Погремушки

Земля стонала с начала лета. Порой ночью, а порой днем вдруг заскрежетают стены, и иконы падают с полки. И никто не знал, но многим жителям деревни слышалось, что поет небо.

 

В избе заплакал младенец. И лишь тогда Кузьма проснулся от странного сна.

 

Поменяв пеленки, он покачивал ребенка в свете лучины, дым пах удивительно пряно спросонья.

 

— Ку-ку. А? Куда делся папа? - Прятался в ладонях Кузьма, но в ответ слышал лишь надрывающийся плач. — А давай я тебя защекочу.

 

Ребенок ревел, вырывался, царапался и казалось сейчас уже порвется от невыносимого, перерастающего в шипение плача.

 

Тогда уставший Кузя достал из-за печи высокий кувшин с петухом на брюхе. Белой густой жидкости едва хватило на половину дубовой ложки. Кузя капнул туда меда, и младенец радостно высосал все содержимое ложки. Пухлое детское лицо побелело, и скоро младенец мирно посапывал.

 

За ставнями беспричинно пело небо. Земля ревела и содрогалась, дрожали ставни; стоящие на полочке иконы отливали красным золотом.

 

Кузе не спалось. Глядя с крыльца на замороженный луной пейзаж - синие деревья, синяя трава и силуэты далеких гор под пшеничным сиянием звезд, он вдруг понял странную вещь: осколки сна все ещё царапали. Он отлично помнил что ему приснилось: ширина, размер, наполнение, - и награда за работу

 

***

 

Лисица лениво перебирала лапами, опутанная сонной паутиной, под которой прозябал и город и люди, и даже дома с изразцами, и покосившимися крышами, и покосившимися заборами. Лисица — рыжее пятно на рыжем покрывале осенних листьев на другой стороне ручья,

 

По расквашенной утренним дождем дороге прошли две с коромысломи. Зевнули, забыли поздороваться. Кузя тоже забыл.

 

— Гой еси, Кузя. Чтоб ты здох. - крикнула старуха из окна. — Муля, к тебе пришли детоубийцы.

 

На крыльцо вышел плотный мужичок. Несмотря на ветренную погоду, он был в одной распашонке из дерюги, без угоров, без пояса.

 

— Чего разоралась. — крикнул он в дом. — Все соседи слышат.

 

Хотя калитка стояла нараспашку, Муля с разбегу перепрыгнул забор. Они поклонились и в шутку, и в серьез. Обнялись сердцем к сердцу. Муля зевнул, уставшие глаза выглядывали из под черных мешков

 

— Что она взбеленилась? Гой еси, Муля.

— Да как что! - развел руками Муля. - А что опять мужики подрались в церкви, а что молот кузнеца молчит. Орала всю ночь гора. И скажи что не слышал.

— Я-то нет. А вот мелюзга...

— Тебя только пожар разбудит.

— Не разбудит, не переживай.— Отмахнулся Кузя, и прежде чем Муля нашелся с ответом, перешел на шепот: — Ты принёс?

 

Горы стояли над лесом голубыми исполинами. Ошалевшая лиса копалась по ту сторону ручья. Откуда-то из рукава Муля достал несколько маковых головок.

 

— Это последние… — Муля не позволил их выхватить у себя из рук. — Ты уж не переборщи, ладно?

— Ладно, ладно.

Муля всмотрелся в Кузино лицо, а потом отпустил маки:

— Спрячь только.

— Без тебя знаю.

— Все, не бузи. — улыбнулся Муля. — Расскажи лучше...

 

Но закончить он не успел. Кузе вдруг показалось, что он падает.

 

Лиса ипуганно подняла мордочку, сверкнув чем-то красным в пасти, и бросилась в лес.

 

Земной стон добрался до них. Этот невыносимый звук закружил, затянул, и провалился внутрь черепушки, затмевая все мысли и чувства, и они тут же забыли о чем говорили.

 

Муля как будто старел на глазах. Он смотрел на голубую гору над лесом. Она парила в облаках.

— Знаешь, как невысплюсь, смотрю на гору и вижу не гору, а как будто человека или далекий город. — говорил Муля через стон земли.

 

— А мне вот сон приснился...

— Сон... Я давно снов не видел. - грустно сказал Муля.

— Да, сон, представляешь. Сон про то, что надо построить… — Кузя говорил и говорил, и не мог остановиться, он думал об этом сне уже несколько дней, но ему казалось, что он сойдёт с ума, если ни с кем не поделится. — Предположим это дом, хотя это на самом деле не дом. Я такого никогда не видел. Но надо простроить до полнолуния

— Это скоро.

