Здоровенная, точно фазан, бабочка пролетела над головами гостей и зависла прямо над Мэйттом. Он задрал голову и шикнул на неё, будто это была севшая на пирожное муха. Но бабочка не улетела. Её пронзительно-зелёные тончайшие крылья дрожали в воздухе, морда с длинными усиками наклонилась вниз. Большие фасетчатые глаза, как у стрекозы, посмотрели очень пристально, запоминая что ли. А потом она так же неожиданно как замерла, полетела дальше изучать зал. Нырнула в петлю цветочных гирлянд, пропорхнула над рядом бокалов с шампанским, не задев лапкой ни один.

Гости восторженно следили за каждым взмахом крыльев, шептались. Бабочек они что ли не видели? Тупая игрушка. Зазряшная трата драгоценной магии.

Бабочка тем временем вернулась к хозяину, и по залу прокатились овации. Мэйтт скрипнул зубами. Как же раздражал этот тощий кучерявый придурок Антони-Эльжен Тревю. Каждая выставка магических достижений будто только для него и собиралась.

– Выскочка.

Мэйтт резко обернулся. У него что, прямо сейчас внутренний голос зажил своей жизнью? Тогда его голос был сногсшибательно красивым и обратно внутрь мог уже не возвращаться.

Заговорившая девушка смотрела в центр зала, но она абсолютно точно обращалась к нему, Мэйтту. Он не спешил отвечать, обвëл её взглядом. Высокая, тонкая, но не тощая, а как надо – хотелось обхватить рукой за талию. Дразнящее индиговое платье – облегающее на грани неприличия, но закрытое даже там, где не стеснялись скромницы. Высокий, ворот охватывал шею, рукава клином заходили на кисти. Чёрные волосы, собранные в высокую причёску, так блестели, что хотелось выдрать все эти шпильки, туго стягивающие густые локоны, и выпустить на свободу необузданную ночь.

По правде сказать, Мэйтт даже растерялся. Такие девушки обычно не подходили к нему первыми. И чем дальше он шагал от порога тридцатилетия, тем чаще обходили стороной и менее привлекательные девчонки.

– Абоминация. Вам на «я».

«О, первородный хаос, что я творю?!»

– Что, простите? – вот и прекрасная незнакомка тоже не поняла.

– Я думал, вы решили поиграть в слова.

Сейчас бы самое время появиться бывшей жене и сказать: «Вот именно поэтому я и ушла к садовнику, глупая ты башка».

Девушка неожиданно засмеялась. Сдержанно, но всё же. Блеснула глазами с болотной зеленцой.

– Вообще-то я наблюдала за вами. Заметила, как вы смотрите на дешëвое представление Тревю. Всех так впечатляет эта ерунда. Обёртка, в которой конфета даже и не лежала никогда.

– Хотите, чтобы я помог его убить? Или ограбить?

Наверное, он перебрал с серьёзностью лица, потому что девушка одёрнула рукава платья и самым равнодушным в мире голосом произнесла:

– Простите, зря я...

– Это вы простите, – спешно перебил её Мэйтт. – Обычно, когда я критикую таких, как Тревю, мне говорят, что я просто завидую. Даже почти поверил, что это правда, а тут появились вы. Это судьба, не иначе. Меня зовут Мэйтт.

– Витраж, – ответила она, протягивая руку скорее для пожатия, чем для поцелуя. – Значит, я всё же в вас не ошиблась. Слишком мало тех, кто разделяет мои взгляды.

«Витраж»? Это её имя или она всë же решила сыграть в «Слова»?

– И что же это за взгляды?

– Что мы должны двигаться дальше, а не размениваться на игрушки, конечно. Исследовать, переходить границы!

Её глаза разгорелись, бледные щёки порозовели, и Мэйтт не решился сказать, что её речь опасно напоминает сторонников технологии. Вряд ли она это имела в виду. Когда ему самому было двадцать, разве не мечтал стать знаменитым, сделать открытие? Это уже после понял, когда они с Альвендо начали своё дело, что открытия и новинки никому не нужны. Деньги легче заработать на чём-то простом, понятном. Обычном.

– Ищешь спонсора?

Насколько Мэйтт походил на богатого дядю, готового взять под крыло хорошенькую девочку? Наверное, ни насколько, но Витраж даже не оскорбилась переходу на «ты».

– Единомышленника. Если интересно, приходи в мою студию.

Она не успела сказать, куда именно, как лёгкий на помине друг оказался позади неё и улыбнулся Мэйтту поверх высокой причëски Витраж.

– Познакомишь нас? – Альвендо ловко вклинился в их тесный круг и отгородил Мэйтта плечом.

Видимо, на этом знакомство и закончится. Они дружили с Альвендо со школы, шли постоянно ровно и вроде бы делали одно и то же, но с неизменно разным результатом. Альвендо всегда получал оценку на балл выше, из двух подруг ту, что посимпатичнее, сделку заключал выгоднее. Мэйтту оставались вторые роли. А Витраж выглядела, как награда для первого игрока.

Она оглянулась на Альвендо. На его аккуратно уложенные светлые волосы, дорогой костюм, которым он пускал пыль в глаза на выставках вроде сегодняшней.

– Это Витраж, – без энтузиазма сообщил Мэйтт. – А это...

– Вам понравилась бабочка? – Витраж не дала Мэйтту закончить.

– Неплохой экземпляр, – охотно заговорил Альвендо, – хоть и не лучшая реализация. Для наблюдения великовата, привлекает много внимания. А для сохранения видимых образов с высоты – вполне, вполне. Любопытная идея, хотя у нас в магазине...

– Обычная дешёвая дрянь.

Мэйтт хотел бы сейчас позаимствовать волшебную бабочку и запечатлеть лицо Альвендо. Последний раз оно было таким... никогда. Спустя несколько долгих секунд, физиономия перестала быть такой ошалело вытянутой, и Альвендо даже смог вымученно улыбнуться:

– А вы... прямолинейны. Что же, по-вашему, стоящее?

– Когда-нибудь покажу, обещаю, – и это её обещание выглядело скорее угрозой, чем флиртом.

Да, Альвендо точно получил сегодня новый незабываемый опыт.

– Пожалуйста, приходите на улицу Азалий, – это Витраж сказала уже Мэйтту. Совсем иным, бархатным тоном, – третий дом от площади.

– Я приду.

Почему бы и нет, в конце концов. Стоило согласиться хотя бы ради того, чтобы уесть Альвендо. Хотя кого он обманывал? Главной причиной была Витраж, и другой уже не нужно.

 

****

 

– Что это за имя вообще такое – Витраж?

Даже спустя два дня Альвендо не мог угомониться. Впрочем, этот же вопрос занимал и Мэйтта. Красиво, но странно. Интригует, манит. Просит себя разгадать.

