Ведьмина стая

«Странно, как легко забывается все, кроме запахов»
Эрих М Ремарк.

Кастет пнул ногой приставучий репейник и, чуть прихрамывая, поднялся из пологого овражка на взгорок. Присев на корточки, посветил фонариком на раскладной планшет. Не зря он столько времени потратил, обхаживая дозиметристов. Карта десятого сектора, испещренная рабочими заметками, не только указывала на самые опасные места. Здесь были отмечены и обходные пути, и основные ориентиры, и даже неприятные рекомендации проползти часть пути на пузе. Правда, в темноте от ориентиров толку было не много, но Костя вышел еще засветло, а уж дорогу обратно он запомнил крепко. Главное ведь не взять товар. Главное - суметь его вынести.

За спиной, в тишине сгущающихся сумерек, в зарослях высокого борщевика что-то смачно похрустывало. Кастет опасливо оглянулся, погасил фонарик. Без него было удобнее. Датчик тихонько щелкал. Вот не знаешь - где найдешь, где потеряешь. Вокруг этого пятачка прострелы лупят так, что дозиметры зашкаливают, а здесь - лепота.

До развалин большого складского ангара оставалось всего ничего - шагов двести. А до потрескавшегося асфальта погрузочной площадки и того меньше. Там, рядом с дебаркадером, в подвале, ждал сейф - незамысловатый, канцелярский. Отмычке на один зуб. Накануне взрыва именно в этот сейф спрятали «котлету» - приготовленные для выдачи складским работягам деньги, раздать которые так и не успели.

Разбуженная кем-то луна высунула желтые щеки из-за рваных облаков. В висках застучало, как будто дятел сел на голову и пробует череп на прочность. Кастет облизал потрескавшиеся губы, вытащил из-за пазухи небольшую плоскую фляжку и сделал короткий глоток обжигающей горло жидкости.

- Кха-кха! – вытер рот рукавом куртки. Стало немного легче.

Деньги не пахнут. За пределами зоны будет уже наплевать – фонят они или нет. Кастет улыбнулся, обнажая неровный ряд зубов. Золотая фикса блеснула в лунном свете. Опять захрустело - теперь сбоку, за обветшалой трансформаторной будкой с провисшими ржавыми дверками. Из-за угла метнулась темная низкая тень. Тяжелый удар в спину опрокинул ходока наземь.

- Ах ты падла!

Костик попробовал вывернуться набок, но мощные челюсти сомкнулись на его шее, рванули. Тонкая струйка крови брызнула на воротник куртки. Человек потянулся к голенищу сапога, стараясь ухватить рукоятку длинного ножа. Не успел. Вторая тень с вздыбленной, торчащей клочьями на загривке шерстью схватила его зубами за запястье. Хрустнули кости. Кастет захрипел и разжал пальцы.

***

- Эхххх-ха! – Храп распахнул деревянные створки окошка и, упершись голым животом в подоконник, высунулся наружу.

На лесной опушке засеребрилась роса. Веселый ветерок, гонявшийся по двору за клочками утреннего тумана, потрепал густую рыжую шевелюру обитателя летнего лагеря и, заглянув в его голубые глаза, ловко прошмыгнул в открытое окно. Первым же порывом он сдул со стола огрызок листа, испещренного циферками расписанной пули1. Заяц беспокойно заворочался на измятой простыне, натягивая одеяло на голову. Храп, пихнув на ходу напарника, выскочил в сенцы, откуда тут же послышалось довольное фырканье, звон затычки рукомойника и дребезг от падения тяжелых капель на дно жестяного ведра.

- Мы пионеры, дети рабочих... Фыр-фыр. Светлых годов... Тьфу... Бррррр! Будь готов!

Заяц, шлепая босыми пятками по влажным скрипучим половицам, скользнул за спиной напарника к выходу из времянки. Ухватив из аккуратно сложенной пачки слегка пожелтевшую первомайскую «Правду» за текущий – 1986 год, он стремглав выскочил из прихожей. Пошатываясь и спотыкаясь, парень помчался в сторону покосившегося, одиноко стоящего поодаль строения с двумя щербатыми дверками.

- Срань господня! – Храп прикрыл распахнутую Зайцем дверь и вернулся в комнату.

До прихода автобуса оставалось еще добрых полчаса. Подтянув на плечах лямки белого рабочего комбеза, Храп подобрал с пола листок и сладко зевнул. Ночная игра в преф закончилась разгромным поражением напарника и его земляка - питерца Шваха из соседнего летнего домика. Швах играть не умел, но вариантов не было. Костика прождали почти до полуночи, но он так и не пришел, алкаш хренов.

- Два талона на сметану. Це добре. Це ми любимо. Зайцю все одно не треба. Йому що не дай, усе просре, – Храп приоткрыл дверцу шкафчика и, вытащив оттуда «дэпэшку»2, набросил ремень на плечо.

Дополнительные талоны выдавали только за работу на «горячих» территориях. Заяц вчера как раз шастал между третьим и четвертым блоками. Но сметаны ему все равно не видать. Да и не любил он ее. Судя по шорохам из сеней, напарник вернулся из забега в сортир. Нацедив в ладонь маленькую лужицу холодной воды, щуплый герой-ликвидатор протер лицо и тоже принялся облачаться. Армейские берцы ему по размеру подобрать не смогли. В сороковом ему было тесно, а в сорок первом он тонул и шаркал подошвами. Пришлось Зайцу списать в накладные расходы собственные потертые кроссовки.

