Изнанка Терры

Апостольский дворец, Ватикан.

Папа римский Урбан VIII неспешным шагом шёл по библиотечной галерее дворца, слегка морщась от шума работы каменотёсов, начавших возводить колоннаду главной лестницы. При общей тишине, перестук молотков долетал даже до галереи. Молодой человек, шедший с ним по правую руку, не обращал на этот шум никакого внимания. Его больше волновали гвардейцы, следующие за ними поодаль. Личная охраны папы римского, вместо привычных протазанов, была вооружена одноручными фламбергами, чьи рукояти сжимали сильные ладони швейцарцев. Дело, ради которого он просил аудиенции Его Святейшества, не требовало отлагательств, но и не могло быть озвучено при посторонних лицах, как бы папа ни пытался разговорить своего спутника. Префект Священной Конгрегации Пропаганды Веры, коим последний являлся, весь путь до папских апартаментов молчал, почтительно склонив голову.

– Хорошо, монсеньор Барберини, – папа римский ободряюще потрепал того по плечу, – сейчас мы отобедаем и вы поведаете о делах, приведших вас ко мне. Я приказал накрыть скромный стол в моём кабинете.

– Для меня будет честью отобедать с вами, Ваше святейшество, – Антонио Барберини склонился в поклоне.

Камердинер, стоявший у входа в кабинет, распахнул тяжелые створки и так же склонился в поклоне. Как только глава Ватикана с кардиналом прошли в покои, он последовал за ними, закрывая за собой двери. Гвардейцы же остались перед входом, крепче сжимая рукояти мечей.

– Ну, так что привело тебя ко мне и заставило оторваться меня от важных дел? – папа начал разглаживать на коленях складки белой дзимарры, усевшись за массивным столом, уставленным различными блюдами, среди которых возвышались несколько бутылок вина.

– Прошу прощения, Ваше Святейшество! – не успев усесться в кресло, кардинал вскочил и виновато опустил голову. – Я сожалею, что нарушил ваш покой. Но дело крайне важное и не имеет прецедентов в истории Конгрегации.

– Антонио, мальчик мой, да я же шучу. – Улыбаясь, папа римский откинулся на спинку кресла. – Тебе нужно расслабиться. Налей себе вина. Вот, смотри какое сегодня доставили из Бароло. Настоящее Небиолло, почти десятилетней выдержки. Серджио, обслужи нашего дорогого гостя.

Но камердинер уже наполнял бокалы темным виноградным напитком, удивляя кардинала своей расторопностью. Первые глотки терпкого ароматного вина сняли былое напряжение и пробудили аппетит, отчего взгляд кардинала непроизвольно зарыскал по столу с едой.

– Если хочешь чего-то лёгкого, то советую взять минестроне. Я не знаю, откуда мои повара берут свежие овощи в это время года, но готовят они его отменно. Впрочем, как и мою любимую фритатту. Серджио?

Камердинер аккуратно и без лишних движений обслужил двух господ, и встал на почтительном расстоянии от кресла папы. Когда с трапезой было покончено и бокалы наполнились уже более лёгким игристым вином, кардинал решился:

– Ваше Святейшество...

– Подожди, Антонио. Мы тут одни, поэтому давай оставим этот официальный тон. На Серджио можешь не обращать внимания. Ему я доверяю больше, чем этим швейцарским наёмникам за дверью, и уж точно больше, чем большинству кардиналов.

– Хорошо, дядя. Дело в том, что я хотел просить замолвить слово за одним ловчим перед Конгрегацией Доктрины Веры.

– Всего лишь? В чём подвох? – глава Святого Престола подался вперёд, пристально всматриваясь в лицо молодого префекта. – Каждый ловчий на счету и ещё не было случая, чтобы Конгрегация отклонила кандидатуру. Антонио, я не понимаю смысла твоей просьбы.

– Дядя, – кардинал покрутил в руке бокал, наблюдая за прозрачными потёками на его стенках, – дело в том, что кандидат в ловчие – женщина.

Понтифик изумлённо выровнял спину и шумно выдохнул, не сводя взгляда прищуренных глаз с племянника. Но через мгновение рассмеялся:

– Узнаю моего мальчика! Антонио, Антонио... Даже кардинальская мантия не смогла скрыть твоей любви к прекрасному полу, хоть это и грешно. Помни об этом, Антонио. Иначе твоя любовь станет твоей слабостью. А уж желающие ею воспользоваться всегда найдутся. Неужели она так хороша, что сам кардинал Барберини решился просить за неё у самого папы римского?

– Очень хороша, – прошептал кардинал, но тут же изумленно посмотрел на лукаво улыбающегося главу церкви. – Нет! В смысле да... Дядя! Я не о том! Безусловно, её красота заслуживает кисти лучших художников, но я говорю о её навыках ловчего. Не более.

– Ну-ну... И что же в её навыках такого, что может заставить закрыть глаза на то, что она женщина?

– Она лучшая из учеников за всю историю школы ловчих на моей памяти. Да, на её счету нет ни одного демона, но тот потенциал, который сокрыт в ней, который она являла учителям на протяжении всего обучения, говорит о том, что среди ловчих ей не было и нет равных. И я не хочу, чтобы церковь потеряла такого бойца всего лишь потому, что она женщина. Дядя, вы много сделали для нашей семьи и для меня лично. Но я первый раз прошу не за себя.

Его Святейшество молчал, опустив голову и задумчиво поглаживая крест, касаясь пальцами то его, то проводя ими по золотой нити, на которой он был подвешен. Молчание затянулось настолько, что кардинал уже начал сомневаться в положительном исходе своей аудиенции. Наконец на Антонио взглянули глаза, утратившие былую весёлость, налившиеся усталостью и ответственностью, которую папа добровольно взвалил на себя до конца своих дней.

– Знаешь, мой мальчик, ещё в то время, когда я был апостольским нунцием в Париже, мне довелось быть свидетелем множества процессов по обвинению людей в колдовстве и сношении с адскими созданиями. С одной стороны, пресекать даже попытку сделать шаг в сторону тьмы – уже богоугодное дело. А с другой – я понимал, что большинство священников, занимавшихся этими процессами и выносившими приговоры, не до конца верили в то, что делали. Пусть даже и во славу церкви. И лишь получив сан кардинала, а потом и папскую тиару, я осознал, сколько же всего сокрыто не только от глаз мирян, но и от многих сыновей церкви.

