Утренний порыв с треугольного окна, обжог прохладой горячий носик Рамесида заставляя проснуться. Мальчик тут же прятал нос под бархатное тепло жаркого одеяла, но, как известно, неприятель всегда нападает неожиданно.

- Пора подъём! А ну-ка вперёд, разминаться.

Столь жизнерадостного папашу ещё поискать надо. Несмотря на свою работу, что его выматывает полностью физически и морально, у него всегда найдётся пару запалов счастья для своей семьи, и при этом наслаждается своей беззаботностью.

- Опять раскричался. Что всё не имёться?

Матушка иногда капризничала по отношению к жизнерадостности своего мужа, но такая она только с утра.

Разминка тела после сна всей смугленькой семьёй проходила на ежедневной основе, двое растрепанные и вялые коротышки совушки, и один высоченный и мясистый жаворонок в центре. Со стороны всё это выглядит утомительно, но на удивление ни кто не отлынивал. После окончания обряда, птички направились в умывальню причёсывать пёрышки, а после началась утренней трапеза, что уже не первый год готовит заботливый и говорливый отец по утрам.

- Ешь, тебе нужны силы на целый день. Рам, ты меня слышишь? Рамесид, проснись! Хотя бы просто проглоти всё залпом. Милая, ну… Милая! Не клюй носом и тоже жуй!

И так почти каждый день, а по выходным тренированный папаня даже не пытается их разбудит. Просто без толку.

Рамесид внешне прост и непритязателен: круглое лицо, щуплый, и небольшой нос, а ещё волосятки золотистого цвета как и у всей семьи. Ловко натягивая носок в прыжке, и таким же образом забрасываясь в брючки, он начал спешить не потому что опаздывал, а из-за маменьки, что начинает поднимать свой голос, скорее его выгоняя.

- Бегом!

- Бегу-бегу – крикнул мальчонка, натягивая курчонку.

Скрип двери, хлопок ставней, и быстрый барабанный бой посредством перебирание ног по ступенькам. Окончание трапезы ухода из двухэтажного домика – взмах руки в окошко, где его сонная мамаша протягивала руки, ловя чёрные пузыри гремящие нечто стеклянным.

Однако как ребёнка не подгоняй, а есть такие, которые знают, что опоздание не несёт страшного наказания. Рамесид условно понимал, что беспокоится ему незачем, потому неспешно ковылял, как только скрылся из виду своего дома. Он шёл в простую школу, хотя нельзя назвать это школой в действительности, однако являлось усреднённым учреждением, где преподавались общие науки. Официально по документам значилось как «древо жизни», но название уже давно изжило себя, потому их так ни кто теперь не называет. Да и потом, большинство определяются туда – если нет таланта, а если есть, буквально с малых лет отправляются в академии, где выгоднее развивать свой талант. Рамесид к таким не относился.

Простите, виноват, сейчас поясню.

Талант получают от – так считается по древней книге – бога. Конечно, слово имеет несколько иное значения как «мера» или «груз», но впоследствии стала употребляться в место «дар божий». Странно, но то было правдой, обладатель таланта мог сотворить самое настоящее чудо. И кстати, существования бога научно обосновано ещё в седьмом веке от начала писания «сокравения Скриптура». Если быть точнее, существует полновесное доказательство наличие богов в мире. И не трудно догадаться, что атеистов ни кто не жалует.