— Ага. Оплата: горсть рубинов.

Муля вдруг засмеялся.

— Рубины? На кой они тебе.

— Да черт, его знает… - задумался Кузя. — Рубины же.

— Но строить ты уже начал… — все пуще смеялся Муля. И смеялся он так звонко и задористо, что перекрикивал даже стоящий вокруг гул.

— Конечно…

— Узнаю Кузьму… Но что ты строишь понять не можешь.

— Нет…. То есть, а что! Тебе разве надо знать как зовут корову чтобы подоить её? — вопрошал Кузя, но уже стал замечать что Муля смеялся не по доброму.

— Как мне баньку построить, так ему тяжело, а как сон приснился — так он уже сразу в бой. Я ему маки таскаю на свой страх… Тоже мне друг.

— Так что ты думаешь?

— Шел бы ты я думаю. — сказал Муля, но почему-то ушел сам. В этот раз пойдя через калитку.

 

Кузя ещё всматривался в прожилки уступов и обрывов на горе, пока не набежали облака. И ему показалось, что там за облаками что-то шевелится.

 

***

 

Молоко согрелось в печи, наполнив избу сладковатым приятным ароматом, и рыжым теплом. Кузя схватил ухваткой и выбросил на стол дымящийся чугунок. Он плюхнул внутрь Мулины маки, когда услышал голос из прихожей.

— Мир вашему дому.

 

Ребенок в подвешенной к потолку люльке не шелохнулся.

 

Кузя вдруг так испугался, что схватился за чугунок, чтобы спрятать его, и услышал как шипят его пальцы. Крикнул про себя.

 

— О, Поликарп, гой еси. — они покланялись друг другу.

— Гой еси! С тебя рубль, Кузьма.

— Какой ещё рубль?!

— На лекарство для земли. Есть у меня один колдун… В общем, земля стонет. Не дай бой урожай потеряем. Давай рубль, Кузьма.

— Не дам, да и нет у меня.

— А там что в чугунке.

— Это для ребенка. — голос Кузи дрогнул.

— Дай попробую. — Поликарь достал ложку из кувшина с петушком, понюхал, нахмурился. Сердце у Кузи встало. Поликарь полез в чугунок, но стоило ему схватиться за крышку, как пальцы зашипели. — Тить твою разтудыть. Нету у него рубля … А что за гроб ты строишь во дворе. Кому?

— Я б тебе, Поликарь, рубля бы не далдаже если он был.

— Тогда сына моего возьми себе в помошники.

— Да у меня ни гроша.

— А и не надо. Научишь что да как… покажешь как лес валить. А он тебе поможет построить этот гробик.

— Всмысле?

— Пахарь из него так себе, может хоть здесь пригодиться… — скзазал Поликарь, и скривил свое козлиное лицо.

— Ладно… Пусть приходит.

— И с тебя рубль.

— Как же ты достал.

— А я не отстану. Рубль!

— Рубль так рубль. — смирился Кузя.

 

Поликарп задержал взгляд на люльке, но ничего не сказал. И прикусив губу ушел.

 

Когда солнце село, Кузьма перелил маковое молоко из чугунка в кувшин с петушком.

 

***

 

Шли дни, и сын Поликарпа Слава помогал Кузе. То днем, то ночью ревела земля, и тогда скрипели стены и трещали ставки. Иногда просыпался младенец, и тогда Кузя доставал кушин с петушком, и наполнял дубовую ложку. Ребенок просыпался все реже.

 

Кузя опять встретил лисицу. И опять увидел этот красноватый блеск в её пасти.

 

Слава поднял камень, прицелился, но Кузьма остановил его.

 

— Не надо.

— Она у нас кур передушила.

— Именно она?- сказал Кузьма. Этот вопрос странным образом подействовал на юношу, и он отступил на шаг.

 

Лиса подбежала, и выплюнула блестящий предмет. Кузя взял его большим и указательным пальцем. Яркая сережка в форме листочка с красным камнем на кончике колюче переливалась в лучах осеннего солнца.

 

— Что это? - спросил Слава.

— Задаток. - ответил Кузьма. Сон сбывался.

 

***

 

Чем дальше они работали, и чем выше была постройка, тем все более серел Слава. Молодые ладони покрылись волдырями, и он заматывал их тряпками, хотя это не сильно помогало. Вчера заноза вышибила ему ноготь.

