Без лишних слов

Некогда довелось мне по рабочим делам жить в одной северной стране, что с одного края омывается теплым течением, с другой стороны остужается холодным морем, а с третьей – узким пояском суши привязана к материку.

В будние дни я жил и усердно трудился в столице, в выходные же – был предоставлен сам себе и, не будучи любителем праздного досуга, старался путешествовать. Если в субботу выдавался погожий день, я на все выходные брал напрокат машину и колесил по окрестным городкам и деревням. За короткое время мне полюбились эти суровые места: извилистые дороги, петляющие меж коренастых гор, студеные ручьи с каменистыми берегами, долины, покрытые густой словно овечья шерсть травой, и, конечно, продуваемые ветрами двух морей прибрежные косы.

Однако с жителями страны отношения не складывались, и моё к ним расположение оставалось безответным. И если по работе я всегда находил подход благодаря взаимным интересам, то в моих путешествиях мне подчас приходилось туго. По природе я человек общительный и даже – чего греха таить! – до навязчивости любопытный, поэтому принципиально стараюсь обходиться без путеводителей. Судьба и карьерные амбиции изрядно помотали меня по миру, и по опыту справедливо полагая, что самое интересное могут рассказать только коренные обитатели, о ближайших достопримечательностях я предпочитал узнавать, передвигаясь от селения к селению. В этой же стране меня подстерегла и сразила наповал неудача. И ладно бы меня при встрече окатывали волной неприязни, как чужака, к тому же южанина. Но нет: всё выливалось лишь – вот ведь ирония! – в то, что искорка общения, сколько бы я ни старался, угасала быстрее, чем я успевал хоть что-то узнать. Что тут скажешь: и мужчины, и женщины равно были приветливыми, дружелюбными, но не разговорчивыми. Образцово неразговорчивыми.

И вот однажды, когда осень уже клонилась к зиме, но день был на редкость солнечный, я решил отправиться в новое путешествие, избрав северо-восточное направление.

Я часто останавливался, подолгу бродил, уходя далеко от машины, любовался выцветшими красками увядающей природы и полной грудью вдыхал ароматы выдержанных трав. И совершенно не следил за временем. По приближающимся сумеркам стало ясно, что нужно скорее искать пристанище на ночь. К тому же я основательно проголодался. Миль через десять впереди показался небольшой городок. На окраине я притормозил около шедшей по тротуару пожилой четы и, выйдя из машины, спросил, где здесь можно переночевать. Супруги, не сказав ни единого слова, обошли меня стороной. Потом старушка оглянулась, и в её взгляде явственно читался страх. Я сел в машину и принялся петлять по узким улочкам. Однако кто бы мне ни попадался, никто в ответ на мой вопрос не удостаивал мою персону ни единым словом. Все спешили пройти мимо меня.

– Да что ж такое! – в сердцах воскликнул я.

Окончательно стемнело, и я уже совсем отчаялся. Перспектива ночевать в машине либо ночью, усталым и голодным, возвращаться в столицу была безрадостной. Но тут в переулке блеснула вывеска. Подъехав ближе, я возликовал: передо мной был трактир; такой, как в старых книгах о путешественниках и искателях приключений: с комнатами на постой наверху и харчевней на первом этаже.

*****

Я припарковал машину, захватил рюкзак с дорожными вещами, подошёл ко входу и толкнул дверь. Она – удивительно легко, без малейшего скрипа – открылась. Я вошел. В тёмном зале, уставленном внушительного размера деревянными столами и стульями, было пусто: ни хозяев, ни клиентов. Я прошёл к стойке, где горела лампа, в поисках колокольчика. Его не было, и мне пришлось постучать по стойке, сначала ладонью, а потом уж и кулаком. Никто не откликался. Тогда я наклонил один из стульев и опрокинул его. Раздался дикий грохот, и сверху послышался сердитый голос. Слов было не разобрать.

