Илья Савич

Витязь

Аннотация (возможен спойлер):

Древняя Русь славилась могучими воинами, которые противостояли самым опасным врагам. Великая троица богатырей совершали свои подвиги, но отнюдь не в одиночку, а командуя дружиной. В эту дружину нанялся прибывший с далёкого острова Руян варяг Дражко, ставший свидетелем и участником сражений, вошедших потом в былины.

[свернуть]

 

На чёрном небе ярко сияла полная луна, выглядывая из-за туч, закрывавших звёзды. На луне то и дело появлялись чёрные пятна пролетающих мимо облаков, но, будто заговорённую, они не скрывали её, как весь остальной небосвод. Поэтому открывался подробный вид на небольшую поляну в глубине леса.

На поляне раскинулись палатки и шатры. Между ними догорали костры, стыли котелки с почти закончившейся похлёбкой.

- Трое часовых, – прошептал низкий, статный голос, спрятанный во тьме крючковатых, костлявых ветвей, колючих кустарников и поваленных, отживших свои века стволов, на которых уже начинали новый жизненный круг грибы, мох, насекомые и прочая лесная живность.

- Алексей, стрельцов своих сам определишь на них. Пущай стреляют по третьему зову совы. Только лучших поставь – по оному выстрелу, не больше!

- Обижаете, Илья Иванович. Сделаем так, что ни одна собака не учует. – ответил второй голос, молодой, по-юношески возбуждённый.

- Тогда ступай. Жди сигнала.

- Как бы он не поспешил, стерпел прыть... - прозвучал третий, стальной и жёсткий.

- Стерпит. Молодой ещё, до славы охоч, но слова моего не оспорит. Ты, Добрыня, бери своих и заходи с той стороны. Нужно успеть до того, как луна скроется.

- Неспокойно мне. Слышал, Соловей этот – чародей. Свистом целые дружины сметает, ураганы наводит. Кабы успеть пасть ему заткнуть...

- Сделаем всё по уму – успеем. А сплетники и привирать любят. Иначе слушать никто не будет.

- С Богом. – заключил Добрыня и тихо, словно и не по лесу передвигается, а по пуховой перине, отправился на позицию.

Из лагеря доносились аппетитные запахи похлёбки, поставленных на ночь у костра добрых кусков кабанины. Долгим маршем преследовали они ватагу Соловья-разбойника, от самой разграбленной и сожжённой деревушки.

Тати налетели внезапно, говорили выжившие селяне. Явились из ниоткуда, награбили, пожгли, кого убили, кого снасильничали, и тут же испарились. Что примечательно, полон не брали. Чтобы не задерживал.

Дозорная дружина Ильи Ивановича Муромского так долго ждала возможности напасть на горячие следы засевших уже в горле бандитов, что сразу помчались за ними. Только на второй день, к самой ночи они добрались до соловьиного убежища, скрытого ото всех многими вёрстами глухих лесов.

Ветер гулял по поляне, сгоняя всё комарьё в леса, прямо на дружинников, но те будто не замечали наглых непуганых кровососов, фривольно жужжащих прямо над ухом.

Наконец поляну начала покрывать темень – тучи заслоняли луну, будто набрались-таки храбрости, захватили остаток небосвода. И Во мраке спящего леса послышалось три совиных уханья.

Подав сигнал, Илья выдвинулся из-за укрытия и повёл гридней на лагерь. Вместе с этим три силуэта беззвучно упали, будто их и не было, и лишь лёгкий свист растворился в воздухе, сопровождая их за кромку.

Со всех сторон на убежище ватаги сдвигались тени.

Один из шатров вдруг раскрылся, оттуда выступил, громко зевая, тать, почесал зад и поплёлся на окраину – облегчиться. Дражко, один из гридней Алексея Левонтьевича, прозываемого Поповичем по отцу его, затаился. Дышал он беззвучно, сам был неподвижным абсолютно. Тать подошёл совсем близко, начал спускать штаны, но так и не успел закончить дело. Дражко пардусом кинулся на него, умертвил и плавно опустил на землю.

Мимо проносились гридни. Через несколько секунд они явятся в свете угасающих костров и начнут зачистку, но у Дражко были другие задачи. Он вытер об одежду мертвеца короткий сакс, всунул обратно ножны, достал из колчана несколько стрел и воткнул их в землю, а одну наложил на тетиву.

Первые тени обратились людьми, подобрались к палаткам и шатрам и принялись за свою кровавую работу. Послышались звуки входящих в плоть клинков, предсмертные всхлипы, пошли первые крики. Тут же из оставшихся шатров повыскакивали тати, поднялись крики, но уже предупреждающие об опасности, засвистели стрелы. Дражко одним из первых пустил свою стрелу и прошил шею хватившемуся за саблю противнику. Вторая, третья, четвёртая шли следом, не успев ещё достигнуть цели.

Гридни уже не крались, но ринулись на растерянного врага с жутким воем, содрогающим душу. Главная цель – внезапность – была достигнута, и теперь оставалось закрепить успех стремительной атакой. Вот-вот началась бы настоящая бойня, но тут раскрылся шатёр в самом центре лагеря. На фоне яркого света появился худощавый силуэт и в правой руке он держал саблю, а в левой что-то длинное, расширяющееся к концу. К нему сразу же устремилось несколько дружинников, но он, вопреки ожиданиям, не сдвинулся с места и даже не поднял саблю, а поднёс к губам нечто в левой руке.

И тут начался хаос.

В уши ударил бешенный свист, а за ним последовал сбивающий с ног ветер. Дражко сдуло с ног, и он шлёпнулся о землю, оставшиеся в земле стрелы вырвались и, крутясь, улетели, чуть не задев его. Сражение утонуло в ужасающем свисте Соловья, многие дружинники повалились, все ухватились за уши и побросали оружие: и гридни, и тати. Но один выдержал напор и остался на ногах.

Илья острым концом щита упёрся в землю, от боли в ушах скривил мучительную гримасу и попытался сгладить её, заткнув уши землёю. Немного помогло, но он понимал, что стоит поспешить.

Магия Соловья ненадолго ослабла, пока он делал вдох, и Илья успел одним рывком сократить дистанцию вдвое, но его встретил новой силы удар. Острый конец каплевидного щита бороздил землю, всё труднее давалось оставаться на ногах. Илья собрал все силы, что у него были, и делал шаг за шагом, переставляя щит.

Шажок, ещё один. Со стороны вдруг появилась стрела, но она не выдержала урагана, взмыла вверх, так и не добравшись до цели. А Илья всё приближался.

