Раскалённый диск солнца уж заваливался вправо, когда Настасья наконец присела отдохнуть. В деревне это время года всегда было самым хлопотным: заканчивался сенокос, приближался сбор урожая. А за ними неизбежная осень, затяжные дожди и грибной сезон. Настасья уж и не помнила, когда последний раз гуляла с подружками, вся поглощенная домашними заботами и работой в поле.

 

Да только не могли хозяйственные дела отвлечь её от тяжких дум: была Настасья грустна и молчалива. Уж сколько месяцев минуло с тех пор, как жених её, Василий, пропал в Дремучем лесу, и не было о нём никаких вестей. Ни оплакать его не могла Настасья, ни ждать больше не было сил. Томилась душа её, а ночами лила она горькие слёзы по безвестной судьбе своего наречённого. В случившемся девушка винила себя. Ведь это из-за неё ушёл парень в запретное место, да так и не вернулся. А случилось всё на сенокосе, тогда...

 

***

...в поле не смолкали песни. Едва рассветало, выходили ребята на покос, и до самого вечера нежные переливы девичьих голосов сливались с зычным мужским пением. Веселье, и разудалая свобода, и благоухание трав приводили молодёжь в радостное расположение духа, и воздух звенел от беззаботного смеха.

 

Веселилась и Настасья. Вечером возле костра плела с другими девушками венки да плясала от души. А, поднимая глаза, всякий раз видела, как неподалёку жених её Василий кидает на неё жаркие взгляды, отчего щёки девушки ярко алели, выдавая смущение и ласковый трепет.

 

— А ну, кто со мной купаться? — воскликнул вдруг Андрей, подмигнув Настасье.

 

Андрей был рослый детина, любимец девушек. Зная это, одевался он всегда щеголевато и любил покрасоваться. И очень досадовал, когда всеобщее внимание крал у него другой. Василий же, красивый, работящий и смелый парень, приехавший год назад из другого села, враз затмил Андрея. Да ещё и заполучил в невесты главную местную красавицу, в которую Андрей был тайно влюблён. Вспыхнувшая между юношами ненависть горячила кровь, оттого-то не раз приходилось мужикам разнимать их.

 

Памятуя об этой вражде, Настасья старалась держаться подальше от Андрея, дабы не подавать ему зряшных надежд и не злить своего жениха. Вот и сейчас отвела девушка взгляд, сделав вид, что не замечает заигрываний парня. Но захмелевший от кружки мёда Андрей не оставлял попыток обратить на себя внимание красавицы.

 

— Полно тебе, Настасья! Чего ты сидишь, насупилась? Праздник ведь, айда окунёмся! Али боишься, что приставать начну?

 

Юноши и девушки вокруг беспокойно зашептались. Поднялась Настасья, смело глядя наглецу в глаза.

 

— Просватана я, Андрей, и тебе это хорошо известно. А потому купаться с тобой не пойду, равно как ни с кем прочим, кроме наречённого моего.

 

— Просватана? — расхохотался Андрей. — Это за Ваську что ли? А на кой он тебе, скажи-ка? Чем лучше меня?

 

Теперь уж все, кто слышал разговор, сомкнулись вокруг пары, образовав тесный кружок, и напряжённо прислушивались к дерзкому тону Андрея и тихим, но твёрдым ответам Настасьи.

 

— А на то, что люблю я его.

 

— Так люби меня заместо него! — горячо воскликнул парень.

 

Неожиданно круг разомкнулся, и в него вступил широкоплечий молодой человек с чёрными кудрями и пронзительным взглядом.

 

— Не достоин ты её, — спокойно сказал он сопернику.

 

Увидав жениха, Настасья кинулась к нему, схватила за руку, пряча лицо в широких рукавах рубахи. Андрей недобро усмехнулся.

 

— А ты, выходит, достоин? Ты в нашем селе новенький, о твоей семье нам мало что ведомо! А ну как ты от закона прячешься? Или родичи твои разбоем занимались?

 

Раздались смешки. Василий покачал головой.

 

— Глупости ты болтаешь, а всё потому, что ревность тебе голову вскружила.

 

Андрей шагнул вперёд, глаза его лихорадочно блеснули.

 

— Да! Я с малых лет в неё влюблён был! — выкрикнул он, и голос его надломился. — Думал жениться, уже и место подыскал, где могли мы дом свой построить! И тут ты объявился!

 

Одним движением Василий задвинул невесту за спину, укрывая от наступающего ревнивца, а сам не шелохнулся.

 

— Если бы не ты, мы были бы счастливы с ней! — не унимался Андрей.

 

Улыбнулся Василий грустно.

 

— Не были бы вы счастливы, друже. Счастье супругов в любви, а между вами её нет. Ты не смог бы растопить её гордое сердце, да и сам, утолив свою страсть, охладел бы к ней. Перестань, не позорь себя! Смирись! Настасья моя.

 

Толпа разом ахнула, когда рванулся Андрей вперёд, едва не налетев на врага. Сгустился вокруг них воздух, налетел не пойми откуда холодный ветер, зашептали в лугах нескошенные травы.

