Погремушки Земля стонала с начала лета. Порой ночью, а порой днем вдруг заскрежетают стены, и иконы падают с полки. И никто не знал, но многим жителям деревни слышалось, что поет небо. В избе заплакал младенец. И лишь тогда Кузьма проснулся от странного сна. Поменяв пеленки, он покачивал ребенка в свете лучины, дым пах удивительно пряно спросонья. — Ку-ку. А? Куда делся папа? - Прятался в ладонях Кузьма, но в ответ слышал лишь надрывающийся плач. — А давай я тебя защекочу. Ребенок ревел, вырывался, царапался и казалось сейчас уже порвется от невыносимого, перерастающего в шипение плача. Тогда уставший Кузя достал из-за печи высокий кувшин с петухом на брюхе. Белой густой жидкости едва хватило на половину дубовой ложки. Кузя капнул туда меда, и младенец радостно высосал все содержимое ложки. Пухлое детское лицо побелело, и скоро младенец мирно посапывал. За ставнями беспричинно пело небо. Земля ревела и содрогалась, дрожали ставни; стоящие на полочке иконы отливали красным золотом. Кузе не спалось. Глядя с крыльца на замороженный луной пейзаж - синие деревья, синяя трава и силуэты далеких гор под пшеничным сиянием звезд, он вдруг понял странную вещь: осколки сна все ещё царапали. Он отлично помнил что ему приснилось: ширина, размер, наполнение, - и награда за работу *** Лисица лениво перебирала лапами, опутанная сонной паутиной, под которой прозябал и город и люди, и даже дома с изразцами, и покосившимися крышами, и покосившимися заборами. Лисица — рыжее пятно на рыжем покрывале осенних листьев на другой стороне ручья, По расквашенной утренним дождем дороге прошли две с коромысломи. Зевнули, забыли поздороваться. Кузя тоже забыл. — Гой еси, Кузя. Чтоб ты здох. - крикнула старуха из окна. — Муля, к тебе пришли детоубийцы. На крыльцо вышел плотный мужичок. Несмотря на ветренную погоду, он был в одной распашонке из дерюги, без угоров, без пояса. — Чего разоралась. — крикнул он в дом. — Все соседи слышат. Хотя калитка стояла нараспашку, Муля с разбегу перепрыгнул забор. Они поклонились и в шутку, и в серьез. Обнялись сердцем к сердцу. Муля зевнул, уставшие глаза выглядывали из под черных мешков — Что она взбеленилась? Гой еси, Муля. — Да как что! - развел руками Муля. - А что опять мужики подрались в церкви, а что молот кузнеца молчит. Орала всю ночь гора. И скажи что не слышал. — Я-то нет. А вот мелюзга... — Тебя только пожар разбудит. — Не разбудит, не переживай.— Отмахнулся Кузя, и прежде чем Муля нашелся с ответом, перешел на шепот: — Ты принёс? Горы стояли над лесом голубыми исполинами. Ошалевшая лиса копалась по ту сторону ручья. Откуда-то из рукава Муля достал несколько маковых головок. — Это последние… — Муля не позволил их выхватить у себя из рук. — Ты уж не переборщи, ладно? — Ладно, ладно. Муля всмотрелся в Кузино лицо, а потом отпустил маки: — Спрячь только. — Без тебя знаю. — Все, не бузи. — улыбнулся Муля. — Расскажи лучше... Но закончить он не успел. Кузе вдруг показалось, что он падает. Лиса ипуганно подняла мордочку, сверкнув чем-то красным в пасти, и бросилась в лес. Земной стон добрался до них. Этот невыносимый звук закружил, затянул, и провалился внутрь черепушки, затмевая все мысли и чувства, и они тут же забыли о чем говорили. Муля как будто старел на глазах. Он смотрел на голубую гору над лесом. Она парила в облаках. — Знаешь, как невысплюсь, смотрю на гору и вижу не гору, а как будто человека или далекий город. — говорил Муля через стон земли. — А мне вот сон приснился... — Сон... Я давно снов не видел. - грустно сказал Муля. — Да, сон, представляешь. Сон про то, что надо построить… — Кузя говорил и говорил, и не мог остановиться, он думал об этом сне