Леська завозилась на узком твёрдом ложе, пытаясь почесать укушенную комаром ногу, вздрогнула и проснулась. В хибарке ещё было темно, хотя, по тому, как повлажнел дрожащий воздух, можно было понять, что рассвет близко. Леся даже знала дырочку в ставнях, через которую пробьётся первый солнечный лучик и разбудит танцующие пылинки, если подождать до утра. Рядом слышалось ровное дыхание Даньки – троюродной сестрички. Перед носом белели её пятки, высунувшиеся из-под короткой бабушкиной шали.

Вчера дед Савелий опять «напился пьян», шумел, спорил сам с собой страшным голосом, а потом схватил топор, и всему семейству пришлось укрыться в чёрной кухне. Дед буянил за стеной, ругался, чем-то гремел, и мама встревожено вскидывалась, укачивая маленького, а сестрички играли впотьмах с Умкой – белоснежным щеночком большой лохматой собаки Альмы, охранявшей двор. Обе бабушки Поли – баба Павлина и баба Пелагея – ругали «старого пропойцу» вполголоса, поминая все обиды, и предрекали ворчливо, что «он допьётся когда-нибудь». Наконец, «непутящий» угомонился, затих. Теперь дед проспится, протрезвеет, и целую неделю в доме будет «тишь, да гладь, да божья благодать», а там и папа из артели вернётся.

Девчонок уложили валетом на деревянном топчане, накрыли шалью и велели спать. Взрослые тоже стали устраиваться, кто, где мог. Уже в полудрёме Леська услыхала скрип тяжёлой двери, пьяное бормотание, и вскрик мамы – зловредный дед просунул им в кухоньку дымокур в ведре, а дверь подпёр поленом. Потрескивающие угли мерцали в темноте, разнося по всем углам удушливый дым. Лесе, закрывшей нос подолом сарафана, казалось, что это невидимое дымное чудовище запихивает чёрными лапами в адскую пасть ведра весь оставшийся в кухне воздух. Бабушки костерили деда во все корки, дёргали дверь, искали, чем накрыть ведро. Плакал и кашлял маленький братик, мама терпеливо его укачивала, а Данька дрыхла без просыпу у Леськи под боком.

Леся заворочалась, окончательно стягивая с сестры шаль, и приподнялась. Полумрак посерел, обрисовывая силуэты людей и смутные контуры предметов, повис вязкой кисеёй, готовясь уползти в углы и щели с первым лучом солнца. Девочка закусила губу, расчёсывая укус на ноге – дедов дымокур с залётным кровопийцей не справился, и осторожно сползла с топчана, не забыв укрыть сестрёнку шалью.

Она пробралась к выходу мимо спящих людей, наткнулась у порога на остывший дымокур, торопливо потёрла ушибленную ногу и выскользнула за дверь. Рядом, на ступеньках, валялось упавшее полено.

Щенок Альмы, выбрался следом за ней на крылечко, уселся толстой мохнатой попкой Лесе на ногу и тихонько заскулил.

Девочка зябко поёжилась – утро было прохладным, а может, это пугала темнеющая напротив дверь в дом, за которой притаилось пьяное чудище – дед. У калитки заворочалась, загремела цепью в будке Альма. Леся взглянула в предрассветное небо, вздохнула полной грудью, будто перед прыжком в воду, и побежала к калитке. Умка, коротко тявкнув, отряхнул лохматую белую шкурку и припустил вдогонку.

– Умка, фу, место! – грозным шёпотом увещевала его девчонка, топала ногами, чтобы неслух отвязался. Куда там! Щенок вился вокруг ног и преданно мчал следом, иногда спотыкаясь и утыкаясь носом в землю. Возвращать его в будку не имело смысла – бутуз легко пролезал под штакетинами забора.

Леська наткнулась на это место случайно, когда с ватагой ребят пришла купаться на речку. Плавать можно было и совсем рядом с их домом, на окраине села, в котловане, заполненном водой, но здесь предпочитали купаться взрослые. Им нравилось в самую жару ополоснуться в прохладной воде, когда идти далеко не надо. Но дети это место не слишком любили. Бездонная глубина, казавшаяся ещё страшнее из-за нависающих над чёрной водой ветвей ивы, мешала плескаться и дурачиться, а скользкие крутые берега не давали выбраться из воды без чьей-то помощи. Плавать там можно было только в надувном круге, с неприятным ощущением бездны под ногами. И, когда в котловане едва не утонула Данька, дети вообще забросили это место.

