Массивные мускулистые плавники ихтецелоса с глухим, почти беззвучным чавканьем опускались в илистую гущу, покрытую цветущими мхами. Шаг за шагом, они заставляли гладкое, склизкое от выделений брюхо скользить по топям хвощовых плавней. В насыщенном испарениями воздухе грузно и тяжело раздвигались многометровые чешуйчатые стволы. Древовидные хвощи трещали и ломались под напором, а затем смыкались в густые заросли, ещё долго раскачиваясь над пробитой в чащобе просекой. Глубокая борозда в вязкой гнилостной земле быстро заполнялась мутной водой. Над ней уже сгущалась клубящаяся зловонная дымка, пряча в плавнях огромную тень.

Рыба широко открывала рот, полный зубных пластинок, пытаясь втянуть в пересохшее горло немного влажного воздуха. Сухая чешуя посерела, покрывшись белёсым налетом селитры и высохшей болотной жижи. Несколько крупных клопов спрыгнули с ветвей на костистую голову ихтецелоса и нацелились жвалами в нежные участки кожицы вокруг глаз. Резким движением длинный шест, увенчанный метёлкой, сбросил мерзких насекомых с головы рыбы. Затем этот же шест из задеревенелого стебля хвоща опустил метелку в водянистую жижу под брюхом рыбины, пока та не напиталась влагой. И тут же взмыл вверх, чтобы протереть пересохшие лишенные век глаза ихтецелоса.

- Не пачкай! Куда тащишь грязь, сучонок! Дай сюда! - рослый мужчина вырвал шест с метёлкой из рук худосочного паренька и залепил тяжелый подзатыльник. - Воды с хвоста! Живо!

Мальчик бросился бежать по приплюснутой костистой голове к спине рыбы, мимо мужчины, и второго более рослого паренька, который длинным деревянным крюком, напрягаясь изо всех сил, придерживал открытой костяную жаберную створку ихтецелоса. Пробегая мимо старшего товарища, мальчишка увидел пульсирующую нежно-розовую мякоть жабр. Если позволить рыбине плотно закрыть обе створки, она может в любой момент нырнуть и зарыться на десяток метров в жирную скользкую илистую гущу, утаскивая за собой и наездников. Там она свернётся клубком, пока загустевшие склизкие выделения её брюха не превратятся в оболочку пузыря-капсулы, и уснёт на долгие годы. До следующего лунного прилива или пока не растают полярные льды.

Мальчишка схватил кожаное ведро с шипа спинного плавника. Хватаясь за веревку, протянутую между шипами, царапая в кровь и разрезая кожу на ладони об плавник, он пробежал по сухой шелестящей чешуе к хвосту, рискуя упасть в болото. Балансируя на извивающейся спине, мальчик закинул ведро в канаву, остающуюся следом позади ихтецелоса и, зачерпнув из неё относительно чистой воды, бросился бежать обратно к голове.

Мужчина вырвал ведро из рук мальчишки и брызнул водой на оба рыбьи глаза. Затем он обернулся к старшему парню, удерживавшему жаберную створку.

- Какого цвета?

- Ещё розовые. На краях темнеют.

Мужчина поднял глаза к чёрному, несмотря на день, небу, пытаясь через разрывы в мутном мареве облаков и туманных испарений разглядеть светила и их знаки.

- Пора поворачивать? - вновь подал голос парень с деревянным крюком.

Мужчина окинул взглядом окружающие дебри. И внезапно заметил огромную каменную башню, поднимавшуюся над верхушками хвощей. Её прежде не было видно из-за низких облаков. Она не походила ни на что, из прежде виденного. Серая, сложенная из отшлифованных гладких камней, не имела ни окон, ни дверей, ни балконов. Ничего, что свойственно старинным, облицованным алым кораллом, минаретам Миктлана. Не похожа и на циклопические каменные кольца Ултара. В сравнении с этой странной башней, гигантские стены Ултара казались широкими приземистыми валами.

Она выглядела такой древней, будто уже была бесконечно старой ещё во времена, когда владыки Ултара были юны. Мужчина не смог найти взглядом вершину, потерянную в густом средоточии плотных облаков, и попытался сглотнуть, но загустевшая слюна отказывалась протискиваться в горло.

- Понятия не имею, что это! Это не Ултар. Мы сбились из-за чёртовой дымки, - мужчина сплюнул с отвращением, поглядывая на башню. - Неба ни хрена не видно. Можно повернуть, чтобы не пересушить жабры. Хотя бы уберёмся подальше от этой.

Помощник вывернул голову над плечом и непроизвольно вскрикнул, увидев башню. Едва не выпустил из рук кормило, но мужчина вовремя ударил его кулаком по уху, приведя в чувства. Паренёк дёрнул головой и пробормотал:

- Может, это построили владыки или зрильцы? Я слышал, живущий в З'Рилье народ пожирает человеческие кости. Выедают живьём, так что человек не умирает. Просто превращается в амёбу. Ултарские владыки собирают со своих подданных налог первенцами, чтобы торговать людьми с З'Рилье.

Хозяин в раздражении махнул на помощника рукой.

- Плевать, кто построил. От неё смердит.

Привычно удерживая равновесие на шаткой качающейся поверхности, мужчина пробежался по голове ихтецелоса, оказавшись с левого бока, напротив помощника, и приладил свой крюк над плотно закрытой жаберной створкой.

- Готов?

Парень удобнее перехватил древко крюка-кормила.

- Да!

Помощник с силой надавил крюком, как рычагом, на жаберную крышку, заставляя её приоткрыться ещё сильнее. Рыбина резко повернулась, едва ли не падая на левый бок. Лишь бы грязь и болотная жижа не попали на нежно-розовые дуги. В этот момент паренёк просунул шест глубже и слегка уколол острым концом крюка нёбо рыбины. Та остановилась и спазматично захлопала ртом от боли. Паренек уколол нёбо ещё раз.

- Что там? - терял терпение мужчина. - Не елозь. Не член бабе суёшь. Коли в горло!

- Да, сейчас… Сейчас. Вот! Давай!

Рыба начала делать отрывистые движения ртом, словно пыталась что-то отрыгнуть. В этот момент обе её жаберные створки синхронно приоткрывались. Мужчина улучил момент и с силой вогнал кончик деревянного крюка под крышку.

