Дверь скрипнула, заглушив тихую поступь вошедшего. На хуторе так ходить не умели. Схватив кочергу, Нарра обернулась к непрошеному гостю.

– Мир твоему дому, хозяюшка. Водицей не напоишь?

Он стоял, прислонившись плечом к косяку. Безоружный, с привычной тенью улыбки на губах и совсем не кажущийся опасным.

Не сказать, что удивилась, знала – когда-нибудь придет. Не ожидала, что так скоро.

Отложив кочергу, Нарра подбросила дров в печь.

– Колодец во дворе. Пей, сколько влезет.

– Неприветливо встречаешь старых друзей, – хмыкнул Беркут.

– А я тебя в гости не звала. Зачем явился? – Скрестила она на груди руки.

– Любопытство замучило. Отчего сбежала, не сказав и слова на прощание, неужто так опостылел? Ладно, я не в счет, но бросить отряд…

Нарра не раз представляла, что скажет ему, когда придет, ответ стребует. И вот стоит он теперь в дверях, смотрит из-под упавшей на глаза челки, как только один и мог смотреть – и разбежались слова, не сыскать, что загодя подбирала.

– Обрыдло кровь лить. Спокойной жизни захотелось.

– И как тебе эта спокойная жизнь? По вкусу? – Ироничный взгляд гостя пробежался по закопченным деревянным стенам, нехитрой утвари, вязанке хвороста в углу.

– Привыкаю.

– Вижу. В юбку обрядилась, хозяйством обзавелась, огород заимела. Вместо меча кочергой орудуешь. Совсем хуторская бабенка стала. Замуж, случаем, не собралась? – Он вскинул бровь, не дождавшись ответа.

– Что ж, кваску выпью и пойду, раз у тебя все складывается. Кваском-то угостишь? – Без спроса прошел в комнату, по-хозяйски расположился на скамье.

– С каких пор ты к квасу пристрастился?

– А вот как ты стрекача задала, променяв собратьев на грядки и кур, так и опостылело в одну харю хмельным нажираться.

Нарра достала с полки кувшин с медовухой и две кружки, поставила на стол. С печи сняла закутанный тряпьем чугунок каши с грибами, из лукошка вынула огурцы и лук для закуски.

Беркут наполнил стаканы.

– Молчком будем пить или все же спросишь про отряд?

– Сам расскажешь.

Он стиснул в ладонях кружку.

– Злот погиб.

Нож в руке Нарры замер, едва надрезав ковригу хлеба.

– Когда?

– Через седмицу, как ты ушла. Все во хмелю чепуху нес, что нежилец, за Орном вослед уйдет. Как чувствовал… Рубился словно одержимый в день гибели. А в итоге, ночью спьяну в ущелье сорвался. Потом Клорх в разведке пропал, только пятна крови нашли. – Беркут тяжко вздохнул. – Теряем бойцов… И друзей.

Нарра отмахнула от ковриги пару ломтей, подняла чарку.

– Помянем парней. – И порывисто опрокинула содержимое в рот.

– Помянем. – Беркут выпил. Занюхал куском хлеба, отщипнув крошку, неторопливо разжевал, наслаждаясь вкусом. – Серпух лютует. Молодняк зеленый прислали на замену, в первой же вылазке полягут. Не хватает тебя отряду. – Шершавые от сухих мозолей пальцы легли на ладонь Нарры, мягко стиснули. – Может, вернешься?

– Не могу. После того, как Орна изрубленного нашли…

Беркут качнулся к ней через стол, запальчиво произнес:

– Ни за что не поверю, что тебя страх сломил! И не такое преодолевали, жизнь трясла, словно масло из молока сбивала…

Нарра выдернула руку из его пальцев – горячих, что угли в печке, плеснула из кувшина в кружку, выпила залпом.

– Боюсь, дурень, что однажды тебя таким найду. Или того хуже, обезумевшего и ослепленного как Прока. Лучше уж не знать, как голову сложишь, своей рукой глаза твои не закрывать.

Беркут поерзал на лавке.

– Вот удумала о чем печалиться. Кабы да ой, сел воробей корове на мозоль. Что со мной случится? Я заговоренный. – Утешать он не умел, только жару добавил.

– Нашим погибшим парням о том скажи. Они тоже себя такими считали, в грудь били: отряд заговоренных, гордость и зависть всей армии, нас ни один клинок, ни одна стрела не возьмет!

Нарра сердито раскроила луковицу на четыре части. Вот же принесла нелегкая ей сердце рвать! И не сказать ведь всего, не объяснить.

– Тут кому что на роду написано, – изрек он, зачерпнув каши из чугунка. – Как ни прячься – от судьбы не уйти. А ныкаться от каждой тени – жизни не увидишь.

«А если приходится ныкаться, чтобы от других смерть отвести?» – едва не сорвалось у нее с языка. Но в этот миг на крыльце раздались тяжелые шаги, дверь с грохотом распахнулась, и в дом ввалился молодой мужчина в залитой кровью рубахе. Пальцы Беркута тут же легли на рукоять ножа, ноги под столом изменили положение, чтобы вскочить без помех.

– Нил?! – Нарра бросилась к мужчине. Подхватила, не дав упасть. Вмиг углядела резаную рану в правом боку и торчащую из спины стрелу. Боевую. У местных таких нет.

– Ищут тебя. Люди не здешние, оружные. Хуторян режут, – просипел он.

Девушка метнула быстрый взгляд в окно. Пусто. Пока никого.

Заметив чужака за столом, парень вскинулся, сжал увесистые кулаки. – А ты кто таков? Если обидеть ее явился… – Не договорив, пошатнулся, сполз на пол.

– Чего зад греешь?! Подсоби! – рявкнула Нарра старому приятелю.

Вдвоем подняли Нила, дотащили до полатей, уложили на левый бок, чтобы не потревожить стрелу в спине. Беркут аккуратно обломал оперение. С наконечником потом будет возня. Сначала рана в боку. С осторожностью задрали рубаху. Переглянулись. Не жилец. Порез глубокий, длинный. Нанесен мастерски, что б никаких шансов. Как и сумел добраться сюда?

Нил вынырнул из краткого беспамятства, глаза налились яростью, схватив Беркута за грудки, зарычал:

– Только тронь ее…

Нарра вклинилась между мужчинами, заговорила ласково:

– Это мой старинный знакомец, Нил, проведать зашел, – мягко принудила его вновь лечь. Выудив из сундучка запасную нижнюю юбку, прижала к ране. Смысла в том никакого не было, лишь слабое оправдание своей беспомощности.