Тогда, наплескавшись в воде, компания затеяла игру в прятки, и Леська бросилась бежать в примеченное во время купания место. Углубление, темнеющее в бережку, который зарос нависающей над водой травой, было скрыто от места общего купания густыми кустами. Прошлёпав по воде, Леся забилась в щель и притаилась, прислушиваясь к топоту разбегающихся друзей и счёту «воды». На лице девчонки сама собой расползалась радостная улыбка. Сердце тревожно колотилось в предвкушении – надо было выбрать момент, когда «водила» пойдёт в другую сторону, подкрасться под прикрытием кустов и добежать до сухой коряги, чтобы стукнуть по ней ладонью.

Невдалеке послышалось шлёпанье – Пашка-водила шёл в её сторону. Неужели подглядывал?! Леська попыталась втиснуться спиной в ямку глубже, оглянулась, чтобы проверить, есть ли ещё место в этой норе, и увидела яркий свет в конце узкого лаза – казалось, солнце бьёт в глаза через небольшую дырку в почве. Зачарованно глядя на свет, девочка на четвереньках поползла к нему по короткому ходу. Это действительно была дыра, через которую виднелось ярко-синее небо. Долетающий из отверстия воздух казался сухим и жарким. Леся с сомнением оглянулась на вход в нору, через который можно было разглядеть только солнечные блики на воде. Разве такое яркое небо красовалось над ними, когда они компанией купались?

Голова в дырку не пролезала, как ни старалась Леся протиснуться (уж очень ей было любопытно, что там, за дыркой). Пошарив снаружи рукой, девочка зажала в кулаке попавшиеся под руку гладкие камушки.

Вылезла на берег она, жмурясь от яркого солнца, растрёпанная и грязная – вся в сухой красной глине, ссыпавшейся из дыры прямо на голову. Озирающийся по сторонам, Пашка, который стоял по колено в воде у кустиков, заорал, тыча в Леську пальцем, и кинулся квачить её к колоде, где, судя по звукам, уже обреталась вся компания. Леська только досадливо вздохнула: ничего, что проиграла, зато теперь у неё есть настоящее подземное сокровище. Прополоскав в воде свою добычу, она кинула ревнивый взгляд в сторону кустов – никто ли не видит, и поднесла камушки к глазам. Это оказались бусы из продолговатых голубых камней с вытравленным на них замысловатым цветным узором. Камни чем-то походили на браслет из бирюзы бабушки Пелагеи, только были крупными, овальными, а на просвет казались полупрозрачными. Солнышко плескалось в них на свету радужными кольцами, бросая на Леськины руки голубые блики.

К норе Леся бегала с тех пор два раза. Вооружившись палкой, она пыталась подцепить в дыре ещё какую-нибудь диковину. О бусах она почему-то не сказала никому, даже Даньке. Лесе не было жалко поделиться с кем-то секретом, и не было страшно, что её отругают – ей и так за грязный сарафан каждый раз доставалось. Просто, девочке очень не хотелось, чтобы в её «тайном месте» оказались люди с лопатами и всё разрушили. Бусы Леська почистила, завязала ниточку узелком, чтобы они больше не рассыпались, и таскала в кармане сарафана, любуясь, пока никто не видит.

Во второй раз её палка выгребла только всю ту же красную глину и мелкие камушки. Края отверстия осыпались, покрывая Леську ржавой пылью, но она не сдавалась, упираясь ногами в земляной склон и наклоняя палку, то так, то этак. Несколько раз Леська натыкалась её концом на что-то крупное, но только сильнее откатывала добычу в сторону. Запыхавшись и запорошив пылью глаза, девочка бросила свою затею и вернулась домой ни с чем, пообещав себе захватить в следующий раз палку похитрее.

