Бомба любви

 

Ежедневное расписание профессора Корнелиса Рахмана не менялось вот уже более десяти лет. К девяти утра он приходил в университет и запирался в лаборатории башни правого крыла, ключ от которой был только у него. Ровно в час дня он выходил на перерыв и прогуливался в парке рядом с корпусом. Он обходил озеро, покупал свежий выпуск новостей Полиса, заказывал обед на вынос, и ел на лавочке рядом с уединённым заброшенным фонтаном в форме лотоса. Спустя час он возвращался в лабораторию, и часто засиживался до поздней ночи. От научной работы его отвлекали лекции, и только меняющееся расписание вносило разнообразие в ход жизни профессора.

По молчаливому согласию коллег никто, кроме профессора Рахмана, не заходил в его лабораторию, чтобы не нарушать тонко отлаженную работу. Никто не знал, чем он занимается до того момента, как прозвучит его доклад об очередном грандиозном творении.

Так было много лет, но после нескольких чрезвычайных происшествий беспокойство коллег возросло. Частые отключение электричества из-за перегрузки, несколько возгораний, чёрный дым, частенько валивший из окон башни, и игнорирование лекций привели к тому, что Магистрат университета решил всё же вмешаться в работу профессора и пролить свет на то, чем он занимается.

Увлечённый работой профессор не замечал всего этого волнения вокруг себя, как не замечал и того, что вот уже больше месяца его преследует незнакомец в длинном сером плаще с воротником обшитым бурым мехом и в низко натянутой шляпе, скрывающей лицо. Ни внушительный рост, ни длинные руки, прятанные в карманах, ни босые обмотанные рваньём огромные ступни, привлекавшие внимание окружающих осенним холодным днём, не помешали незнакомцу остаться незамеченным для Корнелиса. Незнакомец следовала за профессором как тень, прячась за углом или за деревьями в парке, шагая по противоположной стороне улицы, или наблюдая за одиноким огоньком в окне лаборатории.

В один из дней, по пути в лабораторию, профессора перехватил его коллега с кафедры.

– Корнелис, ты худо выглядишь, чем занимаешься? Слухи поползли, прям корм для бульварщины.

– Пока говорить не о чем, – сухо ответил профессор.

– Ты полгода на кафедре не появлялся, знаешь ли, некоторых это настораживает. Кое-кто уже точит ножи, – добавил коллега с искусственным смешком.

– Терпение, мой друг. Я этот механизм знаю до винтика. Пока пройдёт вся бюрократическая волокита, чтобы получить разрешение пошевелить хоть пальцем, я презентую вам своё открытие.

– И даже не намекнешь?

– Нельзя. Не сейчас. Понимаешь, у них всюду шпионы. Я пока никого не видел, но ты же знаешь, их магические штучки. Если они снова все пронюхают, я не перенесу.

– Ну вот, ты опять за свое ...

Корнелис остановился и перешел на шепот.

– Нужно быть тупицей, чтобы не видеть очевидные вещи! Они смеются над нами! Они выставляют на смех все наши открытия и труды! Мол, нет ничего нового под солнцем, вот посмотрите, в этом ветхом свитке об этом уже писали. И что, что писали, а я додумался сам, своими умом, и не живу жалкими подачками мифических мудрецов древности!

– Корнелис, умоляю тебя, это всего лишь секта приплывшая с миссией ...

– Приплывшая поработить нас! Любовь повсюду, любовь – всё что нужно. Любовь, любовь... – кривлялся профессор, – Черви бесхребетные! Под угрозой титанический труд учёных, вся наша работа, заслуги и история.

– Спокойно, Корнелис, прошу, не кипятись. Я не думал, что в тебе столько накопилось, хм. К тому же ты преувеличиваешь, ну знают они пару трюков, ну песни, пляски, и что?

– Где грань между песней и заклинанием? Забыл о ритуальных хороводах, всего каких-то пару сотен лет назад. Эта кучка колдунов одурачит нас! Вернёт в состояние дикости. А ты первый напялишь набедренную повязку и будешь плясать под их дудку как идиот!

– Ну хорошо, допустим... вообще не об этом я хотел с тобой поговорить. Я о твоём бытии, так сказать. Корнелис, умоляю тебя, наведайся на кафедру, пообщайся с кем-нибудь, приоткрой двери лаборатории. Ты всех тревожишь.

– Приоткрыть двери лаборатории? – у Корнелиса сверкнул гнев в глазах, и он прищурились, – Ты?! Уже?! Прочь! Не слова больше. И передай, что, если кто-то из них, из вас, вздумает шпионить, я за себя не ручаюсь. Я докажу, что и мы умеем обращаться с тонкими материями.

– Вот сейчас ты меня пугаешь.

Профессор понял, что сказал достаточно и молча ушел.

Корнелис Рахман посвятил жизнь служению людям Полиса через науку. В юном возрасте он создал микро-паровой двигатель с высоким коэффициентом полезного действия, и, перескочив несколько классов академии, был принят в университет. Следующим его открытием была ткань, очищающаяся огнём. На ее основе создали огнестойкие костюмы пожарных и некоторые вещи домашнего обихода, что снизило количество пожаров в Полисе. Корнелис настоял на доступной цене штор из этой ткани, чтобы обеспечить их наличие в каждом доме.

Следующим открытием стала вечная лампа на основе жидкого золота и асбеста, которая перевернула привычный уклад жизни Полиса, и дала толчок развитию горнодобывающего направление. Именно в этот период из-за моря прибыли колдуны и фокусники, проповедующие мистические идеи. Они занимались песнопениями, кружили хороводы и говорили о тонких материях, магических словах и невидимых вибрациях. Они опровергли авторство профессора в создании вечной лампы, указав на ветхие письмена древних магов, где уже содержались подробные описания её конструкции.

Далее колдуны показали технологию смягчения горной породы звуком, благодаря чему любой камень становился податлив как глина, что укрепило их статус в Полисе, а для профессора они стали главной угрозой всему, во что он верил и чему свято служил.

Разговор с коллегой здорово разозлил Корнелиса, и даже работа не успокоила его. Он ненавидел, когда его торопили и совали нос в дела.