- Как же ты домой-то поедешь? В носках, что ли, в одних? – Храп, чтобы не толкаться локтями в маленькой комнатке, дожидался напарника за дверью, время от времени просовывая голову под низкий дверной косяк и отпуская едкие замечания. Впрочем, Зайца, казалось, это ни сколько не смущало.

- Не ссы, хохол. Мне сменщики из Киева новую пару привезут, – он потуже затянул шнурки и, похлопав себя по зашитому нитками нагрудному карману, убедился, что накопитель, который обязательно нужно было сдать лаборантам после двухнедельной вахты, все еще не потерян. – И джинсы привезут. Леха Леший обещал.

Новенький, блестящий свежей краской Пазик, пыхтя и похрюкивая, подкатил к временному лагерю и, уткнувшись передним баллоном в рытвину на обочине, замер, ожидая, пока кучка странных безликих людей в белых балахонах и поварских колпаках не рассядется в его салоне. Храп повернулся к окну. По трассе в сторону бетонного завода промчалась колонна бетономешалок. Под передним стеклом головной машины красовалась табличка с аккуратной надписью: «Осторожно! За рулем пьяный водитель!». Миксеры ходили туда-сюда круглосуточно, менялись только водители. На постах санобработки машины мыли, и они вновь мчались на загрузку. А их группу автобус довезет только до города. Дальше, в горячую зону, ему нельзя. Там до Копачей ходят старые, раздолбанные Лиазы. Но это не сегодня. Сегодня у них по графику работа в городе. После раздачи нарядов дозиметристы разбредутся по пунктам питания, то бишь по бывшим садикам и школам. В общем, день обещал быть спокойным и сытным.

***

Девчонка была в самом соку. Прыщавенькая, нос картошкой, зато грудастая. Белый халатик, не в пример балахону Храпа, плотно обтягивал стройную фигурку поварихи. По прикидкам самого Храпа, соотношение женщин и мужчин, работающих в зоне отчуждения, было приблизительно одна на сотню, и это имело вполне ощутимые последствия.

Они с поварихой прошлись по пищеблоку и вышли в коридор, ведущий в жилые помещения, бывшие совсем недавно классами обычной средней школы. Кивнув на швабру и ведро с водой, Храп, легонько коснувшись тонкой девичьей руки, тормознул свою провожатую.

- А пол моете тоже привозной водой?

- Неа. Из колодца берем.

- А радиация? - дозиметрист потянулся датчиком к ведру.

- Напалки надеваем. Ну так и кипятим воду-то, – аппетитная повариха приоткрыла высокую, двустворчатую дверь класса и, махнув розовой ладошкой, поманила дозиметриста за собой в спальню. Просторное, светлое помещение было наполнено запахами сладкой парфюмерии, приправленной горечью полевых цветов. Букет раскидистой охапкой возвышался на плоской парте, вплотную придвинутой к окрашенной масляными красками стене. От хлынувших в лицо феромонов у Храпа аж селезенку потянуло куда-то вниз, в сторону мочевого пузыря. Хорошо, что жесткая ткань комбеза надежно удерживала на своем месте то, что не имело к вопросам радиационной безопасности никакого отношения.

- А вот тут потыкайте своим приборчиком. Много ли у нас радиаций? – девушка, походя, поправила покрывало на крайней из стоящих в ряд металлических кроватей. При этом она слегка наклонилась. Тонкая ткань халатика плотно обтянула широкие бедра.

- Ыыыыэээээ... - Храп, намертво вцепившись побелевшими пальцами в раздвижную штангу ДП-5, на которой был закреплен датчик, сделал несколько неуверенных шагов по комнате. – А меня Ромой зовут.

Повариха задорно улыбнулась, сощурив глаза.

- А меня Настей. Из Перми мы. Вот, приехали на две недели. Завтра обратно уже, – она вновь провела рукой по и без того гладкому покрывалу. – Какая у вас эта железка длинная. И твердая.

Настя указала пальцем на раздвижную штангу дозиметра. Храп тяжело сглотнул и вытер рукавом выступившие на лбу мелкие капельки пота. Фон в помещении не превышал допустимых для закрытой зоны значений, и оснований устраивать немедленную эвакуацию персонала, хватая его на руки и утаскивая куда-нибудь подальше от посторонних глаз, у него не было. Под одной из кроватей зашевелилось что-то мохнатое, и на гостя уставились бусинки любопытных щенячьих глаз.

Дозиметриста бросило из жара в холод. Всех собак на зоне перестреляли еще месяц назад. Ну, почти всех. И кошек. И голубей тоже. Даже награду назначали за каждый труп, чтобы народ стаскивал их в металлические контейнеры, а не разбрасывал где ни попадя. Высокое начальство решило, что радиоактивные животные будут бесконтрольно разбегаться и разлетаться за пределы зоны отчуждения. Почему это не касалось, к примеру, ужей и воробьев, никто не объяснил. Впрочем, стрелять было из чего только ментам. А все остальные заинтересованные в процессе ответственные лица – ловили, душили и травили.

Настя, глядя на обалдевшего сотрудника службы радиационного контроля, всплеснула руками и до крови прикусила губу.

- Вот я дура – дуреха! - Она бросилась вперед, словно хотела загородить собой эту лопоухую глазастую мордочку от неминуемой напасти. Рома от неожиданности покачнулся и, почти инстинктивно ухватив Настеньку за талию, прижал к себе...