Магия сегодня слушалась плохо. Даже выхолощенная, смиренно лежащая в толстостенных бутылях, она кусала пальцы и отказывалась сплетаться аккуратной вязью вокруг черенка метлы. Альвендо смотрел на потуги Мэтта насмешливо. Лучше бы сам занялся делом, но он только отмахивался, мол, приносит больше денег, общаясь с клиентами.

– Может она гадалка какая, или актриса? – продолжал Альвендо. – Эксцентричная богачка?

– Может, её и правда так зовут?

Мэйтт совладал наконец с бледно-зелёным потоком, заплёл его, связал-подружил со структурой древесины. Как Всесильный вдохнул в первого человека жизнь, так он вдыхал магию в вещи. Мэйтт опустил метлу на пол, и та принялась тщательно выметать сор из щелей между досками.

– Бред. Многих твоих знакомых девушек так зовут? – Альвендо пнул метлу носком ботинка, она покрутилась на месте и отправилась подметать в другую сторону. – Ах, да, у тебя их нет. Слушай, Мэйтт, неужели ты правда к ней пойдёшь?

– А почему нет?

– Давай откровенно, а почему да? Она невероятная, просто сказка! Даже меня отшила. Такие девочки знают себе цену, а ты, без обид, ты обычный. Ещё и сильно старше... Ну вот не верю, что эта Витраж просто так решила тебя склеить. Ей что-то надо, поэтому идти туда глупо.

Альвендо озвучил все сомнения и опасения, сволочь. Мэйтт даже выждал два дня, чтоб не выглядело, будто он ошалел от внимания и бросился к ней сломя голову. Но слышать свои же мысли вслух было как-то особенно досадно, тем более каждое слово – правда.

– Просто завидуешь.

– Ну сходи, сходи, расскажешь потом, как именно она тебя надурила.

– Ага, как раз и собирался.

На самом деле – нет. Но пойти на принцип сейчас – о, как это было созвучно истинному желанию.

Мэйтт закупорил бутылку с остатками очищенной магии. Надо будет, кстати, заказать ещё партию, а то со следующего месяца прогнозируют рост цен.

Их с Альвендо магазинчик «Мети, лети» выходил прямо на уютную улочку недалеко от центра. Это, конечно, не «Удивительные големы братьев Хансонов», но уж точно получше жалкого лотка на окраине, где принимает заказы новый хахаль бывшей жены.

В витрине за спиной суетились зачарованные щётки, тряпки, всасывающие мешки для мусора. Мэйтту почему-то подумалось, что Витраж бы его засмеяла. Интересно, что это там у неё на улице Азалий. Дотуда, кстати, было далековато пешком, так что Мэйтт остановил проезжающий мимо кэб.

Бледное зеленоватое облако нетерпеливо перекатывалось под кабиной, пока он забирался внутрь. Здесь пахло тяжёлыми женскими духами вперемешку с дешёвым табаком. Теперь вся одежда провоняет. Отец рассказывал, что в его юности ещё были мгновенные перемещатели... До того, как Совет взял дикую магию под контроль. И хотя очищенную называли экстрактом, она не имела и четверти той силы. Не экстракт, а скорее уж шлак.

Сейчас бы этот мгновенный перемещатель очень не повредил. Пока Мэйтт добрался до улицы Азалий, весь пропитался вонью, будто только что вывалился из кабака, где веселился со шлюхами.

– Я думала, не придёшь.

У Витраж был собственный особняк, сама она вышла встречать Мэйтта в элегантном домашнем платье – всё таком же закрытом, как на вечере. Она будто считала окружающих недостойными видеть её тело, поэтому показывала лишь самую малость. Остановившись на пороге, Мэйтт остро ощутил, что приходить не стоило. В самом деле, как бы ни жестоко звучали слова Альвендо, всё наверняка было именно так. Витраж что-то надо – это ещё лучший вариант. А может и просто решила посмеяться, что ещё один дурачок поверил.

Но пока Витраж не смеялась, пригласила Мэйтта пройти. У неë был просторный дом, где роскошь не выпячивали, но и не слишком скрывали. Мебель уж явно не из той же древесины, что черенки мëтел в «Мети, лети». Белая лестница с бежевой ковровой дорожкой уводила на второй этаж. Прохладно пахло мятой и чуть-чуть – шоколадом.

– Я тоже думал, что не приду. Странно это всë. Даже если предположить, что я просто тебе понравился, приглашать вот так домой мужчину не слишком прилично.

– Репутация волнует меня меньше всего, – пожала плечами Витраж. – А ты уж больно осторожный, ну нельзя же так в самом деле. Можно пропустить всё интересное в жизни.

– И много интересного ты нашла таким образом?

– Чуть больше, чем хотелось бы, – она одернула длинные рукава. – Но ты прав, я пригласила не просто так. Мне понравилось то, какой ты. Но прежде всего, позволь кое-что тебе показать.

Витраж провела его за лестницу и открыла неприметную дверь.

Там был подвал. Может быть, последнее время жизнь не слишком радовала Мэйтта, но стать жертвой маньячки он точно не мечтал. Очень живо представились все детские истории, которые они с парнями любили рассказывать вечерами, сбегая в заброшенный дом в конце улицы.

Теперь-то ему было не четырнадцать, а под сорок, но всё равно Мэйтт предпочёл бы, чтобы красивая девушка вела его в спальню, а не в подвал.

Воздух здесь звенел магией и даже свет казался зеленоватым. На всех поверхностях, выстроившихся лабиринтом, валялись самые неожиданные вещи от осколков зеркал и гвоздей до лоскутов ткани и спелых яблок. Всюду колбы с очищенной магией. «Мети, лети» заказывал столько на полгода и расходовалось всё строго по отчётному журналу, а в этом доме магия казалась примерно такой же ценной, как лужи в дождь.

– Это не мой дом, а старшей сестры, – сказала Витраж, видимо заметив досадливый взгляд Мэйтта.

– И где она?

– Умерла.

Красивое лицо Витраж осталось таким безразличным, что Мэйтт не понял, ей плевать или она до сих пор настолько глубоко скорбит.

– Моя сестра была очень сильным магом, ты, может, даже о ней слышал.

– Мне жаль.

– Так будешь смотреть или нет?

Витраж провела его в центр подвала. Вдоль стен стояли пустые клетки, все кроме одной. Там Мэйтт увидел обезьянку с длинными, похожими на ножи когтями, она засуетилась и несколько раз клацнула ими о решетку. Аж зубы свело. С другой стороны, в аквариуме, плавала мышь. Плавала в толще воды, как рыба.

Мэйтт собрался спросить про странных питомцев, но тут Витраж сдёрнула тёмное полотнище с какой-то высокой стойки. Под ним оказалась бутыль на постаменте. Заполненная доверху. Мэйтт не сразу понял, не сразу поверил.

