1

 

– Ты снова пыталась сбежать.

Мэй смотрит в окно и видит лес, который ее подвёл.

– Вовсе нет. Мы с Дорой гуляли.

Дора сидит на соседнем стуле с виноватым видом, таращится в одну точку глазами-бусинками. К ее платью, сшитому из старой наволочки, прилипла еловая иголка.

– Я проверил твой рюкзак, – Мо поглаживает бороду, и Мэй знает: он делает так, когда нервничает. – Ты собиралась в дальний путь, принцесса. Но куда?

Мэй протягивает руку и стряхивает с Доры еловую иголку, которая мешает думать, а после этого смотрит Мо прямо в глаза.

– Ты же сам всегда говоришь, что я должна быть смелой. Чтобы всех спасти. Ты говоришь, я должна быть смелой, но как, если ты меня никуда не пускаешь?

– Мы много раз это обсуждали...

– Нет, это ты говорил! - когда Мо наткнулся на неё в лесу, у ручья, далеко от дома, Мэй мысленно пообещала держать себя в руках, но пока получается из рук вон плохо. – Ты говорил... А я считаю по-другому.

– И ты имеешь на это полное право, – у Мо, в отличие от неё, всегда получается сохранять самообладание, и поэтому он вечно побеждает. – Но до тех пор, пока ты – ребёнок, я за тебя отвечаю. Ты знаешь, как ты важна. Важна для всех нас. Я не могу позволить, чтобы с тобой случилось что-то плохое.

И Мэй сдаётся. Она и вправду чувствует себя ребёнком, и, честно говоря, успела промокнуть в ручье и расцарапать ногу. Может быть – самую чуточку – она даже рада, что Мо ее догнал.

– Ну, извини, – говорит она и делает жалобное лицо, которое – она знает – действует на него безотказно. – Извини, ладно? Я просто хотела попробовать дойти сама.

– Ты же знаешь, что одна никогда туда не доберёшься, – он все ещё хмурится и гладит бороду, но Мэй чувствует: его голос теплеет. Он никогда не может злиться на неё слишком долго.

 

Вечером, после ужина, на уроке истории, между ними все почти хорошо. В камине огонь уютно хрустит ветками, а за окном идёт дождь. «Наверное, все птицы и звери в лесу попрятались», – думает Мэй, но почему-то от этого вечер становится ещё уютнее.

– Пятый правитель династии Лиаретов? – спрашивает Мо, поправляя очки и заглядывая в свои записи.

– Файон.

– А шестой?

– Дэй, его дочь.

– Очень хорошо.

Пока Мо сосредоточенно листает блокнот, Мэй спрашивает, надеясь отвлечь его от теста:

– А как насчёт моей мамы? Она приходилась Дэй внучкой, верно?

– Верно, принцесса, – Мо рассеянно откладывает записи и помешивает травяной чай в зеленой чашке. – Она унаследовала от Дэй ярко-синие глаза, фамильную черту Лиаретов. У тебя тоже такие.

– Мама была красивой?

– О да, очень. Даже в тот день, когда она отдала мне тебя... Она была так напугана. Я знал это. Но вела себя истинно по-королевски. «Мо, – сказала она мне в тот день, – береги Мэй. Она – последняя наследница Лиаретов, надежда Чёрной Луны. Однажды вестники победы найдут ее, и верноподданные поднимутся на защиту королевства и станут ее воинством... Но до тех пор – будь ее отцом, братом, другом... Поклянись».

– И ты поклялся, – прошептала Мэй, хотя уже не раз слышала эту историю.

– Конечно, – Мо улыбнулся ей, и она поняла, что больше он на неё не сердится – совсем. – Как же иначе? И я исполню клятву. Буду защищать тебя, сколько потребуется. Ни Кирпичный Король, узурпатор трона, ни его убийцы... Никто не причинит тебе вреда, принцесса, пока я жив.

Она знает: Мо очень хочет сказать что-то в духе: «Поэтому, будь добра, не совершай больше глупостей», но он молчит, и за это Мэй ему благодарна.

Перед сном, когда он приносит ей в комнату стакан тёплого молока от Бурки, Мэй чувствует прилив огромной любви к нему, и засыпает под шум дождя совершенно счастливой, забыв и про их ссору, и про неудавшийся побег.

 

 

2

 

– Раз-два-три, теперь замри!

Мэй и Дора играют недалеко от дома, чтобы не волновался Мо, когда из леса к границе лужайки выбегает кролик. Выглядит он совершенно как обычный – с серой шерсткой, мощными задними лапами, дрожащей верхней губой. Но это все только на первый взгляд: Мэй знает, что это – Леммини Сэй, лунный кролик, королевский глашатай, который не в первый раз тайком навещает ее.

– Привет, Леммини! Что нового? – она оставляет Дору сидеть рядом с рюкзаком, и подползает к кролику поближе, поглядывая на дом. Ей не хочется, чтобы Мо разозлился.