Талант влияет буквально на всё. Например, архитектура: причудливые треугольные улицы, и непропорциональные дома, сужающиеся кверху, построенные мозаикой и если посмотреть сверху, можно увидеть идеальный шестигранник. Подобные способы постройки давно разработаны и всегда сохраняют общий вид мастеровитых архитекторов и простыми чертёжниками, и могли сильно отличаться в зависимости от региона. Но если за дело брался современный талантливый архитектор, то прецедент мог перевернуть всю эпоху строительства. Но в нынешнем четырнадцатом веке это теперь редкость, и есть лишь причудливые постройки. А вот, кстати, во всей своей красе и отличия в виде старого и единственного не жилого дома созданного знаменитым архитектором Бреднинским. Фиолетовый цвет стен сильно контрастировал с белесо желтоватым окружением, а его верхушка закручена спиралью вперёд опасно склоняя дом – это был особый почерк, и если его раскрутить он будет напоминать обелиск. Иногда этому дому бывает скучно стоять на месте – дома очень любят, когда в них живут, знаете ли - и может придвинуться туда куда захочет. Вот сейчас он расположился посреди проезжей дороги, и был явно голоден. Раскрыв свою бетонную кривую пасть, можно увидеть даже заострённые арматуры в виде многочисленных клыков – тоже, кстати, подчерк именитого таланта – он наклонился над фонарным столбом желая откусить большую яркую башку, потому как очень похож на голубой леденец. Дома медлительные, и на подобное у них уходит много времени, а после возвращаются назад на исходное место. Городок Папетита не шибко знаменит потому и не сносят подобный раритет, пускай и бесполезный и оставляющий после себя борозды на дороге.

Но бывает и более явные проблемы от талантов, особенно у строителей и дорожных укладчиков. Рассыпчатый асфальтовый щебень вновь перекладывается, уже седьмой раз за неделю, и не по вине несчастного домика. Мужичёк в пурпурном тряпье, точь-в-точь, как и цветовая гамма лица, сильно кричал:

- Дурни! Сколько раз говорить, что выпаривать катком надо! Ну и что, что вы можете «Дону снизу» лопатой нарисовать! Трамбовать надо! Понимаешь? Трамбовать! – раздался быстрое долбление земли позади озлобленного человека – Чёрт тебя дери, возьми отбойник! Ну и что, что лопатой тебе быстрей. Понаберут европейцев …

Талант может быть настолько универсален, что один инструмент заменяет множество. Но бывает такое не всегда, так как не каждый талант поддаётся развитию.

Неприглядный Рамесид выхаживал, чуть шаркая в бежевых ботиночках по остроугольным улицам, совсем не понимая, почему все с лёгкостью обретают таланты. Исключением был его папа.

- Но папа же не в счёт, верно?

Конечно, он знал, что талант привносит преимущества по своей сути, пускай иногда и посредственное, и не является определяющим с будущим, да и преимущество талантов может оказаться спорным, так как его можно обрести даже в глубокой старости буквально перед мумификацией. Но чувство зависти начало снедать мальчика, и слегка раздражать, особенно когда он узнал, что у животных тоже есть таланты.

- И зачем талант животным?

Над этим вопросом бьются лучшие умы в области талантологии, и по сей день. Но как только к ним приходит пёс с талантом красноречия, то под рациональный лай и скулящие доводы всё встаёт на свои места и люди забывают, о чём вообще был спор.

И если кому-то подобное кажется странным, то такому человеку не стоит даже и намёка давать что произошло с растениями.

- Безумие.

А говорить сам с собой Рамесид начал не с проста, он питал некую надежду получить талант популиста, или хотя бы просто болтуна. Ни кто не может дать точный ответ как получить талант. Кто-то рассказывал, что талант сам по себе появился, а кто-то не помнит потому, как был ещё младенцем, а бывают и такие рассказчики, что по телу мурашки бегут, и каждый раз рассказы разные и бывают очень жуткими. Но это скорее выдумки матери Рамесида, что любит припугнуть своего сынишку.

Вот и школа расположенная не так далеко от реки Нил. Формой она напоминала многогранную призму, чьи окна распределяли свет солнца посредством зеркал во все аудитории здания. А вход был выполнен в виде раздвижных каменных врат с изображением богов, единственных богов которые были обижены на рационализм человечества усомнившихся в существовании высших сил. Причём обижались не раз: с начало за рационализм, а после за насмешки, что у богов вместо голов человеческих -птичьи.

