Сломанная сказка

Свою сказку никому не рассказывай. В ней вся твоя жизнь, твоя судьба. Никому не доверяй свою судьбу.

Это было их маленькое убежище. Здесь сплетались корни и ветки двух низкорослых стародревьев, словно никогда не хотели разлучаться. Андраш тоже никогда не хотел разлучаться с Тимеей. И даже сейчас, в свои семь, точно знал, что она станет его женой. Тут и к Сказителю ходить не надо – и так яснее ясного.

– А помнишь, ты хотел узнать, какая у меня сказка? – спросила Тимея.

Она сидела на земле, подогнув под себя ноги, увитые плетёными браслетами, и собирала башню из цветных камушков. Серьёзная, будто там взаправду кто-то будет жить, и нельзя ошибиться. На Андраша даже глаз из-под чёрной чёлки не подняла, зато он мог без насмешек любоваться. Веснушками, разбежавшимися от носа до самых плеч, золотыми полосками, которыми солнце украдкой сквозь ветви осыпало её лицо и руки.

– Помню, что ты мне не сказала, – Андраш быстро отвёл взгляд, когда Тимея наконец положила последний красный камушек на вершину башни.

Конечно, не сказала, иначе и быть не могло. Он и не надеялся, когда спрашивал, но уж больно любопытно было, какое дело ей предначертал Сказитель, кого напророчил в мужья…

– А сейчас скажу, – и её тёмно-зелёные, как мох в глубоком овраге, глаза посмотрели прямо на Андраша.

Он аж вздрогнул. Всегда она такая – нипочëм не уговоришь, упрямая, но если что в голову взбредёт – не отступится.

– Так ведь нельзя же, – предостерëг Андраш, а у самого внутри всё затрепыхалось. Неужто расскажет?

– Кому нельзя, тот пусть и молчит. А моя сказка на то и моя, что распоряжаюсь, как хочу! А я хочу её тебе рассказать.

– Тогда расскажи.

– Расскажу, но сначала ты откроешь мне свою. Кем тебе Сказитель предрёк быть, говори!

Андраш замялся на миг. Сам-то у неё выспрашивал, но ведь и правда строго-настрого запрещали с другими делиться. А потом глянул в лицо Тимеи – красивое, как солнце, как спелая луна, как все небесные искры разом. Разве не связаны они уже одной судьбой? Так почему бы не рассказать прямо сейчас?

– Кузнецом.

Тимея отвела глаза – робко, на неё и не похоже – уголки же губ дрогнули в улыбке.

– Ладно, теперь я расскажу. Жила-была одна девочка. Бойкая, любому мальчишке по лбу даст, упрямая, но добрая и верная. Она едва могла усидеть на одном месте, если мама к какому делу приставит. Но когда выросла, её стало не узнать. Девочка научилась искусно плести корзины и башмаки из коры стародревьев, да так, что лучше мастерицы не сыскать. Вышла замуж и жила долго и счастливо, – Тимея склонила голову набок и лукаво глянула на Андраша. – А знаешь, за кого она вышла?

– За кого же? – спросил, хотя сердце уже подсказывало верный ответ.

– За кузнеца.

 

***

 

Свадьбу назначили на середину лета. Андраш весь выпотел, стараясь держать спину прямо, а всё равно скособочило, как гнилое дерево. Выбрал лучшую рубаху ещё с тех дней, когда ходил подмастерьем у кузнеца, укротил каштановые вихры. Мать говорила: “Не ходил бы ты, сынок”, да разве он мог?

Собрались в низине за деревней, где росли по кругу первые стародревья с чёрными, как грозовая ночь, стволами. Говорили, листья у них из серебра, но росли они слишком высоко, никогда не осыпались, а лезть и срывать никто не смел. Но звенели на ветру в июле – точно и правда серебряные. И сейчас звенели, пели свадебную песню молодым.

Андраш хотел слушать их голос вместе с Тимеей. Стоять перед всей деревней, держать её за руки, ждать, когда Сказитель в праздничных льняных одеждах поведает сказку их будущей жизни. А на Тимее чтоб венок из синецветов и платье цвета неба с кружевом облаков. А сам Андраш – гордый кузнец, счастье с которым обещал Сказитель.

Да не сбылось.

Спину снова прострелило от неловкого движения. Андраш забился подальше в загалдевшую толпу – шли жених и невеста. Тимея в голубом платье, с угольными росчерками кос по плечам скользила взглядом по толпе, не улыбалась. Зато жених, Шебен, сиял за двоих. И хоть невыкрикнутая злость рвала грудь изнутри, Андраш даже кулаков не стиснул. Неплохой ведь мужик этот Шебен, счастья ничьего не рушил. И он кузнец, а Андраш – больше нет и никогда не будет.

Ещё когда он выл волком в кузнице, деревенский знахарь сказал, что никакой теперь тяжёлой работы, а боль может никогда так и не пройдёт. Никогда. А он и эти-то полтора года не знал, как прожил.

Тимея с женихом приблизились к Сказителю, поклонились до земли. Приветственно зазвенели листья стародревьев, вскинулись вверх праздничные ленты, а потом всё стихло. Время Сказителю сказку говорить. Пока он обещал троих детишек славных, мир и лад в семье, Андраш изо всех сил пытался желать того же. Радоваться, что у Тимеи, которую он и сейчас, больше жизни… Что всё у неё будет хорошо. И не мог.

Нет, и зла не желал, но смотреть, как Сказитель ведёт её с другим к самому высокому стародреву, слишком уж невыносимо. Будто снова надломилась спина до мутной пелены перед глазами. Права была мать – не стоило ему идти.

Сказитель соединил руки жениха и невесты над низкой безлистой веткой, похожей на ладонь великана, сплёл их пальцы. Тимея стояла строгая и внимательная, будто запоминала каждое движение, а потом вдруг как-то рассеянно глянула в толпу. Словно взгляд сам собой ускользнул, обежал лица родных и соседей, и нашёл. Глаза - тёмно-зелёные, как мох в глубоком овраге. Всё такие же. Встретились с его глазами на мгновение, короче удара сердца. Андраш хотел уцепиться, понять, откуда там такая тоска, но Тимея уже смотрела в лицо своего жениха. Твёрдая и упрямая, любимая. И тут же Сказитель перед древними духами нарёк их мужем и женой.

В груди тукнуло кузнечным молотом. Но чего теперь, раз пришёл – терпи. И хотя Андрашу больше всего хотелось убраться подальше, не мозолить людям глаза, а себе – сердце, он поплёлся за остальными гостями к молодым. Поздравить, пожелать счастья. Подарка Андраш, правда, не приготовил – до последнего не знал, нужно ли приходить, – но чего с него, калеки, взять.

