– Держи посох, Светлый, – сказали они мне. – Иди, твори своё добро.

Спасибо, хоть светлячком по привычке не назвали. Вот я и Светлый...

Я взял новенький ясеневый посох, от которого ещё сладко пахло свежей древесиной и огляделся. Они стояли вокруг меня – Магистр Мак-Нар, декан Корвус, учителя, темники. И все до единого смотрели с насмешкой и какой-то жалостью.

А ведь я за прошедшие годы, как и темники, потом, а бывало и кровью доказал своё право быть магом.

И всё же они жалели меня и словно бы немножко смеялись надо мной. Точно также, как и пятнадцать лет назад, когда я единственный за последние несколько десятков лет при поступлении в Академию изъявил желание попасть на Отделение Светлой Магии. И мало что изъявил – проявил завидное упрямство в отстаивании своей точки зрения. Не помогло ничего – ни увещевания Магистра и деканов, ни насмешки темников. Только ленивый не явился поглазеть на чудо-чудное, стоявшее посредине вымощенного цветным камнем двора Академии. Смотрите-ка, дурачок-светлячок выискался! И откуда тебя только принесло?

Светлая Магия нынче не в чести, сынок, сказал мне тогда Магистр, ты окажешься не у дел. Но я стоял на своём. Я всегда хотел помогать, а не вредить и никто не мог переубедить меня. Формально мне, как Одарённому, не имели права отказать и я был принят на Светлое Отделение. И тут выяснилось, что фактически учить меня некому. Все светлые маги давным-давно переквалифицировались в тёмные. Я видел, опекуну – моему троюродному дяде, что привёз меня в Цветной Город – неловко за моё упрямство, но я не собирался облегчать жизнь ни ему, ни Академии. Так и вижу себя тогдашним насупившимся белобрысым шестилеткой, исподлобья разглядывающим всполошившихся невиданным случаем солидных магов в матово переливающихся тёмных одеждах. На их длинных мантиях из дорогих материй – я с четырёх лет помогал опекуну в лавке и знал цену таким тканям – мерцали самые разные узоры. У одного – извивающиеся коричневые в золотых кольцах змеи, у другого – крадущиеся гибкие чёрно-лиловые пантеры, у третьего – тёмно-багровые скорпионы, воинственно размахивающие жалами.

– Красивые у них картинки на плащах, – шепнул я дядьке, пока вокруг нас шумела неразбериха. – Пантеры особенно. Прям как в той книжке, что дядя Маркус из Златограда привёз.

– Какие пантеры ещё, это тебе со страху мерещится, – пробурчал он в ответ, во все глаза разглядывая высоченные стены и просторный, в мозаике цветочных клумб, двор Академии, её цветные башни и переливающиеся на солнце оконные витражи – когда ещё доведётся побывать в магическом сердце Цветногорья, – но ты прав, проныра, это просто жуть какая дорогущая ткань. И стой смирно!

Дядька был недоволен – привезя меня в Цветной Город, он терял помощника. Но и скрывать мой Дар он не имел права – такой поступок в лучшем случае карался долгими годами тюрьмы. И давая выход дурному настроению, он, хоть я и так стоял ровнёхонько, незаметно для окружающих привычно шлёпнул меня по затылку.

Когда чародеи поняли, с чем столкнулись, им пришлось вызвать из Медвежьего Угла древнего старика – последнего оставшегося практикующего Светлого Мага. До его приезда я – единственный светлячок на сорок с лишним темников – развлекал себя тем, что без устали исследовал чердаки и подвалы Академии и лазил по её многочисленным разноцветным башенкам. А потом приехал мой учитель и положил конец этим нехитрым забавам.

Помню, как внимательно разглядывал его. Ему было лет сто, не меньше. А может и больше – маги живут куда дольше простых людей. Лицо – потемневшее от солнца и времени – исчертили глубокие морщины, глаза – цепкие и внимательные – почти что выцвели от старости. Но держался он молодцом – отпускал шуточки по адресу Тёмного Отделения и почём зря гонял темников.

– Упрямый малец, значитца, – в свою очередь в упор разглядывая меня выцветшими глазами и пряча усмешку в опрятной окладистой бороде, прокомментировал Светлый. – Не хочет быть, значитца, темником, а хочет быть светлячком. Вот и славно. Значитца, будем учиться. Как звать-то тебя, упрямец?

Не ожидая, что он обратится ко мне напрямую, я немного растерялся и замешкался, но быстро собрался с духом.

– Вальтар, – недовольный тем, что меня застали врасплох, буркнул я.

– Вы стоите друг друга, Светозар, – не скрывая усмешки, заметил Магистр и оставил нас наедине.

Дед Светозар обошёл меня кругом, придирчиво оглядел со всех сторон.

– Слушай два главных правила светлячков, – безо всяких вступлений начал он. – Первое – источник света внутри тебя неиссякаем. Второе – тьма это всего лишь отсутствие света. Понял? Повтори.

Как мог, я повторил, сбившись лишь в паре слов.

– Толковый малец, – довольно ухмыльнулся учитель и вдруг с неожиданной нежностью в голосе протянул, – светлячо-о-ок.

Так началось моё обучение. Дед Светозар учил меня многим вещам – лечить, растить, утешать, находить. Мироустройство, чтение, генеалогия аристократии Цветногорья дополняли этот перечень. Уроки длились с утра до вечера. Я узнал, что мир вовсе не заканчивается за Цветным Поясом. Учитель и книги поведали мне о других народах и странах.

У темников было время и на отдых и на забавы, мой же учитель выжимал из меня все соки. Помимо занятий в классных комнатах, мы много времени проводили на воздухе – бегали, плавали, обливались холодной водой и летом и зимой под восторженные улюлюканья темников. Учитель – сухой и жилистый – несмотря на возраст, поначалу обходил меня во всём, но к десяти годам уже я давал ему фору. И это не он терял свою форму, это я улучшал свою.

Пятнадцать лет пролетели как пятнадцать недель. Я вырос, благодаря учителю обзавёлся железным здоровьем, а благодаря заклятым товарищам – колючим взглядом, но – опять же благодаря полученным от наставника урокам – сохранил веру в добро. Дед Светозар почти и не изменился за это время – лишь ещё немного усох, но под широкой мантией небесно-голубого цвета, на которой весело порхали серебряные птицы с четырьмя крыльями, этого не было видно.