 

Настасья переводила испуганный взгляд с одного парня на другого. Поняла уже, к чему всё идёт, и тревога когтистой лапой сжала ей сердце.

 

— Никогда, — выдохнул Андрей, — никогда не смирюсь. Любишь её, значит? Только вот и я её люблю! Так пусть достанется сильнейшему!

 

Василий нахмурился.

 

— Что предлагаешь?

 

Андрей отступил, взмахнув рукой, указывая на север. Туда, где вдалеке смыкались чёрные кроны Дремучего леса.

 

— Пойдём да добудем того певуна, о котором слагают былины!

 

По кругу собравшихся пробежала дрожь. Настасья выступила вперёд, схватив за рукав жениха.

 

— Полно, Вася, не слушай его! Я твоя, я ведь слово тебе дала! А он хочет разлучить нас с тобою!

 

Она знала, что её наречённый давно уже лелеял мысль отправиться в запретное место. Многие молодцы шли туда, дабы снискать славу и вернуться доблестными победителями. Да так и сгинули в глухой чаще, рыская в поисках древней сказочной силы, что там хозяйничала.

 

— Решайся же! — раздался голос Андрея. — Коли сдюжишь, так вернёшься, обласканный молвой, и женишься на своей невесте. А нет, то и расстроиться не сможешь. Али струсил?

 

Настасья крепче стиснула руку парня, вся дрожа от страха и дурного предчувствия. Глянул Василий на девушку, потрепал перекинутую через плечо косу и оторвал от себя судорожно сжатую ладонь, высвобождаясь.

 

— Да будет так!

 

Не было слёз в глазах Настасьи, лишь обречённая тоска, когда в последний раз обняла она своего жениха. Пообещал он, что воротится через несколько дней, и заживут они вместе счастливо.

 

***

Да только не вернулся Василий ни через неделю, ни через месяц. Не воротился и Андрей. Уж остыл летний зной, принеся с собою осенние дожди, смерзлись реки, укуталась в снежное покрывало земля, а затем вновь оттаяла, пропитавшись соком капели. Пришло время нового сенокоса, а Настасья всё так же сидела позади избы, встречая каждый закат, до больных глаз всматриваясь вдаль. Туда, где кроны Дремучего леса расходились на опушке; казалось девушке, что вот-вот появится там Василий, помашет ей рукой, и кинется она к нему в горячие объятия.

 

Но у мрачных сводов было безлюдно и тихо, как всегда, и Настасья уж отчаялась вновь встретиться со своим суженым. Даже днём, занятая хлопотами да трудами, не переставала она думать о своей потерянной любви. Куры глухо квохтали у ног, пока рассыпала девушка по земляному полу золотистые ядрышки ячменя, а по щекам её катились беззвучные слёзы.

 

И постепенно в голове, помутнённой горем, начал зреть план. Чем длиннее становились ночи, тем больше креп он, превратившись однажды в неотвратимое намерение. Страшно было Настасье, да только жить дальше в глухой безвестности она не могла. С потерей Василия поблекли для неё краски жизни. Была когда-то девушка весёлой хохотушкой, а теперь молчаливая да печальная сделалась, будто в груди заноза холодная засела. Будто рвалась душа куда-то — бежать, искать, вернуть то, по чему страдает сердце её!

 

В тот вечер вновь сидела Настасья на завалинке, вглядываясь вперёд. За оградой виднелись подсвеченные закатным светом верхушки Дремучего леса, и даже сейчас он казался опасным и жутким. Словно жизнь, бурлящая вокруг, не касалась этого места. И всё же тянуло оттуда силой — неведомой, пугающей, — а значит, кто-то или что-то таилось среди многовековых деревьев.

 

Будто во сне, поднялась Настасья, на ходу повязывая платок, и двинулась в сторону леса, ни разу не остановившись и не оглянувшись. Никто в этот спокойный семейный час не заметил тонкую фигурку в лёгком сарафане, что мелькнула между стволами и тут же скрылась — поглотил её Дремучий лес.

 

***

Едва ступила девушка под сень деревьев, смолкли все звуки. Ни пения птиц, ни шёпота трав и листьев. Недвижимые, высокие дубы и сосны стояли, молчаливо поникнув ветвями. Стояла и Настасья, боясь шелохнуться. Оглянулась — деревья за её спиной росли непроходимым частоколом, хотя ещё секунду назад сквозь редкие стволы проглядывала её деревня и крайняя избушка.

 

Настасья провела рукой по ближайшему к ней дубу. Кора, сухая и жёсткая, приятно царапала ладонь.

 

— Вася... — прошептала девушка едва слышно, словно боясь своим голосом потревожить возможных обитателей леса.

 

Но вокруг по-прежнему стояла мёртвая тишина. Медленно углублялась Настасья в чащу, оглядываясь по сторонам. Очутившись здесь, не ощущала она больше сильного страха — остался он там, на опушке перед лесом. Зачаровывало это место своей неведомой магией, от которой буквально потрескивал воздух — сухой да безжизненный воздух, который внезапно потревожил странный шум. Прислушалась Настасья, и показалось ей, будто цепь звенит где-то неподалёку.

