Воин и Страж

Целый день посреди городской площади полыхал наспех сколоченный крест. К вечеру, когда жители начали разбредаться по норам, дымящийся остов потушили, засыпали землю вокруг песком. А распятое тело так и оставили: побоялись и побрезговали, да и не сняли бы: огонь утих, но тяжелые, покрытые копотью латы сожженного до сих пор источали жар. Решили: пусть болтается до утра, чужаков отпугивает.

Блеклая луна, как пятно катаракты, вылезла на небесном зрачке. Изредка болезненный луч пробивал нависшие тучи, падал вниз, скользил вдоль брусчатки, вырывал из сумрака шпиль ветхой ратуши и рассеивался у распятья, где недавно вершили казнь.

В той ночи он повстречал двоих.

Пара сгорбленных фигур перебежками-перекатами двигалась из тени в тень, стараясь не угодить в лунный блик. Достигнув пепелища, одна из фигур, повыше и посмелее, выпрямилась, сняла с головы капюшон и взглянула на висящий труп.

– Я точно знаю - ты здесь. Я – Мышь, последняя из семейства пророчицы, приказываю тебе ответить, - в спутанных волосах звякнули бубенцы. Луна на миг высветила – не лицо, вытянутую морду получеловека – полуживотного. Большие глаза смотрели с напряжением. Кривой шрам, спускавшийся от правой брови к переносице, налился кровью и вздулся, словно готовый лопнуть фурункул. Не считая отметины, кожа у существа была гладкой, как у юной девушки. Нос шевелился: то ли она принюхивалась, то ли так пыталась скрыть волнение.

Растревоженная голосами, с покосившейся крыши, метнулась вверх косматая тень. Эхо вороньего карканья с грохотом тарантаса прокатилось по тишине пустой площади.

- Давай уйдем … страшно до смерти… - пискнул кто-то, прятавшийся за спиной говорившей, и потянул ту за подол.

Мышь фыркнула и продолжила, выплевывая громко, словно глашатай на площади, каждое слово:

- Я знаю, кто ты и что ты ищешь. Если я помогу - ты заплатишь цену, которую я сама назначу.

Молчание.

- Отвечай! - упрямо воскликнула Мышь, - Так заведено: моя семья из поколения в поколение сохраняет память о людях, живших до нас. И о Рыцарях, которых вызвал из могилы Пепельный Король, чтоб они исполнили свой долг перед ним. Ни смерть, ни время не отменит данного обета. Никто, кроме Рыцарей, не подчиняется Пепельному Королю, но мы-то, дети пророчицы, знаем, что ради освобождения Синего Камня Рыцарь послужит и нам.

Она вытянула вперед странную руку: от обрубка выше локтя тянулись пять полых трубок, образовывали пластину, напоминавшую человеческую кисть, и затем расходились снова. Ржавые прутья-пальцы сжимали массивные щипцы.

- Я обрежу проволоку, а ты поклянешься, что выполнишь наше желание, - подытожила Мышь. Концы щипцов, как зубастые челюсти, клацнули в воздухе.

В тишине что-то скрипнуло, грудь висящего едва уловимо дрогнула. Голову скрывал шлем - девчонка не поймала кривой ухмылки, расколовшей, словно трещина сухую глину, давно истлевшие губы мертвеца, но сквозь щель открытого забрала увидела, как злобно сверкнули два глаза-угля, плавающих в синеватом мареве. Покойник ожил и захохотал.

"Смех – и только!" – подумал Рыцарь с презрением.

- С чего глупая тварь решила, будто мне нужна помощь? – зашелестел голос, - Я мертв тысячу лет, тело мое выжрали черви, кости рассыпались в прах, сердце оплавилось - я больше не чувствую внутри человеческого. Но во мне до сих пор жива древняя Сила. Отребью с вилами и топорами наперевес, плахе и виселице меня не остановить, а уж в помощи мелкой хищницы я и вовсе не нуждаюсь. Убирайся вон!

В подтверждение слов он сжал кулаки, и колючая проволока, накрученная на запястья, лопнула, как прогнившая нить. Мышь, не моргая, продолжала наблюдать за Рыцарем.

