Светлана Новик

Игра теней

Они были дрессировщиками чёрных дыр Галактики, и в этом заключалось их вселенское предназначение. Дыры - это скопление плотной массы, обладающей сверхгравитацией, несли искажение времени и разрушение пространства. Звёздные ураганы старались сорвать с юных планет хитоны и бросить в ненасытные жерла. Чёрные дыры могли и сами поглощать небесные тела. Мадары знали о них всё, умели рассеять плотность и преодолеть сумасшедшую гравитацию и эффект спагетти, когда тебя вытягивает в пространстве.

А ещё они охотились на болиды, которые взрывом разбрасывало в стороны, и их куски могли протаранить тонкую атмосферу любой планеты. Земные учёные в таком случае говорят: было столкновение неминуемо, но астероид в результате трения сгорел.

Они колдовали над полюсами одной из хрустальных планет, стараясь залечить раны её ионосферы, как неожиданно он услышал земной чарующий голос. Внутри у него что-то вздрогнуло, расплескалось по всем ответвлениям нервов, и от всплеска родился чудный слепок новой звезды. Он видел воочию, что так рождаются от взрывов звёзды. Слепок менял формы и оттенки, упразднил все звуки в мире, кроме этого пения. Вселенная звучала по-иному: грохот, треск, урчание, бульканье, гул. Мадар спешил на этот магический сигнал, чтобы увидеть его источник. Всё ощутимее и ближе то, что так к себе приковывает и тянет, словно эпицентр чёрной дыры. А живой слепок внутри трепещет и толкает вперёд.

Перед ним раскачивался поющий цветок. Было желание схватить его и посадить в звездолёт – в самое безопасное место. Он протянул уже могучие руки, но передумал. А вдруг цветок погибнет без родной стихии? Цветок раскрыл глаза и уставился в него со страхом. И совсем не странно было, что они оба фиолетовые. На бледном цветке это были лепестки, ну, а он сам весь от рождения был такого цвета. Подвижный цветок оказался андрогеном, женской особью в нежнейшем исполнении природы. Облака над ними меняли свою форму, а они зачарованно впитывали энергию друг друга. Было в этом молчании столько искромётности, неистовства и музыки. Девушка шевельнулась:

- Ты – кто?

- Латающий чёрные дыры. Латнис!

- А где ты живёшь?

- Весь космос – мой дом!

- Прикольный повод для знакомства! Мне пора...

- Не уходи!

Он взял её руки в свои. Какие прозрачные руки с пульсирующими прожилками! Они тоже пели, но так тихо, что было слышно только его любящему сердцу. Его охватила сверхмощная энергия счастья. Он никогда так не был мудр, прозорлив и силён, как сейчас. Фиолетовый цветок упорхнул, а он ей вслед кричал:

- Я хочу быть рядом, когда мрачно и стыло, когда метеоритный град, когда невыносимо душно и знойно! Я хочу быть оболочкой твоей жизни и дыханием!

Девушка засмеялась и снова запела, только теперь в её голосе было больше торжества.

- Земную деву забудь! – заклинал его на совете иерарх Кадисса.

- Я хочу стать таким, как она, человеком!

-Ты хочешь опуститься на дно эволюции?

- Это биохимическое заболевание,- послышались тревожные голоса.

– Заразное?! – испугались некоторые.

- Подтверждений этому пока нет, - всех успокоил иерарх с серебристыми бровями Ялсырь и низко опустил голову.

- Влюбиться в деву! Да земляне не достигают идеала за одно воплощение! Им надо столько перевоплощений...

- Я хочу воплотиться в физическое тело.

Иерархи назначили ему время переосмысления своей меры ответственности. Совет закончился. Все встали с изречением:

- Благословенна воля устремлённых!

Ленария примчалась к Кадиссе и умоляла его усыпить безумие Латниса. Пробуждение подарит ему способность очевиднее оценить явления - уже в иных красках. Иерарх

покачал головой и произнёс мудрёную фразу:

- Погибель и воля в одном сосуде.