 

Двинулась девушка на звук. Узкая тропка вилась между деревьями, указуя направление, и Настасья шла вперёд до тех пор, пока в полумраке леса не блеснули два ярко-зелёных глаза. Кто-то тихо фыркнул, вновь тонко звякнула цепь, и на поляну перед девушкой мягко спрыгнул огромный чёрный кот.

 

Шерсть его — ночное небо, когти — острые серпы. Пушистый хвост беспокойно колотил по земле. Прищурился Кот, открыл пасть и заговорил:

 

— Так-так... Прришла, значит... — голос его был низким, утробным, с рокочущими перекатами. — А я уж заждался тебя.

 

Настасья смотрела на чудовище во все глаза. Не могла она ни моргнуть, ни вздохнуть, будто какая сила её обездвижила. А потому стояла молча, разглядывая лоснящуюся шерсть Кота.

 

— Неужто боишься меня, ммрр? — Кот обошёл её по кругу, разглядывая без удивления, так, будто видел уже не раз. — Раз явилась в лес, значит, смелая. Говори, чего надобно тебе, крррасавица?

 

Голос Кота ласкал слух, убаюкивая, усыпляя, и Настасья поняла вдруг: страха в ней нет оттого, что магия зверя притупляет все чувства. Ушло беспокойство, затмилось горе, и даже любопытство сменилось тягучей сонливостью. С трудом стряхнула она с себя колдовские путы и заговорила робко:

 

— Я пришла узнать о судьбе моего суженого. Год назад скрылся он в лесу, да так и не вернулся назад. Сердце болело, не могла я больше жить в неизвестности, вот и решила: пойду, будь что будет.

 

— Серррдце, говоришь? Любооовь... — Кот пошевелил задумчиво ушами. — Люди редко приходят сюда из-за любви. Всё больше слаавы ищут. Вот и твой Василий...

 

Рванулась вперёд Настасья, заслышав родное имя, позабыв, кто перед ней. Кот зашипел, выпуская сталь когтей, шерсть вздыбилась у него на спине. Вот тогда впервые стало не по себе девушке, замерла она, глядя на рассвирепевшего зверя. А тот, видя, что поняла она предупреждение, успокоился, присел снова, обернув вокруг себя пушистый хвост.

 

— Я слышала сказки о тебе, — пробормотала девушка в надежде, что смилостивится Кот и расскажет ей о судьбе жениха.

 

— Рраз слышала, знаешь, что я, Баюн, сам рассказываю сказки, — промурчал зверь, прищурив глаза. — И недууррно весьма... Хочешь, и тебе расскажу? Всего трри их будет...

 

Ни секунды не колеблясь, кивнула Настасья. Подумалось ей, что первая сказка может быть о черноволосом юноше, что пошёл искать славы в запретное место... Но строки, зазвучавшие под сенью древних деревьев, разбили эту надежду. Кот говорил тихо, ласково, в груди у него перекатывалось мягкое урчание, и Настасье захотелось вдруг прилечь на ковёр из прелых листьев и слушать, слушать, слушать пушистого сказителя...

 

— Если пойдёшь ты по лесу на северо-восток, то выйдешь к деревне. Там, на самой крайней улице, стоит дом обветшалый. Теперь деревня безлюдна, но прежде местные рассказали бы, что жили в этом доме две девушки, две умницы-красавицы, две сестры — Лада и Злата. Похожи были, как два красных яблочка на ветке: высокие, статные, с золотистыми косами, с глазами ясными. Лишившись отца да матери к семнадцатому дню рождения, остались они сиротками. Неразлучны были сёстры, любили друг друга любовью крепкой, всегда помогали, и не было у них на белом свете никого дороже друг друга.

 

Устроили как-то раз в деревне большой праздник по случаю окончания жатвы, всех соседей созвали из округи. Пришли и Лада со Златой. Весёлые были гуляния, до самого утра не стихала музыка, песни да пляски. Тогда-то и приглянулся Ладе парень из другого села, да так сильно, что она и думать ни о чём другом не могла больше. С того вечера сделалась девушка сама не своя, всё бледная ходила, молчаливая, а потому не замечала, как сестра её, Злата, наоборот, светилась вся да песни напевала.

 

Не выдержала Злата боли сердечной и, встретив юношу того на большом базаре, позвала по имени.

 

— Степан, — сказала, краснея да сарафан теребя, — негоже такое говорить, знаю, да всё одно молчать не в силах больше.

 

— Что же, Злата? — улыбнулся тот.

 

— Люб ты мне, — прошептала девушка. — Да так, что и сердце заходится, и дышать невмоготу. Все думы о тебе, веришь ли? Скажи, что не напрасны мои терзания, что и я приглянулась тебе на том празднике.

 

Побледнел Степан, нахмурился.

 

— Буду я вскорости в деревне вашей, Злата, и нанесу тебе визит. Тогда и потолкуем.