- Есть. Пускай! - крикнул он помощнику, и тот в свою очередь выдернул палку, позволив жабрам с правого бока закрыться. Ихтецелос перевалился направо и несколько секунд тяжело дышал, всасывая ртом воздух в единственное легкое. А когда ему смочили водой глаза и обонятельные ноздри, медленно двинулся, нехотя перебирая плавниками в илистой жиже. Но на этот раз загребая по дуге в другую сторону. Ихтецелоса нельзя заставить идти ровно. Он двигается по прямой только когда обе его жаберные створки плотно закрыты. А в таком положении терпеть на своей спине людей он не намерен. Наездникам приходится прокладывать пути огромными дугами, намечая дорогу в плавнях по небесным светилам.

Освободившись от бремени вахты, старший из помощников пошатываясь двинулся к спинному плавнику, чтобы завалиться в подвешенный к костяным шипам гамак. Младший дёрнул его за край короткой штанины.

- Прим, хочу есть.

- Нечего.

- Хочу есть.

- Пойди, поймай что-нибудь.

- Хочу есть!

Старший отвесил мелкому звонкую оплеуху, так что мальчик упал и схватился за края чешуек, чтобы не свалиться в болото. Парень плюнул на младшего сверху и повторил:

- Иди, поймай что-нибудь.

Убедившись, что мальчик не собирается в ответ сделать какую-то мелкую пакость, парень расправил сетчатый мешок гамака и залез в него, прикрыв лицо от гнуса и мошкары платком.

Мальчик вытер рукавом плевок и уселся. Подождав несколько минут, пока из гамака не послышался храп, он тихо подполз к спящему и принялся грязными пальцами шарить в его вещах и пожитках. Злорадно ухмыляясь, он вытащил из тряпья две полоски, похожие на сушёное рыбье мясо, и сунул одну в рот. Но тут же выплюнул, отряхивая с языка слюну с мерзким привкусом прогорклого старого масла. Это оказались сальные пластинки, которыми старший смазывал обувь, и снасти. Мальчик натёр пластинками обветренные лицо и руки, сунул их себе за пазуху и начал посматривать на пожитки хозяина.

- Секунд! - не оборачиваясь рявкнул мужчина, обеими руками придерживая торчащую из-под жаберной створки жердь.

- Да, Хозяин? - отозвался мальчик.

- Убью.

- Да, Хозяин! - несколько секунд мальчик сидел молча, демонстративно отвернувшись от вещей господина, но долго не выдержал - Хозяин?

- Что?

- Хочу есть.

- Что сказал Прим?

Мальчик не отвечал.

- Я задал вопрос, Секунд, - спокойным ровным голосом произнёс мужчина. Мальчик посмотрел на его обтянутую сальной рубахой спину и жилистые длинные руки. Затем, перегнувшись через лобную пластину рыбьего черепа, на налитый кровью полумертвый глаз ихтецелоса и непрестанно раскрывающуюся пасть, полную острых, как осколки обсидиана, зубных пластинок. Сморщившись, он негромко произнёс:

- Прим сказал, чтобы я что-нибудь поймал.

- Ты забыл, где висит сеть? - мужчина обернулся через плечо, посмотрев на мальчика прищуренным глазом с пожелтевшим белком. Увидев, что мальчик неподвижно сидит на месте, мужчина сплюнул, и гаркнул.

- Секунд!

- Да, хозяин?

- Я хочу есть. Возьми чертову сеть и поймай что-нибудь, сучий выкидыш!

Мужчина прибавил ещё что-то непристойное и богохульное в конце, но мальчик уже не слушал, бросившись по чешуйчатой спине к узлу со снастями. Шепча проклятья, мальчишка распутывал узелки и расправлял невод. Привязав себя за талию к шипу спинного плавника, Секунд осторожно свесился с бока ихтецелоса и посмотрел на кишащую всякой мерзостью жижу под слизким брюхом рыбы.

Невнятного вида иглокожие твари и моллюски, не успевшие убраться с пути гиганта, бились в предсмертных судорогах, раздавленные чешуёй сухопутной рыбы. Их размозжённые тельца разрывали на куски всевозможные раки, черви, мокрицы и существа, для которых в человеческом языке ещё не было имен. Тех в свою очередь оплёвывали пищеварительным соком лишённые челюстей и зубов целокаты. Похожие на помесь червя с раком, в панцирях из хитиновых колец, опоясывающих змееобразные тела, они широким веером поливали едкой слюной беснующуюся кровожадную живность. Чтобы та начала гнить заживо, пока плоть не отвалится от раковин, костей и панцирей, разлагаясь на студенистую полужидкую кашицу, которую рако-черви смогли бы пить.

Мальчик с трудом успевал рассмотреть в месиве болотного планктона существ, которых можно было бы выпотрошить и, натирая солью, вялить под солнцем. Из-за большого количества целокатов в подлеске, вся мелкая живность вокруг выглядела как оживлённая некромантом полусгнившая плоть.

Секунд краем уха слышал, что в Ултаре и Миктлане сок целокатов используют для приготовления мясного желе. Но он не знал, как это делается. При взгляде на заживо распадающихся мокриц и миксин, создавалось ощущение, будто стоит от них откусить кусочек, как у тебя начнут гнить язык и щёки, пока ты сам не станешь жижей.

Внезапно мальчик увидел стайку похожих на миног существ. Они стремительно скользили в жидкой грязи хвощовых плавней, окружённые защитными пленками из слизи. Секунд понятия не имел, что это за твари, но выглядели они мясистыми и съедобными. Целая свора этих существ, извиваясь змеями и загребая ножками-ресничками, металась между стволами хвощей и обескураженными их повлением целокатами. В погоне за одной-единственной особью, они не замечали ничего вокруг себя. Похоже самцы загоняли самку, чтобы обрызгать её семенем.

Секунд смекнул, если изловить смердящую феромонами суку, весь остальной косяк он без труда поймает, приманив животных её запахом. У зверья плавней всё как у людей. Стоит им учуять молодую, готовую к спариванию самку, как отключаются всякие разумные инстинкты.

Раскрутив над головой грузила сети, как пращу, мальчик дождался момента, когда между ихтецелосом и убегающей тварью не окажется преград В тот же миг он метнул сеть, и та, бешено вращаясь, полетела прямо на кокон морской стрелы. Камни грузил сомкнулись и перекрутились между собой, запутывая края западни.

Почувствовав тяжесть и сопротивление, мальчик изо всех сил потянул верёвку на себя, выбирая её так быстро, как только мог, опасаясь, чтобы края тенет не распутались.