Ленария, раздираемая затмениями чувств, метнулась к Венере. Всем мадарам известно, что это родная сестра Земли. Они, будто близнецы и по габаритам, и по массе. Но Венера более страстная, чем сестра. Чтобы она стала эдемом счастливого обитания, надо разрушить над ней парниковый эффект. Всякое затмение должно победить увлечение работой. Это их совместный с Латнисом проект. Жаль, что он теперь пропадает на Земле. Орущая веточка привлекает его больше вселенского проекта.

- Скажу себе: я тоже так смогу - и смогу.

Ленария набрала в себя побольше разгорячённого воздуха и запела. Дрогнули квантовые струны, а бозоны, кварки, в испуге перепрыгивая друг через друга, устроили немыслимый кавардак. Рядом раздался знакомый смех. Так во всей Вселенной смеялся только один Латнис! Только у него лептоны смеха долго светились в темноте и не гасли.

- Что, так ужасно?

- Боюсь, что многие планеты сойдут с орбит!

Он был рядом, и он смеялся! Работа продвигалась вдвое быстрее...

Латнис был непреклонен, несгибаем и несговорчив. Первый этап совета он выдержал, и горячий слепок внутри его вырос. Заматерел и питал его волю. Он снова опустился на Землю, чтобы испить смертельное колдовство её пения. Она была хрупка и прозрачна, и он видел все стебли трав, которые росли за ней. Видел, как вылетали звуки, то сжимаясь, то расширяясь, расцветая гроздьями, из её груди. Они были похожи на фантастических птиц. Каждый звук имел свою неповторимую тональность и окраску и ещё долго трепетал в воздухе, отражаясь от камней, облаков и деревьев.

Латнису так хотелось баюкать поющий цветок, растить его в сердце и защищать.

Иерархи были недовольны. Время для раздумий истекло, но мадар не изменил свою волю, а её законы для всех уголков Вселенной были непререкаемы. Будь то Единичная воля или воля Всех. На второй совет они пригласили Ленарию. Девушку с карминными скулами и зоркими глазами, мускулистым гибким телом и проворными пальцами. Такие глаза легко плавят некоторые группы металлов.

- Она должна умереть сотни раз, чтобы восполнить то, что у тебя уже есть! Кость и музыка – каков союз?! - начал Ялсырь.

- их цивилизация старше нашей!

- но они отклонились от пути! Они ресурсы мозга используют на 10%!

- они спят одну треть своей жизни! – вспомнил кто- то.

- мы тоже спим!

- мы 25 дней бодрствуем, совершенствуя разум и навыки, а спим всего 5 дней, если ты помнишь.

- она не умеет, как мы, питаться солнечной энергией!

- космосу нужна сила. Зачем тебе эта беспомощность? – серебристые брови иерарха были похожи на крылья. – Смотри, Ленария – самая сильная и опытная. Она добывает из недр драгметаллы, из бозонов плетёт искусные сети. И не прочь вступить в союз с тобой. У Ленарии теперь всё естество стало горячим и карминным.

- Она не умеет петь душой!

- Что же это такое? Душа?

- Сакральный комочек внутри каждого их них.

- Их души на цепи!

- Возможно, но они учатся быть косможителями! – возразил Латнис. – А мы устали быть мудрейшими из мудрых.

- У кого ты учился упрямству?

- У солнца!

Никто из мудрейших не знал более ни одного довода. Все думали об отклонении от предначертания. Искажённое пространство бессознательного. Космический спазм парадоксов. Время от времени такое возникает при вращательном движении эволюции. Латнису дали ещё время на раздумье. Все встали и закончили совет девизом:

- Благословенна воля устремлённых!

Когда совет разошёлся, Ялсырь сам себе сказал:

- Это сильнее того, что я знаю...

На третьем совете воззвали к чувству долга. Это было тяжело: отбивать летящие в тебя куски метеоритов. Мощное понятие долг – монстр со многими щупальцами. Взывали к его уровню осознанности своей миссии. Ленария молчала и пыталась ощутить то же, что и Латнис. Но сейчас она чувствовала напряжение каждого его мускула и бешеную скорость кровяных телец в сосудах.