– Вы о переходах?

– И о них тоже, Антонио. Понимаешь ли, мало кто верит в то, что адские врата и правда существуют, не говоря уже о том, что они периодически открываются, исторгая на наши земли полчища демонов, которые охотятся за людскими душами, обретая их на вечные муки в геенне огненной. И при этом священники призывают бороться с дьяволом и его созданиями. Понимаешь? Вера в Бога без веры в дьявола. А знаешь, сколько невинных жертв сожжено на кострах инквизиции? Ты можешь себе представить, что восьмилетнюю девочку обвиняют в соитии с дьяволом и сжигают на костре? Я уже не говорю о том, как эта самая инквизиция опустошает нашу казну! Ты можешь подумать, что это борьба против священной инквизиции, но нет. Это борьба за веру и справедливость. Пока только ограниченный круг высшего духовенства знает о том, что происходит на самом деле, остальные же остаются в плену своих заблуждений и предрассудков, не подозревая, что творят вовсе не богоугодные дела. Я намерен не только посвятить во всё происходящее как можно больше служителей Священного Престола, но и основать новые школы ловчих, не говоря уже о том, что брошу все силы на поиски людей, несущих в себе Его частицу. Поэтому, за свою подопечную не волнуйся. Я прослежу за тем, чтобы она получила пояс ловчего. А теперь, как не жаль, но мне придётся заняться своими делами. Очень рад был нашей встрече, мой мальчик.

Понтифик поднял ладонь навстречу поднявшемуся кардиналу и подождал, пока тот коснётся губами изображения апостола Петра на перстне.

– Береги себя, Антонио.

– Безусловно, Ваше Святейшество. Извините, но я забыл сказать вам об одном аргументе, который сыграет в пользу кандидата.

Наклонившись, кардинал зашептал на ухо папы римского то, от чего тот судорожно вцепился в подлокотники кресла и восхищённо уставился на племянника:

– А как же запрет Конгрегации?

– Я не сомневаюсь, что результат будет оправдан, какими бы средствами он ни был достигнут.

– Знаешь, я тебе верю. Поэтому не только даю своё согласие, но и готов после всего этого рассмотреть твою кандидатуру на должность камерария.

– Благодарю, Ваше Святейшество.

 

 

Окрестности Пандемиуса, столицы Аадера.

– Пошевеливайтесь, ублюдки!

Звонкий щелчок хлыста рассёк горячий воздух. Осколки обсидиана, вплетенные в хвостовик, скользнули по моей чешуе, выбивая ярко-зелёные искры. Пришлось крепче сжать лапой меч и тихо прошептать:

– Сам ты ублюдок...

Но, скорее всего, вышло не так тихо, как хотелось мне. В следующее мгновение лапа Ардана сомкнулась на моей шее, меня подняло в воздух и со всего маха впечатало в землю, поднимая клубы чёрной пыли.

– Повторю для особо непонятливых ублюдков! – клыки сотника почти касались моего уха. – Моё слово для вас – закон! Истина и догма! За все семь переходов из моей сотни ни один ублюдочный дэймьен не попался в лапы ловчих или не отправился в Святое пламя! Ни один! И так будет всегда! А знаешь, почему?

Я так неистово замотал головой, что между моих рогов родился маленький пыльный вихрь. Сотник презрительно сдунул его с моей чешуйчатой макушки и доверительным шепотом прошелестел:

– Ни один ублюдок из моей сотни никогда не попадёт в лапы церковникам. Потому что если такой и найдётся, то я сам, еще до перехода, отправлю его в Плавильню. Ты меня понял, ублюдочный сын?

Последние слова Ардан прорычал в моё уже и так оглохшее ухо, приподнял меня и снова впечатал в землю Аадера. При упоминании о Плавильне остальные шумно выдохнули, а некоторые сделали осторожный шаг назад. Плавильня... Жуткое место, скажу я вам. Наверное, единственное место Аадера, которое внушает страх любому нормальному дэймьену. Ещё бы! Мало кто желает медленно растворяться в кипящей лаве, оставаясь до последнего целого клочка шкуры живым, испытывая всю эту боль заживо горящего тела. Но самое страшное, что после возрождения, ты помнишь всё до мелочей – от своих собственных криков, вырывающихся из горящего горла, до той боли, которая пожирает тебя чешуйка за чешуйкой. Хотя, есть безумцы, которые сознательно идут в Плавильню. Из них после возрождения выходят первоклассные бойцы, жестокие даже для дэймьенов, лишенные всяких чувств и воли, желающие только одного – убивать. Ну, или получаются вот такие ублюдки, как наш сотник, чью лапу я с рёвом обхватил своей и вывернул в сторону, отчего тот взвыл, обращая открытую пасть к багровым небесам Аадера. Не мешкая, я оттолкнулся правой ногой, одновременно вгоняя колено левой в открытую пасть сотника, доворачивая его лапу вниз. И тут уже я сижу на нём, сжимая мощную шею своими лапищами, наклоняюсь над изумлённым сотником, повторяя его шёпот:

– А ты не подумал о том, что после Плавильни я легко займу твоё место?

Ужас, который расплескался в желтизне глаз Ардана, был слаще вина, о котором так часто рассказывал Мовалех. И которое, я никогда не пробовал. Эх, скорее бы переход! От мечтаний меня отвлёк резкий щелчок хлыста и я отпрянул в сторону, уклоняясь от обсидианового наконечника. Но тот, просвистев в опасной близости от моих глаз, впечатался в щеку сотника, чтобы пропахать в ней глубокую борозду, когда хозяин хлыста рванул его на себя. Кувыркнувшись в сторону, попутно хватая из пыли оброненный меч, я перекатом ушёл еще на несколько шагов дальше от лежащего сотника и застыл, держа клинок в отведенной руке.

Облокотившись на стойку с мечами, возле шатра сотника стоял Мовалех с его постоянной ухмылкой. И только прищур глаз говорил о том, что кузнецу явно нравится происходящее. Рядом с ним стоял тысячник, лениво сматывающий хлыст в кольца:

– Вижу, что я не ошибся, когда разрешил взять тебе его в ученики. С него будет толк.

– Да, мой господин, – Мовалех лишь кивком головы наметил почтение к собеседнику, – он очень способный. К слову сказать, больше сотни клинков для последнего перехода были откованы им самим, без моей помощи.