***

Вечернее солнце еще цеплялось за верхушки деревьев. Храп вылез из автобуса. Одной рукой он придерживал чехол дозиметра, а другой - подтягивал на плечо увесистый мешок. Заяц сидел в комнате на кровати и грустно листал потертый журнал «За рулем». Лицо у него было замотано бинтами, а в том месте, где еще с утра торчал длинный любопытный нос, красовался ватный тампон, пропитанный какой-то желтой гадостью.

- Ну и вонь от тебя! – Храп аккуратно положил шевелящийся мешок в угол и, сняв с плеча дозиметр, повесил его в шкаф.

О том, что Зайца еще днем с легким сотрясением сначала отправили в травмпункт, а оттуда увезли в лагерь, напарник наслушался от коллег в автобусе по дороге домой. Ненапряжный и хлебный день оказался нежданно - негаданным не только у него, но и у напарника по хате. Зайцу, который с «утюгом»3 дежурил в обед на входе в столовку, торопливый водила, которого тот умудрился три раза развернуть на дезинфекцию, засветил кулаком прямо по роже.

- Нос не сломал?

- Неа... - напарник перевернул страничку журнала и раздосадовано бросил его на стол. Вместо очередного листа, на котором должна была быть фотка нового «москвича», из переплета торчали неровные огрызки бумаги.

- Под глазами фонари. Воооот такие. - Заяц развел руки в стороны, словно хотел похвастаться уловом. – Хочешь покажу?

- Сдались мне твои фонари. У меня вон - клунок.

Храп опустился на корточки и развязал тесемку, стягивающую горлышко мешка. Из образовавшейся норы тут же выкатился черный мохнатый клубок размером с футбольный мяч и, поскуливая, забился под кровать.

- Сметану давай. – Парень встал на коленки и попробовал извлечь звереныша из пыльного и темного убежища.

- Тяф! – это не было угрозой. Скорее, предупреждением. Видимо, отсидка в мешке щенку не понравилась.

Нащупав, наконец, под кроватью питомца, Храп потянул его за шиворот. Широкие лапищи и крупная голова указывали на то, что, повзрослев, пес потягается в размерах с пони, а весить будет не меньше самого Храпа. Заяц вытащил откуда-то две упаковки сметаны и, надорвав на первой блестящую пленку, поставил ее на пол перед кроватью. Щенок приподнял хвостик с половицы и заглянул в пластиковый контейнер. Голова перевесила, и он уткнулся носом в белую липкую жижу. Послышалось чавканье. Широкий розовый язык, словно совковая лопата, в считанные секунды опустошил банку.

- Назовем его Голован. Стругацких читал? – Храп вопросительно посмотрел на Зайца.

- Я бы его назвал Жрун. Мне вот интересно, куда он эту сметану вывалит после переработки? Если тебе под кровать – я не против, – Заяц взял со стола вторую упаковку и под заинтересованным взглядом темно-карих глаз нового жильца начал отдирать от нее защитную пленку.

***

Мужик с лейтенантскими погонами на плечах расстегнутой гимнастерки, высунувшись из кабины МИ-2, махал дозиметристам руками и остервенело тыкал пальцем на шлемофоны, закрепленные на стенке грузового отсека. Храп неуверенно напялил один из них себе на голову и понял, почему летуны не глохнут на своей работе.

- ... андерлоги гражданские! На жлыгу4 мне это все? А? Слышно меня?! Полетели, мать вашу!

Заяц потянулся было к распахнутому настежь люку грузового отсека, в котором и примостились на откидных сидушках дозиметристы, но летёха, наблюдая эту попытку в зеркало из своей кабинки, тут же рявкнул:

- Сиди на месте! Не тронь люк. Я его закрепил, не закроешь!

«Бабочка»5, взревев двумя своими турбинами и раскручивая винт, расчесала под собой траву на посадочном пятачке. Потом неожиданно легко подпрыгнула вверх и, разогнавшись километров до ста пятидесяти, потянула в сторону восьмого сектора.

Работы по сбору проб грунта и биоматериала продолжались уже второй месяц и были почти завершены. На цветной карте в армейском планшете незаполненными оставались только листы номер десять и номер восемь. Именно восьмой сектор и являлся целью сегодняшнего полета. Небольшой вертолет кузнечиком скакал между заранее намеченными точками, а дозиметристы, выбросив на грунт стальную гильзу, представляющую собой обрезок металлической трубы, молотили по ней кувалдой. Потом выдергивали обратно и выколачивали добычу в пронумерованные полиэтиленовые пакеты. Тут же делали замер фона дозиметром, и вертолет вновь поднимался вверх, совершая очередной прыжок. Почему пилот запретил закрывать внешний люк, парни сообразили после первого же скачка. Винтокрылая машина еще не успела коснуться земли, а оба ее пассажира на четвереньках подскочив к открытому проему, высунулись наружу и дружно блеванули.

- Молодцы! От лица воздушного судна и моего лично объявляю благодарность за скорость и чистоплотность! – летун коротко козырнул. - Старший лейтенант Долгов. Юрий, для друзей – Юрец.

Пилот стоял над лежащими в изнеможении на металлическом полу дозиметристами и широко улыбался.

– Ну и хрен ли вы разлеглись? Остановка пять минут. Кто не успел – тот опоздал.

Рома подтянул под себя коленки и, ухватившись за поручень, поднялся на ноги.

- Храп. Роман, – он протянул руку лейтенанту.

- Храп - это потому что самый нахальный? – летун пожал протянутую ему ладонь.

- Неа. Потому, что самый шумный. Особенно по ночам... - Заяц перевернулся на бок, давая понять, что пяти минут ему будет мало.

