«Внимание! Внимание! Только сегодня и только у нас: гонка за приз Тридевятого царства! Спешите видеть! Покупайте билеты!» – уличный полкан-зазывала надрывал глотку на рыночной площади, цокал копытами и так яростно размахивал руками, что прохожие волей-неволей не спускали с него глаз и держали ухо востро. Не зашиб бы!

«Все! Все! Все! Скорей на птеродром!»

«Ну точно, все...» – с горечью подумал Йешка, тоже ставший сегодня частью утренней толчеи.

Нет, людям-то места найдутся. Русалок там разных, домовых и прочих, кто на человека похож, тоже пустят, а вот ему, лешему, и на версту не подойти. Не то что поучаствовать. А причина одна – смотреть противно. Кому? Её величеству королеве заморской. У неё на родине, видите ли, всех уродов давно повывели, а те, что остались, по лесам прячутся. Вот царь-батюшка и расстарался, чтобы жёнушке своей угодить. Подкаблучник.

Под угасающие крики полкана Йешка добрался наконец до узкого неприметного проулка, черневшего меж двух белокаменных домов, словно дупло в больном зубе. Люди сюда не хаживали, а уж нелюди и подавно – они-то знали, что за птица тут живёт. Но Йешка – другое дело, у него выбора нет.

Бодрым шагом, чтоб самому себе смелее казаться, дошёл он до конца проулка, поднялся на крыльцо. Ступеньки, как всегда, заныли детскими голосами, старый сруб ощерился расколотыми ставнями, а дверь с совиным уханьем сама распахнулась настежь. Как ни храбрился Йешка, а замер на пороге, подождал, когда сердце вприсядку плясать перестанет, и только затем вошёл.

Не было тут ни сушёных змей, ни крыс-людоедов, ни другой какой пакости. Сыро только, темно и паутина по углам – пусто совсем. Так и не скажешь, что ведьмино жилище. Но ведьма тут была: спала на жёрдочке у дальней стены.

«Спит по-птичьи, храпит по-человечьи», – заметил Йешка про себя и тихонько стал подходить ближе. На полу, под тем местом, где спала хозяйка, стоял сундук – маленький, такой, что за пазуху сунуть можно. Ради этого сундука, а точнее, того, что под замком спрятано, и приходили сюда те, в ком отчаяние побеждало страх. Йешка вот уже в который раз с судьбой поспорить решил, а всё не привык – руки дрожат, как в первый.

Очень заманчивой была идея прихватить сундучок и уйти восвояси, даже не поздоровавшись. Но даже на сажень не смог хитрец приблизиться. Ведьма вдруг повела носом и личико своё распрекрасное скривила, будто кто кислых щей в рот влил.

– Йешка, опять ты!

Вот гадина, можно подумать, у неё тут фиалками пахнет!

– Здорова будь, Сартая, птица вещая, – сдержавшись, ответил Йешка.

Ведьма открыла глаза: один – медный, другой – васильковый – жуть! Ухватила лешего взглядом – не вырвешься.

– Покою от тебя нет, – проворчала Сартая. – Всё ходишь и ходишь... Опять за черноцветом? Весь же скоро повыведешь!

Йешка промолчал. И без того настроение поганое, весь от волнения изошёл, чтобы ещё и тут препираться.

– Ладно, – помолчав, успокоилась ведьма. – Порядок ты знаешь. Один вопрос: ответишь правильно, получишь то, что сильней всего желаешь; а если нет – лишишься того, чем больше всего дорожишь.

«Жизнью, то есть», – напомнил себе Йешка и кивнул.

Сартая устроилась поудобнее, расправила чёрные крылья – от одной стены до другой – и тонким чудесным голосом пропела:

Если жизнь не мила и напрасна,

Помогу снести тяжесть оков.

Я лукава, глупа и прекрасна,

И в могилу свожу дураков.

Я желанна тобой и любима,

Ты за мной на край света пойдёшь.

Но при встрече не вспомнишь и имя,

И другую своей назовёшь.

Йешка слушал как зачарованный, а когда голос затих, остался стоять с открытым ртом. Потом пришёл в себя, тряхнул головой, прогнал наваждение. Сладок голос райских птиц – сладок и опасен.

– Ну что? – спросила Сартая уже по-обычному. – Какой ответ?

– Мечта! – выпалил Йешка.