– Даже так? – тысячник уже более заинтересованно посмотрел на меня. – Я и говорю, что будет толк. Если не попадёт в Плавильню или не сгорит в огне церковников.

Запоздало поняв, что стал предметом беседы этих господ, я поспешил принять более почтительную позу, нежели та, из которой можно было без труда нашинковать противника в крупный фарш.

– Ну-ну, – ухмыльнулся тысячник и выставил набалдашник рукояти кнута в сторону сотника, – теперь ты в ответе за каждую чешуйку этого убл... дэймьена, ученика Мовалеха. А на сегодня тренировка закончена. Все по домам.

Сказано это было таким голосом, что второй раз повторять не пришлось – тренировочная площадка мигом опустела.

 

Ложка всё быстрее и быстрее порхала над миской с рыбным супом, пока от него не осталась небольшая лужица на самом дне. Но её я просто выпил, опрокинув миску над раскрытой пастью, стараясь не пролить ни капли этого чудесного варева. Рыба на нашем плоскогорье была редкостью. Это далеко внизу, в долине, в редких реках еще можно было её поймать, а тут, среди скал, вулканов и водопадов лавы о рыбе можно только мечтать. Удивительно, с чего бы это Мовалех так расщедрился? Но то, что произошло дальше...

– Лови!

Само собой, что я поймал. И теперь тупо пялился на свою лапу, совсем не обращая внимания на целые потоки слюны, бегущие из раскрытой от удивления пасти. Яблоко. Вы понимаете? Я держал в лапе яблоко! Даже призрачное вино отошло куда-то в тень. Ведь это же яблоко! Я быстрее готов поверить в церковника, шагающего по земле Аадера, чем в то, что я держу недосягаемое для простого дэймьена лакомство.

– От того, что ты его полностью обслюнявишь, вкуснее оно не станет, – усмехнулся учитель, – поэтому, ешь быстрее и спрашивай. Ведь вижу, что вопросов у тебя больше, чем чешуи на заднице.

– Для начала мне интересно, с чего это такая щедрость? Мне теперь нужно кого-то убить?

– Убить? – Мовалех оскалился подобием улыбки. – Убивать ты будешь много и без этого. А моя щедрость... Скажем, я доволен собой, что после перерождения душ выбрал именно тебя. Твоя стычка с сотником сегодня лишний раз доказала это. Ты и правда, далеко можешь пойти.

Учитель подошёл к горну, чтобы поправить тяжёлой кочергой разгорающиеся угли, и тихо добавил:

-–Так далеко, что можешь получить крылья.

Я уже и не думал, что после яблока меня можно чем-то удивить. Но крылья?!

– Я смогу стать архдэймьеном? Но это же просто невозможно!

– Всё возможное зависит от твоих поступков,– подмигнул Мовалех и сорвал с себя плащ, который, как помню, никогда с себя не снимал. – И того, кто будет рядом с тобой.

Я уже даже не обратил внимания на выпавшее из лапы яблоко, ценою в жизнь нескольких бессаров. Я просто заворожённо смотрел на перепончатые крылья, развернувшиеся за спиной своего учителя. Архдэймьена Мовалеха.

– Господин! – рухнул я вслед за яблоком в чёрную пыль, едва не касаясь её мордой.

– Поднимись, Арзакиил, – учитель толкнул меня в плечо. – Негоже моему ученику валяться в пыли.

– Но как? Учитель! – я потихоньку приходил в себя и даже успел нашарить в слое пыли яблоко. – Как мог оказаться один из высших дэймьенов в этой грязной кузнице?

В следующее мгновение я всё же пропахал мордой хорошую канаву в пыли и сквозь красивые искорки в глазах увидел, как перед моим носом грохнулась кочерга, изогнутая причудливым образом.

– В следующий раз по рогам прилетит что-то более существенное. Никогда не смей оскорблять это место! А теперь садись и слушай. Времени хватит, пока бессары руду не притащат для выплавки металла.

Крылья с лёгким шуршанием скрылись за могучей спиной, которую тут же накрыл плащ. Мовалех присел на скальный выступ, служивший в кузнице и столом, и верстаком, и моим ложем. Положив на лапу кусок мела, которым мы рисовали чертежи, он показал его мне:

– Смотри. Это мир Терры. А это, – сверху опустилась тонкая пластинка слюды, на которой умостился кусочек угля, – наш мир. И между ними очень тонкая грань.

Мовалех накрыл второй лапу всю конструкцию и крепко сжал пальцы:

– Но наши миры – это одно целое. Понимаешь? И только вот эта тонкая грань не позволяет смешаться им окончательно. Но есть время, когда между нашими мирами открывается переход и мы можем легко проникнуть в земли Терры. У них это время называется Рождеством. И именно в это время по какой-то старой договорённости между нашими правителями дэймьены имеют возможность охотиться за людскими душами, которые после возрождения в Аадере, становятся нами. Кто-то – ничтожеством, вроде бессаров, кто-то – дэймьеном, кто-то, хоть и крайне редко – сразу архдэймьеном. Но это бывает только раз в год. Время жатвы душ. Это не значит, что мир людей закрыт для нас всё остальное время. Даже бессары, не говоря уже о дэймьенах, могут по своей воле проникать в земли Терры. Но время, когда мы можем вести свои тысячи сотен на охоту за душами, бывает только раз в году. Для каждой сотни – свой переход, в своём месте. Пророчества говорят, что когда перевес душ будет на нашей стороне, то эта тонкая грань исчезнет, и мир Терры будет под нашей властью. Но не всё так просто, как кажется. Мир людей вполне успешно может нам противостоять.

– Сжигающие?

– Они самые. Наделённые частичкой своего бога, они имеют силу, равную нашей. Но знаешь, что самое поганое? В любой момент ты можешь напороться на рядового церковника, вера которого так сильна, что даже архдэймьен трижды подумает, прежде чем вступить с ним в схватку. И не забывай о ловчих. Они не менее опасны, чем церковники, хоть и не обладают их силой. Но их мечи и арканы могут доставить немалые неприятности.

– Но у нас же есть мечи, пьющие душу!

– А у них священный огонь веры и полные карманы разных штучек, от которых не только рога в спираль закручиваются, но и чешуя с тела осыпается, как окалина с раскалённой заготовки под ударом молота. Поэтому, забудь о том, что тебе говорили до этого про переход. Это не прогулка, а боевой поход, из которого ты можешь и не вернуться. Ты просто сгоришь в огне веры, в Святом Пламени. Без права на возрождение. Но...