 

Обрадовалась девушка, засияла от счастья. Воротившись домой, ничего не сказала она сестре, и жгла её вина оттого, что первый раз в жизни от Лады у неё секреты завелись.

 

«Ничего, — думала Злата, — как узнает она о моём счастье, так простит. И заживём мы одной семьёй счастливой: я, муж мой да сестрица моя».

 

Пришёл Степан, как и обещал, в назначенный день, да только не один. Улыбалась счастливой улыбкой Лада, краснея и пряча лицо. Улыбался виновато юноша, держа её крепко за руку.

 

— Вот, Злата, — сказал, — какое дело. Полюбили мы друг другу с того самого дня праздничного, и расставаться не хотим.

 

Бросилась Лада сестре на шею:

 

— Сестрица моя любимая, никого у меня доселе не было, кроме тебя. А Степан нам не помешает нисколько, он и дом уж строить собрался на окраине нашего села, как свадьбу сыграем. Буду я вас двоих любить сердечно: тебя да его. Благослови нас, сестрица!

 

Не подала Злата виду, ни слезинки из глаз её не скатилось. Да только разбилось в тот миг сердце девушки вдребезги, а осколки его покрылись льдом. Благословила она сестру да жениха её, и вскоре деревня гуляла шумную свадьбу. Все радовались за счастливых молодых, одна только Злата всё обиду и боль свою копила, задумав месть чёрную.

 

Однажды пригласила она молодых к себе в баню. Сперва Степан попарился, а когда Лада отправилась мыться, напоила Злата юношу крепким мёдом. Сбегав в баню, надела она вещи своей сестры и вернулась обратно в избу, прикинувшись Ладой. Приласкала юношу, позвала по имени. Захмелев, не заметил Степан разницы, и стал целовать её, а потом опрокинул на койку.

 

Когда вернулась Лада в сарафане сестрином, так и обмерла. Степан, поняв, что жену свою предал, вскрикнул и бросился бегом из избы.

 

— За что, сестрица? — промолвила Лада, протягивая к ней руки.

 

— Люблю я его! — выкрикнула Злата. — С того самого дня и люблю! Почему же он выбрал тебя, а не меня? Ведь одинаковые мы!

 

— Нет, сестра, — покачала головой Злата. — Непохожи мы. Я его своей любовью согревала, силы дарила. А ты бы погубила его, потому что любовь твоя — страшная и жестокая.

 

Заплакала Злата, слушая сестру. Поняла она, что всё это правда, и пожалела о том, что сотворила. Да только было уже поздно. Той же ночью утопился Степан в реке, не выдержав грузы вины за измену. А две сестры на рассвете вдруг покрылись оперением — одна чёрным с золотом, другая белым с золотом — и стали птицами волшебными, Сирин и Алконост. Взмахнули они крыльями да улетели, и с тех пор никто их больше не видел.

 

Трагедия, что совершилась в деревне, пугала местных жителей, обходили они стороной дом двух сестёр. А вскоре и вовсе обезлюдело это место, заросла к нему тропа. Но легенда о двух волшебных птицах жива до сих пор, говорят, где-то в неведомых лесах поют они свои песни чудесные. Только Алконост исцеляет и дарует надежду, а Сирин поёт до тех пор, пока путник не теряет разум и не сбивается с пути. Губит птица чёрная мужчин молодых да прекрасных, мстя за свою разбитую любовь...

 

Настасья открыла глаза. И вправду задремала она под этот рассказ, лёжа на тёплой подстилке из мха и травы. Кот Баюн ходил по поляне, урча и почёсываясь.

 

— Ну, как тебе сказка, мррр? Хоррошаа, правда?

 

Кивнула девушка, поднимаясь с земли:

 

— Красивая, только грустная. Жалко любовь терять и страшно от предательства погибнуть.

 

Чудовище обошло её по кругу, разглядывая пронзительно зелёными глазами. Золотая цепь тянулась за ним с мелодичным звоном.

 

— Знаешь ли, зачем я тебе рррассказал эту сказку?

 

— Нет, — прошептала Настасья, да только вот страшная догадка поразила её.

 

— Год назад, — продолжал Кот, и в груди у него зародились недобрые утробные звуки, что до самых костей пробирали, — зашли в мой лес два молодца. Один с волосами янтарными, другой с вороными. Разделившись, пошли они каждый своей дорогой вглубь леса, и с каждым шагом всё больше понимали, что потерялись. Долго блуждали они по чаще, пока каждый из них не вышел на поляну и не нашёл свою судьбу.

 

— Какую судьбу? — вскричала Настасья. — Скажи мне, смилуйся! Год уж как мне белый свет не мил, хоть бы знать, что сталось с женихом моим! Не могу я больше жить в неведении!

 

Кот вспрыгнул на пень размеров невиданных и закрыл глаза, постукивая кончиком хвоста. А когда открыл их, сказал:

 

— Будь по-твоему, Настасья. Сегодня я рассказал тебе первую сказку, осталось ещё две. Вот только знай: и я, и лес этот, и все обитатели его — зачарованные. Не боишься сама ты за судьбу свою, приходя сюда?