– Те, что хуторян побили, тоже твоими знакомцами величали себя.

Нарра глянула на Беркута.

– Я тут ни при чем. Кто такие – не ведаю.

Может, и так, а может, и нет, в ее положении веры не было никому.

– Двор проверь, – бросила ему.

Рука Нила судорожно сжала ей плечо.

– Спасайся… – Губы скривились в подобии улыбки. – Осенью замуж тебя звать хотел…

– Чего скис? Разве это рана? Царапина, – пристыдила она его.

– Не умеешь врать… У тебя глаза льдистые становятся… как тогда… когда парней из соседнего хутора мордой в грязь положила.

Стукнула дверь.

Она обернулась. Беркут стоял на пороге. В руке поблескивал обнаженный меч. А говорил, ни при чем. От кого угодно ожидала, но не от него! Пальцы заныли от желания стиснуть в ладони оружие. Но под рукой ничего подходящего не было. Как и ножа на столе. Стервец, успел прибрать. Никогда не упускал никакой мелочи. Только и она не хуторская, легко не дастся. Нарра сжалась в готовности: быстрый кувырок к печи – там кочерга, да угли горячие можно в рожу швырнуть.

– Не дури, – Беркут словно прочел ее мысли, шагнул к печи, схватил кочергу. Затем швырнул ей, кивнув на окно. – Гости у нас.

Четверо незнакомцев с секирами и луками с опаской входили в открытую калитку. За ними следом протиснулись еще трое, уже с мечами.

– Брус, – указала она на толстую доску в углу.

Беркут понял с полуслова. Захлопнул дверь, опустил брус в скобы. Для надежности придвинул стол. Нарра между тем закрыла окно ставнем, закрепив дубовым засовом.

– Ты здесь обороняться собиралась? – Беркут для проверки ударил кулаком несколько раз по бревнам стены. Надежные. – Только долго не отсидеться. Подожгут и дело с концом.

– Долго и не надо, – отшвырнув ногой половик, она поддела кочергой доски. Внизу открылся лаз, как раз пролезть человеку. – Прыгай.

– Узнаю прежнюю Рысь. Всегда настороже, – гоготнул Беркут, скрываясь под полом.

Нарра вскрыла схрон в другом углу комнаты, вынула завернутые в тряпицу меч и пояс с кинжалами, быстро пристроила все на талии. Затем подошла к Нилу, погладила по щеке. Он был совсем плох, недолго осталось. Светлые волосы то ли от пота, то ли от близости смерти потускнели, лицо осунулось. Веки с трудом приподнялись, взгляд упал на меч.

– А я тебя и не знал настоящую…Жаль.

– Та Нарра тебе вряд ли бы понравилась.

В дверь и окна уже колотили. За стеной раздавались ругань и угрозы.

– Уходи, не теряй время. Мне уже за тобой не угнаться.

– Прощай, Нил. И прости.

Она прижалась губами к его губам, а затем нырнула в лаз, который начала копать чуть ли не на следующий день, как поселилась на хуторе, если вдруг придется спешно и тайком уходить. Как в воду смотрела. Нарра в последний раз взглянула на Нила и задвинула над головой доски пола.

– Чего застряла? Поспешать надо, – прошипел Беркут.

– Ползи, давай.

В комнате бухнуло, на голову посыпалась земля. Уже выломали двери? Потом сверху раздался шелестящий звук, и свет в щелях пола померк. Нил. Умирая, продолжал ее спасать, прикрыл собой люк, что б задержать убийц.

Лаз был узкий, двигаться приходилось медленно. Грохот и громкие шаги над головой застали их на полпути. Быстро справились, умелые ребята.

– Сучонок, успел предупредить. Утекла тварь, – донеслись глухо голоса.

– Далеко уйти не могла, каша еще теплая. Тьфу, ну и гадость, не сожрать.

У Нарры возникло желание вернуться и поинтересоваться, чем стряпня ему не угодила. А тут еще, Беркут, стервец, подленько хихикнул:

– Готовить ты никогда не умела.

Она двинула его кулаком в зад.

– Шевелись, а то помогу.

Вскоре они уперлись в деревянную стенку. Беркут навалился на нее плечом, выдавил наружу, рухнув в кусты полыни в полсотни шагах за домом. Следом выбралась Нарра.

– Помоги! – Она навалилась на большой валун, лежащий рядом с лазом. Нил много раз предлагал оттащить каменюку, что б место не занимала. А зачем такую нужную вещь выкидывать? Вот и пригодилась.

Вдвоем сдвинули валун, загородив выход из туннеля – на случай, если кому вздумается за ними поползти вдогонку. Беркут отряхнул штаны, огляделся. Приметив невдалеке лес, повернулся к Нарре. Кинжал уперся ему в горло.

– А теперь сказывай, любимый друг, как ты меня нашел?

– Все еще не веришь? Говорил же, я не с ними.

– Но явились вы одновременно. – Лезвие кинжала надавило чуть сильнее на шею.

– Почему тогда не прирезал? Возможность была.

Тоже верно. Если не приберегал, чтобы вызнать сначала необходимое.

– Да в чем ты меня подозреваешь?! – взревел Беркут, углядев сомнение в ее глазах.

– Я не знаю уже, кого подозревать, кому доверять! – выпалила она. – А только Злота с Проком и Клорха с Орном кто-то из своих убрал. Чужаки не подобрались бы.

Нарра прикусила язык, спохватившись, что ляпнула лишнего. Беркут сразу выцепил из ее слов важное, вскинулся, как охотничий пес, взявший след, оттолкнул небрежно руку с кинжалом от горла, не обратив внимания на оставленную царапину.

– Выкладывай, во что с парнями вляпалась? Оттого из отряда деру дала?

Стрела ударилась в землю в шаге от их ног. По бурьяну к ним мчались вооруженные люди.

– Ходу! – Потянула Нарра приятеля через поле.

До леса было недалеко. Для них, привыкших к долгим пробежкам по горам, это расстояние показалось пустяком. Но преследователи бегать тоже умели и почти наступали им на пятки.

– Так не оторваться, измотают, – выдохнул Беркут на короткой передышке, наблюдая из-за кустов на взгорке, как люди в серой одежде расходятся полукругом.