Это он сразу понял, ещё на второй строчке. Ведьма с досады каркнула – совершенно по-вороньи – и снова сложила крылья, нахохлилась.

– Да не люб ты ей, пень берёзовый! Хоть каким красавцем притворяйся, али не понял ещё?

Йешка от радости чуть сам петь не начал. Кинулся к сундуку. Волшебный засов сам открылся, а внутри лежал пучок сизых стебельков с чёрными цветками. Йешка схватил добычу и, пряча улыбку, припустил домой под сварливые ведьмины крики.

Мудра птица Сирин. Мудры её дочки, внучки и правнучки, да только уже не так. Сартая думает, что леший оборотное зелье готовит – влюбился, девушку-красавицу обворожить хочет, а оно ему для другого надобно.

Проулками да закоулками добрался Йешка до леса, а там уже тайными тропами сломя голову побежал к себе на поляну. Времени-то до полудня осталось всего ничего, а дел ещё тьма.

Лес просыпался. Кряхтели, потягиваясь, старые дубы, щебетали без умолку говорливые берёзки. Белки-воровки срывали поспевшие жёлуди, а один пухлый медвежонок деловито рылся в высокой траве. Все, конечно, замечали Йешку: кланялись, здоровались, шутили, жаловались – хозяин ведь и за них в ответе. Но леший только кивал в ответ – некогда. Тяжко было на сердце, оттого что лес свой совсем забросил, но поздно уже отступать. Пообещал себе, что в последний раз это, сжевал половину черноцвета, запил готовым отваром. Почти уже и не почувствовал горечи.

Васик ждал его на поляне. Деловито, выпятив грудь, что твой царь, прохаживался на солнышке. Всё же петух – он и есть петух: хоть с орлиным клювом да с драконьими крыльями, хоть нет. Мясом с кровью не корми, дай поважничать перед сойками и глухарями. Йешку заметил – обрадовался. Но как развидел черноцвет, чуть не улетел. Едва успел его Йешка за лапу схватить.

– Ну же, Васик, перестань, - заговорил он с другом ласково. – Ну в последний раз это. Да чтоб меня кикимора расцеловала, если вру! Сам же знаешь, не пустят тебя таким: с куриной головой и хвостом змеиным. И не объяснишь им, дуракам, что ты не всякого в камень взглядом обращаешь, а только тех, кто тебе навредить захочет. Глупые они, Васик, и трусливые.

Васик наконец успокоился – крыльями бить перестал. Но есть черноцвет всё никак не соглашался: клюв воротит и кудахчет по-своему.

Что тут скажешь? Горек черноцвет, но без этой горечи судьбу не одолеешь.

– А как победим, – сказал Йешка, погладив друга по гребню, – здесь, в лесу, свой птеродром построим. Будем туда пускать всех-всех и летать, сколько вздумается!

Взгляд у Васика стал несчастным, глаза заблестели, как роса на зелёном лугу – того и гляди заплачет. Уговорился, значит. Укусил он напоследок Йешку за палец и с громким, жалобным «кху!» проглотил ненавистные цветы.

***

– Ваше имя? – спросил сморщенный старичок-распорядитель у входа на птеродром.

Статный молодец в кожаном дублете тряхнул золотыми волосами, приосанился и, старательно картавя русскую «р», произнёс:

– Йештер фон Краудец, а это мой грифон – Василевс.

Старичок ни на молодца, ни на белокрылого красавца рядом с ним даже не взглянул. Только сверился со списком участников и пробубнил в ответ:

– Пятый стартовый номер. Пройдите налево и вниз по переходу.

Йешка даже обиделся. Столько готовился, легенду заучил о славном рыцаре из далёких земель – проверки боялся. А тут на тебе... Спорить он, конечно, не стал. Но только повернулся, чтоб идти, куда сказано, как застыл на месте: ни шагнуть, ни вздохнуть, словно в дуб лесной обратился.

Много в Тридевятом царстве красавиц, но с венцом на голове – всего одна. С самой царицей повстречаться Йешке довелось. Вот уж удача, нечего сказать.

– Доброго дня, гер Краудец. Как вы, хорошо долетели? – спросила царица и пожаловала Йёшке самую ослепительную улыбку из всех, что он в своей жизни видел.

Всё же слаб мужчина против женской красотой. Хоть бы даже и леший. Часа не прошло, как Йешка государыню недобрым словом поминал за указ её проклятущий, а теперь глаз от неё отвести не может. Кожа у царицы – как первый снег, волосы словно червонное золото и водопадом до самого пояса стелются, а глаза – два яхонта голубых, на солнце аж сияют!