Содержимое было болотно-зелёным, мерцающим золотыми искрами, оно крутилось и билось за толстым стеклом точно могучая змея в тесной клети. Магия. Настоящая, дикая, живая. Хотелось сунуть в неё руки и позволить вести себя. Витраж шлёпнула его по кисти.

– Не тронь.

Мэйтт и не заметил, что в самом деле потянулся к бутыли. Перевёл взгляд на руку Витраж, застывшую над его нетерпеливо дрожащими пальцами. Рукав её платья задрался до запястья, и Мэйтт увидел на бледной коже тонкий изумрудный стебелёк. Рассмотреть не успел, потому что Витраж моментально одёрнула рукав.

Татуировка? Подумаешь, невидаль, хотя для леди её круга, может, и зазорно.

– Откуда ты это взяла? – Мэйтт старался больше не смотреть на магию в заточении, хоть та и металась призывно на краю зрения.

– Оттуда, где все брали раньше. Но это не так уж важно, я хотела, чтобы ты это увидел и ощутил ущербность того, с чем приходится работать нам.

– Так безопаснее, – Мэйтт правда верил в то, что произнёс. Витраж сама это только что доказала. Магия слишком сильная, для жизни хватает и той, что можно купить.

– Но она не создана для такого. Это как заставить волка выступать в цирке, нацепив ему на загривок бантик и подпилив зубы. И нам вместе с ней. Как бы ты ни стремился к большему, к новому, ничего не получится, границы уже очерчены.

Витраж говорила всё быстрее, и если сначала казалось, что все её действия, слова, интонации чётко выстроены, заранее продуманы, то сейчас будто забылась и плеснули чувства. И вся она казалась не какой-то недостижимой красоткой из иного мира, которой положено восхищаться только с другой стороны дороги, а живой. Которой можно коснуться.

– И тебе непременно надо за эти границы шагнуть? Зачем?

– Потому что могу? Потому что мне всегда мало? Потому что я умираю, стоя на месте? Жаль, что нужно тебе это объяснять.

Мэйтту тоже было жаль. Витраж сейчас горела и тянула к себе не хуже, чем банка с дикой магией. Казалось, дотронься, и заряд лесным пожаром перескочит, разожжёт и его.

– Так я-то тебе зачем? У тебя, по-моему, всё есть. И желание, и возможности, – он окинул взглядом подвал, подразумевая и дом над ним, и деньги.

– А я в тебе не ошиблась. Многим не нравятся такие разговоры, они из них бегут, а ты вопросы задаёшь. Никто не хочет быть связанным с чем-то непонятным и, может быть, для них опасным. Мне многое требуется для экспериментов, а мне перестали продавать. Мне нужен кто-то, кто бы...

– Найми слугу, – грубовато оборвал её Мэйтт.

Только он в самом деле поверил, потянулся, понадеялся, что оказался особенным – давно забытое чувство. Но нет, он всё тот же, всё там же.

Развернулся и пошёл к лестнице, чуть не сбив размашистым движением руки колбы на столе.

– Пожалуйста, подумай, – ударил в спину её голос. – Мне не нужен слуга, мне нужен... Возвращайся, я буду ждать.

 

***

 

– Антони-Эльжен Тревю награждён премией «Чары года»! Самый молодой лауреат, выдающийся волшебник...

Продавец новостей выбрасывал в воздух жидкие горсти магии, и те складывались в слова и картинки. Повисали на несколько секунд в воздухе, а потом «Антони-Эльжен» превращался в «А~то~жен» и окончательно таял.

Мэйтт быстро прошёл мимо, разрезая грудью остатки облачка. Странно, что этот Тревю не нравился Витраж – вон как старается всех обойти, удивить. Награду получил, опять же.

Да, Мэйтт не мог не думать о Витраж. Злился, прокручивал в голове её оскорбительное предложение, но не думать не мог. Её жаркие слова словно впрыснули в него искры, и те не потухли, а начали разгораться.

Будь он моложе... Будь он кем-то другим. Что-то такое делать, рваться достигать – уже слишком поздно. Всё пропустил, и теперь осталось завидовать таким вот Тревю, злиться на таких, как Альвендо, восхищаться на расстоянии женщинами вроде Витраж. Поздно.

И почему тогда он оказался возле её дома?

– Входи.

Ждала ли она? Или уже начала подыскивать себе кого-то другого? По её лицу было не разобрать, но когда дверь закрылась за Мэйттом, Витраж прижалась к ней лопатками и глубоко – облегчённо? – вздохнула.

– Значит, магия всё же тебе не безразлична?

«Мне не безразлична ты». Мэйтту очень хотелось это сказать. А почему, собственно, нет?

– Мне не безразлична ты.

Это оказалось легко. Она и так не его, так что он теряет? Витраж улыбнулась, ничуть не смутившись и не рассердившись:

– А магия – хоть немножко? Не буду тебя мучить, давай присядем. Хочешь чего-нибудь? Вино, виски?

Она усадила его на диван, обтянутый фиолетовой парчой, под локтем очень кстати оказалась упругая подушка. Витраж послала короткое заклинание куда-то в глубины дома, и на зов выплыла похожая на призрак сущность. Поставила на низкий столик серебряный поднос. Витраж плеснула в стакан виски, хотя Мэйтт не успел ответить, что предпочитает. Села рядом, себе налила вина.

– У тебя нет прислуги? – спросил он, чтобы молча не пялиться на её длинные ноги, по которым растёкся подол незабудкового платья.

– Зачем? – Витраж кивнула на уплывающего призрака. – Лишние уши и языки. Я могла бы жить иначе, если бы хотела, как все. Может, даже вышла бы замуж за кого-нибудь подходящего. По статусу.

Мэйтт бы, конечно, не подошёл, и Витраж не могла этого не понимать. Но почему-то закинула руку, как всегда скрытую длинным рукавом до пальцев, на округлую спинку дивана, почти коснувшись плеча Мэйтта. Он сделал большой обжигающий глоток из стакана. Да, выбрала она за него правильно.

– Меня привлекает не светская жизнь, а совсем другое, – сказала Витраж. – Ты же знаешь. Я хочу рассказать тебе, ведь мне нужен не посыльный, зря ты оскорбился. Мне нужен соратник, сообщник. Я больше не могу всё делать одна.

– И что ты хочешь делать?

– У меня есть идея, мечта. Мы с сестрой придумали её, и теперь, даже оставшись одна, я хочу исполнить еë. Ты никогда не завидовал, например птицам или рыбам?

– Они тупые.

– Не разуму, конечно. Прочности камня, нежности шёлка, гладкости стекла... Почему бы не взять это себе? Мы заставляем повозки двигаться без лошадей, неужели мы не могли бы немного улучшить самих себя? Что бы ты улучшил во мне?