По лестнице мимо меня спустился пожилой полный мужчина с пышными усами, в цветастой жилетке, мешковатых шерстяных брюках и в туфлях на босу ногу. Подойдя к двери, он стал проверять засов. Я стоял молча.

– Проклятый ветер, – выругался хозяин, закрыл засов и пошел обратно. – Памяти уже нет, забыл закрыть на ночь.

Увидев меня, он остолбенел, будто увидел привидение.

– Добрый вечер, – поздоровался я. – Мне нужна комната на ночь.

Хозяин часто заморгал, словно в глаз ему попала соринка.

– Мест нет, – отводя взгляд, пробормотал он. Его оцепенение выдавало тот же страх, что я видел в глазах других жителей городка.

– Послушайте! – сердито сказал я. – Во-первых, есть у вас места – наверху только в одном окне горел свет. Во-вторых, я же заплачу.

– Мест нет, – упрямо повторил хозяин. – У нас ремонт.

Да что ж такое! Я был вне себя:

– Ах так! Тогда я буду ночевать здесь, на стульях. На улице уже ночь, кромешная тьма, и вы меня не выгоните!

Всем своим видом я подчеркивал серьёзность намерений:

– Я никуда не уйду! – и, поставив рюкзак на пол, скрестил руки на груди.

– Ладно, – после минутного размышления сдался хозяин. – Пойдемте, я устрою вас на ночь.

Приободрившись, я двинулся по лестнице вслед за хозяином.

«Ну, погоди же у меня», – про себя пообещал я и стал прикидывать, как разгадать тайну такой поразительной необщительности местных жителей.

Хозяин открыл ближайшую дверь, зашёл и включил там свет. В номере у маленького окошка стояла широкая кровать, а напротив неё – громадный, во всю стену, старомодный шкаф. Комната была чистой и свежей, но очень маленькой.

– Уважаемый, а нет ли чего попросторней, для респектабельных гостей? – предложенная комната меня устраивала, но я решил не скупиться. – Об оплате не волнуйтесь: я наличными рассчитаюсь.

– Разумеется, – в голосе хозяина проскользнули тёплые нотки.

Мы снова вышли в коридор. Через две двери был просторный номер с гостиной и спальней, хотя и со столь же маленькими окошками.

– Вот это совсем другое дело, – изображая глубокое удовлетворение, произнес я. – Сколько?

Хозяин назвал приличную цену, достаточную для того, чтобы прожить в этой глуши неделю, но я, не подавая виду, отдал хозяину сумму с излишком и небрежным жестом дал понять, что сдачи не надо. Хозяин поблагодарил, сказал, что всё необходимое в шкафу и в ванной комнате, и, даже не пожелав доброй ночи, направился к двери.

«Нет, господин хороший, так не годится», – подумал я. А вслух сказал:

– Уважаемый, нет ли возможности поужинать? Признаться, я весь день не ел и много отдал бы за кусок жареного мяса и бутылку вина.

Хозяин с явной заинтересованностью ответил, что разогреет мне ужин и сделает фирменный салат. А вино будет на мой выбор.

Через полчаса, приняв душ и сменив дорожную одежду на футболку, свободные штаны и легкие туфли, я спустился вниз. За одним из столов, на подносе, укрытый салфеткой, меня ждал ужин. Взяв поднос, я пересел за стойку, где стоял хозяин, и спросил, какое есть вино. Разумеется, было заказано самое лучшее местное вино. Взяв поданную мне бутылку и налив себе в бокал, я обратился к хозяину:

– Составьте мне компанию: мне непривычно пить одному.

Пока мы пили за знакомство, я нахваливал суровую красоту окрестных мест, городок, его чистоту и ухоженность, столь редкие в наше суетное время, уют гостиницы, кулинарные таланты хозяина, и, конечно, вино. Я, прямо скажем, не скупился на лесть, источая её будто цветок, приманивающий пчел. Вслед за первой бутылкой была заказана вторая, а за ней – третья. Хозяин подобрел, напряжённость в его поведении окончательно исчезла, и можно было приступить к расспросам:

– Уважаемый, не хочу вас обидеть, – я без особых стараний притворялся запьяневшим, – но меня мучает один вопрос: ваши соседи такие необщительные, и еще одни ваши соседи... А отчего так? Неужели я успел их чем-то оскорбить?

