Дракон, или Время Романтиков

Был относительно светлый день. Серые облака, покрывающие небо от горизонта до горизонта, даже иной раз пропускали худые лучи желтого светила. Доктор Каспер стоял перед открытым окном своего кабинета, заложив руки за спину. Все в нем: и поза, и неподвижность, и даже его длинная тень выдавали напряженную работу мысли. Доктор и впрямь был поглощен раздумьями, хмуро провожая глазами летящие за окном дирижабли.

Кабинет его, казалось, специально проектировался именно для такого времяпрепровождения. Крыши соседних домов, увитые проводами, заваленные бесконечными флюгерами, печными трубами, веревками с бельем, объявлениями о продаже натяжных потолков, громоотводами, фонарями и прочим, не могли помешать наблюдению за небом. И дирижабли неспешно плыли в этом белом облачном пространстве, похожие на хрупкие витиеватые беседки, скелеты летучих тварей, непробиваемых морских ежей, отчего-то поднявшихся в воздух и испускающих каждой своей трубой желтый пар.

Но доктор Каспер, глядя на них, был печален.

- Грубый век, - Сказал он вслух, когда мимо его окна пролетела, на вид, некая помесь ядерного реактора и лимонной кожуры. - Неужели исчезли из этого времени явления не-механического толка? Красота без систем и схем? И может ли быть жизнь человека, в самом глубоком ее значении, вне этих понятий?

Доктор Каспер оглядел прозаический вид крыш и вздохнул.

- Будете ли вы чай, отец? - Прозвучал за спиной доктора голос его единственной дочери. Мэнди вошла в кабинет так бесшумно, что Каспер невольно вздрогнул. Впрочем, упоминание о чае вдохновило его.

- Наука! - Провозгласил доктор, - наука требует определенной доли фантазии, штриха безумства, решительности. Это залог любого изобретения. Видишь ли, дитя, когда-то и того, кто мечтал покорить воздух, высмеивали газеты. А теперь дирижабли - обычное дело.

Эта пламенная тирада, конечно, не могла быть ответом на озвученный вопрос, но Мэнди не торопила. Она никогда никого не торопила, не спорила, не возражала и не высказывала своего мнения. Если ей и случалось отвечать на вопросы, она всегда говорила строго по существу. Прелестная девушка, ничего удивительного, что доктор любил ее без памяти. Особенно с тех пор, как умерла ее мать.

- Фантазия и решительность. - Повторил Каспер, нежно глядя на нее. - То, чего сегодня не хватает даже молодым. В наш циничный век мы все сделались торгашами, продавая свой, - а чаще, - чужой талант. Но, кажется, я знаю, как это исправить, моя дорогая…

- Положить ли вам сахар? - Спросила Мэнди, ошибочно приняв минутную паузу за конец отцовского монолога. Глаза доктора засияли; время, само того не зная, было на пороге пробуждения.

- Дракон!

- Как скажете, отец.

- Да-да, он непрактичен! Он не нужен здесь и даже там! он вне системы, понимаешь? Он может вернуть былой романтизм. Что еще взбудоражит воображение, как не огромная летучая ящерица? Что скажешь, Мэнди? Расшевелим этот заскучавший город!

- Я сделаю сандвичи. - Ответила девушка, которую из душевного равновесия не вывела еще ни одна Безумная Идея отца. Вежливо поклонившись, она вышла из комнаты.

- Вся в мать. - Улыбнулся ей вслед доктор Каспер и снова повернулся к окну.

И тут, его воспрявшее было настроение резко упало. Точно напротив, на крыше возле слухового оконца, даже не пытаясь спрятаться за рекламой и бельем, опять сидел он!

***

Герберт Бездельник удобно прислонился к покосившемуся заборчику, зачем-то пересекающему свободный от наворотов техники и реклам кусочек крыши. Ухмыльнулся, закурил, не без удовольствия изучая метаморфозы на лице ученого соседа. Тот, в свою очередь, хмуро рассматривал гербертовскую шляпу: невысокий цилиндр, тулья которого была перетянута шнурком и несколькими шипастыми ремнями. За один из них был зачем-то засунут градусник, сбоку красовалась непонятная надпись “КНАП”. На полях, поблескивали очки в металлической оправе с темными линзами: марка “Слепой летчик” - предмет зависти всего двора.

