в силах спокойно наблюдать за происходящим, взялась за неё рядом со мной и принялась помогать.

 

Тут то и выяснилось, что вес Коля слишком велик для моего изобретения. Никак не закреплённая основа подъёмника заскользила к краю ветки. Ещё немного и он рухнул бы вниз, увлекая за собой и брата и нас с матерью. Я бросил ручку подъёмника и схватился за его основу. Отчаянно упираясь пятками в мельчайшие выступы коры, я потащил его в обратную сторону. Мать продолжала накручивать верёвку на барабан, но с каждым витком это удавалось ей всё сложнее и сложнее. Наконец, она остановилась. Её руки дрожали от напряжения, капельки пота бежали по щекам, в глазах стояли слезы. Она старалась изо всех сил, но не могла сдвинуть ручку ни на волосок. Мало того, было видно, что ещё чуть-чуть и она не удержит её и отпустит.

 

- Коль, ты можешь дотянуться до какой-нибудь ветки? – крикнул я, едва удерживая подъёмник на месте.

 

- Попробую.

 

- Давай, нам надо сменить руки.

 

Пару вздохов спустя я почувствовал, что массивный кусок стального дерева уже не так неудержимо вырывается из рук. Я тут же отпустил его, схватил верёвку и набросил петлю на швартовочный крюк. Пока я привязывал своё изобретение к стартовой площадке, мать неподвижно удерживала его рукоятку, готовая в любой момент вцепиться в неё со всей возможной силой. Но когда я ухватился за отполированный корень рядом с её руками, она позволила себе перевести дух и вытереть пот с лица.

 

Дальнейший подъём прошёл без сюрпризов. Мы дружно крутили ручку, верёвка наматывалась на барабан, поднимая Коля всё выше и выше.

 

- Потише там, - вдруг раздался его голос совсем рядом. – Вы меня сейчас на ветку намотаете.

 

- Держи мам, - сказал я и бросился к краю площадки.

 

Там я лег на живот и посмотрел вниз. Коль болтался под самой веткой, хорошо различимый в свете банки со светлячками.

 

- Держи, - протянул я ему руку.

 

Он ухватился за неё и тут же оказался лежащим рядом со мной. Его появление на нашей ветке не осталось незамеченным. Мать бросила ставшую ненужной ручку и ринулась к нам. Не успел я отстраниться, как она сгребла нас в охапку и обильно покрыла наши головы слезами и поцелуями. Мы с честью прошли через это испытание, будет о чем рассказать на зимовке у вечернего костра, но рано успокаиваться, ничего ещё не закончилась. Северный ветер уже вовсю шумит листьями над головой.

 

- Ну, хватит, хватит, - прервал поток нежностей я. – Пора взлетать. Мы и так, наверное, здорово опаздываем.

 

Мать вскочила на ноги и помогла мне дотащить Коля до корзины. Там она занялась его ногой, а я подбросил дров в жаровню и принялся с удвоенной скоростью наполнять горячим воздухом пузырь.

 

Вокруг стояла кромешная темнота. Только в прорехе листьев над стартовой площадкой виднелись яркие плоды звёзд. Северный ветер дул уже в полную силу. Он рвал пузырь, мотал его из стороны в сторону. Казалось, ещё чуть-чуть, и он вспорет его о верхние, не до конца обрезанные ветки кроны. Медлить было смертельно опасно.

 

Одним движением я сдёрнул с крюка швартовочный конец и подбросил сухих дров в огонь. Корзина заскользила вдоль ветки и рухнула вниз. Пузырь расправился, зачерпнув свежего воздуха. Падение замедлилось, но не остановилось. Хорошо, хоть, ветер сдёрнул нас с кроны и тащил на юг. Об острых ветках, вспарывающих тонкую стенку пузыря, можно было пока не беспокоиться.

 

Я вглядывался в тьму под днищем корзины, пытаясь понять близко ли земля, но видел только темноту, глубокую и пугающую. Вскоре мне показалось, что падение остановилось, и пузырь потащил нас вверх, но я продолжал подбрасывать и подбрасывать дрова в огонь, вспоминая бездонную пропасть внизу.

 

- Перестань, - остановил меня Коль. – Так нам топлива до утра не хватит.

 

Он сидел, прислонившись спиной к борту корзины. Его нога выглядела как затянутый в пелёнки младенец. По измученному лицу бегали отблески языков пламени.

 

- Готов встать на вахту? – обиженно спросил я.

 

- Легко, ты только поближе к дровам меня подтащи.

 

Коль старше и опытней. Он печёнкой чувствует высоту и направление движения. Тем более, подбрасывать дрова можно и сидя. Я с чистой совестью перетащил его к дровам, а сам сел на его место. Усталость разом навалилась на меня. Тело запоздало начала бить крупная дрожь. Мать, видя моё состояние, протянула мне кружку с баракасовым чаем.