– Не смей!

Андраш ещё не успел добраться до молодых – да он и не рвался быть среди первых – но теперь и вовсе шагу вперёд не мог ступить. Дорогу ему преградила мать Тимеи. Смотрела зло, как ощенившаяся сука на мальчишку с палкой.

– Не пущу, не смей! Мало она плакала, когда ты её от себя прогнал? Целый год ходила, как покойница, пока ты… – Она споткнулась взглядом о кривую увечную спину и потеряла недосказанные слова. Вздохнула шумно. – Уходи лучше. Только Меюшка... Пусть пока не счастье, но покой нашла. Не береди, самому же лучше. Уйди.

И он ушёл. Верно ведь сказала – только бередить, и без того Тимее много горя, видать, принёс. Но так правда лучше: один год слёз, зато не маяться всю жизнь. Кто он теперь? Не кузнец, не мужик... Ни на что больше не годится.

Вернулся домой, стал стаскивать нарядную рубаху – тесьма запуталась, он рванул до треска. Да и плевать. Какие у него теперь праздники? В деревне всё опостылело. Нет сил глядеть ни на алеющий горн в кузнице, ни на чужую теперь Тимею, ни на мать, которая плачет украдкой, ни на отца, которому теперь сын – одна обуза. Уходить надо. Куда-нибудь, но уходить, вон хоть в дальний город – там полно и косых, и кривых, и всяких. Одним больше – одним меньше, никто и не заметит.

Андраш собрал в корзину – ещё в ученичестве Тимея сплела – хлеба в дорогу, чистую рубаху и штаны на смену. Пока рылся в сундуке, пальцы скользнули по прохладным металлическим чешуйкам. Вытащил на волю поясок. Ну как, поясок, недоделка. Хотел давно Тимее в подарок выковать, уже почти закончил, когда…

А ведь красивая выходила безделица, тонкой работы, такая и мастеру не каждому под силу. Учитель, деревенский кузнец, хвалил сильно, после того, как палкой отходил за то, что Андраш стащил у него стальной лист для работы. Пророчил славу на все деревни окрест, а то и до самого города.

Да вот как всё обернулось.

Андраш дёрнул пластины пояска в разные стороны, потом снова и снова, пока не заломило спину так, что хоть вой. Но разломал, исковеркал. Да мало показалось, принялся отрывать пластинки по одной, гнуть пальцами. Так, чтобы точно не собрать, не починить, чтобы и следа красоты не осталось. Бросил обломки пояска там же на полу и ушёл из дома. Из деревни. Из своей несбывшейся судьбы.

 

***

 

Здесь никто не верил в сказки. Андраш теперь тоже, так что самое ему тут и место. Только места этого в огромном городе оказалось в обрез. Так, что с кулаками отстаивали даже самое незавидное.

– А ну пошёл отседова, Ломаный. – Лысый мужик с закатанной до колена штаниной, из-под которой выглядывала деревянная палка, без предупреждения огрел Андраша костылём по плечу. – Мой угол!

Андраша скрутило от боли так, что не удержался, навалился животом на корзину, которую выставил под милостыню. Прохожие посмеивались – ты посмотри-ка, под княжью казну приготовил, не иначе. Стыдно было так использовать подарок Тимеи, под подачки, но у него даже шапки, как у других нищих, не было.

– Разве тут где указано, что твой? – сквозь зубы, приказывая спине не ныть, ответил Андраш.

– Указано?.. – нервно и зло посмеялся одноногий, окинул взглядом других нищих, – Слыхали? Указано ему должно быть!

– А я тебе говорила, Ломаный, что это Костыля место, – запела укутанная в десяток цветных платков женщина, просившая милостыню для голодного младенца.

– Разве не общая это улица? – Андраш совсем не знал, как себя с ними вести.

Уступить, сгладить, попросить наставления? Или этим проявит слабость, а надо в ответ на мужика броситься, показать, что к нему лезть – себе дороже?

Уйти ещё и отсюда значило совсем пропасть. Первые дни в городе Андраш честно пытался найти работу. Раз уж тут не верили в судьбу, в предначертанное, могли же взять несостоявшегося кузнеца? Да только никто на калеку не позарился. Вот уж и хлеб третий день как закончился…

А потом Андраш увидел площадь перед высоким округлым домом, похожим на белую кружевную салфетку, какие вязала его мама. Его легко прошивало золотыми лучами утреннее солнце, а внутри медленно и чинно расхаживали женщины в длинных бледно-сиреневых одеждах. И рядом с этой красотой, вдоль дороги, ютились хромые, слепые, горбатые люди, тянущие грязные руки к прохожим.

Андраш удивился, что их не гонят, а наоборот, дают деньги. В их деревне такое было не принято. Если кто-то нуждался в помощи – о том все знали и помогали, чем могут. Не приходилось просить. Но в городе слишком много людей, все спешат, толкаются, разве они запомнят, у кого какая беда-нужда?

Тогда он и занял место среди них. Вернее попытался, да вот как вышло.

– Ну что, ты не только кривой, ещё и глухой вдобавок? – хрипло каркнул одноногий.

Андраш отодвинулся так, чтобы тот мог тоже примоститься. Не стоило всё же связываться, раз все нищие тут заодно. Но одноногому было мало. Оскалился, как старый злой пёс, снова замахнулся костылём. Но ударить не успел.

– Садись здесь, со мной, – позвал Андраша мягкий грудной голос.

Рядом с белыми узкими ступенями, ведущими в кружевной дом, сидела женщина с длинными до пояса волосами и в замызганном платье, из-под подола которого проглядывали полосы красной, ярко-жёлтой и рыжей ткани. Будто она в спешке натянула обноски поверх праздничных юбок. Нищенка махнула рукой, подзывая к себе.

Андраш оглянулся на одноногого, тот выжидал, будто приглашение этой женщины было пропуском в круг попрошаек. Глупо было его не принять. И Андраш принял, перебрался с пустой корзиной к ступеням и примостился подле незнакомки.

Она оказалась немолодой, с таким же серым от въевшейся грязи лицом и руками, как у остальных. Андраш даже невольно глянул на свои ладони – уже успели они потемнеть?

– Меня Хриза зовут. Можешь посидеть пока тут, у ступеней хорошо подают, обоим хватит.

– Почему разрешаешь? – спросил Андраш вместо благодарности. Больно уж неласково встретил его город, чтобы не видеть подвоха.

– Потому что ты здесь долго не задержишься. По тебе видно.

