1

Глаза закрыты? Тогда почему они смотрят? Им больно. И вот, ещё один умер. Вон он, только что копошился и ворчал, но теперь от него осталась лишь кучка грязи. В ней отпечатались его страдания, так глубоко, что дождь не смоет их окончательно. Шлёп... Наросты на их иссушенных животах издают этот ужасный звук. Шлёп... Как мерзко. Их вытянутые головы покачиваются из стороны в сторону. Кажется, будто они танцуют, но это страшный танец. Ещё пару часов, и ножки одного из них надломятся, и он упадёт. Корни оплетут его, и Глубины заберут к себе. Но другие - они продолжат танцевать. Шлёп... Будто ладонью бьёшь по большому спящему слизняку. Звук кажется страшным, когда ты слышишь лишь это. Не видишь ничего, кроме ясности. Но где она? В чём она? В их заживо разлагающихся коричневых тельцах? Или где-то там, под складками кожи, что скрывают маленькие тёмные глазки с кровавыми колечками вокруг зрачков? Шлёп... Они всё танцуют. Обрубки гниющих рук вздрагивают от бессилия. Будь на них пальцы, они точно вцепились бы в свои уродливые шеи и прервали бы свои страдания. Но пальцев нет. Как нет и слабой надежды на то, чтобы не слышать этот отвратительный звук. Шлёп... Будь у них рты... о нет, они бы не кричали. Зачем? Всё равно корни рано или поздно заберут их. Те, кто выпадает из набухших, раздувшихся наростов, рождены, чтобы страдать, а после смерти питать ненавистные им Корни. Если бы кто-то захотел заглянуть в их на первый взгляд безразличные и ничего не выражающие мордочки, то прочитал бы в них столь же явственную, как явственно их уродство, мольбу: "Спасите нас". Но никто не смотрит. Откуда в них взяться тому, что вызовет жалость? В них, маленьких выродках, нелепых отпрысках бездны. Наверное, они и впрямь не заслуживают ничего, кроме долгой мучительной смерти. Или короткой полной страданий жизни? Шлёп... А они всё танцуют.

2

Коричневатая дымка густеет. Зачем они сбрасывают их? Какие-то люди стоят у расселины и всматриваются в Глубину. Один из них только что сбросил ещё одного в зияющую тёмную дыру. Его спутник обратился к нему по имени: "Содос". Но свет меркнет и... шлёп... В мешке уже копошатся новорождённые уродцы. Они урчат и ворчат. Трутся друг о друга, пошевеливая беспалыми ступнями, обвивают друг друга. Теперь и они похожи на уродливое корневое сплетение, запрятанное в самую глубину истёртого мешка. Но они не мертвы. Пока что нет. Запах воды, это... озеро? А теперь куда-то вверх. Люди поднимаются по спиральной лестнице, и сыростью уже не пахнет, но зато пахнет... дымом? Таким сладким и убаюкивающим, что боль уже не такая ясная, не такая... Чья-то рука хватает одно существо за другим и подносит к свету, тусклому и пугающему. Они не хотят здесь находиться, они хотят обратно, туда... Низкий человек стоит у длинного стола. Всё вокруг перепачкано молочно-белой жидкостью, и человек собирает её в небольшие сосуды, но зачем она ему? Неужели он и вправду думает, что это положит начало тому, чего он жаждет сильнее, чем всего остального? Глупец. Но его глаза выглядят точно так же, как и глаза тех, кого он разделывает, хотя для них есть еле ощутимое различие. Кровавые колечки блестят при свете старого фонаря. Железные корни замысловатого светильника оплетают слабый, никак не желающий потухнуть огонёк. Кажется, что и ему здесь не место. Кажется, что здесь должна быть лишь темнота, кромешная и беззвучная, но шлёп... Из-за ширмы доносится невнятный писк, смутно напоминающий отчаявшийся зов родителей, ему вторят другие. Слышится всплеск, и в воду падает очередное туловище, лишённое конечностей. Оно погружается в деревянное ведро, обитое железными кольцами, и на поверхность выплывают одиннадцать пузырьков воздуха. Но остальным не страшно, они неспешно кивают незрячими головами, когда очередное тельце скрывается в молочно-белой воде. Они всё танцуют, оплакивая умерщвлённых. Но почему этот человек приближается? Все семеро уже давно покоятся на столе, разодранные на куски, но он ещё не закончил. Почему он не закончил? В его руках отливает белым старинное лезвие. Он приближается, но зачем? Наверное, я тоже ксоот.