- Ты сильнее многих. Ты должен остаться.

- Это для нас ритм времени – отдача и взятие энергии, - начал Кадисса. – для них – это катастрофа разрушения индивидуума. Ты видел, как стареет плоть, гаснет сакральность процесса. Ты переживёшь её уход многократно в своих воспоминаниях.

-Мы ушли от понятия боль, но тебе будет больно...

- Невыносимо жутко и больно.

Иерарх Ялсырь исчерпал все разумные доводы. Закрыл фиолетовые веки и понял, как все они мизерны в сознании влюблённого. Крупинки пыльцы в звёздном ветре! Он пронзил взглядом-рентгеном ученика: реакция пошла на биогенетических уровнях.

- Солнечный идиот! Сбросьте его на дно эволюции!

Ленария вскочила с вытянутыми вперёд ладонями:

- Спасите его! Исцелите мудростью!

Ялсырь шевельнул крыльями-бровями:

- Мудрость к нему не достучалась. Есть мы, и есть ум. Ум как бы другое существо внутри нас. Он не хочет понимать, что это навсегда...

- Благословенна воля устремлённых!

Ленария с остервенением дробила болиды, попадавшиеся ей на пути. Потом провал

в сон-гипноз, в котором её терзало чудовище. Душило щупальцами всякую живую клетку, открывало смрадную пасть и вбирало в свою прожорливую утробу все крупинки радости с её сознания. Имя ему было – Навсегда.

Латнис стал земным существом: красивый сильный юноша с отливом космической харизмы. И теперь никогда не покидал свой цветок. Баюкал его, носил по воздуху и наслаждался пением. Цветок имел две стройные ноги, небольшой бюст и малахитовые глаза. Менял лепестки. И ещё. Латнис был удивлён, что за цветком скрывалось колючее семейство кактусов-родичей.

- Свалился с неба на нашу голову! – ворчали плотные кактусы, перетирая бусины дней в коробочках-черепушках. – Только и умеет фокусы показывать! Воздушный гимнаст! Летающий жених-шарик!

- Жизнь моя, Люси, скажи, чем они недовольны? Их не тревожат ураганы из метеоритов, им не надо рисковать, они не больны! Они живут на самой красивейшей планете, какую только можно представить!

Цветок моргнул малахитовыми глазами.

- пойми, вся беда в слове «много»! Много домов, денег, авто, одежды. А за то, что ты получаешь в цирке, этого не иметь.

Латнис погрустнел. Вспомнил, как впервые шёл вслепую на смех. Дядя на арене показывал фокусы. Лох узколистный, как определил его Латнис. Тот был узок во всём. Лицом, плечами, ассиметричной улыбкой. Волшебством фокусов. Они были так предсказуемы, так тусклы, что Латнис не выдержал и выбежал на средину освещённого круга. Зависал под куполом, из воздуха ваял цветы и невиданных птиц, которые пели хором и танцевали на облаках. Дядя стал кислым, как испорченный плод манго. Но тут набежала охрана и Латниса увела. Снова вышел узкий дядя со съехавшей на бок улыбкой, но публика бросала в него шляпы, зонты и перчатки. Директор разрешил жестом занять его место на арене.

Все вскочили со своих мест, озорно свистели и бурно аплодировали. Люди искренне смеялись! Зонты раскрылись и образовали цветной хоровод, шляпы поплыли к своим хозяевам, а перчатки аплодировали дяде. Тот довольный раскланивался.

Латнис ушёл в крупную компанию по разведыванию полезных ископаемых. Ему открылась первая несправедливость мира: делать надо не только то, что любишь. Всем кактусам достались шикарные подарки. Он исполнил все их мечты.

- Какое благо свалилось нам на голову! – без устали повторяло семейство. – И талантливый, и перспективный! Головокружительная щедрость!

