Он жил вдали от королей и людей, у окруженной лесом старой ледяной горы, внутри которой горело яркое пламя. Он сплетал заклинания и развешивал их вокруг дома на вбитые в землю колья. Заклятья шумели на ветру, как сохнущие рыбацкие сети. Он знал, что его звали Слепцом, но не помнил уже почему. Он не мечтал, и не верил, и ничего не ждал. Он просто жил, и дышал, и плел чары. Слепец кормил с руки сказки, пробегавшие мимо его богами забытого дома. Волшебные однорогие кони стучали в его дверь серебряными копытами. И он открывал им, заваривал мятный чай в старом котелке и рассказывал им историю, быть может, свою, быть может, чужую. Каждый раз она чуть отличалась, но неизменно была печально-волшебной. Единороги слушали Слепца и плакали, платя ему за легенду осколками сказки.

В этом лесу, прозванном Проклятым, дриады пели ему песни другого мира, наяды украшали пруды и лужи волшебными цветами, что сияли ярче и теплее звезд. Магический ветер приносил ему напевы чужих народов, лохмотья разговоров чуждых людей, лязг мечей и плач умирающих.

Из хмеля одиночества Слепец варил терпкий настой, разливал его по склянкам и продавал Ходящим-по-Снам. А уж они, эти бесстыжие вечные странники, разносили их по миру, заставляя существ всех возрастов и рас вдруг сорваться с места, покинуть домашний очаг и отправиться на поиски того, что кто-то давно обозвал Свободой. Слепца это печалило, но сделать он ничего не мог - таков был давным-давно заключенный договор.

Слепец изо дня в день собирал хмель, не сделавший свободным никого, и видел лишь искалеченные души, рвущиеся к погибели.

В каждом отражении ему мерещилось лицо той, ради кого он все это делал. Ее серьезное, осунувшееся от страданий лицо поддерживало в нем пылающий огонь ненависти и мести. Договор должен быть исполнен. Надо лишь найти ответ на вопрос, заданный столетия назад.

По веленью легенды или ради спора с судьбой однажды в дверь Слепца постучался мальчишка.

- Прошу вас, старик, укажите мне дорогу к краю, где будет рукой достать до небес, - попросил мальчишка, допив мятный чай. Столько силы было в его юношеской душе, желающей столь отчаянно, что Слепцу стало больно смотреть на гостя.

- Это далеко, юноша, зачем тебе туда?

- Король, понимаете, он сказал, чтобы я принес для его жены в ладонях туман, что короной лежит на челе Смерти. Я раб, всю жизнь был рабом, не знаю ничего, кроме рабства. А он, король, сказал, что раба, добывшего корону, сделает свободным! - пылко проговорил мальчишка, вскочил с места и даже слегка топнул ногой, словно пытаясь показать всю серьезность своего дела. Звякнули волшебные оковы на его руках и ногах. Слепец вновь посмотрел на своего нежданного гостя, но ничего ему не ответил. - Это все, чего я желаю, понимаете, я хочу быть свободным, понимаете, больше ничего и никогда не захочу, буду счастлив и свободен, мне будет не о чем мечтать! - вмиг обессилев, мальчишка осел на скамью, на которой до этого сидел.

- Думаешь, Смерть просто возьмет и отдаст тебе свою корону? - наконец ответил Слепец после долгих раздумий. - Да и глупо это, человек всегда мечтает о чем-то другом, более великом, как только получит желаемое.

- Нет, это все, чего я хочу! Я готов все отдать, все выполнить, лишь бы получить то, что хочу. Помогите мне, иначе не уйду! Я знаю, вы можете! - в глазах мальчишки горел огонь надежды, веры и мечты, и отчего-то Слепец не мог противиться ему. Давно забытые чувства, они неприятно жгли его душу, жар проникал под кожу, тянулся к углям его души.

- Согласен, - задыхаясь от боли, прошипел Слепец. - Проведу тебя Туда, но помогать не стану.