Она кивнула.

– В клещи берут.

– Вылавливаем по одному и режем? – в его глазах полыхнули искорки злой усмешки.

Нарре передался кураж приятеля.

– Тут за леском болото, двигаем туда. Поубавим им прыти.

Она помчалась вперед. Места знакомые, изучила хорошо, пока жила здесь. Каждую ложбинку, каждый овражек знала: где схорониться можно, где засаду устроить. Прежние привычки держат крепко. Прав Беркут, что кому на роду написано.

Они сделали небольшой крюк, удаляясь к болоту. То подпускали преследователей, то отрывались, заманивая глубже в лес. Цепь убийц поломалась, растянулась. С каждым по отдельности справиться было легче. Подкарауливали, заходили за спину, выскакивали неожиданно из зарослей травы и приканчивали одного за другим. Первыми убрали лучников. Последние пятеро изменили тактику и двигались стеной в трех шагах друг от друга.

Лесок поредел. Земля под ногами стала вязкой, зачавкала грязью. Только желтый ковер цветов впереди радовал глаз обманчивой красотой.

– Дальше не ходи, гиблое место. Топь. Шаг в сторону и уйдешь с головой – не выбраться, – предостерегла Нарра Беркута. – Спрячься до времени. Разделаешься с теми, кто за мной не увяжется. С остальными сама разберусь.

– А ты как же, по топи-то? – он обтер рукавом со лба пот.

– Нил дорогу показал. Знаю тропку.

Нил. Вот жил рядом человек, помогал, заботился, оберегал, пусть иногда назойливо, до смешного, не сознавая, что ее обидеть не так-то просто. И не замечалось, насколько важную часть жизни занимал, из улыбок, слов и поступков складывалось недооцененное счастье каждого дня, что и за деньги не купишь. А не стало его, и вспоминается каждая мелочь с ним связанная. Там плетень подправил, тут путь через трясину указал…

Жижа доходила почти до колен. Нарра заткнула юбку за пояс, чтобы не изгваздать, тяжело переставляла ноги. В одной руке меч, в другой – срубленная под слегу с дерева ветка. Это еще сносная дорога, а вот от коряги, что торчала под наклоном, начнется настоящая жуть, тут каждый шаг продумывай. Ошибешься – второго шанса не будет. Видела, как корова с головой ушла за пару мгновений.

Нарра обернулась – идут ли? Идут. Поспешают, ребятушки. Не кучкой идут по-дурному – цепочкой двигаются. Хаживали, значит, прежде по болоту. Преследовали ее трое. Двое в этот момент наседали на Беркута. Судя по ударам мечей, вояки они были неплохие, и ему приходилось туго. Ничего, справится, и не в такой переделке бывал.

– Эй, Рысь, тебя ведь так зовут? – закричал идущий первым преследователь. – Чего убегаешь? Остановись. Потолкуем.

– Видела я, как вы с хуторскими потолковали.

– За парня обиделась? Недопонимание вышло. Мы всего-то узнать хотели, где живешь, по-хорошему шли.

– Заметила, – кивнула она с усмешкой, – по стрелам, что свистели над моей головой.

– Да это Крок, дубина, в детстве из люльки выпавший, все б ему стрелять в кого попало. Но вы уже наказали дурака. Заодно, кстати, и других товарищей наших положили, не разобравшись.

– Ну, извини, привычка у меня такая дурная – в ответ резать, когда убить пытаются.

Шедший первым остановился, скинул капюшон, вытер лысую голову. Лицо у него было округлое, черты приятные, если бы не колючий взгляд, скрываемый за улыбкой.

– И в мыслях не было. Спросить лишь хотели про одну безделушку.

– Как и моих собратьев из отряда?

– Не особо удобно посреди болота разговаривать. Может, сойдемся, что в расчете, и вернемся на твердую почву, обсудим дело спокойно? Все равно не убежишь. Догоним.

Нарра оперлась на слегу, кокетливо поправила волосы.

– А мне нравится, когда за мной такие бравые мужики бегают, да еще сразу трое. Так что бежим, ребятушки, бежим.

– Ах ты, подстилка пехотная, живо сказывай, где побрякушка!? – заорал второй преследователь. – Иначе удавлю твоими же кишками.

– Заткни пасть, Дзор, – одернул его лысый вояка. Вздохнул тяжко, словно показывая, вот, с кем приходится работать.

Но второй не унимался.

– Сам заткнись, Кнет, у нее вещица, чего бы убегала тогда?

– Да как-то боязно, когда в твой дом с топорами и мечами ломятся ражие мужики, – ответила Нарра.

– Отдай орла и разойдемся полюбовно, – густым басом произнес третий. Крепкий наемник, но грузный. Тяжеловато такому пробираться по болоту.

– Сомневаюсь, – бросила она через плечо. – Вы ребята вспыльчивые, я дерганная. Не получится у нас любви. Так что продолжаем играть в салочки. Догоните – отдам вещицу, нет – не взыщите.

– Да я тебя, тварь…

Обгоняя лысого наемника, метнулся к ней второй. Что он собирался пообещать, осталось загадкой, явно что-то заманчивое, но кинжал Нарры оборвал его на полуслове. Тело плюхнулось в жижу, начало погружаться. Жаль хороший клинок пропал вместе с говнюком, но уж больно крикливый был мужик, да и каша ему не понравилась, голос сразу признала.

Грузный молча перешагнул через мертвеца, двинулся за первым, также с безразличием отреагировавшим на гибель товарища.

Беркут в это время расправился со своими противниками и посматривал в их сторону. Только бы не вздумал ринуться на помощь. Пропадет.

Нарра оставила за спиной первую отметку – изогнутую корягу. Под ребрами неприятно захолодело. Потеха кончилась, теперь держи ухо востро. Ну, Нилушка, помоги. Ощупывая дно слегой, она осторожно ступала по желтому шаткому ковру цветов. Вон уже и вторая отметка виднеется – маленький островок с сухим кустом. За спиной что-то плюхнуло, раздался вскрик. Нарра оглянулась. Грузный ушел в топь по подбородок. Лысый тянул руку, советовал замереть, но приблизиться боялся. Пока скинул пояс, от здоровяка только макушка виднелась, через миг исчезла и она.

– Не пора ли закончить? – спросил Первый. – Просто отдай орла. И я тебя не трону.