Они теперь ревновали друг друга к нему. Для цветочка – загородный особняк с прудом и парком. Цветок должен просыпаться под гимны птиц, а не под ссоры соседей в каменных гротах, нагромождённых друг на друга. Его должны лелеять солнце и простор, а не стеснять бетонная клетка. Всё самое лучшее: дизайнеры, клипмейкеры, продюсеры – для любимого человечка! Он понимал, что сознательно шёл на износ, имея теперь человечью сущность.

Часто встречались урановые залежи.

Иногда задыхался среди напора толпы, чувствовал волны негатива и, не умея очиститься от них, серел. Он знал закон относительной симметрии андрогенов: душа – плюс, тело – минус, нужно умение вибрации, чтоб сохранять гармонию. Ему казалось, что от него остался лишь намёк, зыбкий луч. Когда Люси пела ему и гладила по волосам, в него вливались силы, и он вновь ощущал биение мощной звезды-слепка у себя в груди. В один из таких притоков энергии он потерял себя в пространствах. В больнице его окружили белые халаты и печальные лица.

- Странно, что вы ещё живёте! У вас в организме есть всё, как в секретной лаборатории!

Грусть как мрак. Сознание в липкой паутине. Игра теней на движущихся вокруг него стенах. Цветок появлялся только в его снах. Сейчас его заветной мечтой было увидеть жену. Он колдовал дверь, чтоб вошла она. Но дверь не впускала её. Вечера скулили у него под дверью, как волчьи младенцы. Дежурил в коляске у ворот до темноты. Ветер жался к его коленям и баюкал малюточку-надежду. У всякого кактуса, клявшегося ему в вечной дружбе, вдруг нашлись неотложные дела. Они жили в его подарках, ездили в них, плавали, но... Эти дела были так велики! Важнее умирающего Латниса. Может, Люси придёт завтра? Ну, конечно же, завтра!

Профессор избегал смотреть в его глаза: они напоминали свежие глубокие раны. Можно увязнуть и не вернуться в себя. Каждое утро он открывал сизую папку дрожащей рукой. Отвратительную папку крысиного окраса. На ней было выведено «Отказы». Вот эти листки - его головная боль и желчь, где значилось, что от такого-то отказались. Больные дети, беспомощные старики. И Латнис...

Латнис смотрел из окна больницы на небо, как заботливо ночь развешивает чёрные шелка над городом. Прозрачный шёлк постепенно превращался в ворсистый бархат. Ветер прыгал и визжал, пока не сломал себе хребет о крышу, захрипел...

- Не пришла...

Отметив что-то в смартфоне, смотрел на убывающую луну, которая вскоре станет запятой. На тёмном покрывале явственно увидел черты лица. Ленария вдыхала в него струю радости. Она пыталась раздробить его боль, как болид. Втянуть в себя. Не получалось. Заклинала древнейшим заклятием выйти её из тела юноши. Выцарапать хотя бы самую жуткую часть боли. Не получалось... Нет, это не зыбкое лицо Ленарии, а лицо его жены, вычерченное звёздными штрихами! Схваченное в единый узел, он увидел всё своё счастье любви, ощутил его вкус и хмельное головокружение. Перевёл глаза на портрет жены, улыбнулся ей, положил фото себе на грудь. Пытался уснуть.

Утром пришла жена. Привычно, словно протёрла пыль, коснулась лба, клюнула поцелуем. Озябшая ветка сирени. Он внимательно всмотрелся: цветка не было. Была былинка, стянутая джинсовой тканью. Страх парализовал волю. Куда же подевался цветок? Какой червь, какой паразит его сжевал? Он не знал ещё, как тускла нелюбовь, и на какие метаморфозы способна любовь.

- Люся, что случилось? – он перебирал её пальчики.

По такому родному лицу побежала обильная роса, а внутри чернело, мигало пятнышко. – Почему так долго не приходила? Гастроли? Дела?

- Я не могу тебя забрать домой, - выдохнула она.- И семья хочет, чтобы ты не делил имущество, не подавал в суд...

Она снова коснулась его лба, но это была не она – жалость с привкусом снисхождения.