- Я - Мышь, последняя из рода пророчицы, - повторила она и сглотнула ком в горле, - Ты – мертвый Рыцарь. А Камню нужен человек из живой плоти и крови.

Она резко обернулась, ухватила стоявшего позади за шиворот и, вытолкнув в круг света, сорвала и с него капюшон.

- Посмотри, кого я привела!

Рыцарь замер, вглядываясь в лицо мальчика, в страхе пригнувшегося к земле. Тот дрожал, как лист на ветру. Чумазый, ободранный, череп в проплешинах – ни дать ни взять, жалкий головастик. Но вокруг мальчика мерцали невидимые никому, кроме Рыцаря, синие языки пламени, настолько яркие, что Рыцарь невольно прищурился и выставил перед собой ладонь, чувствуя, как раскаляется докрасна металл, скрывавший его лицо.

"Человек!", - в груди Рыцаря что-то завибрировало и треснуло, словно разбитое зеркало.

- Я заберу его, - тихо, но повелительно, зашипел Рыцарь, - Если для этого мне придется свернуть шею выскочке вроде тебя - что ж, не велика задача. Оторву голову, глазом даже не моргну.

На решительном лице девушки мелькнула улыбка. Теперь настала ее очередь смеяться.

- Он заражен, - она победоносно сдернула плащ с плеча мальчика и обнажила плечо, изъеденное бурой коростой. – Снаружи и внутри: его легкие грызет Лучистая болезнь, и без моего зелья он не доживет и до утра.

Мальчик, как по приказу, судорожно задышал, согнулся в приступе лающего кашля и выплюнул кусок красно-коричневой слизи.

Рыцарь поморщился от разочарования. Лучистая, значит…Новая хворь, что хуже старых двух. Он уже замечал пятна, издали похожие на засохшую грязь, у многих, с кем пересекался его путь. Рыцарь, хоть и не понимал сущности и причин, уже уяснил, что племя полулюдей, если и умирало от этой заразы, то медленно – раны загнивали десятилетиями, не причиняя серьезного вреда, но вот человеческую плоть она, как червь – спелое яблоко, сгрызала шустро. Проглатывала сладкие ткани, не разжевывая.

- Оставь его косточки на себе на обед. Мне ядовитые без нужды, - проволока, сжимавшая шею Рыцаря, звякнув, упала на дорогу. - Проваливайте, сказал же! Пока у меня аппетит не разыгрался. Я крысятину хоть и не жалую, но, ради тебя, сердобольной, сделаю разок исключение.

Стараясь игнорировать сияние, магнитом тянувшее к мальчонке, Рыцарь спрыгнул на мостовую. Дотронулся до рукояти меча в поясных ножнах. "Беги, - шептал ему голос разума, - Как можно дальше, пока местные псы снова, как медведя, не затравили тебя толпой.

Девчонка, похоже, попалась полоумная, и сдаваться не собиралась:

- Дни, годы, тысячи твоих смертей уйдут на поиски. Отовсюду тебя будут гнать, словно дворнягу. Будут плевать, выслеживать, ловить в сети, грызть и жалить, тянуть на дыбе, поджаривать – в точности, как сегодня. В прошлом великий Воин станет великим посмешищем!

Мерзкое отродье! Угрожать вздумала!

- Какое тебе дело, соплячка! – рассвирепел мертвец. Огонь в его глазах угрожающе взметнулся. Рыцарь навис над обнаглевшей мышью, как огромный разгневанный идол старых Богов.

- Поэтому я здесь, - говорила она, не обращая внимания на искры, сыпавшие ей под ноги. - Я помогу: мальчик добудет камень. В обмен исполнишь наше желание. И вернешься, откуда пришел.

Рыцарь отвернулся, сделал шаг прочь. Вдалеке горбились силуэты холмов. Луна взирала на мир безучастно. Ни единой звезды ей в спутники – лишь бескрайняя гладь и одиночество. Сколько еще смертей вытерпеть? До каких пор ему скитаться под этой небесной отшельницей? Столетия? Вечность? Бесконечные пытки возвращениями, когда вы закончитесь? На каждый вопрос один ответ: Король не сжалится, пока не получит Синий Камень обратно.