– Но?

– Во всём можно найти плюсы. Даже в этом походе, когда ты рискуешь собственной шкурой.

– Вино и женщины?

– О, да! Арзакиил, я тебе уже говорил о них. Ты можешь себе представить полную тележку яблок? Ту, к примеру, на которой бессары привозят нам руду.

Тележка была очень большая и всей моей фантазии не хватило представить столько яблок, как я ни силился.

– Вижу, что сложно такое представить такое. Тогда просто поверь, что эта тележка яблок не принесёт тебе такого удовольствия, как глоток хорошего вина. Про женщин я вообще молчу – это пока выше твоего понимания. До первого раза, пока не попробуешь.

Я с трудом проглотил слюну и посмотрел на яблоко, которое уже не казалось мне чем-то недосягаемым:

– Учитель, но почему вы, архдэймьен, именно здесь, со мной?

– Всё просто. В один из переходов я здорово оплошал и по моей вине в огне веры сгорела почти сотня дэймьенов.

– И вас не отправили в Плавильню? Но почему?

– Потому что, я был единственным в этой части Аадера, кто может ковать мечи, но и делать так, чтобы они пили людские души. И не факт, что после перерождения я не утратил бы это умение. Поэтому, это вроде наказания. Оно закончится тогда, когда я найду способного ученика, который не только сможет стать на одну ступень мастерства со мной, но вернётся из своего первого перехода живым. Даже тысячник думает, что я обычный кузнец, умеющий ковать наши мечи. Вот потому я и сказал, что всё возможное будет зависеть от тебя. Ты мой шанс вернуться в Пандемиус. Вернёшься после перехода с хорошей добычей и живым – станешь полноправным мастером клинков. А я уже позабочусь о крыльях.

– Это будет честью для меня, господин, – я в глубоком почтении к учителю склонил голову.

– Поговорим об этом тогда, когда вернёшься после перехода. Со всеми лапами, к слову. Калеке-кузнецу только одна дорога. И я не желаю после Плавильни видеть возле себя такую тварь, как твой сотник. Ещё есть вопросы?

– Есть ещё один, на который мне никто так и не дал ответа. Учитель, что будет, если дэймьена ударить мечом, пьющим души?

– Да ничего не будет. Вернее, будут обычные раны как от обычного меча. Видишь ли, в чём дело. Эти мечи пьют души тех, в ком есть хоть мизерная частичка тьмы. Если человек нечист и тёмен даже мимолётным помыслом – его душа будет твоя. Но если он чист и верен своему богу, то мы бессильны. К счастью, таких людей всё меньше и меньше, а работы для наших клинков всё больше. Даже среди церковников встречаются такие, в чьей душе тьма пустила ростки. А вот с дэймьенами всё иначе. У нас нет души. Мы сами душа. Та частичка тьмы, что была в человеке, после возрождения в Аадере, становится тем, кем суждено. И в нашем мире нам ничего не грозит от наших мечей, кроме обычных ран, которые вскоре исчезают. Но вот в землях Терры... Ты просто умрешь. И даже быстрее, чем от огня церковников. Поэтому, мой тебе совет, никогда не выпускай меч из рук. Даже, когда будешь лежать на женщине с бокалом вина в лапе. Ещё вопросы?

– Нет, учитель. Пока всё ясно. Скорее бы переход...

– А я разве не сказал? Переход открывается через пару дней.

 

 

Конгрегация Доктрины Веры. Ватикан.

– Николетта, – ладони Антонио Барберини, слегка сжали запястья девушки, – осталась самая малость – одобрение и посвящение.

– Ваше Высокопреосвященство, вы всё ещё верите, что я смогу стать первой женщиной среди ловчих?

– Не только верю, но и знаю. За последний год учёбы ты добилась того, что не снилось даже опытным ловчим. Твои умения, твоя вера сделают тебя поистине выдающейся находкой. И уникальным орудием в руках церкви.

– Тогда я спокойна. Осталась же самая малость – убедить во всём этом членов Конгрегации, – девушка грустно усмехнулась. – Боюсь, что всех моих знаний и умений будет для этого недостаточно.

– Вера, Николетта, вера! Только она способна в нашей жизни изменить всё так, как угодно Богу. И я не сомневаюсь, что посвящение тебя в ловчие – богоугодное дело. А теперь иди и не возвращайся без пояса ловчего.

Кардинал подтолкнул девушку к массивным дверям, отделяющим зал Конгрегации от приёмной, и зашептал молитву, осеняя Николетту крёстным знамением, следуя за ней.

Ступив под высокие своды зала, девушка лишь на мгновение остановилась, но тут же уверенным шагом, беззвучно касаясь подошвой сапог мраморного пола, пошла к дальней стене, у которой собрались кардиналы и епископы Конгрегации доктрины веры – одной из основ и столпов Святого Престола. Остановившись на середине зала и преклонив колено, стараясь не задеть ножнами меча холодного камня пола, она длительное время слушала отчёт своего покровителя, кардинала Барберини, о достижениях подопечной. И не менее длительное время разглядывала прожилки мрамора, слушая гнетущую тишину, изредка нарушаемую невнятным шепотом членов Конгрегации.

– Мы нисколько не сомневаемся в навыках и умениях вашей ученицы, монсеньор Барберини, – раздавшийся после томительного молчания голос, заставил Николетту слегка напрячься. – Мы вполне допускаем, что она может не только на равных условиях с остальными ловчими выполнять свою миссию во имя Господа, но и в чём-то превзойти их. Но... Она же женщина!

Внутри у Николетты всё оборвалось, все чувства, все переживания и волнения превратились в горький комок, подкативший к горлу, затрудняя дыхание. Она уже собралась подняться во весь рост, как вдруг кардинал сам так резко дёрнул её вверх, что она чуть не подпрыгнула.

– Если она женщина, то в ней меньше веры? Или в ней меньше ненависти к адским созданиям? Вы просто не видели, на что способна эта женщина. Ловчие!

С последним словом кардинал хлопнул в ладони и отошёл в сторону. Взоры присутствующих обратились к открывшимся дверям, в которые вошли двое ловчих. За собой на руках они тащили немалых размеров клетку с наброшенным на неё плащом. Не доходя до девушки несколько шагов, клетка была поставлена на пол, а ловчие, по жесту кардинала разошлись в стороны, положив ладони на рукояти мечей, висевших на поясе. Кардинал же одним движением сдёрнул плащ с клетки и под сводами зала прокатился вскрик, в котором многоголосо сплелись, и страх с изумлением, и отвращение с негодованием:

– Как вы посмели? Кардинал Барберини, Ваше Преосвященство! Вы слишком многое себе позволяете!