Чем-чем, а своей шляпой Герберт гордился. Ему казалось, что таким головным убором он привлекал внимание Мэнди. По бесстрастному лицу девушки трудно было судить, но ее контраст с неизменно хмурящимся отцом давал Герберту повод считать, что он добился благосклонности красотки.

Разумеется, Бездельник понимал, что доктор, как и любой другой, ни за что бы не одобрил такого зятя, как он. Поэтому, созерцание раздраженного ученого лица доставляло ему своеобразное мрачное наслаждение.

- Я бы вас попросил, - Первый начал доктор, спустя минуту свирепого рассматривания “предмета зависти двора”. - Так заглядывать в чужие окна - верх наглости!

- Не могу ничего поделать с тем, что вас видно и слышно даже с крыши. - С чувством глубокой печали ответил Герберт. - Если бы вы, как ученый, предложили способ избежать этого…

- Значит, ты слышал, что я думаю? Но как можно слоняться по крышам и хамить, вместо того, чтобы трудиться? - Оборвал его доктор Каспер. - Скажи, вот тебе не стыдно?

Герберт зевнул, зная, что для веселья это действеннее любых слов. И ученый оправдал ожидания. Он заговорил. Говорил долго. Проникновенно. Говорил с неподдельным чувством скорби. Затронул и интерес к науке, и присущее человеку желание саморазвиваться, и путь к звездам, и шахматный турнир с Альфа Кентаврой; все то, что, по мнению доктора, должна обеспечить будущему нынешняя молодежь: ведь ей переданы опыт, знания и технологии прошлого.

- И как обошлись с теми сокровищами, что даны вам?! - Вопросил под конец доктор Каспер, вызвав сочувствие у трудяг, вешавших очередную рекламу, какого-то серьезного гражданина с политической газетой и бродячей кошки. У всех, кто случайно оказался поблизости, но только не у Герберта.

- По уму ли это - знать, что должен делать в жизни каждый? - Ехидно произнес он.

- Понимаю, что не всем дано быть учеными. - Уязвленно ответил доктор Каспер. Сорок лет преподавания на кафедре алогичной математики даже его заставили принять эту истину. - Но я еще не разу не видел, чтоб вы были заняты иным делом, нежели вуаеризмом.

- Вы совершенно правы, идти по науке не особо прельщает меня. - Ответил Герберт. -  Свое призвание я нашел в музыке.

Тут он, глядя на доктора острыми глазами, с загадочной и пугающей ухмылкой достал некую штуковину, формой напоминающую сковороду. Между струн этого агрегата проглядывали сложные сочленения ржавых шестеренок и перемычек.

Три провода тянулись от круглой части корпуса и скрывались где-то за слуховым окном. Длинная рукоять “сковороды” заканчивалась трубой с паровым свистком.

- Знатоки называют это изобретение “банджо”... - Выразительно произнес Герберт, подкрутил самую ржавую гайку, которая только нашлась на инструменте, и провел медиатором по струнам:

Дым, капкан,
Труба,
Уловка,
Черный пар
Прокисших
Щей. Колесо, шнур,
Зарисовка.
Понять
Как
Тут
Суть Вещей?

 

Звук, извлеченный из банджо, напоминал одновременно гудение паровоза, электрический гул пораженного молнией металла и скрип несмазанных петель. Кроме того, Герберт был не самым удачным певцом. В совокупности все это заставило доктора Каспера скривиться и, зажав уши, захлопнуть окно.

- Современное искусство еще не падало ниже такого пения! - Воскликнул ученый, задергивая длинные занавески.

- Чу, че, ча, нга, шу, шо, зя, игра в прятки - эт я ша! - Издеваясь пропел невидимый за шторами Герберт, явно довольный реакцией доктора.

- Если даже в гуманитариях, далеких от какой либо рациональности нет ни капли романтизма, а только издевка и пошлость, дракон не может ждать! - Сказал сам себе доктор Каспер, не замечая, как надевает рабочие перчатки и застегивает пояс с прикрепленными к нему инструментами.

Герберт же отложил банджо, к облегчению всего подъезда, и задумался. Мрачное удовольствие от вида раздраженного оппонента на этот раз было довольно мимолетным.

- Дракон… - Задумчиво повторил он услышанное слово. Музыкант плохо понимал, в чем же дело, но звучало это слово очень интригующе.