А последний раз палочка с веточкой-крючком подцепила и выгребла из дыры настоящий человеческий череп. Он скатился к Леськиным коленям в облаке красной пыли. Леся визжала, отползая от страшной находки к выходу, а череп лениво катился следом, словно преследуя незваную грабительницу. Девочка тогда так перепугалась, что не решалась больше ходить к норе, вплоть до сегодняшнего дня.

Лето заканчивалось, скоро предстояло возвращаться всей семьёй в город, оставив деревенских родственников и беззаботное житьё, идти в школу, и Леське очень нужно было ещё хоть раз побывать в загадочном месте. Она не могла просто уехать, оставив неразгаданной тайну зловещей дыры. Да она не сможет больше спать, представляя, как вернётся сюда в следующем году и не обнаружит и следа своего невероятного приключения, и никогда в жизни не узнает, что там, за дырой! Надо бы хоть заткнуть её чем-то до следующего лета... если череп опять не напугает.

Леська неслась по просёлочной дороге, сверкая босыми пятками. Умка смешно скакал рядом и пытался, рыча, ухватить её за ногу. В кармане подпрыгивали, грозя потеряться, голубые бусики. В конце концов, Леся остановилась передохнуть и надела сокровище на шею. А чего? Никто же не видит.

Река встретила Леську бережным журчанием и сонным гудением мошкары. Череп был здесь. Смотрел пустыми глазницами прямо на неё. А дыра в конце лаза как будто стала больше, притягивая, как спрятанный подружкой в саду тайный «секретик». Девочка крепче сжала в руках верную палку и приготовилась.

Ещё от входа нацелившись острым концом в глаз черепа, Леська с подвываниями сунула его в глазницу страшилища, торопливо подползла к отверстию и вытолкнула мёртвую голову подальше от него. Отдышалась немного, а приподнявшись, чтобы выглянуть в дыру, обнаружила, что стоит коленом на каком-то предмете. Достав его из-под себя и обтерев подолом, девочка разглядела находку.

Ух, ты! Даньке вчера тётя Таня купила в сельпо дивный обруч для волос – блестящий, золотой, с разноцветными камушками. Леська в магазине, сколько не дёргала маму за подол, та только отмахивалась: у тебя дома, в городе, этого добра полно. А теперь и у Леськи есть новый!

Данькин, конечно, красивее разукрашен и блестит сильнее, чем эта потёртая штуковина, а у найденного ободка только один прозрачный камень посередине, зато Леськин обруч – настоящий клад!

Ей вдруг подумалось, что всё это: и обруч, и бусики, и череп, что её напугал, вывалились из какой-то древней могилы наверху. Только как могила может быть наверху, если сверху ничего нет? Леська несколько раз пыталась найти на берегу ямку в земле там, где должен был заканчиваться лаз, но ничего похожего не обнаружила – на поверхности были только густая трава и сухие веточки.

Умка скулил на бережку, пугаясь соваться вслед за ней в воду. Будто нетерпеливо подгонял своим визгом. Леська встряхнулась, с надеждой взглянув на призывно сияющую дыру. Она пообещала себе, что просто посмотрит, что там есть интересного, а потом вернёт на место, если найденные сокровища окажутся чьи-то. Правда, как определить, чья-то потерянная вещь или уже ничья, она пока не знала. Девочка нацепила обруч на голову, чтобы не мешал в руках, и, подобравшись к отверстию, выглянула наружу.

В первый момент её ослепил яркий свет, бьющий в глаза. Через прищуренные ресницы, Леся видела золотой ободок, нарисованный вокруг дыры, и вьющуюся позёмкой по его поверхности красную пыль. Памятный череп лежал неподалёку и скалился всеми зубами в синее небо. Рядом с ним угольно чернела под яркими лучами солнца фигурка животного, выточенная из камня. Забавная зверюшка притягивала взгляд плавными законченными линиями, манила гладкой поверхностью, обещающей оказаться приятной на ощупь.

Подтянувшись, девочка на коленках выбралась из дыры, безнадёжно пачкая в красной пылюке любимый сарафан. Да и то, её растрёпанная светлая коса давно стала того же ржавого цвета, что и всё окружающее, как и её руки, и, наверное, лицо. Только сейчас Леся заметила, что оказалась в месте, похожем на круглый дворик, стены которого плавно сходили вниз к открытому входу, где клубилась пыль.