Кстати Рамесид не единственный кто любил припоздница. Павлюша, как иногда шутливо его звали, стоял возле распахнутых врат, и имел очень широкое лицо и чёрные волосы.

- Ну чего встал?

- Одному тумаков получать не охота.

- Да, у Марии Монтессори точно талант по пробиванию фофана, ну, помимо её основного.

- А вот и вторая причина ожидания, Мария Монтессори.

- Когда ты уже имя её запомнишь?

- Оно мне надо? Да ещё имя такое Дария Монтедори.

- Мария Монтессори.

- Во-во! А я о чём. Вот моё имя простоё и понятное, сказал Паша, и все запомнили. Ну, тебя можно Рам назвать, а тут Матьеё Ментедоди. Разок крикнуть и досвидание.

- Фофан тебе обеспечен.

- Да не боись.

Узорчатые коридоры, тщательно отделанные каменотёсами, изрисованы наикривейшими письменами древних народов повествующая историю мира, города и само собой школы. Говорят, что каждый писавший на стене оканчивал высшее учреждение врачевательства и истории, и как эта информация связано с непереводимыми письменами не совсем понятно простым ученикам, да и учителям в том числе.

Двери во всём здании по современным меркам были старьём, они разработаны талантливым учёным Пероном Алесемейниским ещё в первом веке до «сокравения Скриптура». Механизм заставлял их рассыпаться перед входящим, и после собирались вновь позади. Многих очень сильно раздражает шум сыпучей гальки, что происходило каждые пять минут.

Как только опоздавшие друзья зашли за дверь учебной аудитории Павел со всей мочи крикнул.

- Здрасте Балия Монтекори.

- А ещё разок? – с прищуром сказала учительница.

- Галия…

Смачная оплеуха от Рамесида сопровождалось собственным комментарием «Балда!», и последующим великодушным одобрением учительницы. Глупая ситуация на самом деле давно отработанная система избежание наказания. Фальшивый подзатыльник всё же менее травмоопасен, чем тот же щелбан этими худенькими костяшками пальцев Мария Монтессори.

- Ладно, две минуты не сыграли, значит так – сказала скорее себе в длинноватый подбородок, чем ученикам, но после Мария Монтессори громко прогорланила - Всем поднять руки.

С желтоватым журналом, истрепанный не жизнью, а лоботрясом старостой, она ходила и заглядывала в ладошки, а после чирикала в журнальчике.

- Павел, почему руки грязные?

- Чернила не отмылись со вчерашнего дня.

- Опять косишь от домашки? Понятно, иди доску намывай.

Кто бы знал, что учителю талант гадание по руке может даже очень пригодится. Но она не специалист в этом таланте потому её вполне можно обмануть. Но обмануть удаётся не всегда.

- Рам, прочтение доклада на тему особенность физиологии европейцев энного столетия не считается выполненной работой. Такс отрабатывать будем? Ладно, расскажи нам начало «сокравения Скриптура». С прошлого урока в голове-то что-нибудь осталось, надеюсь я?

- Эм… ну, в сокровении сказано с начало был талант… естества, талант естества. И он… породил…

- Не породил… Талант чего был?

- Талант созидания?

- Нет.

- Талант…

- Кто знает, что за талант у естества?

- Систематизация.

- Умница Гипатия. Рамесид можешь продолжить?

- Да! И тогда естество систематизировала вселенную, подарив ей талант созидания. Так, эм… произошёл вселенский распад на множество, и появилась планета прикованная цепью к звезде, что согревает древа жизни…

- Пока хватит. Ладно, отделался довольно легко – окончив обход, учитель произнесла - Продолжаем изучение «сокравения Скриптура». О! Павел раз уж ты у доски бери мел начинай царапать всё, что я скажу.

«Сокравения Скриптура» очень тяжелая книга, как по содержанию, так и по внешнему виду. Можно потратить всю жизнь на изучение гигантской книги и не один талант не посодействует этому. Потому с множеством стараний людей и зверей книга разбита на множество томиков как учебные пособия.