Она молча продолжила торить болото.

– У меня дети. Пожалела бы… – лысый с опаской оглядывался, прекрасно сознавая, что самому не выбраться.

Нарра фыркнула.

Наемник вздохнул и поплелся дальше, стараясь четко идти по ее следам. Глаз у лысого был внимательный, четко примечал, где она ступала. Так они прошли еще две метки. Нарра уже подумывала, не остановиться ли, подождать мужчину и решить дело оружием, как трясина у ног наемника резко забурлила, выбросив на поверхность чей-то череп. Лысый шарахнулся в сторону. Всего-то шаг сделал и ушел по плечи.

– Не дай сгинуть! Протяни палку! Клянусь, не трону! – взмолился он.

Нарра равнодушно смотрела, как жижа поднимается выше.

– Мы приказ выполняли! Ты сама военный человек, должна понимать, отказа в нашем деле не терпят! Лично у меня зла к тебе нет. Скажу, убегла или в болоте потопла!

– Кому скажешь? – Оперлась она на слегу. – Кто вам приказ давал? Ответишь, протяну палку.

– Не знаю я его. С ним Жгол договаривался. – Наемник погрузился уже по подбородок.

– Кто такой Жгол? – Не спешила она.

– Старшой наш. Он на берегу остался, – торопливо проговорил лысый. – Быстрее, палку.

Ясно. Ниточка оборвалась. Нарра протянула слегу. Конец палки завис от его рук на пару локтей.

– Ближе, – попросил он, пытаясь ухватиться за него.

– Я обещала протянуть палку, но не вытащить тебя.

Лысый усмехнулся.

– Правильно про тебя говорят – безжалостная сука.

– Зря вы пришли на хутор.

Нарра дождалась, когда наемника поглотит топь и отправилась обратно.

Беркут сидел на поваленном бревне и смотрел на болото. Она прошлепала к нему грязными ногами, села рядом, пошевелила вымазанными в глине и тине пальцами. Отмываться придется долго. С сожалением глянула на полностью испорченную юбку. Впрочем, она никогда ей не нравилась, так и не обвыкла ходить в них.

– Все как в прежние времена? – спросил Беркут.

– Как в прежние времена, – отозвалась Нарра.

– Здравствуй тогда, Рысь, – приобнял он ее за плечи.

– Здравствуй, Беркут.

– А теперь рассказывай, почему за тобой убийцы гоняются.

***

– Мы возвращались с обхода, когда заметили на перекате реки Альтун человека. По одежке – не местный. Кто таков – непонятно. Как и то, за что его нашпиговали стрелами. Но погибшего следовало по уставу доставить в лагерь для опознания. Пока остальные готовили носилки, Злот по камням добрался до мертвяка, дернул за безрукавку, высвобождая застрявшую меж валунов ногу. Руки утопленника странно вывернулись, словно были выбиты в плечах, и он рыбкой выскользнул из безрукавки обратно в реку. От рывка Злот качнулся назад и свергся в воду вслед за ним.

Норовистая Альтун тут же понесла его по порогам. Мы кинулись спасать собрата. Пока перехватили, вытащили с помощью веревки, мертвяка и след простыл. Наверное, за всей суматохой не заметили, как уплыл. Достатком от этой истории была лишь безрукавка, которую Злот, сам не зная почему, не выпустил из рук. О происшествии следовало доложить командованию, но Злот напирал умолчать: мертвяк уплыл, а его на смех подымут в лагере. Заговоренный, а поскользнулся на камне. Позор отряду. Вся слава особых бойцов насмарку.

Это был веский довод, и мы уступили. А через седмицу обнаружили сначала порубленного на куски Орна, затем – ослепленного и обезумевшего Прока. Не прошло и трех дней, в трактире незнакомцы напали на Злота с Клорхом, а меня чуть не повязали ночью у конюшни. На нас охотились. На всех, кто был в том проклятом дозоре и знал об утопленнике. Однажды Злот отозвал меня в сторонку и показал безрукавку.

– Смотри, что отыскал внутри. Не в ней ли дело?

Он достал из подкладки завернутую в шелковую ткань золотую пластинку в форме орла. Красивая безделушка, и птичка на ней словно живая, но чтобы за нее кровь лить…

– Серпуху надо рассказать, – предложила я.

– Нельзя никому говорить. Ни Серпуху, ни Беркуту, никому другому. В лагере предатель. Если они и не замешаны в этом деле, только под удар подставим. Пока не выясним, что за каша варится вокруг орлика и кто причастен, лучше держать рот на замке.

Потом выложил план: мне уехать тайком с орликом, пожить где-нибудь неприметно, а они с Клорхом тем временем разберутся с проблемой, и за ребят рассчитаются. Как все уладится, пришлют весточку возвращаться. Бросать друзей в беде не в моем характере, сам знаешь, но Злот убеждать умел, добил-таки последним доводом: хочешь, чтобы Серпуха с Беркутом судьба Прока с Орном постигла? Сдалась, посчитала – так вернее. Хотя сомнения не давали покоя, и когда коня седлала, и лагерь покидала.

Да в поле двое всадников нагнали: полковой адъютант и офицеришка неизвестный. Стали о том дозоре напористо допытываться. Вот тут и осознала, что опасения Злота не напрасны. Если даже штабные замешаны, любой мог врагом оказаться. Тех двоих на поклон к утопленнику отправила, а что было дальше – знаешь. Потому не взыщи, что не открылась прежде.

– Весело гуляешь, – хмыкнул Беркут. – Орла-то покажешь? Из-за чего весь сыр-бор?

– Смотри, – Нарра распахнула на груди рубаху.

– Ни хрена себе в поле цветочки, – свистнул он в изумлении.

***

Серпух походил на разбуженного по весне медведя: взлохмаченный, свирепый, готовый задать любому трепку.

– Явилась? И где шлялась?

После долгих размышлений Нарра с Беркутом решили все же возвратиться в отряд. Нашли однажды – найдут в другой раз, толку прятаться.

Стол дрогнул от удара.

– Под трибунал захотела?! Исчезла неизвестно куда. Ни записки, ни объяснений.

– Не лютуй, выслушай.

Серпух слушал, темнея лицом.

– Мне почему сразу не сказали?

– Не хотели подставлять под удар.

– Врешь, волчья дочь! – рявкнул он. – Не доверяли! Неужели усомнилась во мне? И это после того, что у нас было?