- Секунд! - внезапно окликнул мальчика чей-то мелодичный приятный голос. Парень крепко схватил сеть и оглянулся. Голос не походил ни на Хозяина, ни на Прима. Мальчик даже не мог точно определить, был ли он мужским или женским. Он просто воспринимал его как «приятный».

- Секунд! - вновь кто-то позвал паренька, и на этот раз ему показалось, что голосок исходит из клубка сетей.

- Спаси меня, Секунд!

Мальчик никогда не слышал от кого-либо, чтобы тварь, похожая на слизня или миногу, могла говорить или вообще издавать какие-то звуки. Он толком не разглядел, есть ли у неё рот. Всё ещё крепко сжимая склизкое змееобразное тельце в руке, Секунд другой рукой распутал край сети, чтобы посмотреть на головку существа и узнать, как оно говорит.

На месте головы у твари оказалось утолщение, похожее на пятиконечную морскую звезду с круглым отверстием посредине, через которое животное как дышало, так и питалось. Дыхало-рот окружал венчик гибких и жёстких щетинок с палец в длину, которыми тварь хватала пищу, а звездообразную голову окружала густая, как девичьи волосы, грива тонких чувствительных усиков. Вибрируя в плотном влажном воздухе, короткие и длинные щетинки, подобно струнам арфы, издавали приятные мелодичные звуки, непостижимым образом складывающиеся в слова человеческой речи. Из-за схожести гривы с волосами женщин и нежности голоса, мальчик уверился в том, что это самка.

- Что ты такое? - шепотом произнес Секунд, оглядываясь, не слышат ли его Прим или Хозяин. - Откуда знаешь моё имя? Ты можешь исполнить мое желание, если я тебя отпущу?

- Желание? Ах, как в сказках... О, да, маленький Секунд! Я исполню любое твоё желание, если ты меня спасёшь, - пропело существо струнами ресничек. - Только не отпускай обратно! Они охотятся за мной!

- А кто «Они»? - переспросил мальчик поглядывая на всё ещё преследовавшую их стайку морских стрел.

- Мои братья, - ответило существо отчетливо женским голосом. И Секунд так и не понял, что перемена в тембре произошла именно из-за того, что он начал считать неведомую тварь самкой. А меж тем она повернула головку к стае сородичей и вытянула длинные реснички, как будто могла ими смотреть вместо глаз.

- Ты хочешь есть? - полуутвердительно произнесла тварь. - И ты хотел выпотрошить, натереть солью и сожрать моих родственников?

Секунду на миг почудилось, будь у этой твари человеческий рот, она бы сейчас злорадно ухмылялась.

Некоторое время спустя мальчик приблизился к Хозяину, всё еще стоявшему на голове ихтецелоса с кормилом в руках. Мужчина скосил чёрный глаз на помощника.

- Добыл?

- Мясо! - произнес секунд, протягивая на вытянутых руках полоски полупрозрачной розоватой плоти, начавшей твердеть от обилия иссушавшей её соли. Хозяин прищурился с ощущением смутных подозрений. Хотя мальчик успел разделать тушки и нарезать их филейные части тонкими полосками, что-то невнятно знакомое, граничащее со смутным узнаванием, шевельнулось в пыльных уголках памяти. Он так и не смог понять, что именно, и на всякий случай приказал:

- Откуси.

Мальчик, выбрав самую тонкую полоску, ухватился за неё зубами и с усилием потянул, разрывая сырую плоть и с трудом перемалывая тугую жвачку. Несколько минут мальчик пережёвывал кусок, пока не смог его проглотить. И ещё какое-то время мужчина пристально смотрел на него, пытаясь угадать признаки отравления. Но мальчик выглядел здоровым.

- Плохо жуётся, - пожаловался Секунд, - его бы сварить. Можно зажечь в жаровне...

- Никакого огня на спине ихтецелоса! - жёстко перебил мальчика хозяин, и наступило долгое никем не прерываемое молчание. Мальчишка уполз к спинному плавнику рыбины, чтобы развесить на шипах полоски солёного мяса. А мужчина погрузился в раздумья, пытаясь выудить из глубины памяти те смутные тревоги, что шевельнулись на миг при виде незнакомой расчленённой дичи.

Через пару часов проснулся Прим и выполз из кокона гамака. Увидев на спинном плавнике ихтецелоса куски солонины, он тут же потянулся за ближайшим и попытался откусить. Мясо успело пропитаться солью и немного высохнуть, став жёстким. С большим трудом удавалось оторвать зубами кусок, а затем долго и муторно пережёвывать его, прежде чем комок получалось проглотить не поперхнувшись.

- Что это за дрянь? - спросил Прим, пытаясь выковырять из зубов жёсткие мясные волокна.

- Секунд поймал.

- Дерьмо... жаль нельзя сварить.

Прим распрямился и поднял голову, чтобы посмотреть, что делает его младший товарищ. Он увидел мальчика около хвоста ихтецелоса с целокатом в руках.

- Эй! Ты что делаешь! Брось его! - резко крикнул Прим, увидев опасную зверюгу в руках мальца. Мальчик быстро отшвырнул покрытую хитиновым панцирем змееподобную тварь. Но было заметно, что он испугался скорее внезапного крика. Прим быстро подошёл к Секунду шатающейся походкой рыбьих наездников, и увидел, что тот в маленьком горшке замочил полоску жесткой солонины желудочным соком целоката.

- Кретин, не смей это жрать. Ты сдохнешь, как предыдущий, - произнес Прим и попытался ногой отшвырнуть горшок прочь с чешуйчатой спины. Но Секунд успел схватить черепок раньше и резко поднять его над собой. Прим отшатнулся, чтобы на него не попали вызывающие гниение капли ядовито-едкого сока.

- Ну давай. Жри, выкидыш, - прошипел Прим и плюнул в горшок с мясом и целокатовым соком. Утерев рот, он развернулся и пошел к Хозяину, чтобы сменить его и позволить отдохнуть. Обернувшись ещё раз он увидел, как Секунд засыпает в горшок золу хвоща. Это удивило, заставив Прима остановиться и смотреть.

Над горшком поднялась густая пена и сизый дымок. Мальчик долил в емкость относительно чистой воды и, выудив мясо, и выплеснул ставший ненужным гашенный сок. Хорошо промыв ломти от золы и сока остатками воды, Секунд принялся споро откусывать большие куски и без видимых усилий пережёвывать ставшее нежным мясо.

Прим ждал, когда малец схватится за живот и рот, начав выть от боли, но тот спокойно продолжал есть, как ни в чем не бывало. Изумлённый Прим подошёл ближе и спросил:

- Умеешь использовать целокатовый сок? Кто научил?