 

Выпрямилась Настасья, осушила рукою слёзы:

 

— Что бы ни было, разделю судьбу свою с наречённым.

 

Кивнул Кот Баюн печально:

 

— Быть посему. Теперь ступай домой, тропка тебя выведет. А завтра возвращайся сюда снова в то же время.

 

Пошла девушка по тропинке, и вывела она её к опушке, к тому самому месту, откуда виднелась и деревня, и дом родной. Пока была Настасья в лесу, уж стемнело, хотя там будто не было вовсе дня и ночи. Добежала девушка до избы, в испуге думая, как сейчас батюшка её ругать станет. Но внутри было тихо и мирно, спали родители крепким сном, спал и Петенька, братец младший, в своей кроватке. Улыбнулась Настасья, забралась на печку и вскоре уснула. Впервые за год прошедший на душе у неё полегчало.

 

***

Утро уж было поздним, когда девушка потянулась сладко на своей лежанке. Подивилась было, как это матушка её не разбудила.

 

«Так ведь суббота!», — тут же вспомнила Настасья. В этот день ей всегда давали выспаться вволю.

 

— Вот замуж выйдешь, дел будет так, что вздохнуть некогда, — смеялся батенька. — Спи, покамест дают.

 

Улыбнулась девушка воспоминаниям, но чело её вдруг помрачнело. Вспомнила она, где была вчера да что видела. Вспомнила чудовище из сказок, которым детей малых пугали. Рассказать бы подружкам, как они подивятся! Да только чувствовала Настасья, что нельзя, разозлит это лесного жителя. А ей надобно было узнать, что сталось с её женихом.

 

Так и ходила девушка до вечера, погружённая в свои думы. Корм задала скотине, подмела избу, а потом уселась опять на завалинке, дожидаясь, пока верхушки деревьев озолотятся. Вскоре послышалась пение — возвращались домой с полевых работ жители деревни. Поднялась Настасья да пошла к лесу. «Вчера не сказалась родителям, и сегодня не стану», — решила она.

 

Вновь встретила её прохлада, вновь сомкнулись за ней древние сосны, и тропинка вела между скрюченными деревьями на знакомую уже поляну.

 

Встретил её Кот, как старого друга. Посмотрел, прищурившись, одним глазом.

 

— Здрравствуй, — протянул, — явилась вторую сказку послушать? Хоррошооо... Садись поудобней, эта ещё лучше прежней, о девушке...

 

...что красотой своей затмевала всех в округе. Коса аж до самых колен цвета лунного, глаза, что самоцветы. Любили девушку и боялись её, потому как говорили, что ворожбой она занимается. Частенько видали, как под утро из леса возвращалась босонога, в руках корзинка, платком накрытая, а что в корзинке той — все лишь догадывались. Кто видал, что там коренья всякие да травы, а кто рассказывал, что точно слышал кваканье жабье и шипение змеево.

 

Правда али нет, никто не знал, но девушка эта, что звалась Ягиней, всем больным да немощным в округе помогала. Чуть кто захворает, сразу к её избушке бежали. И она приходила всегда и ко всем с неизменной корзинкой в руке. Готовила какие-то отравы, мази пахучие наносила. Никто ни разу у неё не помер, всех спасала, потому что в руках девушки была волшебная сила, сила могучая и древняя. Как человек ею распорядится, то сила и принесёт: коли добрый он, то будет нести свет и жизнь, коли злой — страх и тлен. Ягиня же была нравом сложная, но сердце у неё было чистым и светлым, вот и дарила она людям радость чудесную.

 

Шли годы, старели взрослые, взрослели дети. Уж и хоронить стали тех, кто в один год был рождён с Ягиней, а она и не менялась будто, день ото дня лишь краше становилась. Вот только не завидовал никто, никто подлостей не совершал, ибо уважали её и любили.

 

Пошли слухи по всему свету о том, что живёт де в глухой деревне девушка красоты невиданной, с даром небесным. И стали к ней женихи приезжать, и одного за другим отвергала Ягиня. Были у неё и крестьяне, парни простые, работящие, но могучие да пригожие. Были и вельможи, все в перьях и шелках. Приезжали даже с Востока да с Запада гости заморские. Все хотели себе жену такую. Предлагали ей дворцы и самоцветы, а Ягиня лишь хохотала да выпроваживала всех вон.

 

И вот однажды явился из неведомых земель молодец. Никто не знал, кто он и откуда, да только рассказывали о нём дурные вещи. Звали его Казимир, и, едва он появился в деревне, так сразу отправился к дому Ягини. Расступились все сваты, увидав его, и зашёл он в избу, и провёл там три дня, и никто не посмел за это время к избе подойти. А на четвёртый вышла Ягиня, держа его за руку, и объявила их женихом да невестой.