За тонкими прутьями решетки из древесины оливы, которые легко удерживают даже демона, находился бес. Обломки недоразвитых рогов, подпаленная шкура, пустая глазница с сочащейся черной кровью. Видно было, что бес сел в клетку не по своей воле. И теперь его единственный глаз, пылающий поистине адской ненавистью, смотрел на происходящее вокруг него. Епископы и кардиналы, вскочившие со своих мест, нервно оглаживали сутаны и не могли отвести взгляд от беса. Не так часто им приходилось встречаться с тем, с кем им и суждено бороться. Пусть и не своими руками. Но не успели представители Конгрегации успокоиться, как с криками прижались к стене, потому что ловчие по знаку кардинала Барберини молниеносно рубанули мечами по тонким прутьям решётки, отчего бес с рычанием распластался на полу узилища, но тут же, разметав обломки, вырвался наружу. Здание Конгрегации доктрины веры потряс торжествующий рёв, затихший под высокими сводами зала. Кардинал Барберини же просто скрестил руки на груди и с усмешкой наблюдал за припавшим к полу бесом, не обращая внимания на ловчих, ставших по бокам от него с обнажёнными клинками. Переведя взгляд на застывшую Николлетту, он улыбнулся и слегка кивнул головой в сторону дьявольского создания. И девушка сорвалась с места, разрывая повязки плаща, выхватывая меч. Бес взрыкнул и всеми лапами оттолкнулся от пола, прыгая на несущуюся на него девушку с занесенным для удара клинком. Сильный толчок ногой и Николетта взмыла над проносящимся под ней бесом, одновременно опуская клинок и вновь возвращая его в прежнее положение. Ремень с ножнами, сорванный острыми когтями и лапа, на которой эти когти были, упали на мрамор пола почти одновременно. Мягко приземлившись на чуть согнутые ноги, девушка развернулась и стряхнула с клинка капли чёрной крови, лишь слегка морщась от непривычного рёва беса, заставившего многих кардиналов закрыть уши ладонями. В воздухе ощутимо запахло серой... Не обращая внимания на струи крови из отрубленной конечности, адское создание вновь ринулось в атаку. Николетта сжала второй ладонью яблоко меча и слегка отвела клинок в сторону, готовясь нанести решающий, и последний удар. И когда уже когти уцелевшей лапы летели к её шее, она резко рубанула клинком, приседая. Но в то же мгновение упала на спину – хвост беса опутал её ноги и резко дёрнул. Уже в падении по локтю пришёлся удар ноги и меч отлетел в сторону. Бес торжествующе взревел и сомкнул лапу на горле Николетты, поднимая её над собой. Не успела пасть, полная острых клыков, коснуться девушки, как лапу сжала девичья ладонь. Торжество рёва сменилось оглушающим воем боли, когда вспыхнула оставшаяся на бесе шерсть, а потом и сам он рассыпался искрами с языками разноцветного огня, как фейерверк венецианского карнавала. Все присутствующие в зале заворожённо смотрели за гаснущими искрами, превращающимися в чёрные хлопья пепла, и лишь спустя секунду обратили взоры на девушку. А та уже стояла и недоумённо оглядывала свою ладонь, на которой и следа не осталось от огня, убившего беса.

– Святое пламя... Сжигающая...

Благоговейный разноголосый шёпот раздался в зале и все присутствующие преклонили головы в сторону удивлённой Николетты, осеняя себя крестным знамением. А она с непониманием смотрела то на собравшихся духовных лиц, то на своего наставника. Впрочем, лицо кардинала Барберини выражало то же удивление, что и лица всех остальных.

– Видит Бог, что я и сам до этого часа не подозревал, – наконец совладал с собой кардинал. – Мы готовили её как простого ловчего и даже не думали, что в ней есть частица Господа.

– Это ваше упущение и мы ещё подробно поговорим о нём и всём, что тут произошло.

– Упущение? А не ваша ли Конгрегация наложила запрет на пленение демонов и бесов? Ведь зачастую только при прямом контакте с ними у ловчих просыпается дар Сжигающего. Я даже боюсь представить, сколько душ сыновей божьих забрали с собой демоны, а мы так и не узнали – был ли у них дар. Если бы в нашем распоряжении были даже мелкие бесы, представляете, как проще было бы находить Сжигающих? Представляете, какой бы силой стала обладать Церковь в борьбе с дьявольскими отродиями? Надеюсь, что произошедшее будет достаточным поводом для отмены вашего решения. Тем более, что тут поистине уникальный случай. Сжигающая. Кто-то помнит, чтобы Святым пламенем обладала женщина?

– Скажите спасибо Господу и вашей ученице, что всё так обернулось. В ином случае, кардинал, за свой поступок вам пришлось бы отвечать совсем не перед нами. Надеюсь, теперь вы понимаете, что Николетта Манджолини переходит под наше покровительство, а её обучением займутся лучшие наставники Сжигающих.

Из ряда священников вышел молодой кардинал и направился к Николетте.

– Девочка, – ладонь кардинала коснулась её ладони, – ты пришла за поясом ловчего, но благодаря воле Его, обрела нечто большее. Готова ли ты служить Господу нашему во Имя Его?

– Да, Ваше Высокопреосвященство, – Николетта попыталась преклонить колени, но рука кардинала увлекла её за собой.

– Тебя проводят. Теперь тебе нужно многому научиться. Чем скорее, тем лучше для нас всех и для тебя в первую очередь.

Глядя на удаляющуюся Николетту в сопровождении секретаря Конгрегации, кардинал Барберини подождал, пока за ними закроется дверь и обратился к рассаживающимся по своим местам кардиналам с епископами:

– Вы уверены, что успеете? Ведь через пару дней уже Рождество Христово. А мы до сих пор не знаем, где откроется переход.

– Не волнуйтесь, нам это известно. В нужное время и в нужном месте будут собраны все ловчие и Сжигающие. А насчёт Николетты мы позаботимся.