Не смотря на позднюю осень и небольшой снег, профессор, как обычно, на обеденном перерыве пошел в парк. Серый мертвый пейзаж, запах озона и тихий гул дирижаблей, прячущихся в низких облаках, успокаивали его. По обыкновению, он купил свиток с последними новостями, зашёл за обедом, и направился к фонтану в форме лотоса. Придя на место, он обнаружил, что лавочка, где он привык обедать, была занята. На ней сидела маленькая девочка в фиолетовом плаще с капюшоном. Плащ, хотя и выглядел новым, был немного затасканным, а обувь не соответствовала погоде – шелковые туфельки с бархатной вышивкой красных цветов.

Корнелис хотел было сесть на другую лавочку, но передумал, решив не менять привычный устой из-за такого пустяка. Он сел рядом с девочкой, развернул свиток и принялся за обед.

– Что вы читаете? – спросила девочка.

– Совать нос в чужие дела, это признак плохого тона, – ответил Корнелис не взглянув на девочку. Он положил остаток обеда на лавочку.

– Вы будете доедать? – снова спросила она.

– Нет, а что?

– Можно покормить голубей?

– Голубей? Это первые вредители Полиса, чтоб ты знала.

– Но они милые, разве нет?

Корнелис ничего не ответил и продолжил читать. Девочка взяла остатки еды и бросала кусочки рядом с лавочкой. Через несколько минут вокруг собралась стая голубей, которые громко ухали и хлопали крыльями. Профессора это сильно раздражало.

– А разве бывают в природе вредители? – спросила вдруг девочка.

– Ещё как бывают.

– А я думаю это придумки людей. Всегда смотрим так, как нам выгодно.

– Ты здесь одна? – раздражённо спросил профессор, оглядываясь. Он хотел избавиться от её компании, а вместе с ней и от стаи голубей.

– Да.

– А почему ты не в академии?

– Я в пансионе учусь. У нас сейчас каникулы.

– А где твои родители?

– Я гуляю сама.

– Ясно, – сухо ответил Корнелис, сложил свиток, быстро поднялся и пошёл в сторону корпуса, покинув парк раньше обычного. Это было впервые за десять лет, когда его распорядок был нарушен.

Когда профессор поднялся в башню, он увидел приоткрытую дверь лаборатории, а у входа кучку любопытных студентов, не решающихся даже заглянуть.

– Вон! – рявкнул профессор и разогнав зевак, вбежал в лабораторию.

Внутри никого не было, а дверной замок был вырван. Корнелис почувствовал сквозняк, и понял, что открыто одно из окон. Он тут же вычислил открытую створку и, подбежав к ней, увидел, как некто в длинном плаще с воротником обшитым мехом спрыгивает с черепичной крыши корпуса и скрывается за воротами. За мгновение до прыжка, шляпа преступника слетела, обнажив серое лицо с черными маслянистыми кудрями. Этого мгновения хватило, чтобы в памяти профессора зашевелились щупальца неприятных воспоминаний.

Звук треснувшего стекла отвлек Корнелиса от призрака прошлого, и обернувшись, он заметил струйку дыма, тянувшуюся от приборного столика. Он потушил огонь, после чего сходил за инструментами к плотнику, и лично заменил замок, чтобы быть уверенным в его надёжности.

После этого профессор до конца дня пересматривал оборудование и проверял ничего ли больше не повреждено и всё ли на месте. Пропаж или повреждений о не обнаружил, но мысль о том, что могло бы случиться с его работой вернись он с обеда как обычно, приводила его в ужас. Значит взломщик хорошо знает распорядок Корнелиса и следит за ним какое-то время. Вспомнив, почему он вернулся раньше, где-то под вихрем мыслей и эмоций он ощутил благодарность к маленькой девочке, привлекшей стаю назойливых голубей.

Проникновение со взломом привлекло внимание, и теперь, когда к затворничеству и скрытности профессора добавилась какая-то внешняя угроза, Магистрат ускорил шестерни бюрократической машины, чтобы получить доступ в лабораторию Конелиса. Сам же Корнелис стал почаще оглядываться, но не смотря на всё, он решил не изменять своим привычкам.

В час дня он вышел на обед к неработающему фонтану, и снова увидел маленькую девочку в фиолетовом плаще, и в той же обуви не по погоде. Сегодня она сидела на другой скамейке и Корнелис, пройдя мимо привычной лавочки, подсел к маленькой незнакомке.

– Привет, – сказал он мрачно.

– Привет, – ответила она, и тут же прогнала голубя, которому только что крошила сухарь.

– Чем он тебе не угодил? – переспросил профессор.

– Мне – ничем, но кое-кому они мешают, – сказала девочка.

– Ты снова одна?

– Угу.

– И как только родители отпускают тебя одну в этот парк, здесь довольно серо и безлюдно. И обувь твоя не соответствуют погоде, они совсем не следят за тобой. Сколько тебе лет?

– Десять.

– Кем работают твои родители?

– Мама умерла, когда я была ещё маленькой, а отец исследователь.

– Неужели? И чем он занимается, возможно я его знаю?

– Он плавает на ките в Северных морях.

– На ките? На китах не плаваю, на них охотятся. Он китобой?

– Нет, он исследователь, и он плавает.

Профессор решил, что отец девочки натуралист или зоолог.

– А как его зовут?

– Странный ты, спрашиваешь, как зовут моего отца, хотя до сих пор не знаешь, как зовут меня.

– Извини, – сказал Корнелис. – Я Корнелис Рахман.

– А я Льюл, – ответила девочка улыбаясь. – Корнелис Рахман, хм, можно сократить до Корман.

– Только попробуй, – резко ответил профессор.

– Ладно. А чем вы занимаетесь? – спросила она.

Профессор удивленно посмотрел на нее.

– Наверное твой отец действительно много плавает. Кто занимается твоим воспитанием? – раздраженно сказал он. – Наверняка у тебя в доме есть что-то изобретённое мной, а ты спрашиваешь, чем я занимаюсь?

Льюл опустила голову, и Корнелис понял, что погорячился.

– Я тоже исследователь, и работаю в Университете.

– Здорово, вы бы с отцом нашли о чём поговорить, я уверена!

– Есть сомнения.

– Мой отец так много мне всего рассказывает о том, что видел во время путешествий! Люблю его слушать. А вы много видели?

– Что? Много ли я видел?