Доспех остыл, и все равно Рыцарь чувствовал, что по грудной клетке снова разливается тепло, будто сердце, которого нет, заходится от волнения.

- Чего ты хочешь, девка? – рявкнул он и поймал ее гадкую полуулыбку, - Я не колдун и не богач. В моей суме вместо зерен – плевелы, не сокровища, а проклятие. Я бы рад его выбросить, но…

- Я расскажу, когда мы доберемся до Замка, - мягко перебила блаженная.

Он удивился, однако вида не подал: "Может, и к лучшему, что мне попалась эта дура. Лишь бы мальчишка дошел, а уж там…".

Рыцарь застыл, приложил пальцы в стальной перчатке к треугольному подбородку. Претворяясь, что раздумывает, смерил две худеньких фигуры в плащах взглядом – оба хилые, ели душа держится. Вряд ли опасные, разве что отчаянно бестолковые.

- Хорошо, - рыкнул, - По рукам. Мало ли что, пеняй на себя. Сгинешь сама и мальчика раньше времени за собой утащишь…

Рыцарь развернулся и зашагал прочь. Двое не сдвинулись с места.

- Что еще? – вздохнул Рыцарь.

- Поклянись, - девушка обнажила острые клыки, - Назови имя и пообещай, что исполнишь наше желание. Или останешься в этом мире навсегда.

Он повернулся нехотя, вытащил меч, приклонил перед детьми колено и с издевательской торжественностью произнес:

- Я, десятый принц Йормунн, мертвый Воин Пепельного Короля, вечным покоем клянусь девочке-мыши и сыну человека, - он замолчал, покосился на мальчика.

- Его зовут Эрве, - сказала Мышь. Теперь наступила ее очередь смотреть на Рыцаря сверху вниз.

Рыцарь снова опустил глаза и монотонно, нараспев, продолжил:

- Эрве… Если эти двое безмозглых помогут отдать мой последний долг сюзерену, я выполню то, что взбрело в их пустые горшк…головы, – закончив, плашмя стукнул клинком по лбу, неразборчиво прошептал проклятие и поднялся.

Девчушка кивнула, взяла за руку мальчика.

И они отправились в долгий путь.

Рыцарь брел, будто в гору, загребая рыхлую землю острыми сабатонами. Королевства, где Рыцарь родился, вырос и умер на поле боя, больше не существовало. Все, что казалось привычным и естественным, истерлось или сгинуло, породив новое – уродливое, чуждое и от того еще более ненавистное. Рыцарь шел и злобно скалился. Безликие равнины уходили за горизонт. Тлеющие пеньки торчали из почвы, как гниющие зубы - из пасти Чудища. Ни дорог, ни селений, ни зверья на долгие мили – все вокруг покрывала бурая, как мокрота зараженного легкого, грязь. Даже доспех - символ воителя, закаленный множеством битв, потух, словно сгоревшее дерево. Копоть и пепел надежно скрыли от посторонних глаз орнамент на кирасе, спрятали фамильный герб, выгравированный на шлеме. Оно, пожалуй, и к лучшему, думалось Рыцарю

Пьяное солнце, расплываясь в бордово-синем тумане, таращило на путников подбитый глаз.

Они шли весь день: огибали глубокие рытвины, перескакивали ямы с кипящей жижей на дне. Погони не встретили. И все равно Рыцарь оглядывался, чувствуя на спине чей-то навязчивый взгляд.

К концу дня спутники Рыцаря выдохлись: Эрве закашливался, брел, едва держась на ногах, хватал синеющими губами воздух; с лица Мыши к радости Рыцаря испарилось былое самодовольство. В наплывающих сумерках Мышь завела разговор о привале. Рыцарь как бы ни хотел проучить наглецов, ей не перечил.

Они нашли старую пещеру Морфов. Нора, будто изъеденная термитами, пустовала: чудовища, выползавшие когда-то из этих дыр на поверхность, давно сгинули. Некого больше было бояться, и все же путники поостереглись – расположились у самого входа.