Урок окончен, а день лишь начался. Мария Монтессори подозвала Рамесида:

- Вот возьми – учитель протянула листок в его руки – сходи в скриптуариум и принеси мне вот эти книги. И не задерживайся, скоро чтения начнутся.

«С фронта да в тир» странное название книги, и ни кто не знает, как зовут автора, но говорят, что он был толстым и с гривой как у льва.

Скриптуариум – книжное хранилище, где целыми днями талантливые графоманы переписывали папирусы и тонны книг. Работают они в основном по ночам, потому как правителю школы очень сильно раздражает звук пишущего пера по бумаге.

Что в этом такого?

Когда один или десяток человек - это не страшно, но когда тысяча перьев скребёт с определенной частотой звука, что всё здание вибрирует, не каждый того выдержит. Кстати тысяча это не шутка. При постройке любого здания с начало строится скриптуариум, и он всегда огромный и глубокий, если понадобится, с множеством этажей, и потому найти что-то удастся не каждому. Для этого есть талантливый книгочей в виде прекрасной женщины с очень приветливой улыбкой. Книгочей способен одной лишь цитатой призвать в свою руку книгу в то место, куда они назовут и в том количестве каком пожелают. Потому они чаще всего молчат, они не знают, какое сочетание слов приведёт к появлению книги или книг в самый неожиданный момент и в самое неожиданное место. Но молчание относилось только к тем, у кого был развитый талант, для, простите за резкость, недоразвитых достаточно просто уметь призывать нужную книгу. Это очень удобно в случаях спора, и аргументировать с книжкой в руках и открытой на нужной странице, но их ограничивало то, что они обязаны прочесть книгу с цельным разбором текста и в количестве не больше одной в неделю. Хотя, если время от времени освежать память, то в таланте нет уж и такой необходимости для подобной ерунды.

Мальчик передал листок обольстительнице, и она произнесла то, что там было написано:

- «С фронта да в тир»…

Знаете, в четырнадцать лет не все мальчики осознают всю прелесть зрелых женщин, да и не каждому удаётся это понять и до конца своей жизни. Рам был тем, кто созерцал прелесть строгой одежды на длинноволосой красавице с изящными округлыми бёдрами и подчёркнутой груди, при этом понимал, что это лишь заслуга её безупречной талии.

- Четырнадцать экземпляров, седьмой ряд.

Но этот чудный тоненький голосок, не сорванный криками в оголтелых спорах, своей сладостью заставлял трястись всё тельце мальчонки от волнения.

- Се… седьмой ряд? С…спасибо.

В рядах уже установлены тележки, потому надо было лишь найти ряд, и допереть её до аудитории. Книжные шкафы цветастыми и уложенными в ряд корками книг, напоминали литые стены, так как для каждой книги было своё вместилище, чтобы они не упали, и так просто было не достать. Считается, что книга – вещь ценная, даже ценнее редких ископаемых ресурсов.

Проходя мимо этих громоздких шкафов, Рам услышал гулкий шлепок, это была совсем маленькая и истрёпанная книжонка. Простое любопытство заставило мальчика открыть книжонку, как вдруг оттуда кто-то выпрыгнул.

- Ты кто? – негодовал Рам.

Старенький мерзкий маленький человечек не выше юного Рамесида, с тоненькой бородкой, выскочил прямо из книжки, где нарисован он сам в полный рост.

- Цыц! Мелкий. Ты, думаешь, я отдам тебе такую честь забрать мой тяжкий груз? – произнеся эти слова, он начал оглядываться по сторонам, но тут же вернулся к испуганному мальчику, тыча в него пальцем - Редчайший талант! Невиданный даже самым мастеровитыми и лучшими в своём ремесле! Так просто отдать в руки мальцу? А кишка у тебя не тонка? А?