– Путешествовали? – Корнелис вдруг понял, что ни разу в жизни не путешествовал, и всего несколько раз выезжал за пределы Полиса в ближайшие города.

– Чтобы добывать знания о мире путешествовать необязательно. Уверен, осведомлён не меньше твоего отца. Вот спроси меня о чём угодно.

Льюл начал спрашивать профессора о самых простых и заурядных вещах, которые её окружали. Вопросы сыпались один за другим, и, выглядев на первый взгляд простыми, на деле оказывались довольно коварными, так что Корнелис даже немного запыхался, парируя их. За разговорами он совсем забыл о своем обеде, и час истёк словно минута. Профессор показывал своё раздражение и нервозность, отпуская язвительны замечания в адрес приставучей девчонки, но на самом деле ему нравилось делиться с Льюл знаниями и быть значимым в её глазах. Он чувствовал с её стороны неподдельный интерес.

– Мне пора, засиделся, – внезапно прервал разговор профессор, посмотрев на часы.

– Вы заберёте с собой? – спросила Льюл, показывая на обед, к которому Корнелис не притронулся.

– Оставлю голубям, в лабораторию всё равно с едой нельзя.

– До завтра, – проговорила Льюл ему в след, но Корнелис ушел не обернувшись.

 

***

Профессора вызвали в Магистрат для объяснения инцидента со взломом на следующий же день, но никаких внятных ответов от него получить не удалось. Из уважения к заслугам Корнелиса, ему дали два дня, чтобы привести записи и дневники в нужный вид и подготовиться к презентации темы, а также подробному описанию стадии исследования.

По пути в лабораторию Корнелис остановился у стенда с одним из первых своих изобретений, это винтокрыл, оснащённый заводным двигателем, и сделанный по старым чертежам выдающегося ученого прошлых веков. Машина имела одно место для пилота, винт, похожий на шнек, педали для приведения в движение блока редукторов, заводной механизм, и крюк с верёвкой для транспортировки предполагаемых грузом. Винтокрыл стал музейным экспонатом, потому что не смог конкурировать с дирижаблями, и имел недостатки в управлении, но в целом был пригоден к праздным экскурсионным полетам.

Корнелис обдумывал как ему быть: либо перенести прототип домой и без спешки закончить работу, а для всех временно побыть неудачником; либо поступить, как требует Магистрат, но тогда шансы на успех практически нулевые, так как при огласке в дело вступят колдуны и наверняка найдут способ как обойти профессора. Ответ был очевиден. Остаток дня и всю ночь профессор готовился к переносу необходимого оборудования к себе домой.

Корнелис отвлёкся от работы, когда циферблат часов показывал полдень нового дня, и, решив немного передохнуть, вышел на привычную прогулку. Он снова встретил Льюл на прежнем месте у фонтана в форме лотоса и подсел к ней как ни в чём не бывало.

– И так, ты спрашивала, почему корни растений растут вниз... – не поздоровавшись друг с другом, они продолжили вчерашний разговор обо всём на свете.

Спустя какое-то время Льюл спросила:

– А у вас есть друзья?

– Друзья? Наверное, есть, а что?

– Повезло вам.

– Большое дело, подумаешь. Они только время крадут. Занятому человеку друзья ни к чему. Тебе зачем друзья?

– Как это зачем, чтобы было с кем поделиться радостью.

– Ее не так много в мире, чтобы ею делиться.

Девочка рассмеялась.

– Что смешного я сказал, вообще-то это печально.

– Радость же не яблоко, и от того что ты с кем-то поделился у тебя её меньше не становится. Я думала учёные знают это.

– Ну-ка давай, расскажи мне как устроен мир, – иронично проговорил Корнелис.

Льюл выровняла спину.

– С радостью как раз всё наоборот, чем чаще делишься, тем больше ее становится, и у тебя, и у того, с кем поделился.

– О законе сохранения энергии слышала?

– Нет.

– Вот и помалкивай. Твои слова напоминают разглагольствования заморских колдунов... Минуточку, а ты ли не из этих?

– Из каких? – недоумённо переспросила Льюл.

– Ладно, - Корнелис недоверчиво покосился, – некогда мне с тобой болтать, перерыв закончился, – он встал, чтобы уйти.

– Сходим в Парк Странных Существ? – спросила Льюл в след уходящему Корнелису.

– С какой это стати? Пусть отец тебя сводит. К тому же я сейчас очень занят. Время, знаешь ли, это тебе не радость, когда кому-то отдаешь, больше его не становится.

– Парк будет в Полисе до Осенних Мистерий, а это всего-то пару дней. Я слышала там есть олень с рогами будто ветви дерева, и вечно горящая ящерица, – добавила она.

– Магический вздор! Шарлатанская ересь, дешёвая подделка с аллюзией на суеверные мифы...

– Ну пожалуйста.

Профессор осёкся, посмотрев в добрые голубые глаза, которые разглядел впервые за всё время их общения. Он обратил внимание на треугольные аккуратные брови, слегка вздёрнутые вверх, в ожидании положительного ответа.

– Ох, ну ладно! Не будем откладывать. Встретимся здесь же в шесть вечера, – сухо ответил он и быстро ушёл.

Корнелис сдержал обещание. Он встретился с Льюл, и они покатили за город на трамвае. Для старого профессора это стало настоящим приключением, потому что он давно никуда не выбирался и ничего кроме дома, лаборатории и скамейки у фонтана не видел.

Парк Странных Существ, это кочующий парк, где удерживали последние экземпляры некоторых мифических или легендарных животных с тех времён, когда магия была обычным делом, а научным подходом пользовались единицы. Официальная наука взяла курс на отрицание магической составляющей мира из-за невозможности объяснить её, потому парк с существами старого времени воспринимался как кунсткамера животного царства.

Стоя в очереди у кассы, Корнелис заметил среди людей высокую фигуру в сером плаще с воротником обшитым мехом, но стоило ему отвлечься, как образ исчез. Профессор приписал это видение бессонной ночи и волнению, но щупальца воспоминаний снова зашевелились, тревожа тяжёлый омут. Корнелис боялся этого образа не сколько потому, что он мог нанести физический вред, сколько потому, что сам факт существование этой персоны способен растоптать его веру в науку.

