Александр Абрамов

Путевая заметка, полная предательств и размышлений


Глава первая,
 
в которой мы знакомимся с великим ученым

Июльское небо укрылось темной ночной пеленой. Мы с Митричем аккуратно разместились на стоге сена. Отдельные его колоски неприятно покусывали спину, но общая атмосфера умиротворения не отвлекала внимание от мелких неудобств.

– И все-таки это драконья слеза, – сказал Митрич.

– Откуда ж она драконья, когда их веков пять никто не видел? – отвечал я своему упрямому другу.

Спор наш возник пару дней назад, когда мы исследовали курганы под Екатеринбургом. В столь необычные места нас завело мое неиссякаемое любопытство. Последние месяцы в русском магическом сообществе стали возникать слухи о появлении в Уральских горах Чуди. Эти белоглазые великаны пропали из виду раньше драконов (по официальной версии ушли под землю и живут там до сих пор), и столь внезапное их появление не могло не привлечь моего внимания.

Поэтому, едва у меня появилось свободное время, мы с Митричем тут же снарядили небольшую экспедицию. К сожалению, облазив около десятка курганов вдоль и поперек, мы не нашли ни одного следа пропавшего племени. Однако в одном из них Митричу таки сопутствовала «удача», и он наткнулся на белый шарообразный камень, размером с голову. И отчего-то он вдруг решил, что это не может быть ничем иным, как обязательно драконьей слезой, замерзшей на веки.

Хоть я и пытался убедить его, что на дворе середина лета, и любой замерзший предмет непременно должен растаять, друг мой категорически отказывался внимать гласу рассудка. И несмотря на то, что «слеза» эта весила не один килограмм, и таскать с собой ее было весьма проблематично, он ни в какую не соглашался с ней расставаться.

– А я вас уверяю, Евгений Андреич, слеза это, она самая, – упрямо заявил он, развернувшись ко мне на стоге сена.

– Последний раз тебе говорю, Митрич, – не могла слеза так долго сохраниться. Да и вообще влага – она с течение времени испаряется.

– Завидуете вы мне, сударь, вот и не хотите признать важность моей находки.

– С чего же это мне тебе завидовать?

– А с того, что вскоре мы окажемся в столице, где я слезу эту и продам. А как получу деньги, то сразу выкуплю себя у вашего батюшки. И поминай, как звали.

– И неужто вот так ты меня оставишь одного? – поинтересовался я, пристально на него посмотрев.

Митрич ненадолго замешкался, и после ответил:

– Куда я ж вас брошу, сударь вы мой. Но с того момента вы будете называть меня не просто Митрич, а Архип Митриевич, как меня мои батюшка с матушкой назвали.

– Так и я сейчас могу так тебя называть.

– Нет, не то. Сейчас вы так можете меня называть, если захотите, а тогда будете так меня называть, потому что положено.

– Не хочу я одного, Митрич: чтоб ты, пытаясь продать эту штуку, в лавке с глупым видом оказался.

– А как же я с таковым видом окажусь, если приду продавать то, что вышло у дракона из самого глаза.

– Да не из глаза, Митрич, а из другого места у дракона это вышло! – резко ответил я.

В конце концов, меня разозлило упрямство моего друга. Он же после моих слов не нашелся что ответить, а лишь прижал к себе покрепче «слезу», замотанную в портки, и показно отвернулся. Я уже стал жалеть о своей грубости, но идти на попятную не хотел, будучи уверенным в правоте. Потому я решил немного прогуляться.

Наши странствия привели нас в Ольвинку, находящуюся высоко в Уральских горах. Эта деревенька принадлежала числу волшебных, несмотря на то, что умеющих колдовать тут было раз-два и обчелся. Но отсутствие надобности скрывать волшебную свою принадлежность позволяло мне ощущать себя здесь совершенно спокойно.

Озираясь по сторонам, я разглядывал причудливые деревенские домики, аккуратно расположившиеся на трех уровнях этой скалистой местности. Внимательный читатель заметит, что мало я мог увидеть в ночное время. Однако мой ему ответ: Ольвинка на всю Россию славилась тем, что ее жители первыми смогли приручить блуждающих огоньков.

Вся деревня была заселена вечерницей, именуемой также ночной фиалкой. В светлое время суток огоньки мирно спали, завернувшись в цветочные бутоны, и вылетали в мир с наступлением вечера. Вот и сейчас сотни их сновали вокруг домов, создавая своим присутствием картину неземной красоты.

Однако настроение мое, даже не считая ссоры с другом, не соответствовало такому сказочному пейзажу. Несмотря на то, что мы оказались в деревне не позднее восьми вечера, на улицах нами не было замечено ни одной живой души, а попытки найти ночлег не увенчались успехом. Хозяева домов ссылались на гостей, должных нагрянуть с минуты на минуту, и вежливо отвечали отказом. В конце концов, гордость взяла верх над потребностью в комфорте, и мы отступились.

Единственный совет, который нам давали в каждом доме, состоял в просьбе держаться ближе к деревне. Разумев, что единственным подходящим местом является сенокосное поле, там мы и расположились. Разгадку этим странностям мы нашли лишь днем следующего дня, но в тот вечер они неприятно нас озадачили.

Погуляв по Ольвинке еще немного, я вернулся к стогу сена, с которого спрыгнул полчаса назад. Храп Митрича, утопающий в звуках стрекота блуждающих огоньков, странной колыбельной проводил меня в объятия сна.