– О, это долгая история. Есть местное предание ... суеверие. Я расскажу вам, хотя ... – хозяин помедлил, – нет, вам ... вам! – непременно расскажу.

Я был в восторге: слушать ночной порой местные легенды – отрада для уставшего путешественника. Повторюсь: мне удается ладить с людьми, если есть взаимный интерес. Велика сила хорошего заказа, щедрой оплаты и искренней лести.

*****

Вот что рассказал хозяин.

В давние времена этими краями владел могущественный герцог. У склона гор он построил огромный замок с толстыми стенами и высокими башнями, обнес глубоким рвом и перекинул мост, преградив его крепкими воротами. Герцог был воинственен, горд, высокомерен, и – благодаря военным победам – баснословно богат. Раз в год он устраивал празднество, созывая родовитых соседей и благородных подданных на семидневный пир. Однажды, в вечер первого дня праздника, к замку подошли несколько странников. Они были измождены долгой дорогой; на истощенных телах было настолько ветхое рубище, что, казалось, оно состоит из густой хмари, увязавшейся за ними с горных вершин. Подойдя к караульным, путники попросили воды и хлеба, а еще – укрытия, переждать холодную ночь, пусть даже в конюшне. Стража, не пустив их, погнала от ворот. В ту минуту, чтобы поприветствовать уважаемых гостей, на мост, блистая праздничным одеянием, ступил сам герцог. От стоявших поодаль путников отделился самый старый бродяга:

– Ваша светлость, если вы накормите нас и удостоите скромным кровом, то я открою вам великую тайну ...

Не дав старику договорить, герцог рыкнул на стражников, и те прогнали несчастных путников в ночную тьму. Ведь никакие оборванцы своим присутствием не должны портить долгожданное торжество!

Но в тот год праздник не удался. Гости не удостаивали герцога чести отведать его дивные яства и изысканные вина. Нетронутыми остались на столах, на кухне и в винных погребах вкуснейшие блюда и напитки. А сами гости проводили всё время, без остатка, в беседах, рассказывая друг другу то, о чем только могли поведать. Они говорили, не слушая друг друга и постоянно перебивая, повышали голос, чтобы перекричать собеседника, и, охрипнув, могли лишь шептать. В таком ужасающем кошмаре прошли все дни празднества. Вечером седьмого дня спустившийся с гор туман целиком накрыл величественный замок и окрестные строения. А вслед за восходом солнца, когда развеялась мгла, с ней исчез и замок, и его обитатели, и их гости, и близлежащие деревни со всеми жителями. Пропали без следа, словно и не было там ничего и никого. Лишь долгое время, когда со стороны гор дул ветер, казалось, что где-то поблизости источают аппетитный аромат дюжина вертелов с мясом, и влекут своим дурманом десятки раскрытых бочек с вином.

*****

– Прошли годы, – продолжал хозяин. – Эти места снова заселились.

Поселенцы распахали поля, выгнали в долины стада коров и овец, отстроили деревню в несколько дворов, где стали выделывать шкуры, прясть шерсть и шить одежду. Завязалась торговля с соседями. Благодаря трудолюбию жителей селение быстро превратилось в небольшой город. Однажды с торговцами в эти места вернулась легенда про замок герцога, про его исчезновение и – главное! – про потерянные сокровища. В городок стали приезжать охочие до кладов люди. Прослышав о несметных богатствах герцога, влекомые жаждой легкой добычи, они отправлялись к горам и дни напролёт искали там следы замка.

Но удача всех обходила стороной. Все как один возвращались они в город и подолгу сидели в тавернах, рассказывая про свои искания, гадая, как найти путь к пропавшему замку, терзаясь, правда или нет предание про герцога. Одни из них, отчаявшись, навеки покидали эти места, другие находили работу и оседали в городе, забыв про сокровища, но находились и те, кто истово продолжал поиски.