Они встретились взглядами. Жёсткие, исподлобья пронзающие глаза витязя и полные неприкрытой ярости глаза Соловья. Наконец можно было рассмотреть его: левый глаз с побелевшим от раны зрачком, будто и не мёртвый вовсе, а наоборот видящий даже более здорового; три неровные полосы шрама, проходящего ото лба, через тот самый глаз и к подбородку – отметина медвежьей лапы; густые длинные усы, свисающие ниже подбородка, и короткая щетина – как раньше носили все воины и знатные люди; короткие вороные волосы, обритые по кругу; жилистая, надутая от работы шея; сухие волокна мышц покрывали худое тело.

И вот Илья уже рядом. В руках сжат меч, зубы уже скрепят друг о друга, он готов нанести удар.

Соловей вовремя среагировал. Ветер и свист быстро растворились, а сабля сбила острие меча. Соловей тут же замахнулся, обрушил клинок на Илью, но тот встретил его обухом щита. От столкновения сабли и стальной обшивки сверкнула искра, Илья сделал выпад, Соловей увернулся полукругом, попытавшись зайти сбоку, но его сразу же встретил удар щитом, от которого он чуть не рухнул. Отбросив Соловья, Илья кинул финт вниз, перевёл линию атаки и ударил сбоку. Соловей успел сориентироваться, парировал и отпрыгнул. Смертельный танец продолжился под музыку лязгов стали о сталь.

Тем временем воины вокруг начали приходить в себя. Снова запели стрелы, завязалось сражение, и тати находили конец своей разгульной жизни на остриях дружинного оружия.

Соловей продолжал сопротивляться, но Илья всё усиливал и усиливал натиск. Вряд ли найдётся на этих землях воин, способный одолеть его в поединке. Разве что ближайший его друг и соратник – Добрыня – мог бы с этим справиться, и то вряд ли. У Соловья шансов не было и подавно, хоть и держался он похвально.

Илья наносил удар за ударом, то обманывая, то сокрушая всей силой. Соловей вдруг выждал момент и ударил в ответ, решив, что подловил противника, но лишь попал в ловушку: Илья, ожидая этого, сбил саблю мощным выпадом щита, а сам ударил сверху. Соловей, чуя свою смерть, не нашёл ничего лучше, чем подставить жалейку – волшебный инструмент, что даровал ему такую силу. Кромка меча расколола золотую узорчатую оправу, прорубила дерево, и тут их обоих отбросила на несколько шагов в разные стороны вырвавшаяся на свободу сила, заключённая в жалейке. Снова поднялся свист и ураган, ещё пуще прежнего, теперь и Соловей схватился за уши, рыча от боли. Весь лагерь разметало по округе, а вековые деревья с тяжёлым скрипом прогнулись. Казалось, даже тучи разбежались, снова открыв лунный свет. Свист и ураган взорвались, волшебство издало своё предсмертный крик и скоро растворилось в воздухе.

Поле боя захватила внезапная тишина. Скоро послышались тяжёлые вздохи, ахи, стоны, шуршания. Воины во второй уже раз приходили в себя. Одним из первых поднялись Алексей и Добрыня. Добрыня взял на себя командование и координировал всю дружину, когда Илья один на один схватился с Соловьём. Уже не в первый, и явно не в последний раз Добрыня брал на себя это бремя, когда Илью захватывала битва, и он вместе со своими ближниками врывался в самую гущу событий. Вот и теперь он вырвался вперёд, не желая прятаться за спинами гридней.

Алёша поправил лук, пересчитал стрелы в колчане, осмотрелся. Он заметил несколько оставшихся татей и начал пускать стрелы. Каждая находила цель. Добрыня в то же время собрал ближайших к нему оклемавшихся гридней и взял под контроль боле битвы.

Илья, кряхтя, опёрся на руки, выпрямился и начал тяжело подниматься. И меч, и щит разбросало, шлем слетел, оголив тёмно-русые короткие волосы. В ушах звенело, земля крутилась под ногами. Каждый шаг грозил снова свалить его с ног. Соловей тоже оклемался, насколько это возможно, пытался оттолкнуться руками, но его кружило так, что он тут же падал обратно. Наконец он встал на четвереньки, но тошнота подступила к горлу, и содержимое желудка вырвалось наружу. Полегчало.

Илья был уже рядом, когда Соловей встал на ноги. Его шатало, крутило, но изо всех сил держал равновесие. Илья остановился – они оказались лицом к лицу. Соловей покосился на кинжал на поясе витязя, сжал в руке оберег – амулет из трёх медвежьих когтей, и стал ждать смерти, не в силах более пошевелиться. Лишь сказал, тихо и хрипло:

- Ну, наконец-то... как тебя звать-то?

- Илья. Из Мурома.

- Ну, Илья из Мурома... не тяни.

Соловей поднял взгляд на полную луну. Грубое, будто из камня, лицо его озарилось еле заметной улыбкой. Казалось, он ждал этого мига долгие годы и, наконец, дождался.

Но вместо Ирия его ждал мощный удар в подбородок. Соловей рухнул, так, наверное, и не успев осознать, что избежал смерти, а Илья следом за ним опустился на одно колено. Сеча и магия измотали его, потрясли голову, выбили даже всякую ярость.

- Нет, паскуда, - прошептал он, - так просто тебе не отделаться.

****

Стольный град Киев раскинулся широко. С холмов, окружённых высокими стенами, простирались обширные жилые, торговые и ремесленные улицы, полные трудящегося народу, лающих собак, гомона, ругани и крикливых зазывал.

Дружина въехала в первые ворота городских стен, ещё в низине. Гридни растворялись среди проулок, они возвращались домой, к своим родным, пока есть такая возможность. Илья, Добрыня и Алексей такого права были лишены и вместе с ближней дружиной направились в детинец – отчитаться перед князем.

- Веремуд. – позвал Добрыня своего гридня. – Возьми пару мужей и отвезите обоз ко мне во двор. Как воротимся от князя, разделим.

Соловей успел немало награбить. В основном он брался за торговые караваны, так что дружина знатно пополнила свои кошельки. Одно никто не мог взять в толк: почему тати грабили и сжигали одни деревни, а другие не трогали, обходившись лишь откупом провизией. Были слухи, что некоторые даже получали от них и вполне щедрую плату. Хотя, кто их поймёт, разбойников!

Детинец был самым могучем укреплением Киева, куда сбегался всякий, случись какая опасность. На высоком валу взгромоздились толстые стены, на которых сторожили дозорные. Ворота казались и вовсе недосягаемыми: громадная постройка, основание которой начиналось у подножия вала, а верхушка возвышалась над стенами. В детинце находился двор Владимира – Великого князя киевского. Тут же были и дворы знатнейших мужей, и гридница, и склады с запасами. Над всем этим возвышалась десятинная церковь с искусными резными образами на стенах и крестом на самой макушке колокольной башенки.