уже несколько дней, но ему казалось, что он сойдёт с ума, если ни с кем не поделится. — Предположим это дом, хотя это на самом деле не дом. Я такого никогда не видел. Но надо простроить до полнолуния — Это скоро. — Ага. Оплата: горсть рубинов. Муля вдруг засмеялся. — Рубины? На кой они тебе. — Да черт, его знает… - задумался Кузя. — Рубины же. — Но строить ты уже начал… — все пуще смеялся Муля. И смеялся он так звонко и задористо, что перекрикивал даже стоящий вокруг гул. — Конечно… — Узнаю Кузьму… Но что ты строишь понять не можешь. — Нет…. То есть, а что! Тебе разве надо знать как зовут корову чтобы подоить её? — вопрошал Кузя, но уже стал замечать что Муля смеялся не по доброму. — Как мне баньку построить, так ему тяжело, а как сон приснился — так он уже сразу в бой. Я ему маки таскаю на свой страх… Тоже мне друг. — Так что ты думаешь? — Шел бы ты я думаю. — сказал Муля, но почему-то ушел сам. В этот раз пойдя через калитку. Кузя ещё всматривался в прожилки уступов и обрывов на горе, пока не набежали облака. И ему показалось, что там за облаками что-то шевелится. *** Молоко согрелось в печи, наполнив избу сладковатым приятным ароматом, и рыжым теплом. Кузя схватил ухваткой и выбросил на стол дымящийся чугунок. Он плюхнул внутрь Мулины маки, когда услышал голос из прихожей. — Мир вашему дому. Ребенок в подвешенной к потолку люльке не шелохнулся. Кузя вдруг так испугался, что схватился за чугунок, чтобы спрятать его, и услышал как шипят его пальцы. Крикнул про себя. — О, Поликарп, гой еси. — они покланялись друг другу. — Гой еси! С тебя рубль, Кузьма. — Какой ещё рубль?! — На лекарство для земли. Есть у меня один колдун… В общем, земля стонет. Не дай бой урожай потеряем. Давай рубль, Кузьма. — Не дам, да и нет у меня. — А там что в чугунке. — Это для ребенка. — голос Кузи дрогнул. — Дай попробую. — Поликарь достал ложку из кувшина с петушком, понюхал, нахмурился. Сердце у Кузи встало. Поликарь полез в чугунок, но стоило ему схватиться за крышку, как пальцы зашипели. — Тить твою разтудыть. Нету у него рубля … А что за гроб ты строишь во дворе. Кому? — Я б тебе, Поликарь, рубля бы не далдаже если он был. — Тогда сына моего возьми себе в помошники. — Да у меня ни гроша. — А и не надо. Научишь что да как… покажешь как лес валить. А он тебе поможет построить этот гробик. — Всмысле? — Пахарь из него так себе, может хоть здесь пригодиться… — скзазал Поликарь, и скривил свое козлиное лицо. — Ладно… Пусть приходит. — И с тебя рубль. — Как же ты достал. — А я не отстану. Рубль! — Рубль так рубль. — смирился Кузя. Поликарп задержал взгляд на люльке, но ничего не сказал. И прикусив губу ушел. Когда солнце село, Кузьма перелил маковое молоко из чугунка в кувшин с петушком. *** Шли дни, и сын Поликарпа Слава помогал Кузе. То днем, то ночью ревела земля, и тогда скрипели стены и трещали ставки. Иногда просыпался младенец, и тогда Кузя доставал кушин с петушком, и наполнял дубовую ложку. Ребенок просыпался все реже. Кузя опять встретил лисицу. И опять увидел этот красноватый блеск в её пасти. Слава поднял камень, прицелился, но Кузьма остановил его. — Не надо. — Она у нас кур передушила. — Именно она?