Опять всё вокруг сгорело, и в голове так пусто — попробуй вспомни, как это было. Который раз, один и тот же скучный паттерн. Мирон поднялся, отряхнулся; весь мокрый и ноги не держат. От домов деревенских только чёрные тени остались стоять, да ещё вот, как прежде бывало, то тут, то там срывались с них капли, собирались в лужи, такие чёрные тоже.

Мирон шагнул назад, споткнулся, бухнул на землю и чуть не придавил — девочку... Он её и не заметил даже сначала, а та сидела здесь всё это время, а теперь отпрыгнула и недовольно:

— Аккуратней! — она сказала.

Мирон сидел, не понимал. Он же не заметил, да и не ожидал вообще. В первый раз остался кто-то после пожара.

— Ты весь чумазый!

Бесспорно, девочка права.

— А ты кто? — Мирон спросил.

Она ответила:

— Я самая умная, и это я не сама так решила. Мне это сказал мой дедушка, а ещё он живет тут недалеко, и ты меня к нему проводишь.

— Зачем?

— Ну тыж видишь: мой дом сгорел. Мне идти куда-то надо.

Теперь Мирон понял. Он взял воображаемую сигарету и закурил, представил свою лицо крупным планом, как в кино — выглядело неплохо.

Вот значит как. Эта бедная девочка лишилась дома и, может быть, лишилась семьи — и я тому виной. Нет, не я, но моя неспособность, моя слабость... Сколько... Я так долго преследовал, но всё, что я вижу — огонь. Могу ли я одолеть жар-птицу? Дано ли...

Самая умная сбила Мирона с мыслей пинком под рёбра.

— Ало! Ты мне ответишь?

— Да. Пошли... Куда?..

— Вон, — девочка махнула в сторону леса, — где-то там он точно есть.

И они пошли (пошатались), и Мирон в глубине души немного даже рад был. Уж слишком приелось ходить одному.

***

Когда Мирон тосковал — как всегда без причины —, он часто думал о том, кем мог бы он стать, повернись его жизнь иначе. Если бы в семь лет он не сломал свою Сегу в припадке капризной злости, если бы плеер не жевал кассеты, если бы мать почаще пускала его зимой на улицу — смог ли он тогда бы понять силу и красоту кино?

Большой шкаф, на нём сотни фильмов и все заучены наизусть. До верхней полки не дотянуться, там стоит всякое, что “тебе ещё рано” — кончено рано, Мироша посмотрит чуть позже, тайком, а потом расскажет товарищам... И они опять не поверят: никто из них не видел кино.

Да, Мироша из богатой семьи и ему дано многое, что другим не доступно. У него собственный мир. Мир дома, там есть: отец, он не строгий и молчаливый, добрый, но вечно занятый, и потому редкий; мама, которую трудно понять, она, как радуга, и строгая, и ласковая, и опять ничего не разрешает, и вечно говорит не морозить ноги, и хочет спать одновременно; кот, что любит спать, ест, много ест, потом пропадёт на неделю и вернётся опять как спичка, потрёпанный, средний вес 5 кг, к лотку приученный, но больше любит ходить на улицу; учитель с некрасивыми усами, который рассказывает интересные вещи скучно, потом заставляет запомнить, хотя всё равно забудется, ведь в голове держатся только...

Фильмы Мироша пересказывал — когда удавалось вырваться — другим ребятам. Он не мог играть с ними, он был слишком слабым, худым от болезней. Они же были худыми от работы и скудной пищи.

Для них закат был сигналом ко сну, Мирон же смотрел на закат из окна своей комнаты — и не было кадра лучше. Пусть жизнь его была не так полна, он всё же чувствовал её острее.

***

Шли долго, никого так и не встретили, зато потом Мирон насобирал каких-то грибов. Потом сидел чистил раскладным ножом, тупым и немного ржавым. Самая умная лежала рядом на траве, да ещё потихоньку темнело.

— Будешь? — протянул гриб.

Девочка скривилась и отвернулась. Мирон откусил кусочек, прям так, сырого, и не почувствовал вкуса. Пожевал, сточил полностью и принялся шкрябать ножом по следующему.

— Нормально. Лучше поешь.

— Я не хочу есть! Я хочу спать дома на удобной кровати, а конкретно сейчас я просто хочу спать...