Часам к одиннадцати все свободные мешки были израсходованы, а грузовой отсек больше напоминал картофельный склад. Юрец, постучав кулаком по приборной панели, некоторое время совещался с руководством. После чего заявил:

- Летим в Мозырь заправляться. На обратной дороге высажу вас в Припяти, а сам махну с вашей добычей в лабораторию на Зеленый Мыс. Возражения есть? Нет! Тогда слушай вводную. В Мозыре по аэродрому не шастать! Гражданское население не пугать! А то поймаю, пугало оторву. Поняли меня?

Равномерный гул, вибрация и ощущение того, что падаешь в кабине сорвавшегося с тормозов лифта уже не вызывали у парней ни приступов паники, ни рвотных позывов. Люк грузового отсека после последнего (крайнего) прыжка пилот закрыл. Развалившись на мешочках с пробами, они сняли шлемофоны и делились между собой последними сплетнями и новостями, понятными лишь временным обитателям зоны отчуждения.

- ...И что вы там нашли? – Храп сбросил с правой ноги берец и, выудив оттуда колючий стебелек какого-то растения, опять натянул башмак на ногу.

- «Партизаны» подцепили где-то фонящий шматок брезента. Спрятали его в банку из-под тушенки, ну и складывали туда все свои датчики накопители. Понятное дело, что руководство, получив из лаборатории данные о «смертельных» дозах у персонала на третьем блоке, уже намылило себе веревку. Мужики-то думали что их «полумертвых» домой отправят пораньше. А их всех отправили на Зеленый Мыс в карантин. Гы-гы!

- Восьмой сектор мы сегодня дожали. Значит, остался только десятый - «рыжий лес».

- Ты это к чему? Нефиг делать в этом «лесу». Там за полчаса в труху превратишься. Туда роботов на дистанционном управлении, ну по кабелю длинному, отправляли. Так они глохнут и не але. Там прострел на простреле. Даже с ДПшкой не пролезешь. Кому там «пробовать» надо? Не. Оно конечно можно туда бухих партизан отправить. Тока они назад не вернутся, – Заяц зябко передернул плечами и, вытащив из нагрудного кармана небольшой кусочек картона, протянул его Храпу.

Это была черно-белая фотография. На картинке, напротив обвалившейся стены четвертого блока, просматривались счастливые рожи Зайца и его другана Лешего. На фотографии они должны были уместиться в полный рост, но их тела ниже пояса утопали в белом тумане.

- Без толку там фотографироваться. Засвечивается все. Особенно от грунта прет бета фон. А мы этого не видим. Вот она белая смерть. А то все - «сахар вредно есть»...

- Ага. Мы вот сейчас на этом грунте лежим и в ус не дуем. Партизаны вообще на все кладут. Как будто смерти ищут. А чё ее искать? Сама найдет. А еще говорят, в десятом секторе, между «рыжим лесом» и развалинами блока, рухнувшее здание есть, и под ним собаки живут – те, которых не добили. Целая стая. Злые, голодные, хуже волков. – Заяц поднялся с мешков и заглянул в иллюминатор. – Садимся вроде. Аэродром видно. Самолетики в рядок стоят...

- Тебя если пару месяцев не кормить, я посмотрю на твою доброту. А потом приманить куском сала и... в упор из автомата. Тут-то ты вообще подобреешь, – напарник подвинул плечом Зайца и тоже уткнулся носом в холодное стекло.

- Склады до взрыва сторожевые охраняли. Леший рассказывал, что была там сука черная – Ведьмой звали. Хитрая тварь. А теперь не достать их из-под этих бетонных обломков. Хоть напалмом жги, хоть повзрывай там все вместе с четвертым блоком. Проще мандовошек вывести, – Заяц почесал свое оттопыренное ухо.

Храп хлопнул его по плечу.

- Опыт, сын ошибок трудных?

- Да ну тебя.

Оба дозиметриста опять натянули шлемофоны, из наушников которых вырывался уже привычный беззлобный мат лейтенанта.

Лопасти вертолета еще вращались над кабиной, когда небольшой автозаправщик на базе ГАЗ-66, скрипнув тормозами, замер перед винтокрылой машиной. Солдатики разматывали заправочные рукава. Сержант с каменным лошадиным лицом и с калашом на боку бросал на высовывающихся из вертолета дозиметристов настороженные взгляды.

- А покурить? – Заяц, отсвечивая своей синюшной физиономией, жалобно взирал на сурового стража местного белорусского порядка. - А водички попить? А поссать? Вот сейчас обоссу вам ваши шланги...

Сержант многозначительно подтянул автомат на грудь.

- Я те обоссу. Мало тебя разукрасили? Еще хочешь получить?

Один из солдатиков что-то пошептал сержанту на ухо.

- Ладно. С вас, – охранник бросил оценивающий взгляд на свою команду, – десять сигарет. Я щаз отойду за машину. Вон там стеклянную дверь видите? Это буфет. И чтоб одна нога там – другая здесь! Уловили?

Храп неуверенно прошелся вдоль прилавка, рассматривая бумажные ценники с синими печатями администрации аэропорта. Обветренные бутерброды с колбасой, сыром и даже шпротами не вызывали у него не то что аппетита, а даже желания выкинуть их в сортир. Хотелось пить. Причем не набившую оскомину на зоне «Пепси-колу», а обычного яблочного компота. Лишь поравнявшись с буфетчицей в белом переднике, которая рассматривала последнюю страницу «Белорусского ленинца» и, судя по всему, была занята разгадыванием кроссворда, Храп вспомнил, что платить за угощение им с Зайцем нечем. Деньги в тридцатикилометровой зоне были не в ходу, и таскать их с собой в кармане было просто бессмысленно. Буфетчица подняла глаза на посетителей, и газета в ее руках затрепетала, словно осиновый лист на ветру.