Витраж прянула к нему, будто Мэйтт и без того не мог разглядеть чистую нежную кожу, мерцающие глаза с расширенными зрачками, губы, чуть приоткрытые в ожидании ответа, блестящие от выпитого вина.

– Ничего.

– Я и так тебе?..

Мэйтт поцеловал её раньше, чем она успела закончить. И вместо пощёчины Витраж ответила – губы к губам, виски – к вину. Смешивая вкусы. Он притянул её к себе за талию, как мечтал ещё в первую их встречу. Витраж прижалась тесней, огладила его лицо, шею, завела руку назад, впутывая пальцы в его волосы. А потом откинулась на диван, позволяя ему расстегнуть платье – медленно, от горла до талии, не открывая, только высвобождая пуговку за пуговкой.

В последний момент Витраж посмотрела на него очень ясно, притянув его взгляд. Будто в последний раз спрашивая, готов ли он отправиться в бездну следом за ней. Мэйтт был готов.

Потянул плотную ткань в сторону, оголяя плечо и замер. Её прекрасная белая кожа... По ней, как по чистому холсту, растекались узоры. Гибкие стебли переплетались меж собой, выбрасывали в стороны острые листья и тонкие бутоны. Мэйтт очертил один такой стебель пальцем – не рисунок и не татуировка, будто кожа просто была... такая.

Нетерпеливо, в безумной непонятной мешанине похоти и любопытства, он спустил по плечам платье, развязал корсет, стянул невесомую сорочку. Витраж не мешала, позволяя раздевать себя, словно куклу.

Узоры были повсюду. Обвивали высокую грудь, скользили вокруг талии, по рукам и шее. Мэйтт почему-то вспомнил цветное стрельчатое окно в храме, куда мать водила его в детстве. Картина из аккуратно выложенных цветных стёклышек, которые раскрашивали солнечные лучи в красный, синий, зелёный, жёлтый. Здесь кожа оставалась белой, но сам рисунок... Витраж.

– Как тебя по-настоящему зовут?

– Мориэл.

– Я буду звать Витраж.

– Вот и правильно, а теперь давай делать то, ради чего ты меня раздел.

 

***

 

– Как раз то, что нужно!

Витраж рассматривала мясницкий нож и необработанный кусок породы, как другая девушка перебирала бы серьги и колечки в шкатулке.

Мэйтт уже закупался по её спискам трижды, но экспериментов так и не увидел, только результаты прошлых. Теперь-то он знал, откуда взялись мышь и обезьяна в подвале.

Витраж говорила, что не хочет утомлять его рутиной, а для настоящей магии время ещё не пришло.

Когда в первый раз она рассказала ему про свою идею, Мэйтт мало что понял. Виски и её пьянящее тело рядом совсем отшибли мозги. Потом Витраж объяснила подробнее. Она, и правда, хотела сделать людей лучше. С помощью магии добиться слияния человека и другого объекта. Но не полностью, а передать только нужное. Врастить в тело и соразмерно изменить.

«Понимаешь? – говорила она. – Получить не крошечные крылья сокола, а вырастить такие же, но способные поднять человека!»

Расскажи такое кто другой, это бы пугало. Но Витраж своими пламенными словами выжигала любые плохие мысли и обещала чудо, которого ждёт каждый.

Он верил.

 

– Я сегодня уезжаю, – сказала Витраж, положив ладони на его грудь.

Она пригласила Мэйтта на завтрак, но до столовой дойти так и не успели – огорошила с порога.

– В смысле ты уезжаешь? Куда?

Мэйтт перехватил её запястья. Не зная, то ли обиженно оттолкнуть, то ли притянуть Витраж ближе и никуда не отпускать. Она мягко улыбнулась:

– Пришло время попробовать. Всё готово.

– И ты решила сообщить мне это вот так, между делом? На что рассчитываешь? Что я скажу: «Ну давай, удачи там?»

Мэйтт выпустил еë руки, не зная, куда теперь деть свои. Витраж единожды подарила ему своë тело, но принадлежать ему так и не стала. И вот теперь...

– Я рассчитывала, что ты будешь разумным.

– Разумным? Разумным посыльным?

– Прекрати, это же опасно, – она вызывающе вскинула голову, – ты ведь видел меня? Меня всю. Думаешь, я родилась такой или это какие-то волшебные татуировки от чудо-мастера?

Мэйтт не знал, что думал. Вернее, в тот момент, на диване, не думал ничего, только имя крутилось и крутилось в голове. А потом... Наверное, он дурак, да?

– Ты уже делала это? С собой.

Витраж кивнула и отвела взгляд.

– Тогда мы просто хотели чуда, не понимали даже, что нам нужно. Просто попробовать, добиться слияния.... Так глупо. Лезть в это, как любопытный ребёнок, сующий руку в кипяток.

– Настоящий витраж?

– Не знаю, чем я думала. Но теперь иначе, теперь я не буду тыкаться вслепую. Ты видел, что у меня уже получается. Риск не так велик, не стоит за меня бояться.

Получается... С обезьяной, не с человеком. Вся эта её сдержанность, холодность – боится сближаться, чтобы не было так же больно?

– Не совершай глупость во второй раз, – Мэйтт скользнул пальцами от еë плеча до кисти, сжал тонкие пальцы. – Я поеду с тобой. В конце концов, должен же сообщник увидеть великое открытие первым. А то вдруг ты решишь сбежать и разбогатеть без меня.

– М-м-м, как заманчиво! – Витраж прижалась к нему всей грудью и подняла лицо, жмурясь по-кошачьи. А потом стала очень серьёзной. – Если честно, я надеялась, что ты это скажешь. Не про побег – про то, что поедешь со мной.

– Я понял. Когда отправляемся?

– Прямо сейчас.

Витраж не шутила, только теперь Мэйтт заметил два огромных чемодана, выжидательно парящих у дверей. Ему, может, и хотелось бы сначала собраться в дорогу, а ещë заглянуть в магазин, чтобы сообщить об отлучке Альведо, но оставить Витраж одну не решился. Еще сбежит. Так что просто предложил ей сгиб локтя.

 

***

 

Такие женщины, как она, не должны разгуливать по городу пешком, тем более, по таким сомнительным проулкам. И всё же Витраж уверенно вела Мэйтта за собой. Дважды она втащила его буквально в стену, прижав к плотной и совершенно непроницаемой на вид поверхности маленький серебряный медальон. Интересно, часто ли Витраж пользовалась услугами всяких сомнительных личностей, и почему нужно было искать напарника не там, а на стороне. Он не жаловался, конечно.