 

Обжигая рот, я послушно хлебал ароматный напиток. Перед глазами вереницей проносились опасности, которых удалось избежать. Вместе с воспоминаниями, уходило напряжение. Усталость нахлынула с новой силой. Вскоре я прислонился к стенке корзины и провалился в беспокойный сон, полный погонь и кошмаров.

 

Рассвет застал нас в трёх полётах стрелы от назначенного нам дерева. Ночью мать с Колем поставили все паруса, но это не помогло. Ветер стихал, а мы были слишком далеко от спасительных ветвей. Самый большой и самый главный наш парус – это сам пузырь. Клинообразные полотна, расправляемые по его бокам, служат скорее для руления при подлёте к стоянке. Ускорить с их помощью полёт практически невозможно. Но они хотя бы попытались что-нибудь сделать, пока я мирно спал в углу корзины.

 

- Почему вы меня не разбудили?

 

- А смысл? Тут и двоим на трёх ногах тесно, - жизнерадостно сказал Коль, но в его глазах застыла тоска. Он прекрасно видел, что мы не успеваем.

 

Если праматерь лично садила гиквои так, чтобы между ними был один перелёт, почему она не сделала так, чтобы его хватало с запасом? Почему каждый год мы недосчитываемся одной, а то и двух семей не сумевших проделать трудный путь к зимовке и обратно?

 

Ветер стих совсем. Над такой близкой и такой недостижимой стеной гиквой начали подниматься белые дымы. Семьи сообщали о благополучном прилёте на стоянку. Лишь одно дерево, расположенное прямо перед нами, оставалось пустым. Это наше дерево и нам до него, похоже, не добраться.

 

Мы с матерью привычно опустились на колени и замерли. Коль молился полулёжа. Что ж, если праматерь способна нам помочь, то сейчас самое время. Не успеет Светило подняться в зенит, ветер сменится на южный, и нас начнёт сносить назад. Но прежде, чем мы долетим до места последней стоянки, у нас кончится топливо, и пузырь упадёт на землю. Ещё до заката саблерылы обнаружат нас, живых или мёртвых и разнесут наши останки на сотни шагов вокруг.

 

Мать перестала молиться, взяла котомку со своими вещами и принялась рыться в ней. Я ждал чего-то подобного и с надеждой наблюдал за её действиями. В детстве Коль все уши прожужжал мне рассказами про то, что наша мать - внучка самой известной ведуньи народа ветра. Я даже тогда ему до конца не верил, но надежда на чудо всё же теплилась в глубине души.

 

Она вытащила со дна котомки несколько мешочков. Долго смешивала травы в деревянной ступке, плеснула туда что-то из маленькой фиолетовой бутылочки, потом взяла щепотку получившейся смеси и бросила в огонь. Над жаровней взвился яркий столб пламени, разбрасывая искры во все стороны. Я даже испугался, не прожгут ли они многострадальный пузырь.

 

В корзину ударил порыв северного ветра. Он подхватил нас и понёс к стене гиквой впереди. На несколько мгновений мне показалось, что мы спасены. Но, увы, ветер дул не долго. Каждая щепоть волшебной смеси разгоняла воздух всего на несколько ударов сердца. Запасов маминых трав хватило лишь на половину пути к заветному дереву. А затем воздух снова остановился и задремал, прогреваясь в лучах ползущего к зениту Светила.

 

Неужели старая магия больше не действует? Или это мамины травы выдохлись от времени и утратили свои волшебные свойства? Глядя на пребывающую в отчаянии мать, я пожалел, что придуманный мной ветролов не может накапливать ветер. Его сила нам очень бы пригодилась.

 

Эта мысль застряла в голове, раздирая её подобно удачно пущенной стреле. В ней было здравое зерно. Точнее, намёк на него. Если ветер, ударяясь в лепестки ветролова, крутит ручку, то почему, крутя ручку, мы не можем создать ветер?

 

Поражённый идеей, я замер, обдумывая такую возможность, потом вскочил и начал собирать детали, прикреплённый к стенкам корзины. Мать с Колем молча наблюдали за мной.

 

Места в корзине было мало, поэтому барабан подъёмника я прикрепил к борту корзины, а колесо ветролова свесил наружу. Сначала следовало превратить его в ветродуй, а потом уже решать, как направить созданный им ветер на паруса и пузырь.

 

Вчерашние упражнения даром не прошли, угол, под которым следует наклонить лепестки, я нашёл практически сразу, больше времени ушло на то, чтобы настроить и зафиксировать под нужным углом их все. Закончив, я не смог отказать себе в удовольствии и раскрутил ветродуй изо всех сил. Воздух завыл, убегая прочь от корзины. Даже не проверяя, я чувствовал его мощь и напор.

 

- Мы сдвинулись с места, - сообщил Коль. В его голосе было скорее удивление, чем радость.