Витязей встречали восхищёнными взглядами. Богатые киевлянки, проходившие мимо, не могли оторвать глаз от них, особенно от молодого, не испорченного годами Алексея, тем более славного, что в свои годы ехал бок о бок с Ильёй и Добрыней. Мальчишки из гридницы, что сейчас упражнялись с оружием, с остервенелостью принялись выкладываться, желая показать себя во всей красе перед своими кумирами.

У княжьего двора витязи спешились, конюхи приняли поводья и повели лошадей в стойла. Лишь одна осталась – та, что везла на себе перевязанного Соловья.

У ворот их встретил Блуд, приближённый к Владимиру боярин, в годах, с густой, с проседью, бородой, большим горбатым носом и маленькими хитрыми глазками, которые, казалось, замечают и примечают всё происходящее вокруг.

- Илья! Добрыня! Алексей! Здравы буде! – приветствовал он их.

- И тебе здравия. – ответил Илья.

Он не любил Блуда. Хитрый, скользкий, словно линь, боярин всюду искал выгоды и не брезговал ничем, дабы эту выгоду заполучить. Единственным человеком, кто сам мог получить с него выгоду, был Владимир, да, может быть, Добрыня. Воину от мозга костей Илье боярин был противен.

- Князь вас уже ждёт, поспешите. Славную добычу, слыхал, взяли?

- Какую Бог послал, такую и взяли. – сказал Добрыня.

- Ну-ну, - улыбнулся Блуд, - А это, стало быть, Соловей? Какая морда! Попался, наконец, треклятый. Так, не стойте у порога. Князь не любит ждать. Пошли!

Трое витязей пошли в терем, а ближняя дружина разместилась во дворе. Вокруг забегали холопы и кухарские девки, накрывая на стол. Девки подносили каши, похлёбки, хлеб, квас, мёд и пиво, уворачиваясь от ушлых рук гридней. Потянуло жаренным мясом из кухни, и все с нетерпением дожидались его, набивая желудки чем есть.

Дражко не повезло. Он успел лишь отхватить со стола краюху свежего хлеба и кувшин с квасом, как его поставили сторожить Соловья. Того уже сняли с лошади и привязали у столба. Мальчишки прибегали посмотреть на разбойника, кидали в него гнилыми овощами, дразнили и смеялись. Соловей не обращал на них внимания, взгляд его был обращён в никуда.

Дражко сидел на пеньке и поедал краюху, косясь на кухню, чтобы успеть перехватить себе немного жаренного мяса и размышлял, почему так долго воеводы сидят у князя. Не то чтобы он спешил - сам Дражко не имел в Киеве ни одного родственника. Несколько лет назад, ещё юнцом, он прибыл на Русь из Руяна - далёкого острова за Варяжским морем. Там у него после смерти родителей оставались дальние родственники, которые были готовы принять его под свой кров, но он решил отправиться на торговой ладье в Новаград и искать удачу на торговых путях, ведущих на Восток. Дражко хотел повидать мир, дальние страны тех купцов, что прибывали в Ральсвик. Купцы нередко выглядели совсем не похоже на ближайших иноземцев: франков, вагров, бодричей, данов, свеев и прочих. Те и вовсе не особо отличались от других жителей Варяжских берегов.

Купцы из неизведанных земель привозили удивительные вещи и с жадностью скупали местные товары, будто они ещё чудеснее привезённых. Дражко даже слышал, хоть и самому ему не удалось увидеть это своими глазами, что один купец владел волшебным ковром, что мог поднять своего владетеля в воздух и парить так, и даже летать, словно птица. Помнится, князь Велиграда, где тот купец остановился, предлагал баснословные богатства за этакое чудо, кормил и поил гостя со своего стола и приваживал того, как только мог, но купец наотрез отказался продавать чудесный ковёр и оставил князя с носом.

Дражко знал, что там, за морем и за далёкими полями, лесами, горами и другими морями стоял совершенно иной мир, и он жаждал там побывать. И он знал, что все эти люди прибывают к ним через Русь.

- Слышь, юнец. – вдруг позвал его Соловей. – Дай глотнуть. Глотка пересохла.

- Потерпишь. Глядишь, тебе её скоро топором перерубят, так чего зря квас переводить?

- Хах, - осклабился Соловей, - скорее бы. Чего ж меня в лесу то не зарубили? Почто сюда приволокли, как кабана на убой?

- Молчи, окаянный! Не твоего ума дело. Жалости захотел? Смерти воина? Неча было люд грабить да убивать. А раз убивал – неча было попадаться.

- Разве ж это люди... Вишь, вот тот храм? Красивый, богатый... а знаешь ли ты, что на том самом месте стояли наши боги?! – Соловей разгорячился, потерял отрешённый вид и заговорил яростно, как только хватало сил. – Владимир, курвин сын, на цареградскую царевну слюни пустил и крест на себя нацепил! Идолов срубил и капища пожёг! И дружина, что прежде Перуна славила в рабы к мертвецу пошла добровольно, и простой люд не побрезговал. Я тех людей грабил, что предали своих пращуров! Своих не трогал!

Дражко слушал Соловья и вспоминал родные земли. На Руяне жили разбойники пострашнее ватажки Соловья. Морские пираты, жестокости которых боялись все окрестные народы, особенно не любили христиан. На соседних ободритских землях многие принимали крест и постоянно случались склоки между ними и верными старым богам. На Руси, лишь недавно принявшей покровительство Христа, Дражко застал подобную же картину.

- Ишь ты, своих он не трогал. А иноземные караваны что, тоже веру предали?

- Хе-хе, - прохрипел Соловей, сверкнув единственным глазом, - уж этих-то завсегда можно потрепать.

- Иди ты... трепатель... ладно, на держи. – Дражко протянул к губам Соловья кувшин с остатками напитка.

Хоть сам он и не придавал богам излишнего внимания: и обереги родных богов носил, и крест (лишний покровитель никогда не помешает), но чувствовал в Соловье что-то близкое и даже немного его понимал. Одно было невдомек– не уж-то хватило человеку того, что только караваны грабить, да по лесам прятаться! Руяне гуляли по всему морю, как хозяева, и захаживали в самые разные земли, сталкивались с морскими чудищами и бились с великими воинами.

Но и они не особо желали уходить дальше своих просторов, а этого Дражко было мало.

- Спасибо, парень. – довольно вздохнул Соловей. – Ну, где они там? Я так со скуки подохну, не дождусь топора!