В это время к доктору пришло воодушевление: разоблачить семейство кактусов. Профессор решился и с сизой папкой шагнул в палату. За столом сидела худощавая женщина и собирала подписанные бумаги. Наискось срезанные скулы, острый подбородок – о такое лицо можно порезаться. Неприязненно сверкнула зеленью глаз и поспешила встать.

-Дорогой, я убегаю...

- Вы не навещали мужа месяц! И не хотите узнать, как его здоровье? – рокот грома прокатился по палате, шевельнул шторы и качнул люстру под побеленным потолком.

Люся передёрнула джинсовыми плечиками. Точь-в-точь лиса в западне.

- Вы подписали отречение от него! – доктор сунул ей бумагу. – И за это он отдал вам все свои сбережения?! Вы обрекаете его на полуголодный паёк!

- Мы будем отчислять суммы...

- Крохи! – гремел гладиатор щитом благородства, но лиса проскользнула за дверь.

- Доктор, что такое отречение?

Профессор дрогнул морщинами и вышел. Латнис гладил портрет жены и размышлял над этим словом. От-речение. От-лучение. Отъединение. В культуре мадаров такого понятия не было. Сплочённость, содружество, единство – вот их кредо. Без страховки в космосе не выжить! А это как бы получается: ты у себя сам! Вот и борец с безнадёгой – доктор не знает...

Латнис выехал на коляске из своего грота уединения в общий зал. По облысевшему ковру двигались надломленные колоски. Двигались так тихо, что напоминали бледные пятнышки ноябрьского солнца. Они учились не быть никому в тягость. Дети – колоски отречения. Сами у себя, как и он...

В другом ядовито-зелёном зале сидели старички и пережёвывали свои обиды. Целое поле одуванчиков колыхалось от ветров-обид. А ещё их серебряные головы напоминали купола заброшенных церквей... Церквей, куда люди не несли тепло своих надежд.

На плече у Латниса засвистела иволга, на облезлых стенах заскользили озорные киты и золотые рыбы. Осьминоги смешно танцевали на ярко-розовых кораллах. Рыбки попугаи катались на пятнистой спине ската. Колоски робко подошли к нему. Сплошная синева возле глаз и у рта – признак немилости природы. Никто не смеётся. На ковре остался жуткий синий заяц с оторванным ухом. Сердце мадара постигло ещё одну неистину мира: зачем рождается боль в том, кто должен двигать будущее? Боль – это несправедливость! Вспомнил древний миф своего народа о боли. Это чудище повадилось убивать их одного за другим, но мадары научились подавать сигналы друг другу об опасности, и тут же являлись вместе с его приходом. Каждый брал на себя какую-то часть боли, чтобы она не смогла убить одного. Они разложили её на атомы и уничтожили.

Он знал теперь, что это прожорливая стервоза со многими щупальцами, которая хочет подчинить себе твои мышцы, зрение, сердце и миропонимание. Все желания и волю. Она рядом, следит за тобой. Циничный художник, на палитре которого только мрачные краски.

Свет погас под единый общий возглас. В Доме Отказов господствовала строгая мисс экономия.

Латнис упросил доктора отвезти его домой на полчаса. Огромный особняк сверкал смехом, музыкой и гирляндами. Чтобы его построить, Латнис долго и придирчиво выбирал место. Поближе к озеру и к сосновому бору. Сам выбирал тёс, камни на фундамент и другие экологичные материалы. Он услышал её голос среди всех надземных звуков. Странно, что не сразу узнал его, настолько в нём исчезла сакральная искренность. Остались растянутые гласные, прыгающие с разной высоты, интонации резкой модуляции. Переходы крикливой назидательности как скачки по неровностям дороги. Как схватки с болью. Назидательность погубила хрупкий замок красоты.

Может, не стоило приезжать сюда убогому калеке? Но доктор позвонил, и дверь распахнулась. Видимо, здесь ждали иных гостей. В мире больше всего метаморфоз, возможно, это щит от безумия. Былинки уже не было и в помине. Были кряжистые кактусы и заносчивые репейники.

- С днём прихода в мир, Люси!