Утром меня разбудил голос, полный строгости, терпения и ума. Сперва подумал, что сказанное относилось ко мне, но прислушавшись, смекнул, что человек по ту сторону стога даже не знает о моем существовании. Митрич открыл глаза незадолго после, но я приложил палец к губам, попросив его не мешать моему вниманию:

– Семикин, подыми вон ту осиновую ветку. Куда ж ты размером с сажень тащишь, когда в разы меньше нужна? Хорошо. Делай то же самое, что вчера. Чебыкина, Ростовцева – хватит хихикать! Палочки приготовили? Хорошо.

– Андрей Петрович, так ведь они даже не...

– Во-первых, Кобылин, сперва нужно поднять руку, а уж затем задавать вопрос. А, во-вторых, сейчас всего семь утра. Рановато для отчаяния. Поднимаем палочки, и повторяем вчерашнее движение. Яковлева, подкову рисуем концами вниз. Вот так. Семикин молодец. Напомните, какое заклинание мы отрабатываем?

– Чтоб пихнуть предмет!

– Пихать ты себе баранки за щеки, Кобылин, будешь! А мы учимся отбрасывать. Кто помнит, как звучит заклинание? Ростовцева, будь добра, скажи громко.

– Ксантра!

– Умница. А если мы захотим отбросить не листок бумаги, а, скажем, что потяжелее?

– Ксантра угра!

– Хорошо. Вы еще дети, поэтому не все заклинания вам под силу. Все-таки из маленького чайничка дракона не напоить. И не забываем правило трех «П»: представил, провел, произнес. Перед вами на пне лежит шишка. Я хочу, чтобы вы, во-первых, представили, как она отскочит назад; во-вторых, провели в воздухе подкову нужной стороной вниз; и в-третьих, произнесли громко: «ксантра».

– Ксантра! Ксантра! Ксантра! Ксантра! Ксантра!

– Очень хорошо!

Я поглядывал на Митрича с удивлением. Окончив лицей несколько лет назад, я и подумать не мог, что вновь окажусь на одном из магических уроков. Мне стало любопытно его продолжение, и я попросил Митрича не высовываться из укрытия.

– Напомните, против какого создания вам может пригодиться это заклинание?

– Против шешки!

– Молодец Чебыкина. Еще?

– Против мокряка и злыдня.

– Очень хорошо, Семикин!

– Против болотника!

– Ты меня чем слушал, Кобылин? Болотник размером в два тебя. Тут даже «ксантра угра» может не помочь!

– Но тогда…

– Тогда надо знать заклинания огня. Болотники оттого в болоте и живут, что огонь не любят. Нам подойдем заклинание: «саук». Давайте потренируется на этом стоге сена. Трава сухая, так что вспыхнет быстро. Не забывайте про три «П». Представляем, как оно вспыхнет, проводим в воздухе треугольник и произносим…

– Саук!!

Я так был увлечен мурлыкающим голосом учителя и оттого не сразу сообразил, что стог сена подо мной вот-вот будет объят пламенем. Что есть мочи я тряхнул Митрича, которого голос учителя погрузил в дрему. Друг мой не был приготовлен к столь резкому пробуждению и повалился на землю, прихватив с собой и меня. Вызванное нами падение было замечено юными волшебниками, которые в диких криках разбежались в стороны.

Я в тот момент взял на себя вид злой и предельно важный и хотел уже высказать учителю за столь непрактичные методы работы, но увидел перед собой лишь одиноко сидящего черного с белой грудкой кота. Я подивился его смелости: все-таки не каждый домашний зверь остался бы на месте после наших криков. Поиски небрежного учителя к успеху не привели.

– Вам следует извиниться, – вдруг произнес чей-то голос.

Я снова осмотрелся и вновь никого не заметил. (Кроме, разве что, Митрича, прижимавшего к себе драконью находку как родную дочь.)

– Кто говорит? – спросил я.

– Андрей Петрович Пятницкий, если вам будет угодно.

Имя это я где-то уже слышал, но оно определенно принадлежало человеку, коего обнаружить мне так и не удавалось. Уж не розыгрыш ли это взрослого волшебника, наложившего на себя чары невидимости?

Тут внимание мое привлекли округлившиеся глаза Митрича, внимательно смотревшие куда-то вниз. Взгляд мой принял то же направление, и я заметил, что он внимательно разглядывает кота, губы которого внезапно зашевелились.

– С кем имею честь разговаривать? – спросило животное.

Говорящий кот погрузил меня в сильную задумчивость. Лишь однажды я видел подобное явление, когда как-то с Митричем выследил чертей, один из которых, оказавшийся вскоре связанным, принялся горланить непотребные частушки.

– Мне еще раз повторить свой вопрос? – уже настойчивей спросил меня кот.

– Меня зовут Евгений, а это друг мой, Митрич, – ответил я с трудом.

– По каким делам изволили заглянуть в нашу Ольвинку?

– Да вот, были недалеко, когда вспомнили, что деревня-то не простолюдская, – я потихоньку приходил в себя, найдя общество говорящего кота занимательным.

– Деревенька у нас и впрямь прекрасная. Ребята! – крикнул он детям, по-прежнему державшимся чуть поодаль. – Урок закончен. Увидимся вечером в моем доме. Не забудьте сделать домашнее задание.

Дети с явным нежеланием стали выходить из укрытий, и, по-прежнему держась в стороне, направились в сторону деревни.

– Андрей Петрович, куда положить палочки?

Вопрос меня этот удивил, потому как даже маленький волшебник никогда не расставался с палочкой по своей воле. Следующая сцена все объяснила.

– Положи рядом с шишкой, – ответил ученый в облике кота.

Тогда мальчик, косясь на нас, аккуратно опустил на пень пять небольших осиновых веточек и быстро убежал к друзьям. В тот момент мне все стало понятно. В то время в нашем государстве разрешение иметь волшебную палочку было не у всех сословий, а дети, которых обучал Андрей Петрович, принадлежали к числу крестьянских. Уяснив это, мне сразу стали очевидны сомнения одного из мальчишек в начале урока. Я посмотрел на пять ивовых сучков, а затем перевел взгляд на свою волшебную палочку. Сделанная на треть из рога единорога и на две трети из кункурского самоцвета, она была призвана творить волшебство. Пять веток, лежащих на пне, на это были не способны.