Когда длинномордый и изогнутый в загривке человек, похожий на шахматного коня, встретил их возле крытого двора и отвёл к дилижансу, Мэйтт весьма удивился. Зачем вся эта таинственность, если в конечном итоге они воспользуются не каким-нибудь старинным и сокрытым от стражи мгновенным перемещателем, а обычной повозкой. Ладно, не совсем обычной – с колёсами, таких на улицах почти и не встретишь после появления парящей подушки. Может, Витраж настолько надоела всем своими разговорами о магии, что даже обычный транспорт отказывается принимать её на борт?

Мэйтт не стал задавать вопросов, тем более что Витраж казалась спокойной, будто так всë и должно быть.

В дилижансе сидел ещё один человек. Заметив его, Витраж возмущённо посмотрела на провожатого. Тот пожал плечами и тихо пробурчал:

– Он хорошо заплатил.

Мэйтт с Витраж разместились на скамье подальше от невольного спутника. Тот смотрел в окно, так что лица разобрать не вышло, да он явно и не хотел показываться, шарф замотал до носа, а шляпу сдвинул на глаза. Наверное, им тоже стоило позаботиться о конспирации, раз уж отправились на какое-то сомнительное дело. Ах да, Витраж плевать на репутацию.

Дилижанс тронулся, как только чемоданы вплыли внутрь и улеглись под соседнее сиденье. Длинномордый провожатый тоже взобрался по ступенькам и занял место в передней части, напоминавшей кабину. Таких определённо не было в обычных дилижансах, где кучер сидел снаружи на козлах, управляя потоком магии.

Над окнами замерцали зелёные воздушные лоскуты – значит, несмотря на колёса, парящая подушка всё же здесь была.

– И куда же мы едем? – негромко спросил Мэйтт.

– А ты ещё не понял? – улыбнулась Витраж.

Вообще-то он догадывался. Таинственный транспорт... Куда ещё нельзя было отправиться на обычном? Где ещё можно было окунуться в дикую магию? Но не могла же Витраж всерьёз решить поехать туда?.. Или могла? Граница ведь охраняется.

Но пока они плавно и чинно катились по улицам. Никто не обращал на них внимания, всё же колеса ещё не стали удивительным атавизмом. В нищих кварталах телеги без магии и вовсе были самым обычным делом. Так что, ближе к городским воротам, их дилижанс и вовсе слился с пейзажем.

Мэйтт вдруг понял, что никогда не выезжал дальше внешних стен. В городе было всё, что нужно, странствия его не манили... А здесь оказалось красиво, и всю дорогу он глазел на осенние рощи, на то, как резные листья просеивают солнечный свет. И воздуха здесь было будто бы больше, аж щипало лёгкие. А потом впереди вырос блокпост на границе с дикой зоной. Через него проезжали только сборщики магии или те, у кого было разрешение Совета. Уж точно не всякие зеваки и одержимые волшебницы.

– У этой телеги что, крылья отрастают? – Мэйтт с новым любопытством глянул на кабину дилижанса.

– Не знаю, – отозвалась Витраж, – но они взяли бешеные деньги и клялись, что доставят нас на место.

Звучало не слишком надёжно. Особенно для того, кто частенько торговался на рынках и знал, каких только обещаний не даст торговец, чтобы сбагрить товар. А часто ли с таким сталкивалась Витраж? И хотя Мэйтт сам навязался в провожатые, хотелось спросить, во что же она его втянула.

Ворота блокпоста казались огромными и пустыми – едь не хочу. Но Мэйтт видел дрожание воздуха, который ни с чем не спутает ни один более или менее приличный маг. Блокиратор магии, чтобы даже не пытались пробиться. На посту двое стражей – наверняка снимают защиту, когда повозки Совета забирают дикую магию на переработку.

Они что, попытаются прикинуться одними из таких? Даже крылья казались более надёжным вариантом.

Но вместо того, чтобы начать притормаживать, дилижанс стал резко набирать скорость. Стражи на воротах всполошились, замахали руками. До Мэйтта донеслись предупреждения, потом – угрозы. Прорваться через пост? Они что, сдурели? Блокировка магии там наверняка метров на сто вперед, колёса без лошади столько не прокатятся.

Но вопреки здравому смыслу дилижанс на полном ходу врезался в дрожащее марево ворот. Мэйтта чуть не стошнило – его будто дёрнули за руки и за ноги в разные стороны. Но он-то человек, а магию убило бы напрочь. Зеленая дымка за бортом пропала, и Мэйтт приготовился к удару. Если бы дилижанс держался в воздухе на одной лишь подушке, так и случилось бы. Но под ними зашуршали катящиеся по дороге колёса. В кабине проводник дёргал рычаги, и дилижанс катился без магии и лошадей по длинному дрожащему тоннелю.

Не может быть...

Мэйтт яростно посмотрел на Витраж. Его ещё мутило, но теперь он знал, почему. Раньше магия дилижанса перебивала, а теперь...

– Скажи мне, что это не порождение технологии.

– Не скажу, прости, – Витраж отвернулась к окну. – Если иначе никак, то приходится. Нас обкрадывают, а мы будем нарушать их правила!

– Но это нарушение не их правил. Наших правил! – он не удержался, развернул её к себе за плечо.

Лучше бы не делал. Её взгляд мог бы распылить камень.

– Спрыгивай. Давай, прямо сейчас.

Где-то вдалеке позади ещё кричали стражи, но догнать катящуюся повозку они совершенно точно не могли.

– Да иди ты, – пробурчал Мэйтт.

Кажется, они ругались громче, чем следовало, и их таинственный спутник оглянулся.

– Твою ж мать.

Кудряшки выбились из-под шляпы Антони-Эльжена Тревю. Мэйтт даже забыл о дилижансе. Ну-ну, мистер «Чары года»...

– Значит, вот так добывается слава, ясно. – Получается, всю жизнь Мэйтт завидовал обману. Никакой этот Тревю не особенный, не гений. Что ж. – И как часто ездишь «подзарядиться»? Каждый месяц или раз в год хватает?

Тревю отвернулся, натягивая ещё выше бесполезный шарф. Вместо него ответил провожатый, высунув длинную физиономию из кабины:

– Могли бы гонять раз в месяц – озолотились бы. Они тут вечно что-нибудь новое придумывают. Подкоп наш зарыли, а до того – сняли подкупленных стражников. Эта телега – чистое золото, и по цене тоже, хе-хе, жаль, такой фокус больше не пройдёт. Обратно будете сами думать, как договаривались.

Тоннель закончился, и Мэйтт, всё ещё злющий, выглянул в окно. По земле стелилась тонкая золотисто-зелёная дымка, и чем дальше они заезжали на дикие поля, тем выше поднималась пелена. Обнимала редкие звеняще-прозрачные кристаллы, вздымающиеся вверх метра на три. Даже небо здесь казалось не голубым, а лазурным, точно океан.

Дилижанс начал отчаянно скрипеть и постукивать, сбавил ход. Провожатый снова подергал рычажки, а потом прочёл заклинание, и под корпусом снова надулась магическая подушка.