Пока шла учёба, я и не задумывался о том, насколько привык к Цветному Городу. Своих родителей я не помнил – слишком рано забрала их Девка-с-Косой, в доме дядьки я был больше прислугой, чем любимым племянником и потому Академия незаметно стала мне родным домом. Нельзя сказать, что проведённое здесь время было сплошным праздником и всё же, когда я понял, что оно заканчивается, мною овладела грусть. Но осознание того, что учитель по-прежнему рядом, подбадривало меня. Я строил самые разные планы на будущее, но независимо от того, представлял ли я себя учителем в Академии, советником в Златограде или послом в Загорье, незаметно для самого себя в каждом из них я оставлял место и для Светозара. И тогда будущее переставало мне казаться зыбким, как трясина возле Гиблых Карьеров.

 

***

Странное это было зрелище – Празднество по случаю завершения учёбы Отделением Светлой Магии. Из учителей были лишь Светозар, как мой декан да сам Магистр, из учеников – только я. Я и Магистр в основном разглядывали знакомый до последнего штриха интерьер залы, лишь Светозар веселился от души.

– Давненько я не отведывал этой чудесной наливочки! – до краёв наливая себе густой малиновой жидкости из пузатого хрустального графина, – восклицал он. – И ты налей, Джарвиз, не сиди тучей.

Посмеиваясь, он толкал в бок Магистра и тот с кислым видом плескал себе на донышко бокала душистой малиновки. Я теперь тоже мог пить подобное, но наливка не развеселила меня – хмурое лицо Магистра не давало мне покоя. Я прекрасно видел – чем больше веселился Светозар, тем мрачнее становился Магистр Мак-Нар.

Разошлись мы далеко за полночь. А наутро я узнал, что Светозар умер. Стоя в его спальне, я оцепенело смотрел на неподвижное иссохшее тело учителя, который за последние пятнадцать лет стал мне родным. Сейчас, когда я видел его обычно подвижное смеющееся лицо замершим в восковой неподвижности, я понимал, насколько велика моя потеря. За проведённые в Академии годы я ни с кем не сошёлся накоротке, никто мне не стал особенно близким. Только он...

Я коснулся укрытой голубой тканью мантии холодной руки и ощутил по-птичьи тонкие косточки. Серебряные птицы на одеянии все до единой сидели неподвижно, спрятав хохлатые головки под крыло. Я знал, что они больше никогда не расправят своих чудесных крыльев.

Светозар даже не успел переодеться после Празднества, не успел лечь в постель. Он полусидел в кресле у окна, уронив голову на подголовник. О чём он думал в свои последние минуты? Я сердито смахнул подступившие слёзы. Магистр тронул меня за плечо.

– Почему он умер именно сейчас? – не отводя взгляда от учителя, спросил я, не особо рассчитывая на вразумительный ответ. Однако, я получил его.

– Когда магов много, магия циркулирует между ними, – объяснил Магистр. – Светозар оставался последним из Светлых, вся светлая магия сосредоточилась в нём. Ты был его единственным учеником, тебе всю её он и отдал без остатка. Надумаешь учить, бери несколько учеников. Если, конечно, найдутся желающие, – с изрядным сомнением в голосе добавил он.

– Он знал, что умрёт, когда брал меня? – к моей печали добавилось изумление и нечто похожее на чувство вины.

Магистр расправил крохотную складочку на антрацитово-чёрной с рубиновыми пауками мантии.

– Конечно, – его голос звучал небрежно, но я ощутил в нём затаённую горечь – он тоже был потрясён случившимся. Я снова ощутил на глазах слёзы и яростно заморгал.

– Почему он не отказался?

Мак-Нар вздохнул.

– Дело учителя живёт в его учениках.

«Источник света внутри тебя неиссякаем». Я вспомнил первое усвоенное мною правило и на мрачной пустоши моего горя распустились прекрасные цветы надежды. Как ни крути, Светозар был очень стар. Но я молод и полон сил и знаю всё, что положено знать Светлому магу – мой учитель хорошо обучил меня.

Я развернулся и пристально вгляделся в умное по-загорски смуглое лицо Магистра.

– А разве вы не обладаете светлой магией? Вы же держите баланс, так мне объяснял он... – я не удержался и снова взглянул на неподвижное тело старика, последние пятнадцать лет заменявшего мне отца.

Мак-Нар покачал головой.

– Невозможно одному человеку, каким бы могущественным он не был, держать баланс между двумя противоположными силами. Баланс давным-давно нарушился.

Почему нарушился? Когда именно это случилось? Что стало причиной этого? Мне до смерти хотелось задать все эти вопросы. Но спросил я другое.

– Как давно вы сами пользовались светлой магией?

Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом и я увидел, что его серебристые глаза отливают воронённой сталью. Так происходило всегда, когда Магистр был не в духе. Но прежде я никогда не видел настолько холодного синеватого оттенка.

– Очень давно.

– Последний раз помните? – невзирая на его нежелание продолжать разговор, допытывался я.

Мак-Нар странно взглянул на меня, медленно провёл пальцами по угольно-чёрной каёмке усов, переходящих в аккуратную бородку. Синевы в глазах прибавилось. Пауки на мантии зашевелились, растопырив устрашающего вида жвала.

– Помню.

Слово упало между нами тяжело, как пудовый камень. Ты точно хочешь услышать это, маленький светлячок, будто спрашивал меня замерший взгляд Магистра. Очень хочу, молчаливо ответил я и хозяин Академии услышал меня.

– Это было около семидесяти лет назад, – он подошёл к окну и окинул взглядом безлюдный двор. – Зима тогда выдалась свирепой. Снег шёл и днём и ночью, не успевая таять. А в ту ночь была страшная метель. Несколько путников замерзали в сугробах недалеко от стен Академии. Я, тогда ещё учитель, прежний Магистр и оба декана прошли сквозь буран, откопали четверых, спасли их от обморожения, дали кров. Через три недели, поправившись и вдоволь насладившись нашим гостеприимством, они убили декана, бывшего их спасителем и ограбили Сокровищницу, забрав несколько ценных артефактов. Что с того, что артефакты были защищены и грабители погибли от охраняющих заклятий в течение нескольких минут? Мёртвого было не воскресить.