Дыра находилась с противоположной от входа стороны в центре круглой каменной плиты, изрезанной загадочными линиями, в которые забился вездесущий песок, прорисовав красным их контуры. На плите, вокруг отверстия кто-то разложил странные предметы. Каменных фигурок было несколько, некоторые из них упали на бок, а парочка даже свалилась с края плиты. Наверное, это Леська уронила их, когда шурудила своей палкой. Девочка наклонилась и подняла с песка нагретые солнцем фигурки крылатой ящерицы и собаки, похожей на её Умку. Как он там? Ещё заблудится и потеряется, если устанет ждать и отправится вдруг сам домой.

Леська оглянулась на дыру и отскочила от её края, выронив зверюшек, – прямо за ней, в углублении, вытянувшись ногами к высокой стене, лежал скелет, покрытый полуистлевшей тканью. Золотистые ниточки вылезли из одеяния и шевелились на ветру. Леська замерла, вглядываясь в то, что было когда-то человеком. Это его голову она закатила к себе в нору?! Какой ужас! Теперь придётся пристроить её на место, ведь так... нельзя.

Растерянная Леська подняла голову, разглядывая высеченные на стене над могилой фигуры. Там были люди и животные, старинные повозки, сражения и празднования – целая история древних людей. Вот это, наверное, их царь, в высокой шапке, поднял руку, стоя на колеснице, запряжённой... дракончиком? Наверное, здесь, на стене, изображены мифы какой-то древней страны, но какой, Леська не знала, ведь историю они в школе ещё не проходили.

Внезапно, солнце – небольшой, ослепительно-яркий диск, отдающий в голубизну – закрыла быстрая тень. Леся вскинула голову и распахнула глаза. Над ней, совсем близко, чёрными росчерками прорезая небесную синеву, проносились крылатые ящеры. Они взмахивали перепонками жёлтых кожистых крыльев, взбивая облако красной пыли, с гортанным криком заносили вперёд когтистые лапы, тормозя о воздух, и садились неподалёку за оградой.

Открыв рот, Леся ошарашено наблюдала, как с них спрыгивали загорелые люди в странных белых, пестрящих золотом и синевой, одеждах, надевали ящерам на головы тёмные мешки и падали на колени в красную пыль за оградой двора. Она так и стояла с открытым ртом, когда от этой массы отделилась группа людей и направилась к входу во дворик.

Впереди, с пустыми руками, торжественно шагал высокий худой мужчина в белой длинной одежде. Чем-то она напоминала намотанную вокруг тела простынь, подпоясанную золотыми украшениями. Высоким его делал стоячий головной убор из затейливо сложенной синей с золотом ткани. С запястья мужчины свисали чётки из знакомых голубых бус. За ним с сундучками, непонятными свёртками, палками, украшенными перьями, и чем-то вовсе не узнаваемым, следовали остальные. Леся с трудом сглотнула пересохшим ртом и попятилась от приближающейся процессии. От нагревшейся плиты босым ногам стало горячо, и девочка переступила с ноги на ногу, поджимая пальцы.

В нескольких шагах от Леськи делегация остановилась. Откуда-то сзади выскочили люди, и пока один из них ловко расстилал перед жрецом (это слово само всплыло в памяти, хотя Леся не сказала бы, откуда оно там взялось) жёлтую циновку, двое других, подскочив к Леське в глубоком поклоне, нацепили на замершую девочку длинное золотое одеяние. Колючие края рукавов и стоячий жёсткий воротник неприятно оцарапали нежную кожу.

Только Леська успела выдохнуть, жрец развёл руки в стороны и через верх соединил их перед собой, произнося напевно непонятные слова, похожие на молитву. Водой, вылитой ему в ладони из принесённого бурдюка, жрец омыл лицо и золотистую, с синей каймой чашу, которую с поклоном вложили ему в руки. Пришедшие с ним стояли в поклоне, пока в чашу, под пение молитв, лилось голубоватое молоко. Это потом Леська поняла, что в чаше было молоко, когда с этой чашей жрец пересёк ковёр, чтобы протянуть её окаменевшей Леське.