 

Я посмотрел вниз. Трава действительно выплывала из-под днища корзины, но двигалась она в неправильном направлении. Мы летели не туда, куда дул созданный мной ветер, а в обратную сторону.

 

На какое-то время я застыл в недоумении. Однако, стоило мне немного пораскинуть мозгами, как всё стало на свои места. Я вызвал силы, обратные магии обычного полёта. Мы не ловим ветер, а создаём его. Значит, и двигаться должны в обратном направлении. Не по ветру, а от него. Единственное что не давало покоя: почему нам не требовались паруса. С детства мне твердили, ветер должен наполнять паруса и толкать пузырь, чем больше площадь, тем быстрее полет. А тут… С другой стороны, на то она и настоящая магия, чтобы не быть понятной до конца. Почему светлячок светит, откуда дует ветер, как огонь наполняет пузырь? Незнание ответов на эти вопросы не мешает нам пользоваться перечисленными чудесами.

 

Я быстро переставил ветродуй на противоположный борт корзины и закрутил ручку со всей скоростью, на которую был способен. Корзина слегка отклонилась от создаваемого мной ветра. Мы, медленно набирая скорость, тронулись в сторону столь желанного дерева. Мать с Колем замерли, боясь спугнуть творящееся на их глазах колдовство.

 

Руки одервенели, дыхание сбилось, пот катился по лицу, но я не мог оторваться от ветродуя. Вот-вот поднимется южный ветер и нас отнесёт обратно в степь. Против мощи природы мой ветродуй, как гусеница против бронерога: раздавит и даже не заметит.

 

- Мы мимо летим, - раздался вдруг голос Коля.

 

Я бросил ручку и, сквозь марево и дым, стоящие над жаровней, посмотрел вперёд. Действительно, мы летели слегка правее нашего дерева и рисковали пройти в какой-нибудь паре десятков локтей от него. Я слегка повернул ветродуй в сторону сноса и снова завертел ручку. Вместо того, чтобы развернуть пузырь в нужную сторону, ветер закрутил корзину вокруг её оси. Управлять полётом на рукотворном ветре нам ещё предстояло научиться.

 

- Надо паруса ставить, - вернув ветродуй на место, сказал я.

 

- Давай, я покручу, - предложил Коль и запрыгал вдоль бортика.

 

Я двинулся направо, но вовремя остановился. Это в обычном полёте, чтобы повернуть налево, надо поднимать правый парус, а в обратном, скорее всего, действовать нужно левым. Сомневаясь в своей логике, я всё же расправил именно левый треугольник и замер, готовый в любой момент свернуть его. Пузырь задумчиво и нехотя повернул к дереву. Я тут же, не дожидаясь пока он станет на нужный курс, свернул парус и продолжил наблюдать за полётом. Ещё трижды мне пришлось ставить левый парус и один раз правый, прежде чем мы вошли в причальную брешь.

 

Правда, подошли к дереву мы несколько ниже, чем следовало, но эта проблема проста и легко решаема. Мать подбросила в жаровню двойную порцию отборных дров, и пузырь, проглотив язык огня и сноп искр, рванул корзину вверх. На причальную площадку мы зашли, как и положено, сверху.

 

Коль ловко набросил петлю на швартовочный крюк и начал подтягивать нас к ветке. Я накрыл жаровню крышкой и бросился ему на помощь. В считанные мгновения мы зафиксировали корзину на площадке. Пузырь для порядка потрепыхался немного и обмяк.

 

Мы справились.

 

Мать бросилась обнимать нас. По её лицу опять текли слёзы. Надеюсь, теперь она не будет говорить, что я занимаюсь всякой чепухой, вместо того, чтобы разучивать травник.

 

Напряжение, всё утро давившее на макушку, отступило. Мышцы разом утратили силу и сдулись, будто лишённый огня пузырь. Я вылез наружу и уселся на ветку, прислонившись спиной к корзине.

 

Светило едва перевалило зенит. Весь день впереди. Нужно сложить пузырь, распаковаться, осмотреть ближайшие ветки и начать сбор фруктов, но это всё потом. Сейчас – немного отдыха. Я его заслужил.

 

- Молодчина, - хлопнул меня по плечу Коль, перевалившись через бортик корзины. - Нарекаю тебя заклинателем ветра.

 

Улыбка растянула мои губы. Похвала брата заставила вспомнить о зимовке и вечерних кострах. Не у каждого будет такая захватывающая история. Нас станут слушать все, не только молодые девушки. Хорошая возможность высказать своё мнение старейшинам. Надеюсь, я смогу изменить их отношение к магии земли. У меня есть отличный пример, доказывающий её нужность. Кто знает, может быть, вскоре народ ветра перестанет считать людей земли жалкими червяками, и мы снова станем одним народом. Все от этого только выиграют. Наша магия опять станет могучей и всесильной, и мы сможем путешествовать на юг, не ожидая, когда подует северный ветер.