- Ой! Вам тут зачем? Вам не надо... - она отпрянула от прилавка и, если бы не стена за ее спиной, бежала сломя голову по взлетной полосе, пытаясь оторваться от нее и набрать высоту.

- Нам бы компота.

Заяц легонько хлопнул дверью туалета. Застегивая на ходу ширинку комбинезона, решительно миновал ряд круглых потертых столиков и вынырнул из-за спины Храпа. Его счастливая физиономия, украшенная черно-синими фингалами, окончательно сломила волю несчастной женщины.

- Пейте скока хотите. Только на улице. На улице! - она поставила два граненых стакана на прилавок и вновь постаралась вжаться в стену. – Пейте на здоровье. И денежек мне ваших не надо. Ступайте хлопцы с богом...

Юрец, как ни странно, на возвращение своих пассажиров не обратил ни малейшего внимания. То ли сержант уже доложил ему диспозицию, то ли более важные заботы отвлекли его от беглых дозиметристов. Автозаправщик уехал, и теперь на его месте стояла мобильная платформа с небольшим манипулятором, на которой лежало несколько стальных тяжелых желтых баллонов, отмеченных значками химической опасности.

- Это чё? – Заяц как всегда просунул свой нос туда, где его совсем не ждали.

- Это - военная тайна! – Юрец ухватил Зайца за воротник комбинезона и развернул в сторону вертолета. – А ну-ка, шагом марш по рабочим местам!

Манипулятор ловко приподнимал баллоны и, подтягивая их к пилонам вертолета, замирал, ожидая, когда они будут надежно зафиксированы на своих местах.

- Мало, что ли, дряни у нас? – Храп взобрался в грузовой отсек и протянул руку Зайцу, который все еще косил один глазом на суетящихся вокруг транспортера солдат.

- Не успеем вернуться до двух часов, закроют столовку. Опоздаем на обед. Как пить дать...

***

- Не успеем.

- Успеем. – Юрец отключил рацию, через которую хор возмущенных голосов грозил ему карами земными и небесными за нарушение инструкции о запрете полетов над городом.

Вертолет, нырнув вниз метров до пятидесяти, заложил вираж, огибая крыши многоэтажек. Затем, проскочив над колючей проволокой ограждения, промчался над КПП. Откуда-то снизу, сзади послышалось несколько неуверенных одиночных выстрелов. Вертолет мчался вдоль проспекта, и брошенные своими обитателями здания удивленно провожали его пустыми глазницами выбитых окон.

- Менты совсем очумели, – лейтенант, наклонив машину назад, сбросил скорость. Вертолет завис прямо над школьными клумбами. - Предупредительные выстрелы в воздух... Мать их. Я, небось, не в стратосфере летаю.

Юрец посмотрел на свои массивные «командирские» часы.

- Без пятнадцати два. А вы, девочки, боялись. Даже юбки не помялись.

Храп положил шлемофон на откидную лавку и вслед за Зайцем выпрыгнул на мягкий грунт клумбы. Прикрывая лицо от тугих струй разогретого послеполуденным солнцем воздуха, он засеменил к входу в столовку. Уже перед самой дверью Рома обернулся и благодарно помахал летуну рукой.

***

Новые джинсы «Левайс» висели на металлической спинке кровати. Рядом с ними, связанная между собой шнурками, висела пара кроссовок «Адидас». На самой кровати, упершись локтями в застеленный старыми газетами столик, восседала туша Лешего. Взгляд снабженца был сосредоточен на шахматной доске. Вместо шашек на черно-белых квадратиках поля располагались разноцветные пробки от газировки. Леший играл за «нарзан», а его соперник защищал торговую марку «пепси-кола». В качестве соперника выступал Голован, который сидел прямо на столе и, тихонько виляя хвостиком, тыкался мордой в ближайшие к нему пробки. Тут же на полу лежала авоська, заполненная металлическими баночками с черной икрой. Две, уже вскрытые и опустошенные, валялись чуть в стороне. Леший, не отрывая озабоченного взгляда от доски, приветствовал вошедших хозяев:

- Здорово, мужики! Вы чем тут занимаетесь? Опыты над животиной, что ли, ставите? Этот ваш хитрожопый пес уже две банки икры у меня выиграл.

Заяц прикрыл за собой дверь и, шагнув навстречу долгожданному гостю, расплылся в широкой улыбке.

- Леха!!! Братан!!! – он уже собрался броситься на гостя, растопырив руки, но Леший с совершенно серьезным видом жестом ладони попросил Зайца обождать.

Гость ухватил одну из пробок и передвинул ее на соседнюю клеточку. Голован тут же лизнул языком сине-красную железку, и та в свою очередь переползла на один шаг вперед...

Парни замерли с разинутыми ртами.

- Га-га-га-га! Ох. Га-га! – Леший, вытирая слезы рукавом, ржал, распластавшись на кровати.

- Он пробки икрой намазал, - Заяц облегченно выдохнул. – И все одеяло мне измял. Скотина болотная!

***

- Туда и обратно... - Начальник службы радиационной безопасности Михаил Петрович Лажин неопределенно кивнул куда-то в сторону четвертого блока.

- Да вы охренели! – Храп попытался заглянуть в глаза этому уроду, но Петрович ловко увернулся и призывно помахал рукой ожидающим чуть в сторонке «партизанам».