И тут, будто его услышав, двери терема отворились, и оттуда вышли воеводы. Вид их сразу не понравился Дражко: грузный и задумчивый у Ильи и Добрыни и живой, жадный у Алексея. Это означало, что их ждёт что-то опасное и тяжёлое.

- Дражко! – крикнул Алексей. – Веди его в темницу. Более это не наша забота. А после ко мне в дом, и поспеши! За коня не волнуйся, я его к себе отведу, отходим, как дорогого гостя. Но!

Воеводы прыгнули на подведённых лошадей, кликнули своих ближников и поскакали со двора. Эх, а ведь мясо вот-вот будет готово.

Дражко отвязал Соловья и повёл его в темницу. Они проходили мимо богатых дворов, ристалища и церкви. Прохожие с любопытством смотрели на звериного вида разбойника и, с восхищением, – на Дражко, будто он самолично поймал знаменитого татя. Гридень ловил заинтересованные взгляды девушек и не мог не отвечать на них.

Когда они уже подходили к месту, Соловей вдруг остановился. Дражко напрягся, схватился на за рукоять сакса, готовый обезвредить пленника, если потребуется. Но тот не попытался вырваться или напасть. Он повернулся к нему и заговорил.

- Дражко, значит... Слушай, Дражко. Понравился ты мне. Славный парень. Нездешний?

- Верно.

- Варяг, значит. То-то говор новгородский. Так вот, возьми, Дражко мой оберег. Это когти медведя, которого я сам убил. Он мне эту отметину и оставил, этими самыми когтями. Отомстил. – Соловей задорно осклабился, вспомнил бурную молодость. – Возьми, не боись. Будет тебе защита от здешних духов. Они удалых любят, а я в тебе чую удаль.

Соловей протянул голову, и Дражко снял с него грубого плетения верёвку с оберегом и повесил себе на шею. Подумал немного, достал из походной сумки свёрток с вяленной кониной и молча засунул Соловью за пояс, не найдя нужных слов. В темнице его должны заковать и избавить от верёвок – хоть отведает какого-никакого мяса. Кормят там хуже скотины.

Исполнив поручение, Дражко направился во двор командира. Алексей разместил ближнюю дружину за своим столом. Хозяйка, его жена Алёна Петровна, несмотря на юный возраст, браво руководила домашними слугами, пока те следили за столом и даже приструнивала самих дружинников, если те распоясывались или пытались слишком настырно заигрывать с трудящимися девушками.

Когда Дражко впустили в дом, и он поприветствовал хозяйку, друзья радостно его приветствовали, усадили за стол и навалили еды, заставив перед этим высушить рог мёда, в качестве платы за опоздание. Дражко был совсем не против.

- Где воевода? Что им там такого князь сказал? Не говорил он? – спрашивал он друзей.

- Не, томит. – ответил Ратибор, высокий светловолосый удалой гридень с золотой серьгой в левом ухе, немного старше Дражко. – Ты ж его знаешь. Но дело знатное намечается! Видел, как он возбудился, когда из терема вышел?

- Ещё б ему не возбудиться! – вставил Буеслав, последний из их тройки – этот шириной не отставал от самого Ильи Муромца и грозился с годами с ним сравниться и ратным делом. – С такой-то жёнушкой, - он перешёл на шёпот, - всякий после отбывки домой побежит, только пятки сверкали!

- Так куда он делся?

- Воеводы у Ильи собрались. Решают, что дальше делать. – ответил Ратибор. – Чую я, ненадолго мы в Киев прибыли.

- Не дай Боже! – воскликнул Гришка – из остальных ближников Алексея – этот ростом не мог похвалиться, но верхом такие чудеса вытворял, будто родился в седле: на скаку зайца без промаха стрелял. – Меня моя Ждана итак не видит - жалуется постоянно, причитает. Если с одного похода в другой уйду, так лучше меня сразу зарубить – заклюёт.

- Погоди, вот скоро добычу разделим, принесёшь своей Жданушке бусы какие богатые, она всё простит и ещё отблагодарствует. – успокаивал его Алдан, смуглый хозарин.

Дружина посмеялась и продолжила пиршество. Дражко набил себе брюхо яствами и напитками, не забыв плеснуть немного в тлеющие уголья очага, смеялся, делился планами на положенную ему долю. Время пролетало незаметно, и скоро появился Алексей.

Воевода рухнул на скамью рядом с гриднями, оторвал мясистую ножку зажаренного с яблоками гуся, в один присест выдул хороший рог пива, и только обглодав косточки соизволил говорить.

- Итак, братцы. Недолго нам в Киеве зады отсиживать. Беда случилась в смоленских землях, наша помощь треба.

- А что у них, на Смоленщине, своих воев нету? – пригорюнил Гришка. – По что нас то опять?

- Вот именно! – раздался вдруг грозный голос появившейся Алёны. – Опять князь к чертям на куличики велит?!

- Алёнушка! – вскочил Алексей, кинулся к жене и подхватил, зацеловав.

- Не серчай. – успокаивал он её, когда поставил разрумяненную жену на ноги. – Доля наша такая. Поди одёжу приготовь, люба, и баню. Отпариться хочу – мочи нет!

- И всё же. – продолжил Гришка, когда Алёна упорхнула во двор. – Чего мы то опять?

- Дело особое. Не всякое воинство управится. Не простой враг объявился, а Змий, Горынычем кличут. Огромный, говорят, трёхголовый. Летает, как птица и огнём дышит.

- Вот те на! – воскликнул Ратибор. – А из зада ничего не извергает? А? А то, глядишь, и с тыла не подойдём.

- Зря смеёшься. Может, и извергает. – предупредил Алексей.

Гридни поутихли.

- Когда выдвигаемся? – спросил Дражко.

– Через день, с восходом. Отдохните, проведите время с близкими. И ещё: завтра придёте за своими долями, и остальных оповестите. А пока всё. Кушайте, пейте и поспешите домой.

После трапезы Дражко отправился в гридницу. Своим хозяйством он ещё не обзавёлся, да и не спешил пока. Ещё год или два, и он отправится дальше, в Царьград. А оттуда – в неизведанные земли.

Если переживёт встречу со Змеем Горынычем.

****

На третий день пребывания в Киеве, только солнце показалось над горизонтом, малая дружина трёх воевод собралась у ристалища. Бабы и дети стенали и плакали, провожая мужей, отцов и сынов своих.

Гришкина Ждана, вороная красавица с яркими голубыми глазами, ведя за руку мальчишку трёх лет от роду и неся на руках годовалую девчушку, всё держала гордый вид, но печальный взгляд не отрывался от любимого. Когда Гришка остановился возле своей кобылки, повернулся и крепко обнял всех троих, Ждана не выдержала и пустила горькие слёзы.