– Ваше имя кажется мне знакомым, – признался я необычному собеседнику.

– Как же иначе? Я долгое время читал лекции в виднейших магических университетах по всей Европе, написал десятитомное иллюстрированное исследование Structura magicas animalia prona fuga, а моя статья о возможностях применения паутины новосибирских Eresus kollari для лечения магических ожогов была переведена на все языки мира.

После такого представления я немало опешил, а Митрич так и вовсе чуть не выронил свой сверток. Я много слышал про этого величайшего российского ученого, на лекции которого во время моей учебы в Лазаревском лицее было невозможно попасть. В какой-то момент он попросту пропал из научного сообщества, и мы предполагали, что у него возникла очередная экспедиция. Однако теперешний его вид вызывал определенные вопросы, которые я постеснялся озвучить. Но, что у меня на уме, у Митрича обычно на языке:

– И что же такая высокоученая фигура делает в небольшой уральской деревеньке в столь необычном внешнем виде?

– Наслаждается покоем, – отвечал как-то странно собеседник.

Мне было стыдно излишнюю прямоту моего друга, поэтому я поспешил сменить тему:

– Андрей Петрович, вы не могли бы рассказать, отчего каждый житель деревни ждет кого-то в гости? Тут что, планируется большой праздник? Я не вижу никаких к нему приготовлений.

Великий ученый тяжело вздохнул (Надеюсь, фантазии читателя хватило, чтобы представить, как он это сделал в облике кота).

– Это неприятная мне тема, которую я не намерен обсуждать с первым встречным.

Митрич мой захотел что-то высказать ученому, но тот его перебил:

– Я не хотел никого обидеть, лишь констатировал факт. Однако мне пришлось по душе, как вы, будучи урожденным дворянином, называете своего слугу другом. Поэтому, если вы не откажетесь от высококультурного общества, – с этими словами он смерил Митрича оценивающим взглядом. – Приглашаю вас на чай. С молоком.

Предложение столь светлого ума льстило мне чрезвычайно, поэтому я обратил на Митрича взгляд, предлагающий тому закусить язык.

– Мы с другом почтем это за честь, – ответил я, и ученый повел нас в свой дом.

Деревенька уже проснулась. По воздуху мимо проплыли несколько кос, направившихся в сторону нашего ночлега. То тут, то там ведра сами по себе насыпали корм домашнему скоту, метелки вычищали дворы, а хлопавшее само себя одеяло погрузило нас в облако пыли.

Ученый свернул в небольшой аккуратный домик у самого озера и прошел в небольшое отверстие во входной двери. Я рассудил, что дверь открыта и потянул ее на себя, но та не поддалась. Движение мной двери в другую сторону также не принесло результата. Я подумал, что шутка, выкинутая ученым, чересчур странна. Хотя тут же предположил, что обернувшись человеком, он остался без одежды, и в данный момент готовится предстать перед нами в положенном для встречи гостей виде. Поэтому, услышав за дверью человеческие шаги, я ничуть не удивился. Однако едва дверь открылась, смятение покрыло мое лицо, потому как за дверью стояла молодая красивая девушка.

– Здr'авствуйте, – с французским акцентом поздоровалась она, одарив нас лучезарной улыбкой. – Андr'э совсем не пr'едупr'едил, что у нас будут гости. Пr'ошу вас, пr'оходите.

Скромное убранство внутри дома ничем не выдавало наличие в нем столь великого ученого. Разве что неимоверное количество книг говорило о любви хозяина к чтению. Я даже попытался себе представить кота, переворачивавшего страницу за страницей. На стенах висело множество изображений самых разных созданий, магических и не очень. На самом видном месте были поставлены несколько дипломов. В маленькой же рамке я заметил изображение темноволосого мужчины средних лет, лицо которого выражало властность и неукротимый характер, а сверкающие глаза обличали сильную волю. Тогда-то я и вспомнил, как великий ученый выглядит в человеческом обличье, потому как не раз встречал его в коридорах любимого лицея.

– Андr'э уже успел похвастаться пеr'ед вами своей ученой степенью? – столь живой и звонкий девичий голос полностью соответствовал яркому утреннему солнцу. – Он любит иногда targuer перед новыми знакомыми.

На этих словах она посмотрела на Андрея Петровича, и я лишь тогда обратил внимание, что он все еще находится в образе кота.

– Вы будете чай или кофе? Пr'изнаться честно, в Паr'иже я пила исключительно кофе, но попr'обовав в вашей стrане 'чай с шиповником, r'езко изменила пr'едпочтения. А какие чудесные пиr'ожки печет наша соседка, мадам Галина Се r'геевна. Вы непr'еменно должны их попr'обовать!

Французская волшебница словно плыла по небольшому домашнему пространству, размахивая белокурой шевелюрой словно парусом. Периодически она поглядывала на Андрея Петровича, следившего за ней не отрываясь.

– Андr'э, твои гости всегда так молчаливы. И я до сих поr' не знаю, как их зовут. Ты должен непr'еменно нас пr'едставить.

На этих словах она прекратила свой полет, остановившись перед нами с легкой улыбкой. Андрей Петрович запрыгнул на стул рядом с девушкой и заговорил:

– Мари, знакомься. Молодого человека зовут Евгений, а это его друг – Митрич.

Я ответил легким кивком головы, а Митрич, всегда неравнодушный к явной женской красоте, поклонился в пол, едва не выронив драконью находку.