***

Следующие несколько недель по длинной извивающейся улице, где жил доктор Каспер, распространялись интересные слухи. Пожилые дамы, сидящие на витиеватых лавочках у дверей, жаловались друг другу, что по ночам из квартиры доктора раздается страшный грохот, будто бы там бесчинствует безумный. Уличные мальчишки затеяли было драку. Одни из них утверждали что из окна ученого высовывалась огромная механическая рука и хватала людей. Другие считали, что то была не вовсе рука, а зубастая пасть, дышащая паром. Полисмен, задержавший Герберта за бродяжничество, невзначай обронил, что он подозревает доктора в убийстве. Тела двух старых дев нашли в дымоходе соседнего дома, и это казалось ему достаточно серьезной уликой против ученого.

На самом деле, доктор Каспер просто купил у своего соседа старый велосипед. Это был проржавевший монстр с передним колесом выше самого ученого, тогда как заднее больше смахивало на пуговицу. Но доктор Каспер, тем не менее, был весьма доволен приобретением. Пока двое нанятых рабочих с трудом затаскивали велосипед в мастерскую доктора, он сам потирал руки, в нетерпении приступить скорее к работе.

Остальное же время изобретатель не отходил от чертежей и верстака. Долгие часы он не выпускал из рук отвертку и молоток. Днями напролет Мэнди наслаждалась царапающим звуком крутящихся зубчатых колесиков, запахом масла и смазки. И, как всегда, ничего не говорила по этому поводу.

- Ваш ужин, отец. - Сообщила она без намека на какую либо эмоцию, войдя в мастерскую с подносом, где доктор Каспер с удовольствием рассматривал плод трудов своих. Велосипед лишился своего прежнего облика. Он не был похож ни на механическую руку, ни на клыкастую пасть, ни на что либо, соответствующее описанию уличных сплетен. Если и подбирать нужное определение тому, что представлял собой дракон, то “вигвам на колесах с педалями” - наиболее точно описывал его внешний вид. Доктор Каспер же улыбался так, словно именно этого и добивался.

- Цепь смазана отлично, но то ли еще будет, Мэнди… - Задумчиво предрек он, почесывая подбородок.

- Смазана цепь отлично. - Коротко согласилась девушка. Замечание отца, в самом деле, было справедливым: уж эта деталь “вигвама” буквально сияла.

Предречение доктора исполнилось полностью: следующим этапом работы, что улица запомнила надолго, были крылья. Чем-то они напоминали гармошку аккордеона. Раскрытыми на всю длину, крылья могли утопить в тени несколько крыш со всеми флюгерами, трубами и проводами. Звук при их замахе был достаточно неприятен, чтобы Герберт со своим банджо ощутил укол зависти.

Впрочем музыкант, как он считал, ответил противнику достойно. Увлекшийся изобретением, ученый сильно ослабил контроль над своими занавесками, и Герберт мог беспрепятственно общаться с Мэнди. Их милые беседы проходили примерно в таком стиле:

- Привет, крошка, скучаешь? - Говорил Герберт с задорным нахальством.

- Да. - Отвечала Мэнди, так невыразительно, как только могла.

- А может, нам вместе пойти погулять? Ты когда-нибудь была на крыше?

- Нет.

- Очень зря. Там неплохой вид на город. - С чувством говорил музыкант.

- Да.

- Пойдем, поглядим? Дай руку! - Неизменно оживлялся Герберт.

- Нет. - Этот ответ был самым невыразительным из всех.

- Ну тогда давай, я тебе спою.

Девушка никогда не отвечала, на этот вопрос. Но музыкант, в самом деле, успел обнаглеть до того, чтобы начать распевать серенады собственного сочинения. В окрестных домах немедленно захлопывались окна, но Герберт без всякого смущения затягивал:

Э!
Ты там,
На той стороне
Крыш!
Слышь?
Наш город пуст,
Ш-
ш-
ш-ш…

 

Мэнди, в своем обыкновении, никогда не перебивала, не просила заткнуться, не давала никаких оценок его творчеству. Она молча выдерживала сеанс музыкальных пыток и уходила, как только кончалось пение, ни разу не изменив почтительно-равнодушного выражения лица. Герберт же от этого заводился еще больше.

- Куда же ты, крошка? - Крикнул он однажды, когда Мэнди, по обыкновению, собиралась удалиться. - Я еще не закончил!

Многие восприняли бы эту фразу, как угрозу, но девушка немедленно вернулась на прежнее место у окна. Герберт снова взял медиатор.