Девочка побросала трухи на землю. Достала из походной сумки, прятавшейся в лохмотьях под плащом, чудную коробочку и, резко провернув большим пальцем колесико на ее тупом конце, со щелчком высекла огонь. Усевшись у разгорающегося костра, разделила ломоть хлеба и шмат сушеного мяса напополам, и часть отдала мальчику.

Рыцарь нашел в пещере закуток, где темноту не тревожил свет пламени, привалился к стене. Положил по правую руку меч, опустил забрало и наблюдал, словно беззубый хищник, как те двое рвут и энергично перемалывают меж челюстей свой нехитрый ужин.

Позже из той же сумки появилась другая склянка – белая, гладкая, испещренная непонятными Рыцарю символами: Мышь смешала ее содержимое с водой, заставила Эрве выпить. Мальчик глотал и морщился. Его лицо разрумянилось, дыхание выровнялось. Закончив, положил голову на колени девочки и закрыл глаза. Припухшие веки дрожали, Мышь гладила пух на его голове. В костре догорали поленья, потрескивая. Пахло сыростью. В угасающих бликах пламени черты Мыши заострились, окончательно потеряв все человеческое. Ночь укутывала их тяжелым плащом.

- Спи, малыш. А я пока расскажу историю, - сказала она задумчиво, - Где-то правду, но по большей части, конечно же, выдумку.

"Только этого не хватало, - подумал Рыцарь, вслушиваясь в эхо ее спокойного, исчезающего где-то под сводами пещеры голоса.

"Тысячу лет назад Миром до "нас" правили два единоутробных брата. Старший, Алый Король, безжалостный тиран и деспот, владел землями на севере, младший, Белый, добрый и справедливый - на Юге. Где бы Белого Короля ни видели – при дворе или на базарной площади, его белоснежные доспехи ярко сияли, как и мысли его чистые, поступки праведные и бескорыстные: он владел силой, стоял за слабых, судил с милосердием, жестоко карал обидчиков. Алого Короля ненавидели и боялись, Белого почитали, как сошедшее с небес божество. Но, как часто бывает, на ярком свету и тени отчетливее.

Однажды уродливые существа, лишь отдаленно напоминавшие человека, вылезли из недр земных, прорыв на поверхность сеть запутанных тоннелей, и начали докучать Королю бесчинствами. Морфы, так их прозвали, не разговаривали, мычали и шипели на понятном одним им наречии, не прикрывали наготы, смердели, как дикие звери, питались сырым мясом, и кореньями. В Королевство они принесли хаос и разрушение, неутолимый голод, болезни и смерть. Морфов истребляли – их число только множилось.

Когда до правителя Юга докатился народный стон, ничего не смогло отвадить подземных тварей, он обратился к могущественному Колдуну. О древнем чародее ходили разные слухи: мол, видали, как с помощью магии он излечивал раны, и они никогда не загнаивались. Укрощал грозовую вспышку и освещал ею десятки домов. А еще шептали, что Колдун звуковыми зарядами оглушает всю рыбу в озере, знает, как отравлить тело без яда - по воздуху, может насквозь продырявить летающими осколками плоть.

Волшебник рассказал Белому Королю о Синем Камне. "С его помощью, - сказал Колдун, вручив древнюю реликвию Королю - Ты защитишь свои владения от набегов Чудовищ".

Король дар принял, собрал войско, во главе которого встали десять верных Рыцарей, и обрушил силы Камня на Морфов. Три года Король гнал Морфов обратно в подземное чрево. Три года из пещер доносились крики, валил ядовитый дым. Пробивая дорогу к центру земли испепеляющими взрывами, Король уничтожил всех чужаков до единого и, когда вопли, наконец, утихли, возвратился обратно победителем. Его кираса почернела от копоти, когда-то белая мантия обратилось серою. С той поры в глазах Короля жил голубой огонь.

"Я не узнаю тебя, - с сожалением, а, может, разочарованием, промолвил Колдун, увидев, что стало с Королем - Что приключилось с тобой?"