– Мою супругу зовут Мари Барэно. Она, как и я, ученый.

– Как мало ты всегда пr'о меня говоr'ишь! А между пr'очим, я пr'офессоr' Паr'ижского унивеr'ситета магии и член Евr'опейской ассоциации волшебства. Во вr'еменном отпуске, – добавила она, оглядевшись по сторонам. – Но самое главное, за что он меня больше всего ценит, я автоr' всех r'исунков в его десятитомном magnum opus.

– Мари, – с небольшим упреком сказал он ей.

– Шучу, шучу. Последнее вr'емя Андr'э явно r'астеr'ял свое чувство юмоr'а.

Мари подмигнула Андрею Петровичу и принялась сервировать стол посудой.

Признаки явного замешательства были написаны на моем лице столь отчетливо, что Андрей Петрович поспешил их удовлетворить:

– Вас, должно быть, удивляет, что я по-прежнему в образе кота?

На этих словах Мари бросила в сторону супруга едва уловимый взгляд, но ни одним движением не выдала своей заинтересованности.

– Если только вы сами решитесь об этом рассказать, – отвечал я, стараясь быть тактичным.

– Как думаете, почему столь большой ученый, как я, мог сменить столицу на небольшую деревеньку в Уральских горах?

– Научная экспедиция или важное исследование? – спросил я, отказываясь признавать очевидное.

– Так ссылку еще никто не называл, – голос его был пропитан грустной насмешливостью.

– Но за что?! – с неподдельным удивлением воскликнул я.

Он в ответ замолчал, а вот его молодая супруга смолчать не смогла.

– О, бr'ось, Андr'э! Он здесь потому, что не отказался от своих взглядов. Любимый, ты не должен этого стыдиться!

Я был наслышан о многочисленных ссылках видных деятелей по всей стране. Тем, кому везло – оказывались в подобных поселениях, кому везло меньше – попадали в Тихое Ущелье, место столь жуткое, что я, конечно же, однажды там оказался (но это другая, более темная история).

– Вr'емя чая! – торжественно возвестила Мари, явно намереваясь отвлечь нас от хмурых мыслей.

Миску с молоком для своего супруга Мари поставила прямо на стол, куда он тут же запрыгнул. Поначалу мне непривычно было наблюдать за лакающим молоко котом наравне с людьми, но тот периодически делился с нами своими наблюдениями, отчего уже спустя несколько минут я видел в нем лишь ученого, и никого другого.

Мари попросила нас рассказать о себе, и Митрич тут же принялся рассказывать о наших с ним похождениях. Истории его местами были столь неправдоподобны, что вызывали неловкость у меня, удивление у Андрея Петровича и искренний восторг у его супруги.

– Так вы спугнули всадника без головы с помощью лопаты?! – удивленно воскликнула она.

– Так больше-то под рукой оно ничего не было… Было бы что другое, я бы и этим справился. – Митрич чуть замешкался, встретившись с ней взглядом. – Надо ж было кому-то Евгения моего Андреевича спасать.

– Бr'аво! – девушка захлопала в ладоши. – Я непr'еменно должна услышать еще одну историю про ваши пr'иключения!

Но тут Андрей Петрович прервал ее:

– Полно тебе, Мари. Будет у нас еще время для историй. Знаешь ли ты, что наши гости ночевали сегодня на улице?

Девушка всплеснула руками.

– Но почему? Почему вы не зашли к нам?

Я объяснил, что после десятого отказа в просьбе о ночлеге, нами было решено поберечь свою самооценку.

– Putain de tueurs! – воскликнула Мари.

(Фраза довольно груба в переводе, а заметка эта может оказаться в детских руках).

– Андрей Петрович, что здесь происходит?

Ученый переглянулся с женой, которая взялась убирать со стола.

– Несколько дней назад в лесу, неподалеку от горного массива, пропали жена с сыном нашего деревенского старосты, Прохора Алексеевича. Пятеро отправились на их поиски, и лишь трое вернулись назад. Все как один утверждали, что видели летающего змея. О судьбе пропавших, думаю, выводы сделаете сами.

Мы молчали.

– Хороший наш староста мужик, порядочный. Жаль, что такая беда с его семьей приключилась.

– Дракон, стало быть, – сказал Митрич. – А вы, Евгений Андреич говорили, что все они вымерли.

– Драконы вымерли, – произнес Андрей Петрович.

– Но тогда кто еще этот летающий змей, как не дракон? – возмутился Митрич.

– У этой змеи был замечен птичий клюв.

– Аспид! – воскликнул я.

– Аспид, – подтвердил ученый. – Как и дракон, существо, не встречавшееся человеку весьма давно.

Я слушал собеседника с открытым ртом. Драконы всегда для меня были существа больше сказочные, чем реально существующие, но вот аспиды… К ним я питал особый интерес. Меня увлекала их способность летать и вместе с тем совершенная невозможность садится на любую поверхность, кроме каменной. Ходили легенды, что аспиды охраняли в Уральских горах пустующие замки, в которых чудес было больше чем сокровищ. Однако со временем стало понятно, что единственное место, где живут аспиды – это предания о них.

– Сюда направляются ученые? – спросил я встревоженно. – Неужто тут пройдет научная конференция? Тогда понятно, отчего каждый первый житель ждет гостей.

Посмотрев на Мари, я понял, что догадка моя далека от истины.

– Здесь вот-вот начнут квартироваться солдаты Андреевского полка Его Императорского Величества.

– Солдаты? – переспросил я.

– Именно.

– Но это значит…

– Это значит, что ловить аспида никто не собирается. Целью службы Андреевского полка, как вам известно, является истребление подобных созданий, а не наблюдение за ними.