Однако с некоторых пор стали происходить пугающие события. Жители города начали замечать, что из тех, кто уходил искать замок, мало кто возвращается назад. Настал день, когда в городе не осталось ни одного охотника за сокровищами. Жители, посчитав, что путь в замок найден и идет дележ богатств, отправились к горам. Но там, если не считать дюжины давно брошенных палаток, не нашлось ни единого следа пребывания людей. От тех мест вела единственная дорога, и шла она через город. Значит, без сомнений, все ушедшие на поиски сокровищ пропали без вести.

Места возле гор были объявлены запретными. Бургомистр перекрыл доступ в город всем, кроме торговцев, да и тех дальше окраины не пускал. Но проклятие было не остановить. Оно ворвалось в город и набросилось на жителей, посмевших нарушить его покой. Ночами стали исчезать люди. И – что страшнее всего – начали пропадать дети. Их родители отправлялись на поиски, но возвращались одни, неся на плечах своих горе потери и бремя вины.

Люди с закатом запирали свои дома на все засовы, кто посмелее – вооружались ружьями, запасались всевозможными амулетами и всю ночь обходили дозором свой город. Люди привязывали к себе на ночь мешочки с мукой, в которых делали прореху, чтоб можно было найти след. Приходили проповедники всяких религий, чертили загадочные фигуры вокруг города, беспрестанно молились на десятках языков, чтобы снять заклятие с этого места. Зачастую на утро исчезали и они. Всё было тщетно.

Лишь один человек возвратился назад и, более того, смог вернуть своих детей. Он пропал на месяц, как и все – без следа, но однажды утром, одетый в старомодные одежды, он вернулся в город со стороны гор, ведя за руку своих детей. Вернулся немым, на лице его лежала печать неизбывного страдания. Дети же хоть и были испуганы и ничего не помнили, но всё же скоро оправились. Сам же он до конца своих дней оставался угрюмым и необщительным и никогда, даже знаком, не объяснял, что произошло.

С тех пор исчезновения необъяснимым образом прекратились. Но предание живёт в виде суеверия, и мы, как вы верно подметили, совершенно необщительны, – закончил хозяин.

– Потрясающе! Дивная легенда, – воскликнул я. – А сейчас люди пропадают?

– Да, молодежь, – вздохнув, ответил хозяин. Я замер. – На заработки в столицу уезжает.

Не выдержав, я рассмеялся.

Мы немного помолчали и выпили еще по бокалу вина. Хозяин вышел из-за стойки, ушел наверх и спустя минут пять вернулся с толстой амбарной книгой.

– Я за всю свою жизнь никому не открывался, – сказал хозяин. – Но годы идут. А есть то, что гложет меня больше всего, не давая спать по ночам. В общем, тот человек, что вырвал своих детей из плена проклятия, был моим предком. Он построил трактир, в котором мы с вами сидим. Однажды, разбирая чердак, я наткнулся вот на что, – хозяин положил на стойку книгу.

– Это не легенда, это чистая правда, – сказал он. И открыв книгу, начал читать.

*****

Я поклялся никому не говорить о замке. Даже не будь на меня наложено заклятье, я всё равно не смог бы и слова вымолвить о своих злоключениях, которые люди по своему недомыслию назвали удивительным путешествием. И всего только тень воспоминания о тех днях заставляет меня застывать от иссушающего душу ужаса. Даже спустя долгие годы, перед моими глазами, закрой я их хоть на миг, возникают серые до бесцветности коридоры проклятого замка. Мне не даёт лишиться разума лишь то, что дети были спасены, что они вернулись домой. И чтобы хоть как-то облегчить свои терзания, я оставлю эти записи, пусть они никогда и не будут прочитаны.

Минул год с того дня, как в городе стали исчезать люди. Больше приезжие, из тех, кто искал сокровища из местной легенды. Но были среди пропавших и горожане. Люди боялись, чурались друг друга, а особенно – чужаков, но продолжали жить своей жизнью.