– Все идёт своим чередом, ваше величество! – кролик встает на задние лапы, вытянув передние вдоль тела. – Войска собираются под ваши знамёна. Они ждут только вас, чтобы пойти в бой. Они любят вас. На их знаменах – имена Мэй и Фэйи, вашей матери. Они готовы отомстить за ваших родителей и ждут приказа. Королевство Чёрной Луны – ваше, если пожелаете взять его.

Мэй срывает сочный листок одуванчика и кидает кролику. Леммини опускается на четыре ноги и принимается за еду, смущенно блестя выпуклым карим глазом:

– Благодарю, ваше величество. Бежал несколько дней без отдыха... Благодарю.

– Я пока не могу пойти с тобой, Леммини... – Мэй задумчиво накручивает травинку на палец, не глядя кролику в глаза. – Я хочу, правда. Но Мо...

– Мо – трус! Подлый предатель короны! – кролик вскидывается на задние лапы, свирепо щёлкает зубами.

– Не говори так про Мо. Мо защищает меня.

– Мо – обманщик! Обманщик! – Леммини притопывает задней лапой, нервно поводит усами. – Он говорил вам, что должны прийти ваши верноподданные... Что ж, вот они! Вот он, я! Идите со мной, принцесса! В бой! Жить или умереть! Жить или умереть!

– Ты свободен, Леммини, – она чувствует, как холодно становится внутри, хотя солнце светит ярко. – Иди, ладно? Передай всем, что мое сердце... Мое сердце бьется вместе с ними... С их сердцами... Но Мо говорит... Мо...

А потом мир вдруг взрывается звуками, и Леммини громко кричит, прежде чем, забыв о Мэй, броситься в лес наутёк.

Окаменев, Мэй смотрит вверх.

Огромная, чудовищная птица, сверкающая железом и стеклом, летит к их с Мо дому. Шум, который производят ее крылья, оглушает, и Мэй зажимает уши, в ужасе глядя на то, как от поднявшегося ветра испуганно пригибается к земле трава на лужайке. За домом тоже шум – чудовищный рёв неведомого монстра.

Мэй судорожно сжимает кулаки, беспомощно смотрит на Дору. Та слепо таращится в небо, бесполезная и до странности неживая.

– Что мне делать, Дора? Что делать?

Дора молчит.

– Мо там, внутри, один... Он там один!

Еще вчера готовая в одиночку вступить в бой с войсками Кирпичного Короля, Мэй чувствует, как холодеет в животе. До сих пор убийцы родителей не давали знать о себе, но теперь они были тут – не в рассказах Мо или Леммини, не на страницах книжек... Теперь ей и вправду нужно действовать. Нужно идти на выручку к Мо – помочь ему так, как он помогал ей всегда.

Крадучись, она идёт в сторону дома. Бесшумно, как кролик, быстро, как змея. Краем глаза она замечает пару безмолвных высоких фигур вдалеке, в тени дубов, и понимает: Леммини пришел не один. Почему же они не подходят ближе, чтобы помочь ей?

Задняя дверь, которую Мо всегда держит запертой, на этот раз – нараспашку. В коридоре темно и тихо, и Мэй чувствует облегчение после наполненного шумом двора. Она прокрадывается к кухонной двери и открывает ее очень медленно, ожидая увидеть зловещих убийц или чудовищ, может быть, даже самого Короля-узурпатора...

Но видит, что их кухня наполнена людьми в одинаковой синей одежде, какой она никогда раньше не видела ни на одной картинке. Мо сидит за столом, и она видит, что на его руках – тяжелые стальные оковы.

Он видит ее раньше всех и одними губами шепчет: «Беги»... Но для этого слишком поздно – ближайший к ней человек хватает Мэй за плечо, не больно, но крепко, не вырваться. Она поднимает голову и утыкается взглядом в его сверкающий золотом значок.

– Не бойся, – говорит он, но Мэй цепенеет от ужаса – до сих пор к ней не прикасалась ни одна живая душа, кроме Мо. – Теперь все будет хорошо. Твои родители ищут тебя. Ты слышишь? С тобой все в порядке?

Кухня вращается у неё перед глазами, и она ничего не понимает, когда кто-то усаживает ее на диван и всовывает в руки стакан воды. Все, что они говорят, звучит, как во сне, и Мэй плотно зажмуривается. Стакан в руке трясётся, и немного воды проливается на пол.

– Не бойся, Мэй. Ты ведь Мэй, правда? Мэй Берри. Мы ищем тебя. Твои родители ищут тебя. Все эти годы... Мэй, ты слушаешь? Теперь все будет хорошо.

Ее зубы стучат о край стакана. Вдруг, не к месту, она вспоминает, что Дора так и осталась лежать на лужайке – совсем одна. Она смотрит на Мо и видит, что его руки дрожат – звякают друг о друга цепи. Он ловит ее взгляд и порывается вскочить.

– Мэй! – она и не думала, что Мо может кричать так громко.

– Эй, уведите его. Быстро! В машину! Уведите...