- Нет, я не поеду. Мне домой завтра. И из наших ребят никто не поедет! Можешь писать на нас кляузы в главк. Можешь в райком, обком и еще в какой-нибудь ебком! Можешь заводить дела. Можешь повесить прямо здесь перед проходной. На благо Родины и в назидание грядущим поколениям! – Храп решительно развернулся и зашагал прочь от тарахтящего БТРа, увешанного желтыми баллонами и прикрытого со всех сторон свинцовыми листами.

На лице Петровича раздражение сменилось сначала злостью, потом досадой.

- Ну пойми, ты, долбогребаный потомок истеричной обезьяны! Не можем мы туда ни стрелять, ни бомбить. Слишком близко вся эта срань развелась от блока. Да и нечем. И вертолеты туда не летают. Глохнет там все. А газ тяжелый. Тяжелее воздуха. Он сползет вниз - в ниши подвалов, под бетонные обломки. Два часа и готово! Потом он разлагается. И вся эта псарня там передохнет. Они же нам покоя не дадут. А «землекопов» без прикрытия специалистов туда посылать просто бессмысленно.

Храп обернулся.

- А БТР не заглохнет? А баллоны кто будет открывать? Вот сначала такие как ты, решительные и непреклонные сволочи, устроили всю эту дребедень, а теперь вам неймется посылать туда людей. Живых еще людей! Ладно. Я не моралист. Я просто жить хочу. Понял?!

Петрович отчаянно плюнул себе под ноги. И опустил глаза.

- Сколько? – Заяц потянул Петровича за рукав.

- В смысле? А... ну, премия, конечно. Ну... полтос? Еще медаль. Хочешь? – Петрович снова ожил и засуетился вокруг единственного пока добровольца.

- Премия сто пятьдесят. Медаль можешь себе на ширинку прицепить, – Заяц не отводил взгляда, ожидая услышать ответ.

Храп сбросил с плеча дозиметр и, сжав кулаки, зашагал обратно к БТРу.

- Ты же, сволочь, мне сам говорил! Ты же сам! Мне твои новые джинсы на могилку отнести?

Швах, повиснув на плечах Храпа, волочился за ним до тех пор, пока еще четверо дозиметристов не оттянули того от напарника.

- Договорились, - Петрович облизал обветренные пересохшие губы. - Как пробьетесь за четвертый прострел, сбрасывайте баллоны и назад. Если, не дай бог, заглохните по дороге рядом с точкой сброса – мужики цепляют баллоны чалками и волокут до развалин вручную. Потом обратно через девятый сектор, там пешком проще выйти. Если заглохните совсем далеко, бросайте все. На баллонах стоят заглушки с химическими таймерами. Когда отстегнете груз, нужно поднять крышку и ударить по активатору. Система надежная, не подведет. Откроются через полчаса после активации.

Храп стряхнул с себя парней и крикнул в спину, карабкающемуся на БТР Зайцу:

- Я тебя, дебила, одного туда не отпущу. Ты слышишь?!

***

Датчики дозиметров зашлись диким пульсирующим треском. Излучение за бортом было такое, что всего несколько минут пребывания на свежем воздухе гарантировало верную и мучительную смерть. Машина заползла на территорию четвертого прострела.

- Направо, направо давай! – Храп теребил плечо механика и орал, хотя понимал, что тот его прекрасно слышит.

Механик, продолжая давить на газ, вел машину прямо к неглубокому рву, заросшему огромными стеблями борщевика.

- Куда направо? Там бетонное крошево, и арматура торчит клочьями. Застрянем!

Последняя фраза механика внезапно прозвучала совершенно отчетливо. Храп понял, что двигатель заглох. До точки сброса оставалось еще метров шестьсот. И это не свежевспаханное поле. Это несколько неглубоких рвов и мешанина из железа брошенных автомобилей, тракторов и военных броневиков. Рома скорее почувствовал, чем услышал, как за спиной завозились «партизаны».

- А ну сидеть! – Заяц прикрикнул на пытающихся распахнуть задний люк мужиков.

- А чего сидеть? Чего высиживать? Нам эти баки туда не протащить. Айда пацаны! – здоровенный мужик в прорезиненной робе ударил по запорной ручке заднего люка и полез наружу.

- Обратно нельзя! Сдохните!

Заяц попытался схватить за руку ближайшего к нему бородатого мужика. Тот не глядя отмахнулся и врезал дозиметристу в то же самое место, в которое его намедни приложил водила в столовке. Голова Зайца дернулась назад, и он затих. Толпа «партизан» наперегонки мчалась по следам БТРа, механик догонял остальных.

Храп вытащил из полупустого пластикового ячеистого ящика бутылку с нарзаном и ударил горлышком о спинку сиденья. Пробка отлетела в сторону и шипучая теплая пена фонтаном ударила в лицо Зайцу. Напарник приоткрыл глаза и облизал верхнюю губу, по которой ему в рот стекали разбавленные минералкой тоненькие струйки крови.

- Идти сможешь? – Храп потянулся к верхнему люку.

- Ага... – Заяц приподнялся на ноги, но его повело, и он тут же ухватился на спинку кресла.

- Понятно. Тогда выгребайся к заднему люку. Я полезу наверх. Пока буду спускаться с брони – осмотрюсь. Больше одного баллона нам не утащить. Тем более, если еще и тебя придется, – он стянул с плеч тяжелую прорезиненную куртку. От радиации она не спасет, а вот убежать в ней далеко не получится.