– О! Моя госпожа! – Йешка наконец пришёл в себя и склонился в глубоком поклоне. – Глядя на вас, понимаешь, как лжива бывает людская молва. Бездельники-барды и десятой доли вашей красоты не смогли передать словами.

За плечом у Йешки Васик согласно кудахнул – тоже не устоял.

– Благодарю, гер риттер, вы очень любезны, – царица комплиментом осталась довольна. – Но какой же крупный у вас грифон! Неужели в самой Гиперборее поймали?

Йешка замялся. Он знать не знал, что за Гиперборея такая, а потому решил сказать, как на самом деле было:

– Это он меня выбрал. Однажды утром прилетел и насовсем остался. Не знаю даже, за что мне такая удача...

Тут царица Йешку таким взглядом окинула, что он даже смутился.

– Вижу, за что, – сказала она. – Жду не дождусь увидеть вас в гонке. А потом и на приёме – во дворце.

Йешка во дворец не собирался, но только хотел отказаться вежливо, как царица уже развернулась и белым лебедем поплыла к своей ложе. Тут же и четверо богатырей объявились, обступили царицу со всех сторон, а у Йешки в руках грамота оказалась – приглашение. Эх, знала бы государыня, кого на бал позвала!

Не сдержался благородный рыцарь – прыснул в кулак. И грифон его прощебетал что-то, но совсем не по-орлиному. А потом они вместе скрылись в проходе под трибунами.

***

К старту Йешка пришёл последним. Пять соперников уже ждали на своих местах: два грифона, два пегаса и карликовый дракон. Не густо в этом году с разнообразием. Раньше-то, бывало, такие чудные твари прилетали, что не поймёшь даже, где хвост, где голова. А теперь...

Ну да что прошлое бередить? Забрался Йешка на Васика, встали они в кружок с пятёркой, на земле начерченный, стали ждать. Йешка всё надивиться не мог, какой же огромный он, этот птеродром. Нет, они с Васиком сюда и раньше приходили – тренироваться, но то совсем другое дело, то в тишине, без зрителей. А сейчас трибуны полнёхоньки, участники словно в осаду попали. Окружили их люди добрые и давят, давят со всех сторон – даже дышать тяжко. Вот и Васик притих, съёжился весь, ещё чуть-чуть и в воробья превратится.

– Ничего, прорвёмся! – ободрил его Йешка и погладил по клюву. – Всего-то тридцать кругов, в каждом и двух вёрст не наберётся. Солнце ещё не сядет, а мы уже дома будем – с первым призом! Представляешь, как все удивятся? Твои глухари просто с веток попадают!

Вроде помогли слова. И Васик дрожать перестал, и Йешка вздохнул полной грудью. На соперников посмотрел: железных нет. Все так же волнуются: в сёдлах ёрзают, с лапы на лапу переступают. Но ничего: скоро и им легче станет – нужно только взлететь.

Тут притихли зрители. Понятно, почему: сам надёжа-царь с торжественной речью поднялся. Совсем уже поседел правитель Тридевятого царства, а всё так же телом крепок, духом силён и гласом грозен. Любит народ своего государя, не смотря ни на что. Вот и сейчас каждое слово его ловит, а уж тот умеет складно говорить. Один Йешка, наверное, царя не слушал. Не от обиды, нет – сигнала ждал. Год уже ждал, если не больше. Как закон о нелюдях издали, думал, всё – отлетался. Но нет, нашёл лазейку. Дело за малым осталось – доказать, что не хуже других.

Наконец закончилась речь, отгремели овации. Поднял руку государь: как махнёт, так и начнётся гонка. Йешка ухватился покрепче, приготовился. Один миг в вечность превратился. Но вот он – гонг!

Ринулись участники вперёд – для взлёта ведь разогнаться надо. Йешка сразу чуть в сторону взял: поближе к грифонам, подальше от дракона, а то зашибёт ещё крыльями своими. Вперёд сразу пегасы вырвались, а Васик поотстал, но оно и понятно – на куриных лапах за лошадью не угонишься.

Но в воздухе – другое дело!

Один взмах, другой – и под рёв трибун они рванули ввысь – туда, где нет ни царей, ни указов. Лишь проказник-ветер бьёт в лицо, свистит в ушах и так и норовит ухватить за волосы.