Хриза принялась выспрашивать, откуда он да давно ли спину повредил, пожалела, когда его перекосило от неловкого движения. А там и первые монетки упали на дно корзины. Глядишь, сегодня не придётся спать голодным.

– А это что у тебя?

Хриза ткнула грязным пальцем в колечко, что он носил на средней фаланге мизинца. Только туда налезало, ведь пальчики у Тимеи всегда тонкие были. Глупо как. Поясок разломал, а потом руки будто сами собой новый подарок скрутили из медной нитки да крапчатого камушка, найденного у дороги. И опять затейливо получилось, словно гнездо в сплетении веток, а в нём драгоценное яичко.

– Да ничего, безделушка, – Андраш хотел спрятать мизинец с кольцом в кулак, но Хриза мягко придержала его руку.

– Я не возьму, не бойся. Можно прямо на тебе посмотрю? Красивое… Отчего не продашь? Ел бы неделю, как князь.

Ему хотелось скорей вырваться из пальцев Хризы, но больно уж неблагодарно после того, как она позволила сидеть здесь с ней. Она всего-то смотрит, даже не касается.

– Кто тут у нас? Ещё попрошайка? А чего сидим, кто позволил?

Рука Андраша так и замерла в ладонях Хризы. Он поднял глаза. Над ними стоял молодой мужчина, весь увешанный цепочками и браслетами, в левом ухе с десяток блестящих серёг. Не золото, конечно, да и смотрелось смешно, но длинный нож на поясе наверняка усмирил не одного шутника.

Одет человек был скорее броско, чем богато, смотрел хищно.

– Это племянник мой, – покорно пролепетала Хриза, опустив глаза. – Сестрица моя бедная просила приглядеть за сынком-калекой, – а потом тихо шикнула на Андраша: – Не пялься, это – Хозяин переулка!

Андраш послушался, лишь бросил взгляд вверх, когда Хозяин переулка презрительно хмыкнул.

– Он половину уплатит, как все, – торопливо добавила Хриза. – Ему хорошо подают, сам гляди. Спина вон какая кособочная, такую не подделать.

– Ладно, пусть сидит. А кольцо давай сюда, бабе моей понравится.

Андраш не сразу понял, что обращаются к нему. Что требуют подарок Тимеи, который он никогда ей не подарит. Безделица, которая и не стоит ничего. Ерунда. Пустяк...

– Не отдам.

– Ты, сопляк, совсем страх потерял? Гони кольцо и я, может, забуду, что ты тут отчудил.

– Нет, – уверенней и громче ответил Андраш, хотя чувствовал, как до боли стиснула его руку Хриза.

Больше Хозяин переулка ничего втолковывать не стал. Ногой ткнул корзину, та перевернулась, монеты покатились по дороге. Два медленных вальяжных шага – и он навис над сидящим на земле Андрашем.

Удар в плечо. Он повалился на спину, в глаза брызнуло смертно-белым светом. По пояснице будто прошлись раскалённой кочергой.

Что-то шумело вокруг или внутри головы, да уже и всё равно. Может и лучше так? Пусть закончит дело. Подначить бы ещё, чтоб наверняка, да язык не ворочался во рту. Андраш слеповато приоткрыл глаза. Над лицом с замахом – подошва сапога. И…

Не опустилась.

Шум стал громче, и уж точно он теперь был не в голове. Галдел, подзадоривал народ. Глухой удар, и что-то грохнулось о землю.

Андраш неловко перекатился набок, проморгался. Хозяин переулка валялся в кругу зевак, а над ним стоял человек – уже немолодой, но дюжий, и одет хорошо – белая, по-настоящему белая рубаха, добротные штаны заправлены в сапоги из блестящей кожи.

– Ты хоть понял, с кем связался?! – исходил слюной Хозяин переулка.

– Понял, конечно, – усмехнулся в короткую, но густую бороду человек. – С трусом и мерзавцем.

– А я узнал тебя. – Хозяин поднялся, отряхнул ладони, расправил цепочки на груди. – И где найти знаю. Запомни это.

И так посмотрел, что зеваки, столпившиеся вокруг, присмирели и попятились. На месте остался только бородатый человек. Он будто и не испугался совсем. Наклонился к Андрашу, сжал его запястье и помог подняться. Прежде, чем выпустить, придержал руку и цепко, внимательно вгляделся в кольцо.

Андраш тут же стиснул кулак, хотел вырваться, да человек сам отпустил раньше. Кивнул с улыбкой и пошёл прочь.

– Спасибо, – пробормотал Андраш ему в спину, да тот уже, наверное, не слышал.

 

***

 

– Ты ведь даже не знаешь, кто тебя спас? – заговорщическим шёпотом спросила Хриза, – А, да откуда тебе знать-то.

Среди большого города у нищих был свой городок. Грязно-серый, всклокоченный, воняющий немытыми телами. Но это лучшее, что Андраш мог сейчас получить. Хоть какое-то подобие крыши над головой, пусть она и была тряпичной и с проеденными временем дырами.

– Не знаю, – подтвердил он и без того крепкую уверенность Хризы. – И кто же?

– Марцель, городской ювелир. У него своя мастерская, и украшения делает чуть не для самого князя! И смотри-ка ещё порядочный какой оказался, спас попрошайку, не побрезговал. Но всё же зря ты с Хозяином переулка поссорился. Он ведь правда не забывает. И к Дому Света у тебя больше ходу нет, второй раз живым не выпустит.

Спина согласно отозвалась, заныла сильней прежнего. Андраш сомневался, что уснёт хоть на миг этой ночью. Даже дома на соломенном матрасе у тёплой печи бывало тяжко, а уж на холодной земле, укрытой парой обгрызенных крысами одеял…

– Что, сильно болит? –  сочувственно спросила Хриза.

– Не страшно. Не бери в голову, – отмахнулся Андраш.

Хватало ему и того, что увечье не скроешь, а жаловаться – уж совсем последнее дело.

– Все вы мужики одинаковые, – вздохнула Хриза. – Что молодые, что старые, что здоровые, что покалеченные. А знаешь что – снимай-ка рубаху да ложись.

Андраш замешкался, смутился. Хриза засмеялась:

– Да не укушу. Помочь хочу.

Пока он послушно исполнял, что велено, нищенка копалась в горе тряпок в дальнем углу укрытия. Земля неприятно холодила грудь сквозь тощие одеяла, Андраш чувствовал себя странно, неловко и беззащитно. А потом его спины коснулись руки Хризы. Он невольно сжался, заранее чувствуя привкус боли. Но ведь не бить она его будет? Заставил себя успокоиться, позволить ей делать то, что собиралась.