"Я освободил силу, заключенную в Камне. Она подчинилась мне, и теперь я ее Господин, – ответил Король. – Там, внизу, я видел города, переполненные страшной нечистью, скверной и болезнями. Камень сжег тварей всех до единой, а их души навсегда заточил в сердце моего меча, чтобы они и после смерти носа не совали в мои владения.

"Но и в других землях тоже полно Чудовищ - Королевский взор обратился на Север, - Я не остановлюсь, пока мой меч не покарает их всех".

Белый Король, ставший Пепельным, выполнил обещание – сжег дотла Алое Королевство…и много других. Стоя за спиной Короля, десять верных Рыцарей взирали глазами, полными синего, как их Господин вершил праведный суд.

Лишь Колдун – трус и предатель, не желал подчиниться. Он выкрал Синий Камень из дворца и скрыл в своем замке, окружив защитной пеленой.

На священной войне пали Рыцари. Силы Короля медленно иссякли. Много веков он дремлет в мраморной усыпальнице, желая возродиться. Взывает к верным воинам, нарушает их вечный покой…Призывает, чтобы они вернули камень и разбудили своего господина ото сна ".

- И что потом? - неожиданно спросил мальчик.

Девчонка пожала плечами, посмотрела внимательно в темноту, где скрывался мертвый Рыцарь:

- Скоро… увидим.

Рыцарь сплюнул на землю. Детская сказочка. Он молчал и не спорил.

- Зачем нужен человек? – задыхаясь от быстрого шага, спросила Мышь на следующий день.

Они снова упрямо следовали зову. Проходили мимо отметин сгинувшей цивилизации – скопищ светящихся камней, бывших когда-то крепостными стенами, чьим-то кровом и пристанищем. Погребальным курганом, жертвенным алтарем. Ветер крутил песчаные вихри по этому кладбищу, мерно гудел, словно нашептывал, повторяя безостановочно:

"Молчи. Иди. Забери".

На мышиной морде девчонки ярче солнца горел длинный уродливый шрам. Она должна была уже понять, что он не будет отвечать на ее вопросы. Но все равно задавала их, и Рыцарь думал, что рано или поздно он расскажет, и так же, как она, наверное, заполучила свой первый рубец – из любопытства, по глупости, в ней откроется рана нового знания, которую не сотрешь и не скроешь ни с лица, ни с души. Он молчал до поры: мальчонка нужен Камню, а что случится потом - для Рыцаря, давно мертвого, не имело разницы.

Мальчишка услышал первым.

Повернулся, прикрывая ладонью глаза, устремил взгляд куда-то, потом схватил Мышь за край подола, и закричал:

- Охотник!

Вдали высился столп черного дыма. Что-то большое урчало, двигалось. Рыцарь потянулся к мечу, девушка вцепилась металлическими клещами в его руку и заговорила, бросая короткие взгляды по сторонам:

- Нам нужно спрятаться. У них есть оружие на любого зверя. Охотников много и они созданы, чтобы убивать каждого, кто не похож на них. Они не знают пощады: сдерут кожу и подвесят нас, как освежеванные телячьи туши. Однажды ты угодил в лапы простых крестьян, неужели ты думаешь, что сейчас справишься?

Всего одно чудовище с плоским рылом и раздутыми ноздрями, виляя зигзагами, быстро приближалось. Скользило и брызгало песочной слюной. В ноздри ударил запах гари. Рыцарь сбросил руку девушки, обнажил меч и проговорил:

- Я посвятил жизнь убийству Чудовищ. Мне нечего терять. Почему ты решила, что я буду трусливо прятаться после смерти?

Девочка качнула головой. Посмотрела то ли с разочарованием, то ли с сожалением, подхватила Эрве на руки и бросилась к ближайшим развалинам.

Потревоженная, вверх с камней взмыла птица и, расправив крылья, закружила в небе.

Земля проснулась, завибрировала. Рыцарь поднял меч перед собой, сжал рукоять до хруста в костяшках, застыл. Он слышал карканье, свист, смех, рокот, скрежет. Чувствовал звон в груди.

Чудовище о четырех колесах нарезало круги уже совсем рядом. Словно хищная рыба, примерялось, какой бы кусок заглотить первым.