Так, позабыв обо всех невзгодах, о волнении и страхе перед толпой, леший верхом на василиске под покровом чар закладывал вираж за виражом и настигал других претендентов.

Первым отстал дракон – слишком уж он тяжёлый, хоть и карликовый. Плюнул с досады дымом, но всё же спустился пониже, чтобы другим не мешать. А ближе к концу и пегасов к земле потянуло – крылья устали. Видать, захотелось лошадкам, как привыкли, часть пути на своих четверых пробежать, но нельзя – снимут с гонки.

Остались только три грифона в строю. Ну как три: два и Васик. Крыло к крылу летят, и никто уступать не хочет. Того и гляди тот победит, у кого клюв длиннее.

– Давай, Васик, не подведи! – прокричал Йешка другу перед последней прямой и что было сил обхватил того за шею – ух, что сейчас будет!

Трибуны ахнули, когда номер пятый вдруг сложил крылья и стрелой понёсся вниз. Толпа ревела всё сильней, пока земля спешила навстречу грифону. Даже царь с царицей поднялись.

«Разобьётся же!» – вертелось у всех в головах.

Но Йешке с заложенными ушами и закрытыми глазами было не до них. Он даже вздохнуть не мог – только и знал, что держаться. Лишь у самой земли Васик крылья расправил, когда уже не верил никто. Йешку так придавило, что ещё самую малость и лететь бы Васику дальше без наездника. Но ничего, стиснул зубы, вытерпел. А когда глаза открыл, гонка-то уже и кончилась. На целую сажень обошёл других сумасшедший пятый номер!

Теперь уже в его честь хлопали в ладоши и кричали ура! Два раза облетел он птеродром на радость зрителям. А на финише победителей уже ждали. Набросились на них бывшие соперники, словно соколы на голубей. Поздравляли, обнимали, а потом ещё и сами на пьедестал подняли. Яркая победа вышла, не поспоришь.

А Йешка и пары слов в ответ сказать не смог. Даже Васику позавидовал – от него красивых речей и не ждал никто. Не верилось лешему, что получилось всё, что начатое он до конца довёл. А чувства... Мудра птица вещая Сартая, и загадка её не в бровь, а в глаз попала.

– Порадовал ты меня, Йештер фон Краудец, ох, и порадовал! – сказал царь, когда до награждения дошло. – Никто так не побеждал – лихо, смело! Вот, прими – заслужил.

Оробел Йешка немного, когда награду увидел, но справился с собой, забрал из царских рук огромный самоцвет в золотой оправе. На большой птеродром, конечно, не хватит, но ничего: в тесноте, да не в обиде.

– Поздравляю, гер риттер, – улыбнувшись, сказала царица, а потом обрызгала его чем-то и добавила: – На счастье!

Не сразу понял Йешка, что живая вода это, а потом уже поздно было. Запричитала царица так, что любая сойка позавидовала бы. Ну а что? Когда перед тобой вместо молодца с грифоном леший с василиском появляются, тут или в голос, или в обморок.

Царь, само собой, тоже крик поднял. Набежала стража, окружила победителей. Ох, и дураки... Едва успел Йешка Васику глаза закрыть, а не то бы быть беде. Нет, уж лучше самим пропадать, но чтобы без смертоубийства.

«Не повезло», – подумал Йешка с сожалением, но без злобы. На кого злиться-то?

Хотел он уже крикнуть, что сдаётся, как вдруг стража назад подалась. Выскочила у Йешки из-за спины горгулья каменная, собой заслонила. Оглянулся он тогда, а грифон-то один всего остался, и дракона нет. Виверн вместо него – костлявый и уродливый – рычит, а из пасти не огонь, а едкий дым идёт и клубами стелется. Вмиг всё вокруг заволокло – ни зги не видно.

Не один Йешка такой умный, как оказалось. Но об этом он после подумать решил, а сейчас забрался в седло поскорее, и поднялись они в небо вместе с другими нарушителями. Посмотрел Йешка на трибуны и обомлел. Сколько там людей-то? Кикиморы, водяные, анчутки, злыдни... – кого только нет! Если уж живая вода какие чары разрушает, то все разом.

– Смотри, Васик, не нужно нам никакой птеродром строить. Не работает царский указ. Кто сильно хочет, путь к мечте найдёт, как бы ни зажимали.