- сказал Кузьма. Этот вопрос странным образом подействовал на юношу, и он отступил на шаг. Лиса подбежала, и выплюнула блестящий предмет. Кузя взял его большим и указательным пальцем. Яркая сережка в форме листочка с красным камнем на кончике колюче переливалась в лучах осеннего солнца. — Что это? - спросил Слава. — Задаток. - ответил Кузьма. Сон сбывался. *** Чем дальше они работали, и чем выше была постройка, тем все более серел Слава. Молодые ладони покрылись волдырями, и он заматывал их тряпками, хотя это не сильно помогало. Вчера заноза вышибила ему ноготь. Руки Кузьмы не помнили боли, они огрубели, и были сами как дерево в извилинах порезов и ожогов. В один из дней Слава опоздал, и опоздал сильно. — Ты, наверное, не хочешь работать больше. — Начал Кузьма, собирая топоры в котомку. — Это ничего. — Нет, я хочу. — А я вот вижу другое. — Отец, это он. Не отпускает меня, говорит больше сюда, чтобы не ходил. Я притворился, что пошел на речку. От удивления Кузьма обернулся. — Что? — Поликарь последние дни вел себя странно, может быть потому что он собрал со всех денег, отвез колдуну, а земля все кричала пуще прежнего. — То есть, почему? — Говорит, вы плохой человек, Кузьма. Но это не так. И он тоже это знает. Он боится того, что мы строим. Говорит, это проклятая вещь. А я говорю глупости все это. Лучше уж дом без окон строить, чем деньги колдунам давать? Разве колдун помог? И кто сказал, что в доме должны быть окна. - попытался пошутить он. — Я сказал ему, что окна можно и потом прорезать. Правильно? Кузьма задумчиво кивал. — Нет, не будет там никаких окон. — Как?- опешил Слава. Его сильные плечи опустились, он сгорбился. — Значит все правда? — Таков заказ. — Но для кого понадобился дом без окон? Кузьма и сам не знал. Порой он пытался представить день, когда придет заказчик, как он выглядит. Воображение рисовало два рубиновых глаза в темноте. — Ладно, поможешь свалить две сосны и свободен. Не надо больше приходить. — Но я хочу... *** Могучие сосны тянулись наперегонки ввысь, застлав кронами небо. Журчала вода в ручье, бьющим из холма. Поток звонкой свежести пенился и бежал вдаль. Вдаль, туда где до самых гор тянулись болота. Щелчок за щелчком Славин топор выстреливал щепки из ствола. Кузя устал, а на Славе ни капли пота. Она остервенело, оскорбленно воплощал свои гневные мысли в удары. — Все, перерыв. - скомандовал Кузя. — Ща. - ответил Слава, и остановился лишь для того, чтобы прихлопнуть надоевшего комара. А потом продолжил. — Да перестань ты. — Ага. - сказал Слава и все продолжал продолжал бить. И летели щепки с они словно снег медленно опадали на землю и в ручей, и вода уносила их. Дальше по телению ручья, за упашой трухлявой сосной, Кузя нашел пестрый ковер мокро-красного мха. Один из жужжащих комаров решил сесть на мох, когда с легким щелчком захлопнула свой рот росянка. Глухие удары остервенелого топора долетали и досюда. Но уже глухо. Среди мха и росянки, темнели как клювкы с большой палец. Кузя взял одну и положил в подол рубахи. Но затрещал ствол, а удары топора продолжались. Потом ещё затрещал. Слава, увлекшись не замечал, что дерево собралось упасть. — Стой! - крикнул Кузя и бросился назад. Вернувшись, Кузя увидел страшную картину. Сосна накренилась, удерживаясь, чтобы не упасть на Славу, лишь за кроны соседних сосен. — Беги, дурак. — крикнул Кузя. Сосна сорвалась, собирая соседние ветки все полетела вниз в ужасном треске. Слава успел отпрыгнуть в сторону. Он повернулся к Кузе и улыбнулся белой улыбкой. А за ним валились ветки, и шишки и все это было похоже на деревянный град. — Все хорошо сказал Слава. - довольно потирая руки. Кузя крикнул ему, но крик потонул в грохоте, когда сосна наконец дотянулась земли. Она согнулось, натянулась и отпрыгнуло от земли как заяц, и Слава даже не успел крикнуть. Слава все ещё держал на лице эту улыбку, когда Кузя нашел его в ворохе листвы, на грудь ему била звонкая струя из ручья, тут же окрашиваясь алым. — Только отцу не говорите. Он меня наругает. - говорил закашливаясь Слава. Юный, красивый. — Мне не больно. Все хорошо. Только отцу не говорите. — Ладно. Ладно. Ты главное живи, а я никому не расскажу. А