-...И механик грустно гайку затянул… - Лирически начал он, проведя по струнам, но тут его перебил громкий звук ржавого аккордеона. За окном рядом с Мэнди возник доктор Каспер.

- Вон! - Только и нашелся что крикнуть этот любящий отец. - Убирайся!

Все произошло настолько быстро, что Герберт даже успел растеряться. Впрочем, он быстро смог вернуть себе прежний нахальный вид.

- А я не уйду. - Сказал музыкант уперто. Тогда доктор повернулся к Мэнди:

- Девочка, родная, прошу тебя, впредь отдыхай у другого окошка. В другой комнате. Может даже, у соседки...

- Да, отец. - Равнодушно ответила та, исчезая в глубине комнаты. Доктор Каспер бросил злорадный взгляд на музыканта и задернул занавески.

Герберт больше не видел Мэнди.

Эксперимент же шел полным ходом. Стараниями доктора Каспера, дракон обзавелся головой и хвостом. Теперь только педали еще напоминали о том, что было положено в основу этого создания. Доктор так и не придумал, как бы их можно было спрятать под стальной чешуей. В остальном же дракон внешне соответствовал своему названию. Большая железная ящерица, свернувшись клубком и закрыв глаза, расположилась на крыше, под прикрытием реклам, точно дремала. Доктор Каспер, наконец, выпустил из рук молоток и погладил железную морду дракона, увенчанную несколькими паровыми трубами. Под чешуей уже вовсю крутились шестеренки, работал сложный механизм.

- Цепь смазана хорошо… - Произнес доктор, прислушиваясь к механическому дыханию дракона. - Но пока это всего лишь очередная машина. Но чтобы вернуть жизни чувства, чтобы воплотить мою Безумную Идею, необходимы, фантазия, решительность… словом, все то, о чем я уже говорил. Нужны дух, или душа, их механический аналог... - Доктор Каспер потер руки.

На самом деле, многие годы исследований и изысканий он потратил на изучение природы души и духа. Это было у него своеобразным хобби, которому он предавался в перерывах между лекциями по математике. Возможно, что именно такое увлечение подтолкнуло доктора к его эксперименту. Но нельзя отрицать, что под чашку кофе доктор Каспер успел проштудировать не одну сотню трактатов на эту тему и даже написать несколько огромных фолиантов. Словом, он знал, о чем говорил, когда анализировал у окна жизнь и природу человека. Но главного - понимания механики самой души, - доктор еще не достиг. Пробел в знаниях требовалось немедленно заполнить, во имя жизни, подобающей человеку и дракону. Вернувшись в кабинет, доктор Каспер вытащил из шкафа и сдул пыль с кипы своих трудов, дабы продолжить работу.

Последние недели и громадная доска в кабинете доктора, и стены, и пол покрывались всеразличными научными формулами и вычислениями.

- Если икс - это два-икс в квадрате, то игрек - результат… - Бормотал бывший преподаватель математики, поднимаясь по стремянке, чтобы продолжить вычисления на потолке: на полу уже не хватало места. Мэнди стояла тут же, рядом, молча сжимая в руках щетку для смахивания пыли. Чтобы ненароком не смахнуть какую-нибудь важную формулу, она терпеливо ждала отцовского разрешения на уборку, пока все поверхности приобретали вид крайней запущенности и творческого хаоса.

Примерно в таком антураже, к полуночи, доктор Каспер завершил разбор души на математические составляющие:

- Страдание - беспокойство на любовь-два-икс. Беспокойство - неравнодушие на игрек помножить на идею. Любовь - икс-игрек… Эврика! - Подняв облачко пыли, ученый бросился в мастерскую. Свет в его окнах не гас всю ночь.

***

- Шумит. - Констатировал Герберт Бездельник, вылезая на крышу. Дело было к утру и улица внизу была скрыта туманом. Дома еще были погружены в сон и только в мастерской доктора Каспера горели лампы.

- Еще как орет. - Согласился Кроха Тимми, вылезая на крышу вслед за Гербертом и доставая из маленького кармашка такую большую и мощную зажигалку, что создатели даже оснастили ее измерителем магнитной индукции, на всякий случай.