 

***

Они падали и падали. Мгла разверзлась под их ногами и поглотила их. С каждой секундой темнота становилась все непрогляднее. Двое, человек и давно уже не человек, проваливались в пустоту. Она казалась пугающе бесконечной. Где-то вдалеке слышался страшный рев тысяч голосов, утробный рык, стон. Лязг доспехов, звон цепей, крик сонмов и сонмов глоток наполнял их сознание, а сами они летели в темноту, нелепо размахивая руками.

Вдруг падение прекратилось так же внезапно, как и началось. Перед ними была пещера, а посреди нее шумела река. Они приблизились к ней, осторожно ступая меж острых камней, которые легко могли рассечь ноги до крови. В нескольких шагах от реки они замерли. Они слышали далекий шепот.

"Все мы - одно..." .

Эхо забытых голосов пело им свою последнюю песню.

"Мы - Река, Река, Река...".

Мальчишка заозирался, но никого не было. Слепец стоял неподвижно, почти не дыша. Голоса шли из самой реки. Хоть страх был велик, но что-то внутри будто подталкивало мальчишку заглянуть в воды Реки. Он приблизился, шум бурлящей воды усиливался. Раб ожидал увидеть бурный поток, несущий воды сквозь пещеру. Но увидев то, что было на самом деле, он сам словно окаменел. Его лицо не отразилось в неподвижной глади воды, от которой шло легкое белоснежное сияние. По Реке плыли тела. Белые, безжизненные и поблекшие. Они смотрели на него невидящими глазами. Мужчины и женщины, дети и старики, убийцы, генералы, короли, шлюхи, святоши... все были здесь, все плыли по одной реке, с одним и тем же умиротворением на лицах.

- Ты все еще хочешь туда, Раб?

Мальчишка вскрикнул, вскинул руки в защитном жесте, обернулся на голос. На него смотрели глаза, один был черным, другой - белым, только их и мог видеть парень. Все остальное скрывали черное одеяние и черно-белая маска. Половина лица черная, половина - белая. Маска была покрыта светящимися блестками, приглядевшись, мальчишка понял, что это звезды.

- Хочешь туда? Хочешь корону? Тогда ныряй, все там мечтали, все там хотели свободы, - произнесло странное существо тысячей голосов. Мужские и женские, высокие и низкие, они говорили вместе. Мальчишка не мог произнести ни слова. Изумление и страх пробрали его насквозь, он задрожал, кровь шумела в ушах, мешала думать.

Существо указало тонким пальцем в белой перчатке на воду. Раб смотрел на людей, драконов, фей, дриад, медленно плывущих по течению. Ничего не волновало их, не беспокоило. Он отшатнулся от воды.

- Вы Смерть? Нет... нет... нет... нет... - в ужасе бормотал он. Все громче и громче становился его голос, пока не сорвался на крик, но стены пещеры поглотили его, и мальчишка вздрогнул от поглощающей тишины. Вдруг он услышал тихий смешок позади. Он вырвал его из когтей страха.

- Хватит терзать мальчика, Привратник, - Слепец положил ладонь на плечо мальчишки, успокаивая его, и указал на лодку. - Вот на этой посудине мы и поплывем. Смерть очень консервативна, знаешь ли.

Привратник расхохотался, и от его смеха у раба-мечтателя перестало биться сердце.

 

***

Саламандра плясала в костре, прячась между поленьев и в то же время подглядывая за двумя гостями. Она смотрела на старика, чье лицо не было ни молодым, ни старым. Она смотрела на спящего мальчишку, чьи мечты были юными и безнадежно устаревшими.

Это был день, и час, и мгновенье памяти. Есть время забывать и время помнить. Только Слепец не мог потерять воспоминания на задворках памяти - слишком часто он оставался с ними, душащими, травящими, один на один. И проигрывал им всегда.

Он помнил, что когда-то давно все рождавшиеся были крылаты. Слепец помнил, что он, теперь лишь старик, был героем. Он стал им, когда в их земли пришла Витражная Смерть. Так ученые из Академии назвали чуму. Словно в насмешку, та собирала осколки витражей из великих соборов и храмов, вживляла их в кожу вместо язв. Крылатые превращались в хрупкие стекляшки, походили на лоскутные одеяла и плакали, пока их последний крик не обращался в звон хрусталя.