Что-то жирное и тёплое растеклось вдоль спины, Хриза бережно втёрла это в кожу. Её пальцы надавливали то тут, то там, рождая что-то похожее на боль, но такая боль казалась правильной.

– Что это такое? – спросил Андраш.

– Мазь одна, ничего особенного: мёд, зверобой… Иногда втираю от всякого… – Она неожиданно убрала руки от его спины. То место, где лежали её ладони, сразу обдало холодом. – Ну, некоторым...

– Некоторым?

– Неважно. Говорят, хорошо помогает.

И правда вроде стало немного легче. Не то, чтобы вскочить и побежать или за кузнечный молот снова взяться, но спина хотя бы перестала занимать все мысли. Андраш натянул рубаху и благодарно улыбнулся.

– Можешь у себя оставить, потом рассчитаешься.

Рассчитаешься… Андраш с тоской вспомнил монетки, разбежавшиеся из опрокинутой корзины. И новых теперь не насидишь, если Хриза права про Хозяина переулка. А она, конечно, права. Андраш покрутил колечко на пальце, но так и выпустил. Нет, даже в благодарность рука не поворачивалась отдать. И тут он вдруг подумал…

– Послушай, Хриза, а если б я ещё таких безделиц наделал, вроде колечка моего? Купил бы кто?

– Ещё как! – Она на миг задумалась, а потом просияла, – А ведь правда! Шёл бы ты в квартал златоруких, попрошаек оттуда гоняют, но если ты мастер, хоть и нищий, никто и слова дурного не скажет.

Андраш боялся радоваться в полную грудь, но позволил себе осторожную надежду. Может, что-то у него тут и получится? Дома, в деревне, всегда говорили, что тот, кто не следует своей сказке, счастья не увидит. Но Андраш и не мечтал о счастье, просто хотел хоть немного жизни.

– А я говорила, что ты здесь долго не задержишься.

 

***

 

Его лоток и лотком-то сложно было назвать – так, широкая доска на двух распорках – и всё равно вокруг толпился народ. Андраш продавал свои поделки недорого, они ведь и ему почти ничего не стоили. Но людям нравились. Если так пойдёт, можно будет и материала поприличней купить и кой-какой инструмент…

– А это что за браслетик? – спрашивала рыжая девчушка, повиснув на руке отца.

Тот-то, наверное, собирался посмотреть сёдла в мастерской напротив или пришёл дочке за новыми башмаками, а она как прилипла к безделушкам Андраша. Разглядывала браслет с пятью одинаковыми камушками, опутанными плетёной сеткой.

– О, у него сказка особенная, – начал он. – Сначала родился камень. Он лежал на дне реки и слушал сплетни, что разносят стрекозы. И однажды услышал, что в мире есть у него братья-близнецы. Он спрашивал стрекоз, где их найти, но те живут слишком мало, чтобы знать.

– Но разве камни говорят? – возмутилась рыжая девочка.

– Только со стрекозами, – понизив голос, ответил Андраш. – Так вот, тогда камень попросил реку – да, и с рекой тоже говорят – чтобы она вынесла его на берег. А там он катился и катился, пока не встретился со своими братьями. Я нашёл эти пять камней возле повозки. Извозчик хотел было пнуть, и они разлетелись бы в разные стороны, но я попросил оставить. Сделал браслет, теперь они всегда будут вместе.

Тимея тоже любила браслеты. Все ноги от щиколоток до колен обмотать могла.

Рыжая девочка принялась выпрашивать у отца украшенье с камушками. Хоть где-то сказки пригодились. Андраш теперь про каждое колечко, каждый кулон что-то выдумывал и рассказывал. Бывало и взрослые, как дети, собирались вокруг послушать, будто продаются не украшения, а истории.

– Ах ты ж мелкий гадёныш! – чей-то злой выкрик взлетел над шумом торговой улочки.

Не только Андраш обернулся. Шагах в десяти, рядом с кожевенной мастерской, здоровяк с исполосованными шрамами руками ухватил за ухо мальчишку в обносках. Тот стоял на цыпочках, выгнув голову, но всё равно ухо вытягивалось так, будто вот-вот оторвётся.

– Пусти!

– Давай сюда, а то прибью, как щенка.

Кольцо зевак уже почти скрыло парнишку из виду. Андраш заставил себя опустить глаза, уткнуть взгляд в прилавок. Не его это дело. Сам тут без году неделя, да и куда ему, ломаному, тягаться с мужиком, у которого запястье толще иной ноги.

Не его это дело, не его. Мальчишка снова истошно взвизгнул.

Да что ж все стоят?

А ведь самому-то Андрашу помогли. Где бы он был сейчас, если б не Хриза, не мастер-ювелир. И он сам не заметил, как оказался в шаге от мальчишки. Как выкрикнул:

– Пусти его!

Пока здоровяк искал глазами, кто посмел возразить, парень вывернулся из его хватки, дёрнул головой в одну, в другую сторону и вдруг кинулся к Андрашу, как к мамке. Вцепился в рубаху.

– Твой? – рявкнул здоровяк.

Андраш не знал, сойдёт ли за отца, или лучше назваться братом. Вдруг не посмеет тогда… Но мальчишка опередил, выпалил:

– Это он! Он вор, я видел!

Шустро отпрянул от Андраша, тыча в него пальцем.

– Говорил же не я, не того поймали! Сами смотрите! – паренёк вывернул карманы штанов. – Видите, нету у меня ничего! Пусть он тоже вывернет, если не верите!

Андраш завертел головой, не понимая, что происходит. Почему вдруг толпа уставилась на него, а здоровяк вмиг оказался рядом. Схватил под локоть цепко и больно:

– Давай, показывай.

Тут-то он начал понимать. Значит, не обижали мальчишку… На воровстве поймали? А теперь, стало быть, его, Андраша обвиняют.

Он не стал ругаться, лезть в драку. Скрывать ему нечего, зато закончится всё быстрее. Андраш дёрнул карманы наружу. Пусть убедится…

Вдруг что-то шлёпнулось рядом с его ногой. Он опустил глаза. Громкие шепотки прокатились между людьми, взрыкнул здоровяк-торговец.

На земле лежал расшитый алыми птицами кошель.

– Держи его! Вор! Стражу сюда!

Андраш заметался, будто в дурном сне. Что же происходит? Он ведь ничего не сделал! Помочь хотел, а вышло.. Мальчишки уже и след простыл. Андраш вспомнил, как тот вцепился в рубаху – тогда-то, наверное, и подсунул добычу в карман.

Стало очень шумно вокруг, кто-то толкнул, ударил. И руки торговца всё ещё держали тисками.