– Хорошо. Тогда добавлю одну небольшую деталь, которая может вам пригодиться. В один из переходов, который открылся на Эксквилинском холме, дьявольской сотней командовал известный нам архидемон Мовалех. Вам это известно. Равно, как и то, что он был почти в наших руках, но жертвуя остальными демонами, он всё же ускользнул, перебив отряд ловчих, среди которых был Леонардо Аркони, жених Николетты. К слову, он был одним из лучших ловчих Святого Престола.

– Она знает об этом?

– Конечно. Я думаю, что это и сыграло решающую роль в том, что в обучении искусству ловчих, она превзошла практически всех, кого я знаю.

– Жажда мести? Эмоции? Это не всегда хорошо. Особенно, в случае со Сжигающими.

– Месть ею двигала на первых порах обучения. Потом же она переросла в Веру. Веру того, что Свет Божий восторжествует над силами тьмы. Но самое главное заключается в следующем: у беса, которого ловчие поймали вчера и с которым расправилась Николетта, удалось выпытать, что в этом переходе будет снова Мовалех. Говорить об этом Николетте или нет – это уже вам решать.

 

 

Окрестности Пандемиуса. Место Перехода.

Горячий воздух приятно обдувал тело, унося прочь запах свежевыделанной кожи. Перевязь меча то и дело сползала с бёдер, отчего наконечник ножен меча стучал о камни, усеявшие нашу дорогу к темнеющей расселине в скале. Наверное, мне надо было больше уделять времени не столько владению мечом, сколько его ношению.

Как сказал Мовалех, уже совсем скоро в разных местах Пандемиуса откроются тысячи Переходов в мир Терры, чтобы отборные сотни и тысячи дэймьенов перешагнули границу наших миров. И это не считая огромного числа бессаров, то и дело вертящихся под ногами. Мало того, что проклятые ремни так и норовят сползти ниже хвоста, так ещё и эти мелкие недоноски...

– Смотри, куда прёшь! – взвизгнуло снизу. – Сразу видно, что первоходок! Меча ни разу в жизни в руках не держал?

Рядом мелкими шажками семенил совсем мелкий бессар и злобно зыркал на меня снизу вверх, потирая когтистой лапкой правый рог.

– Я эти мечи делаю!

В следующее мгновение маленький поганец визжащим комком улетел за ряды впереди идущих дэймьенов от моего пинка. Находившиеся рядом со мной бессары как-то сами исчезли из поля зрения.

– Развлекаешься? – на освободившееся место вышел Мовалех и зашагал рядом, придерживая края плаща в усиливающихся порывах уже раскалённого воздуха. – Это хорошо. Главное – не теряй самообладания и постарайся не терять меня из виду.

– Да, мой госп...

– Пока я для тебя и для всех просто Мовалех, - перебил меня архдэймьен, – но это ненадолго. Пришла пора заканчивать этот маскарад.

Хитрый и в то же время зловещий прищур жёлтых глаз дополнил хлопок по спине, приглащающий следовать за учителем. Стараясь больше никого не задеть, я поспешил за ним, наблюдая, как стройные ряды дэймьенов будто сами по себе расступаются перед Мовалехом, быстрым шагом направляющемуся к голове колоны.

Наконец, наша сотня выстроилась полукругом в несколько рядов на площадке возле расщелины, которую отделял от нас Ардан, снимающий с пояса перевязь и вынимающий меч из ножен.

– Объясняю для тех, у кого это первый Переход. Пьющие Души никогда не должны покидать ваших лап. Может случиться так, что та секунда, которую вы потратите на освобождение меча из ножен, будут стоить вам вашей никчёмной жизни. И если я кого-нибудь увижу без клинка, то лично срублю этому ублюдку его кривые рога! А теперь...

– А теперь заткнись и приготовься к Переходу, сотник Ардан.

– Кто посмел???

– Тот, кто имеет на это полное право, – ряды дэймьенов расступились, пропуская вперёд Мовалеха. – Стань в строй, сотник.

– Ты забываешься, кузнец! – Ардан, оскалив клыки, смотрел на приближающегося учителя. – То, что ты мастер клинков, не даёт тебе право на такую дерзость! Или ты рассчитываешь на поддержку тысячника? Так речь шла только о твоём ученике, но никак не о тебе. Поэтому быстро в строй, пока не остался в своей грязной кузнице ковать скребки для копыт бессаров!

Я уже мчался навстречу этой скотине, надеясь вбить уважение к нашей кузнице если не кочергой, то хотя бы хорошей зуботычиной, как чуть не растянулся на камнях, запутавшись в плаще учителя. Крылья, которые сорвали с плеч этот плащ, так предательски опутавший меня, расправились за спиной Мовалеха, молча смотревшего на сотника. Тот же, в свою очередь был так поражён увиденным, что казалось, будто он вот-вот сделает шаг и пощупает эти крылья, в надежде на то, что его просто обманывают. Но надо отдать должное выучке старого бойца, который всё же переборол себя и преклонил колено перед архдэймьеном:

– Мой господин! Простите мне мою грубость! Я не знал, что вы...

– Арзакиил! – голос учителя вывел меня из сладкого созерцания унижения того, кого я не раз мечтал придушить своими лапами за всё время обучения. – Иди сюда.

Кое-как выпутав ноги из проклятого плаща, я поспешил к учителю. Но не успело моё колено коснуться земли в почтительном поклоне, как сильная лапа рывком привела меня в вертикальное положение

– Если бы ты знал о том, чей это ученик, то был бы снисходителен к нему во время обучения. Зато вместо этого с него вылилось пота и крови не меньше, чем с любого из этой сотни. Я даже благодарен тебе за то, что в обучении он превзошел если не большинство, то многих. До такой степени, что после перехода он смог бы легко занять твоё место.

– Спасибо, мой господин, – Ардан сник и его голос звучал совсем тихо. – Разрешите стать в строй?

– Не разрешаю. – Мовалех с усмешкой смотрел на изумленное лицо сотника. – Ты обучал эту сотню. Знаешь сильные и слабые стороны каждого дэймьена. Ты останешься сотником и поведёшь нас. Кардинально вмешиваться в командование сотней я не буду, но за любой промах ты даже рогами не расплатишься. Запомни это! И ещё. Если вся сотня вернётся без потерь, то в следующий Переход ты поведёшь тысячу. Командуй, сотник Ардан!

– Да, мой господин! – Казалось, что дэймьен даже стал выше ростом, воспряв от последних слов Мовалеха. – Сотня! Мечи из ножен! Разбиться на тройки! Приготовится к Переходу! И если хоть один убл...