Я, не отрываясь, смотрел на неподвижную спину Магистра.

– И вы потеряли веру в добро? – сказал и сам ощутил, что против воли в моих словах промелькнула насмешка. Магистр оглянулся. Смерил меня взглядом глаз, в которых сверкали колючие льдинки, словно отголоски того самого бурана семидесятилетней давности.

– Я был его последним учеником. И когда до седьмого пота долбил лёд в Саду, чтобы посадить его посох, то решил просто больше не вмешиваться в ход вещей. Если кому-то суждено замёрзнуть, пусть так и случится.

Я опустил голову. Не мне было его судить – может, по-своему, он и был прав. Но это была его правда. У меня была своя. И Светозар, что без сомнений отдал свою жизнь, чтобы выпустить в мир молодого сильного Светлого мага, учил меня иному – тому, что тьма это всего лишь отсутствие света. Зажги свет, светлячок, и тьма отступит, говорил он. И чем больше в тебе будет света, тем меньше вокруг будет тьмы. И я верил в эти его слова всем сердцем.

Мой мозг вдруг пронзила догадка. Я вскинул голову, чтобы снова встретиться с Магистром взглядом.

– Кто был вторым деканом?

Магистр улыбнулся. Но в этой его улыбке тепла было не больше, чем в том самом буране, что семьдесят лет назад выморозил сердце учителя Мак-Нара.

– Вторым, как ты уже догадался, был Светозар. Но на сегодня довольно историй. Мне нужно успеть попрощаться со старым другом. А тебе ещё предстоит посадить его посох. А теперь, прости, но тебе придётся уйти. После обеда встретимся в Саду.

Он подошёл ко мне и рубиновые пауки на его мантии угрожающе выставили зазубренные жвала в мою сторону. Я невольно попятился и вышел в коридор.

Время до обеда я провёл, сидя в своей комнате, представляя, как в комнате учителя медленно истаивает его тело. Через несколько часов от него не останется и следа, зато на посохе появятся первые, едва заметные почки. Душа мага в его посохе – все знали эту истину.

Я едва дождался полудня и сразу же направился в Сад Посохов. Теперь, после смерти учителя я, глядя на ровные ряды деревьев, по-настоящему осознавал, что за каждым из них целая человеческая жизнь со всеми её радостями, надеждами и потерями. Мне казалось, что вместо деревьев вдоль аллей стоят маги и все они – пожившие старые и слишком рано ушедшие молодые – улыбаясь, смотрят на меня.

Мак-Нар, декан Корвус и несколько учителей уже ждали меня. Корвус молча передал мне лопату.

Я сам выкопал яму, сам посадил в неё посох Светозара. Полил его родниковой водой.

Уже на следующую весну он зазеленеет. На нём появятся первые веточки и молодая листва. Посох учителя был сделан из вишни, значит, через два-три года здесь будет расти молодое вишнёвое деревце. А когда оно станет достаточно старым, из самых толстых его ветвей сделают новые посохи для молодых магов.

– Завтра вручение твоего посоха, – негромко сказал мне Магистр. – Мастер Рейн уже занимается резьбой.

Я огляделся – начинало смеркаться. В саду остались только мы вдвоём.

– Да, я знаю. А можно мне взглянуть на мать-дерево?

Магистр кивнул. Он провёл меня в другую часть сада и я увидел огромный старый ясень. Давно к этому величественному гиганту не приходили с просьбой одарить ветвью. Я видел место свежего спила, откуда взяли ветку для меня. Сейчас, в своей мастерской, где всегда сладко пахнет свежей стружкой и воском, мастер Рейн покрывает её затейливой резьбой, полирует и она становится настоящим посохом. Уже завтра я возьму его в руки. Уже завтра начнётся новая глава моей жизни, единственным автором которой буду я сам.

 

***

Вручение именного посоха прошло без учителя. Будь Светозар не единственным Светлым магом, именно он бы передал мне его в руки. Вместо него это сделал сам Магистр. Декан Корвус по-отечески обнял меня, учителя и темники похлопали. И несмотря на то, что исполнилась моя заветная мечта и я ступил на дорогу, ведущую к цели моей жизни, мне не было радостно. Только про себя со Светозаром я мог сказать – мы. Все остальные были – они.

– Держи посох, Светлый, – сказали они мне. – Иди, твори своё добро.

Спасибо, хоть светлячком по привычке не назвали. Вот я и Светлый...

Ночью мне не спалось. И вместо того, чтобы бессмысленно глядеть в потолок, я принялся собирать вещи. Оставаться в Академии не хотелось, после смерти учителя от здешних стен веяло холодом.

В коридоре я услышал лёгкие шаги. Кто-то остановился возле двери, прислушался. Потом дверная ручка повернулась.

Магистр Мак-Нар вошёл в комнату и остановился на пороге. В руках он держал небольшой полотняный мешочек.

– Так и думал, что ты не спишь. У меня для тебя кое-что есть, – он приблизился и протянул его мне. – Возьми. Вес невелик, а пригодиться может.

Глядя, как я укладываю немногочисленные пожитки в дорожный мешок, Магистр добавил:

– И помни – никакой благотворительности. Ты – маг Академии, а не деревенский знахарь. Раз поможешь задаром, вдругорядь уже потребуют бесплатных услуг. Пойдёшь на поводу – дурную услугу окажешь. Каждый труд должен быть так или иначе оплачен. Понял? – Он внимательно смотрел на меня. – Вам, Светлым, это всегда было труднее понять. И ещё – если хочешь повидать столицу, мы можем вызвать оттуда вестового рух. Можем себе позволить. – Магистр усмехнулся. – Как-никак ты единственный Светлый маг. Через несколько часов будешь в Златограде.

Это предложение удивило меня, и немного польстило. Но всё же я покачал головой. Во-первых, я не был уверен, что мне хватит флёра справиться с рух, пусть даже и не боевым, а вестовым. А во-вторых, что было важнее – к знакомству со столицей и, тем более, государем я ещё не был готов. Достаточно того, что Магистр сообщил обо мне через почтовый портал.

Мак-Нар принял мой отказ спокойно. Думаю, он догадывался, что другого ответа от меня не дождёшься. Уходя, в дверях он остановился. Оглянулся.