– Тоньяза умай кири, – глядя на неё сверху вниз, торжественно произнёс незнакомец.

– А? – пискнула Леся, испуганно глядя в его чёрные раскосые глаза.

– Тоньяза умай кири, – терпеливо повторил жрец и, видя, что девочка не понимает, отпил из чаши, а после снова протянул ей.

– К-кажется, поняла, – дрожащим голосом произнесла Леська, думая, что мама не разрешила бы пить из одной чашки с незнакомым дядькой, – хорошо...

Осторожно наклонив чашу, девочка сделала глоток. Молоко! Сладкое и словно отдающее ароматом душистых цветов.

– Тобинга, – одобрительно произнёс мужчина, нашептав что-то над молоком. Чашу из его рук моментально забрали. Леське даже жалко стало: молоко было очень вкусным, а она уже успела проголодаться.

Жрец опустился на колени на циновку, жестом предложив Лесе сделать то же самое. Усаживаясь, девочка заметила, как чаша торжественно передаётся от человека к человеку, уплывая за ограду, как там каждый из неё понемногу отпивает, и со вздохом облизнулась. А мужчина перед ней опять поднял руки через стороны вверх, бормоча какие-то свои молитвы. Он был не старый, этот человек, не как дедушка, но очень взрослый. Может быть, его можно было сравнить с Леськиным папой, но с папой он почему-то не сравнивался.

Тем временем, из поставленного на циновку сундучка была извлечена ещё одна чаша. Леся с любопытством наблюдала, как, напевно наговаривая, жрец бросает в неё щепотки трав и порошков, доставая их из протянутых помощником мешочков. Один из его людей влил в чашу масло, похожее на то, которое добавляла в овощи мама, когда заправляла салат, а другой, под шёпот жреца, размешал получившуюся массу метёлкой, напоминающей венчик для взбивания.

Леська поёжилась, забеспокоившись, что ей придётся теперь съесть это непонятное, но жрец, поколдовав ещё немного над чашей, поднял на неё глаза и положил свои руки на колени ладонями вверх. Так он сидел некоторое время неподвижно, пока Леська не сообразила сделать то же самое. В протянутую руку жреца была вложена острая палочка, он обмакнул её в чашу и аккуратно придвинулся к Лесе. Когда палочка коснулась её ладони острым концом, девочка вздрогнула. Больно не было – было немного щекотно и сонно. Жрец водил стилусом по её ладоням, оставляя линии, а Леся едва сдерживалась, чтобы не начать зевать. Люди за оградой монотонно напевали, навевая сон, а ящеры, наверное, дремали, укрытые мешковиной.

Только сейчас девочка обратила внимание, что лицо и руки самого жреца расписаны таким же золотисто-коричневым узором, как теперь и её ладони. Напоследок, мужчина провёл линию по её лбу до кончика носа и разрисовал щёки. Леся уже устала ждать, ноги её затекли, она успокоилась, соскучилась, ей хотелось вертеть головой и задавать вопросы. А ещё она раздумывала, будет ли ей позволено пойти и посмотреть вблизи на живых драконов?

Девочка не задумывалась о том, где находится, и что с ней происходит. Это было её фантастическое приключение, и она относилась к происходящему, как к сказочному чуду, вроде живого Деда Мороза, появляющегося в прихожей на Новый год.

Чаша со снадобьями, между тем, исчезла, жрец повёл рукой сначала в одну сторону, потом в другую, шепча загадочные заклинания. За его спиной люди с палками, украшенными перьями, устроили что-то похожее на флешмоб, перетаптываясь синхронно под пение оставшихся за оградой туземцев. Леська забыла о скуке, впитывая новое зрелище. Жрец отвлёк её внимание: наклонившись до земли, он плавно поднялся с колен. Повинуясь взмаху его руки, танцоры разошлись полукругом, окаймляя своим рядом дыру, циновку и Леську со жрецом.