Город обрел дурную славу. Некоторые объезжали его стороной, кто-то наоборот рвался сюда с избавительными проповедями, призывами покаяться либо вести себя, как заповедано Богом, всякий раз разным. Бургомистр закрыл город для приезжих, а торговцев приказал останавливать на дороге, не забывая брать с них возросшие пошлины.

Мы с женой по безмерной глупости своей считали, что происходящее не касается нас, благонравных и добропорядочных граждан. Но в одно ужасное утро на нас обрушилась беда, страшнее которой быть не может: пропали наши дети. Дом был заперт на ночь, ставни были опущены, дверь на постоялый двор я самолично закрыл. Но наутро в детской постели было пусто; лишь скомканные одеяла и помятые подушки в немом укоре громоздились на кроватях.

Дни напролет я проводил, бродя сначала в городе, потом – по окрестностям. Вечером же как мог утешал жену робкой надеждой, что по беспечной шалости дети выбрались из дома и сбежали в поисках приключений на простор предгорий. Утешал и сам не верил в то, что говорю.

В бесплодных поисках прошло семь дней. Я обращался за помощью к соседям, к бургомистру, к старейшинам торговой гильдии, но меня, будто прокажённого, гнали со двора. За какие-то семь дней я превратился из всеобщего друга, в чьей таверне каждый готов был пропустить кружку-другую, в изгоя, с которым никто не заговаривал, и даже старался не встречаться взглядом.

Когда всё это началось, пошли слухи, что исчезают лишь те, кто слишком не воздержан на язык и своими дерзкими речами беспокоит ушедших в мир иной. И беспросветной ночью потусторонние демоны, пылая гневом, приходят в наш мир и забирают нечестивцев в обитель страданий. Поначалу мне это предоставлялось вздором, но от безысходности я более не видел иного объяснения и поэтому поступил так, как поступил.

Утром восьмого дня я выехал из города и отправился на торговый тракт. Там, дождавшись солидного торговца вином и провизией, я убедил его, что проведу в город, минуя городских сборщиков податей, а затем выкуплю весь его товар. Тем же вечером, в сумерках, мы окольными путями добрались до моей таверны. Там я расплатился с ним и сгрузил товар на подсобный двор, а торговца накормил сытным ужином, напоил самым лучшим вином и развлекал беседой, не давая ему надолго замолчать. Сам же, памятуя о слухах, тоже рассказывал всё, что мог вспомнить забавного, а порой и совсем уж непристойного. Когда же от позднего времени и выпитого вина торговец заснул прямо за столом, я отнес его в нашу детскую, уложил на приготовленные тюфяки, а потом сам устроился рядом, привязав ремнем его левую ногу к своей правой, также поступив и с руками. Едва закрыв глаза, я тут же провалился в душный, давящий сон.

Очнулся я от пронизывающего холода. Мы с торговцем лежали на каменном полу в огромном подвале среди рядов дубовых бочек. В подземелье было сумрачно, влажно, будто в рассветном тумане, и не было видно дальше десяти шагов. Сообразив, что мой план удался, я в душе возликовал и стал закоченевшими пальцами расстегивать ремень, дабы поскорее спрятаться. И почти освободил руку, но сзади меня раздались голоса. Я обернулся. Ко мне в отблесках горящего факела приближались два здоровенных стражника.

– Ты гляди, а этот очнулся! – сказал, указав на меня факелом, рослый бородатый стражник в потертом кафтане.

– Давно не было такого, – заметил второй, пониже ростом, но с изрядным брюшком, с мечом на поясе и двумя мешками в руках.

– Да не заливай!

– Как есть говорю, – заспорил второй. – Мне начальник караула рассказывал. Сам не видел, но ему я верю как своим ушам.

– А ты уже ушами веришь? Может, ты ими и видеть будешь, раз глаза щеками заплыли?

– А я тебе говорю...