– Вальтар, помни – Академия навсегда останется твоим домом. Ты волен вернуться сюда в любое время. С учениками или без.

Я благодарно кивнул.

– Спасибо, Магистр, но я думаю ближайшие пару лет посвятить поиску себя. А где лучше всего это делать, как не в дороге? Не посмотришь мир – не узнаешь жизни. Так говорил учитель.

Мы улыбнулись друг другу и он покинул мою комнату.

Оставшись один, я заглянул в мешочек – на меня глазами-пуговками хитро взглянула кукла-помощница с вплетёнными в нитяные волосы цветными ленточками. Зачем она мне? Я сам могу состряпать себе нехитрый обед или вывести пятна на мантии. Пожав плечами, я снова завязал мешочек и небрежно бросил его в дорожный мешок.

 

***

Едва рассвело, я вышел за ворота. Ажурные кованные створки, на которых резвились ящерки, плели кружевные сети пауки, порхали птицы и покачивались завёрнутые в кожистые коконы из крыльев нетопыри, бесшумно сомкнулись за моей спиной. Отливающая металлическим блеском пантера попыталась достать меня когтистой лапой. Я немного отошёл от ворот, но тут же снова остановился.

Куда мне пойти? Мысли об этом не давали мне спать всю ночь.

Я пристально всматривался в далёкий горизонт, нитью розового жемчуга пролегший между небом и землёй. В моём дорожном мешке лежала карта, но мне не было нужды сверяться с ней – я и без того знал её наизусть. Впереди, в двух днях пути езды на телеге лежал стольный Златоград. Или в нескольких часах полёта на рух. Мне же – пешему – придётся шагать туда самое малое неделю. Но в ближайшее время у меня не было намерения посетить столицу – там, при государе постоянно находились два мага Академии. Конечно, оба – Тёмные, так что Светлый не помешал бы, но я знал, что мне там рады не будут. Потому и отказался от предложения Магистра. Однако, на пути к Златограду лежало немало больших и малых поселений, где могла бы пригодиться моя помощь.

– Гм... хм...

Я оглянулся на слышимое только мне покашливание и мысленным взором увидел Светозара. Сухой узловатой рукой, сжимавшей посох, он указывал мне на дорогу.

– Раз не передумал творить добро, значитца, тебе туда, к людям, – словно наяву услышал я его голос и невидимая рука мягко подтолкнула меня в спину.

Я ступил на широкую, вымощенную цветным горным камнем дорогу. Такая – разноцветная, каменная – она будет идти вплоть до самого Златограда. Стало быть, мне надо будет свернуть на первую же грунтовку. Я поправил лямку дорожного мешка. Расправил красивые складки своей новенькой светло-зелёной мантии. Стукнул посохом о камни – немножко здорового пафоса не помешает – и двинулся вперёд.

На дворе была макушка лета, светило солнце, я был молод и силён. Шагалось мне легко. Ветерок щекотал мне шею, с полей доносились медовые ароматы цветущих трав. Было так хорошо, что хотелось петь.

Прошагав весь день, я остановился на ночёвку в небольшой дубовой роще, в которой весело распевал песенки родничок. Бросил заплечный мешок у корней дуба, очертил посохом непроходимый круг, наложил охраняющее заклятье. Вера в добро это, конечно, хорошо, но я не особо заблуждался относительно того в каком мире живу.

Тем не менее, ночь прошла спокойно. Проснувшись, я немного поплескался у родника, позавтракал лепёшками из миндальной муки и отправился в путь.

Примерно через пару часов я услышал впереди неясный шум, напоминающий гомон небольшой толпы.

Через несколько минут ситуация прояснилась – дорога повернула и я увидел, что на грунтовке, примерно в ста шагах от основной дороги гурьбой стоят крестьяне. Шесть человек. Вид у всех был крайне озабоченный. Вот и первая возможность изменить мир к лучшему.

– Не нуждаетесь ли вы в помощи, добрые люди? – подходя, спросил я.

Они оглянулись и их искривлённые в озлобленном возбуждении лица тут же сменили выражение – в первое мгновение выразили почтение, а затем изумление.

– Господин магик, как же вы вовремя! – оправившись от удивления и отвешивая почтительный поклон, обратился ко мне один – худощавый мужчина с жидкими прилизанными волосами.

– Никакой он не магик, – вдруг заявил стоящий по правую руку от него дородный пожилой мужик.

– Ты чего, Кныш, белены объелся? – изумился первый. – Али посоха не видишь? Али мантью от сермяги отличить не можешь?

– Ты, Шабан, не шуми. Что ж, каждый кто с посохом – магик? Может, он хромой. А одёжа у него чудная какая-то, магики всё больче в тёмном ходют, – разглядывая меня, с сомнением протянул названный Кнышем.

Я прекрасно понимал, о чём идёт речь – выпускники Тёмного Отделения в зависимости от специализации ходили в тёмно-синих, тёмно-фиолетовых и тёмно-бордовых мантиях. Неудивительно, что мои светло-зелёные одежды были восприняты так недоверчиво – более пятидесяти лет в этих краях не видели Светлого Мага.

Чтобы разом развеять все могущие возникнуть сомнения в моей компетенции, я быстренько сплёл заклятье преображения и навершием посоха направил его в Шабана. Миг и жидкие бесцветные волосы крестьянина закрутились тугими золотистыми локонами. Кныш и остальные в изумлении уставились на преобразившегося односельчанина.

– Вот те на... – пробормотал Шабан, ощупывая голову. Ощутив под пальцами вместо нескольких жидких прядок тугие гладкие завитки, он невольно приосанился. Бросил несколько высокомерный взгляд на товарищей и решительно шагнул ко мне.

– Благодарствую, господин маг, благодарствую... Тут дело вот в чём, – начал он и никто не перебил его – как я и думал, мой фокус произвёл впечатление. – Повадились соседи с Нового села овечек наших угонять. А овечки у нас непростые – мы в сам Златоград с их шерсть возим. Дорогущая шерсть-то. А эти состригут её и овечек отпустят – растите, мол, дальше. Тут овцы как раз наново обросли, но стричь-то ещё рановато. А эти, стало быть, скоро явятся. Хочь шерсть ещё и не дозрела, а им всё одно – лишь о прибылях думают. Вот мы и хочим ловчие ямы понаделать. Да шибко хорошо поганцы в ловушках тех кумекают. Вы бы их нам магией своею поприкрыли как надобно. Пусть бы кони поганцев все кости в них попереломали. А если и сами шеи посворачивают, мы плакать не станем.