– А теперь, Арзакиил, слушай меня внимательно, если хочешь пережить свой первый переход, – Мовалех, уже не обращая внимания на сотника, увлёк меня за собой к расщелине, которая начала пульсировать и переливаться ярко-красными прожилками. – Во время Перехода вдохни и задержи дыхание. Первым на той стороне должен быть выдох, а не вдох. Мало того, что это позволит ошеломить и испугать вероятного противника...

– Ловчих?

Сильный тычок рукоятью меча по рёбрам заставил меня глухо всхрипнуть.

– Не перебивай! И ловчих, и церковников. Никогда не знаешь, на кого напорешься на той стороне. Первым должен быть выдох. Запомни. И не теряй меня из вида, что бы ни произошло. У меня есть незаконченное дельце и ты поможешь мне в нём.

– А души? Учитель, это же и есть смысл Перехода!

– Этого добра я тебе обещаю с избытком. А теперь вперёд.

И учитель подтолкнул меня в сторону сотни, стройными тройками исчезающей в красно-чёрных всполохах расщелины.

 

Рим. Окрестности церкви Сан-Теодоро.

Казалось, что я только коснулся черноты расщелины, как уже стоял на гладких камнях вместо скалистой земли. Непривычно яркое солнце и пугающая синева неба заставили исторгнуть из меня весь воздух, который я задержал по совету учителя. И тут же чуть не выронил меч от потока пламени, вырвавшегося из моей пасти. Горло свело судорогой и я не смог сделать вдох, пока сильный удар по спине не позволил сквозь стиснутые клыки влиться свежему воздуху. Такому сладкому, чистому.

– Ошеломить и испугать противника? – Я повернулся к довольно ухмыляющемуся Мовалеху. – Да я сам чуть не ...

– Тихо! – Зашипел тот, бесцеремонно зажимая мне пасть своей лапой.

– Франческа! – со стороны строения из гладко отёсанных камней донёсся непривычно тонкий, но завораживающий голос. – Опять твой Чезаре клопов травит? Снова весь дом серой провоняет! Не нашёл другого времени, как в святой день этим заниматься?

– Да ты везунчик, Арзакиил! – горячо зашептал учитель. – Первый Переход и сразу на женщину наткнулся!

– Женщина? – Мне почему-то вспомнилось яблоко и пасть тот час же наполнилась слюной.

– Она самая! Иди уже за своей первой душой и первой женщиной, ученик. Только не нужно её слюнявить как яблоко.

Оглянувшись на тройки дэймьенов, появляющихся буквально из воздуха и расходящимся по узким улочкам, я осторожно побрёл к густым зарослям зелени, закрывавшим узкий проход между гладкими стенами. Меч как влитой лежал в слегка отведённой назад лапе, а второй лапой я уже раздвигал упругие стебли, ощущая сладкий аромат чего-то непонятного, но притягательного. Между двумя приземистыми деревьями были натянуты веревки, на которые вешала какие-то светлые тряпки ... Женщина? Да, даже без многократного описания Мовалехом, я бы понял, что это именно она. Никто не может иметь такое стройное и маленькое тело, такие длинные пряди шерсти на голове и такой запах. Не запах, а просто аромат, сводящий с ума. Перед взором промелькнула тележка полная яблок и я довольно громко сглотнул слюну, уже во всю капавшую мне на грудь.

– Франчес... – женщина обернулась, замерла и тут же зашлась в истошном крике, которому бы позавидовал и сам сотник.

Одним прыжком я оказался возле неё и уже у самой земли подхватил лапой бесчувственное тело. Ноздри затрепетали от сотни запахов, тело наполнила непонятная сила и я с удивлением ощутил странное тепло внизу живота. Крепче сжав тонкое тело, я неосознанно провел острием меча по тряпкам, укрывавшим женщину. Мовалех говорил, что это называется одежда, если не ошибаюсь. Клинок скользил выше, оставляя за собой разрезанные края ткани, открывая взору белую мягкую кожу.

– Арзакиил! – Рядом бесшумно возник архдэймьен. – Быстро уходим!

– Но, учитель! – Я с трудом оторвал взгляд от женского тела и недоумённо взглянул на Мовалеха. – А как же ...

– Некогда! – прорычал он и с силой ударил по яблоку меча. – Быстро за мной!

Острый клинок совершенно беспрепятственно вошел в грудь женщины и ощутимо потеплел, наливаясь приглушённым сиянием. Женщина в моей лапе вздрогнула, но не пришла в себя. Так же легко меч покинул её тело и я уже бежал вслед за Мовалехом, оставляя за собой капли красной крови, капающей с острия клинка. В считанные мгновения сожаление о близкой, но упущенной мечте, сменилось удовольствием от первой души, которую выпил мой меч. Странные чувства, вызванные женщиной, уступили место небывалому ощущению силы и лёгкости, отчего я чуть ли не летел над землёй.

– Учитель, что за спешка?

– Церковники. Каким-то образом они всегда знают, где мы появимся. И это происходит в каждом Переходе. Но в этот раз мы их обхитрим! Я знаю эти места и нам нужно только перейти реку, чтобы добраться до самого сердца церковников! Вон, смотри!

Мы выбежали на площадь, по которой в панике метались люди – тройки дэймьенов исправно работали мечами. Клинки взметались вверх, щедро орошая воздух каплями крови, и опускались на новые жертвы.

– Сейчас тут будет полно церковников и они будут заняты нашими бойцами. Мы в это время проберемся такой тропой, о которой они даже и не подумают. Ардан!

Сотник, державший в лапе визжавшую женщину, обернулся, одновременно снося клинком ей голову, оскалился в довольной усмешке:

– Мой господин?

– Пять троек в моё распоряжение. Быстро!

 

Рим. Клоака Максима.

Два десятка ловчих сливались со стенами подземелья в тусклом свете редких факелов. Даже наконечники стрел, уложенных на тетиву луков, не выдавали своим блеском стрелков – копоть от факелов заранее скрыла их. Все ждали в полнейшем молчании. Только река нечистот, несущаяся в Тибр, нарушала тишину.

– Ваше Преосвященство, вы уверены в задуманном? – Николетта тихо прошептала сквозь плотную повязку, призванную оградить человека от той страшной вони, которая витала вокруг. – Не проще ли было встретить демонов наверху и всеми силами дать им бой?