Беркут встрепенулся на его слова, скривил губы в скабрезной усмешке. Как она ненавидела эту его улыбку, от которой чувствуешь себя вываленной в грязи и перьях. Так и тянет в рожу дать!

– Надеялись, сами разберемся.

– Надеялись они, – проворчал Серпух. – Из пяти отличных бойцов ты одна лишь жива. И то пока. Наверняка попытаются снова добраться. Беркут, выйди, нам с Наррой надо наедине потолковать.

– Разумеется, – хмыкнул он многозначительно, покидая комнату.

– Доверяешь ему? – Серпух кивнул на закрывшуюся за воином дверь.

– Полностью.

Когда Нарра вышла из домика командира, Беркут сидел на колоде и смолил самокрутку. Покосившись на девушку, язвительно заметил:

– Выходит, между вами что-то было?

– Может, и было, да тебя не касается, – отрезала она, еще злая от выволочки Серпуха.

Беркут глянул на нее по-чужому, будто незнакомец.

– Вот как? Думал, между нами секретов нет. Оказалось, ошибся. – Резко поднялся и зашагал прочь.

– А о себе ты много рассказал? Я даже имени твоего настоящего не знаю, – крикнула она ему вслед.

Беркут ушел, не оглядываясь. Гордый, стервец. Да и плевать!

Злость сродни врагу. Только тот сечет тело, а злость точит изнутри. Но сколько ни злись, и она иссякает, впуская, наконец, в голову разумные мысли.

Нарра металась по комнате, куда ее под стражу посадил Серпух, и корила себя за вспыльчивый характер. Напрасно обидела Беркута, Он за нее живота не жалел, впрягся в чужую драку, и вот как отблагодарила. Хватит, насиделась взаперти! Захотят убить, и стража не остановит, а если еще караульные купленные, то стены тем более не спасут. Надо пойти и извиниться перед Беркутом.

Девушка шагнула за порог. Грозного вида дядька с секирой загородил дорогу.

– Не велено выпускать.

– Попробуй, останови. – Ее горячий нрав и мастерство мечника все знали в лагере. И предпочитали не связываться.

– Серпух с меня голову снимет, – посетовал воин.

– Не успеет, вернусь до того, как придет.

Вояка со вздохом отступил.

В палатке Беркута было темно. Спит или ушел куда? Нарра потопталась у порога, потом решительно откинула полог и вошла.

– Беркут, ты здесь?

Тишина. Девушка уже собралась уйти, как услышала легкий скрип лежанки.

– Сердишься? Поделом, конечно. – Лишь доносившееся едва уловимое дыхание говорило, что она в палатке не одна. – Объяснить хочу, что б понял.

Нарра присела на стоявшую рядом с входом низкую скамеечку.

– Мне пятнадцать было, когда сестра решила выдать замуж за старика-соседа, чтоб не кормить лишний рот. Я собрала свои скудные вещички, харчи, прихватила для надежности нож и дала ночью деру. Решила, отправлюсь в Дасбург. Там горы, море, корабли. Интересная жизнь. А расспросить о ситуации в королевстве не удосужилась, слышала сплетни о пограничных стычках, но внимания не обращала за хлопотами о племянниках. Иду который день, а на встречу все люди с телегами и скарбом на плечах встречаются. Странный народ, думаю – бежать из таких благодатных мест. Что их гонит в край стылых ветров и дождей? Впрочем, люди никогда не знают, в какой стороне света свое счастье найти, бегут вечно неизвестно куда и зачем. Притомившись, заночевала недалеко от дороги у небольшого подлеска, что б никто не приметил. Сплю и чувствую, кто-то рядом есть и меня, стервец, по бедру оглаживает. Открываю глаза и вижу нахально лыбящуюся рожу здоровенного детинушки.

– Доброго утра, – говорит.

Я ему нож к горлу.

– Только тронь, вмиг перехвачу от уха до уха.

Он и бровью не повел.

– Да ты настоящий рысенок. Дикая, рыжая, глаза зеленые. Небось, еще и кусаешься?

– Не уберешь руки – узнаешь.

– Ты, Вьёрг, поостерегся бы, а то, как бы этот рысенок и впрямь не отмахнул тебе твою бестолковую башку, – услышала я смех за спиной парня.

Глянула и обомлела. Чуть в сторонке еще пятеро ражих мужиков стоят, да при оружии. Пропала! От стольких не сбежишь. Но добром тоже не дамся. Собралась наглецу горло проткнуть, а нож в моей руке непонятно как в его ладони оказался. От обиды чуть не разрыдалась.

– Хватит пугать, девчонку, дурни. Еле ведь жива от страха, – вдруг произнес женский голос.

Обернулась я и напрочь забыла про потешающихся мужиков. Если по земле ходят боги, то она была одной из них: высокая, красивая, грациозная, вся обвешана оружием, и оно будто родилось вместе с ней, настолько казалось неотделимым от стана и рук. Вот, на кого я хочу походить, кем быть! Вот моя судьба, для которой рождена.

– Как зовут тебя, рысенок? И куда идешь? – Вьёрг с легкостью поднял меня с земли, поставил на ноги.

– К тетке, в Дасбург, – соврала я. – А вы кто?

– Мы – отряд заговоренных. Слыхала о нас?

– Не-а.

– Как так? – опешил парень. – О нас все в королевстве знают.

– Нельзя тебе в Дасбург. Он уже третий день в осаде, – оборвал Вьёрга воин в годах. По виду грозному – командир. – Возвращайся домой.

– Не пойду! Сестра замуж хочет выдать. А для меня это хуже смерти! Что я замужем не видела? Каждую ночь ублажать старого борова, рожать кучу детей, а потом вытирать им носы и задницы?! Увольте. Возьмите лучше с собой, не пожалеете. Я вам одежу стирать буду, готовить, оружие чистить.

Воины переглянулись, рассмеялись.

– Во, девки пошли, раньше замуж рвались, а сейчас бегут как от чумы.

– Война не место для детей и баб, – грозно отрезал командир.

– А как же она? – кивнула я на воительницу.

– Она не тебе чета. Воин.

– И я научусь. Обузой не буду. Клянусь.

– Райда, удочеришь рыжую? – подначил Вьёрк.

– Можно, – кивнула женщина. – Пусть идет с нами. До Шалнеды. А то еще угодит в руки разбойникам.