Борщевик хрустел, но сломать толстый, напитанный ядовитым соком ствол было проблематично. Храп шел первым, прокладывая Зайцу просеку в зарослях. Из прострела они вышли достаточно быстро. Достаточно быстро для того чтобы не пустить розовые слюни и не начать тут же смахивать с лица выпадающие волосы. Дозиметрист надеялся выйти из зарослей прямо перед разрушенным складом, на который в первую же ночь после катастрофы упал пожарный МИ-8. Тяжелый вертолет проломил крышу, взорвался, и этот взрыв уронил опорные бетонные столбы наружу. После чего балки перекрытий рухнули и раздавили остатки вертолета вместе с обгоревшими трупами экипажа. Он не ошибся. Поднявшись по небольшому взгорку, парни увидели перед собой груду бетонных развалин. Здесь было относительно «чисто» и можно было немного передохнуть.

- Врешь, не возьмешь! – Храп вытер пот с лица и присел на бордюр заброшенной дороги, по которой к бывшему складу еще несколько месяцев назад подъезжали автомобили.

Асфальт вокруг потрескался и напоминал сброшенную змеей высохшую и ненужную шкуру. Через трещины уже пробивались ростки вездесущего борщевика. Солнце стояло над самой головой, но из-под обрушенной и оплавленной крыши на дорогу выползала белесая пелена тумана. Она оплетала бетонное крошево и становилась все плотнее. Ее рваные края, словно щупальца, облизывали остатки асфальта и явно стремились преодолеть расстояние между складом и сидящими на корточках людьми.

- Мама... – Заяц дернулся всем телом и втянул голову в плечи.

Слева и справа, осторожно обходя белесую дымку, из-за развалин выходили собаки. Они шли друг за другом почти бесшумно. Это были крупные псины, овчарки или сторожевые. Определить породу частично облысевших, худых, с кровавыми язвами на лапах и мордах животных было проблематично. Замыкал стаю пятнистый пес. Он прихрамывал на правую заднюю лапу. Приподняв голову и уставившись горящими глазами на Зайца, он остановился и ощерил зубастую пасть. Среди острых зубов тускло поблескивала желтая металлическая фикса.

- Алкаш – еле слышно прошептал Заяц.

Дозиметристы замерли, разглядывая стаю, которая постепенно окружала их со всех сторон. Роман попробовал встать, но ноги не слушались. Какая-то глухая тоска пробралась в живот и, постепенно поднимаясь вверх по позвоночнику, сжимала своими липкими щупальцами сердце. В уши тяжелыми толчками стучалась кровь. Краем глаза он увидел, как заваливается набок, падая на асфальт, тело его напарника. «Все... Лучше быстро умереть, чем так жить». Чья это была мысль? Его собственная или чья-то еще? Парень уже не мог разобрать. Собаки сомкнули круг и замерли, вывалив длинные языки промеж желтых острых клыков. Белый туман, точно такой же, каким его видел Храп на фотографии Зайца, мутным облаком оторвался от развалин и, продолжая уплотняться, двинулся в сторону парализованных страхом людей. Рома обхватил голову руками. Казалось, она вот-вот расколется на части и большими сочными кусками с хрустом и хлюпаньем упадет ему под ноги.

Перед ним, на том самом месте, где секунду назад сгущалось и перекатывалось облако тумана, сидело нечто. Вместо головы у этого существа на лысой, покрытой влажными складками шее, возвышалось кровавое месиво без глаз, без ушей, зато с широко открытой зубастой пастью. Эта пасть тянулась к человеку, словно принюхиваясь. Роме показалось, что сквозь многочисленные прожилки и переплетения плоти ему в глаза смотрят два кроваво-красных горячих огонька. «Господи, какая мразь! Может, она просто уйдет? Или так выглядит смерть?» Храп вдруг подумал, что потерял сознание. Что под воздействием радиации и страха отключился и теперь балансирует между жизнью и смертью, а его мозг рождает эти жуткие картины.

Гудящий внутри черепной коробки колокол вытряхивал из нее короткие обрывки давно забытых и совсем свежих, живых образов:

Школа. Соседские мальчишки. Санки. Девчонки с косичками. Мамины руки. Теплые, пахнущие свежим борщом. Настенькины упругие сиськи. Горячее дыхание на щеке ...

Вкус молока и белые капельки, растекающиеся по маленькой мордочке. И запахи. Море запахов. Волнующих. Зовущих. Мальчишки тащат ее из норы в мусорной куче. Зубами за палец. Ведьма! Почему ведьма? Может, из-за густой черной шерсти? Может, из-за разноцветных глаз? Маму сбила случайная машина. Дождь. Водитель ругается, осматривая разбитую фару. Пинает ногами труп к грязной обочине...

Мать умерла, когда Роме было четырнадцать. Она болела мучительно долго. И все было ясно еще за полгода до конца. Отец сидит на кухне, закрыв лицо руками. Санитары в грязных сапогах и ватниках вытаскивают тело из белой постели...

А потом Ведьму отвели на склад. Охранять. Работать. Ошейник широкий, жесткий. Неумолимо холодные стальные прутья клетки...

Рома оказался предоставлен самому себе. Деревенский отличник – белая ворона. Мужики в подъезде деревянного барака с бутылкой водки. Ничего не отняли, нечего было отнимать. Щенок сопливый! Куртку порезали. Потом институт. Новые друзья. Или знакомые? А в чем разница?..

Ведьма готовилась стать матерью. Щенки...

Голован! Маленький, черный, морда в сметане...