На этих словах мужики дружно замотали головами и загудели – мол, не станем, это факт.

– А уж перед вами мы бы в долгу не осталися, – добавил Шабан. – Идёт?

И они все с надеждой уставились на меня. Я же в свою очередь смотрел на них и бродили в моей голове не самые весёлые мысли.

Я мог вылечить практически любую болезнь, убрать порчу, проклятие, найти украденное, навести красоту, вырастить цветы и деревья, одним взмахом поправить забор или несколькими – дом, а меня просили поставить простейшее маскирующее заклятие. И зачем? Чтобы кто-то, «благодаря» мне, переломал себе ноги, рёбра, а в идеале сломал шею!

– Таким я не занимаюсь, – твёрдо ответил я.

– Э-э-эх! – вздохнул крестьянин и от расстройства стукнул себя кулаком по тощему бедру. – А какой же вы тогда магик?

Он, уже позабыв про свои роскошные локоны, с подозрительной внимательностью всмотрелся в мою новенькую мантию и изукрашенный резьбой ясеневый посох.

– Академический ли? – он так яростно всматривался в меня, едва не принюхивался. – Точно ли из Цветного города?

В ответ на столь вопиющее замечание ящерки на мантии враждебно приподняли точёные малахитовые головки. Вот только увидеть их было некому.

– Я со Светлого Отделения, – терпеливо пояснил я. Выражение лица Шабана не изменилось – судя по всему, о разнице между Отделениями Академии он и не слышал.

– И чему же вас там учут?

– Творить добро... – едва начал я, как лица крестьян скривились, словно они наелись недозрелого тёрна.

– А, добро... – протянул один.

– Всего то... – добавил второй

– Тогда понятно, – припечатал третий.

Я видел, что они мгновенно потеряли ко мне всякий интерес.

– Но подождите, – попытался я их урезонить, – я могу быть вам полезен, – но они замахали на меня руками.

– Я могу помочь урезонить соседей, – не сдавался я. – Могу спрятать стадо, могу зачаровать, чтобы его никто не сумел угнать. Но... но это дорого.

Крестьяне переглянулись. Шабан с силой почесал затылок – кудри кудрями, а вот вши явно никуда не делись.

– Я так понимаю, ловушку запрятать одна цена, а цельное стадо – совсем, стало быть, другая?

Мне оставалось только кивком смиренно признать этот факт.

– А сколько эта ваша магия продержится? Ну, от кражи которая?

– Год точно могу гарантировать.

Разочарование разлилось по их физиономиям.

– Нет, господин, – твёрдо ответил Шабан, – мы люди бедные, нам за все ваши умения не уплатить. Нам только одно небольшое колдунство оплатить по силам. Ну спрячете вы наше стадо на годок и что с того? Эти, новосельские, как только выйдет срок, его тут же опять угонят. А вот ежели вы ихним конягам ноги переломаете, – тут он мечтательно закатил глаза, – вот это будет дело – на покалеченных конягах разве ж угонишь кого?! А новых купить ой недёшево!

Довольный своим остроумием, крестьянин засмеялся тоненьким кудахтающим смехом. К нему тут же присоединились остальные.

– А лошадей вам разве не жаль? – попытался я их усовестить.

– Тю... – протянул молчавший до того, с приметным горбатым носом, – нас-то вот никто не жалеет. А то вообще скотина обнаковенная.

– Понятно, – я покрепче сжал посох – так и хотелось всыпать им горячих. – Ну, прощайте, люди... добрые. – На последнем слове я едва не скрипнул зубами. – Не поминайте лихом.

– Ага, бывайте господин магик, – недружно откликнулись они и, сблизив головы, вновь вернулись к обсуждению устройства ловчей ямы. Среди русых макушек ярким золотом горели кудри Шабана.

Никто из них не предложил мне ни кров, ни ночлег.

 

***

Некоторое время я никак не мог выкинуть из головы мысли о недавнем происшествии. Но на второй день, остановившись у небольшого озерца, залюбовался спокойной, блестящей на солнце водой, ярко-жёлтыми венчиками кубышек и почувствовал, как на меня снисходит спокойствие. Отправляясь в странствие, я прекрасно понимал, что меня ждут и неудачи. Конечно, не хотелось бы повторения происшедшего, но я должен был быть готов к подобному.

Перекусив уже начавшим черстветь гречишным хлебом и сладким бело-розовым редисом, я всмотрелся в виднеющееся за озерцом селение – от силы два десятка домов.

Услышав звук шагов, я оглянулся. По огибающей озерцо дороге шла дебелая девица в простом льняном платье. В руке у неё покачивалась корзинка с выглядывающей из неё горбушкой румяного хлеба.

Увидев меня, девица встала как вкопанная, плюхнула на землю корзинку, позволив мне разглядеть и остальное её содержимое – пяток яиц и завёрнутую в тряпицу, судя по очертаниям, тушку курицы – всплеснула руками и по её круглому веснушчатому лицу расплылась широкая улыбка.

– Ой, я к знахарке иду, а тут вы...

Знахарка, корзинка с гостинцем. Я вздохнул – всё ясно, деревенская волшба, приворот или порча.

– Подойди, – я махнул ей рукой. Она мигом подхватила корзинку и поспешила ко мне.

– Тебе помощь нужна, девушка? – постаравшись напустить на себя умудрённый жизнью вид, спросил я – даром, что девка была всего лишь на год или два моложе.

– Нужна помощь, – истово закивала девица, – ой как нужна! Я Оноха полюбила, а он меня не лю-ю-юбит! – неожиданно заголосила она и крупные слёзы покатились из выпуклых голубых глаз, опушённых короткими светлыми ресницами.

Ну и представление. Я подошёл ближе, взмахом руки нагнал ветерок, высушивший девичьи слёзы, мысленно пожалев о том, что нельзя также легко убрать поселившиеся в её голове глупые мысли.

– Как зовут тебя, девушка?

– Добра, – всё ещё всхлипывая, ответила она.