Он помнил солнечную крылатую женщину, что была ему сестрой. Она искала лекарство от Витражной Смерти, она яркими вспышками отдавала свой свет, она несла их мир в израненных ладонях, она была капитаном, ведущим их корабль к спасению...

Раб зашевелился и сонно потянулся. Слепец отвернулся от него, чтобы не видеть, как память бьет мальчишку по лицу холодной костлявой рукой. Быть может, ему снились клети хозяев, быть может, рев надзирателей.

- Что это за звук? - спросил мальчишка, совладав с воспоминаниями. Нездешний ветер принес в зубах неясные и далекие гул и стук.

- Станция, - ответил Слепец и, поднимаясь, махнул рукой в сторону небольшого дома без крыши. - Нам туда.

***

- В комнате моей тысяча путей, в комнате моей тысяча поездов, все чух-чух, везут старых дохлых мух, чтобы новый мир пожух, - напевала маленькая девочка, ее голос гудел паровозным свистком. В ее крови было слишком много серебра - тут и там на коже проступали серые родимые пятна.

Слепец и Раб не стучали, но сразу вошли в крошечную комнату, для которой крышей было небо. Тысячи тысяч призрачных поездов гудели и стучали по рельсам, везли невидимых пассажиров. Вагоны то были размером с детскую игрушку, то разрастались до бесконечных горных цепей. Раб стоял, разинув рот, переводя взгляд с поездов на девочку. Слепец что-то шептал.

- Из лучших лучших надо брать всегда, иначе кровью станет вдруг вода. Вам билетик или два? - звонко спросила девочка, безразлично смотря на них глазами-топазами. Раб поежился, столкнувшись взглядом с двумя огромными драгоценными камнями вместо глаз. Он поспешил отвернуться.

- Два, до Смерти и обратно, пожалуйста, - спокойно сказал Слепец.

- Говорят, вчера ваши звезды упали, корабли в песке утопали, герои и вовсе пропали, а мы в карты жизнь проиграли. Кому ж в этом мире цепь от свободы отдали? - бойко спросила девочка и хихикнула, заметив, что побледневшее лицо Слепца перекосило от боли. Раба будто предал его собственный скелет - бесформенным мясным мешком мальчишка привалился к деревянной стене комнаты.

Поезда стучали, паровозы фырчали, нездешние гости медленно погибали.

- Брошу в топку обман, этим вечером я пьян, перед глазами туман, не Смертью я назван, но не попадись в ее аркан, вот тебе и тебе билет дан, - расхохоталась девочка, испив их отчаянья и страданий. Она бросила им два билета на остановившийся поезд. Два выпотрошенных пассажира вошли в вагон.

- А ты дурак, истукан, не вкусишь мира дурман, я, вот, Тени капитан, и мир мой - сплошь обман, - насвистывала девочка вслед уносившемуся прочь поезду.

 

***

- На безумных нет суда, - тихо проговорил Раб, глядя в окно на комнату-станцию вдалеке. Слепец задрожал всем телом от его слов и со всей силы ударил его кулаком по губам.

- За что?! - чуть не плача спросил мальчишка, прижимая ладонь к губам. По подбородку и руке текла кровь.

- Не повторяй того, чего не понимаешь, - зло прорычал Слепец и отвернулся.

Он слишком хорошо помнил рушащийся город, где все раньше были крылаты, где теперь все превращались в цветное стекло. Его сестра клялась защитить этот город, спасти его. Его сестра пошла в Бездну просить ответа, лекарства у демонов и дьяволов. Она платила им осколками дара и света, искала и нашла, поплатилась за это солнцем, которое всегда носила у сердца. Дьяволы указали на Бессмертные Земли, и Слепец отправился туда, покинув на время сестру. Он не заметил, что она гасла, что некому было подуть на угли ее души, разворошить их, подбросить дров, помочь разгореться ярче, чем когда-либо. Нет, он не заметил. Он пошел искать Смерть, пытать ее, требовать, воевать. Он пришел к Смерти и рыдал у нее на плече, а она сварила ему мятный чай и рассказала забытую сказку. На прощанье она дала ему лекарство и ключ от черных ворот.