- Умею, - по обыкновению коротко ответил Секунд, продолжая без перерыва рвать зубами кусок. Прим не решился отобрать у мальца маринованное мясо, предпочитая более надёжную жвачку из солонины. По крайней мере пока, чтобы понаблюдать, не случится ли чего с мальцом в ближайшее время.

Когда Прим отошёл достаточно далеко, Секунд подумал было предложить кусочек мяса новой подруге. Он на секунду задумался, прилично ли угощать кого-то, будь оно даже неведомой тварью, кусками плоти его собственных родственников. Но голос твари избавил его от сомнений и вопросов раньше, чем мальчик успел их произнести.

- Пока ты сыт, сыта и я.

Голос раздался в самой глубине его ушей. И тут мальчик ощутил, что тоненькие волосинки твари едва заметно проникли в его ушные раковины и касаются перепонок так, что произносимые тварью слова мог слышать только Секунд. Само же животное, пригревшись у мальчика за пазухой, распластало свою тушку по его груди, прилипнув к коже. Звездообразная головка, спрятавшись под мышкой левой руки, присосалась к коже, безболезненно, но глубоко вонзив в плоть короткие щетинки-челюсти ротового венчика. Ярко-алая кровь Секунда, пульсируя, омывала полупрозрачные розоватые внутренности существа.

- Тебе придётся есть за нас двоих, Секунд. Не бойся, и я исполню любое твоё желание. Люди глупы и неопытны. Ваши жизни коротки, и вы мало что успеваете узнать за отведённый срок. Я покажу тебе чудеса и научу многим знаниям. Я награжу тебя прекраснейшими драгоценными сокровищами. Слушай меня и подчиняйся. Я могу сделать тебя принцем. Ведь я — принцесса своего народа, а мой отец — великий царь над царствами земными и небесными, людскими и не человеческими.

Подёргивая в воздухе свободными ресничками, спрятанными в волосах Секунда, она спросила:

- Чую знакомый запах. Что вы везёте?

- Это сок из аккского дерева. Хозяин собирал его целый месяц в лесах Ульма. Там огромные заросли акки.

- В Миктлане из акки делают прекрасное вино, - шепнула тварь на ухо мальчику. Тот скривился в недоверии.

- От него же воняет дёгтем и канифолью! Глупость! Я слышал ултарцы из него варят некромантические зелья, чтобы оживлять полудохлых рабов на рудниках.

- А желудочный сок целоката заставляет плоть гнить, - насмешливо ответила тварь. - Глупость использовать его для маринада. Нет?

Мальчик смутился.

- Я научу тебя готовить нектар! Ты должен попробовать его как можно скорее. Возьми две части лунного камня. Обработай его соком целоката, и когда кислота сделает его рыхлым, истолки в ступке. Затем возьми три части древесного сока… Что ты стоишь, дурень? Скорее делай, что тебе велю, пока те двое не смотрят на нас!

- А если я не хочу пробовать этот нектар? - упёрся Секунд. Но щекотавшие внезапно пересохшее горло реснички-щупальца заставили его ощутить нестерпимую жажду.

- Хочешь, маленький Секунд. Просто ты об этом ещё не знаешь, потому что никогда не пробовал этого напитка.

Прим сменил Хозяина у кормила. Они вновь провернули ту болезненную операцию, что заставляла ихтецелоса синхронно открывать жаберные крышки. Теперь рыба, перевалившись на другой бок, начала описывать дугу в противоположном направлении. Хозяин отошёл к спинному плавнику и лежали увязанные в тюки вещи мужчины. Он извлёк медные транспортиры, астролябии и подвесы со свинцовыми гирьками, а также большую тонко выделанную шкуру редкого в этих землях млекопитающего. С трудом в вощенном дублёном пергаменте угадывалась снятая, как со свиньи, человеческая кожа, покрытая многочисленными вытатуированными замысловатыми значками и линиями, назначение которых знали немногие рыбьи всадники.

Ощупывая поверхность пергамента, Хозяин подумал, что надо бы перенести все эти татуировки на кожу Секунда, когда мальчик немного подрастет. В своё время он срезал эту карту со своего предыдущего помощника, когда тот подхватил в плавнях гнойную диарею. Что-то из того, что сожрал бедолага, заставило отмирать фрагменты его желудка и кишечника. Внутри образовывались многочисленные гнойники, постоянно прорывающиеся, из-за чего казалось, что больной испражняется гноем и сукровицей. Пришлось освежевать его, прикончив «ударом милосердия» и срезать карту вместе с кожей. Парень был жилист и худ, но на вкус его мясо оказалось неплохим. Окуренное серой от заразы, оно пахло тухлыми яйцами, но сдобренное солью и пряностями казалось достаточно приятным. Мясо млекопитающих в плавнях большая редкость и ценность, чтобы отдавать его целокатам.

Вместо погибшего Секунда пришлось взять в Ульме нового мелкого и бесполезного мальчишку, унаследовавшего имя и обязанности мертвого. Ульм, лежавший в плавнях под одноимённой звездой, был последним людским царством на границах Апогейных Созвездий. Прим просто подцепил крюком за шкирку зазевавшегося мальца, когда они уходили из доков. Если у мальчика и были родители, они не слишком заботились о бестолковом ребёнке, если позволяли тому шнырять с другими оборванцами возле доков рыбьих наездников. Пару дней мальчик плакал, просил отпустить его домой и звал маму. Увесистые зуботычины, розги, удары палкой по голове и голод со временем заставили его начать служить Хозяину и помогать Приму. Но он до сих пор всё ещё оставался бесполезным.

К западу от Ульма лежали города-твердыни под звездами Ултара и Миктлана. Царства древние, и хотя управляемые не человеческими царями, все же населенные преимущественно людьми. Однако всматриваясь в разрывы облаков над головой, Хозяин не видел ни красноватого, как налитый кровью рыбий глаз, Миктлана, ни холодного мертвенно-зеленоватого сияния Ултара. Вместо них и их созвездий очистившееся от туч небо усыпали чужие неведомые звезды. С трудом угадываемые на периферийных участках карты. Но страшило наездника даже не это. Его пугала доминирующая над всеми прочими светилами яркая звезда белого света.

Он никогда не видел ее своими глазами. Чем больше мужчина смотрел на призрачный, неестественно белый свет, тем больше он убеждался, что перед ним проклятая людьми, древними и богами полярная З'Рилье.