 

Никому жених её не пришёлся по нраву, только перечить никто не стал. Сыграли свадьбу молодые и зажили вместе. Шло время, сменялись в деревне да округе одни старцы другими, целые семьи умирали и зарождались новые. И только Ягиня да Казимир оставались такими же юными и свежими. Называли их Прекрасными, называли Бессмертными. Но не было счастья в их доме, ведь юноша оказался колдуном, могучим и жестоким. Пугал свою жену заклятиями жуткими да делами недобрыми. А потом и вовсе стал мучить — руку подымал, верность не хранил. Всё терпела Ягиня, ведь любила мужа своего больше жизни. Но однажды узнала она секрет его самый страшный, поняла, зачем он женился на ней, и с того дня померк для неё белый свет.

 

Много времени ходила Ягиня, свой план вынашивая, а затем решилась. Выгадала время, когда Казимир отсутствовал по делам своим тёмным, и сварила проклятое зелье, все свои силы, все знания вложив туда. А когда вернулся муж, встретила нарядная, накормила вкусным ужином, приласкала с любовью страстной. А потом, когда заснул муж, опоила она его зельем своим.

 

Вскочил он, схватился за горло, вскричал:

 

— Что ты сделала, женщина!

 

— Всё я знаю о тебе, муж мой! О секрете твоём кровавом, о любви твоей ложной!

 

Побледнел юноша, закашлялся, а потом стал вдруг смеяться неистово.

 

— А ты думала, по любви я женился? Что нравом твоим завлёкся, красотою редкой? Мне жизнь милее всего на этом свете! Милее тебя, милее всех, кто был и будет! И я буду жить вечно!

 

Обмерла Ягиня, заледенела от слов жестоких. Как алмазы, заблестели слёзы в её глазах.

 

— Будешь, — шепнула она, — будешь жить. Да только никогда не вернуть тебе свою молодость и пригожесть!

 

И сделался юноша вмиг страшным и худым, обтянула кожа его кости, сделав похожим на мертвеца. Вскричал он не своим голосом, схватил остатки зелья да облил ими девушку. Попали капли на лицо, на руки да на ногу, выглянувшую из-под платья. Захохотал жестоко муж:

 

— Вот, теперь будем вместе такими века коротать!

 

Поднялась Ягиня, прихрамывая:

 

— Нет, не буду я жить с тобой больше. Уходи, но знай, если в мои места сунешься, худо тебе будет.

 

Ушёл возлюбленный её, и долго ещё девушка с лицом старухи горевала. Тридцать дней не выходила она из своей избы, а когда вышла, соседи ахнули. Не желали они признавать в этой уродливой женщине с костяной ногой прежнюю Ягиню и прогнали её из деревни.

 

С того дня сердце Ягини сморщилось, ссохлось, будто старое яблоко, подгнило с одной стороны. Зажила она в самой глуши дремучих лесов, в избушке на курьих ножках, где прежде покойников оставляли.

 

И пошёл вскоре слух по округе, что завелась в этих местах сила злая. Мол, живёт там девушка-колдунья красоты невиданной, да только ночью превращается она в старуху с костяной ногой. Заманивает к себе молодцев на ужин да на баню, а ночью ложится с ними в темноте. И утром снова становится красавицей, а молодец на печи холодным лежит, ибо выпивает она вместе с лаской жизнь его, молодость и силы. Вот уж пять веков, как живёт Ягиня одна в лесу, с окостеневшим лицом и ногой, и оплакивает свою любовь потерянную...

 

Закончил Кот Баюн свою сказку, и раздавалось на поляне лишь его урчание громкое.

Настасья коснулась своих щёк — мокро. Плакала она по судьбе обманутой девушки, чьё сердце растоптали. Плакала и по своей, по жениху, сгинувшему в безвестии, но любимому, как прежде.

 

— Когда же ты поведаешь мне о судьбе моего наречённого? — взмолилась девушка. — Всё в груди огнём горит от боли страшной, оттого, что неизвестность гложет!

 

Кот прикрыл один глаз:

 

— Скоррроооо... Всего одна сказка осталась. Выслушаешь её и узнаешь, что случилось... А пока ступай. Тропка выведет тебя из лесу.

 

Ничего не оставалось Настасье, как вновь вернутся к дому. Снова ночь обступила её со всех сторон, едва вышла она на поляну. Луна светила ярко-ярко, освещая путь к избе. Снова спали батюшка с матушкой крепким сном. Спал и Петенька, да так крепко, что не проснулся, когда она поправила ему одеяльце да потрепала по светлой макушке. Поняла тогда Настасья, что это, верно, Кот наслал на них свои чары. И вновь, стоило ей устроиться на тёплой ещё печке, как уснула она крепко да сладко.

 

***

«Воскресенье сегодня», подумала Настасья, едва открыв глаза. Прежде они с семьей посещали в этот священный день церковь. Да только после того, как пропал Василий, девушка больше не заходила в храм. Уж как ни уговаривали её родители, как ни журили, она оставалась тверда.

 

— Зайду туда только невестой Василия, — упрямилась она, и батюшка в конце концов смирился, а за ним и матушка.

 

Потому не удивились Настасья, когда увидела, что они вместе с Петенькой уж отбыли на службу. Покормила она кур по привычке, насыпала в стойло козочкам свежего сена, да только мысли всё об одном были. Кружили они в голове, как злые вороны, душу мотали, не давали покоя.