Из нутра махины показался всадник. Человеческая фигура и лицо – голова, руки, грудь в лохмотьях – все серое, на макушке торчал кроваво-красный гребень, яркий, что глаз не отвести.

"Дурной знак", - Рыцарь увидел в руке наездника длинное копье. Зазубренный наконечник искрился, трещал, как раскаленное масло на сковороде.

Охотник, не прицелившись, размахнулся и ударил. Рыцарь дрогнул почти одновременно с летящим жалом – сжался, выпрямился. Щелчок. Отбил! Однако вместо радости первого парированного удара почувствовал, как меч помимо воли завертело в руках.

Молния?

Невидимый разряд пронзил конечности, перешел на тело. Рыцаря затрясло и вскоре, не контролируя себя, парализованный снаружи и судорожно движущийся внутри, он рухнул на спину. Как насекомое забарахтался, понял, что больше ему не подняться.

Увидел кусок неба.

Крыло птицы.

Ребристую поверхность колеса.

И снова – в ушах скрежет. Курлыканье.

Смех. Свист. Хруст кости.

Гнущийся металл. Соленый привкус во рту.

Последнее, что ухватило сужающееся зрение – девчонка, сжав железный кулак, раскручивала над собой веревку с блестящим шаром на конце.

Шрам горел ярче солнца. Не морда, лицо человеческое тонуло в красных всполохах.

"Глупая пигалица, - пронеслось, то ли с сожалением, то ли с разочарованием, в голове Рыцаря. - С этакой безделицей разве что белку с ветки собъе…"

Ш-ш-ш…Ш-ш-ш…

Он парил.

Море желтых цветов дышало под ним.

Вдох – ветер пригнул стебли, оторвал, подкинул в воздух и завертел лепестки.

Выдох – бросил, разметал цветы по земле.

Еще один вдох – снова метнул и закружил.

И так – целую Вечность.

У валуна размером с человеческий рост, сидела женщина. Волосы рыжие, густые, убраны в хвост. Волна бархата струилась от плеч до стоп. И вокруг нее, до куда хватало взгляда, стелилось желтое полотно.

Она улыбалась. На камне позади нее, раскинув руки в стороны, стоял ребенок. Мальчик.

"Твой не родившийся сын" – прошептала волна и отпрянула.

Рыцарь потянулся, чтоб дотронутся до светлых кудрей. Открыл рот, чтобы что-то сказать…

Но ветер ослепил – сыпанул в лицо горсть лепестков.

Глаза защипало, обдало кипящей водой.

- Вернись, - донеслось издалека скорбное эхо…

- Вернись! – Эрве, чужой человеческий сын, тряс Рыцаря за плечи. С глаз Эрве катились крупные слезы, падали на латы и с шипением испарялись. "Бледный, как смерть", – подумал бы Рыцарь, не открой ему смерть свои истинные обличья: лика рыжей женщины, ребенка, камня посреди поля желтых цветов.

Мальчик выл у расколотого надвое копья. Чуть поодаль распласталось чудовище: с покореженных боков, из-под брюха валил дым. Земля под туловищем напиталась кровью – темной, с сине-зелеными переливами, густой и блестящей, будто намасленной.

Рыцарь не сразу заметил Мышь на фоне поверженного гиганта. Она сидела на дне черной воронки и прижимала что-то к груди, укачивая, словно младенца. Рыцарь встал. Дело плохо, сразу понял он, увидев, что она придерживала левой рукой раскружённую, выдранную с мясом правую металлическую кисть.

Что же ты наделала, глупая пигалица?

Увидев Рыцаря, Мышь слабо улыбнулась сухими, покрытыми белой корочкой, губами:

- Нужно назад - отыскать лекаря…или волшебника, - заскулил Эрве, вытирая рукавом текущий нос, - Она не дойдет…быстро ослабеет с такой раной.

Неожиданно мальчик повзрослел, а девочка стала младше, и Рыцарь вдруг заметил, что мальчик-человек, девушка-мышь и мертвый Рыцарь по сути своей одинаковые: три неживых, трепещущих от порыва ветра садовых пугала, годных лишь на то, что б отгонять воронье. Только голубое свечение вокруг Эрве, не давая Рыцарю покоя, нашептывало:

"Молчи. Иди. Забери".