Леся кинула взгляд в сторону, вслед за очередным взмахом жреца. Ой, мамочки! Она совсем забыла про череп, валяющийся среди разбросанных вокруг дыры вещей! Но оказалось, что шустрые туземцы успели положить голову на место, к скелету, и ровненько расставили вокруг дыры предметы. Леське было так стыдно – она должна была прибрать сама, а не любоваться на барельефы. Если бы не пыль, покрывавшая её плотным слоем, все бы увидели, что она красная как рак. Кстати, к белым одеждам пришельцев эта пылюка почему-то не приставала. Последняя мысль заставила Лесю обратить внимание на жреца. Тот продолжал поводить руками, будто что-то требуя от Леськи. Почему-то ей показалось, что именно сейчас начинается самая важная часть действа.

Она огляделась и поняла, что мужчина указывает ей на предметы, разложенные на плите, окаймляющей дыру.

– Я должна что-то сделать? – растерянно спросила девочка, сжимая от волнения руки. Жрец поманил её за собой, предлагая пойти вслед за ним по кругу. Певцы затянули другой мотив, бодрее, и начали притопывать, переступая с ноги на ногу. Сердце Леськи взволнованно колотилось, когда она шагала по золотому ободку вокруг родимой дыры, волоча за собой подол тяжёлого одеяния. Сделав круг, жрец возвратился на циновку и повернулся к Лесе. Обведя рукой всё, что её окружало, он вскинул вверх один палец, затем, притянул руки к груди, словно принимая что-то, и опять опустился на колени.

Леся огляделась, потом подумала и, кажется, поняла. Она должна теперь дать жрецу какой-то один предмет из тех, что лежали вокруг неё. Её взгляд нерешительно прошёлся по фигуркам зверей, снопу с какими-то зёрнышками, чёрному серпу, настоящему мечу... хоть бы сказал, что ему надо, а то, как она угадает? Мужчина подбадривал Лесю осторожными кивками и непонятными словами. Глаза его горели предвкушением, но казалось, что её выбора жрец ждёт с немалой опаской.

– Ну-у, – неуверенно протянула девочка, – может быть...

Она завертела головой, разглядывая предложенные предметы, и не решаясь сделать выбор.

– Ильгереге! Чигтээ! – прокричал жрец, резко вскидывая руки.

Всё смолкло и замерло. Лишь ветер колыхал церемониальные одежды и тонко свистел в круглых стенах. В этой тишине замершая Леська услышала жалобное поскуливание, прислушалась и, ахнув, кинулась к дыре. Умка всё-таки не выдержал ожидания, прыгнул в речку, добрался до норы и теперь упорно карабкался к отверстию, соскальзывая по крутому склону.

Свесившись вниз, девочка схватила чумазого страдальца за шкирку и вытащила наверх. В чудовище, перемазанном красной глиной, трудно было узнать её любимца. Мокрый пёсик дрожал и радостно взвизгивал, норовя лизнуть хозяйку в нос. Леся прижала его к груди, пачкая драгоценное одеяние.

– Ах, Умка, гляди, что ты наделал! – горестно посетовала девочка, переживая за испорченный наряд, и исподтишка глянула на жреца – не станет ли тот ругаться. Она совсем не ожидала, что мужчина, а вслед за ним, и его свита, и далёкие «заоградные» туземцы, стоя на коленях, уткнутся головой в песок. Леся оторопело разглядывала бесконечные согнутые спины, пока Умка увлечённо грыз её пальцы.

Полежав какое-то время, жрец поднялся на ноги, повернулся к толпе и провозгласил: «Ильгереге кирпен киртпе!»

– Хобат! – единодушно воскликнули люди, напугав Умку. Щенок зашёлся звонким лаем, выдираясь у Леськи из рук. Девочке с трудом удавалось удержать это мечущееся скользкое чудо. Она и не заметила, как приблизившийся жрец величественно простёр над её головой руки. Девочка испуганно сжалась, а пёсик ворчливо присмирел, когда эти руки опустились и торжественно сняли с её головы венец.

– Киигис хызыл гарых, – возвестил жрец, повернувшись к сородичам и держа венец над головой. Леська и оглянуться не успела, как обруч вернули в могилу, атрибуты сложили в сундуки, а туземцы с перьями выстроились в два ряда по направлению к входу. И только когда жрец обернулся к ней, по его удовлетворённой улыбке и мягкому сиянию глаз, поняла, что её приключение, похоже, заканчивается.