Все знали, на какое опасное задание отправляются их близкие. Те и рады бы скрыть, но слухи уже разбежались по городу.

Дражко проверил седельные сумки, оружие и крепость ремней, сунул Чернышу (так звали коня) яблоко, потрепал его по гриве и вскочил в седло.

Воинство отправилось в путь.

****

До Смоленска добирались десять дней. К вечеру показались верхушки собора, башен детинца, а после и всего остального города, разделённого пополам Днепром, через который вёл широкий мост. За мостом возвышался детинец. Уже скоро Дражко заметил, что часть стен обрушена, местами от неё остались лишь обгоревшие брёвна. Над городом, то тут, то там, поднимались вверх клубы дыма от сгоревших домов, а поля за стенами местами были выжжены, местами стоптаны.

- Это что ж, собачий сын, натворил? – сокрушался Илья. – Людей без крова и еды оставил, паскуда!

Илья ударил в бока лошади и поскакал галопом. За ним последовали Добрыня и Алесей и вся остальная дружина, только обоз с припасами отставал.

Гридни прошли ворота, направились к мосту, в детинец. Они проезжали полупустые улицы, разрушенные избы и остывшие пожарища. Горожане испуганно выглядывали из окон. Некоторые узнавали воевод и радостно приветствовали, некоторое лишь плотнее закрывали ставни от греха подальше. Встречались хмурые городские стражники, всё покрытые копотью, измазанные и уставшие.

Когда дружина перебралась через мост и приблизилась к закрытым воротам детинца, их окликнули сверху, из башни, басистым шепелявым голосом.

- Кто такие? Чьих будете?

- Дружина от Владимира Киевского, в помощь вам. Меня Ильёй Муромцем кличут, а это Добрыня Никитич и Алексей Попович. Отворяй, нам с князем молвить нужно!

Из узкого оконца вылезла русая голова отрока. Паренёк присматривался, разглядывал гостей и нырнул обратно, видимо с докладом.

- Отворяй, кому говорят! – крикнул Добрыня. – Не то так плёткой огрею по хребту, что глазёнки аки соколиные будут! За версту всё отворять станете!

Послышался шорох снимаемого тяжёлого засова, после ворота со скрипом начали отворяться. Воеводы прошли за стены, где их встретил сотник городской стражи, престарелый уже мужик, у которого не доставало чуть ли не каждого второго зуба, и знакомым уже голосом приветствовал их.

- Здравы буде, вои! Князь вас уже заждался.

- И тебе здравствуй. – ответил Илья. – Дружину и лошадей накормить и разместить на ночлег, и не скупиться.

- Как можно, как можно! Только вы у князя будьте полюбезнее, витязи. Беда у него случилась, хмурый он, злой.

- Чему дивиться? – вставил Алексей. – Полгорода прогорело, поля пропали. Горыныч опять заглядывал?

- Он, паршивец, – старик молвил с бессильной злобой, чуть не пуская слезу от горя. – Он и его головорезы токмо вчера захаживали, за данью, чёрт бы их побрал. Немного вы запоздали. Сына княжеского погубили, когда тот отказал девок на поругание давать! Горыныч Змием обратился и лютовать начал. Бед натворил, ууу...

- Змием обратился, значит? –будто сам себе пробубнил Добрыня.

- Ничего, - воскликнул Алексей, - вернём мы ваших девок. И Горыныча порубим.

- Дай вам Бог здоровья, люди добрые. Да не верится мне, что с этим бесом управиться можно. Отец Евпатий уверяет – за грехи наши кара нам послана. Дак за какие грехи то? Тфу, пропади оно всё пропадом.

Сотник махнул рукой и пошёл распоряжаться по поводу гостей. Малая дружина последовала за воеводами к княжескому терему. По пути всё также стояли обгоревшие и разрушенные дома, тишину прерывали плач и стенания. Сам княжеский терем тоже не избежал беды: часть крыши была обвалена и обожжена, дыра в стене на верхнем этаже открывала вид на разрушенные покои.

Князь Станислав Владимирович встретил их мрачным молчанием. Молодой – едва ли три десятка отжил – он глядел глазами старца, полными боли. Статный, как и его отец в лучшие годы, и походивший на него лицом, Станислав умел держаться при любых обстоятельствах, что также напоминало в нём Владимира.

По правую руку от князя сидели протоирей Евпатий со священнослужителями, а по левую – боярский совет. На дружинников глядели не то со злобой, не то с надеждой, но молча. Ждали княжеского слова. Особенно Дражко не понравился взгляд Евпатия – прищуренные веки, тёмные глаза следили из-под густых бровей, как на врагов.

- Вы опоздали, – опустил приветствия Станислав. – Вы опоздали... я послал гонца тринадцать дней назад.

- Мы не гонцы, княже. – ответил Илья. – Когда узнали о беде, только вернулись с долгого похода. Как смогли, сразу выступили, а воинству не сравниться по скорости с одним гонцом.

- И сколько воев вы привели?

- Три сотни отборной дружины.

- Три сотни?! – вскочил князь. – Всего три сотни?! Так вот значит отец беспокоится о Смоленске? Лучше бы и вовсе не являлись... - он, сумев себя сдержать, сел обратно и говорил спокойнее. – Поляжете зазря. Защитнички, прости Господи!

- А что же твои вои, князь? Иль они защищать не обязаны? – Алексей терпением не отличался и не всегда мог сдержаться, вот и теперь задели его обидные слова.

Князь сначала молчал. Все молчали, глядя на молодого воеводу, словно тот совершил нечто страшное.

- Нет у нас более дружины, – наконец молвил Станислав. – Не успел я отправить гонца, как той же ночью Горыныч и его люди обрушились на Гнёздово – крепость, где размещалось войско. Фарлаф, Велеслав, расскажите им то, что мне рассказывали.

Двое из стражей, что стояли за спинами бояр, подступили поближе. Фарлафа можно было узнать сразу: чистый нурман, светловолосый, борода по пузо, грива ниже плеч. Велеслав, наоборот, бороды не носил, такие же светлые волосы едва спадали до шеи. В обоих читались года воинского опыта и крутой нрав, на обоих Евпатий смотрел косо – язычники. Варяги.

Первым заговорил Велеслав.

- Дело было ночью. Темно – хоть глаз выколи. Редкая темень! Из ниоткуда послышался взмах крыльев, причём сразу рядом. Это уже после узнали, что он и в человечьем обличье появляться может. Потому и не заметили гада. Подняли тревогу, но было уже поздно: трёхголовый спалил ворота и гридницу, стрелы его не брали, а ничем другим было не достать.