Крылатые взяли лекарство и стали здоровы и веселы. Они оплакивали погибших и вскоре продолжили воевать с живыми. Друг против друга в незримой войне.

"Безумна! Безумна! Безумна!" - кричали они про его сестру.

"Связалась с демонами! Якшалась с дьяволами!" - рычали они про его сестру.

Они судили, спасшую их всех, угасшую ради них, ради всех. Слепец, тогда еще бывший героем, молил ее пощадить.

Связанного, с кляпом во рту, его привели посмотреть, как горела его сестра. Она не кричала, не плакала и не звала. Она все давно знала, еще тогда, когда вернулась из Бездны. Она печально смотрела на брата, безмолвно прощаясь с ним. В ее глазах ему чудилась лишь одна просьба - о возмездии, о свободе для этих закованных в цепи земель.

- Прости, - сказал Раб, - больше никогда не скажу чужих слов, - он протянул своему поводырю окровавленную ладонь. Слепец пожал ее.

 

***

В сером каменном храме, украшенном лишь витражами, шумел еловый лес. Он был бесконечным, но запертым в стенах собора. Веселый ветер гонял беззаботных фениксов с ветки на ветку. Они вспархивали, и тогда шел дождь из еловых иголок и град из шишек. В храме пахло хвоей и дышалось слишком легко и свободно. На каждой деревянной скамейке с важным видом сидели горгульи - кто парами, кто поодиночке. Они не шумели и гомонили, они внимательно слушали песню ветра в кронах вековых елей. Среди низкорослых оживших каменных изваяний выделялась фигура в светлом костюме. Фигура поднялась и вышла навстречу гостям. У нее были длинные темные волосы, на бежевой ткани одежды цвели незабудки, на невзрачном бледном лице - улыбка. Слепец и Раб поклонились Смерти.

Смерть улыбалась и молчала, будто чего-то ждала. Молчали и гости. Слепец покашлял и выразительно посмотрел на Раба. Мальчишка был бледен и трепетал перед Смертью, не в силах посмотреть на нее.

- Он явился к Вам с вопросом, о Вечно Юная, - сказал наконец Слепец, и Раб испуганно отшатнулся, будто в него пустили стрелу. В то же мгновение на его плечо сел феникс и заурчал, как довольный кот. Раб неотрывно смотрел на сияющую птицу. Он чувствовал, как спокойствие постепенно обволакивало его, точно он угодил в яму с зыбучим песком.

- Король потребовал принести его королеве корону из тумана, что лежит на вашем челе, о Вечно Юная, - спокойно произнес Раб, глядя прямо в зеленые глаза Смерти. Она улыбалась. - Я готов отдать за это душу! Это сделает меня свободным.

- Разве ты видишь на мне корону, Просящий Свободы? Разве она мне нужна? - усмехнулась Смерть, и щеки Раба покраснели, когда он понял, что попросил ее о такой глупости. Он не знал, куда смотреть, чтобы укрыться от ее проницательных глаз, неизменно оказывавшихся напротив, куда бы он ни глядел.

- Я дам тебе то, что ты ищешь, если ответишь на мой вопрос, - смилостившись, словно нехотя, сказала Смерть. - Согласен?

- Да, - не задумываясь, ответил Раб. Слепец не успел зажать ему рот.

- Что гонит кровь у людей по венам, что гонит людей вперед и вверх, что гонит их в клетку могилы, что одновременно держит в них жизнь и держит их в цепях? - спросила Смерть, внимательно наблюдая за Рабом. - Вот, чего ты лишишь себя, если получишь желаемое. Вот, та ценность, что у тебя есть. Готов ли ты отдать ее?

Слепец вдруг понял. Вдруг нашел ответ. На этот вопрос и еще на один. Тот, что был задан столетия назад.

"Кто истинно свободен? Дай хоть одному такую свободу, и твоя сестра будет отомщена", - сказала тогда ему Смерть. Она улыбалась ласково и точно так же смотрела на него - выжидающе. Тогда он ушел, так и не найдя ответа. Тогда он начал жить одинокий и, как он думал, свободный, лелея месть. Он варил настой из хмеля одиночества и отравлял жаждой свободы мечтателей. Но ни один почему-то не стал истинно свободным.