Это могло означать лишь одно. В тот последний раз, когда из-за противоестественно густого тумана, клубившегося над серой башней без дверей и окон, они потеряли ориентиры, ихтецелос по слишком крутой дуге завернул к северу. Хозяин торопился убраться подальше от проклятой башни, пока не случилась какая-то неожиданная мерзость. Он пренебрег направлением ради скорости. И теперь, вместо пурпурных минаретов Миктлана и циклопических каменных стен Ултара они медленно двигаются к полуночным землям иных богов. Землям, населенным чуждыми существами и демонами с далёкой звезды З'Рилье, окруженные рабами и созданными некромантией кадафами, среди которых встречаются как нелюди, так и люди, и их противоестественные гибриды.

Мужчину передёрнуло от отвращения. Он вспомнил, как однажды видел в Ултаре зрильских купцов. Они прибывали в город на чёрных галерах, как обычные люди, и возможно ими и являлись. Но носили на головах странные покрывала и рогатые тюрбаны, которые никогда не снимали и не позволяли никому видеть себя с непокрытой головой. Лишь нечеловеческим правителям Ултара, позволялось увидеть купцов и посланцев в их истинном обличье без широких струящихся как живая ртуть мантий и вычурных рогатых тюрбанов. Но всё же мужчина однажды увидел одного из зрильцев без тюрбана. И, вспоминая тот миг, рыбий всадник невольно возвращался в памяти к тем бледно-розовым полоскам солёного мяса, что принёс Секунд. Раз за разом он пытался понять, обоснованы ли его страхи, или это лишь игры отягощённого усталостью воображения.

Всё же мужчина облачился в грубо сработанные доспехи из кожи, кости и лакированного дерева. Опоясался ремнём с большим ножом в ножнах. Надел шлем, и в таком виде, подвесив над собой пращу, копьё и щит, уснул в гамаке. Он понадеялся, что за остаток дня и ночи, если не менять курс, ихтецелос развернётся по крутой дуге обратно на юг. И возможно, если по пути они никого не встретят, им удастся успешно достичь Ултара или Миктлана, не приближаясь более к ведьмовским руинам или строениям.

Во сне он видел чёрные корабли, подобно ихтецелосам ползущие скользким сальным брюхом по болотистой жиже плавней. Длинные шесты из одеревенелого хвоща тысячами ног толкали, словно бы сплавленные неведомой магией из рыбьих и животных костей, корабли. На палубах стояли похожие на людей купцы, укутанные в тяжёлые мантии и рогатые тюрбаны. Вот только нигде не было видно гребцов. Даже в тёмных провалах окон и уключин гребной палубы. Но вёсла-шесты продолжали выверенные волнообразные движения, напоминающие походку сороконожки. В том же тяжёлом сне он увидел, как спадает с одного из купцов сорванный порывом ветра тюрбан.

Мужчина, казалось, проснулся от собственного крика, но это кричал Прим. Он истошно звал своего господина и указывал рукой в направлении дебрей. В направлении, откуда на них стремительно надвигался другой ихтецелос, нёсший на спине полудюжину человеческих фигур в причудливых костяных доспехах. Вооружённые копьями, дротиками и неведомым оружием, названия и назначения которого не знали ни Хозяин, ни Прим, они не выглядели людьми которых стоит подпускать к себе ближе, чем на полёт камня из пращи.

- Хозяин, смотри! Их ихтецелос идёт прямо на нас! Не дугой, а по прямой. Они не пользуются крюками-кормилами!

- Им и не нужно! - буркнул мужчина, выбираясь из гамака, вешая на себя оружие и хватая деревянный крюк.

- Люди? - с неподдельным испугом спросил Прим, - им служат люди, как в Ултаре?

- Возможно. Некоторые из них. Попытаемся уйти. Тяни кормило на себя, задай крутую дугу. И по команде меняемся. Давай! Где Секунд? Секунд, сучёнок, ко мне! Быстро!

Прим навалился на кормило, и рыбина резко забрала на бок, беззвучно крича от нестерпимой боли, причиняемой её жабрам крюком. Всех на спине ихтецелоса сильно тряхнуло. Мальчик Секунд показался из-за вороха сетей и мешков на спинном плавнике. Боясь свалиться на крутом вираже, он на четвереньках, как лягушка, подполз к хозяину. Мужчина схватил его за шкирку и рывком поставил на ноги. В следующий миг он всучил Секунду деревянный крюк кормила.

- Мне нужны обе руки, - произнёс Хозяин, расправляя стропы пращи и надевая петлю на указательный палец. - Сегодня левым кормчим станешь ты. Видел, что мы делаем с Примом? Ты смотрел на нас почти месяц. Готовься и делай всё по команде.

- А если не смогу?

- Умрёшь.

- А как вы?

- Мне все равно. Я тоже умру. Скорее всего.

Секунд густо покраснел и покрылся испаренной, сжимая в руках слишком тяжёлое для его рук кормило. На лбу вздулась синюшная пульсирующая вена. В ушах он слышал, стук собственной крови, и успокаивающий голос твари. Она пела ему мелодию, от которой дыхание становилось ровнее, сердце билось тише, и паника отступала. Её струны звенели, складывая звуки в человеческие слова, нашептывали советы и обещания помочь, направить руку, если потребуется. Мальчик замечал, что по мере того, как её нити глубже проникают в его плоть, оплетая позвоночник и основание головного мозга, его собственное восприятие и видение меняется. Он лучше ощущал своё тело и окружающую реальность, острее видел и осязал. Мышцы рук и спины почувствовали рефлексы отточенных умений и навыков, которым они никогда не обучались, например, управлению ихтецелосом с помощью крюка-кормила. Он не противился. Напротив, если бы мог, то всецело отдал бы новоприобретённой подруге в пользование всё свое тело, лишь бы избавиться от возложенного на него бремени.

- Я готов, - произнёс Секунд, глубоко вздохнув и встав на дугу рыбьего черепа над жаберной створкой, уперев в её щель остриё деревянного крюка. Ихтецелос стремительно разворачивался к югу, и когда Хозяин увидел преследователей с другого бока, он пустил в них свистящий керамический снаряд из пращи и резко выкрикнул:

- Смена!