- Скоро в крепость ворвались его люди. – продолжил Фарлаф, на удивление лишь с лёгким акцентом. – Большинство наших погорело в гриднице, а про то, что у Горыныча есть своя ватага, слыхом не слыхивали и не ждали их – всё на Змея смотрели. Они как появились, так и началась бойня.

- Выжившие ещё есть? – спросил Илья. – Сколько воев всего имеется?

- Из Гнёздово спаслись два десятка, – ответил Велеслав. – В городе на тот момент была дежурная сотня, да плюс две – городских. Почти вся дружина в одночасье полегла.

- И вчера трёх десятков лишились. – добавил Фарлаф.

- Ясно... - протянул Добрыня.

- Князь, уверяю тебя, это Диавол пришёл к нам! – вдруг воскликнул протоирей. – Это кара Божия, и не мечом ей треба противостоять, но верою и молитвами!

- Каждый день по нескольку раз крест целуем. – резко бросил Станислав. – И всё бес толку. Дьявол, не Дьявол, а Господь любит храбрых. Змея бить надобно!

- Правду молвишь, князь, да не всю, – не унимался Евпатий. – Народ в церковь ходит, молится, а после бесам дары приносит. Тьфу! Мужик в лес идёт – не крестом бережётся, а подношениями Лешему, обряды богопротивные справляют. Вот и прогневали Бога! Молиться надо и поганых хлестать! Тогда только будет нам счастие!

И начался гомон: протоирею и среди бояр нашлись сподвижники - кивали, агакали, с умным видом; другие кричали против, призывали бить врага лицом к лицу. Но тут князь поднял руку, и все затихли.

- Народ образумливать, да старые заблуждения изгонять – то не моя забота, а твоя отче. Моё дело их от беды защищать. И оба мы сплоховали. Илья, - обратился он к воеводе, - сегодня отдыхайте. Ешьте, пейте и высыпайтесь, слушайте, что поведают Фарлаф и Велеслав – они каждый день наблюдателей к крепости отправляют. А завтра надобно выступать. Нет более сил терпеть гнёта. И я с вами пойду, и всякий, кто сам пожелает.

Опять в тереме стало шумно: закричали, заволновались, отговаривать князя принялись. Но он снова поднял руку и продолжил.

- Я всё решил. Покуда не пролью кровь поганых, не успокоюсь. Ступайте! Завтра всё решится.

Вышли они из терема в смятении. Горыныч будет непростой добычей. Да и не один он – целая ватага в две сотни рыл, как уверяли варяги, да за крепостными стенами. Отдыхать никто не стал: воеводы и ближники думали, как Змея одолеть. Тут Велеслав, вроде как неуверенно, но решился предложить.

- Говорят, в здешних лесах ворожея живёт. Ягой кличут. Могучая она, по слухам, многое ведает. Может и как Змея одолеть тоже ведает.

- И как её найти? Кто проведёт? – спросил Илья.

- Возможно знаю, кто путь укажет. Отец Иоанн.

- Священник? – удивился Илья. - Не они ль распинались о бесах?

- Иоанн – хороший человек. Божий. Не такой, как Евпатий. Дайте нам пару человек, к утру, глядишь, воротаемся. Повезёт – и смерть Горыныча с собой принесём.

- Так тому и быть. – заключил Илья. От каждой сотни по человеку отправим. А сами подъедем поближе к крепости, осмотримся.

От Алексея выбрали Дражко, от Ильи Вольгу, от Добрыни Люта. Вместе с варягами они направились к дому Иоанна. Когда постучали, тот отворил сразу, будто ждал их.

- Отец Иоанн, - начал Велеслав, - помощь твоя нужна.

Иоанн, лет сорока, одним видом притягивал к себе, будто в противовес протоиерею. Чувствовалась в нём истинно божественное начало, мудрость. Дражко вспомнил его в княжьем тереме, в самом отделении от Евпатия.

- Ягу ищите? – угадал он. – Знал, что придёте.

- Верно, святой отец. Она может помочь нам одолеть Горыныча.

- Действительно, она может. Но может не помочь и отправить восвояси. И это если повезёт.

- Мы рискнём.

- Хорошо. Тогда отправляемся сей же час. – Иоанн захлопнул дверь. В руках он держал посох и мешочек с чем-то.

Город миновали быстро. И днём пустынные улицы ночью и вовсе затихли. Путь к лесу лежал через потрёпанные Горынычем поля, и скоро они добрались до опушки.

- Уважьте лесовика, – сказал Иоанн, чем удивил киевлян. Варяги же и усом не повели.

Дражко достал из сумки мёд и щедро плеснул к подножию дерева, оставив там же добрый кусок хлеба. Иоанн и Вольга с Лютом тоже положили по куску хлеба и прочитали молитву. Когда обряды были завершены, они направились вглубь леса.

Ночью лес казался живым. Каждый шелест, каждая мелькавшая тень будто предупреждала путников, что, после захода Солнца, это место не для людей. Но выбора не было, и они продолжали следовать за Иоанном.

Хотя Дражко не впервой было пробираться ночью по лесам, этот почему-то заставлял его сердце сжиматься. В воздухе витало нечто необъяснимое, великое. Он осматривался, не забывая и о вполне обычных лесных зверях, представляющих немалую опасность. И вдруг ему показалось, что рядом с древним раскинувшемся дубом стоял кто-то. Это был лишь миг, он и понять ничего не успел, как уже смотрел на одинокий ствол, толстыми корнями уходивший в землю. Неужто просто показалось? Он бы так и подумал, не отразись в памяти сияющие золотом глаза, смотрящие прямо на него.

По душе пробежал мороз. Дражко посмотрел на соратников: нет, никто из них не замечал ничего необычного.

- Иоанн, - решил он завязать разговор, чтобы рассеять охвативший его страх. – Ты же священник. Так почему же не сдашь Ягу Евпатию, почему Лешему дары подносишь? Странно это.

- Все мы твари Божии, – ответил Иоанн. – И всех нас Он создал. Так отчего же мне губить и ненавидеть добрых существ? Они же, как и люди, и хорошие, и плохие бывают. И в каждом плохом есть хорошее, и в хорошем – плохое. Господь – Он всех любит.

- Интересно мыслишь. – задумался Дражко. – И боги наши: Перун, Волос, Световит – тоже дети Бога?

- А как иначе? – улыбнулся Иоанн.

- А чего ж тогда идолов срубили? Обращаться к богам запретили? – спросил Велеслав.