Купив билеты, Корнелис отпустил радостную Льюл порхать от вольера к вольеру, а сам тихо шёл позади. Первым экземпляром на их маршруте оказался тот самый олень с ветвистыми древоподобными рогами, найденный в дремучих лесах севера. Существо было вдвое больше обычного дикого оленя, с белыми рогами, покрытыми морщинистой корой. Животное стояло в углу загона, и ни на кого не обращал внимания.

– Посмотри какой он красивый! – сказала Льюл.

– Олень с рогами похожими на кору, – безразлично проговорил профессор.

– А вообще-то грустно как-то, – Льюл легонько била ладошкой по решётке.

– Я тебя привел сюда не для того, чтобы ты грустила.

– Разве не лучше им быть на свободе, зачем их возить по миру?

– Согласен, из-за них только суеверные толки подпитывают. Я бы их вообще запер где-то в одном месте, да подальше.

– А я думаю, им было бы лучше там, где они жили – на свободе.

– Людям виднее.

– Это не честно!

– А в мире вообще много чего не честного, – передразнил её профессор.

– А мой отец говорит, что мир о нас заботится.

– Лучше бы твой отец о тебе заботился... – ответил Корнелис, но осознав, что сказал лишнее, отошёл в сторону.

Пока Льюл рассматривала оленя, профессор смотрел на схему парка на соседнем стенде. Он обошел его с другой стороны и встретился взглядом с красными гневными глазами, запавшими в серых глазницах. Корнелис замер и почувствовал, как на его шее сжимаются длинные холодные пальцы. Он машинально ударил по руке, схватившей его, но она была тверда как камень.

– А ты знал, что рога их детёнышей цветут как деревья весной? – Льюл изучала табличку с информацией о существе.

Но Корнелис не мог издать ни звука, потому что нападающий приподнял его над землёй, держа за горло. Ещё немного и профессор потерял бы сознание, но рядом послышался звон ключей. Это охранник делал обход перед закрытием.

– Девочка, ты здесь одна? – спросил он, когда увидел Льюл у барьера.

– Нет, я с другом, – она показала в сторону стенда со схемой парка, за которой Корнелис мысленно прощался с жизнью, но с гневом и без какого-либо смирение.

– Сэр, мы уже закрываемся, так что вынужден вас попросить выйти.

Нападающий, услышав приближение охранника, разжал костлявые пальцы и скрылся в темноте, а Корнелис упал на колени и закашлялся.

– С вами все в порядке? – взволнованно спросил охранник, подойдя ближе.

Профессор быстро поднялся.

– Да ... – ответил он сиплым голосом, – просто слишком холодный воздух сегодня.

– Согласен, ночи уже морозные. Я говорю мы скоро закрываемся...

– Да, да, мы уже идем, – Корнелис взял Льюл за руку, и быстро повел ее к выходу.

– Но мы столько ещё не посмотрели!

Девочка была расстроена, но Корнелис не обратил на это никакого внимания, потому что был в панике, хотя внешне сохранял спокойствие.

– Я отведу тебя домой, уже поздно, – сказал Корнелис, когда они вернулись в город.

– Я живу недалеко от парка, дойду сама.

– Нет, я доведу до самого порога, – настоял профессор.

Корнелис привел Льюл к маленькому скромному двухэтажному домику с садом. Света в окнах не было.

– Где же твой отец?

– Он должен скоро вернуться. Спасибо, что погулял со мной, правда я бы хотела посмотреть и на других животных, – Льюл обняла профессора, а тот замер как столб, задержав дыхание от неожиданности. Они простояли так с полминуты.

– Уверен они ещё вернуться в Полис, – ответил профессор.

Льюл разжала объятия, приоткрыла скрипучую створку ворот и, проскочив в проём, скрылась в тени низких деревьев.

Вернувшись домой, Корнелис заперся на все замки и до утра просидел у окна в тёмном доме, вслушиваясь в тишину и вглядываясь в туманную улицу, слабо освещённую вечной лампой, которую он же и изобрёл.

«Теперь сомнений нет – это он. Он выжил. Зачем он здесь? Мстит за то, что бросил его? За то, что создал его?» – Корнелис дрожал, мысли путались.

«Но разве способно подобно создание на месть, это же такое человеческое, почти творческое. А он не человек, он голем из частей человеческих. Не могло заклятие вдохнуть искру... Не могло, конечно же не могло! Должно быть его направляет чья-то воля! Да! О-о-о-о-о, да, понятное дело чья. Они бояться меня, они угрожают мне. Как они нашли его?»

Всю ночь Корнелис перебирал варианты того, каким образом избавиться от колдовской секты, заставить их покинуть Полис, и выход он видел только один, ударить в сердце их учения, и лучшего времени чем завтрашние Осенние Мистерии, где будет весь город, не найти.

 

***

Следующий день Корнелис провёл в лаборатории, готовясь к вывозу оборудования, и даже вторая бессонная ночь не помешала ему в усердной работе.

Не смотря на спешку и малые сроки, он всё же позволил себе небольшую прогулку в привычное время. На самом же деле он хотел встретить Льюл. Увидев её на привычном месте в неизменном фиолетовом плаще, он обрадовался, но тут же стёр улыбку с лица. Давно он не испытывал радости от встречи с другим человека, и кто бы мог представить, что это будет маленькая глупенькая девчонка. Ему иногда думалось, что он и с людьми-то разучился говорить.

– Пойдем, я тебе кое-что покажу. Уверен, ты оценишь, – сказал он сходу, подойдя к лавочке.

Спустя десять минут они стояли в лаборатории перед стендом, на котором лежал какой-то круглый предмет. Профессор, слегка дрожащей рукой, снял шёлковую ткань, обнажив металлический шар размером с тыкву. К нему были присоединены провода, а сквозь щели в оболочке похожей на скорлупу пробивался темно-красный свет.

– Первая модель была втрое больше, но я уменьшил ее, чтобы удобнее было переносить, – сказал Корнелис.

– Что это? – Льюл принюхалась, – пахнет как-то странно: мокрым асфальтом, сладкой ватой и...?

– Дёгтем, – подсказал профессор, – без него никак.

Льюл подошла ближе, недоверчиво косясь на профессора.

– Это бомба любви, – гордо проговорил Корнелис.

– Любви? Я знаю, что такое бомба, и слышала, о том, что такое любовь, и как-то не вижу связи.

– А ты сбрось шоры! Давай я расскажу, как она работает.