– Это не я! – только и мог выпалить Андраш.

– Стража разберётся.

От того на душе стало ещё поганее. Хриза говорила, что от стражи справедливости не жди. И правда, только нагрянули три стражника – сразу стянули руки за спиной, ткнули чем-то острым в спину, даже разбираться не стали.

– Я не вор, я мастер! – в отчаянии выкрикнул Андраш. – Люди видели, я вон там стоял, торговал, не мог украсть!

– Ну давай, покажи, где это ты торговал, – хмыкнул старший стражник. – Мастер.

Они не поверили, конечно. Смеялись, переглядывались. Даже в тюрьму не поведут, как грозились. У оборванцев одна судьба – запинают в переулке и сбросят в канаву.

– Вот прямо зде…

Андраш не договорил. Увидел свой простенький лоток на двух распорках. Тот стоял, где и прежде, но на доске было пусто. Растащили, стоило отойти? Только будто в насмешку остался браслетик из пяти камушков в сетке. Завалился в глубокую трещину в доске.

– Где-где говоришь? – уже в голос ржали стражники. – Вон там, может, где сабли линерийской стали? Точно, и за прилавком ещё один голодранец как раз стоит. Твой приятель, не иначе.

Они пихали его и снова посмеивались, но Андраш едва их слышал. Ради чего он вообще пытался? Пытается. Будто выловленная рыба в ведре – бьёт хвостом, но никогда не выпрыгнет.

– Всё, хватит балаган устраивать, – неожиданно сурово гаркнул старший стражник. – В управу его, там разберёмся.

Вот и всё. Да и плевать, нет больше сил трепыхаться. Раз уж здесь даже доброе дело оборачивается бедой…

Стражники волокли его мимо лавок и мастерских. Вдруг из дверей одной вышел человек. Немолодой, дюжий, с короткой бородой. Да ведь это… Ну точно – тот самый! Ювелир. Как там Хриза говорила, его зовут? Марцель?

И тут что-то подстегнуло изнутри. Нет, нельзя вот так, несправедливо, нечестно! Неужели он не заслужил хоть то малое, что получилось вырвать для себя у жизни?!

– Стойте! – выкрикнул Андраш, рванувшись из рук стражников. – Вон тот человек, – он мотнул головой в сторону ювелира, – это мой наставник! Спросите сами, он большой человек! Он вам устроит, если узнает, что вы его ученика…

Андраш отчаянно врал, и наверняка мастер Марцель даже не вспомнит нищего, за которого давече заступился. Да и кто поверит, что у такого богатого человека ученики в рванье ходят. Но слова уже сорвались с языка, и теперь оставалось только с замиранием сердца делать шаг, другой. Слушать, как стражники задают вопрос, следить, как смотрит ювелир: сначала на них, потом – на Андраша. Хмурится, переводит глаза с лица на руку с кольцом. И что-то меняется во взгляде.

– Где тебя носило? – строго спросил он. – Ни на минуту нельзя отпустить. Не знаю, что там стряслось, но мой парень и крошку со стола не украдёт. Я за него ручаюсь. Идём, сынок.

 

***

 

Андраш всё ещё не верил, ещё чувствовал крепкую хватку на локтях и запястьях. Но вот они с Марцелем уже дошли до последних лавок квартала златоруких, и чуть дальше. И только тогда Андраш отважился повернуться к ювелиру. Приоткрыл рот, чтобы поблагодарить и попрощаться. Дальше им не по пути.

Но мастер Марцель опередил, спросил:

– Сам, что ли, кольцо сделал?

– Сам, –  оторопело ответил Андраш.

Далось им всем это кольцо! Но ювелир ничего не требовал и уж подавно не пытался отнять. Только спрашивал:

– Учился у кого?

– У кузнеца. А потом спину сорвал.

– Но руками мелко работать, смотрю, не мешает? – мастер Марцель кивнул на кольцо. – Ну что ж, нехорошо стражников-то обманывать, правда? Придётся теперь тебя ювелирному делу учить, раз с кузнечным не вышло.

– Что, правда? – у Андраша даже пальцы задрожали, и заныла спина, хотя мазь Хризы днём почти унимала боль. – То есть… Вы всерьёз, не смеётесь?!

– Да кто ж я, по-твоему, чтоб так шутить? Пойдём, чем на улице спать, сможешь в мастерской на ночь оставаться. За учебу работой заплатишь.

Стемнело, на дороги легли жёлтые пятна фонарей. В деревне бы сейчас только окна горели, а здесь…

Андраш глазел по сторонам, будто город повернулся к нему другим, незнакомым боком. Он-то ночами видел лишь пристанище нищих, тёмное и вонючее. А здесь было красиво, почти волшебно. Музыка и смех из трактира, смешливые пары, ныряющие в проулок, чтобы украдкой поцеловаться, и фонари, фонари...

– Причудливо у тебя выходит. Даже из мусора такое сделал, а если тебе серебро дать, инструмент... – между тем заговорил мастер Марцель. – Были у меня ученики, хорошие были, только делают всё одно и то же, скучно. Да и сам-то…

– Да я ведь ничего такого, – пожал плечом Андраш.

– А скромность эту брось! В нашем деле товар надо с гордостью показывать, а то и цены хорошей никто не даст.

Пришлось согласиться, хотя нахваливать себя не привык. В деревне всегда так было: работа сама за себя говорить должна.

За углом громко миловалась ещё одна пара. У женщины – яркие юбки. Желтые, красные, рыжие. А мужчина такой грузный, что почти заслонил её собой и тискал уж совсем непотребно, задирал подол. Андрашу стало неловко, собрался было отвернуться...

– Если прямо здесь, пять монет, – по-деловому заявила женщина.

Андраш так и не отвернулся. Узнал голос – мягкий, грудной… Не поверил, взглянул на лицо, скрытое тенью проулка. Как так вышло, сам не знал, но и Хриза подняла на него глаза. Узнала, конечно, узнала. И Андраш не понял даже, от чего смутился больше: что застал её за такой вот работой, или что она увидела его, идущим в новую жизнь с ювелиром.

Хриза подтвердила сразу и то, и другое. Одёрнула юбку, будто могла отменить то, что Андраш увидел, спрятала взгляд. Но на мгновение в этом взгляде мелькнуло что-то… Андраш толком не разобрал, но уж очень было похоже на досаду и зависть.

Плохая вышла благодарность за её помощь. Но ведь и вины его тут нет – отказаться от лучшей судьбы было б уж совсем глупо, да и Хризе какой с того прок?

И всё равно город вокруг померк. Вот уже и фонари попадались через раз, и голоса из-за домов слышались не весёлые, а сварливые и злые.