Подошла к Серпуху, обняла, погладила по щеке, унимая его гнев.

– До Шалнеды, – разрешил он.

Вот так я оказалась в отряде заговоренных. Они задержались на особом задании и теперь догоняли свое войско, срочно переброшенное на границу. До Шалнеды было недели две ходу. И за это время я очень привязалась к ним ко всем, и они меня сестренкой звали, учили тайком от командира военным премудростям. Серпух не одобрял, сердился, что голову напрасно девке морочат. Райда улыбкой тушила его недовольство. У них любовь была. Да такая, что глядя на них, на сердце светло делалось, будто в солнечном дожде купалось. Вот как надо любить. Без слащавых слов и глупых обещаний, когда одним взглядом и прикосновением все сказано.

На подходе к Шалнеде нас чуть не снес людской поток. Не спокойным шагом шли, а едва не бежали. Это было странно, город стоял в стороне от военных действий. Серпух пошел к городскому главе выяснить, в чем дело. Вернулся скоро, мрачнее тучи и сразу приказал мне собирать манатки и убираться. Я молить стала, чтобы позволил остаться, а он как глыба ледяная. Вьёрка подговорила вступиться за меня, но Серпух что-то сказал ему негромко, и тот велел мне проваливать. А стану упираться, силком в обоз беженцев засунет. Я к Райде, и она в отказ.

– Уходи, тут скоро жарко будет. Надгарцы тайком через горы войско перебросили, идут на Шалнеду, к утру будут тут. А наших частей здесь нет. Губернатор просил хоть немного придержать противника, чтобы как можно больше людей успели город покинуть.

– Как же вы дорогу удержите? Вас всего дюжина.

– Еще сто городских добровольцев будет. На перевале засядем. Лишь бы время немного потянуть, всю армию все равно не сдержать. А ты ступай, дальше нам не по пути.

Ага, так я и бросила их. Вместе хлеб делили, а как смерть подступила – врозь? Притворилась, что ухожу, а сама в сумерках за ними до перевала добралась. Затаилась, жду, что б раньше времени не прогнали. Заметили. Вьёрк всегда ласковый был, а тут как с цепи сорвался. Бранится, за одежку тянет, гонит назад.

– Смерти ищешь?! Беги, дура, отсюда, пока не поздно!

– Поздно. Идут, – сказал Серпух, указав на надвигающуюся в рассветном свете черную полосу врага.

– Эх, глупая, что натворила! За мной держись, – велел Вьёрк.

А потом начался бой. Да такой, что не только земля, но и небо, казалось, кровью пропиталось. Свои имена позабыли. А враг все напирал и напирал, лез по камням, пытался обойти узкий проход. Уже понять трудно, живые люди дерутся или мертвецы, так изранены все были. Я оставалась еще жива, потому что Вьёрк собой заслонял, принимая на себя все удары. Как могла, тоже дралась, огрызалась кинжалом, злостью умение заменяла. Но их было слишком много. Вьёрк вдруг повернулся ко мне, глянул, прощаясь.

– Выживи, рысенок! – И толкнул в заросший кустами овражек. Еще и сверху перевернутой телегой накрыл. Откуда и силища взялась.

Падая, я ударилась головой об корень и потеряла сознание. А когда очнулась, стояла страшная тишина. Ни звука, ни вскрика, ни стона. Такой тишины не должно быть.

Выбралась кое-как из-под телеги, глянула на перевал, и захотелось опять ухнуть во тьму. Все были мертвы. Вьёрка я нашла первым, тут же у оврага. Никому не позволил добраться до меня, еле вытащила его из-под тел надгарцев. Потом отыскала остальных. Серпуха вначале тоже приняла за мертвеца. На нем живого места не было. Странно, как и дышал. Хотя, вряд ли дышал. Сидел, окаменев, над телом Райды и держал ее за руку. Я пыталась растормошить его, добиться хоть слова, но он не видел и не слышал никого. Вздохнула, и отправилась хоронить наших парней. Внизу пылала Шалнеда, а тут даже птицы молчали, вымер лес.

Райда осталась последней.

– Я сам, – выдавил Серпух, взял любимую на руки и понес в лесок.

А потом мы с ним долго пробирались окольными тропами по занятой врагом территории. Он не ел, не разговаривал. Я чуть ли не на себе тянула его, враз сломленного, потерявшего свет жизни. Однажды его прорвало:

– Этой жизни ты хотела?! Такой, как у нее?! Сгинуть молодой в чужом краю, в чужой войне, не понянчив ни разу родного дитя?

– Райда была воительницей. Она сама выбрала такую судьбу, как и я! Чтобы другие матери могли спокойно нянчить своих детей, кому-то приходится ради этого умирать.

Он вдруг зажмурился, уткнулся лицом в ладони и застонал.

– Я в жизни потерялся, рысенок. Все, ради чего жил – погибло: отряд, Райда.

– Она бы рассмеялась тебе в ответ. Пока жив командир, жив и отряд.

Может, слова мои его проняли. Может, сам сумел вырваться из скорби. Но после того разговора начал потихоньку возвращаться к жизни, на привалах учил меня владеть оружием. А я как верный пес стерегла его сон. Так и дошли до нашей армии. Это потом я из рысенка стала Рысью, и в том его заслуга. Между нами не было ничего и было так много, что крепче никакие узы не свяжут. Мы просто не дали друг другу потеряться в жизни.

Нарра облизнула пересохшие губы.

– Чего молчишь, ведь не спишь, знаю.

– Перебивать не хотелось, – произнес незнакомый голос в темноте.

Нарра схватилась за меч.

Чиркнуло кресало, вспыхнул огонь, и девушка увидела четверых незнакомых мужчин.

– Где Беркут?

– Дожидается в укромном месте. Кстати, слышал я про бой у Шалнеды. Жуткая битва была…

– Хватит впустую языком трепать, – встрял другой мужчина, похожий лицом на крысу. – Пусть отдаст орла, а то ее полюбовничек полетит со скалы как птица, да только без крыльев.

– Считаешь, я ношу такую драгоценную вещь с собой? – усмехнулась Нарра.

– А мы поищем. Уж искать я умею и люблю, в каждую щелочку загляну, проверю.

– Ну, попытай счастья, – крутанула она в ладони меч.