то замеют. Ты наших знаешь, что ли? Скажем, что в снежки играли. Слава скашлянул кровью: — Хо… хо… хо… рошая сосна. — Да этот стручок-то? Хороший. Я тебя умоляю. У Кузи в ушах ухало сердце громко-громко. И алый поток уносил клюквы с большой палец толщиной. **** Пришел день сдачи. Кузя просидел до вечера на крыльце, смотря вдаль, на дорогу приводящую в деревню. Там прошашал Поликарь. Он прошел мимо Кузьмы. — Гой еси. — бросил ему Кузя. Но тот не ответил. Налились сумерки, и потухло небо. На ясном небе выступили звезды и взошла полная луна, заморозив и гору и лес, и болота, и поля пшеницы. Кузя закрыл ставни. Вместо сна, он вспоминал тот грохот с которым падала сосна. . Ему не давало покоя, что в грохоте падающего дерева затерялся и хруст Славиных костей. “Зря лишь пацана покалечил...”, — он мысленно повторял этот миг вновь и вновь не имея возможности остановить карусель воспоминаний. А может быть даже и не желая. А потом этот звук отделился от мыслей. Снаружи дома падали деревья, с хрустом. “Идёт”- подумал Кузьма. Гром. Потом ещё. Без молний, и дождя и сотрясалась земля, и попадали кувшины с печи. По одному, пока не упал последний, с петушком, и сухо разбился. Он вышел на крыльно посмотреть, что же это делается. Ничего не увидел: ни звезд, ни луны. Ни даже горы, лишь темнота. И моргнули два рубиновых глаза в выси. Великан наклонился. И взял с земли свой заказ. Засмеялся бурей. Улыбка во все небо осыпалась камнями. По крыше ударил град. Один из камней сломал ему палец, другой, поменьше попал в лоб, оставив шишку. И Кузя спрятался в дом. Запер дверь, хотя знал что это не поможет. Кузя схватил ребенка из люльки. Тот словно ватная игрушка распластался на плече. *** Кузя сидел на стропиле и прибивал доски, хотя в любом случаенужно было перестилать. После града крыша была как решето. На чердаке лежали несколько крупных валунов. Были и камни поменьше, а были и совсем крохотные красно-прозрачные. Один лежал в щели между досками, которые Кузя забивал. Он лёг в коробочку к остальным. Кузя потряс её, ещё раз потряс, ещё, и драгоценный щелест заставил его улыбнуться. Когда Кузя сбрасывал валун, тот раскололся, блеснув желтовато-красными прожилками. Солнце стояло высоко. Из труб не кумарил дым, никто не шел с коромыслом, не пели птицы. Земля уже третий день молчала, и люди просто спали, и даже птицы и звери. Лишь молот Кузи отбивал сухую дробь. Спину ломило. Кузя сделал перерыв. С крыши было хорошо видно, как среди свежей просеки из поломанных деревьев лестела на солнце череда небольших прудов, которые вели к двум горам, окутанным облаками. Когда стало солнце клониться, он увидел молодца, который ковылял, опираясь на палку. Он зашел за угол, бросил палку в канаву, и тут же побежал поле, где молодежь уже жгла костер. Поликарп, завидев Кузю на крыше, помахал. Кузя помахал в ответ. Вечером пришел Муля, его серые глаза искрились бодростью, он встал у расколовшегося надвое валуна. В вечернем солнце прожилки отливали красным. Он присвистнул. — Да ты богат. Кузя усмехнулся. — Всегда был. — Я тебе маков принес. — Не надо. — Ну и правильно. Неча. — А это тебе за тогда. — сказал Кузя, и бросил камешек из коробочки. Он отскочил от Мулиной ладони, и блеснув, упал куда-то в складки пояса. — По ту сторону двора там, где стояла дом без окон, трава вся пожелтела и умерла. Муля спросил: — Ты понял что это было? Кузя потряс коробочкой, и камни внутри зашуршали, заставив Кузю улыбнуться. — Понимаеш? — Слабо. Кузя ещё раз пошуршал: — Это была погремушка. — Что? — Да — Но для кого? — задумался Муля. В доме заплакал ребенок, и Кузя шурша коробочкой с рубинами зашел в дом. Обсудить на форуме Просмотров: 64