Они с мастером Марцелем прошли мимо знакомой площади, где совсем недавно Андраш просил милостыню. Снова невольно вспомнилась Хриза, её взгляд. Ну ничего, обустроится у ювелира – навестит её, принесёт денег или, лучше, подарок, чтоб не обидеть подачкой. С такими мыслями, он свернул следом за мастером на глухую улочку. Здесь было совсем тихо, так что шаги их звучали ударами молота. И оттого Андраш так легко услышал, как позади появился новый звук совсем других шагов.

Сначала шли будто крадучись, но Марцель не встревожился, не обернулся. И даже когда стук жёстких подошв стал чаще, ювелир не дрогнул, не прибавил шага, смотрел перед собой. Андраш не выдержал – обернулся. На них надвигался оборванец, и по одному его взгляду стало ясно, что путник он тут не случайный.

– Берегитесь! – крикнул Андраш, хватая мастера Марцеля за рукав.

Но оборванец уже настиг их. Не напал, лишь с силой задел плечом ювелира. Даже не пытался делать вид, что случайно, развернулся лицом к лицу.

– Хозяин переулка передаёт привет!

– И ему не болеть, – хмыкнул мастер Марцель, хотел пройти мимо оборванца, но тот попятился, не давая себя обойти.

– Он про тебя не забыл, скоро ты очень пожалеешь, что его оскорбил.

– Уже начинаю, – всё так же, без тени страха, ответил ювелир. – Раньше нищие у меня только денег клянчили, а теперь пустыми разговорами докучают.

Андраш тоже постарался бесстрашно улыбнуться, но не очень-то вышло. Легко не бояться за себя, а совсем другое дело, когда из-за тебя может пострадать хороший человек.

– Не бойся, сынок, – сказал мастер Марцель, когда оборванец скрылся из виду, – если бы эта собака умела кусать, то не тявкала бы зазря.

Андраш не был так уверен, но на душе почему-то стало легче.

 

***

 

Молотки здесь были маленькими, будто игрушечными. Зато такой Андраш мог поднять, не скрючившись от боли. Иногда, конечно, спина ныла от долгого сидения за работой, но это была боль живая. Впервые за долгое время. Будто до этого он лежал на дне загнившего пруда, ожидая, когда наконец утонет и всё закончится. А теперь вынырнул и вдохнул полной грудью.

И серебро… Золото и драгоценные камни мастер Марцель пока ученику не доверял, но из серебра, аметистов да халцедонов позволял творить, что душа подскажет. А когда есть красивый материал, хороший инструмент и наставник, который во всём поможет – душа подсказывала неустанно.

Андраш и из мастерской-то уходил, только если Марцель посылал куда, а ещё – как сегодня – проведать Хризу. Правда, пока ни разу не вышло. Говорили, нет её, а когда вернётся – не докладывала. Но Андраш всё равно приходил, хоть и понимал, что Хриза его нарочно избегает. То ли стыдно, то ли правда – завидует? Но кем бы он был, если б после всего бросил и позабыл? Даже мазь её, может, и не волшебная, спину не выправила, но как жить-то легче стало!

– Нет Хризы, сколько тебе повторять, – проворчала лохматая бабка, у которой горб торчал чуть не выше головы.

Городок бездомных этим вечером был взбаламученный, будто кто-то кинул в муравейник хлебный мякиш. Волновались, обсуждали, поминали там и сям Хозяина переулка. На Андраша смотрели искоса, будто он тут совсем чужой и нежеланный. 

– Передайте ей… – Он обежал глазами грязные пятна тряпок на земле, замызганные палатки. Ему показалось, что в одной из них мелькнули желто-красные юбки, но тут же пропали. – Да хотя ничего не надо передавать…

В последний раз он оставил для Хризы серебряную серёжку с капелькой янтаря, но наверняка эта же бабка её и продала за миску похлёбки. Андраш махнул рукой и поплёлся назад в мастерскую.

Марцель низко согнулся над столом, в руках его поблёскивала золотая завитушка. Странно, вроде последний заказ они уже отдали сегодня. Андраш не таился, но учитель его не заметил – брови сведены в одну точку, губы поджаты. Он всегда создавал такие искусные вещицы, но будто каждый раз был недоволен тем, что вышло. Вот и сейчас – схватился за щипцы, да исковеркал то, что так старательно делал. Андраш громко шаркнул ногой, будто невзначай.

– А, вернулся? – мастер Марцель повернул голову и улыбнулся, как ни в чём не бывало.

С того дня, как Андраш пошёл за ювелиром, тот казался таким живым, деятельным, глаза горели, когда начал обучение. Но не прошло и месяца – стал вот таким. Безрадостным, серым. Андраш подумал было, что всё же удалось Хозяину переулка запугать ювелира, но торговка из булочной напротив как-то сказала, что всегда он таким и был.

– Вас что-то огорчает?

– Да нет, с чего бы? Мне ли на жизнь жаловаться? Мастерская своя, уважение, деньги.

«А счастье?» – хотел было спросить Андраш, ведь и его сказка, и сказка Тимеи заканчивались одинаково – не деньгами, не славой. Счастьем. Но вновь посмотрел на мастера Марцеля и не спросил.

– Пора мне. – Ювелир поднялся, похлопал Андраша по плечу, проходя мимо, – Нехорошо опаздывать. Сегодня меня уже не жди, утром увидимся.

Андраш и забыл, что мастера позвали на праздник – у его старого друга на днях внук родился. Может, хоть это подарит ему немного радости? Андраш подмёл и без того пол, скорее по привычке, и улёгся на лавку.

Странные это всё-таки штуки – счастье, судьба. Вот у мастера Марцеля всё есть: и здоровье, и умение, и деньги, разве не каждый бы такую судьбу захотел? А нищая Хриза казалась счастливее. Да и сам Андраш, если подумать… После того, как попал в мастерскую – разве не счастлив он? Несмотря на кривую больную спину, несмотря на… Он крутнул кольцо на пальце. Счастлива ли Тимея со своим кузнецом?

Это он подумал уже очень медленно, будто каждое слово было завёрнуто в тягучий туман. И сквозь наступающую дрёму Андраш не понял: правда ли скрипнула ставня, настоящие ли шаги шелестят по полу или так крадётся сон.

– Андраш, Андраш! Вставай скорей! – громкий шёпот, приправленный тычком в плечо. – Ну же, проснись!

Он с трудом разлепил глаза, мотнул головой, сгоняя мягкие лапы сна. И хотел было броситься на чужака, что склонился над ним – тощего, в грязных обносках.

Но вдруг узнал.