Корнелис взял в руки прибор, похожий на пистолет. Вместо дула у него было что-то вроде раструба граммофона, а вместо барабана для патронов механический счётчик с цифрами.

– Все началось вот с этого. Я изучал вибрации магнитного поля людей в разных эмоциональных состояниях. И я заметил, что каждая эмоция имеет определённую частоту, и любовь в том числе. Это двести пять колебаний в секунду. Понимаешь?

Льюл отрицательно покачала головой:

– Ну ладно, опустим технические подробности. Так вот, я подумал, а что, если попробовать вибрациями извне создать нужную эмоцию внутри. Так сказать, целенаправленно настроить человека на нужную частоту. Понимаешь, ну? Так вот бомба даёт импульс определённой частоты и все живые объекты, попавшие в радиус её действия, начинают вибрировать в унисон этим волнам, таков принцип.

– Ты хочешь заставить людей любить, без их на то согласия?

– Да, дитя, – раздраженно сказал Корнелис, – без их на то согласия. А какое должно быть согласие на любовь? Когда применяют настоящее оружия не спрашивают чьего-либо согласия.

– Как-то слишком просто, – недоумевала Льюл.

– Честное слово не понимаю тебя. Это же спасение для людей!

– Бомбы делают чтобы разрушать, они лишние в этом мире.

– Не всё золото что блестит, как и не всё бомба, что выглядит как бомба или называется так. Да что же ты такая глупенькая! Ну называй это генератор эмоций, если тебе угодно. Она ничего не разрушает, импульс невидимый, и ни одна песчинка не дрогнет рядом с ней.

– Я не совсем об этом. Она разрушает что-то естественное, тонкое...

– Да ты пойми, – перебил её Корнелис, – когда люди станут любящими существами, то исчезнут все беды. Жить-то станет намного лучше, в этом всё дело.

– А разве этому не надо учиться самому?

– Чему?

– Любить.

– Ничего ты не поняла...

– Мне, например, не нравиться, когда без моего спроса что-то делают. Вот папа спрашивает меня....

– Да что ты понимаешь! – снова перебил её Корнелис, – А про подарки он тоже спрашивает? Сомневаюсь. Вот и я приготовил людям подарок. Ты новости читаешь? Уж я-то читаю каждый день, и вижу всю эту мерзость и упадок. Ты просто слишком мала, чтобы понять, – Корнелис набросил накидку обратно на бомбу.

– А как узнать, что она сработала если волны не видимые? – спросила Льюл.

– Завтра Осенние Мистерии, лучшего времени для проверки не найти. Всё уже почти готово, осталось только зарядить ее. Я просто зайду себе в центр толпы, открою сумку, нажму пару кнопок и посмотрим, что будет.

– Там будет большой хоровод Бхактиев.

– Кого?

– Бхактиев, такие монахи в оранжевых одеждах, которые приплыли к нам из-за моря. Они поют песни и раздают сладости, чтобы порадовать людей.

– Эти сектанты и шарлатаны! Вот я им и покажу! Всё на что они способны, прикармливать людей сладостями, как питомцев. Может даже подсыпают туда такой-о дурман, чтобы петь и плясать как идиоты.

– Но ведь они тоже хотят сделать людям подарок, как и ты.

Корнелис замер с выражением презрения. Он отступил от Льюл на шаг с гневным блеском в глазах.

– Убирайся, – прошептал он еле слышно.

– Я вот раньше не любила танцевать, но когда встретила их на улице...

– Про-о-о-о-чь! – выкрикнул профессор, и сам испугался своего голоса.

Льюл замерла.

– Зря я тебя сюда привел, ты еще мала и глупа.

Льюл вытаращила на профессора испуганные глаза.

– Иди ка ты домой! – сказал профессор и отвернулся, а Льюл пулей выбежала из лаборатории.

 

***

На следующий день Корнелис Рахман должен был предстать перед Магистратом с результатами исследования. Он пришел заранее, чтобы спокойно собраться и вынести бомбу в сумке. В десять ему принесли приказ с кафедры со списком членов специального совета. Сама презентация назначена на три часа по полудни, и профессор рассчитал, что этого как раз достаточно, чтобы зарядить бомбу.

В обеденный перерыв Корнелис вышел в парк, но Льюл не оказалось на привычном месте. Он прошёлся по окрестности, спрашивая у прохожих не встречали ли они девочку в фиолетовом плаще и легких туфельках с красными цветами, но никто её не видел. По привычке он купил свежий выпуск новостей, но из-за хмурых мыслей о том, что Льюл обиделась на него, сунул свиток во внутренний карман даже не развернув. Корнелис вернулся с обеда на полчаса позже обычного.

Поднявшись в башню, профессор застал толпу любопытных студентов и преподавателей у входа в лабораторию. Из щелей в коридор валил густой дым, и профессор услышал топот тяжёлых башмаков университетских мастеров, которые вызваны, чтобы взломать дверь.

«Сомнений не было, это снова они, таки выждали момент, а я так неосторожен, вот же дурак!» – корил себя профессор.

Проскользнув безлюдными коридорами и не попадаясь никому на глаза, Корнелис пришёл к винтокрылу. Высокие своды галереи позволяли подняться в воздух и вылететь через большое окно, а благодаря заведующему хозяйственной части, заводной механизм поддерживался в рабочем состоянии. Корнелис пристегнулся в кресле пилота и закрутил педали. Винт завертелся, и машина медленно и неуверенно оторвалась от подиума. Без защитных очков и шлема летать запрещалось, но сейчас было не до этого. Поднявшись достаточно высоко, Корнелис направил винтокрыл в окно и вырвался на улицу вместе с лавиной мелких осколков, отделавшись несколькими царапинами на лице.

Холодный осенний воздух обжигал лицо, глаза слезились, и Корнелис едва видел куда летит. Его бросало из стороны в сторону и старческие руки на рычаге немели от усилия, прилагаемого для удерживания курса. Словив порыв ветра, профессору удалось направить винтокрыл в окно лаборатории. Разбив ещё одно стекло, он жёстко приземлился посреди комнаты, перевернув всё верх дном.

Корнелис выпал с кресла пилота и, шатаясь, пошел искать бомбу среди разбросанных стеллажей. Он нашёл её забившейся в угол под слоем рукописей и другого хлама. Профессор подобрал сумку, упаковал бомбу и уселся обратно в кресло. Источник возгорания в этот раз был сделан исключительно для создания дыма и привлечения внимания.