Девушка ответила за Рыцаря. Мотнула головой и проговорила:

- Нет никаких лекарей, Колдунов и Спасителей. И выбора нет - нам придется идти вперед.

Она поднялась с колен, оперлась о плечо Эрве, а тот, утирая горькие слезы и смотря исподлобья, задал безмолвствующему Рыцарю дурацкий вопрос:

"Скажи, Воин, сколько Чудовищ умещается на острие твоего меча?

Тяжело и медленно, как скрипящие жернова мельницы, они снова молотили песок. На исходе того же дня безродная степь обрела имя. В ней почти ничего не поменялось – все та же разруха во все стороны, но, как ребенок узнает запах матери, Рыцарь чувствовал, что вернулся домой.

Ему вспомнилась юность. День, когда девять его братьев ушли на войну. У него, младшего, оставалось еще время, и весна, и объятия девушки, каждый вечер поджидавшей его на свидания в поле желтых цветов. На его мече не было ни зазубрины, он – живой, пятнадцатилетний мальчишка, стол на замковой стене, провожая взглядом девять удаляющихся всадников, и с завистью думал: поскорей бы тоже уйти.

Девочке становилось хуже и хуже. Она, тяжело дышала, спотыкалась и, сжав челюсти, снова поднималась. Перебитая кисть висела, как сломанная ветка. Там, где раньше живая плоть примыкала к металлу, растеклась бордово-синяя клякса, пурпурные нити под кожей стремились вверх к локтю.

У большого валуна посреди сожженной долины, девочка упала. Ветер тут же присыпал ее маленько тело пепельным снегом. Мальчик снова заплакал, принялся трясти Мышь за плечи, гладить по лицу, перемешивая серо-черные хлопья с соленой водой. Наконец ее веки дрогнули, и она открыла глаза. Длинный шрам светился. На лбу выступила испарина.

- Это будет последняя ночь, - прошептали обветрившиеся губы.

Рыцарь снова не спорил. Там, на краю степи, сросшийся с утесом, возвышался замок, где он родился. Набраться бы смелости…

Они устроились у камня. Не зажгли огня. В Сумке у девочки не осталось ни крошки, и они лежали в темноте, слушали завывания ветра, и думали – каждый о своем. Мальчик кашлял, почти захлебывался. Его зелье тоже кончилось.

- Очень давно, - вдруг проговорил Рыцарь, его слова уносило вниз - Покидая родные края, я поклялся одной женщине, что вернусь. Она обещала, что дождется меня... Я истреблял Чудовищ, а в это время всех, кого я знал, поглотил Синий огонь. Не пожалел и ту, которую я любил. Я вернулся, но слишком поздно – меня никто не встречает, только этот кусок горы, словно немое доказательство, взирает на меня с вечным укором .

Он повернул голову, посмотрел на девушку. Глаза той блестели, как две звезды на черном небе.

- Я не выполнил клятв, что давал при жизни. Отчего ты возомнила, что я, мертвый внутри и снаружи, исполню обещанное тебе?

Девочка помолчала, а потом тихо проговорила:

- Что ж, ты прав, настало время поговорить о моем желании. Тебе решать, выполнишь обещание или нет, Я ведь простая мышь…не Король…Но прежде я кое-что расскажу. Однажды я повстречала женщину. Пока Охотники тянули жилы из ее распоротого живота, женщина смотрела на меня, прячущуюся в тени, с обидой и горечью. Она была молода - ни следа болезни на человеческом лице, гибкое тело…красивая, большеглазая…и все равно она умирала. Там же неподалеку, под ворохом тряпья, я нашла слабого полумертвого младенца. Он не кричал, смотрел на меня с той же горечью, что я видела в глазах его матери. Таких как он почти не осталось. У всех нас новых – когти, клыки, ядовитое жало, толстый панцирь, проворные лапы, у них – ясные глаза, улыбка и мягкие объятия. Тысяча ненужных черт и признаков.