Я поверить не мог своим ушам. Не хочу прослыть у читателя большим гуманистом, потому как по ходу жизни мне довелось сражаться с медведями, волколаками и прочей живностью. Однако по всей России оных насчитывалась немаленькое количество, к тому же в битвах с ними я всегда выступал с защищающейся стороны. Но сейчас речь шла о существе не просто редком, а, возможно, единственном в своем роде.

– А ведь я предлагал местным жителям поумерить свои охотничьи интересы, – обреченно сказал ученый. – Предлагал перенести охотничьи угодья на несколько верст в сторону от гор. Аспид оттого на людей и перешел, что они всех медведей, оленей и лосей они в округе истребили.

– Не понимаю я вашей тревоги, – заявил вдруг Митрич. – Солдаты убьют злодея и спасут жизни десятков, если не сотен людей. И вашу, и вашей супруги в том числе.

– Но месье Митr'ич! – вдруг воскликнула прежде молчавшая Мари. – Как вы можете так говоr'ить? Возможно этот аспид – последний в своем виде! С его убийством вымr'ет и все семейство Cruise Elapinae, а ни в одном музее миr'а нет даже достойного их изобr'ажения!

– Но ведь он убивает людей! Отчего вы о жизни этой ящерицы летающей заботитесь, когда вокруг люди мрут?

– Оттого, что всего этого можно было избежать, – Андрей Петрович вступился на защиту своей супруги. – Поумерь крестьяне свой аппетит, аспид по-прежнему бы питался зверьем каким, а не людьми. Потому как аспид – существо разумное, которое на человека без причины не набросится.

– Я отвечу вам как человек – если есть мне от него опасность, надобно тогда от него избавиться.

Признаться честно, я в тот спор не встревал. Аргументация Митрича была мне абсолютно ясна и понятна, и я принял бы его сторону, если б речь шла о ком другом. Но если неподалеку от меня существовал, возможно, последний аспид на земле, надобно было его сохранить.

– У каждого своя правда, – подытожил Андрей Петрович.

Я посчитал, что этой фразой он очень даже деликатно подвел наш спор к завершению, однако Митрич не унимался:

– Никакая она не своя! Она для каждого человека одна. Если тварь мешает жизни, надобно эту тварь убить. И чем она последней, тем лучше.

– А с чего вы, Митрич, решили, что человеческая жизнь важнее жизни другой? То, что вы говорить можете, еще не означает, что и подобные создания не умеют. Эгоистично это, себя над остальными возвышать. Я вообще сторонник того, что жизнь – она одна. Давным-давно на земле нашей она зародилась, и до сих пор все длится. И все мы: и люди, и звери, и растения – лишь ее воплощения. Потому, когда без надобности падает дерево, когда без причины гибнут зверь или человек – тогда-то эта наша общая жизнь и сокращается. Убежден я в том, что жизнь, однажды внезапно появившись на земле, также внезапно и закончится. И слишком быстро мы к этому концу стремимся.

– Складно вы лепите, Андрей Петрович. Сразу видно – большой ученый. Но мне все одно: убьют его – не буду горевать.

На этих словах Митрич встал из-за стола и вышел из дому. Я остался сидеть с видом нерешительным, потому как и друга оставлять не хотелось, и перед хозяевами было неудобно. Вдруг Митрич вернулся, и я уж было решил, что он сейчас извинится за свое резкое поведение, но он лишь схватил сверток со своей драконьей находкой, и молча выскочил на улицу.

– Вы его простите, пожалуйста, – попытался я нарушить возникшую тишину. – Он обычно так себя не ведет. Я сейчас же верну его, чтоб он извинился.

Я уже было поднялся с места, намереваясь воплотить свои обещания, но Андрей Петрович меня остановил:

– Право, не стоит. У каждого должно быть право на свое мнение.

– Но ведь он вас обидел.

– Признаюсь, слова его меня задели. Но после извинений он ведь думать иначе не станет.

Я кивнул.

– Тогда они излишни. Как думаете, Евгений Андреич, отчего я перед вами до сих пор в образе кота нахожусь? Едва меня завидев, вы наверняка решили, что я вот-вот обернусь человеком.

– Честно говоря, я этого ждал.

– А я не могу этого сделать, потому как не по своей воле в таком виде оказался.

– А что же случилось?

Ученый хотел что-то сказать, но лишь молча посмотрел на свою супругу, которая мне все разъяснила:

– В вашей стr'ане не очень любят людей со своим мнением. Мой супr'уг пr'едлагал r'азr'ешить волшебные палочки всем людям, способным к магии, а не отдельному числу избr'анных. Коллеги подняли его на смех, а когда он r'ешился высказать это вашему госудаr'ю, едва не оказался в Тихом Ущелье. В конце концов, мои связи в евr'опейском волшебном сообществе помогли изменить его пr'иговоr' на более мягкий.

Тут она положила руку на стол, а Андрей Петрович положил на нее свою лапу.

– А как тут оказались вы? – спросил я.

– Что за вопr'ос? – удивилась Мари, будто я сморозил какую-то глупость. – Андr'э – мой супr'уг. Я буду с ним везде, где бы он ни оказался.

Когда она сказала эти слова, я ощутил чрезвычайный прилив тепла, хоть меня оно и не касалось. Как же счастлив я был за эту чудесную пару, державшуюся друг за друга в столь сложной ситуации. Однако тут мне вспомнилось утреннее его занятие с детьми, и я поспешил озвучить свое недоумение:

– Утром вы учили детей заклинаниям. Что это было?

– Это была надежда, что когда-нибудь они смогут раскрыть свой дар.

Уважение мной к Андрею Петровичу в тот момент было абсолютным. К сожалению, Отечество наше в очередной раз решило скрыть великий ум в своем великом далеке.