 

Едва перевалило за полдень, а девушка уж в нетерпении стояла позади избы, глядя на верхушки Дремучего леса. Всё так же темна и неприветлива была непроглядная чаща, но только что-то влекло туда Настасью пуще прежнего. Томилась она, предчувствуя беду, будто зная наперёд, что уж не видать ей Василия своего живым да невредимым.

 

Так и стояла, считая минуты, пока вернутся из церкви родные, да не выдержала. Кинулась опрометью к опушке. «Вернусь, так простят, а нет, то и незачем знать им», отчаянно мелькнула в голове её мысль.

 

Встретил её лес, как родную. Мягким ковром стелился мох под ногами, ласково касались щёк тяжёлые еловые ветви. Хорошо стало Настасье, спокойно. Словно друга давнего, приветствовала она Кота Баюна. Сидело чудовище на огромном пне, вокруг него стелилась по земле цепь золотая.

 

— Ну что же, Настасья, пррришло время послушать третью сказку, — промурчал Кот. — Садись-ка рядом, мррр, сказка эта старая и страшная, о красоте и вечной жизни. Когда-то давным-давно...

 

...жил на свете юноша. Не сыскать было никого прекраснее и добрее, чем он. Красота его внешняя отражалась и в сердце, и ею он освещал всё вокруг. Люди тянулись к нему, звери приходили за лаской, и любил он всех одинаково, никого не выделяя.

 

Но вот однажды воспылала к нему любовью женщина, да так страстно, что захотелось ей, чтобы юноша любил только её одну, принадлежал только ей. И когда не ответил он взаимностью, отдала она свою жизнь, разменяв её на злое проклятье: напророчила колдунья, что больше никого и никогда не сможет полюбить сердце красавца. А после бросилась в море с высокой скалы. Сбылось то, чего она пожелала, да только иначе: вся любовь, что была в сердце юноши, сжалась в одну крохотную точку, отравленная проклятьем. И стал он любить лишь себя одного, а весь мир стал для него презренен, ничтожен и пуст.

 

Шли годы, стал юноша стареть и дурнеть. И так его это напугало, что начал он искать способ, дабы вечно оставаться молодым и прекрасным. Обошёл все земли, пересёк моря и океаны, побывал у мудрецов и ведунов — никто не знал такого способа. И вот однажды в чужой заморской стране отыскал он пещеру, а в ней — колдуна, старого и дряхлого. И поведал колдун проклятому, что есть страшный древний обряд, настолько жестокий, что давно уж позабыли о нём и много столетий не используют.

 

— Что это за обряд, скажи мне! — воскликнул тот, кто желал оставаться вечно прекрасным.

 

— Скажу, да только цена у этого обряда слишком уж велика, — проскрипел колдун. — Знаю я, о чём говорю, потому что сам был когда-то таким же, как ты. Не было любви в моём сердце ни к кому, кроме себя самого. Шли годы, столетия, а я всё так же оставался молод и хорош собой. Пока тяжесть совершенных грехов не придавила меня, и не оказался я здесь, не желая больше зла творить.

 

— Нет мне дела до других! Хочу жить вечно, и вечно молодым!

 

Вздохнул колдун:

 

— Тогда слушай...

 

И рассказал он, что нужно сделать, а как последнее слово вымолвил, упал замертво и рассыпался в пыль. В тот же день пошёл проклятый в город, следуя словам колдуна. Узнал он, кого здесь называют первой красавицей, и отправился на поиски девушки. А когда нашёл оную, то убил её, вырвал ей сердце и съел его. И вмиг вернулась к нему красота прежняя, вернулись силы молодые.

 

Так и ходил он по свету, сея смерть, пока не встретил девушку-ведунью и не узнал, что, если пожрать сердце могущественной ведьмы, полюбившей тебя, то можно навсегда остаться молодым и пригожим.

 

Нашёл проклятый такую девушку, да только узнала она, кто таков её муж, и опоила его зельем, которое сделало из юноши скелет живой, не могущий среди людей жить. Обрушил он злую ненависть на голову супруги и ушёл в лес Дремучий. С тех самых пор ходит под тёмными кронами старик Бессмертный и ждёт, когда заблудится в чащобе девушка-красавица, и убивает её, и съедает её сердце, и снова на время становится юным и прекрасным...

 

—...а девушки эти, девушки юные, девушки глупые, сами частенько приходят сюда в поисках ответов на загадки, в поисках любви потерянной... Пррравда ведь, Настасья?

 

Звякнула жалобно цепь золотая, обвиваясь вокруг Кота Баюна. Подул вдруг по верхушкам сосен ветер холодный, зашумел лес Дремучий, заголосил. Заплакала Настасья, опустив глаза долу. Красный сарафан её вдруг оказался бурым от засохшей давно крови, и на груди, вместо цветов вышитых, разверзлась большая рана. Закричала девушка, бросилась прочь с поляны. Выпустила её знакомая тропинка к опушке, за которой деревня показалась, залитая багровыми лучами заходящего солнца.