В другой день, когда Рыцаря в железной клетке волокли на площадь, я тоже пряталась. Его мучали, над ним смеялись, а потом, когда вдоволь натешились, вздернули и сожгли на кресте. И глядя на это буйное празднество, я подумала: кто о нем, старом Рыцаре, позаботиться? Кто его защитит? У него есть меч, но он больше не слушается. Есть броня, но она расколется от удара. Есть Господин, которому Рыцарь не нужен. Ему нет места на этом капище, почему же он каждый раз возвращается? Кем он сам стал, если не агнцем…или Чудищем? Так вот, храбрый Воин Йормунн… теперь мое желание… я приказываю…

Она шумно вздохнула:

- Исполни свое настоящее предназначение.

Холодало. Доспех Рыцаря медленно сковывала корка полупрозрачного синеватого льда.

- Эрве? – позвала девочка и затихла.

Ей ответила тишина.

В ту ночь Йормунн видел сон – сон был похож на реальность. В большом зале с витражными окнами, которые упирались в самое небо, Рыцарь слышал голоса давно умерших. Сквозь плеск воды, шум волны, казалось, он различал стук собственного сердца, слова колыбельной, что пела ему мать, шорох бархата, отголоски глупой истории, рассказанной глупой девочкой в мрачной пещере посреди пустынной земли.

По правую руку от него стоял мальчик: его волосы отрасли, спадали на плечи белым облаком, справа замерла мышь - живая, здоровая, лицо юное, человеческое. Вместо железной – настоящая ладонь.

Впереди ждал Страж - будто водою умытое отражение Рыцаря, он держал в руках синий пульсирующий шар. Рыцарь, как одурманенный, уставился внутрь сферы, где на зеленом холме, точь-в-точь настоящий, золотились и переливались в лучах теплого зарева стены Белого города. С неба на черепичные крыши крупными хлопьями падал снег, струился дым с печных труб, в темных окнах гас и вспыхивал свет.

- Ты вернулся, - произнес Страж, его голос раздвоился, распался, умножился и полетел, пружиня от стен. Йормунн узнал Стража - девять братьев, девять мертвых рыцарей, заговорили с ним.

Йормунн обнажил меч. С поверхности зазубренного лезвия на него ласково посмотрела мать. Он узнал лица крестьян, веселящихся на площади, Морфов, грызущих зубами путь с глубин земли, смеющегося Охотника. Он вспомнил сотни – тысячи разных, не похожих друг на друга людей. И Среди них не нашел ни одного Чудовища.

- Только тот, кто не потерял человеческий облик, может владеть камнем, - продолжил Страж, - Он призвал тебя, и сердце твое, давно ставшее каменным, заговорило. Ты восстал, как в свое время восстал каждый из нас. Ты привел его сюда, как мы вели за собой других. Пусть мальчик заберет камень, как забирали другие до него. И тогда ты, наконец, обретешь покой.

Эрве, не спрашивая, шагнул вперед. Потянулся к шару, положил на него маленькую ладонь… и исчез. В следующую секунду на темнеющем внутри камня небе коротко мигнула звезда. Оставляя после себя длинный серебристый след, она полетела вниз и тоже пропала, растворившись где-то средь улиц города. Будто ее и не было…

Йормунн почувствовал, как его чресла застывают, перестают двигаться. Он разжал пальцы. Его Меч - без единой зазубрины, выпал из рук и, ударившись об пол, разлетелся на сотню прозрачных осколков.

Рыцарь снова увидел море желтых цветов.

Когда Йормунн обратился в прах, перед наблюдавшей в тени девушкой преклонил голову Страж и произнес десятью голосами:

- Его путь закончен. Но в мире полно других Чудовищ.

- Значит, будет и битва для Воина, - ответила она и улыбнулась.

Ярче солнца сиял ее белый доспех.

***

Черный ворон последний раз взмахнул крылами и рухнул на большой камень. Вверх взметнулось облако пепла. В угасающем зрачке еще некоторое время теплился синий огонь. То ли с разочарованием, то ли с сожалением ворон взирал на иссохший скелет мыши, сжимающей в костлявых лапах старый, покрытый копотью, рыцарский меч.

А где-то далеко, в мраморной усыпальнице, Древний Король все так же видел сны о войне.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...