Я с жалостью смотрел на её покрасневшие от слёз глаза, на смешной нос картошкой.

– Так в чём горе твоё?

Девка посмотрела на меня, как на помешанного – мол, что тут непонятного.

– Не лю-ю-юбит! – снова взвыла она.

– Да подожди ты реветь! – осадил я её. – Почему не любит-то?

Разговор по душам стоя не ведут. Я сел на бережок, похлопал ладонью по зелёной травке. Добра послушно замолчала, шмыгнула носом, села рядом.

– Другую любит. Ваську-красавицу.

– Ваську?

– Ну, Василису, – неохотно поправилась Добра. – Конечно, с таким-то лицом – белым да тонким – любой полюбит. Вот я и хочу ей его подпортить.

С ума сошла, хотел крикнуть я, но сдержался. Нельзя забывать, что во всём мире такое в порядке вещей.

– А может быть, лучше тебе личико поправить? – осторожно предложил я. – Ну там, носик поизящней сделать, глазки повыразительнее...

– Ещё чего! – хлюпнув носом, отрезала Добра. – У той-то вон и лицо и фигура, и косы гладкие до колен. Что мне всю себя перекроить, что ли? Меня ж тогда сёстры со свету сживут! И как такому стебельку коромысло таскать да сено грести? Да и любит он её, вдруг одну красоту на другую не сменяет? А вот если ты её изуродуешь, господин, не захочет же он свою судьбу со страшилой связывать? А я не красавица хоть, но зато работящая...

Она задумчиво разглядывала себя в озёрной глади, так и сяк вертела головой. Потом решительно утёрла нос рукавом.

– Не, господин, – твёрдо сказала она, – красавицей быть приятно, кто ж спорит, но видеть соперницу уродиной куда слаще.

Её припухшие глаза мстительно сверкнули.

– Ну, возьмёшься?

– Не возьмусь, – резче чем хотел, ответил я.

– Что так? – поразилась Добра. – Ты ж красоту мне навести собирался. А тут ещё проще – ломать не строить.

– Не стану я ничего ломать, – против воли ощущая гадливость, ответил я. – Поняла?

– Отчего ж не понять, – Добра округлила пухлый рот. – Господин магик – чистюля, ручки боится замарать.

Она поднялась, оправила помявшийся подол платья, подцепила свою корзинку.

– К знахарке пойду, – с каким-то простодушным вызовом выдохнула она. – Уж та нипочём не откажет.

Я смотрел ей вослед, на бьющую по спине толстую растрёпанную косу, на угадываемые под льняной тканью тяжёлые бёдра и мысленно жалел неизвестных мне Василису и Оноха.

Селение я обошёл с изрядным запасом и двинулся дальше.

 

***

Я путешествовал уже около двух месяцев и мои запасы провизии – ореховая мука и мёд – были на исходе. Однако не это беспокоило меня. Подступала осень, орехов и ягод было в изобилии, а я привык обходиться малым. Но ведь я отправился не просто мир посмотреть, а принести ему пользу. С этим-то как раз складывалось не очень. Случаи с Шабаном и Доброй были только первыми бусинками в неказистых бусах обычной жизни простого люда. Что крестьяне, что купцы – никто не думал о других, каждый хотел что-то только для себя. Привороты, проклятия, порчи – вот чего хотел народ. Несколько раз я уже был близок к отчаянию.

А ведь мне ещё нужно было подыскать себе место для зимовки. Желательно маленький домик на отшибе, чтобы можно было принимать в нём немногочисленных – в чём я не сомневался – посетителей. Но я пока так и не нашёл места, где бы люди нуждались в моих услугах. А до наступления холодов оставалось не больше трёх месяцев. Возвращаться в Академию я не собирался, так что нужно было поспешать.

Так, обдумывая свои скудные перспективы, я шагал по дороге, пыльной и серой от полуденного солнца. Несмотря на невесёлые мысли, я наслаждался путешествием. Местность вокруг было чудо как хороша. Конец лета в наших краях – благодатное время. Пронизанные солнцем рощицы белокожих берёз перемежались с группками тонкоствольных осинок. То и дело встречались озёра с васильковой, словно дорогие сапфиры с Синих Гор водой. Вокруг них водили хороводы зеленокудрые гибкие ивы. Луговины с сочной зеленью сменялись полями разноцветных люпинов, разнотравье дурманило медовыми ароматами, гудело от сотен пчёл и шмелей, торопящихся добрать драгоценный нектар.

Когда впереди замаячили крытые соломой и дёрном крыши домов, я, не раздумывая, направился к ним, решительно настроенный в очередной раз попытаться изменить мир к лучшему.

Бревенчатый домишко на окраине привлёк моё внимание на удивление жалким видом. Всё в нём было донельзя трагическое – повалившийся заборчик вокруг палисадника, кособокий ставень на единственном подслеповато смотрящем на меня оконце. При этом домик был жилым – на низком щербатом крыльце стояла старуха. В её согбенной фигуре, бессильном наклоне головы чувствовалась покорная обречённость. Судя по ветхости домика, отсутствию подворья, да и виду самой хозяйки, старуха была давно и безнадёжно одинока.

– Помоги, мил человек, – заметив моё внимание, надтреснутым голосом попросила она.

Я остановился. На самом деле я не думал, что она вообще подаст голос и размышлял над тем, стоит ли предложить помощь самому. Я не собирался нарушать правила Академии, но и бросить старуху вот так просто не мог. Так, поправить немного домишко, да и здоровье самой хозяйке.

Старуха, словно бы ощутив моё согласие, отступила назад, скрывшись в тёмном проёме приотворившейся с ужасающим скрипом рассохшейся двери.

Едва я вошёл в дом, пригнувшись под низкой притолокой, как на меня тут же обрушилась давящая атмосфера жуткой безысходности.

Комната была просторной, но казалась тесной из-за низкого потолка и обилия старой кособокой мебели – какое-то бессмысленное нагромождение столиков, шкафчиков и табуретов. У стены с маленьким грязным окошком стояла кровать, на которой лежал человек.

Едва я увидел его, как сразу понял, что не за себя просила старуха. Я подошёл ближе, внимательно присмотрелся к больному.