– Каков болван, – покачал головой первый незнакомец. Его локоть врезался под ребра подручного, заставив согнуться со стоном. Затем повернулся к Нарре. – По-доброму орла отдашь или кровь лить будем?

– Отдам. Мне он на хрен не сдался! Но разговаривать буду с хозяином, не с вами.

– Пошли тогда, – поднялся с лежанки мужчина. – Только учти, шумнешь, Беркуту не жить.

– Не дура, веди.

Забрав у нее все оружие, они выбрались в потемках из лагеря к рощице, где их поджидали кони. Потом ехали долго в горы. Поняла о том по цокоту копыт по камням. Глаза туго закрывала повязка. К рассвету оказались на месте: небольшом незнакомом ущелье, где еще шестеро наемников стерегли связанного Беркута. При виде Нарры в его взгляде отразились досада и горечь. Девушку подтолкнули к нему, привязали рядом. Старший среди наемников бросил к ее ногам обрезки веревки с узелками.

– Не ты обронила случайно? А ведь договаривались… Какую руку отрезать твоему дружку, что б уяснила.

– Уже уяснила. Не тронь его! Буду смирной, – заверила Нарра.

Выползший наполовину из ножен меч вернулся с шипением обратно.

– Следовало бы тебя проучить, но лишь из уважения к бою у Шалнеды прощаю на первый раз. Пусть Хозяин решает, что с вами делать.

Наемник ушел, оставив их одних. Девушка пересчитала веревки с узелками. Пять. А было шесть. Не все нашли. Но разыщет ли последнюю Серпух? Они условились с ним так подавать сигнал о помощи. Найдет, разыщет, как узнает о ее пропаже, он дотошный

– Как попался им? – спросила у Беркута

– У колодца оглушили. А ты?

– В твоей палатке поджидали.

Он выругался.

– Надеялся, ума у тебя хватит отсидеться под крылом Серпуха.

Она глянула на него искоса. Все еще сердится?

– Не было у нас с Серпухом ничего, что промеж мужчины с женщиной бывает. Нас потеря друзей сроднила. Он как отец мне, которого не знала.

Беркут помолчал.

– Меня Ранном зовут. Я с побережья Одского моря. Был там дом, семья. Потом услали королевские земли защищать. А когда вернулся, ни дома, ни жены с детьми, только пепелище. Благодари богов, что сам жив, – наставлял в храме жрец. А что с этой жизнью полынной делать – не научил. Я и отправился мстить. Но месть ведь никогда не прекращается, все новой крови требует. Понял, что заплутал я в своей жизни. Мир велик, да цепь не дает псу за ворота прошлого выскочить. Менять надо судьбу. Потом услышал про отряд Заговоренных, и что в нем есть девка воительница удалая. Решил взглянуть, кто такая. А как взглянул – уйти уже не смог.

Нарра положила голову ему на плечо.

– Что делать будем? – спросил Беркут.

– Что-нибудь придумаем, выкарабкаемся.

Солнце не поднялось еще и на четверть, как в ущелье въехало три человека. Все в длинных плащах, с низко надвинутыми на лица капюшонами. Наемники засуетились, старший побежал докладывать.

– Позже, – отрезал один из прибывших. Направил лошадь к пленникам, наставил палец в перчатке на Нарру. – У тебя пластинка?

Она кивнула.

– Покажи.

– Прежде дай клятву живыми отпустить.

– Не в твоем положении торговаться.

– Как раз в моем. Где птичка, знаю только я. А силой попытаетесь выведать – горло себе перехвачу! – В руках Нарры очутился крохотный нож, что б кровь пустить вполне хватит.

– Збар, как проглядел?! – рыкнул мужчина на старшого.

– Простите, моя вина. – Зыркнул гневно на девушку наемник. – Где и ныкала, сука…

– Пугает просто, – подал голос крысолицый.

– Не пугает. Она сделает, она такая. – Второй всадник скинул с головы капюшон. На лошади сидел Клорх. Живой и здоровый.

– Ах ты, гнида, предатель! – прошипел с ненавистью Беркут. – Это ты Злота в пропасть сбросил! Ребят сгубил…

– У меня выбора не было. Или Злот, или я. Не кочевряжился бы и отдал орла – по-другому было бы. А Прок с Орном не моя работа.

– Мне бы только добраться до тебя, ушлепок…

– Неужели эта вещица дороже жизней твоих собратьев? – удивилась Нарра. – Мы ведь вместе сквозь такие бои прошли, хлеб пополам делили.

– Эта вещица открывает врата к вечной жизни и богатству. Бессмертие стоит недешево. А век воина короток.

– Умолкни! Разболтался слишком, – одернул Клорха Хозяин. Подъехал вплотную к Нарре. – Давай орла и проваливайте, не трону, обещаю.

– Беркут, уходи.

– Без тебя и шагу не сделаю.

– Уходи, тупица!

– Где орел?! – не выдержал Хозяин. Капюшон слетел с его головы, обнажив седые волосы и испещренное шрамами лицо, нос и виски покрывали язвы. Он быстро набросил капюшон обратно, пряча ужасную внешность. – Не для себя искал. Дочь больна, умирает.

– Я могу показать орла, но не отдать. – Нарра распахнула ворот рубахи.

Золотая птица вросла в тело, накрепко переплетясь с его жилами и венами. И питала их теперь одна кровь, билось одно сердце на двоих. Глаза орла наполнились жизнью, дыхание совпадало с девичьим.

– Сглупила. Не в тряпице держала, на груди носила, чтоб не потерять. Он незаметно корни и пустил, в плоть врос. Уже не вырвать. Пробовала.

– Вырежьте его, – приказал Хозяин.

Збар вынул кинжал, направился к Нарре. Беркут вскочил с земли, рванулся заслонить подругу, но его сбили с ног, напинали по ребрам. Девушка прижала нож к своему горлу.

– Еще шаг и перережу.

– Режь, – кивнул Збар. – С мертвого тела даже легче взять будет.

– А уверены, что орлик с моей смертью живым останется, не утеряет колдовских сил?

– Стой! – вскрикнул Хозяин, останавливая наемника. – Она может оказаться права. Пойдет с нами.

– Изворотливая сука, – сплюнул крысолицый. – А с дружком ее что делать?

– Возьмем с собой, – предложил Клорх. – Рысь посговорчивее будет.