Глядя проникновенно ей в глаза, мужчина прижал руки к груди, а потом протянул их к Лесе и развёл в стороны, будто предлагая гостье всё окружающее. Девочка неловко пожала плечами, не понимая, чего он хочет. Умка бросил ворчать и теперь вертел хвостом, показывая, что готов признать нового знакомого. Мужчине пришлось дважды повторить жест, когда внезапно Леську осенило – жрец предлагает ей взять что-то в подарок!

В ответ на её сияющую улыбку, оракул усмехнулся. Но даже он не ожидал, что в следующий момент, девочка радостно подпрыгнет и вприпрыжку поскачет к выходу из святилища. При её приближении местные жители едва успевали упасть ничком, однако, когда Леська выскочила за ворота, всё пространство уже было заполнено согнутыми спинами. Лицом вниз лежали все – даже те, кто держал поводья ящеров.

Едва дыша, Леся приблизилась к ближайшей крылатой махине. Зверь стоял спокойно, лишь вздымаясь боками, словно кусок ткани сумел его полностью обездвижить. Голова его, спина, когтистые лапы и длинный, утончающийся к концу, хвост были покрыты чешуйками серовато-зелёного цвета. Ярко-жёлтыми оказались объёмный зоб летуна и сложенные крылья, которые ближе к хребту были украшены весёлой крапинкой.

– Абтёс кам, – пояснил жрец из-за Леськиной спины. Вопросительно обернувшись и дождавшись одобрительного кивка мужчины, девочка протянула к дракону руку. Любопытный Умка рвался понюхать незнакомое существо, нетерпеливо взвизгивая, но Леся держала его крепко. На ощупь крылатый ящер оказался неожиданно тёплым, даже горячим, и нежно-бархатистым. Девочка несколько раз провела ладонью по горячему боку и испуганно замерла, когда гигантское животное повернуло к ней голову, рывком подтянув за поводья сидящего на коленях возницу. Лесе показалось, что дракон смотрит на неё в упор, словно видит через плотную ткань мешка.

– Ой, – прошептала девочка, боясь пошевелиться, и осторожно скосила глаза на жреца.

– Агын сарыг хобытытхан ан кам абтёс, – велел жрец удивлённо вскинувшемуся вознице. С непрерывными поклонами, парень перебросил поводья ящеру на шею, пролез под ней, чтобы не задеть ненароком Леську и, опершись на бедро рептилии, взобрался зверю на шею.

– Ингири, – поклонился Лесе жрец, указывая на животное. – Агына сарыг ан кам, мокен ингири.

– Я? – недоверчиво переспросила девочка, поняв мужчину без слов. – Правда?

Едва сдержав восторженный визг, она сунула опешившему вождю в руки Умку и в момент ока вскарабкалась за спину возницы, вцепившись тому в пояс.

Она вопила, что есть сил, летя в синем-пресинем небе под светом ослепительно-яркой звезды на спине ящерицы-дракона. Внизу проносились дюны красного песка, редкие глиняные строения, окружённые растениями с фиолетовой листвой, озёра розового цвета с маленькими лодочками на поверхности. В лицо бил жаркий сухой ветер чужого мира, и Леська была счастлива!

Она до того была переполнена впечатлениями, что в них уже с трудом вместились приземление, прощальный поклон жреца и отлёт всей делегации. Леся смотрела вслед далёким точкам, тающим в свете звезды, склонившейся к пурпурному горизонту, и машинально поглаживала сопящего щенка. Когда последние следы драконов истаяли в небе, девочка оглянулась на пустое подворье и побрела к проходу домой. Она почему-то знала, что больше сюда не вернётся, не сможет, даже если очень захочет, даже если изроет весь берег реки...

В полдень по окраинной улице таёжного села шла девочка в тяжёлых золотых одеяниях, с ног до головы покрытая красной пылью. На её руках спал маленький грязный пёсик. А в далёком мире, в государстве песчаных дюн Ундыгыр, начиналась Эра Красного Пса.