- Я же говорил: во всяком есть и плохое начало, и не всякий человек Божий промысел понять способен. И, к тому же, помешало это тебе своих богов помощи просить? – Велеслав посмотрел на свои обереги и пожал плечами. - То-то и оно. Не в деревяшках дело, и не в иконах. А в людях.

За разговорами, темы которых от богов переходили к более мирским, дорога шла споро, и скоро отец Иоанн остановился.

- Вот здесь Яга живёт.

Перед ними явилась хижина, повисшая, будто на куриных лапах, на кронах двух растущих рядом деревьев, посреди старой погибающей рощицы. Многие стволы иссохли и повалились, обрастая грибами и мхом, а между тем проклёвывались новые ростки, готовые возродить этот участок леса. Неподалёку Дражко увидел, как из ручейка лакала лисица, не обращая на людей никакого внимания, уверенная, что её не тронут.

Из окошка хижины доходил яркий свет, будто внутри развели костёр.

- Ну, други, кто пойдёт? – спросил отец. – Все вместе не влезем. Только знайте: к Яге нужен особый подход. Обидишь ненароком, и можешь на помощь не рассчитывать.

- Пускай жребий решит, – предложил Вольга. – В таких делах самое верное.

Все согласились. Иоанн собрал по земле пять опавших веточек, отломил у одной половину и спрятал в руках так, чтоб торчали только верхушки. Каждый из воев вытащил по одной и показал другим. Короткая выпала Дражко.

Он осторожно подошёл к деревьям, будто повсюду ожидал ловушек, но так ничего и не обнаружил. Как забираться к хижине он тоже не знал. Вряд ли просители, да и сама Яга, каждый раз лазали по веткам. Дражко постоял, подумал и решился.

- Здравствуй, уважаемая Яга! – закричал он вверх. - Прости за поздний визит, просить к тебе пришли за важным делом. Разреши войти!

Сначала никто не отвечал. Только лиса, наконец, заметила пришлых и с интересом уставилась на гридня. И вдруг раздался голос, чарующий и журчащий, который ждёшь услышать от княжеской дочки в богатом тереме, а не посреди леса, из обветшалой причудливой избушки от таинственной ворожеи.

- Входи, молодец. Только с другой стороны обойти – позади избы встал.

Дражко, как зачарованный, обогнул дерево и увидел, как корни поднялись из земли, ветви ожили и выстроились лестницей прямо к двери хижины. Открыв рот от изумления, он поднялся наверх, встал на подмосток, и перед ним отворилась дверь.

Дражко вошёл и удивился пуще прежнего: внутри маленькой хлипкой хижины было столько места, сколько в самых богатых теремах. Повсюду сидели звери и птицы, и хищные, и травоядные. Соловьи пели свои песни, волки временами подвывали в такт. Кабанчик тёрся о тяжёлый шкаф, набитый пучками трав и ягод, которых Дражко и не видел никогда. У пылающего очага грелись лисицы и зайцы, белки, мыши.

По кругу стояли шкафы, в которых хранились самые разные вещи. От трав и лягушачьих лапок, до крыльев и клыков неизведанных животных. А некоторые были забиты склянками, полными зелий и снадобий.

И у окна, высокого и широкого, из дорогого стекла, сидела за столом необычайная красавица: чёрные густые волосы спадали до стройных бёдер, которые облегало искусное зелёное платье. Яга смотрела на него изумрудными глазами, довольная произведённым эффектом. Дала немного полюбоваться собой, и, наконец, молвила.

- Здравствуй, витязь. Как зовут тебя? С чем пришёл?

- А... – не сразу очнулся Дражко. – Уважаемая, меня зовут Дражко. Пришёл я спросить тебя, не знаешь ли ты, как Змея Горыныча можно одолеть? Чародей это могучий, трёхголовым ящером оборачивается, и стрелы его не берут, и мечом не достать – высоко летает. Помоги, будь добра!

Яга стёрла с лица хитрую улыбку, стала серьёзной. Она встала и подошла к нему. Дражко с удивлением заметил, как из-под подола платья выглядывает деревяшка, несмотря на которую женщина ступала ровно и грациозно.

- О непростом просишь. Не каждому я такую услугу оказать готова. Змей и ко мне явиться может, если узнает. А он узнает, уж поверь. Так почему я должна тебе довериться?

- Это уж тебе решать, госпожа. Могу только слово дать, что смерти не побоюсь, но до последнего биться буду. Богами клянусь! – Дражко сжал оберег из когтей в доказательство. - И не я один – много нас.

- Но я сейчас говорю с тобой, Дражко. – взгляд её упал на оберег, и в глазах вспыхнул огонёк. – Откуда у тебя этот амулет?

- Мне его подарил разбойник, которого Соловьём зовут.

- Соловей? Ты не похож на разбойника, с чего ему тебе дарить свой оберег?

- Сказал: понравился я ему. Не могу сказать, почему именно. Я его, конечно, покормил малясь, но...

- Зачем тебе его кормить?

Дражко чувствовал, что нужно быть осторожным в ответах, и решил сказать правду. Яга его внимательно выслушала, страшно щуря веки, оценивая. Потом молчала, думала.

- Эх, Соловушка... - вдруг стала она печальной. – Говорила я ему уходить, отправляться в Царьград. Там такая его судьба ждала! Так нет же, баран упёртый, ему всё мало было. Вот и погубил себя.

- Вот что, Дражко. Раз уж он тебе доверился, то и я рискну. А в оплату потребую этот оберег.

Яга, держась всё также гордо и властно, не уследила, и по щеке покатила тонкая струйка.

****

Крепость с трёх сторон огибала река, а с четвёртой, лицевой, ров, через который был перекинут единственный мост. Всю ночь воеводы продумывали план атаки, спорили и ругались, пока не пришли к единому мнению. На заре вернулись посланные дружинники и принесли добрые вести: Горыныча можно одолеть.

Яга дала два маленьких флакона. Один мог лишить его обличия Змия, а второй – сделать уязвимым для простого оружия. Но, предупредила она, и без этого он остаётся великим воином, закалённым в столетиях битв.

Флаконов хватало лишь на то, чтобы обмазать содержимым по одной стреле. Два выстрела решат исход сражения, и стрелок должен быть лучшим. Без сомнений, эту честь отдали Алексею. Ему нужно было попасть ровно в солнечное сплетение чудовища, чтобы обагрённая магией стрела достигла цели. А убить его можно, лишь отрубив голову.

Когда всё было готово, воинство выступило. К киевлянам присоединилось около сотни смоленских гридней под началом своего князя. Скоро они подошли к стенам крепости. Защитники давно их заметили, и стена ощетинилась копьями. До гридней начали доноситься бранные ругательства, смех и обидные шутки, призванные раззадорить их.