- Я ему покажу. - Который раз пообещал Герберт, закуривая. С тех пор, как доктор Каспер задернул занавески, прекратив тем самым свидания, Герберт времени зря не терял. Музыкант знал, как отомстит ученому, но это требовало времени… а еще у него было другое занятие. Он собрал с окрестных улиц тех, кто был беззаветно предан философии ничегонеделанья. Люди, далекие от понятий работа, достаток, карьера, благосостояние, хорошая репутация и подоходный налог, сошлись на гербертовском чердаке. Объединенные идеей жить только сегодняшним днем и жизненным идеалом плевательства с крыш на головы, они проявили большое усердие и старание в организации “музыкальной группы”. Несмотря на общее мировоззрение всех причастных, они таки обзавелись названием “Краеугольник” и даже солистом. На пустом доселе чердаке быстро появились еще три банджо, лютня и “комфортабельный орган для частного использования”. В рекламном буклете, приложенном к инструменту, было сказано: “Легкий в переноске и установке. Удобен для служения полевых обеден, а также собраний запрещенных сект и организаций”.

- Врут. - Сказал Герберт, прочитав ее, и оказался прав. “Легкая переноска и установка” органа заняли несколько дней и, разумеется, отвлекли обитателей улицы от эксперимента доктора Каспера.

- Ишь, чего удумали! - Смеялись старожилы и сплетницы, в предвкушении очередного громкого этапа в противостоянии закадычных соседей, пока группа “Краеугольник” всем составом затаскивала в двери по одной огромные клавиши белого, черного и красного цвета да многочисленные педали.

- Вот только дайте мне повод… - Многозначительно говорил полисмен, подозревающий доктора в убийстве, глядя, как Герберт с командой снимают рекламы, белье и стальные листы с крыши, дабы прорезать в ней дыры для органных труб.

Теперь эти трубы, испускающие то белый пар, то дым, то издающие резкие сложные аккорды увенчивали крышу, а на них были вновь повешены рекламы, прикрепились веревки с бельем и провода фонарей. На самую высокую органную трубу один из жильцов дома прикрепил флюгер. Воистину, если бы ученый оторвался от эксперимента и выглянул в окно, он бы пожалел, что так грубо обошелся с Бездельником в их последнюю встречу.

- Месть будет недостаточно холодной без ударника. - С иронией сказал Кроха Тимми, продолжая прерванный разговор. Герберт не ответил и оглянулся назад, на слуховое оконце. Он имел еще один козырь. Его чердак официально приобрел статус жилого и опасного места, а значит, не обошелся без бытового оснащения. То пространство, которое еще не было занято органом, заполнил большой паровой котел. К стене крепилась консоль, усеянная кнопками, рычагами, переключателями и измерителями. От котла по потолку тянулись многочисленные трубы, иногда со свистом выпускающие струи пара. На вершине аппарата торчал черный прорезиненный сапог подошвой вверх, внизу выпирал небольшой кран с изящным вензелем. В общем, выглядела эта штука весьма опасно.

- Знатоки называют это изобретение “самоваром”... - Многозначительно говаривал Герберт.

Когда доктор Каспер не спал всю ночь, Бездельник решил, что пришло самое подходящее время включить это чудо технической мысли.

- Не заварить ли нам чайку? - В голосе музыканта послышалась угроза.

- Я мигом. - Отозвался Кроха Тимми, незаметно снимая носок, затем, чтоб бросить его в самовар, для усиления вкуса чая ко всеобщей “радости”.

Он исчез, и Герберт остался один. Ухмыляясь в предвкушении грядущего возмездия, Бездельник оглядел горящие окна доктора. Потом его взгляд сместился на крышу… По ней, петляя между трубами и флюгерами, пробирались две фигуры, не узнать которые было просто невозможно.

Герберт нахмурился, тихо поднялся и тоже начал двигаться за ними, по своей крыше.

***

- Я сумел это сделать! - Глаза доктора Каспера сияли воистину сумасшедшим огнем, когда он показывал Мэнди некий блестящий предмет, похожий на картофелину. - Я взял основные причуды своих души и разума и воспроизвел их в виде механических колебаний, по частоте сокращения пружины! Видишь, детка, как дрожит перемычка?! Это воплощенная в физический мир Мысль, Фантазия, Иллюзорность… Ты понимаешь!

- Удивительно. - Ответила Мэнди, не проявив и капли удивления, но доктору было не до внимания к таким мелочам:

- Идем, дочка, я хочу, чтоб ты первая увидела, как рождается чудо!

Держа блестящую “картофелину” в руке впереди себя и, как бы, над головой, доктор повлек дочь по крыше между труб и реклам.