– Переодевайтесь.

– Во что? – не понял Мэйтт.

Но Витраж уже деловито рылась в одном из своих чемоданов. Кинула ему свободные белые штаны и тунику, такой же наряд, только с юбкой, натянула сама поверх дорожного платья. На груди у каждого красовалась зелёная капля. Форма сборщиков.

Тревю тоже начал переодеваться, Мэйтт заметил, что движения у него скованные, будто просовывать ноги в штанины – больно. Но жалости не ощутил.

Когда дилижанс остановился, провожатый крикнул:

– Давайте, вылезайте скорей, пока они не пригнали отловщиков. Всё, дальше не мои проблемы.

Последним прыгал Тревю, и он едва не свалился с подножки, когда дилижанс тронулся, не дождавшись буквально секунды. Интересно, как он сам-то планирует возвращаться? Впрочем, это тоже было не их проблемой.

Наверное, стоило разделиться, но выбравшись из дилижанса втроём, они так и двинулись в одном направлении. Тревю брёл медленно, но и Мэйтту с Витраж бежать тоже не было смысла – больно подозрительно.

Зелёная дымка ловила за ноги, шептала тихими голосами. Наверное, в сборщики брали тех, кто совсем плох в магии, иначе можно было сойти с ума от её близости. Казалось, её нити пронизывают всё пространство, связывая, делая единым. Передавая вибрацию кристаллов и далёкое присутствие людей. А потом – вдруг – стремительно приближающихся.

Витраж и Тревю тоже встрепенулись, ощутили. Наверняка это те самые отловщики прибыли. Надо бежать. Они дружно припустил вперёд. Мэйтт обогнал Витраж, которой мешал подол, но даже она оказалась быстрее идиота Тревю. Его уделал бы даже одноногий дед.

Проклятье! Мэйтт вернулся, закинул его руку себе на плечо и потащил за собой. Теперь Витраж бежала первой. Всё это бессмысленно – впереди, пустырь с редкими кристаллами, тут даже в костюмах сборщиков поймают. Добраться бы до настоящих работников, можно было бы на что-то рассчитывать.

– Вон там, справа, – Витраж указала рукой на силуэт фургона.

Неужели, повезло? Рядом толклась кучка сборщиков.

– Сюда! – Мэйтт затащил Тревю за грань кристалла и сбросил его руку со своего плеча. Тот мешком свалился на землю.

– Какого хрена? – возмутился Мэйтт. – На выставке ты разве что не плясал, проклятая развалюха.

Тревю сидел бледный, его руки и голени подрагивали. Какой же он жалкий-то, о Всесильный. Стоило бы раньше узнать его получше, глядишь, легче бы жилось.

– Лекарства. Они помогают быть бодрым несколько часов. Но часто нельзя.

– И что, не лечится? – зачем-то спросил Мэйтт. Не собирался он сочувствовать этому...

– Не знаю. Может, и лечится, если перестать. Дикая магия травит. Но я не могу, не хочу быть пустым местом, – Тревю вдруг поднял глаза на Мэйтта, – вроде тебя.

– Вот ублюдок.

Хотелось там его и бросить. Или, лучше, выкинуть под ноги отловщиков, но ещё выдаст их с Витраж. Так и знал, нечего было ему помогать. Но чего уж теперь.

Отловщики приближались, они теперь не только ощущались в сплетении магии под ногами, но и стали вполне себе видны глазами. О бегстве нечего и думать, только хуже станет. Затаиться, застыть. Понадеяться, что они подобрались достаточно близко к рабочим.

Во имя магового семени, почему он только позволил втянуть себя в такое? Витраж одержима идеей, этот придурок готов увечить себя ради славы... А он, Мэйтт?

Отловщики свернули чётко к ним, теперь не было и шанса, что пройдут мимо, не заметят. Тревю уже, кажется, было всё равно. Витраж деловито навела морок на чемоданы, сделав их неотличимыми от куска кристалла..

– Эй, ему тут плохо стало, – Мэйтт громко окликнул отловщиков.

Витраж оскалилась, глянула на него, как на сумасшедшего, но потом, кажется, поняла. Опустила глаза, когда трое мужчин приблизились.

– Давно работает, магия изгрызла до костей, – Мэйтт покачал головой, делая вид, что не замечает страшных глаз, которые состроил ему Тревю. – Оттащили его подальше.

– Совсем обморочный, – склонился к нему один из отловщиков. – надо срочно забирать. Я останусь, а вы, – бросил он товарищам, – ищите дальше.

Двое отловщиков устремились на поиски тех, кто был у них перед носом. А Тревю всполошился:

– Куда это меня надо забирать?!

– За дневную норму не боись, – утешил его отловщик, – за дни в лечебнице получишь компенсацию.

– Какая, в бездну, норма?! Со мной всё!.. Я никуда не!..

Вот идиот! Пока отловщик кого-то там вызывает, они бы сто раз сбежали. Молчи, молчи, придурок! Но Тревю захватила паника, он задрыгал ногами:

– Я не поеду, я!.. Это всё они!

– Магия забрала его ум! – выкрикнула Витраж.

От волчицы, готовой драться, не осталось и следа. Бледная, она вскочила с колен, кончики пальцев подрагивали, пока пыталась оправить подол. Отловщик нахмурился, будто в сомнениях, кому верить. Всё слишком быстро, Мэйт ощутил, что теряет контроль, не знает, что произойдёт через мгновение. Витраж бросила на него умоляющий взгляд: сделай же что-нибудь!

Да, Тревю сдаст их с потрохами. Утянет за собой на дно, не моргнув глазом. И всё же Мэйтт колебался. Дать по морде в драке – одно, а нарочно навредить слабому – другое. Даже, если этот слабый...

– Заберите и их, – хриплым, не своим голосом прокаркал Тревю.

Витраж сдавленно вскрикнула, будто её уже волоком тащили в тюрьму. Отловщик повернулся к ней. Вот сейчас. Единственный шанс что-то сделать, спасти её, их обоих! Мэйтт метнулся к Тревю.

Тот что-то голосил, мотая башкой. Так легко. Ухватить за дурацкие кудряшки. Дёрнуть назад. Голова Тревю глухо стукнулась о кристалл, и он затих.

Не слишком ведь сильно? Он старался ударить не слишком сильно. Мэйтт кашлянул, привлекая внимание:

– Вызовите уже кого-нибудь, пока угомонился.

Отловщик ещё раз склонился над Тревю, пожал плечами. Ему явно не больно-то нравилось делать не свою работу, так что он махнул рукой:

– Ага, вы тут гляньте за ним, пока помощь не придёт.

Мэйт сдержанно кивнул, чтобы ничем не выдать облегчение. Стоял в одной позе, пока отловщик не исчез из вида. Только тогда глубоко вдохнул. Витраж крепко схватила его за руку:

– Спасибо. Бежим скорее!