У жены было колючим всё: волосы, ресницы, малахитовые глаза, собравшие всю сочность зелени. В них явственно читалось: ты мне мешаешь тебя забыть! Ты - эскиз небытия. Ты никому здесь не нужен! Рослый репейник рядом с ней вёл себя так, как будто был хозяином этого воздуха, лиственных великанов, с их душами – птицами, хозяином красоты гортензий, насаженных Латнисом по периметру аллеи.

Латнис видел их схожие ауры. Очень схожи! Такое бывает у влюблённых и у матери с ребёнком, пока тот не приобретёт новую привязанность. Момент кретинический!

У гладиатора (так про себя называл он доктора) дрогнули морщины сердца. Видно, он тоже умел читать по глазам. Молчание. Как перед прыжком в бездну.

- Это ожерелье тебе!

Он знал, что такого нет ни у одной королевы. Мастерил его сам из осколков редкостных металлов и зарядил каждый камень радостью всех значимых чувств. Колючки на жене стали мягкими, теперь её даже можно погладить. В ней мелькнул отсвет того цветка. Мелькнул на треть мига.

- Не погибай, стань прежней! – молили его глаза-раны.

Жена опешила от неземной красоты, взяв в руки ожерелье. Млела от переливов и многоцветия бликов. Чуда не было. Цветок не прорвался из плотной кожуры кактуса. Рослый репейник взял его в руки: все оттенки камней умерли под общий выдох. Ожерелье взяла жена: оно снова запело огнями в её руках. Гости радостно завопили.

- Зачем мне это было нужно? – вопросы налетели на него враждебной стаей криттеров, мрачных сгустков негатива в космосе, с которыми приходилось бороться.

– Чтоб было ещё больнее там, где родилась хрупкость юной звезды? Чтоб с меня сняли печать отречения? Неудачная попытка чуда...Для чего-то мне надо было приехать сюда? Латнис понимал, что обвинения, назидания всегда затрудняют путь двух людей навстречу друг другу. Он ждал пояснения, но теперь оно было бесполезно.

Он смотрел в окно, за которым шли на прогулку колоски. Один из них поднял огрызок яблока, вытер о штаны и съел. Латнис закрыл набрякшие веки. Вовек бы не видеть ему всего этого. Но слишком глубоко проник в него стержень экзистенциализма.

Душная ночь. Сосущий свет луны... Игра и разбег теней по потолку. Да это вовсе и не

тени, а неистины мира собрались сюда на пиршество. Вспомнил, как заходил в любой салон в самой заурядной удобной одежде, и как его окатывали презрением. Говорили сквозь зубы. И как бежали к нему со всех ног, когда его тело скрывали модные бренды. Люди слепы - убедился он. Ведь я в другом – в мыслях, в сознании, в делах. Смотрят и не видят. Кто дал им ложное зрение, как и ложный слух?! Кто так злобно и лукаво пошутил?

Компания по разведыванию выделила огромную сумму денег на лечение Латниса. Вокруг этого сразу сделалась шумиха обсуждения. На запах клеймёной бумаги слетелись кряжистые кактусы. Вот и ещё одна неистина. Вместо того, чтобы обмениваться энергиями, люди обмениваются мёртвыми клочками бумаги! У этого семейства «много» не измерялось ни одной математической системой мира. Одинокую ненавистную палату затопила сладкая патока, звон квази-поцелуев и крепость квази-объятий. Сухие гранулы слёз со стуком падали на пол. Так вылетают семена из засушенного гербария.

- Меня ждут дети! – он выехал из палаты.

Кактусы недоумевали: в чём наш прокол? Мало выдавили слёз? Не нашли нужных ключей к запертым чувствам? Почему не сработал рычаг давления?

Возможно, об этом знал жуткий синий заяц с оторванным ухом. За что и был наказан. Один кактус подбросил его ногой в угол. Заяц радовался смене ролей: теперь он футбольный мяч. Мячом он ещё не был! Или был?