Старикашка еле говорил и всё плевался, он точно злился и трясся всем сгорбленным тельцем, что было закутано в серые тряпки.

- Нет, я…

- Молчать! – не унимался странный человечишка - Я хранил это проклятие, эту болезнь, это наказание! Редчайший грех, павший на мои плечи. Хранил его множество лет, столетий, и хранил бы вечность втайне от всех! Я не желал постичь истину писаных слов на листе холщёвой бумаги, чтобы собственноручно сотворить то прекрасное, то живое, то к которому так стремился всю свою жизнь – его голос задрожал, и тут же схватил злосчастную книжонку, из которой он выпрыгнул - Взгляни! Гляди внимательнее сюда. Смотри, тебе говорят! Что ты видишь?

Рамесид происходящего не понимал, как и то почему он не бежит как можно дальше от дурно пахнущего старца. Он взглянул на раскрытые страницы. Строки стали ползти и извиваться точно чёрные червяки и змеи запутывая строки и абзацы.

- Двигаются – сошло с уст мальчика.

- Ага, двигаются. Видишь, значит.

Старикашка опечалился, и выдохнул так, словно это делал последний раз в своей жизни. Своей мохнатой ручищей с корявыми пальцами за извивающиеся и скользкие слова и силой пихнул в открывшийся от удивления рот мальчика. Рам пытался выплюнуть, но грубые пальцы заталкивали, прямо в глотку эти склизкие и мерзкие строки, и пока мальчик давился, негодяй кричал во всю хриплую глотку:

– Ешь, поглощай, впитай их суть в себя! Теперь это твоя пища, теперь это твоё проклятие, твоя ноша!

Мальчик упал, и со всей силой пытался сдержать давление ладоней старикашки, тот же вовсе не обращал внимание на удары ногами и кулаков. Покончив вытаскивать строк, отбросил книжёнку, и своими ногтями вытащил другую и, не разжимая хватки хищной птицы с глотки мальчишки, он одними пальцами разжал зубы Рама, и высыпал в рот всё омерзительно пахучие содержимое следующей книжки.

- Ну же, жуй, жуй Насокова!

Мерзкие и сильные шевеления заполняли всю полость рта, желудка, и нос, щекоча всё нутро. Мальчика рвало от чернил, и слова и строки всё не кончались, их много и все шевелится как сумасшедшие, добираясь до самого мозга. Лишь в конце он смог заметить, что помимо чернил он почувствовал что-то сладкое и при этом очень горькое так похожее на шоколад. А старикан уже держал следующею книжонку.

- Ромера!

- Хватит, прошу – пробубнил Рам с набитым ртом червеобразных строк.

Старикан не слушал и продолжал высыпать и запихивать, осыпающихся в руках змей, они было нечто таким затхлым пресным, но столь увлекательным.

- Мулгакова!

Хрустящие.

- Мери Латтчет.

Забавное и приторное.

- Манте Наримьери.

Страшное, мерзкое, но такое прекрасное и чудесное. Рам не знал, откуда столько эмоций от этой мерзости, и как долго ему пихали в глотку строки книг. Без остановки его заставляли жевать страницы, некоторые строки были безжизненны, и вовсе не шевелились, от чего их не удавалось подцепить. Не было сил отбиваться, живот болел, а строки книг ощущались даже под кожей. Мальчик выбился из сил совсем не шевелился и старательно глотал червей до тех пор пока он не почувствовал как что-то стукнуло о его зубы.

- Нет-нет-нет! Не надо камень…

Пронзительный скрип эмали, песка во рту раздирали глотку и все дёсна, совершенно не имея вкуса и запаха идей.

- Знай юнец! Книга, скрижали, ткани, восковые таблички, даже стены – это лишь носитель таинства мыслей, чувств, бесконечных идей человечества!