Мэйтт слабо пожал её пальцы в ответ. Наверное, надо почувствовать себя спасителем, но не получалось. Мерзко как-то.

– Что с ним будет, как думаешь? – спросил он, оборачиваясь на Тревю. Тот вяло пошевелился. Живой. – Наверняка из последних сил сюда припёрся, а теперь его выставят и хорошо если не вскроется, кто он на самом деле.

– Мошенник и предатель, не переживай за него, он заслужил. Пойдём уже!

Мэйтт сомневался, что кто-то подобное заслужил, но и защищать было странно. Удар нанёс он сам. И где только теперь та испуганная и растерянная Витраж? Но она права, надо валить, пока за Тревю не пришли.

Зелёный туман обволакивал их, магия звенела в ушах. Казалось, что творить можно прямо из воздуха, без заклинаний – достаточно лишь подумать. И Мэйтт старался не думать, чтобы не сотворить чудовищ.

– Здесь? – спросил он, потому что идущая впереди Витраж остановилась.

Пока им везло, и отловщики поблизости не ощущались, так что хорошо бы это было то самое место. Но Витраж не ответила. Она смотрела перед собой, сцепив пальцы так сильно, что казалось – сломает.

– Что-то случилось?

Теперь и Мэйтт заметил то, на что она так безотрывно глядела. Прямо в воздухе, на тонких, но прочных нитях висело что-то... Тёмная глыба больше человека размером. Будто кокон.

– Что это?

– Это... Ничего. Здесь много всего странного. Идём, надо спешить.

Витраж резко отёрла покрасневшие глаза и быстро зашагала вперёд. Просто что-то странное ведь не должно вызывать слёз? Тем более у такой, как Витраж. Сентиментальной она уж точно не была, так что же...

– Вот, – сказала она уже уверенным, окрепшим голосом. – То самое место, чувствуешь?

Здесь бы почувствовал даже самый бездарный. Источник. Магия, будто падшая женщина, изголодавшаяся по любви, ластилась и бесстыдно предлагала себя. Только протяни руки – и можешь делать всё, что вздумается. Пьянящая сила, обещающая восторг, успех, исполнение всех безумных желаний.

Но это, конечно, обман. Магия никогда не придумывает за тебя, не делает, не дарит. Её можно взять, если знаешь, чего хочешь. Наверное, Мэйтт просто никогда толком и не знал, а Витраж, Витраж знала.

– Что ты хочешь сделать?

– Довести начатое до конца, – она присела, распахнула чемодан – И поскорей, пока нас не нашли.

Витраж вытащила обычный серый камень и на удивлённый взгляд Мэйтта быстро проговорила:

– Моя сестра мечтала о полёте. Я – о красоте. Мы взяли сложные предметы, и магия не поняла, какие свойства передать нам. А теперь я возьму простое. Камень – он прочный и только.

– Это тоже опасно, – возразил Мэйтт. – Нет ничего настолько простого.

– Ты же видел, у меня начало получаться. Я смогу. Если ты здесь, чтобы отговаривать – лучшей уйди, не трать время. Его и так почти нет.

Но Мэйтту хотелось быть здесь. С ней. Может, на самом деле не для того, чтобы помогать, а чтобы прикоснуться к тому, что создаёт она?

– Ты не должна делать это одна.

– Так поддержи меня!

На мгновение Мэйтт будто увидел себя со стороны. Что с ним? Он вломился на запрещённую территорию, стоит тут, обнимаемый токами дикой магии рядом с невероятной женщиной. Какое безумие. И это правда происходит с ним. Так в бездну всё!

– Тебе не обязательно делать это, Витраж.

– Обязательно. Это вообще единственное, что обязательно! Я жила ради этого момента.

– Не обязательно – тебе. Важен результат, так? Тогда используй меня.

Мэйтт приготовился вступить в жаркий спор, но Витраж только посмотрела на него пристально. И кивнула.

– Я сделаю тебя неуязвимым! И в пекло камень, я придумала кое-что получше.

Она метнулась назад, туда, где на прочных нитях качалась глыба-кокон.

– Смотри, она идеальна... Прочная, – Витраж провела ладонью по глянцевой поверхности, – и лёгкая.

Мэйтт хотел было возразить, что они даже толком не знают, что это за штуковина. Но тут Витраж вскинулась:

– Тише! Слышишь?

Слух ничего не сообщил ему, но дрожь магии под ногами рассказала. Люди! Их вот-вот обнаружат.

Быстро, спеленав глыбу заклятьем, они толкнули её к источнику. Нити натянулись и звонко лопнули.

– Вставай туда, – распорядилась Витраж, – клади на неё ладони.

Трусить было поздно. Поверхность глыбы оказалась гладкой, тёплой. Как это будет, слиться с ней? Представить не успел, мысли раскидало в стороны. Магия сносила с места, закручивала водоворотом. Витраж произносила заклинания, Мэйтт видел по губам, но не разбирал ни слова. Магия пела ему в уши, становилась его дыханием.

Он перестал ощущать себя собой. Что он вообще творит? С ума сошёл от секса с красоткой? Или просто не мог больше по-прежнему? А так ли уж не мог?..

Заклинание свило магию кольцами, обхватило, замыкая в круг его и глыбу-кокон, сдавливая, будто глину, чтобы вылепить что-то новое.

Витраж чувствовала тогда, давно, то же самое? Кокон разогрелся под его ладонями, шершавая поверхность стала вгрызаться в кожу, будто хотела забраться внутрь. Паразит, которому мало присосаться, надо влезть и укорениться в глубине.

Мэйтт хотел кричать, но токи магии захватили и его горло. Голос, подкрашенный болотной зеленью, беззвучно вылетел изо рта и влился в общий водоворот.

Витраж. Испытав на себе подобное, разве можно подвергнуть этому кого-то ещё?

Как легко она согласилась на его жертву.

Как легко... Будто к этому-то всё и шло. Вся цепочка решений от и до – совсем не принадлежала ему? Ей и нужно-то было толкнуть в нужном направлении, даже просить не пришлось.

Сквозь завихрения магических плетей Мэйтт разглядел лицо Витраж. Она упоённо читала заклинания. Ни жеста сожаления.

Мэйтт чувствовал, как в него вливается что-то чуждое, инородное. Он толкнул. Сначала мышцы рук даже не сократились. Ещё раз, сильнее.

– Не хочу! – вместо крика лишь дрожь в потоке.

Мэйтт заметался, пытаясь остановить всё.

– Что ты творишь?! – за него закричала Витраж. Её голос пробился сквозь звон магии. – Всё испортишь!

Да, именно! Он хочет испортить, отказаться, отменить! Оторвать ладони от кокона было не проще, чем содрать с себя кожу наживо. У него почти получилось с одной рукой, но Витраж сделала что-то, и кольца магического потока сдавили сильнее. Сущность кокона билась в его границы, прорываясь внутрь.