– Хватит болтать, – оборвал товарища стражник с факелом и сразу же осекся, беспокойно оглядываясь.

Толстый сквозь зубы прошипел:

– Ты совсем рехнулся?

Тут проснулся торговец и, не понимая, что происходит, стал озираться по сторонам:

– Где я?

– О, а вот и принцесса пробудилась. Доброе утро, ваше высочество! – сказал толстый стражник и захохотал.

– Поднимайтесь и вперед, – мрачно сказал первый стражник. – Покажем вам, что тут к чему.

Они накинул нам мешки на головы и куда-то повели. Мы шли молча. Стражники вполголоса напевали какой-то марш, лишь изредка предупреждая про ступеньки и повороты. Где-то в отдалении мне чудились другие голоса, которые постоянно, будто с раздражением от неудачи, выговаривали одно и тоже слово – длинное, почти с одними согласными, совершенно мне незнакомое.

Я старался не отвлекаться и считал ступеньки, запоминал повороты, подъемы и спуски, пока стражники рывком нас не остановили. Раздался надсадный скрип дверных петель. С нас сдернули мешки и ввели в просторный зал. В его противоположном конце, у огромных штор, скрывающих окна, спиной к нам стоял худой высокий человек с длинными до плеч волосами. Он обернулся, и на его ярко-зеленом камзоле алым огнем сверкнул массивный рубин в резной оправе.

– Подождите за дверью, – властным голосом обратился он к стражникам. Стражники вышли, затворив за собой дверь, и хозяин зала обратился к нам:

– Рад вас приветствовать в замке нашего великодушного властителя. Хочу представиться, я – распорядитель замка. Зовите меня господин распорядитель. Имена у нас тут не приняты. Прошу это запомнить.

Распорядитель улыбнулся, между его тонких губ блеснули молочной белизной короткие зубы, и от его улыбки стало жутко. Он продолжил:

– Прошу вас чувствовать себя нашими гостями и, в первую очередь, гостями господина герцога. Перед тем, как вас отведут в приготовленные покои, позвольте я расскажу о том, зачем вы здесь. Волею судьбы наш заботливый господин никогда не отлучается из своего замка: он не может оставить своих подданных без личной неусыпной заботы. Вместе с тем, он старается быть сведущ во всём, что происходит за стенами замка. С властной настойчивостью требует он от нас, его верных слуг, доносить обо всех новостях. Мы же в своём верноподданническом рвении стараемся ему угодить.

Распорядитель говорил неспешно и однообразно, будто водяная мельница черпает воду колесом, и от этого мои мысли, повинуясь размеренности речи, отходили куда-то вдаль, тело наливалось неведомой усталостью, от которой вовсе не хотелось шевелиться.

– Наш милостивый господин герцог жаждет услышать от вас новые истории. Его светлость, да и, признаться, все мы жаждем ваших рассказов. Для нас важно что-нибудь занимательное, новое, в ярких красках, – распорядитель закрыл глаза, будто после глотка выдержанного вина:

– А мы будем вас внимательно слушать, обсуждать и задавать вопросы. Даже спорить. Сомневаюсь, что у вас когда-либо были столь чуткие слушатели.

Господин распорядитель оглядел нас и продолжил:

– У вас будет возможность понять, что от вас ждут, послушать, о чём говорят другие гости. Так что идите в свои покои и переоденьтесь – вам приготовлено новое платье. А мы ждём вас к ужину, так мы это по традиции называем. Какие-нибудь вопросы? – распорядитель выжидающе скрестил на груди костлявые пальцы. На каждой руке его было по золотому перстню с крупным рубином.

– Господин распорядитель, мы должны ... раскаяться? – поклонившись, с паузой спросил торговец.

– Если хотите, можете раскаяться в своих проступках. А можете – в чужих. Лишь бы было интересно, – ответил распорядитель.

– Господин распорядитель, сможем ли мы покинуть город в скором времени? – спросил торговец. Тот всё еще полагал, что он где-то в городе, в ратуше, куда его привели в наказание за то, что в нарушение запрета он тайком въехал в город.