Тут набежали репортёры, заявились шкафы-дяди с каменными подбородками, сопровождавшие чиновников. Чиновники были такого высокого ранга, что не имели лиц. Вместо лиц - лозунги: мы иные, чем вы. Мы – это МЫ! Колосков умыли, нарядили и причесали. Но дяди сказали:

- они у вас какие-то невзрачные! А у нас международный акт благотворительности!

Детей вырядили в яркие одёжки. Дяди с лозунгами вместо лиц хмыкнули, кто в усы, кто в бороду и потребовали иных детей для съёмок. Но было поздно выискивать бодрых и радостных. На синеватых щёчках нарисовали румянец и наспех обучали улыбаться. Кто-то из персонала вытащил не убиваемую мотивацию:

- Хотите, чтобы свет не отключали? А какао с сахаром? Хотите, чтобы тепло нам дали, а на десерт яблоки? Тогда всем улыбаться...

К обшарпанному крыльцу подкатил лимузин. Железная неуклюжая черепашка. Из неё выпорхнула то ли былинка, но ли кактус, подталкиваемая раздутым тщеславием. Усохшую головку она тянула вверх изо всех сил, и зелень глаз отражалась во всех объективах. Пару селфи с мужем (мой дорогой, неважно выглядишь!), с доктором. О, чуть не забыла! Фото среди детей! Внимание! Чиииз!

- Стоп! Откуда взялся этот жуткий заяц?!

- Дети взяли с собой!

- Срочно распаковать ящики с подарками! Раздать детям!

Былинка спела две песенки, приплясывая и приседая. Всем раздавала картонные поцелуи. Под бурные крики «браво» Латнис думал о таком явлении, как свёртываемость таланта. Вместо живой стаи звуков-птиц – куча опилок. Видно, он серьёзно болен, если не видит больше красоты в отличие от других. Былинка ткнула ему в щёку поцелуй и укатила в железной черепашке. Семейство кактусов, водрузив на себя груз недовольства, удалилось. Им ничего не перепало!

Латнис подобрал за дверью синего зайца.

- что, приятель? Ты больше всех знаешь, что такое Отречение...

Гладиатор-доктор пожал руки Латнису.

- Знаете, сколько можно спасти колосков на ваши деньги? – его глаза блестели от слёз.

- Сколько сердец!

Утром колоски обнаружили совсем иного выздоровевшего зайца. Шёрстка его блестела, вместо дырки белело новое ухо, а жуткое выражение сменилось озорным. А ещё поползли слухи, что синий заяц исполняет желания. Один колосок пожелал, чтоб их жилище не называлось Домом Отказа. И вот висит яркая, как жар-птица, табличка «Дворец желаний»!

Старушка прокралась в детскую, совала зайцу найденную конфету и умоляла привести к ней внука, единую кровиночку. И внук пришёл! Полгода не приходил, а тут пришёл!

Девчушка Кирочка обняла зайца и горячо зашептала ему в ухо:

- Я очень хочу личную бабушку. Понимаешь меня? Мамам всегда некогда. А ещё мамы отказываются от проблемных детей, а бабушки никогда! Я бы ей пекла пирожки и рассказывала сказки. Понимаю, что бабушки быстро не рождаются, но ты, синий, постарайся...

Акции синего зайца так выросли, что все хотели с ним дружить.

Латнис с трудом приоткрыл веки. Серая шея утра раскачивалась за окном, а за ним квантовая спутанность, игра теней - бессмертная борьба истин с неистинами. Дождь и боль в один день. Для одного дня это много! Криттеры-чудовища так спеленали все мышцы – не шевельнуться. Потом он проваливался в войды, суперпустоты Вселенной. Особенно их было много в созвездии Эридана. Латнис хорошо это помнил. Бледные колоски ждали фокусов, но волшебник не появлялся. Здесь никому не надо было объяснять причину исчезновения того или иного. Они посадили зайца под дверь, но одна смелая девчушка заявила:

- он не слышит желаний волшебника! Его надо внутрь!

Все вместе они пытались открыть массивную дверь, но вход замуровали чудища, вцепились в неё клыками и когтями.

- синий, если ты наш друг, сделай нам открытую дверь!!