– Девочка моя, я уже хорошо знаю эту тварь. У Мовалеха нет иного пути, чтобы пробраться в Ватикан. Все проходы к мостам и самому Тибру уже перекрыты и ему ничего не остается, чтобы спуститься в клоаку. И он не настолько глуп, чтобы прорываться наверху с боем – ему нужен каждый его клинок. Но здесь они ему не помогут. Это для него будет последний Переход. Все места, через которые можно пробраться под землю, мы заранее засыпали. Ему ничего не остаётся, как идти к нам в руки.

Кардинал Барберини отвёл полы плаща и с тихим шелестом вытащил из ножен длинные кинжалы, больше похожие на короткие мечи:

– Видишь эти клинки? Это работа лучших оружейников Рима. Впрочем, как и все клинки наших ловчих. Но сами по себе они – просто куски стали. Даже в столь умелых руках, как твои. Но мы тщательно подготовились к этому Переходу – в каждом нашем клинке есть частичка демонских мечей. И теперь даже лёгкая рана будет смертельна для посланников Ада. Но это не все сюрпризы, которые мы им приготовили. Что?

Кардинал склонил голову к подошедшему бесшумной тенью ловчему, выслушивая тихий шёпот. Кивнув, он звонко ударил клинком о клинок и отступил в тень небольшой ниши. Все ловчие, услышав условный звук, так же слились со стенами подземелья.

Из темноты расщелины, по обе стороны которой притаились ловчие, послышался шум. Небольшие камешки, прокатившись по скалистому берегу клоаки и тихонько булькнули в зловонную жижу. Вслед за нарастающим шумом и топотом из темноты начали появляться демоны. Блестящие в тусклом свете клинки, чешуйчатые тела, переплетённые жгутами мышц, рога, когти и клыки... Николетта крепче сжала рукоять меча и не отводила взгляд от демона, за спиной которого виднелись сложенные крылья. Архидемон. Мовалех. Тот, который изменил всю её жизнь. Демон же, оглядевшись, указал мечом в лапе вниз по течению реки нечистот:

– Туда! Быстро!

Но не успел он сделать и пары шагов, как обернулся на шум и грохот, в одно мгновение наполнившие подземелье клоаки – расщелина, из которой появились демоны, исторгла из себя кучу камней, которые всё прибывали и прибывали, надёжно запечатывая проход. Скрип распрямившихся луков, звонкие щелчки тетивы по перчаткам ловчих и почти половина адских созданий вспыхнула ярким пламенем, осветив не только подземелье, но и всех ловчих. Остальные демоны, ловко отбивая клинками мечей новый поток стрел, устремилась в атаку. Своды клоаки наполнил шум сражения – ловчие, откинув луки, тоже взялись за мечи, встречая ими клинки противника. Мовалех, уклонившись от выпада ловчего, заревел:

– Кардинал! Выйди ко мне, чтобы я лично вырвал твоё трусливое сердце и сожрал на твоих глазах! Ты ведь здесь!

Антонио, сбрасывая с плеч плащ, покинул темноту ниши и развел в стороны руки с клинками:

– Вот мы и встретились, Мовалех! Отсюда больше нет выхода и тебе не удастся скрыться от карающей руки Господа! Тебе понравились наши стрелы? Теперь любой кусок стали в наших руках будет смертельным для любого исчадия ада! Твоя же работа тебя и убьёт!

Но не успел он атаковать демона, как черной тенью перед ним возникла Николетта.

– Я даже и мечтать не могла, что встречусь с тобой. Но теперь ты ответишь за все души, которые по твоей вине горят в адском пламени. И за моего Леонардо!

– Николетта! Нет! Не смей!

Но девушка уже неслась навстречу демону, занося клинок для удара. Демон же, легко блокировав острую сталь своим клинком, глухо рассмеялся:

– Девочка, не вмешивайся. Да ещё с каким-то своим Леонардо!

– Он был ловчим, – девушка молнией металась вокруг демона, нанося и блокируя удары, – которого ты убил! Которого забрал у меня!

– Так вот, в чём дело! Ну, так у меня для тебя есть сюрприз, девочка! Арзакиил!

С этими словами демон отбил очередной выпад Николетты и отпрыгнул в сторону.

– Займись ею, пока я решу проблему посерьёзнее!

Из толпы сражающихся выскочил демон и ринулся к девушке, размахивая сверкающим клинком. Но та, вытянувшись струной, вдруг резко рухнула вниз, выставив клинок, на который и напоролся демон. Меч звонко упал на камни и в желтых глазах адской твари промелькнуло изумление, прежде, чем всё тело обернулось ярким пламенем.

– Арзакиил!!!

Клинок Мовалеха уже опускался на девушку, как со звоном был отбит ударом тяжелого кинжала. Удар ногой в грудь и демон отскочил в сторону от кардинала.

– Николетта! В сторону!

– Я сама!

– Значит, вместе!

И три клинка замелькали размытыми полосами, обрушивая на демона всю ненависть. Тот же, без усердия отбивал все удары:

– Это довольно мило, кардинал! Девочка, а ты знаешь, кого ты убила? Я ошибся, думая, что мой ученик способен стать моим оружием. Видимо и ловчим он был таким же.

– Ловчим?

Девушка на мгновение замерла.

– Не слушай его!

Но девушка, вздрогнув, уже смотрела на ручеёк крови, стекающему по клинку, вошедшему в её грудь. Закричав, кардинал вогнал оба кинжала в бок демону, но тут же был отброшен ударом лапы. Сползая по стене, теряя сознание, он успел услышать демона, вырывающего клинки из своей плоти:

– Ты ошибся в одном, церковник – клинки заговорившего их никогда не убьют его самого. Что же до тебя, девочка, то дэймьен, которого убила ты, до перерождения был ловчим. Одним из лучших. Он стал моим учеником и я пророчил ему хорошее будущее в землях Аадера. Но я ошибся. Зато теперь у меня будет новая душа. Твоя!

И лапа демона глубже загнала клинок в грудь девушки. Изумлённое лицо Николетты исказила гримаса ненависти.

– Будь ты вечно проклят!

И ладонь девушки из последних сил сомкнулась на горле ухмыляющегося демона. Уже почти погрузившись во тьму, Антонио Барберини проводил гаснущим взглядом яркую полоску света, улетающую вверх сквозь чёрные хлопья пепла от сгоревшего в Огне Веры архидемона.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 2. Оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...