Прим с силой уколол нёбо рыбы остриём крюка, заставив её закашляться и открыть обе жаберные створки. Секунд немедленно вогнал свой крюк под крышку, крикнув товарищу:

- Готово! Пускай! - и сам тут же всем телом навалился на кормило. Ихтецелос, прежде изогнутый в дугу, резко распрямился, ударив хвостом по стволам хвощей и болотной жижи, и выгнулся в другую сторону. Благодаря такому манёвру, рыба прыгнула с места, оттолкнувшись всеми мускулами огромного хвоста.

- Так сможем оторваться! - крикнул Хозяин, пытаясь перекричать хруст и грохот ломаемых хвощей. Наложив в пяту пращи следующий снаряд, он с сожалением отметил, что никто из полудюжины преследователей не свалился с рыбьей головы. Людей эта свистулька часто пугает, заставляя инстинктивно пытаться уклониться и потерять равновесие. Но зрильцы проигнорировали её. Решив попытаться выбить глаз их рыбине, Хозяин вложил на пяту свинцовую пулю и прикинул нынешнее расстояние до преследователей.

- Готовьтесь повторить прыжок! По команде...

- Хозяин! - Прим указал острием кормила немного в сторону от движения ихтецелоса. Мужчина, проследив по направлению взглядом, заметил еще одну темную тень, двигавшуюся параллельно их рыбине. Что-то массивное, чёрное, с плоской спиной. Это не ихтецелос. Вскоре, через хлюпанье болотной жижи и треск ломаемых хвощей, он различил ритмичные звуки вёсел-шестов. Если Прим и Секунд сейчас заставят рыбу прыгнуть, то они угодят под таран зрильской галеры. А если попытаются увернуться от неё, их со спины догонят рыбьи всадники.

- Хозяин? - ожидая команды спросил Прим. Мужчина со злостью скомкал пращу и бросил её на дно снарядной сумки. Закинув за спину щит, он сплюнул и произнес:

- Прими у Секунда кормило и держи курс пологой дугой. Секунд, подними над плавником торговое знамя.

Словно нехотя, медленно и неуклюже помощники повиновались. Прим взял управление ихтецелосом, а Секунд побежал рыться в рухляди в поисках нужной тряпки. Наконец он выудил грязный широкий прямоугольный лоскут ткани с выведенными на нём бурыми кляксами символом Апогейных Созвездий. Двенадцать звёзд человеческих государств и пять звёзд нечеловеческих. Но полярной звезды З'Рилье среди них не было. Всё же, Хозяин надеялся, что этот символ окажется знаком его преследователям. Они ведь приплывали в Ултар на черных галерах, чтобы торговать.

Очень скоро замедлившегося ихтецелоса нагнала преследовавшая рыба. Черная галера всё ещё маячила впереди не приближаясь, но готовая перехватить беглецов. Когда головы обеих рыбин поравнялись друг с другом, люди увидели перед собой не только сходные с человеком фигуры в диковинных доспехах из кости и хитина. Хозяин, Прим и Секунд сразу же разглядели восемь или девять студенистых телец, лучами расходившимися от глаза зрильского ихтецелоса. Они присосались в единственном месте, где бронированная костяная голова была достаточно мягкой — вокруг лишённых век глаз. Тут же они вонзили в плоть рыбы свои длинные волокнистые нити доставая ими вдоль зрительного нерва до мозга.

- Вот как они правят рыбой без кормил, - тихо произнёс Хозяин.

Прим перекосил рот в отвращении, представив, как нити-щупальца проникают в рыбий мозг. Секунду пришлось удивление и отвращение старательно изображать. Хотя он никогда не видел таких мерзостей прежде, это не стало для него сюрпризом. Словно бы мальчик знал об этом уже очень давно. Так давно, что это было ещё до его рождения. Он даже не находил такой способ мерзостным. Во всяком случае, он не более отвратителен, чем варварское садистское издевательство над рыбой с помощью нестерпимой боли, причиняемой крюком-кормилом.

Один из зрильцев поднял руку без оружия, демонстрируя желание говорить. На нём был пластинчатый панцирь, в достаточной мере повторяющий очертания человеческого тела, чтобы предположить, что под ним человек. Но высокий закрытый шлем с глухим забралом вызывал сомнения и опасения.

Хозяин, нарочито стоя под торговым знаменем, словно ища в его тени защиты, снял шлем, обнажив голову и демонстрируя лицо.

- Я рыбий всадник! - начал он, - Хозяин Ихтецелоса. Направляюсь в Миктлан, чтобы торговать.

- Чей ты раб? - перебил его глухой, искажённый из-за шлема голос зрильца.

- Я слуга владык Ултара, - не колеблясь соврал Хозяин, хотя не был ничьим подданным. И даже звался Хозяином, потому что на спине своего ихтецелоса являлся полноправным сувереном. Всё же, зрильцы приплывали в Ултар торговать. Возможно они пощадят тех, над кем простёрли свою длань Древние Владыки.

- Что вы везёте в Миктлан? - вновь спросил голос из-под костяного шлема.

- Сурьму, камедь, лунный камень и сок аккского дерева. Я позволю вам взглянуть на мои товары, если вы пожелаете.

- Пожелаем…

Из полудюжины вышли две безмолвные фигуры и, перепрыгнув с головы на голову ихтецелоса, двинулись к увязанным у плавника тюкам. Быстро осмотрев грузы и товары, один из них издал мелодичный звук, подобный перебору струн арфы на фоне монотонного гудения. Совершенно невозможный для людских языка и рта, но, очевидно, складывающийся в недоступные пониманию человека слова. И всё же, маленький Секунд, прятавшийся за спиной Хозяина, смог понять эти слова. Зрильский воин говорил своему вождю:

- Тут действительно сурьма, камедь, лунный камень и древесный сок. Но ни на одном тюке нет печати и пломбы Древнейших Владык Ултара. И в Ултаре не добывают ни Сурьмы, ни Камеди. И уж точно там никогда не росло Аккское дерево, хотя ултарцы и используют его сок для некромантии. Они идут из Ульма.

Тем же вибрирующим гудением предводитель зрильцев спросил:

- Есть ли следы «твари» или охоты?

Помедлив, осматривая поклажу, воин принюхался, и вынул из одного тюка полоску вяленого бледно-розового мяса.

- Есть следы охоты. Их убили, выпотрошили и частично съели.

- А «тварь»?

- Не могу сказать. Её запах есть. Но он и на останках охотников.

Помедлив, словно что-то обдумывая, предводитель зрильцев повернул личину шлема к Хозяину и спросил человеческим языком:

- Если ты раб владык Ултара, ты знаком с «налогом первенцев»?

И хотя Хозяин не знал подробностей, он всё же кивнул в знак согласия.