Доктор подошёл и не без усилий открыл вход. Чудища его испугались и дверь отпустили. Дети положили волшебнику зайца на грудь, и у них была одна улыбка на всех в ответ на улыбку фокусника. Улыбка-прощание миру, принявшему его внутрь себя. Непостигаемому и напичканному неистинами всяких размеров. Скупому на открытость. Строптивому и необузданному... но одну истину он всё-таки вырвал у него!

Доктор бродил по парку, расположенному за Дворцом желаний. Там, где была могила фокусника, а над ней огромный куст с крупными фиолетовыми соцветиями и узкими листьями-ладошками, похожими на кисть руки. Они всё время приветливо махали. Цветы были с багряными ресницами и розоватыми прожилками сосудов.

Однажды лепестки слетелись к окну и образовали диковинных птиц, а потом цветастых рыб и собак.

- Волшебник вернулся! – закричали дети, но взрослые им не поверили.

Просто мокрогубый ветер прилепил к стеклу лепестки. Просто дождь. Просто осень. Поверил доктор.

Они вместе наблюдали, как рисуются за стеклом картинки – одна за другой. Вот собака под зонтом прыгает на двух лапах. Вот пляшет их синий заяц без уха. Но потом у него вырастает цветное ухо!

-Заяц выполнил наше желание! Ура! Волшебник вернулся!

Доктор всяким поздним вечером забирал зайца в свой кабинет, доставал что-то из его уха и слушал. Синий заяц передавал желания обитателей Дворца. Такое придумать мог только настоящий волшебник. Доктор выполнял последнюю волю Латниса.

Да, осень. Как цыганка в цветастых юбках метёт дорожки парка.

У доктора дрогнули морщины сердца, и он прислонился спиной к дубу. После смерти жены он свою боль приручил, как спесивого зверя. Ждал экспертов-ботаников, чтобы, наконец, выяснить, что это за куст и откуда он взялся. Пересмотрев ботанические справочники, ничего подобного не нашёл. Ему бросилась в голову безумная идея, что эту экзоту привезла жена фокусника с солнечных островков. Но логика её вырвала с корнем. Он звонил ей в то серокрылое утро. Дождь, боль и смерть волшебника в одно утро. Для одного утра это много. В тот день небо проглотило и землю, и деревья, и людей. А по камням и стенам катились крупные слёзы. На том конце молчали секунды две, потом мобилка затарахтела:

- Не могу огорчаться! Как вы не понимаете этого? Мне нельзя! Пропадёт дивный голос! Зачем звоните? Ах, моя карьера! Денег нет на похороны! Это он вам отдал все наши денежки! Сами, всё сами! Я вам пела... бесплатно! Знаете, сколько стоит мой голос?

В женском голосе не было ароматов жизни. На грудь старого гладиатора сыпались и сыпались опилки. Доктор отряхнулся и забросил мобилку в угол.

Величайший драматург Вселенной – жизнь. Больше всего ей удаются трагедии. Так подумал он.

Странным образом, но его сердце здесь успокаивалось, и морщины на нём разглаживались. Вот и ботаники.

- Смотрите, коллега, какой великолепный мадарис! Это же ценнейшее лечебное средство от болезней сердца! Мы такое чудо видели в горах Тянь-Шаня.

- Да! Роскошный экземпляр! Причём, у него и кора, и корни лечебные! А кстати, как он сюда попал? Его кто-то вам подарил?

Доктор смотрел в затемнённые оконца глаз. Что им рассказать? Трагедию одного Отречения? Рассказать – это снова всё пережить. Нет. С него хватит...

- Это волшебство, мои дорогие!

- Даааа, конкретикой вы не страдаете! – булькнул один. – Верите в волшебников?

Так булькают пузыри в лужах во время дождя.

Эпилог.

Ялсырь разгладил брови-крылья и вытянул сердце к Земле, чтобы получше рассмотреть кусты лилового мадариса. Вот они, его непослушные питомцы по всему земному лику. И в Азии, и на Тибете, и в средней полосе...

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 5. Оценка: 4,40 из 5)
Загрузка...