– Хриза? Ты зачем здесь? – Андраш потёр ладонью глаза, подавил зевок.

– Некогда, идём скорей, тебе говорю!

Может, он и рад бы вскочить, как велено, но не с его спиной.

Пока ноги спустил, пока, с силой упираясь руками в лавку, оторвал от подстилки тело…

– Да давай же! – Хриза переступала с ноги на ногу, дёргала за рукав.

Тут Андраш заметил у неё в ухе серебряную серёжку с капелькой янтаря. Приняла всё же? Он поспешил за Хризой, теперь окончательно поверив, хоть и не понимая, что стряслось.

– Хозяин, Хозяин уже здесь!

И вдруг Андраш услышал. Звук, который и человек, и зверь поймёт, даже ни разу не слышав. Нарастающий шум, потрескивание…

А потом и рыжие языки пробились внутрь, за стены. Лепестки сна, ещё кружившие в голове – слетели разом. Андраш кинулся было за Хризой, но тут его будто прострелило.

Мастерская.

Если она сгорит, что останется у Марцеля? Разве можно вот так платить за доброту? Просто бросить всё, спасая себя?

– Бежим! – подстегнула его Хриза. – Это Хозяин велел поджечь! В отместку.

– Не могу.

Андраш схватил ведро из-под рукомойника, плеснул в пылающую стену. Огонь зашипел, съёжился, но с краёв накинулись новые рыжие языки. Вода, кажется, была ещё в тазу… Пока Андраш метался взглядом по мастерской, стало жарче. Пожар из вороватых огоньков превратился в голодных диких зверей, глодающих дом. Опасно заскрипели потолочные балки.

– Беги! Не зря же я… – выкрикнула Хриза. Почему, почему она ещё здесь? – А, да пёс с тобой!

Она вылетела из мастерской, залитой рыже-красным сиянием. Андраш дёрнулся вслед. Замер, понимая, что сейчас сгорит сам, а мастерскую уже не спасти. Но и бежать не мог. Хоть инструменты вынести? Или золото, самоцветы?

Вдруг с улицы, перекрывая рёв огня, донеслось резкое, злое:

– Эй, там кто-то есть! Хватай!

Андраш понял и чей голос, и кого велели схватить.

Дальняя сторона дома полыхала, жаром дышала в затылок. С треском провалилась часть крыши. Андраш едва успел выскочить прежде, чем огонь охватил мастерскую кольцом.

Хризы нигде не было видно. Зато наперерез ему шёл Хозяин переулка.

– Смотрите-ка, кто тут у нас, – заулыбался он. – Вот это везение. Значит, тебя, Ломаный, он ещё и под крылышком пригрел. А я-то думал, куда ты с моим колечком запропал?

Андраш молчал. Нищие, которые по приказу подпалили мастерскую, стояли поодаль и наблюдали, готовые прийти на помощь Хозяину. Только бы не поймали Хризу, только бы не поймали… Сам-то Андраш вряд ли смог бы сейчас убежать. И назад никак – там огонь грыз стены, плевался искрами. С грохотом проломились внутрь доски.

– Спасибо, что принёс, – обманчиво елейным голосом продолжал Хозяин переулка. – Давай сюда. Всё равно заберу.

Андраш шагнул назад. От жара пот катился за шиворот крупными каплями. Споткнулся за что-то. Устоял. Под ногами валялась горящая с одного конца доска.

Сцепив зубы, Андраш рванулся вниз. Схватил доску, размахнулся. Пылающий край её врезался в челюсть Хозяина переулка. Тот завалился набок.

Нищие кинулись было к ним, но Андраш угрожающе поднял горящую доску. Отступили. Гнев Хозяина когда еще будет, а огонь был здесь и сейчас.

Догорала мастерская. Инструменты, прилавок, украшения на красивом шёлковом полотне. И само полотно давно сгорело. Как долго мастер Марцель это создавал, а как быстро всего не стало.

Так же быстро, как надломилась когда-то спина.

Андраш снова замахнулся своим нехитрым оружием. Со всей злостью, обидой – за Марцеля, за самого себя. За то, что тогда некого было винить, кроме глупого Сказителя, который обещал счастье, вот так нелепо оборвавшееся! А теперь виноватый был. Лежал, воя и держась рукой за лицо. Всё в тех же смешных побрякушках, рубахе, уже не белой от гари, и сапогах, уже не блестевших. Кусок доски застыл в руках Андраша, готовый ударить.

Но не ударил.

Горящая деревяшка громыхнула о землю, рассыпая огненную крошку.

– Кольцо тебе надо? – хрипло спросил Андраш. – На, забирай!

Он стянул колечко с чёрного от сажи пальца. Посмотрел на него в последний раз, а потом бросил прямо в огонь. Без сожаления.

Прошлое – прошлому. А что дальше будет? Дальше и увидит.

 

***

 

Утро выдалось серым и туманно сырым, так что спина заныла почти как прежде. Держаться на ногах едва хватало сил. Рядом стоял Марцель и смотрел на обгоревший остов и груду обугленного дерева, бывших его мастерской. Андраш не позволил страже разыскивать ювелира, будить среди ночи. Спасти бы мастер уже ничего не смог, а так хоть выспался перед страшными вестями. Не зря в деревне говорили: утренняя сказка всегда мудрей и добрей вечерней.

Лицо, взгляд мастера Марцеля – почти не двигались, будто и внутри него всё выгорело. Как он теперь? Ведь и без того что-то неладное творилось в душе.

– Я буду за троих работать! – выпалил Андраш. – Вас не брошу, начнём с небольшой лавки… Что-то, может, удастся из-под развалин вытащить – уж серебро-то и золото, хоть и поплавилось, но осталось. Всё вернём, и мастерскую новую справим!

Мастер Марцель медленно, словно только ещё просыпался, повернул голову к Андрашу. Нет, не выгорело там внутри. Взгляд тяжёлый, полный боли, но живой.

– А ведь знаешь, – Марцель снова посмотрел на развалины, – было время, я эту мастерскую ненавидел. Хотел свободы, мир повидать, но отец выпорол пару раз, чтоб я дурь из головы выкинул, да продолжил ювелирному делу учить. Говорил, потом поймёшь, полюбишь, спасибо скажешь.

– И что, полюбили?

– Сначала мечтал, конечно, как на ноги встану, буду сам себе хозяин – назло ему уйду с передвижной ярмаркой! – Марцель усмехнулся, глядя вдаль, будто в самое прошлое. – Но потом всё же привязался. И к работе, и к мастерской. Только вот новую уже точно не полюблю.