Теперь он знал почему. Он рванулся, чтобы оборвать клятву Раба, но не мог пошевелиться. Тело больше не подчинялось ему, точно покрылось коркой льда. Он мог лишь беспомощно смотреть, как мальчишка дрогнувшим голосом произнес:

- Да, готов.

На ладони Рабу легла корона из тумана. Мальчишка исчез в то же мгновенье. Слепец остался со Смертью один на один.

- Что ж, ты все-таки нашел ответ на мой вопрос, поздравляю, - Смерть похлопала его по плечу. - Но все же я хочу, чтобы ты произнес его вслух. Они тоже хотят, - Смерть указала на горгулий, все смотрели на него. - Встань за кафедру. Сегодня ты у нас жрец и священник.

Слепец пошел, он не хотел, но его ноги двигались сами, медленно, как заржавевший механизм часов, но они несли его к кафедре.

- Кто истинно свободен? - наперебой спрашивали горгульи, крича и толкаясь.

Пальцы Слепца вцепились в каменный пюпитр. Лес же замер, прислушался.

- По-настоящему свободен лишь тот, кто ни о чем не мечтает, - проскрежетал Слепец. Он бы вздрогнул от незнакомого звука своего голоса, но не мог. - Ничто не гонит его туда, к цели, за грань изведанного, не будоражит кровь, не придает смысл его жизни. Он волен иди или оставаться, жить или умереть.

Ветер зашумел, лес всколыхнулся, горгульи зааплодировали, загоготали, фениксы замурлыкали. Смерть кивнула и улыбнулась.

Слепец упал на каменный пол.

 

***

С дирижабля все казалось далеким и неподвижным. Белый город, украшенный золотом и витражами, город, где раньше все были крылаты, точно застыл в лучший момент, когда закат делал его еще более золотым. Люди что-то говорили, люди жили и дышали, кто-то счастлив, кто-то не очень. Но ни один из них не знал. Ничего не знал.

Слепец смотрел, и видел, и знал, как на королевский дворец упала серая капля тумана. Он наблюдал, как она быстрой рекой растеклась по столице, серебристым наводнением она сметала все на своем пути.

Ему чудился голос сестры и дивная песня, разносившаяся по пустеющим улицам:

Когда домой ты дойдешь,

Там семьи своей не найдешь.

Серая смерть за ними пришла,

Всех за собою их увела.

Серая волна расщепляла тела и собирала урожай костей, души бежали прочь. Но им было не скрыться от тысячи тысяч теней его сестры. Она, как живая, яростно рубила мечом всех тех, что предали ее, не заступились за нее. Всех тех, что струсили, испугались за собственные крылатые шкуры.

Ищи, не ищи - ты семьи не найдешь.

За ними в могилу ты вскоре сойдешь.

И сгинет твой род.

Никто и следа его не найдет.

Все стало серым – улицы, дома, соборы, дворцы, дороги, двери, крыши, деревья и небо. Все обратилось в прах.

Слепец видел одинокую тень, блуждавшую на пепелище. Лишь по лицу он узнал Раба, мечта его погасла - он стал по-настоящему свободным. На голове у него была корона из тумана. Слепцу захотелось увести мальчишку оттуда, но он не двинулся с места.

Дирижабль летел вперед. С каждого облака на него смотрела сестра. Она протягивала к нему руки и звала.

Слепец одной ладонью коснулся облака, другой провел по своду небес.

- Теперь ты неси знамя одиночества и бремя свободы, Раб-без-Оков, а я возвращаюсь домой, - сказал Слепец и шагнул навстречу сестре.

По холодным коридорам серых городов черной тенью бродил тот, кто раньше был Рабом.

В Бессмертных Землях говорили, что нет на свете свободнее него. Смерть тогда печально улыбалась и уходила в свой храм, где вечно шумел еловый лес, и солнце пробивалось через витражи.

Вечно Юная, она все ждала, когда к ней снова придет тот, кто носил теперь корону из тумана, что раньше лежал на челе Смерти.