Покончив даже с камнем, мерзкий старикашка, хватая новые книги и высыпая в глотку мальчика, не переставал говорить и кричать:

- Я был художником, я был творцом! И владел таинством наук, постигал истину мира как учёный, что бы создать не что живое для глаз. Я отдал бы всё за возможность дать картине ожить, наделить мыслями и существовать, как и все мы! Слышишь меня? – казалось Рам вот-вот потеряет сознание - Но мне было дано видеть живость слов! Слышишь? Слов, а не картин! Чёртовых, мерзких строк, что полон твой рот! Я хотел оживить её что бы она стала моей! Но каждый раз она была холодна, Слышишь меня? Она была мертва!

Он взял огромный том, где было что-то написано про «фронт» и «тир» и оттуда полилась мерзкая жижа, что казалось для Рама, обычной водой с лёгкой остринкой.

- Она была холодна, безжизненна, и уродлива! Как и строки написанные мною! Я думал, что унёс это проклятие из этого мира вместе с собой, думал, что ни кому нельзя знать, что подобное существует, и теперь объявился ты! Ты тот, чей маленькиё мозг ещё не постиг и малой доли тех знаний, что я! Я! Когда-то впитал в стремлении сотворить её. А ты тот, кто вот так просто увидел ползучих, мерзких строк этой вонючей книжонки! Это твой теперь грех!

- Хватит! Хватит, остановитесь!

- Нет. Ты должен понять, чтобы почувствовать весь груз греха, что именно тебе теперь дано, и какую теперь ношу несёшь. Ты теперь не просто чтец. Я тебя наделил талантом писателя, проклятьем писателя, болезнью писателя! Тем самым благословением истины, проклятием лжи! Данное не многим за всю историю обрубка этого камня, что плавает в черни и гнили, вися на цепи у проклятущей звезды. Тебе будет открыта истина мира, людей, зверей, растений и сути вещей и это твоя ноша, что будет одолевать тебя ночами, мучить в грёзах вызывая этот самый рвотный позыв, который ты испытываешь сейчас. Теперь ты будешь знать о том, что никому знать не положено.

Рамесид потерял сознание. Сон ли это был или нет, а мальчика нашла книгочей валявшимся на горе из искусанных и изорванных книг, обглоданных каменных фресок, а его самого рвало чем-то чёрный с запахом чернил и бумажного крахмала. Книгочей отказалась писать объяснительную по происшествию, и так как она имела на то право в связи с полномочием об отсутствие ответственности за учеников и порченые книги. Вся школа, да и сам Рам, постарались замять это странное дело, уповая на то, что мальчик жив и вполне здоров, но расследование всё же надо провести, так как более сотни экземпляров было попорчено «не известным», и именно такова официальная информация. Мысли Рам были спутаны, и он очень просил не рассказывать его радетелям о том, что произошло, пообещав отработать повреждённый инвентарь и книги самостоятельно. Хотя и вовсе не представлял, как именно это сделать.

А ещё труднее ему представлялось возможность пройти по коридорам исписанных стен что ползали и стрекотали точно жуткие многоножки, так его всё время рвало.

Вечером, добравшись на шатких ногах, домой на вопрос «почему он так вымучено выглядит», он сказал, что «ему придётся задерживаться после уроков». Мама внимательно взглянула на мальчика, что был в другой одежде, но почувствовала, что стоит оставить такой разговор на завтра.

- Садись кушать.

- Я, пожалуй, обойдусь – сказал Рамесид, сдерживая рвотные позывы.

Глядя на пару книг, он боялся их открывать, и вовсе даже думать об этом. Он уже не вспоминал про своё желание получить талант, но кое-что он всё же хотел проверить. Но его любопытство это самое большое наказание, данное с рождения. Его настораживало то, что решил сделать. Взяв листок и перо, начал писать, аккуратно выводя каждую букву, он глядел на строку, что слегка задрожала, как только отложил перо в сторону. Рукой потянулся к написанной строке и вытянул её, она почти не шевелилась, и тут же её съел.

- Тухлятина.