Молодой мужчина лежал на животе, правой щекой утонув в тощей жёлтой от пятен пота подушке. Видимая мне половина лица, даже сейчас – бледного и потного от сжигавшей молодца лихорадки – была красива вызывающей дерзкой красотой. Тонкий нос с едва заметной горбинкой, изогнутая чёрная бровь, резкая линия скулы, твёрдо очерченный подбородок – за подобной внешностью угадывался шальной и бесшабашный характер. Но меня больше интересовала его спина – исполосованная длинными переплетающимися между собой рваными ранами с засохшими кровяными корками. Края ран топорщились чёрно-багровыми лохмотьями.

Я знал, что за инструмент оставляет подобные следы – плеть из толстой воловьей кожи, хорошенько вымоченная в крепком уксусе. Я видел подобное во время посещений рудников в Цветных горах, когда приезжал лечить забитых до полусмерти каторжников. Магистр называл это хорошей практикой. Да и в случае неудачного исхода лечения никто не предъявлял претензий – каторжники были людьми без имени и прошлого, умирая, они просто растворялись в небытие.

Воспоминания о тех днях были не из приятных. Я сглотнул и повернулся к хозяйке.

– Что с ним случилось?

– Браконьерничал он, вот и попался, – просипела за моей спиной старуха. – Пороли его.

Что-то здесь не сходилось. За убитого оленя плетьми людей не порют. По крайней мере, не так. Если только местный лэнд не полнейший самодур. Я быстро прогнал в памяти всё, что знал о лэнде Ольдоре – женат, есть дочь и два сына, владеет четырьмя десятками деревень вроде этой, имеет долю в рудниках в Зелёных горах. Я задумался.

– Сожги ему дом, господин! – вдруг сипло закричала старуха. – Обрушь крышу! Что угодно, пусть сдохнет треклятый выродок со всем своим семейством!

Не ожидая подобной ярости, я ошалело смотрел на неё. Неверно истолковав моё молчание, старуха на диво проворно метнулась к облезлому деревянному сундуку в углу комнаты. Откинула дребезжащую полуоторванными железными пластинами крышку, покопалась в набитом тряпьём нутре и повернулась, протягивая мне сжатый узловатый кулак.

– О, у меня есть чем расплатиться, господин.

Она разжала пальцы и в тусклом свете масляной лампы на сморщенной ладони сверкнул многочисленными гранями роскошный изумруд.

Всё стало на свои места – исполосованная спина, драгоценный камень, за который можно было бы купить пять десятков таких деревень со всем населением.

И если насчёт способа бегства я мог только предполагать, то сомнений в том, что парень был беглым каторжанином у меня не было – под свежими ранами угадывались и схожие застарелые шрамы. Также, я не сомневался в том, что именно лэнд отправил отпетого бунтаря и забияку на рудники в Зелёные горы. Именно за это и ненавидела его старуха.

Но как парень оказался здесь? Каторжники изобретали самые немыслимые способы побегов и некоторые из них – конечно, ничтожно малая часть – оканчивались успешно. Я бывал в Изумрудной Горе – самой высокой из цепи Зелёных гор – на вершине которой гнездились птицы-рух. Возможно, парень сумел приручить одну из них. Рух любили неординарных людей, исходящий от них флёр манил их, как аромат цветка манит трудолюбивую пчелу. Человек, обладающий флёром, мог покорить такую птицу, даже дикую. У парня он был. Я ясно ощущал его даже сейчас, когда тело умирало, а сознание почти угасло.

Я повернулся к старухе.

– Я могу вылечить ему спину. Но никому мстить я не стану. Устраивает?

Она несколько мгновений сверлила меня взглядом, потом едва заметно кивнула.

– Я схожу за водой, – сказал я. – И убери камень. А лучше зарой поглубже ночью за околицей.

 

***

Я странствовал уже почти три месяца и теперь, оглядываясь назад, прекрасно понимал, о чём мне толковали Магистр и деканы, над чем потешались темники.

Лишь пару раз я смог проявить себя как положено светлому магу. В первом случае это был мой забитый до полусмерти каторжник, которого я вылечил и оставил, снабдив наставлениями о том, как надо жить, чтобы снова не отправиться на рудники. А второй – молодуха, что хотела избавиться от плода, но после моих увещеваний всё же решила сохранить ребёнку жизнь. В масштабах одной человеческой жизни оно, наверное, чего-то стоило, но в общей картине мира это были всего лишь махонькие мало что значащие штрихи.

С этими мыслями я шагал по дороге. Невдалеке шумела речка, синей лентой огибала зелёный холмик.

Я был молод, силён, переполнен никому не нужными знаниями. И я устал. Конечно, физически я мог бы прошагать ещё столько же, довольствуясь ночёвками под деревьями, но морально я ощущал себя опустошённым. Мир не особо нуждался во мне.

Раздумывая подобным образом, я поднялся на холм и увидел пренеприятнейшую картину – чуть ниже того места, где я стоял, на склоне, трое мальчишек били одного. Мутузили молча, с остервенением. Мальчик же особого отпора не оказывал, даже толком не защищался, а просто лежал на земле, свернувшись в нелепый комок. Ещё две недели назад я бы бросился в самую гущу, восстановил бы справедливость. Но сейчас мне было всё равно. Ну наставят синяков, ну пустят кровь. И что? В мире подобное происходило каждую минуту. Какой смысл мне спасать именно этого мальчишку? Чтобы он потом просил меня наказать обидчиков? Переломать им руки-ноги?

И всё же, я не мог просто обойти их и пойти дальше.

– Эй! – негромко окликнул я драчунов.

Один из нападавших, увидев меня, толкнул другого, а тот – третьего. Неохотно мальчишки оставили жертву и, отряхиваясь на ходу, стали медленно и ворчливо отступать, будто волчата.

Дождавшись, когда ребятня ушла, мальчик поднялся. Рукавом оттёр разбитый нос, подобрал что-то с земли и, так и не взглянув на меня, побрёл в сторону речки. Не зная, что он задумал и невольно переживая за него, я, держась на приличном расстоянии, направился следом.

Так друг за другом мы дошли до берега. Там мальчик сел на траву у самой воды и, зачерпывая её правой рукой, принялся плескать себе в лицо.

Услышав мои шаги, он оглянулся. Под глазом у мальчишки цвёл роскошный багровый синяк. А на раскрытой левой ладони сидел, тихонько попискивая, почти полностью оперившийся птенец.