Любой, окажись он в этот час здесь, сказал бы, что последнее изобретение доктора - настоящее чудо. Никто ни до, ни после, не смог превратить старый велосипед в огромную крылатую тварь. Но доктор Каспер не зря был научным энтузиастом и безумным гением. Дракон, что и говорить, вышел настоящим произведением искусства паровой механики, аэродинамики и кукольных дел мастерства. Изящная морда, собранная из деталей парового двигателя и ведра, светящиеся глаза-циферблаты, длинная гибкая шея, усеянная гайками и крылья, которые в сложенном виде едва умещались на крыше. Все это заставляло трепетать и без того разгулявшееся воображение доктора.

- Остался лишь один штрих… - Дрожащим от волнения голосом произнес он, выпуская руку Мэнди, и вкрутил “картофелину” в соответствующую выемку на морде дракона.

И дракон ожил. Вздохнул паром, прочищая железные легкие, сшиб крылом пару другую реклам, и тут стрелки его глаз упали на Мэнди, которая стояла неподалеку с лицом абсолютного бесстрастия…

Сколько потом доктор Каспер не исследовал, что же сдвинуло ту лавину происшествий, к ответу он прийти не сумел. Может, его собственная душа, желание привнести в мир Романтизм и любовь к дочке, заключенные в блестящей “картофелине”, - либо типичный драконий инстинкт похищения юных дев, - сыграли свою роль? Но только лишь увидев Мэнди, дракон победоносно застрекотал велосипедной цепью, схватил девушку лапой сделанной из бочки для пива, и взмыл в белые небеса.

Редкие дирижабли, рискнувшие в столь ранний час подняться в воздух, позабыли медленный и вальяжный полет, довольно резво меняя курс, когда на пути возникло очередное чудо света. Дракон летел; вслед за ним летели, зацепившись за чешую, телеграфные провода, за которые, в свою очередь, цеплялись обрывки реклам и детали каких-то конструкций. С каждым взмахом крыльев их становилось все больше.

А внизу, лавируя между остатками нагромождений и хлама, мчался Герберт.

***

- Заломлю, шляпа! - Обещал дракону Бездельник, перепрыгивая поваленный плакат. Впереди перед ним выросла большая толпа. Владельцы дирижаблей не спешили подняться в воздух. Прохаживались медленно и чинно, не роняя достоинства и нисколько не боясь, что на них упадет какой-нибудь обломок.

- Сто пять, джентльмены! - Донеслось до Герберта, когда он приблизился к ним. Видимо, тут, под виски, велся счет, сколько разрушений принесет последнее изобретение доктора.

- Пари, господа!

- Ставлю на триста сломанных печных труб! - Послышалось чоканье стаканами.

- Аристократия... - Пробормотал Герберт, продираясь сквозь эту толпу зрителей, - Страховка то есть?

- А то как же, сэр, - не без хвастовства ответил один владелец небольшого восьмикрылого самолетика, стоящего тут же, неподалеку.

- И двигатель-то неплохой. - Сказал Бездельник, поглаживая дверь самолетика в опасной близости от ручки.

- Самый лучший, сэр… Эй, ты это куда!?

Герберт не ответив, махом запрыгнул в кабину. Самолетик тут же стремительно двинулся вперед, разогнался, взлетел. Его разговорчивый владелец пробежал пару шагов, в ленивой попытке догнать вора, но потом остановился:

- Ставлю десять золотых, что он продержится против дракона не более трех минут!

Ставка была охотно принята остальными.

Герберт же вцепился в штурвал. Он, хоть и был обладателем очков “Слепой летчик” и одежды, увешанной разными механическими деталями, об управлении самолетиком имел только общее представление. Оказавшись в кабине пилота, Герберт, кроме штурвала, обнаружил не меньше сотни рычагов, рычажков, рубильников, кнопок и веревок, за которые нужно было дергать. Сперва Герберт попытался справиться, не прибегая к наворотам техники. Он нажал двумя ногами сразу на одну педаль, разогнав восьмикрылую машину до предела, с гулом и дребезжанием промчался над улицей. Но этого было мало, чтоб догнать дракона. Тогда музыкант наугад дернул несколько рычагов и веревок. Свет в кабине немедленно погас.

Пока Герберт ругался, одной рукой держа штурвал, а другой нажимая на все кнопки подряд, сзади раздался оглушительный и раздражающий вой. Звук резко толкнул самолет вперед , побил окна и посшибал с крыш все, что там еще оставалось и, разбиваясь эхом, устремился в небеса. Герберт сначала даже решил, что это дракон, и только потом узнал в звуке работу своего самовара.