 

Зашла Настасья в дом, где за столом уж расселась к ужину её семья. Три стула стояло у стола, три тарелки лежали да три ложки лежали на столе.

 

— Мама, маменька! — вскрикнула Настасья, но женщина сидела, опустив голову, и не повернулась к ней.

 

— Батюшка!

 

Не услышал он её, не поднял головы, в который вдруг засеребрилась седина.

 

— Петенька... — прошептала девушка, склонившись к братцу, только сейчас замечая, что он выше стал, вытянулся.

 

Мальчик вдруг встрепенулся, огляделся по сторонам.

 

— Настасья... Маменька, Настасья! — закричал он вдруг.

 

— Что ты, сыночек, — зашептала женщина, — нету её, нету нашей Настеньки больше. Год уж почти минул...

 

Отпрянула Настасья в ужасе, закрыла лицо руками. Ноги сами вынесли её прочь из дома, к лесу, к опушке знакомой, к поляне тёмной и сумрачной, где ждал её Кот Баюн.

 

— Что со мной случилось, скажи мне! — взмолилась девушка. — Как же вышло так, что я мертва!

 

Зашипел Кот, искры зелёные вспыхнули в его глазах:

 

— Вспоминай! Вспоминай, Настасья, что ты сделала, вспоминай, куда отправилась, когда Василий не вернулся...

 

Тут-то всё и открылось ей: что не выдержала она жизни без любимого своего, три месяца минуло, как не вернулся он, и отправилась она в Дремучий лес, в самую чащу, за ним, за любовью своей потерянной. И встретила там, но не жениха своего, а страшного колдуна, с душой чёрной, как ночь безлунная. И убил он её, и съел её сердце, а она лежала на земле холодной и не могла этого понять. Поднялась девушка и вернулась в свою деревню, всё позабыв, всё придумав. Зажила привычной жизнью, не замечая будто, что семья её не видит, что матушка плачет ночами, что батюшка хмурый ходит. Но сама всё тосковала по возлюбленному, всё не давало ей что-то покоя, а что — она и сама не знала... И отправилась она снова в лес, и встретила Кота, который глаза ей открыл.

 

— Я сказитель, девица, стррашных сказок, — Баюн успокоился, только бил кончиком хвоста по земле, — и я страж этих мест. Здесь — граница между миром живых и мёртвых, здесь обитают заблудшие души, и живым сюда нет дороги. Зачем же вы, люди, думаете, что вам везде есть место?

 

Вдруг из-за сосны выступила фигура знакомая. Вскрикнула Настасья. Стоял перед ней Василий, да только другим он был: бледный, исхудавший, с синевой вокруг глаз. А сами глаза — дикие, безумные, смотрели на неё, и будто не узнавали.

 

— Жених твой из-за бравады своей погиб, — тихо промурлыкал Кот. — Услышал он, шагая по лесу, пение Сирин, и шёл за ней много дней и недель, без еды и воды, пока не оставил его разум, пока не покинула жизнь. Тогда упал он на землю и смеялся смехом безумным, пока не умер.

 

Заплакала Настасья, да только слёзы странные были: не соленые, не горячие, будто и не было их вовсе. Не приносили они ни облегчения, ни исцеления. Тут из-за дуба вышла другая фигура, и узнала девушка Андрея. Он был так худ, так иссушен, что одежда болталась на нём линялыми тряпками. И так страшен был его вид, что Настасья отшатнулась.

 

— А враг его, гордый и упрямый, повстречал ведунью-красавицу и возлёг с ней, и выпила она его молодость, и силы, и пригожесть, и умер он через несколько дней от бессилия, — мурчащий шепот гулял по поляне, вливался в уши, околдовывал.

 

Смотрела Настасья на двух мужчин, погибших из-за неё, из-за гордыни своей, из-за тщеславия. И она сама погибла из-за любви и глупости своей.

 

— Тебе решать, Настасья, — шелестел Баюн. — Можешь верррнуться в деревню свою, жить там, да только нет тебе больше места среди живых. А можешь остаться здесь, в моём Царстве, где душе твоей заблудшей будет покойнее.

 

Шагнула Настасья к Василию, взяла его за руку. Не узнал он её, посмотрел удивлённо, но ладони не отнял. Не почувствовала девушка тепла — рука его была безжизненной, холодной.

 

— Останусь здесь, — мотнула она головой. — Моя судьба с его неразрывна.

 

Подошла она к Андрею, держа за руку жениха своего, и поманила за собой.

 

— Идём с нами, Андрей.

 

Ничего не ответил юноша, только молча, как тень, скользнул в её сторону.

 

И скрылись они втроём между деревьями. А Кот Баюн всё сидел на сумрачной поляне, обернулась вокруг него тяжёлая золотая цепь. Смотрел страж Дремучего леса на свои владения, глаза его зелёные сыпали искрами, из груди раздавалось утробное урчание. Он берёг не живых, но мёртвых, они были его семьёй. И теперь под сенью древних мрачных сосен, под неусыпным взором Баюна ещё три души бродили, ища покоя.