 


Глава вторая,
 
в которой я встречаю последнего в своем виде

Митрича я нашел любующимся на озеро. Увидя мое приближение, он поспешил предупредить:

– Знаю, зачем вы ко мне пришли. Знаю, но не пойду ни перед кем извиняться. С ума сошла эта кошачья… Извините, сударь… Ученый этот совсем из ума выжил. Ежели тварь опасная, то надобно ее истребить. Хоть вы меня понимаете?

– Понимаю, друг мой, понимаю, хоть сам и придерживаюсь другого мнения.

– И вы туда же? Зря вы в своей академии столько времени провели – совсем разучились по– народному думать.

– Как раз по-народному я сейчас и думаю. Разве не из народа фраза «последнее не забирают»?

– Так ведь то про предмет какой: про папиросу, например. Нельзя же жизнь с папиросой сравнивать. Вы хоть о ребятенках подумайте, которых сегодня ваш Андрей Петрович учил.

Мы бы и дальше, наверное, продолжили спорить, пока не заслышали вдалеке множественные голоса. Повинуясь любопытству, мы двинулись в сторону шума. Вскоре нам показалась вполне ожидаемая картина: щеголяя новомодными мундирами, к деревне шла почти дюжина солдат Андреевского полка Его Императорского Величества.

Хоть я и находился метрах в тридцати от сей процессии, кудрявая черная голова одного из них, украшенная пышными усами, показалась мне чрезвычайно знакома. Приглядевшись еще немного, я узнал в ее обладателе своего детского друга Ваньку Смольникова.

Выждав, пока солдаты расселятся по домам и перекусят с дороги, я подкараулил его возле трактира. Он узнал меня сразу, и мы тепло обнялись.

– А я тебя еще на пригорке заметил! – весело сказал он. – Иду и думаю: а чего это Женька тут оказался.

– По чистой случайности, – отвечал я, полный радости столь внезапной встречи. – Как говорится: сперва ноги подошли, а потом и голова подоспела. Как служится тебе, дружище? Все заклинания получаются?

– Да куда уж мне! – отмахнулся он. – Разве что наш капитан, Мирон Палыч всеми владеет. Сколько тварей с ним загнали за последний год, а ни одного из нас он не потерял. На прошлой неделе под Пензой двух волотов гнали. Они швырялись деревьями прямо с корнем, а все равно все живы. Мы, точнее, живы, а волоты на том свете. Или куда там эти твари после смерти отправляются. Главное – приказы выполнять, за остальным дело не станет.

С этими словами он весело толкнул меня в плечо.

– А раз ты здесь, стало быть, осведомлен о цели нашего визита? – спросил он меня, подмигнув и пригладив усы.

– Осведомлен.

– И что думаешь? Победим мы эту нечисть?

Я не нашелся, что ответить. Друг, заметя мое смятение, продолжал:

– Да чего ты киснешь? Сколько лет тебя не видел, а все ты какой-то задумчивый. Выкинь из головы тяжкие думы, и сообрази лучше, как нам тут перед охотой поразвлечься.

– Да я тут сам второй день.

– Эх, быстрее бы сразиться с этим аспидом!

Признаться честно, его прыть меня немало удивляла. Сколько времени они до нас добирались, а энергии в нем было хоть отбавляй.

– А хочешь, с Палычем договорюсь, чтоб ты с нами пошел? В дуэлях ты меня иногда побежал. Но то раньше, в детстве было. Сейчас-то я тебя закрытыми глазами обезоружу. Спросить на счет тебя?

– Постой, Ванька, дай подумать, – отвечал я, хотя дума моя была проста и читателю очевидна. Не хотел я видеть, как последний из вида будет под натиском солдат Андреевского полка погибать. С другой стороны, возможность воочию увидеть это знаменательное создание, привлекала.

– Когда вы в поход думаете выступать?

– А сегодня под вечер и пойдем. Сейчас парни с дороги отдохнут, силы восстановят и выдвинемся. Но это Мирон Палыч так разумеет. Я-то знаю, что все быстрее уже хотят в битву вступить. Волоты-то они одни что под Пензой, что под Костромой – все как один. А вот аспидов нам еще не доводилось встречать. Опасные они, говорят, твари. Что думаешь?

– Наверное, больше вы таких и не встретите, – сказал я тихо.

– Чего бурчишь себе под нос? – живо спросил меня Ваня, не забыв подправить усы. – Так что, на Палыча на твой счет спрашивать?

– Дай мне время. Вскоре я тебе отвечу.

– Только не тяни. Когда в горы пойдем, предлагать уже не буду.

Мы еще немного постояли с другом, пока капитан его не позвал. Неуемное мальчишеское озорство моего друга чересчур заразительно действовало на меня, размышлявшего над этическими аспектами бытия. Может, ну его? И что, что последний? Сколько таких последних еще будет – неужто всех их жалеть?

В тот момент ко мне подошел Митрич, и я вдруг поймал себя на мыслях, которых даже не предполагал застать в своей голове. Быстро же я поддался влиянию старого друга.

– Слышал я ваш разговор, Евгений Андреич. Ежели все-таки решитесь туды идти, не забудьте и обо мне спросить. Потому как я за вами все равно увяжусь, а так хоть по разрешению идти буду.

Я молча кивнул Митричу, все еще вспоминая свои мысли, а затем решил нанести визит Андрею Петровичу. Я был уверен, что великий ученый поможет принять верное решение. Я застал его на крыльце за процессом весьма умилительным. Он сидел на коленях у своей супруги, которая перед ним широко раскрыла книгу, периодически ее перелистывая.

– Андрей Петрович, Мари, – поклонился я.