У Мэйтта почти не осталось сил противиться. А надо ли? Он ведь тоже получит своё, станет чем-то особенным.

Кем-то другим.

Нет, так нельзя! Но заклинание Витраж уже окрепло, уверенно спелёнывало его с коконом, не давая отстраниться.

Но ведь он тоже маг! Тоже может хоть что-то. Вокруг чистая, дикая мощь, она не принадлежит одной только Витраж!

Мэйтт перестал сопротивляться, толкать кокон. Вместо этого потянулся к потоку, который и так струился сквозь него. Стал плести свои заклинания в ответ.

Витраж где-то там злилась, укрепляла заклятья, но она была далеко, а он – в самом центре источника. Ещё немного и... Кокон выдрало из его тела. Осталась пустота, тянущая, мучительная. У Мэйтта не хватало сил закрыть эту дыру. Но что-то должно было её заполнить.

И её начала заполнять магия. Хлынула внутрь, переплетаясь с мышцами и органами, заполняя и дополняя, перевивая артерии, струясь вместе с кровью. Он вдыхал и выдыхал – только магию.

Не такого слияния хотела Витраж... Но оно произошло.

Глаза его теперь тоже видели иначе. Мэйтт посмотрел на кокон. Уже не странное нечто, теперь он точно знал, что этот такое. Не просто похожее на кокон – кокон и есть. Неправильный, испорченный, но внутри сидело существо, которое не могло вернуться и не могло дозреть. Застряло на стадии куколки.

Рядом рыдала Витраж. Тонкие, незримые для человека нити связывали её и то существо внутри кокона. Почему?

А ещё к ним бежали отловщики, но Мэйтт сделал так, чтобы их движения стали медленными, как во сне.

Сейчас кокон был интереснее. На самом деле, исправить его ещё можно. Магия знала, как, если её направить. И Мэйтт мог это делать теперь. В конце концов, существо, та женщина внутри не виновата в том, что Витраж была готова на всё. Обменять жизнь другого человека на жизнь не-умершей сестры.

И Мэйтт коснулся пальцами коричневой корки, исправляя и направляя, запуская сломанный процесс. Нужно немного времени, но теперь всё будет хорошо.

Когда Мэйтт вышел из источника, Витраж кинулась к нему:

– Ты... Ты... Получилось? Что теперь ты?

Он не хотел ей отвечать, да и не знал, что тут сказать. Кто он? Кто-то другой. Мэйтт просто отстранил Витраж, чтобы уйти. Куда-то...

– Нет, подожди! Мы теперь можем довести всё до конца! У нас получилось чудо, ты же видишь? Не смей уходить, это я дала тебе силу! Ты должен мне! Остановись, тебе даже не уйти отсюда без меня, барьер разорвёт на кусочки...

Она кричала ещё что-то. Но забытые Мэйттом отловщики уже преодолели разделявшее их расстояние, и схватили Витраж под руки. Мэйтта они не видели, потому что ему так хотелось. Он двинулся дальше, осязая новый мир, который ему открывался.

Магия вокруг больше не казалась зелёной, она была тонкой, звонкой и переливчатой, всерождающей весной и первым словом. Отзывчивой. Мэйтт мог бы с её помощью рассыпать мир в пыль и собрать из неё новый.

Что-то треснуло позади. Мэйтт повернулся на звук. Витраж, висевшая в руках отловщиков, затихла и тоже зачарованно смотрела на кокон. По нему бежала крупная трещина. В середине она разветвилась, точно молния. А потом трещин стало больше, больше, пока они не покрыли сетью всю поверхность. И коричневая шелуха осыпалась на землю.

Внутри сидело нечто влажное и сморщенное. Но прямо на глазах фигурка неловко поднялась, расправила смятые, пока ещё серые крылья. Отловщики замерли, потеряли бдительность, и Витраж рванулась из их хватки, кинулась навстречу сестре. Замерла в шаге.

Мэйтт бы тоже побоялся тронуть сейчас. Ещё рано.

Магия, бушующая в источнике, ветром осушила крылья, напитала цветом – лазоревым с чёрными прожилками. И женщина-бабочка раскрыла их полностью. Сомкнула. А потом прыгнула вверх. Полетела легко-легко, сделала круг над людьми, заливаясь смехом:

– Сестрёнка, у нас получилось! Смотри! Смотри!

Отловщики очнулись, с пальцев слетели заклятья. Они целили в Витраж и бабочку, но Мэйтт направил их в пустоту. А потом представил дикие поля игровой доской и переставил фигурки отловщиков на противоположный край. Не то чтобы он хотел спасать Витраж. Просто мог это сделать и сделал.

Тем более и Витраж тоже про него забыла. Она получила то, что хотела, чем жила. Захочет ли ещё чего-то так сильно? Мэйтт понял, что ему всё равно. Поэтому отвернулся и пошёл дальше.

Он всегда думал: каково это, получить всё? Силу, деньги, возможности, женщин.

«Ты можешь всё» – шептала ему магия.

Оказалось, что каждый за это платит. Тревю здоровьем. Одержимая Витраж – великой потерей.

А Мэйтту досталось почти бесплатно, и он не знал теперь, что с этим делать.

 

***

– Я уж думал, ты меня кинул.

Альвендо просматривал новости, сидя за кассой и даже глаз не поднял. Верхний заголовок статьи кричал: «Антони-Эльжен Тревю – гений берёт новую вершину!» Мэйтт не ощутил привычной злости или зависти. Вообще ничего не ощутил. Альвендо поднял на него глаза:

– Ничего не сказал, пропал на месяц. Так дела не ведутся.

Зачем вообще сюда пришёл? Теперь он мог заставить все эти мётлы танцевать джигу и ещё сыграть в покер. Мог бы, наверное, прийти к бывшей жене и превратить её хахаля в такой же куст, как те, что он подравнивает своей примитивной магией. Есть ненулевой шанс, что жена бы даже вернулась обратно. Но почему-то не хотелось. Вечная гонка собаки за собственным хвостом.

– Чего молчишь-то? – спросил Альвендо. – И что, чёрт возьми, с твоими глазами?

Какие у него теперь глаза? Зелёные?

– Как ты вообще так живёшь? – спросил Мэйтт. – Ты же ни пса не сделал, чтоб получить всё это.

Да, кто-то жертвует, кто-то кладёт жизнь ради своей цели. А Альвендо – просто везучий засранец. И так тоже бывает.

Мэйтт не стал любоваться обалделым выражением лица старого приятеля. Он просто сел за свой привычный стол и взял мёртвый черенок. Чтобы сделать живым. Без джиги, покера и всякой такой ерунды. Просто полезную вещь.

Почему бы и нет?