- Краем уха. Поговаривали, что каждый человек, живущий в Ултаре, обязан вступить в брак с тем, на кого ему укажут Владыки. А рождённого от такого союза первенца забирают в Запредельный Город за кольцом стен, где обитают сами Владыки. Одни говорят, что первенцы служат Владыкам. Другие говорят, что их продают как мясной скот в З'Рилье.

- Хорошо, - произнес зрилец, - значит тебя не напугает это.

Он снял высокий шлем. Хозяин стоял молча, не двигаясь. Хотя кожа его похолодела, а мышцы в уголках глаз задергались. Он примерно представлял, чего ждать, так как видел зрильских купцов в Ултаре, и кое-что уже знал о них. Но такое... Это было трудно даже для него. Прим вскрикнул и отвернулся, зажмурившись в отвращении.

Секунду было плохо видно из-за спины Хозяина, но он всё же попытался в истерике закричать и убежать. Однако с нарастающим ужасом понял, что не может сдвинуться с места или открыть рта. Он подумал было, что его парализовало ужасом. Но тут же с удивлением отмечал собственное ровное сердцебиение и спокойное дыхание. Будто не он стоит с торговым знаменем за спиной Хозяина, кто-то иной. А Секунд всего лишь наблюдает.

- Да, - протянул зрилец, обнажив в улыбке человеческие зубы, - ты и твой младший раб действительно Ултарцы, в отличие от того раба. Он не смог вынести вида «Ултарского Первенца».

Человеческие глаза вытянулись в сторону Прима на длинных тонких стеблях. Но не из глазниц. Их попросту не было. От черепа у «Первенца» остались лишь нижняя и верхняя челюсть с остатками скул, и огрызок теменной кости. Все прочие кости были выедены до самого мозга сонмом слизких, полупрозрачных розоватых существ с пышными гривами, непрестанно шевелящимися, похожими на человеческие волосы. Сквозь полупрозрачные тельца и просветы между гудящими нитями виднелись остатки частично выеденного мозга. Хотя большая его часть сохранилась, и можно было предположить, что человеческое сознание всё ещё существует где-то там среди десятка чуждых. Впрочем, у некоторых существ, сидящих на полусъеденном человеческом мозгу, уже атрофировались рот, челюсти и голова. Они настолько плотно вросли в носителя, что не могли отделиться и существовать без него, став скорее частью его мозга, заменяя собой утраченные фрагменты.

- Я всё ещё человек, - скалясь улыбкой упыря, проговорил Зрилец, обводя рукой остатки собственной головы, - несмотря на мой вид и это всё! Человеческая плоть слаба. Жизнь коротка. Мозг глуп. Но наши тела хорошо приспособлены для различной работы и создания всевозможных инструментов. Народ, прилетевший со звезды З'Рилье, имеет менее удобные для ремесла тела, но они живут долго, очень мудры и искусны. Некоторые из них помнят и Старцев, и даже Древних Богов. Они стали частью меня, а я стал частью их. Они выедали отмирающие и больные фрагменты моего тела, заменяя своими телами утраченные части и органы. Я прожил гораздо дольше, чем любой из людей, стал наполовину зрильцем, но... я всё равно остаюсь собой, как и каждый зрилец, вступивший в брак со мной, остёется существом З'Рилье...

Тут он помолчал, оглядывая людей, не только человеческими глазами, но и сотнями зрильских глаз на кончиках ресничек-щупалец.

- Однако нам повстречалось существо, которое... Которое не является ни З'Рилье, ни человеком. Мерзкое существо. Отвратительная бестелесная тварь, которой не должно существовать в природе. В последний раз, когда её видели, она находилась в теле З'Рилье. Она что угодно, но не одна из нас. И уж точно, не человек, и не один из Древних Владык. Она — мерзость! Скверна. Она...

- Одна из бестелесных тварей, что похоронены в подземельях серых башен? - перебил его Хозяин.

- Да. Каменные башни без окон и дверей, поднимающиеся выше облаков. Там их похоронили те, кто правил плавнями задолго до того, как сюда пришли Древние Владыки. Говорят, там, под этими башнями когда-то лежали их города, ныне полные призраков. В них они и были заключены. До недавнего времени. Но теперь одна из богомерзких тварей нашла способ сбежать и бродит среди нас. Мы обязаны её уничтожить до того, как она вернётся к одной из башен и расскажет своим сородичам, как ей удалось вырваться. Иначе завтра, мы можем перестать быть собой. Наши разумы, сознания и души пожрут, а в телах поселятся чужаки.

- И чего же вы хотите от нас? Мы не видели никого уже очень много времени.

- Видели. Их выпотрошенные тела, натёртые солью и перцем, висят нанизанные на нитку вон там. Я думаю, это сделала «Тварь». Если ты ещё человек, согласишься ли мне помочь?

Хозяин покрылся испаренной, хотя его щёки оставались бледны как воск.

- Соглашусь... иначе я умру.

- Верно, - кивнул зрилец.

- Но не умру ли я и в случае согласия?

Глаза Хозяина сузились. Его левая рука уже давно невзначай касалась пояса над ножнами с кинжалом. А предводитель Зрильцев стоял достаточно близко и без шлема. Можно метнуть нож прямо в розоватый просвечивающий мозг, незащищенный более костяным черепом. Убьёт ли его это? Или слизкие твари будут поддерживать в нём противоестественную жизнь даже при таких ранениях? Однако зрилец не проявлял попыток выхватить свой длинный костяной клинок из ножен. Вместо этого он подал знак остальным, и они тоже сняли шлемы, обнажая совсем человеческие, ещё не пораженные порчей лица, либо изуродованные в разной степени.

Хозяин движением плеча скинул со спины щит, перехватив его за рукоять и выставив перед собой, второй рукой попытался достать кинжал и попятился. Но забыв о Секунде, так и продолжавшем стоять с торговым знаменем, Хозяин споткнулся об него и, изрыгая богохульства, опрокинулся на спину.

Меж тем в воздухе раздалось густое дребезжащее гудение. Длинные «волосы» зрильцев, встали дыбом и мелко задрожали, наполняя воздух вибрациями. Секунд черпая знания откуда-то из глубин памяти своей подруги-паразита, понял, что зрильцы не желали касаться рукоятей мечей, и даже пожертвовали безопасностью, сняв шлемы, чтобы применить самое изощрённое оружие, какое было им доступно.