Вперёд выступили лучники, неся перед собой тяжёлые осадные щиты на условленные позиции. Из крепости полетели первые стрелы, а скоро последовали ответные залпы. Защитники спрятались за бойницами после того, как потеряли не меньше десяти человек в самом начале обстрела. А пока они прятались, вперёд выкатили гуляй-город с тараном внутри. На небольшой башенке разместился лучник и тоже принялся осыпать разбойников стрелами. Побежали пары с переносными мостиками, чтобы перекинуть их через ров.

Пока осада шла гладко. Без Горыныча им противостояла лишь толпа неорганизованных бандитов. Когда таран достиг ворот, а через ров налажены пути, дружина потеряла лишь пару человек ранеными. И Илья дал команду на штурм.

Лучники с большим усердием принялись осыпать стены, не давая защитникам и шанса высунуть голову, но всё же те умудрялись отстреливаться, и штурмующие начали терять людей.

Под крики и грохот, свист и стенания раненых и погибающих, таран сокрушал ворота, гридни накидывали на стены лестницы, взбирались и падали, сражённые. Скоро послышались первые лязги стали – штурмующие достигли стен, но никак не могли закрепиться. Ворота трещали, но всё ещё держались, сверху на таран падали булыжники и брёвна. Крышу окатили маслом и подожгли горящими стрелами. Штурм немного увяз, но это не продлится долго. Воеводы стояли среди конного резерва и ждали своего часа, а тем временем со стороны реки пришла в действие небольшая военная хитрость.

Дражко по команде рулевого бросил весло, схватил вместе с другими длинную лестницу и прыгнул за борт. Вал был очень высоким, и лестницы доходили только до основания стен, так что забравшись наверх, он раскрутил верёвку с крюком на конце и взметнул вверх. Крюк зацепился надёжно, защитников было не видать – все они заняты штурмом и не заметили, как к берегу подошла ладья с тремя десятками бойцов. Скоро половина из них забралась на стены, в тыл к разбойникам. Успевшие перебраться спустились в городище, поближе к воротам. Дражко и ещё двух лучников остальные прикрывали щитами остальные. Пока их не заметили, но скоро это понадобится.

У ворот сдерживали таран не меньше дюжины человек, подпирая их брёвнами, то и дело спадающими от ударов. В них полетели первые стрелы. Не успели разбойники понять, что произошло, как у ворот лежала дюжина трупов, а люди на стенах только заметили вторжение.

К тому моменту появились остальные из засадного отряда. В защитников со спины прилетали стрелы, первыми убирали стрелков. Прорехи в защите тут же заполнялись дружинниками, и на стене началась рубка. Засов ворот треснул, сами они отворились, и внутрь посыпались первые вои. Издалека донесся топот десятков копыт. Разбойники погибали один за другим, пытались бежать.

И тут раздался рёв.

Над крепостью взлетело огромное чудовище. Широкие крылья покрывали тенью несколько дворов сразу, три длинные шеи заканчивались страшными пастями, острые зубья которых были видны даже снизу. Змей взмахнул, подлетел к воротам и с трёх глоток обдал стены столбами пламени.

Начались истошные крики. И разбойники, и гридни погибали, шлемы плавились прямо на головах, а стена быстро заполыхала. В пламени погиб и князь Станислав, рвущийся в бой за местью.

Змей двинулся дальше, к остальному войску, а Дражко бросился вперёд, стараясь успеть на подмогу, хотя и понятия не имел, чем он может помочь. Когда он пробежал через пылающий туннель, снова раздался рёв. Но теперь он звучал скуляще и жалко. Дражко увидел, как Змей начал падать, уменьшаясь при этом и перевоплощаясь. Через несколько мгновений он врезался в землю, подлетел и упал снова. Воеводы спешились, направились к нему. Дружина, ещё не успев оклематься, собиралась строем, готовя окружение.

Горыныч поднялся, несмотря на падение с большой высоты. Крутанул шею, размял конечности и взглянул на войско.

Алексей, наконец прицелившись, пустил ещё одну стрелу, на этот раз обычную. За ним последовал залп из десятков луков, среди которых был и лук подоспевшего Дражко, но Горыныч не удосужился и пальцем шевельнуть – стрелы отскакивали от него, не оставляя и царапины. А стена из щитов продолжала замыкать клешни.

Когда они сблизились, Алексей с очередным залпом пустил вторую, обагрённую зельем стрелу, которую пометил красным началом. И Змей, вдруг, дёрнулся, вскинул руки и ядовито-зелёными поножами отбил её. И злобно осклабился. Они подошли достаточно близко, чтобы разглядеть его: вытянутое змеиное лицо, плоский короткий нос, нечеловеческие алые глаза, длинные волосы ровным слоем обволакивали голову, переходя с затылка на спину, словно чешуя.

- Вот курва одноногая, – низким трескучим голосом проговорил он. – Найду, вторую ей оттяпаю, избу пожгу, а саму волкам на растерзание оставлю. Ведьма.

Дружина ринулась в бой, замкнув кольцо, но копья ломались о него, а мечи жалобно лязгали, будто о камень. Змей нечеловеческой силой обрушил строй и начал кромсать гридней своими саблями, махая ими, словно крыльями.

- Назад! – скомандовал Илья.

Только они втроём могут противостоять Горынычу. Но долго ли?

Дражко тем временем, вместе с другими, принялся искать отлетевшую стрелу среди сотен остальных.

Илья атаковал первым. Тяжёлый удар палицы обрушился на саблю, вторая уже неслась к нему, пока её остановил меч Добрыни. Алексей замахнулся, попал в шею, но клинок не пробил кожу Горыныча и тот, смеясь, взмахнул, откинув троицу на несколько шагов. Они тут же продолжили сечу, нанося удар за ударом, уклоняясь и парируя удары противника и прикрывая друг друга.

Безумный танец продолжался и продолжался, пока не треснула палица. Змей с ноги всадил в щит Алексея, и тот отлетел назад. Илья сделал выпад щитом, хватился за меч, но щит, треснув, направился обратно от удара Горыныча, отбросив витязя. На миг Добрыня оказался с ним один на один, и тут раздался крик.

- Добрыня!

Он отскочил, а за ним показалась мчащаяся в цель стрела. Змей дёрнулся было, желая отбить её, но не успел, и наконечник снова пронзил его уязвимое место. Он истошно закричал, бешеными глазами глядя на Дражко, а в следующий миг его голова отделилась от шеи и упала на землю всё с тем же выражением страха, боли и гнева.

Они победили.

 

 

 


Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...