– Бросьте вы, Евгений Андреевич, эти формальности. – Он окинул взглядом нескольких солдат, прошествовавших по улице мимо него. – Явились, убийцы. Лет пять их не видел, и еще столько не видел бы.

– Андr'э, побеr'еги силы. К нам вот-вот пr'идут твои ученики.

– И то верно. Тема урока: обитатели болот и озер средней полосы России.

Я улыбнулся великому ученому.

– Зачем я вам понадобился?

– Вопрос весьма деликатный, но я нуждаюсь в вашем совете.

– Внимательно вас слушаю, – Своим кошачьим взглядом он пристально посмотрел на меня.

– Андрей Петрович, у меня есть возможность оказаться в числе этих солдат. Нет, нет, никакого отношения к атаке на аспида я иметь не намерен. Буду там исключительно сопровождающим. В то же время мне не хотелось бы…

– Вы должны непременно туда пойти! – перебил он меня, оживившись.

– Вы уверены? – удивленно спросил я.

– Абсолютно. Больше того, я на этом настаиваю.

Я ошарашенно на него уставился, вспоминая утренний разговор.

– Поймите меня правильно, – поспешил он пояснить. – Нет никаких возможностей переубедить этих кровопийц. Но у вас окажется возможность внимательно рассмотреть это создание. Я не хочу чтобы вы рисковали жизнью, но прошу вас подобраться к нему как можно ближе. Запомните, как он выглядит во всех деталях: его морда, шея, крылья, лапы. Все, что увидите. А по возвращении немедля идите ко мне. Все, что запомнили, вы расскажете моей Мари, которая тут же зарисует его. Возможно, сегодняшней ночью мы вместе с вами создадим последнее изображение этого великого создания.

Признаться честно, такой поворот дела меня удивил. Но, немного поразмыслив, я нашел его абсолютно логичным. Если беды не избежать, нужно выжать из нее максимум. Вскоре я нашел Ваню и поделился с ним своим стремлением. Он тут же познакомил меня с капитаном, который, осмотрев меня с головы до ног, неуверенно кивнул. Я тут же вспомнил про Митрича, объявив его зельеваренческий талант, которого капитан одобрил с большим энтузиазмом. Выдвигаться было решено через три часа. Митрич вызвался взять с собой драконью находку, но я решительно его отговорил.

– Ты мне итак напоминаешь курицу-наседку с этой «слезой». А солдаты, увидя тебя с этим предметом, и вовсе поднимут на смех и не никуда не возьмут.

– И ладно, – отмахнулся он.

– Но я тут с тобой не останусь.

Не желая отпускать меня одного, Митрич все же внял моим аргументам и зарыл находку стог сена, служивший нам кроватью несколькими часами ранее. Я предлагал сохранить «слезу» у Андрея Петровича, но Митрич даже не захотел об этом слушать.

Через три часа я уже был в полной готовности, выслушивая последние указания Андрея Петровича и его супруги.

– Помните, Евгений Андреевич, важны малейшие детали. Даже взгляд. Не стоит скакать у него перед носом, но было бы, конечно, неплохо, если бы вы…

Тут вмешалась Мари:

– Не стоит слушать моего супr'уга во всем. Жизнью не r'искуйте, но и подr'обностей не упускайте. Удачи вам, месье Евгений!

Я откланялся, поспешил к Ване и вскоре мы выдвинулись. К нам присоединились восемь мужиков, бывших охотниками, во главе со своим старостой. Он был печален и молчалив: все знали причину, и никто его в походе не тревожил.

Митрич плелся немного поодаль от меня, все еще обиженный на несхожую с ним позицию. Ваня с детства побаивался его, потому как много лет назад Митрич обещал заколдовать его, ежели он будет меня донимать. Со временем страх перерос в обиду, и Ваня поприветствовал моего друга лишь кивком головы.

Всю дорогу до гор мы с Ваней вспоминали детские годы и первые наши попытки к колдовству. В то время единственным, что у нас получалось наколдовывать каждый день, был нагоняй от родителей за позднее возвращение. Ему с детства нравились сражения, отчего сейчас он был на седьмом небе от счастья. Я же всегда грезил исследованиями и в целом был удовлетворен своим нынешним положением.

Шли в гору часа два. Остановившись возле большого каменного изваяния, Мирон Павлович поделил нас на четыре группы по шесть человек. Приказ был прост: найти аспида, но в драку не вступать. По возможности гнать с камней на землю, чтобы он не имел возможности атаковать. Решено было встретиться у этого же изваяния через час.

Помимо Митрича я оказался в группе с Ваней, Прохором Алексеевичем и двумя братьями-близнецами, имена которых уже и не вспомню. Шли молча, внимательно вслушиваясь и озираясь по сторонам. Вдруг в паре десятков метров я услышал небольшой шорох. Компаньоны мои, за исключением старосты, были далеко, поэтому мы с ним решили сперва убедиться, что это действительно аспид. На цыпочках, перебегая от дерева к дереву, мы крались к небольшому обрыву, внизу которого мной было услышано шевеление. Услыхав шум совсем близко, мы легли на землю и уже ползком продолжали путь.

Через метров десять показался край, с которого я аккуратно выглянул. Увиденное заставило меня выдохнуть. Чуть позже Прохор Алексеевич мне вторил. Метрах в пяти внизу возился с рыбой бурый медведь. Подъем до нашего места был настолько крутой, что мы были в полной безопасности, даже если бы стали швырять в него шишки и с криками танцевать вприсядку. Все же, решив не шуметь, мы сперва отползли назад, а лишь затем поднялись на ноги и вскоре вернулись к месту сбора нашего небольшого отряда. Близнецы, Ваня и Митрич уже ждали нас.

– Вы где были? – строго спросил Ваня, но, бросив взгляд на моего спутника, убрал из голоса раздражение. – Нашли его?