Среди адского гудения и какофонии многочастотных колебаний началась древняя песня, входившая в резонанс с материей. Оба ихтецелоса в агонии забили хвостами и плавниками, открывая рты в беззвучном крике, полном нестерпимой боли. Секунд видел, как под воздействием «песни» костяной череп рыбы деформируется, покрываясь острыми наростами. Зрильцы нащупывали резонанс с костью другого существа.

Внезапно один из них, тот, кто более других сохранил в целости свою человеческую голову, упал на колени и, схватившись руками за лицо, истошно закричал человеческими ртом и языком. Из его носа и глазниц обильно пошла кровь, а кожа на голове лопалась под напором деформирующегося черепа. В тот же миг нестерпимую адскую боль почувствовали и Хозяин, и Прим, и Секунд. Словно их собственный череп начал превращаться в костяные иглы, тянущиеся наружу, разрывая кожу и мышцы головы и лица, и внутрь, угрожая искалечить мозг.

Но в тот миг, когда боль достигла своего апогея, Секунд внезапно ощутил невероятное облегчение. Боль моментально исчезла. И мальчик словно бы увидел самого себя со стороны. Он видел собственное лицо, перекошенное от боли, руки с побелевшими костяшками, впившиеся в древко торгового флага. Видел, будто снизу, постепенно удаляясь, словно падая с высоты. И внезапно, Секунд почувствовал, как ударился мясистым тельцем об костяную голову ихтецелоса.

Совершенно не понимая, что произошло, он ощутил цепкие пальцы одного из зрильцев, схвативших его студенистое туловище под основанием похожей на звезду пятиконечной головки. Секунд хотел крикнуть, но внезапно понял, что ему нечем кричать. Он бешено забился в истерике, извиваясь как угорь или минога, дёргая и вибрируя на сверхвысоких частотах усиками. Но раньше, чем Секунд осознал, что может сложить звуки усиков в слова человеческой речи, и объявить всем, что это он — Секунд, а не тот, кто стоит в его теле. Что произошло что-то страшное и непонятное. Второй зрильский воин схватил его за усики, стянув их в тугой пучок, и резко ударил по ним лезвием ножа. В тот же миг Секунд остался глух, слеп и нем, запертый в незнакомом месте, полном неясных невыразимых ощущений и совершенно неизвестных ему ранее всевозможных форм боли.

- Вот так! - самодовольно произнес предводитель зрильцев, поднимая над собой ещё живое тельце с отсеченными усиками, - теперь эта мерзость не сможет нам навредить. Мы заберем её.

Затем посмотрев на одного из своих подчиненных и троих рыбьих всадников, с трудом приходящих в себя после воздействия песни, он криво усмехнулся и сказал тоном, каким привык отдавать приказы.

- Этих пока не убивать. Отправить на карантин в трюм галеры. Понаблюдаем. Мало вероятно, но вдруг она умеет переносить сознание в чужие тела.

- Стоит ли с ними возиться? - спросил один из воинов, кивнув на миногу в руках предводителя, - Тварь все равно у нас. По ее поведению очевидно что это не зрилец. Если нужно перестраховаться, просто убьем их.

Предводитель минуту молчал, с минуту советуясь в мыслях с каждым из своих разумных паразитов. Наконец он махнул рукой.

- В карантин. Хуже не будет.

Воины двинулись на людей, дабы исполнить волю предводителя.

- А ихтецелос? - спросил человеческим языком один из воинов, внезапно остановившись позади товарищей.

- Заберем товары и отпустим бедное животное. Оно слишком измучено садистскими методами людей.

- Но… может стоить убить его?

Предводитель посмотрел на своего подчиненного парой человеческих глаз, вытянутых на длинных ростках и тысячей зрильских на кончиках щупалец. Его человеческий рот расплылся в снисходительной улыбке.

- Мозг ихтецелоса слишком примитивен. Даже если тварь из башни каким-то неведомым колдовством попыталась спрятать своё сознание в нем, то теперь она страдает слабоумием и не может покинуть тюрьму животного тела. Отпустите бедную рыбу. А людей… людей свяжите, пока они не очнулись, и бросьте в трюм галеры на карантин. Их мозг хоть и достаточно развит, но тела остаются такой же животной тюрьмой. Может предосторожность излишняя, но... Эй! Что там ещё?

Его отвлек внезапный шум и крики. Самый младший из людей пришёл в сознание на удивление быстрее остальных. Мальчик оттолкнул ближайшего зрильца древком торгового флага и выхватил кинжал из рук своего Холяина.

- Не подходите! - кричал юнец. - Я не хочу становиться таким как вы! Не подходите! Нет!

Не дожидаясь, пока его схватят зрильцы, малец вонзил кинжал себе под ребра, и поперхнувшись от пошедшей горлом крови, свалился с ихтецелоса в болото.

- Нам найти его? - с сомнением в голосе спросил один из воинов.

Предводитель надел шлем и покачал головой.

- Он проткнул себе сердце. Люди без помощи З'Рилье с такими ранами не живут. Оставьте целокатам.

Вскоре зрильцы унесли оставшихся в живых людей и товары на галеру, а ихтецелоса освободили от сбруи, позволив ему зарыться глубоко во влажную грязь болота. На борту галеры зрильские воины и корабельщики рассматривали и пересчитывали доставшиеся им трофеи. Грубые вещи людской работы они без жалости выбрасывали за борт. Один из них уже собирался швырнуть в топь лепной глиняный горшок, когда один из корабельщиков в рогатом тюрбане остановил его руку.

- Подожди! Ты не чувствуешь запах?

Воин поднес горшок к лицу и принюхался.

- Пахнет смолой, канифолью. Сок аккского дерева, и… Пережженный лунный камень. Эликсир некромантов для гальванизации!

Воин оттолкнул с дороги моряка в мантии, кинувшись на корму к рулевому.

- Разворачивай! Скорее разворачивай к Серой Башне! Мертвый мальчишка! Он…

Но крик зрильца потонул в грохоте и разрывах молний. Далеко за кормой чёрной галеры извергалась вершина древней башни. Вязкий поток черноты, сжиженной до состояния густой слизи, струями стекал с вершины. Живой и ненавидящей, бесформенной и полу-материальный, непрерывно мутирующей и изменяющейся.

Сорвав с пояса и приложив к глазам полемоскоп, зрилец увидел на вершине башни размытый силуэт рядом с открытыми снаружи железными ставнями. Воскрешённый на время труп, став не нужным, обмяк безвольной куклой, пока чудовище возвращалось на поверхность в собственном теле.