- Ай да Кроха Тимми… - С благодарностью процедил Бездельник, одним движением напяливая очки слепого летчика. Впереди мелькнул дракон. Вопль боли и страдания - какой только и могла вызывать работа самовара, - расколол небеса и устремился вверх, вслед за паровым гулом; Герберт едва успел развернуть самолет, избегая прямого столкновения, но ящер таки сорвал крышу самолета и пару крыльев. Кабину немедленно засыпали колючие осколки.

- Каналья! - Завопил Бездельник, в последний миг уворачиваясь от взмаха хвоста, увенчанного лопастью весла. Дернул штурвал, облетая большой круг и не выпуская дракона из поля зрения. Сделать это было непросто: змей двигался намного быстрее, к тому же постоянно менял курс. Вот он снова понесся чуть выше Герберта, едва не задев самолет. Вмиг оказался над городской площадью, где зачем-то принялся выковыривать часы с башни.

Так его не поймать - понял Герберт и решил задействовать все приемы, какими обычно раздражал доктора Каспера. Позже, он и сам не мог объяснить, почему он выбрал этот метод, как единственно верный. Похоже, интуиция решила помочь хоть кому-то в этом грешном мире. И Бездельник сбавил скорость самолетика, высунулся, благо это позволяли сделать выбитые окна и сбитая крыша. Вдохнул и зафальшивил с душой, с издевкой:

Вам,
Свин,
Наверное ясен полет?
Но!
Коль хочешь вверх,
Готовь расшибить
Лоб!
Вот.

 

Слова достигли ушей всех. В знак поддержки, братия с гербертовского чердака ударила по клавишам органа. Доктор Каспер схватился за голову: его музыкальный вкус был задет так же глубоко, как и совесть. Но это ничто, по сравнению с тем, как было задето чувство прекрасного у дракона. Зверюга взвыла, - к вящей радости публики заглушив жуткое пение, - дернулась в сторону, уронив пару электрических катушек, и ринулась на раздражающий самолетик. Ударила горячая струя пара. Герберт нырнул под прикрытие одной из башен: впереди, в клубах пара на него несся дракон, свирепо и яростно, словно намереваясь преподать нахалу сольфеджио. Дыхнул пламенем, у самолетика задымил двигатель и потекла краска.

- Три, два… - Отсчитал сквозь зубы Герберт и прыгнул. Коротко мелькнули перед ним глаза-циферблаты, пасть, усеянная гвоздями. Музыкант царапнул руками по железной шее, соскользнул и ухнул вниз. Сверху до него донесся взрыв покинутого самолета и вой дракона, снизу - гул наблюдавших за противостоянием зевак. Сбоку мелькнуло что непонятное, пестрое. Герберт рванулся и уцепился за край одной из реклам, что шлейфом волочились за драконом.

Змей, что и говорить, был очень недоволен. Задымил, запыхтел и рванул вверх, надеясь сбросить музыканта, что болтался внизу, как заправский акробат-неудачник.

Герберт процедил ругательство, подтянулся, едва не сорвался вниз, но все же смог подняться выше. Карабкаться по хламу, вереницей тянущемуся за драконом - не простая задача. Несколько реклам кануло вниз, едва Бездельник коснулся их. Остатки механических деталей, сорванных с крыш царапали руки, а телеграфные провода были скользкими и изгибались в любую сторону, вопреки всем законам физики. Всякий раз, как только Герберт хватался за один из них, намереваясь вскарабкаться выше, как обнаруживал себя то сбоку от дракона, несущимся прямо на острые пики башен, то выше, среди норовящих его сбить самолетов, то внизу, прямо над головами столпившихся на улице зевак. Один раз провод изогнулся чуть ли не над драконьей спиной. В его лапе Герберт заметил Мэнди. Она взирала на мир равнодушными глазами и, казалось, была озабочена лишь тем, чтобы разметавшийся на ветру ворот платья не приоткрыл чуть больше, чем положено приличной девушке. Не теряя ни секунды, Бездельник прыгнул на железную спину дракона, словно то было седло деревенского старого пони. Дракон заревел, зметался. Герберт тоже заорал, схватился за чешую и пришпорил крутые бока змея. Под ногу ему попеременно попадались колесо, коробка передач, черный ящик, аптечка, огнетушитель и, наконец, велосипедная педаль. Музыкант тотчас в нее уперся и толкнул вперед.