 

Руки Кузьмы не помнили боли, они огрубели, и были сами как дерево в извилинах порезов и ожогов.

 

В один из дней Слава опоздал, и опоздал сильно.

 

— Ты, наверное, не хочешь работать больше. — Начал Кузьма, собирая топоры в котомку. — Это ничего.

— Нет, я хочу.

— А я вот вижу другое.

— Отец, это он. Не отпускает меня, говорит больше сюда, чтобы не ходил. Я притворился, что пошел на речку.

От удивления Кузьма обернулся.

— Что? — Поликарь последние дни вел себя странно, может быть потому что он собрал со всех денег, отвез колдуну, а земля все кричала пуще прежнего. — То есть, почему?

— Говорит, вы плохой человек, Кузьма. Но это не так. И он тоже это знает. Он боится того, что мы строим. Говорит, это проклятая вещь. А я говорю глупости все это. Лучше уж дом без окон строить, чем деньги колдунам давать? Разве колдун помог? И кто сказал, что в доме должны быть окна. - попытался пошутить он. — Я сказал ему, что окна можно и потом прорезать. Правильно?

Кузьма задумчиво кивал.

— Нет, не будет там никаких окон.

— Как?- опешил Слава. Его сильные плечи опустились, он сгорбился. — Значит все правда?

— Таков заказ.

— Но для кого понадобился дом без окон?

 

Кузьма и сам не знал. Порой он пытался представить день, когда придет заказчик, как он выглядит. Воображение рисовало два рубиновых глаза в темноте.

 

— Ладно, поможешь свалить две сосны и свободен. Не надо больше приходить.

 

— Но я хочу...

 

 

 

***

 

Могучие сосны тянулись наперегонки ввысь, застлав кронами небо. Журчала вода в ручье, бьющим из холма. Поток звонкой свежести пенился и бежал вдаль. Вдаль, туда где до самых гор тянулись болота.

 

Щелчок за щелчком Славин топор выстреливал щепки из ствола. Кузя устал, а на Славе ни капли пота. Она остервенело, оскорбленно воплощал свои гневные мысли в удары.

 

— Все, перерыв. - скомандовал Кузя.

— Ща. - ответил Слава, и остановился лишь для того, чтобы прихлопнуть надоевшего комара. А потом продолжил.

— Да перестань ты.

— Ага. - сказал Слава и все продолжал продолжал бить. И летели щепки с они словно снег медленно опадали на землю и в ручей, и вода уносила их.

 

Дальше по телению ручья, за упашой трухлявой сосной, Кузя нашел пестрый ковер мокро-красного мха. Один из жужжащих комаров решил сесть на мох, когда с легким щелчком захлопнула свой рот росянка.

 

Глухие удары остервенелого топора долетали и досюда. Но уже глухо. Среди мха и росянки, темнели как клювкы с большой палец. Кузя взял одну и положил в подол рубахи.

 

Но затрещал ствол, а удары топора продолжались. Потом ещё затрещал. Слава, увлекшись не замечал, что дерево собралось упасть.

 

— Стой! - крикнул Кузя и бросился назад.

 

Вернувшись, Кузя увидел страшную картину. Сосна накренилась, удерживаясь, чтобы не упасть на Славу, лишь за кроны соседних сосен.

 

— Беги, дурак. — крикнул Кузя. Сосна сорвалась, собирая соседние ветки все полетела вниз в ужасном треске.

 

Слава успел отпрыгнуть в сторону. Он повернулся к Кузе и улыбнулся белой улыбкой.

 

А за ним валились ветки, и шишки и все это было похоже на деревянный град.

 

— Все хорошо сказал Слава. - довольно потирая руки.

Кузя крикнул ему, но крик потонул в грохоте, когда сосна наконец дотянулась земли.

 

Она согнулось, натянулась и отпрыгнуло от земли как заяц, и Слава даже не успел крикнуть.

 

Слава все ещё держал на лице эту улыбку, когда Кузя нашел его в ворохе листвы, на грудь ему била звонкая струя из ручья, тут же окрашиваясь алым.

 

— Только отцу не говорите. Он меня наругает. - говорил закашливаясь Слава. Юный, красивый. — Мне не больно. Все хорошо. Только отцу не говорите.

 

— Ладно. Ладно. Ты главное живи, а я никому не расскажу. А то замеют. Ты наших знаешь, что ли? Скажем, что в снежки играли.