Услышав звук разбившегося окна, снаружи начали ломится в дверь. Послышались удары, и в лабораторию ввалился ком из человеческих тел, но всё что смогли разглядеть работники университета, это винтокрыл, вылетающий в окно.

Корнелис залетел домой, чтобы сделать последние приготовления перед испытанием и переодеться. Оставив винтокрыл на террасе второго этажа, он быстро спустился в рабочий кабинет, чтобы захватить несколько измерительных приборов. Он понимал, что скорее всего за ним отправили стражу и нужно поторапливать.

Когда Корнелис рассовывал по карманам плаща различные датчики и блокноты, с внутреннего кармана выпал свиток сегодняшних новостей, развернувшись на первой полосе. Там была цветная фотография человека со знакомыми голубыми глазами и бровями в форме треугольника, придававшие ему серьёзное целеустремлённое выражение лица.

Подпись под фотографией гласила, что это капитан некоего потерявшегося судна. Корнелис схватил свиток и быстро прочитал статью. В ней говорилось о поисковой экспедиции целью которой было спасения научно-исследовательского корабля «Кит» в Северном море. От экипажа не было вестей уже больше месяца, а спасательный корабль, подвергшись большому риску из-за затянувшихся поисков, продолжил плавание в надежде найти хоть какие-нибудь следы. Корнелис ещё раз внимательно взглянул на фотографию, сомнений не было – это отец Льюл.

«Девочка совсем одна, возможно уже сирота. И как я не догадался, несменный плащ, обувь не по погоде – вот же болван! Когда она в последний раз наедалась как следует? Ах ты ж дурёха, вместо того чтобы подумать о себе, она кормила голубей остатками моего обеда!»

Корнелис вспомнил ее темный дом, представил, как она в полном одиночестве проводит там осенние ночи, и сердце его сжалось. «Он должен скоро вернуться», – сказала она в тот вечер, когда профессор спросил про отца. И как давно она ждет в этом холодном пустом доме? Корнелису стало стыдно за те колкие фразы, которые он бросал в адрес её отца.

«Но она никуда не денется, один день уж точно подождёт. Ей ничего не угрожает, а у меня есть дела».

Корнелис распахнул входную дверь и увидел перед собой его, голема из человеческих останков. Жилистое серо-зеленое тело, видневшееся под распахнутым плащом, надвигалось на профессора, который замер от испуга. Корнелис узнал свое создание, и на малое мгновение сквозь страх пробилась гордость. Знакомый взгляд, как тогда за стендом в парке, гневный и усталый, широкие плечи, мускулистые руки, с длинными костлявыми пальцами, всё это внушало ужас. О нет! Не это по-настоящему пугало, а полное неведение, какие у этого создания намерения.

– Каково это, быть загнанным и непризнанным? – проговорил пришелец сипло и сдавлено.

Корнелис пятился, а голем медленно наступал на него.

– Ты уже знаешь, чем будешь заниматься за решёткой?

– Кто тебя подослал?

Голем глухо и сдавленно рассмеялся, оборвав смех кашлем.

– Ты, Корнелис, ты направил меня в тот момент, когда дерзнул проявить себя в том, где ничего не смыслишь.

– Как ты выжил? Я не знал, не думал, и представить не мог что колдовство сработает. Ты был недвижим и не подавал никаких признаком жизни!

Голем гадко оскалился.

– Но я всё понимал! Хватит оправдываться! Тебе на самом деле наплевать на всё, и всех, кроме себя. Думал ли ты, когда произносил заклинания, что созданное тобой существо выживет? Скорее надеялся, что не выживет! Ты хотел доказать бесплодность магии, но доказал только бесплодность своей души.

– Откуда такие фразы?

– Что, напрягает? Да, вначале я только беспомощно мычал, как животное. Я ползал, свыкался с этим болезненным и страшным телом. Твои швы не заживают до сих пор и постоянно болят! Но мир не без добрых людей, правда ты к ним не относишься.

– Кто же эти добряки?

Голем снова гадко оскалился. только сейчас Корнелис понял, что этот жуткий жест означал улыбку.

– Твои названные враги.

– Так и знал! Так и знал, что они не так уж чисты.

– О нет! Не клевещи на них. Они-то как раз и без черни в душе, просто моя жажда мести оказалась сильнее.

– Сильнее их любви, которой они учат? – язвительно переспросил профессор.

Когда голем увидел это ликование, он взревел.

– Ты будешь страдать!

– Убьешь меня? – спросил Корнелис.

– О нет, я же не животное. К тому же, я бы не стал так долго болтать с тобой, если бы хотел придушить. За меня это сделают другие!

Корнелис вышел на террасу второго этажа, и упёрся спиной в винтокрыл. В трёх кварталах виднелся служебный дирижабль, летящий к дому профессора.

– Беги, старикан, посмотрим на долго ли тебя хватит. Тебя изгонят и заклеймят ничтожеством, когда узнают, что ты создал меня с помощью магии.

– Отдашь себя на растерзание, или как? Тебя покромсают на мелкие кусочки в поисках той самой искры, и в итоге ты закончишь жизнь как подопытный образец!

Голем взревел и бросился на профессора. Двумя руками он схватил его за горло, и смаковал медленное удушение, потому что при желании мог бы переломить шею двумя пальцами. Они повалились на пол. Корнелис уперся ступнями в грудную клетку напавшего и перекинул его через себя, сбросив с террасы и освободившись от захвата.

Корнелис запрыгнул на винтокрыл и запустил двигатель. Сумка с бомбой всё ещё была привязана к сиденью. Как только профессор пристегнул ремень, на ступеньку винтокрыла запрыгнул голем, оказавшись лицом к лицу со своим творцом. Винтокрыл начал медленный подъём, но из-за большого веса их повело в сторону.

– Немощный человечишка, – для голема это была игра с мышкой не иначе. – Жаль маленькую сиротку, – добавил он.

– Льюл! – Корнелис до бела сжал кулаки на рычаге управления, – что с ней?

– Она дома, где ей ещё быть. Ждёт, чтобы кто-нибудь спас её от огня. Я бы сказал тебе раньше, но у нас такая милая беседа за...