3

Набухший белый нарост выплюнул очередного ксоота. Но он был не похож на всех остальных. Складки, прикрывающие маленькие глазки, разгладились, но его глаза не выражали ни страдания, ни мольбы. В них была только злоба и ненависть. И будь у него пальцы на руках, он впился бы ими в горло тех, кто обрёк его на такую безрадостную судьбу. Но он не знал, кого винить. Человек был причиной его страданий или кто ещё, но его точно нет рядом. Поэтому ксоот смотрел на тех, что слонялись вокруг, в отчаянии дожидаясь смерти. "Я не хочу видеть всего этого". Ксоот заметил двух человек. Один из них пнул ксоота и отскочил. Ксоот стал убегать и вскоре скрылся из виду, после чего люди взвалили два мешка на плечи и потащили их куда-то. Они шли довольно долго, но так ни разу и не заметили светло-коричневого ксоота, крадущегося следом. Они достигли какого-то озера. Но ксоот не умел плавать, и лодки у него не было. А даже если бы и была, у него нет рук, чтобы грести вёслами. Ему пришлось плыть, перебирая скрюченными ножками в густой и вязкой воде. Он изо всех сил догонял лодку, скользящую по чёрному, утягивающему в глубину озеру. Лодка стукнулась о каменную лестницу, и ксоот на миг остановился. Он думал о том, стоит ли ему сопровождать тех двоих до самого конца, но ему нужно было кое-что рассказать тому человеку, что прислал их. Поэтому ксоот вылез на мелководье и притаился за старым, поросшим мхом валуном, торчащим из воды. Тех, что плыли в лодке, встретили какие-то люди. У них был недобрый вид, а у того, что шёл впереди, был ещё и фонарь, освещавший его морщинистое, неприятное лицо. Ксоот стал тихонько подниматься по спиральной лестнице, следуя за побрякивающим звоном ключей, привязанных к поясу человека с фонарём. Поднявшись на самый верх, двое с мешками ушли в глубь тёмного коридора. Другие же отстали и юркнули в узкий, ещё более тёмный проход в стене. За ними и увязался ксоот.

Там, куда они пришли, было сыро и пахло озёрной гнилью. В стенах были тонкие щели, в них еле различимо посвистывал прохладный ветерок, приносящий с собой запах рыбы. Ксоот вышел на свет, так чтобы его заметили те, за кем он пробрался сюда. Они уставились на него, а затем один из них попытался схватить ксоота, но скрипучий голос остановил его и приказал удалиться. Перед ксоотом стоял человек в шерстяной накидке, он с неподдельным любопытством разглядывал существо, но в его глазах не было удивления. Как будто человек и раньше видел ксоотов, но этот вызывал у него больший интерес. Ксоот осмотрел помещение. Длинный стол у стены, множество каких-то ширм и вёдер с молочно-белой водой. На полу стояла целая уйма ящиков, в которых виднелись изуродованные конечности ксоотов и их маленькие безглазые головы. Ксоот без удивления посмотрел на человека и попытался произнести что-то, но тот не сразу понял, что же существо пытается ему поведать. Наконец, ксоот смог выдавить из себя одно единственное слово: "Дитя". Уродец кивнул головой на нарост у себя на животе. Человек воззрился на ксоота, он не сразу понял, что имеется в виду. Но когда понял, был не удивлён, а... весьма рад.

4

После того, как ксоот побывал на озере, он возвратился обратно к Корням, но, на удивление, не умер, как остальные ксооты. Спустя долгое время к Корням пришёл какой-то черноволосый человек. Ксоот заметил его, но побоялся приблизиться. Человек брал в руки одного ксоота за другим, заглядывал в их мордочки и кричал: "Почему я один?" Он стал бить веткой по сплетениям возвышающихся над ним Корней, и вдруг наросты на них стали рваться. Из них выпадали ксооты, а молочно-белая жидкость проливалась на землю. Человек барахтался в ней, кричал и плакал. Ксоот видел это и набрался храбрости, чтобы подойти. Человек уставился на неприятное создание. Но уродец понимал, что происходит с этим человеком. Он удивился тому, что человек может чувствовать то же, что и ксооты. Создание приблизилось и произнесло: "Иди". Ксоот хотел сказать, что хочет пойти вместе с этим человеком, разделить его страдания, которые ощущает сам. Стать ему другом. Но человек почему-то разозлился. Он схватил ксоота за горло и поднял над землёй. В голове ксоота пронеслась мысль о том, что человек мог не расслышать то, что он сказал, поэтому попытался произнести то же самое снова. "Иди", - прозвучало сдавленно. Ксоот надеялся, что хотя бы теперь человек поймёт его, но человек почему-то закрыл глаза. Пальцы сжимали онемевшее горло ксоота, и он из последних сил попытался сказать одно единственное слово: "Иди". Вдруг человек засмеялся и сжал пальцы так сильно, что раздался хруст. "Иди", - пронеслось в голове у ксоота перед смертью.

_