– О, мы не задержим вас надолго. Буквально несколько историй, несколько вечеров и вы сможете покинуть нас. Теперь же прошу простить меня, – распорядитель развёл руками, – дела. Стража! – неожиданно громко сказал он.

Вошли стражники, снова надели нам на голову мешки и повели по коридорам замка.

Нас с торговцем поселили врозь и, видимо, вдалеке друг от друга. Когда за мной захлопнулась дверь, я оглядел своё новое жилище. Покоями оказалась узкая длинная комната без окон, больше походившая на чулан. В нише у дальней от двери стены тускло мерцал масляный фонарь. Почти всё место занимала кровать из грубо отесанных досок. На грубых шкурах, которыми была убрана кровать, лежала приготовленная мне одежда: простые холщовые штаны и рубаха. Башмаков не было.

Я стоял у кровати и вспоминал, о чём говорил господин распорядитель. Не веря ни единому его слову, я всё-таки пытался втолковать себе смысл его речи, понять, что происходит и что нужно делать.

Что ж, раз таковы правила – я буду их выполнять. Вам нужны истории – превосходно! Вы их получите в избытке – у любого хозяина таверны таких дюжина наготове и сотня в запасе.

Когда я снял свою одежду и сложил её под шкурами в изголовье, вместо подушки, мне на глаза попался лежащий на кровати шарик на вороненой цепочке. Я поднял его. Он был увесистый, размером с куриное яйцо, матово серый, гладкий как стекло. Должно быть, шарик был полый внутри: встряхнув его, я услышал гулкий низкий перезвон.

Я переоделся, повесил на себя цепь с шаром, надел свои сапоги, лег на кровать и стал ждать. Я долго лежал, совсем без сна, потеряв счёт времени, что было немудрено в полумраке и тишине. Странная была та тишина. От неё звенело в ушах, но к этому звону примешивались голоса, которые почудились мне в коридорах, голоса, что со злобным остервенением твердили неведомую абракадабру.

Не знаю, сколько я так пролежал, но рано или поздно в коридоре послышалось мерное эхо приближающихся шагов, раздался лязг отпираемого засова, и дверь со скрипом отворилась. За ней стоял уже известный мне рослый стражник со столь же знакомым мешком в руке.

*****

Трактирщик замолчал, взял бокал с вином и сделал большой глоток.

– Что было дальше? – с нетерпением спросил я.

– Неизвестно, – ответил трактирщик и показал мне книгу, где больше не было записей, лишь пустые листы. – То ли он не захотел дописывать, то ли не успел. Этого мы уже не узнаем.

– А на чердаке больше ничего не было?

– Я весь чердак перерыл, простучал все стены. Но ничего не нашел. Только это лежало в книге, как закладка, – и трактирщик показал мне три цепочки цвета воронова крыла – две поменьше и одну побольше.

Не в силах подобрать слова, я молчал. Сказать было нечего. Прижав руку к сердцу, я выразил искреннюю благодарность хозяину и отправился в свой номер. Разделся, лег на кровать. Сон долго не шел ко мне, я ворочался с бока на бок, перебирая в памяти подробности истории, пока, наконец, не заснул.

Сон был беспокойный, и едва забрезжил тусклый свет в крохотных окошках, я проснулся. Умывшись, оделся, собрал вещи в рюкзак и спустился вниз. Я хотел на прощание выпить кофе с хозяином, но не смог его дозваться. Решив, что он спит после бессонной ночи, я открыл засов и вышел, тихо, без малейшего скрипа, притворив за собой дверь.

На улице было туманно. Солнце едва пробивалось сквозь мглу и рассеянными лучами лишь обозначало очертания домов. В воздухе витал назойливый аромат кухни, где на открытом огне жарится мясо, и где нерадивый слуга разбил кувшин с вином.

Я сел в машину, завел мотор и поспешил убраться из этого города. Без лишних слов.

 

 

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 3. Оценка: 2,67 из 5)
Загрузка...