Сразу несколько человек в форме хватают Мо за руки и тащат к выходу. Мэй пронзительно кричит, не узнавая собственного голоса, и тянется к нему, но ее не пускают. Человек со значком крепко прижимает ее к себе. Стакан падает на пол и разбивается вдребезги. Мо тащат сразу двое или трое, и это последний раз, когда Мэй видит его не на фото и не по телевизору, но он все же успевает сказать ей:

– Пожалуйста, Мэй! Принцесса... Не верь им! Это испытание... Просто последнее испытание, и все. Будь преданна! Будь преданна Чёрной Луне! И они придут за тобой! Они...

А потом дверь за ними захлопывается, и Мэй плачет и вырывается, но человек с золотым значком очень крепко прижимает ее к себе.

 

 

3

 

 

Сигаретный дым плывет по гостиной, и Мэй досадливо разгоняет его рукой – снова придётся проветривать всю ночь, а к утру будет холодно. Их дом не подходит для таких больших приемов – надо будет сказать Бобби, чтобы в следующий раз выставлял своих гостей курить в сад. Она ищет глазами мужа. Он стоит рядом с Анжелой. У неё в руке – «кровавая мэри», и она громко хохочет над какой-то шуткой Бобби так, словно ничего смешнее в жизни не слышала. У камина – подруги Анджелы, оживленно обсуждают что-то, смеются и пьют. Мэй смотрит в другую сторону – там тесным кружком сбились новые коллеги Бобби, которые, кажется, окончательно освоились у них дома. Один даже использовал сувенирное блюдо из Стамбула в качестве пепельницы. Мэй идёт к ним, чтобы отобрать блюдо и выставить их, наконец, в сад – а Бобби пусть потом говорит, что хочет – но вдруг выхватывает из нестройного гула голосов отрывок из разговора компании у камина.

– Да, это она...

– Да брось... Сколько лет ей тогда было?

– Я читал, что двенадцать, когда ее спасли, или что-то вроде того...

– Думаете, от этого можно полностью оправиться? В конце концов, расти в компании психа...

Мэй делает шаг вперёд, не раздумывая, чувствуя, как краснеют уши и шея.

– Вообще-то, десять.

Все вдруг разом умолкают, даже Анжела, и смотрят на неё. Мэй видит, что Бобби предостерегающе, умоляюще качает головой, и отводит взгляд.

– И, раз уж вы считаете возможным обсуждать это у меня дома, отвечу: я в полном порядке, спасибо. Мои родители, реабилитационные центры, доктор Мэвис и ее ассистенты проделали большую работу.

Анжела подаётся вперёд. Она не слышит иронии в голосе Мэй, и ее ноздри подрагивают от любопытства.

– Мэй, дорогая, прости, но, раз уж ты сама об этом... Тот человек... Ты его видела потом? И... Узнала, зачем он все это сделал?

Мэй медлит – некоторое время она выбирает – можно ответить или разбить об голову Анжелы стамбульское блюдо – а потом говорит:

– Нет, не видела. И о его мотивах знаю не больше вашего... Он больной человек, которого покалечили собственные родители, неудачливый писатель...

– Если бы роман, который я писал десять лет, разнесли так, как его историйку, я бы тоже тронулся умом, – говорит кто-то из коллег Бобби, молодой мужчина с лицом настолько глупым, что сердиться на него невозможно.

– Ну, видимо, он захотел создать историйку получше, – произносит Мэй и поворачивается к лестнице, – извините меня.

Некоторое время она стоит на лестничной площадке, ожидая, что Бобби последует за ней, но гул в гостиной остаётся ровным, и голос мужа вплетается в него.

Мэй оставляет стакан на перилах и идёт к комнате с розовой дверью, за которой всегда пахнет печеньем с молоком и детским лосьоном. Она осторожно открывает дверь:

– Милдред? Ты не спишь?

– Нет. Привет, мамочка.

В свете ночника в форме кролика личико собственной дочери кажется Мэй нездешним, чужим. Она садится на край кровати и прижимает Милдред к себе, чтобы очиститься от этого вечера. Дочь уютно устраивается у неё на коленях. За окном начинает накрапывать дождь.

– Мамочка, – шепчет дочь тихо, когда Мэй уверена, что она уже уснула, – вчера я все сделала, как ты велела. Я ничего не сказала папе.

Мэй воровато оглядывается на дверь, а потом медленно кивает:

– Очень хорошо. Папа не имеет к этому отношения. Я горжусь тобой.

Некоторое время дочь молчит, и Мэй понимает – она тоже смотрит на дверь.

– Вчера я видела, мам, – Мэй чувствует, как тонкие волоски на шее поднимаются дыбом, – я видела знамение, о котором ты говорила. Королевство Чёрной Луны... Если я ничего не перепутала, скоро мы окажемся там.

Мэй крепко прижимает к себе дочь и смотрит в окно. Капли расчерчивают стекло, и дождь все усиливается.

– И мы будем готовы, милая, – шепчет Мэй. – Мы долго ждали... И на этот раз будем готовы.

Снизу слышится грохот – кажется, кто-то из коллег Бобби все же разбил об пол блюдо, но это уже не имеет значения.