Лошадей пришлось оставить в ущелье. Тропа, по которой карабкались в горы, была узкой и шла над пропастью. Двигались цепочкой. Короткие передышки проводили тут же, прижавшись спиной к скале или умостившись на какой-нибудь валун. Крысолицый и еще двое наемников присматривали за Беркутом и Наррой, не особо доверяя связанным у них за спинами рукам.

– Зачем потащился следом? Мог ведь уйти, – отчитывала она Ранна.

– Мог, – кивнул он. – Но у каждого своя грань между мочь и сделать. Или мне уподобиться Клорху?

Бывший соратник словно услышал, что говорят о нем, перебрался из начала отряда в середину, примирительно протянул им фляжку с водой. Они не приняли.

– Презираете? Мне пришлось пойти на их условия. Да и умереть, не зная за что, как Прок с Орном, разве лучше, чем счастливое будущее? Орел нам откроет путь в край, где любые мечты исполняются. Только сумей не упустить удачу.

– Любые? Даже мертвых воскресит? – заинтересовался Беркут.

– Все, что пожелаешь! Так написано в свитке.

– Мало ли, что написано, – фыркнула Нарра. – А кто-нибудь доказал это, из мертвых вернулся? Вранье.

– Ты погоди сомневаться, – урезонил ее Ранн. – Вдруг, правда? Тут есть о чем поразмышлять. Сколько нам по миру мотаться и воевать? Пора уже о доме подумать и спокойной старости. Замолвишь за нас словечко перед Хозяином?

– Конечно, – радостно согласился Клорх. – Давно бы так. Как всегда вместе?

– Вместе, – кивнул Беркут. – Забудем распри.

Нарра в мрачном недоумении взирала на мужчин.

– Подал бы руку, да связаны. Ну, хоть обнимемся, – Ранн качнулся к Клорху и с силой ударил головой в грудь. Тропинка была слишком узкой, чтобы устоять от такого толчка. Бывший собрат взмахнул руками и с криком ухнул в пропасть. Беркут свергся бы вместе с ним, но подскочила Нарра и, уцепившись зубами за его одежду, удержала на выступе.

– Заточка в почку! – заорал Збар, бросаясь к ним. – Я предупреждал, – схватил Беркута за ворот, и хотел было уже спихнуть вниз, но его остановил крик девушки, застывшей на краю пропасти.

– Сбросишь его, и спрыгну следом. Ищите потом орла на дне.

– Оставь их, Збар, – распорядился Хозяин. – Клорх нам все равно уже был не нужен.

Наемник сердито дернул подбородком, повернулся к ухмыляющемуся крысолицему и швырнул его в пропасть.

– Чтоб следил лучше.

В угрюмом молчании все двинулись дальше.

– Вот ведь как выходит. Я тебя должен защищать, а спасаешь в который раз ты меня, – изрек Беркут, поддев ногой камень.

– Выживем – сочтемся.

– Ты же понимаешь, нас все равно убьют?

– Рано петь погребальную.

Они добрались до необычной, точно отполированной, гладкой скалы, едва ночь начала сереть. Хозяин тут же кинулся искать выемку для пластинки. А что ее искать? Нарра сразу приметила рисунок извилистых линий, повторяющих форму орла. Потянуло ее туда как птенца на зов матери. Прижалась грудью к рисунку и словно растворилась в его тепле. Побежали горячие волны по телу, передались камню, разбежались в разные стороны золотыми струйками, наполняя и скалу, и девушку удивительным светом. Стало светло вокруг. Затрещал камень, начал раздвигаться в стороны, будто врата.

Затаив дыхание, все заворожено смотрели на огненные всполохи, пронизывающие скалу и окрашивающие небо. И тут воздух разорвал надрывный женский крик. Нарра стояла, скорчившись, тело била крупная дрожь, а рубаха на спине расползалась от выпирающих лопаток. Трещала кожа, хрустели, ломаясь, кости, изгибались плечи и локти. Веревка на запястье лопнула, и руки вывернулись под странным углом. А из них лезли перья-кинжалы, сияющие золотом.

– Боги… – выдохнул Хозяин.

– Так и должно быть? – забеспокоился Збар.

– Не знаю! В древних рукописях ничего о подобном не сказано.

Новый крик боли резанул уши.

Беркут бросился к девушке, но его повалили, прижали к земле.

– Лежи, не трепыхайся. Ишь чего удумал – пустить все наши труды насмарку.

А тело Нарры продолжало меняться. Оно увеличилось в размере, приобрело иные формы, покрылось перьями. А потом она обернулась, и налитыми кровью глазами обвела наемников.

– Хорошая птичка, – направился к ней Хозяин, вытянув примирительно руку.

Она склонила слегка на бок голову, рассматривая его, затем раскрыла клюв, издала крик и ударила мужчину в лицо. Он закричал, упал на колени, прижимая ладони к кровоточащим глазам. А орлица била его и била клювом, пока он не затих. После чего повернулась к застывшим в потрясении остальным. Скакнув, схватила одного из них и швырнула в пропасть, другого разорвала надвое когтями.

– Убейте эту тварь! – заорал Збар, сдергивая с плеча лук.

В наступившей суматохе Беркут вывернулся из-под насевшего сверху наемника, ударом ноги опрокинул его на камни, впечатал каблуком в лицо. Затем надавил сапогом на шею, пока не хрустнула. Перерезав мечом наемника веревки, бросился на помощь орлице. Раскидал наседавших на нее троих вояк, закрыл своим телом. Пять стрел вонзились ему в спину. Ноги Ранна подогнулись, и он упал. Пронзительный вопль огласил округу. Орлица раскинула крылья, и десятки перьев-клинков полетели в наемников. На узкой открытой площадке было ни спрятаться, ни укрыться. И вскоре среди живых людей не осталось никого. Орлица склонилась над Ранном, провела с нежностью крылом по лицу, закурлыкала. Потом бережно подхватила его лапами, взвилась в небо, сделала круг над горами, помахав крылом Серпуху, пробирающемуся по тропе с отрядом воинов, и скрылась в расщелине скалы. Камни с треском сомкнулись, скрыв проход.

***

Ходит издревле легенда, что иногда в небе можно увидеть золотую орлицу. Она облетает горы, зорко обследуя местность, словно несет дозор. И всегда, куда бы ни направлялась, ее неотрывно сопровождает беркут. По их взглядам друг на друга, по трепетному прикосновению крыльев, не сложно догадаться, что птиц связывает искренняя любовь