И вдруг... Земля дрогнула под лапами и поплыла в сторону. Черный обжигающий смерч поднялся над четвертым блоком, выламывая бетон из толстых стен, рассыпая вокруг черное крошево графита. Обжигающая пыль забивалась в нос, обжигала глаза. Роме захотелось орать от боли. Он задрал голову вверх, но вместо крика, сливаясь с сиренами пожарных машин, из его горла вырвался протяжный вой... Он смотрит вниз, туда – где, словно в жерле извергающегося вулкана, алеет расплавленный вход в преисподнюю. Вертолет сбрасывает смесь и его самого подкидывает вверх. Рома пытается удержать машину, одновременно уводя ее в сторону. Что-то сильно бьет по хвосту. Мир кувыркается. Лопасти задевают крышу соседнего здания. Вспышка... Жить. Хочется жить! Человеческие тени в водовороте черной воронки кричат. Просят. Умоляют. Ведьма не может дать им жизнь. Но она может дать им место рядом с собой. Место в своей стае...

Все исчезло так же внезапно, как прекращается тропический ливень. Не стало боли, не стало страха, сжимающего сердце. Рома открыл глаза. Он все еще сидел на краю площадки перед пыльными развалинами. За спиной ветер шевелил заросли сорняка. Он поднялся на ноги. Сделал несколько осторожных шагов. Остановился перед тяжелым желтым баллоном, который хищно смотрел в небо черной коробочкой активатора. Брезгливо переступил через него. Приподнял с дороги обмякшего Зайца и, взвалив его себе на плечо задницей вверх, потащил тело в сторону от развороченного взрывом четвертого блока.

***

В лагерь из города они ехали на Уазике Петровича. Ехали вдвоем. Зайца грузовым вертолетом отправили сначала в клинику на Зеленый Мыс, а уже оттуда спецбортом в Киев. Рома подошел к медицинской тележке, на которой его напарника грузили в вертолет. Заяц смотрел на него пустыми глазами.

- Она спросила меня, зачем я пришел. И еще - чего я хочу, – сказал он монотонно, еле шевеля бледными губами. Попробовал улыбнуться. Тонкие губы натянулись, приоткрывая кончики верхних клыков. – Я ответил, что не хочу умирать...

Клок собачьей шерсти торчал у Зайца из-под воротника рубахи. Рома потянул его двумя пальцами и бросил на пол...

Рация, хрипло отплевываясь, ожила на самом краю девятого сектора. Там их и подобрали. Почему Рома вышел сухим из воды, не понимал никто. Доктор, после двухчасового простукивания и прослушивания, внимательно изучив распечатку с результатами экспресс-анализа крови, округлил глаза.

- Вы, молодой человек, или удивительно везучий сукин сын, или ваш организм мутировал до такой степени, что стал невосприимчив к высоким дозам радиации, - выпятив козлиную бородку вперед, он коротко хохотнул, потом закашлялся и, вытерев губы носовым платком, добавил: – Это шутка. Но в каждой шутке, как известно, есть доля шутки. А вот ваш коллега... Вы ведь знаете симптомы острой формы лучевой болезни?

Рома кивнул.

- Третья стадия? – он встал из-за стола и, не надеясь на утешения, повернулся к двери кабинета.

- Да нет. Это вообще не лучевая. Это что-то совсем иное. Совсем...

На Петровича, который стучал кулаком о стол и требовал немедленной госпитализации дозиметриста, доктор цыкнул так, что начальник службы дозиметрического контроля полпути до лагеря молча гнал машину, ухватившись обеими руками за баранку и щурясь глазами в непроглядную тьму.

- Ром, ты прости. Не я принимаю решений.

- А кто принимает? – Рома откинулся на жесткую спинку кресла и замолчал. Зачем что-то говорить, если в этом нет никакого смысла. Он достал из кармана полупустую пачку «Явы» и, вытащив сигарету, повертел ее в руках. Потом скомкал вместе с пачкой и выбросил в открытую форточку машины.

- Если тебе от этого будет легче, я написал заявление, – Петрович насупился и вновь уставился на узкую полоску асфальта, которую тусклые фары вырывали из темноты наступившей ночи.

«Заявление?» - Роману жутко хотелось спать. Глаза слипались и зудели. Казалось, этот бесконечный «последний» день никогда уже не кончится...

***

Рома поднялся по подгнившим ступенькам крыльца, повернул ключ в замочной скважине и, войдя в сенцы, щелкнул выключателем. Дверь в комнату скрипнула, и ему на грудь тут же бросилось мохнатое, черное и теплое. Парень подхватил Голована на руки. Шершавый розовый язык обслюнявил ему нос и щеки. От щенка остро пахло свалявшейся шерстью и прокисшей сметаной. Рома улыбнулся и, расстегнув пряжку ошейника, бросил его на пол.

- Ну что брат. Поехали отсюда.

Щенок, радостно виляя хвостиком, нырнул в свое убежище и выволок из-под кровати тот самый дорожный мешок. Предрассветная серость за окном уже сменила непроглядную темень ночи. Начинался новый день. Первый новый день.

 

Примечания

  1. Расписанная пуля – зафиксированный на бумаге результат игры в преферанс.
  2. «Дэпэшка» – ДП-5, дозиметр.
  3. «Утюг» – дозиметр, применялся для контроля загрязнения одежды на КПП.
  4. Жлыга – шланг для слива отстоя.
  5. «Бабочка» - вертолет МИ-2.

Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 10. Оценка: 4,40 из 5)
Загрузка...