Андраш подумал, что ведь и сам бросил кольцо в огонь. Если одна мастерская не принесла Марцелю счастья, стоит ли строить другую?

– И что же тогда делать будете?

– Уйду. – И мастер вдруг сделал глубокий-глубокий вдох. – Уйду, сынок! Может, мне ещё не поздно?!

 

***

 

Это были яркие, шумные люди. Много смеялись, пели вечерами, лезли не в свои дела. Андраш с Марцелем присоединились к бродячей ярмарке только месяц назад, а каждый мастер, каждый зазывала уже знали и про сгоревшую мастерскую, и про потерянную невесту, и про всё-всё-всё.

Андрашу нравилось с ними, хотя иногда хотелось лишний раз-другой прогуляться по цветущим улочкам какого-нибудь уютного городка, но ярмарка уже собирала пожитки и катила прочь. Да и спина от долгих дней в пути иногда настойчиво требовала простой, не тряской кровати. Но он не жалел, что отправился с наставником. Мог, наверное, свою лавку открыть, а потом, может, и на мастерскую скопить, да только город так и остался ему чужим. Ни к чему повторять судьбу мастера Марцеля. Не на своём месте.

Зато самого Марцеля теперь было не узнать. Седых волос в бороде не убыло, но хохотал за троих, а украшения стал создавать с такой выдумкой, что теперь уж впору Андрашу было завидовать. Но он не завидовал, конечно, радовался. То ли дорога мастеру на пользу пошла, то ли смешливая торговка глиняными свистульками. А может, томная гадалка, выходившая из своего усыпанного тайными символами фургона лишь по ночам.

– Подъезжаем! – крикнули из передних повозок.

Впереди лежала небольшая деревенька, до которой они уже неделю как добирались. И чем ближе подъезжала ярмарка, тем сильнее сжималось сердце. Да ведь это…

Дом.

Андраш не чаял, не хотел. Только в нём всё выболело, зарубцевалось, а теперь опять бередить. Но колёса неумолимо катили по неровной дороге вперёд.

Ничего-то тут не поменялось. Заросшая травой окраинная хата, старая рябина, переставшая плодоносить уж лет десять как… Кузница – почему-то тёмная и тихая. А если дальше по улице пройти, то будет родительский дом. Но туда не поехали. Фургоны остановились на деревенской площади, торговцы споро разложили лотки и палатки, выставили товары. Напротив ювелиров пёстрыми флагами взвились ленты, юбки. Андраш невольно подумал, что вон та, красная с широким, расшитым бисером поясом непременно понравилась бы Хризе. В ту ночь её не поймали, но она велела Андрашу больше не приходить. Вроде и не злилась, лишь посмотрела так, будто ждала чего-то. Но Андраш не знал, что мог бы ей дать, поэтому послушался и больше не приходил.

– Налетай, смотри, покупай! – голосили зазывалы.

И деревенские шли, дивились, а Андраш вглядывался в каждое знакомое лицо. Боялся и ждал увидеть то самое.

– Сколько хотите за браслет?

Она его не узнала. Может, из-за того, что бороду отрастил, а может, сохранился в её памяти статным, как прежде, а не с кривой спиной. Так или иначе, а смотрела прямо в лицо и не узнавала. Зато Андраш узнал сразу. Пусть она и убрала чёрные косы под шаль, пусть устало и равнодушно опустились уголки губ.

– Тимея.

Она нахмурилась, будто собралась отчитать да строго выспросить, откуда чужак имя знает, а потом охнула. Сжала выбранный браслетик до побелевших пальцев.

– Андраш?

Она широко раскрыла глаза, дважды схватила ртом воздух, будто его в обрез. И не понять было, что хочет – обнять или ударить. Но Тимея не сделала ни того, ни другого. Последний раз вдохнула глубже и спросила, как у дальнего родственника, с которым видишься раз в пять лет:

– Всё же стал, значит, кузнецом?

Андраш удивился, а потом по-новому оглядел свой прилавок, где лежали диковинные серебряные звери на цепочках, браслеты чудного плетения, кольца, броши... А ведь правда, пусть не молот и наковальня ему служат, а штихель и лобзик, но всё так же укрощает он металл. Был кузнец железный, а теперь – золотой.

– Выходит, что так, – ответил Андраш. – А тебе как живётся?

– Не стоит нам тут болтать посреди ярмарки, – тихо сказала Тимея. – Приходи вечером к нашим стародревьям.

Как же не подумал... Разве пристало замужней женщине с другим трепаться? Правда встречаться в тайном убежище – ещё неприличнее. И всё же вместо вечерних танцев и песен на площади Андраш пошёл туда, где сплетались корнями и ветвями два стародрева. Тимея сидела в траве, и на её щиколотках Андраш не заметил ни одного браслета.

– Сбылась ли твоя сказка? – спросил он, присаживаясь рядом. В своём старом убежище под ветками они бы уже ни за что не поместились.

– А я в сказки больше не верю, – ответила Тимея.

– Почему же?

Андраш не думал, что Тимея расскажет. Слишком крепко поджала губы, руки скрестила на груди. Но она вдруг плеснула словами, как из лопнувшей бочки:

– А с чего мне верить? Прочил мне Сказитель, что буду такой искусницей, какой больше на свете не сыскать, а ведь я вижу, что даже у Ристы, что родилась без двух пальцев, ловчее получается. Обещал счастье с кузнецом, да не стали мы жить душа в душу с мужем. Шебен был хороший человек, да не про меня, только обиды друг другу и дали. Ни детей, ни радости. А весной он меня вдовой оставил. Так как думаешь, почему не верю я в сказки?

Андраш слушал и до хруста стискивал пальцы. Как же… Как же мог он так её предать? Видел лишь свою боль, а за Тимею решил, что свыкнется, забудется. Будто не спина у него тогда искривилась, а сердце. Он потянулся к Тимее, боясь обнять – оттолкнёт?

Но она ткнулась ему в плечо, и в том месте рубаха стала сырой и горячей.

– Прости меня, прости, Тимея. Хочешь, я расскажу тебе сказку, хоть ты в них и не веришь? Жил один человек. Однажды он потерял свою силу. И был он настолько глуп, что ещё и сам отказался от самого ценного, что имел. Человек этот долго скитался, встречал и хороших, и очень плохих людей. И за это время узнал, что вещи ломаются, а душа – нет. И что сказки мы можем создавать сами.

Тимея подняла на него глаза. Тёмно-зелёные, как мох в глубоком овраге. И Андраш решил, что завтра же сделает новое кольцо, в тысячу раз лучше прежнего. Ведь никогда не поздно исправить сломанную сказку.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 4. Оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...