Корнелис резко потянул рычаг управления, и винтокрыл сделал оборот вокруг своей оси. Манёвр был неожиданным и голем сорвался с подножки. Он упал на крышу пристройки первого этажа, проломив серую черепицу.

Дирижабль стражи был уже рядом, и из громкоговорителя доносились слова предупреждения не оказывать сопротивления, но профессор поддал оборотов и полетел в сторону дома Льюл.

На подлёте профессор заметил чёрные клубы дыма, поднимающиеся в небо. До него донёсся треск, а промозглый осенний воздух уже разрывала сирена пожарного дилижанса.

Корнелис завис рядом с домом, но подлететь ближе не получалось из-за едкого дым.

– Льюл! Льюл! Спускайся вниз! Слышишь? Беги вниз!

Но в ответ только рокот и треск. В одном месте крыша провалилась, и из образовавшейся дыры вырвались жёлтые языки пламени. Они тянулись вверх, словно хватали назойливого наблюдателя за ноги, чтобы утащить в самое пекло.

– Корнелис! – послышалось из дома.

– Беги вниз! Быстро, к выходу! – кричал профессор в ответ.

Чтобы хоть что-то расслышать Корнелис подлетел поближе, но надышавшись дымом, почувствовал головокружение и тошноту.

– Везде огонь! Не могу пройти!

– Возьми шторы! У вас должны быть огнеупорные шторы в доме! Используй их, пройди сквозь огонь!

Какое-то время он кружил на винтокрыле вокруг дома.

– Льюл, где ты?! – позвал профессор, но ответом был треск толстых деревянных перекладин.

Дом стонал и кренился в сторону. Огонь добрался до первого этажа, и из нижнего окна вырвался язык пламени, разметав по лужайке перед входом обломки и хлам.

– Дверь не открывается! – голос Льюл срывался на плач.

Корнелис опустился так низко, как только возможно, зацепил грузовой крюк к входной двери, и попытался вырвать её. С первого раза не получилось и от резкого рывка винтокрыл занесло прямо на крышу. Он оказался в объятиях жара, и часть одежды загорелась. Корнелис сбросил с себя тлеющий плащ, дёрнул рычаг и полетел вверх, использовав всю мощь машины. Створка двери слетела с петель, и Льюл выбежала на улицу. Отвязав канат, Корнелис спикировал на дорогу у дома.

Льюл тут же бросилась к нему в объятия. Под изодранными остатками шторы на ней был всё тот же фиолетовый плащ.

– Он сказал сидеть в комнате... Сказал, что если выйду, то будет плох, и я вышла, и всё зашипело и загорелось! – она хныкала и утирала замурзанное лицо.

– У меня есть еще одно дело, – прервал её Корнелис.

– Ты снова меня оставишь?

– Я вернусь сразу же как справлюсь. Жди меня в парке, хорошо?

– Нет!

– Я туда и обратно, обещаю.

– Мой папа тоже обещал! – Льюл отклонилась и замерла.

– Останься, ну пожалуйста, – прошептала она.

– Я должен, – Корнелис осторожно взял девочку под руки и снял с подножки винтокрыла. – На лавочке у фонтана, как обычно.

Профессор потянул за рычаг и взлетел.

 

***

Улицы Полиса заполнялись люди в масках, которые небольшими шумными группами шли к центральной площади. По главному бульвару двигался парад мистических перевоплощений, а на площади была установлена деревянная статуя древнего божества, настоящее значение которого давно забылось. В последний день Мистерий фигуру бога сжигали под экстатический финальный танец. На Мистерии собиралось больше людей, чем на какое-либо другое событие в Полисе.

Корнелис летел низко, чтобы не попадать в поле зрения дежурных дирижаблей. Люди особо не обращали внимания на летательный аппарат, потому что вокруг и так было достаточно праздного безумия, на фоне которого винтокрыл смотрелся невинной игрушкой.

Корнелис собирался долететь до центральной фигуры божества, приземлиться рядом с ней и включить бомбу. Чтобы добраться до центра площади, нужно было пролететь довольно большое расстояние под присмотром зависших над толпой дирижаблей стражи, и как только профессор вылетел на открытое пространство, на него набросили сеть. В следующее мгновение его ослепил яркий луч прожектора, сеть плотно окутала машину, но винт перебил трос, державший добычу, и Корнелис спикировал вниз, чудом не зацепив никого в расступившейся толпе.

Сумка с бомбой отлетела в сторону и скрылась среди толпы. Корнелис отстегнул ремни и попытался встать, но тут же упал на колени. При падении винтокрыла кресло сломалось, и он ударился спиной о шестерню, из-за чего у него онемели ноги.

Корнелис пополз по направлению к бомбе, а люди с удивлением смотрели на происходящее. Никто не мешал профессору, но никто и не помогал. Корнелис дополз до сумки с бомбой, которая светилась тусклым тёмно-красным светом и тихо жужжала, словно маленький улей.

– Это какое-то шоу? – послышалось в толпе.

– Нужно его остановить...

– Тсс! Смотри, смотри!

Корнелис достал бомбу из сумки, повернул два тумблера, скрывающихся под крышкой, и нажал на кнопку. Свет стал ярче и на лицах стоящих рядом людей забегали красные блики. Бомба завибрировала и загудела. Напуганные люди начали отступать, кое-кто бросился бежать, запустив волну паники в толпе. От места падения винтокрыла во все стороны разбегались люди.

Гул усилился на столько, что ничего не было слышно вокруг. Люди закрывали уши рукам, и паника вспыхнула с яростной силой. Но в следующее мгновение из бомбы вылетел сноп искр, а следом послышался смешной тоненький звук, словно спускают воздух из воздушного шара. Те, кто не успел отбежать далеко, остановились. По толпе прокатился неуверенный смешок.

Через расступающихся людей к профессору подошли стражники, и обступили его со всех сторон. Корнелис, сидя на земле, оглядывался по сторонам и всматривался в лица людей, пытаясь понять, сработала ли бомба.

– Вы арестованы за нарушение общественного порядка, – пророкотал стражник.

Без лишних разговоров немощного профессора схватили под руки и поволокли прочь.

Корнелис ловил взгляды суровых стражников, и старался проанализировать, вели бы себя так люди, окажись они в поле вибраций любви.