Дракон перестал реветь и, с крайне задумчивым выражением морды, изменил свое положение в воздухе. Снизу раздался грохот сорвавшихся с него последних реклам. Герберт выпрямился и довольный собой огляделся. Неподалеку в драконьей лапе зевнула Мэнди.

- Деваха, дай граблю! - Заорал ей Герберт, протягивая ей руку.

- Но, у меня нет с собой граблей. - Ответила Мэнди.

- Тьфу! Руку давай! - Музыкант уж начал было всерьез задумываться, что же заставило его спасать настолько непробиваемую девушку. Но тут ее тонкие пальцы оказались в его ладони, и Герберт отбросил ненужные философские вопросы.

Мэнди уже сидела за ним на драконе, по дамски перекинув ноги на одну сторону и с прямой, несмотря на потоки встречного ветра, спиной.

И тут Бездельник, сам неожиданно для себя, без раздумий сорвал с головы свою шляпу и “предмет зависти двора” - очки и нахлобучил все это на свою даму.

- Не мерзни. - Буркнул он. И тут Мэнди впервые в жизни выразила свое мнение:

- Ты рыцарь!

Осчастливленный Герберт едва не свалился вниз, но успел схватиться за железные ключицы, что за штурвал, и закрутил педали. Дракон пронесся над городом, едва не касаясь громоотводов самых высоких башен, а потом пронзил белесые облака, за которыми, должно быть, скрывалось Солнце.

***

- Мы, наверное, должны выразить вам благодарность… - С неохотой произнес полисмен, пожимая руку доктору Касперу. - Благодаря вам, убийца теперь найден. Он так испугался дракона, что влез на башню правительственной резиденции и там принялся ловить самолеты… Но это уже наше дело: снять его оттуда - пара пустяков! В подтверждение этих слов над улицей продымил кусок крыла.

Доктор Каспер смущенно улыбнулся: вокруг валялись обломки, искрили электричеством порванные провода. Неподалеку, на крыльце, сидели члены группы “Краеугольник”, Из всех горожан, они-то действительно были довольны прожитым днем. Кроха Тимми наслаждался чаем.

Вечером мягкие тени легли на пол и стены кабинета. Ученый думал, глядя на летящие за окном дирижабли. Они робкой цепочкой тянулись над самыми крышами, готовые в любой момент нырнуть вниз, под прикрытие стен. Воображение рисовало пилотам возвращающегося дракона, опасного, прекрасного, дышащего паром. И доктор Каспер был доволен.

За окном же гудел орган, ему вторили самовар, лютня и банджо, но ученый, вопреки обыкновению, не морщился и не затыкал уши. На соседней крыше, в лунном свете, отчетливо виднелись силуэты Герберта и Мэнди. Она сидела ровно, не шевелясь, он играл на банджо, размахивая рукой, точно лопастью пропеллера, наклонялся то в одну сторону, то в другую и, конечно, гнусавил:

Экс-пер!
Экс-пер!
Рементатор!
Трактор!
В Тартар
Механический бред возрожденного дня:
Я не знаю что было,
Но чую, что будет,
И рад, если доктор понял меня.
Засыпая во сне,
Я что-то вижу,
А иногда даже пою!
Вслух!
О часах и столбах, и о тех, кого слышу,
Но тому, кто просто не глух...

 

- Кто мог знать… - Задумчиво произнес доктор Каспер, почесывая подбородок. - В Бездельнике оказалось больше решительности и романтизма, присущих ученому, чем в ком бы то ни было! Странно, что раньше я не замечал этого…

- Пониманию предшествует испытание, без него нет смысла наблюдать. - Ответил ему мягкий голос. Доктор Каспер вздрогнул: в окне отразился его дракон.

- Ты сказал… - Удивленно начал ученый, хватаясь за створки. - Я и не знал, что ты умеешь...

- Мы еще многого не знаем, и ты, и я. - Ответил дракон. - Но, тебе нужно продолжить работу, ведь и мне тоже так не хватает романтики…

Он раскрыл крылья и взлетел с тихим звуком ржавого аккордеона. Доктор Каспер ухмыльнулся. Странный огонек светился в его умных глазах, когда он тянулся одной рукой к гаечному ключу, другой - к кипе своих исследований. Этой ночью в его окнах снова не гас свет.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 2. Оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...