Слава скашлянул кровью:

 

— Хо… хо… хо… рошая сосна.

 

— Да этот стручок-то? Хороший. Я тебя умоляю.

 

У Кузи в ушах ухало сердце громко-громко. И алый поток уносил клюквы с большой палец толщиной.

 

****

 

Пришел день сдачи. Кузя просидел до вечера на крыльце, смотря вдаль, на дорогу приводящую в деревню.

 

Там прошашал Поликарь. Он прошел мимо Кузьмы.

 

— Гой еси. — бросил ему Кузя.

 

Но тот не ответил.

 

Налились сумерки, и потухло небо. На ясном небе выступили звезды и взошла полная луна, заморозив и гору и лес, и болота, и поля пшеницы. Кузя закрыл ставни. Вместо сна, он вспоминал тот грохот с которым падала сосна. . Ему не давало покоя, что в грохоте падающего дерева затерялся и хруст Славиных костей. “Зря лишь пацана покалечил...”, — он мысленно повторял этот миг вновь и вновь не имея возможности остановить карусель воспоминаний. А может быть даже и не желая.

 

 

 

А потом этот звук отделился от мыслей. Снаружи дома падали деревья, с хрустом.

 

“Идёт”- подумал Кузьма.

 

Гром. Потом ещё. Без молний, и дождя и сотрясалась земля, и попадали кувшины с печи. По одному, пока не упал последний, с петушком, и сухо разбился.

 

Он вышел на крыльно посмотреть, что же это делается. Ничего не увидел: ни звезд, ни луны. Ни даже горы, лишь темнота. И моргнули два рубиновых глаза в выси.

 

Великан наклонился. И взял с земли свой заказ. Засмеялся бурей. Улыбка во все небо осыпалась камнями. По крыше ударил град. Один из камней сломал ему палец, другой, поменьше попал в лоб, оставив шишку. И Кузя спрятался в дом. Запер дверь, хотя знал что это не поможет.

 

Кузя схватил ребенка из люльки. Тот словно ватная игрушка распластался на плече.

 

***

 

Кузя сидел на стропиле и прибивал доски, хотя в любом случаенужно было перестилать. После града крыша была как решето.

 

На чердаке лежали несколько крупных валунов. Были и камни поменьше, а были и совсем крохотные красно-прозрачные. Один лежал в щели между досками, которые Кузя забивал. Он лёг в коробочку к остальным. Кузя потряс её, ещё раз потряс, ещё, и драгоценный щелест заставил его улыбнуться.

 

Когда Кузя сбрасывал валун, тот раскололся, блеснув желтовато-красными прожилками.

 

Солнце стояло высоко. Из труб не кумарил дым, никто не шел с коромыслом, не пели птицы. Земля уже третий день молчала, и люди просто спали, и даже птицы и звери. Лишь молот Кузи отбивал сухую дробь.

 

 

Спину ломило. Кузя сделал перерыв. С крыши было хорошо видно, как среди свежей просеки из поломанных деревьев лестела на солнце череда небольших прудов, которые вели к двум горам, окутанным облаками.

 

Когда стало солнце клониться, он увидел молодца, который ковылял, опираясь на палку. Он зашел за угол, бросил палку в канаву, и тут же побежал поле, где молодежь уже жгла костер.

 

Поликарп, завидев Кузю на крыше, помахал. Кузя помахал в ответ.

 

Вечером пришел Муля, его серые глаза искрились бодростью, он встал у расколовшегося надвое валуна. В вечернем солнце прожилки отливали красным. Он присвистнул.

 

— Да ты богат.

Кузя усмехнулся.

— Всегда был.

— Я тебе маков принес.

— Не надо.

— Ну и правильно. Неча.

— А это тебе за тогда. — сказал Кузя, и бросил камешек из коробочки. Он отскочил от Мулиной ладони, и блеснув, упал куда-то в складки пояса. —

 

По ту сторону двора там, где стояла дом без окон, трава вся пожелтела и умерла.

 

Муля спросил:

— Ты понял что это было?

Кузя потряс коробочкой, и камни внутри зашуршали, заставив Кузю улыбнуться.

— Понимаеш?

— Слабо.

Кузя ещё раз пошуршал:

— Это была погремушка.

— Что?

— Да

— Но для кого? — задумался Муля.

 

В доме заплакал ребенок, и Кузя шурша коробочкой с рубинами зашел в дом.

 

 

 

 

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 1. Оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...