Я видел, что мальчик меня нисколько не боится.

– Какой у вас плащ красивый и ящерки на нём чудные, весёлые, – похвалил он немного гнусавым из-за разбитого носа голосом и тут же безо всякого перехода добавил, протягивая ко мне ладонь, – они кидали в него камнями, а я спас и вылечил.

На его всё ещё перепачканном разводами грязи и крови лице расцвела широкая искренняя улыбка. Ему было всё равно, что у него разбит нос и подбит глаз, он помнил лишь то, что спас птенца. И он видел ящерок.

Я смотрел на этого мальчика, не веря своим глазам – вот так просто, в каком-то захолустье случайно встретить Одарённого? Я помнил, как сам в своё время разглядел на плащах вышедших меня встречать магов змей и скорпионов. Понимая, что теперь просто так не уйду, я подошёл ближе и присел перед мальчишкой на корточки.

– Как ты вылечил птенца? – боясь спугнуть его, спросил я осторожно.

– Накрыл ладонями и выпустил отсюда тепло, – мальчик коснулся груди. – А когда раскрыл ладони, то птенчик был жив.

Он прижался щекой к мягкой спинке.

– А тебе не страшно было заступаться за него? Ты же был один, а их – трое.

В серых лучистых глазах мелькнуло недоумение. Ну, конечно, разве мог потенциальный светлячок поступить иначе? Он помотал вихрастой головой.

– Мне его жалко было. А синяк, – он коснулся набухшей под глазом сливы, – пройдёт. Только вот теперь голова сильно болеть будет.

– От удара? – уточнил я.

– Не, от этого, – он на мгновение прижал птенца к груди.

Я мысленно выдохнул.

– А ты хотел бы научиться лечить, но чтобы голова после этого не болела?

Мальчишка расплылся в щербатой улыбке.

– Конечно! А так можно?

– Я могу научить.

Он взглянул на меня недоверчиво.

– Значит, вы волшебник? Из тех, что живут в Цветном городе?

Я не смог сдержать улыбку.

– Я – Светлый маг. И да, я живу в Цветном городе.

Его взгляд стал оценивающим. Мальчишка немного подумал, кивнул, словно бы соглашаясь с какими-то своими мыслями. Я устроился рядом с ним поудобнее и, отложив посох и мешок, вытянул ноги.

– Как тебя зовут?

– Светозар.

Хорошо, что я сел – мир качнулся и перевернулся, но тут же встал на место.

– А меня Вальтар, – чуть более хриплым, чем обычно, голосом произнёс я. – Если станешь моим учеником, будешь звать меня учитель Вальтар. И говори мне – ты. У тебя есть родные?

Он замотал головой.

– Не, у меня никого.

– А с кем же ты живёшь?

– С тёткой Карелой. Но у неё своих семеро, я ей не очень-то и нужен.

Я помнил слова Магистра Мак-Нара о том, что единственный ученик заберёт жизнь своего учителя, но за пятнадцать лет всякое могло случиться – может, к нашей маленькой компании присоединится ещё кто-нибудь. Ну, а если нет... В любом случае, ради светлячка я был готов рискнуть.

– Тогда, если согласен, я поговорю с ней и возьму тебя в ученики.

– Здорово! Только... – он замялся.

– Что? Говори.

– Может, мы и мою сестрёнку заберём? Она хоть и маленькая, но обузой не будет. Ей уже и так приходится тётке во всём помогать. А мне без неё плохо будет.

Я вздохнул и принялся рассматривать горизонт, над которым толпились маленькие кудрявые облачка. Обыкновенная человеческая девочка нужна была мне как живая вода Тёмному Магу. Но ведь я-то Светлый, а значит и поступать должен как Светлый.

– Почему плохо? – спросил я. – Любишь её? Станешь скучать? Только учти, мы с тобой странствовать будем ещё год-другой и только потом сможем пойти в Цветной город. Хороша ли такая жизнь для маленькой девочки? Может, ей у тётки лучше будет?

– Не будет ей там лучше, – Светозар шмыгнул конопатым носом. – А я люблю её, конечно. И мамка, когда умирала, велела мне не бросать её и заботиться. А она ещё мне голову лечит.

– Как? – я невольно заинтересовался.

– А вот так – кладёт ладошку на лоб и поёт тихонечко какую-то песенку и боль проходит. А если её нет рядом, то голова может и несколько дней болеть.

Два ученика вместо одного? Я невольно улыбнулся и, сам не зная зачем, подмигнул отплывающим от горизонта облакам.

– Как зовут сестрёнку?

Он задрал голову и взглянул мне прямо в глаза.

– Заряна. Она, знаете, какая шустрая! Только вот... – он снова задумался. – Как бы тётка Карела не заартачилась. Заряна ей во всём помогает – ну там постирать чего, приготовить.

В мешке что-то шевельнулось.

– Подожди-ка... – я заглянул в него, перебрал немногочисленные вещи. – Ну, что ж, веди. А с тёткой твоей мы как-нибудь договоримся, – мои пальцы сомкнулись на кукле-помощнице. Магистр Мак-Нар знал, что делал, когда вручал мне эту тряпичную куколку. За неё строптивая тётка не только малолетку отдаст, но и благодарна до гробовой доски будет. Я взглянул на Светозара.

– Готов пойти за сестрёнкой?

Он тут же поднялся, но сразу же замялся, закрутился на месте.

– А что же с ним делать-то? – он протянул мне птенца.

– Посади сюда, – я махнул в сторону пышного кустарника. – Я уберу с него твой запах и подманю родителей.

– Спасибо тебе, – мальчишка смотрел на меня круглыми глазами.

– Да ерунда, – я неожиданно смутился – впервые меня благодарили за то, что я делал. – Смотри, а вон и родители.

Мы подождали, пока пара малиновок, кружа вокруг подпрыгивающего птенца, не заставила его всё-таки взлететь. Получалось у него пока не очень, но шансы на жизнь значительно увеличились.

– Может, начнём уже обучение? – проводив пернатую троицу взглядом, предложил я. – Что время зря терять?

Светозар взглянул на меня и снова расплылся в улыбке.

– Давай!

– Тогда, – я с удивившей самого себя нежностью потрепал его по вихрастой голове, – слушай два главных правила светлячков...