Я отрицательно замотал головой.

– Извини. Я подумал, что услышал аспида, и попросил Прохора Алексеевича проверить догадку.

– И что? – одновременно спросили братья.

– То был лишь бурый медведь, – сказал деревенский староста.

Митрич, встревоженный после первых слов, облегченно выдохнул.

– Вы его убили? – спросил Ваня.

– Нет, – удивленно ответил я. – Зачем?

– Если бы у него была возможность, он бы непременно с тобой расправился.

– Сейчас мы охотимся на другого зверя, – сказал Прохор Алексеевич. – Не стоит отклоняться от цели.

– К тому же он был внизу крутого склона, – добавил я, – на который вряд ли сможет забраться.

Я думал, что слова мои утешат компаньонов, но они лишь взбаламутили их.

– Пять метров, говоришь, – задумчиво проговорил старый друг.

Я утвердительно кивнул.

– Знаете что, – обратился он к братьям. – Я думаю, что завалю его с первого попадания!

На этих словах он рванул в сторону того склона, братья же побежали следом. Я ошарашенно остался стоять на месте. Лицо Митрича выражало задумчивость, лицо старосты не выражало ничего. Стояли мы так минут пять, в полной невозможности подобрать слов происходящему.

Возвращаясь, Ваня с братьями спорили:

– Ты попал первый, потому что брат твой меня подтолкнул.

– На то мы и братья, чтоб помогать друг другу, – был ответ, заставивший всю троицу рассмеяться.

– Жень, а ты чего с нами не побежал? Помню, меткостью ты всегда отличался даже на моем фоне.

Поразили меня их интонации. Убийство медведя, не грозившего им расправой, было для них игрой. Хотел было я изъявить свое возмущение, как Ваня вытащил часы и спохватился:

– Пора возвращаться.

Солдаты эти всю дорогу обсуждали свои шансы на успех в разных других обстоятельствах, в то время как мы шли молча. Староста в целом был немногословен, а Митрич по-прежнему на меня молчал. Однако сейчас молчание его немного изменилось: если ранее оно было обиженным, то сейчас стало выжидающим.

Наш отряд пришел к месту сбора последним.

– Смольников, Карповы – опаздываем.

– Извините, товарищ капитан.

– Пока вы непонять где прохлаждались, мы нашли пещеру этой твари. Хорошая новость: тварь одна. Плохая: под ней камни, значит, атаковать она может ото всюду. Попробуем окружить. Не забудьте – нужны только огненные атаки, никакой самодеятельности. А вы двое, – он указал на меня с Митричем. – Чтоб под ногами не мешались.

Мешаться под ногами я не планировал, но и отсиживаться за спинами товарищей не хотел. Я ни на секунду не забывал о важности своей миссии. Мы двинулись в нужную сторону. Через пять минут перешли на цыпочки, еще через пять – на четвереньки.

Окружив пещеру по радиусу пятидесяти метров, решено было послать охотника на разведку. Тот вскоре доложил, что пещера пуста. Мы к ней спустились. Осторожно. Разговоры внутри отряда были запрещены. Солдаты понимали друг друга жестами. Митрича и пятерых охотников, как единственных не владеющих палочками, решено было оставить метрах в двадцати от входа для несения поста.

Сама пещера оказалась метров десять в диаметре и столько же в глубину. Двух часовых капитан выставил снаружи, но тщательно обследования пещера не требовала. Первым и единственным, что привлекло наше внимание – была кладка яиц в количестве семи штук. Размером они были с головку сыра каждое. Я в тот момент даже обрадовался, что ежели этот аспид и погибнет, то еще минимум семь штук его потомков останутся на белом свете. В следующий момент я бросил беглый взгляд на капитана, блеск в глазах которого мне сразу не понравился.

– Смольников, хватай яйцо, – приказал он.

Ваня исполнил волю капитана.

– Отнесем его в деревню. Если будем сражаться на камнях – непременно проиграем; но на земле-матушке уж мы его раздавим непременно.

Я хотел было возразить такому кощунству, как следующая фраза капитана заставила меня оцепенеть:

– Остальные яйца – сжечь!

Солдаты приготовились выполнять приказание. Чувствования внутри так в тот момент взволновали меня, что я не сдержался:

– Как же можно! Мирон Павлович, оставьте детишек в покое!

Капитан, не привыкший, что ему перечат, даже замер.

– Вам что, взрослой особи мало? – продолжал я. – Они с нее размером еще не скоро вырастут.

Капитан смотрел на меня сперва удивленно, затем раздраженно, а под конец совсем зло.

– Смольников, уйми друга!

– Женя, ты чего такое говоришь? – удивился Ваня, видя мое абсолютное несогласие с приказом капитана. – Замолчи немедленно!

– Ваня, да как же можно гнездо целое разорять?

– Женя, это же аспид! Крылатый ящер, сгубивший не одного человека. Опомнись!

– Это ты опомнись!

Наши споры, однако, лишь ненадолго отвлекли от исполнения приказа. Через долю секунды гнездо аспида с шестью яйцами охватил огонь. Я в ужасе закричал, однако крик мой продлился недолго. На меня тут же наложили заклинание немоты. Когда я попытался выбить палочки у этих злодеев – тут же упал обездвиженным. Охотники во главе со старостой в наши разборки не вмешивались.

Внезапно часовые дали знать, что аспид возвращается, и капитан приказал отступать. Ваня еще некоторое время был подле меня, но, не услыша на мой счет приказаний, побежал вместе со всеми. Пещера опустела за считанные секунды. Так я и остался лежать в ней один, немой, обездвиженный, возле горящего гнезда и в ожидании разъяренного крылатого ящера.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...