– Подождите ... – проговорил профессор, когда увидел перед собой карету с решётками на окнах.

От невозможности проверить каким-либо опытным путём подействовала ли бомба, он выкрикнул:

– Что вы чувствуете?!

Люди наблюдали за происходящим: кто-то смеялся, кто-то неодобрительно качал головой, а кто-то просто недоумённо смотрел.

– Что вы чувствуете?! – повторил Корнелис.

– Интересное представление, дед, – сказал какой-то юноша.

– Ага, но как-то ничё не понятно, – добавил второй.

– Ты мог кого-нибудь убить своей летучей хреновиной, о чем ты думал! – послышался женский голос из толпы.

– Вы вернёте его в психушку, я надеюсь, – шепнул кто-то стражнику.

Профессор почувствовал боль и обиду, но вовсе не потому что эксперимент провалился, а потому что он не выполнит обещание данное Льюл.

«Мир и правда заботиться о нас, но руками ближнего, конечно же, а как иначе. Лучше бы я остался с Льюл», – думал Корнелис, когда за ним захлопывали металлическую дверь с решёткой.

За всем происходящим пристально наблюдал голем, скрываясь среди людей. Он следовал за профессором до дома Льюл и видел, как тот рисковал жизнью, спасая её. Шел за ним по улицам и был рядом, когда бомба не сработала. Голема поразило безразличие людей ради которых трудился старик. Изгнанник проникся судьбой изгнанника. Голем покинул площадь с намерением исправить хоть что-нибудь.

Срывался первый снег. Тонкий белый слой преобразил пустой парк, придав ему уютный вид. Льюл сидела на лавочке и дрожала от холода в своем легком фиолетовом плаще, капюшон и плечи которого укрыл снег.

Голем подошёл к девочке и без лишних слов протянул ей свой тёплый плащ с воротником обшитым мехом. Льюл вскрикнула от неожиданности, но, заглянув в глаза незнакомца, поняла, что он ей не навредит.

Льюл взяла плащ и укуталась.

– Где Корнелис? – спросила она.

– Его забрали в тюрьму.

– Разве он преступник?

– Его не поняли.

– Это из-за той бомбы?

– Это из-за той бомбы, – подтвердил голем, – Она не сработала.

Льюл улыбнулась.

– А я думаю сработала, вот здесь, – она указал на грудь голема.

Какое-то время сидели молча и наблюдали за падающим снегом.

– Ты прости, что запер тебя и что... ну... грубо с тобой обошёлся.

– Бывает, – вздохнула Льюл.

– А вообще, извиняться будешь после того, как мы выручим Корнелиса, – добавила она решительно и строго.

– Но как?

– Ты же силач! Придумай что-нибудь.

 

***

На следующий день состоялось слушание по делу профессора Корнелиса Рахмана. За нарушение внутреннего устава Коллегии, угрозу жизни мирным горожанам и порчу имущества, подсудимого лишили возможности заниматься любой научно-исследовательской деятельностью не только в стенах университета, но и во всём Полисе, а также ограничили доступ на приобретение любых механических и паровых приспособлений. Несмотря на то, что профессора отпустили домой и дали возможность преподавать в академиях Полиса, с целью предотвращения повторения подобных случаев и предупреждения безумия, его обязали наблюдаться у доктора по душевным болезням.

Профессор не оспаривал ни один из пунктов обвинения, смирно слушал, когда ему зачитывали приговор и хотел только одного – поскорее закончить процесс, чтобы отправиться на поиски Льюл. Но перед тем как закрыть дело, судья прочитал последний пункт, согласно которому перед возвращением домой, профессор должен провести две недели в больнице для душевно больных.

– Что? – Корнелис приподнялся, упираясь руками в ручки кресла, – Но зачем? Вы не понимаете, там девочка, она одна и возможно ей угрожает опасность!

Но его не слушали. В сопровождении двух стражников, его вывели из зала.

У центрального входа в суд собралась толпа зевак, желающих первыми увидеть выдающегося учёного, у которого поехала крыша от затворничества и одиночества, как писали в свежем выпуске газеты.

Когда Корнелиса посадили в больничную карету, над улицей нависла огромная тень, закрыв собой солнце. Это был грузовой дирижабль. С гондолы опустилась верёвочная лестница, на краю которой кто-то висел, и этот кто-то был крупный и жилистый. Существо спрыгнуло на крышу кареты, одним рывком выломало дверцу и залезло во внутрь. Корнелис испуганно забился в угол, увидев перед собой голема.

Голем попытался схватить профессора, но Корнелис сопротивлялся как мог.

– Я тебя спасаю, старый дурак! Держись за меня крепче.

Корнелис колебался.

– Мы с Льюл оспариваем твой приговор, и улетаем из Полиса, понятно?

Голем схватил Корнелиса одной рукой, выбрался наружу, и, как только спаситель схватился второй рукой за лестницу, механизм быстро поднял их к люку в гондоле. Дирижабль скрылся среди клубов пара соседних домов. Всё произошло так быстро, что стража только и успела позвать подкрепление.

Корнелис не верил монстру до тех пор, пока сам не увидел Льюл на мостике воздушного корабля. Она бросилась в объятия профессора с радостным смехом

– Я так рад, что с тобой всё в порядке! Льюл, прости меня, прости, пожалуйста, я думал только о себе.

– Прощаю, – ответила Льюл, – главное сам себя прости.

– С тобой все хорошо?

– Да, он обо мне позаботился, – Льюл показала в сторону голема, ставшего к штурвалу.

– Куда курс держать, профессор? – спросил тот.

Корнелис приводил мысли в порядок, осознавая произошедшее и взвешивая необратимые последствия, которые будут, останься он в Полисе. «Ну что же, – думал он, – теперь перед тобой открылась перспектива повидать другие страны».

– Я слышал в пустыне за морем возводят новый город. Уверен им пригодиться набитый знаниями ум старика, пара сильных заботливых рук, и доброе маленькое сердце.

– Хорошо, значит пока что в сторону моря, – ответил голем, поворачивая штурвал.

– Только теперь без бомб, ладно? Потому что их никто не любит и из-за них одни проблемы, – попросила Льюл серьёзным тоном.

– Договорились, больше никаких бомб, – согласился Корнелис.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 5. Оценка: 4,60 из 5)
Загрузка...