Самая умная поднялась, села, потерла глаза. Мирон жевал — ну а чё, нормально же.

— ...и я спала бы сейчас, если бы кто-то не сжёг мой дом.

Мирон отбросил червивый гриб.

— Это всё Жар-птица.

— Да? Вот оно что! Откуда же она взялась?!.. — иронично воскликнула самая умная.

— Ну... вообще-то это я так просто называю... этот...

Мирон повернул лицо к заходящему солнцу, набрал воздуху в грудь. Сейчас он будет давать предысторию.

— Впервые я встретил её несколько лет назад, и тогда я тоже лишился дома. Была ночь, я...

— А ты не думал, что сам виноват? — девочке было не интересно, она тупо водила пальцем по земле.

— Да так. В том, в сём, в том, что сжёг мою деревню, а может и не только мою.

— Деревни, леса, один раз я видел даже сожжённый город. Птица много сожгла, и я иду за ней, я смотрю, и когда-нибудь я пойму, как мне её победить. Я — не птица. Хоть это и возможно, но я не рассматриваю такой вариант.

Самая умная опять лежала. Спросила лениво:

— Почему бы и нет?

Мирон не знал, как ответить — он только чувствовал. Но вдруг слова пришли ему в голову:

— Слишком скучный сюжетный ход.

Самая умная понимающе мыкнула, закрыла глаза и отвернулась.

А потом уснула. И Мирон ещё долго сидел, глядя куда-то в небо, жевал грибы и думал без мыслей. Потом он тоже собрался спать, но спать не получалось, и он всё лежал, и студнем плавала голова, а затем вдруг где-то в глубине шевельнулось нечто. Сильней и сильней оно расходилось, спешило, рвалось наружу.

И когда совсем уж не стало мочи, Мирон побыстрей побежал облегчиться.

***

В тринадцать лет Мироша посмотрел Властелина Колец.

Не, он, конечно, смотрел и раньше, и ему нравилось, но вот в этот раз всё было по-другому. Да не только всё, но и всё остальное вдруг преобразилось. Мироша не болел уже почти год и порядочно подрос, откуда-то появилось много неожиданной силы, и теперь он уже не был среди сверстников самым слабым, но точно стал самым лишним, что его конечно расстраивало, но он в то же время гордился — он один не такой как все. И много чего в голове попуталось, а потом Мирон посмотрел Властелина колец.

Он целый час кружил по комнате размышляя, а после ещё сходил покушал, и, когда вернулся обратно к себе, наконец осознал очередное своё открытие.

Можно не только смотреть кино, получать удовольствие от кино, сравнивать кино, наконец, придумывать воображаемое кино — можно ведь ещё и жить в кино. Чем занимался Фродо перед тем, как получил кольцо? Ничем особенным, наверное. Не было даже никаких знаков, что когда-нибудь его ждут приключения, ему просто однажды предоставился выбор... Мироша посидел, подумал — и решил какой он хочет истории.

Нужно было подготовиться. Нужно было ждать и верить, и нужно стать достойным. Того, чтобы однажды схватить своё кольцо.

***

— Деда! — самая умная радостно подлетела к старику, обняла его, лбом упёрлась ему в живот.

Да, дед был высоким, с чёрными бровями и белой седой головой; на правом плече висело ружьё. Он будто бы даже не заметил девочку, стоял и глядел куда-то далеко, смотрел по сторонам и молчал. Наконец, видать, очнулся и похлопал самую умную по спине — ладонью размером почти в эту спину.

— В баньку пойдёмте? — полуспросил он как-то глухо, будто в фильме на кассете.

Мирон только проснулся и слабо понимал, что вообще происходит. Он посмотрел на свои руки — уже все чёрные. Ну и чё тут тогда думать?

— Пойдём!

И они пошли. По тропинке, через поле, к дому старика — там был старый, косой штакетный забор, но только с одной стороны (остальные пошли на дрова); там был дом из соломы и глины и всюду что-нибудь валялось неприбранное, а усталый сарай хотел опереться на баню. И ещё был огород без ограды — и на нём цвела картошка.

Дед набрал воды из бочки, напился сам и дал напиться Мирону и девочке. Потом поели, немного выпили самогона. Самая умная отказалась идти в баню и не соглашалась, как не уговаривай, поэтому деду пришлось походить по двору, прежде чем он смог найти какой-то старый пыльный таз, который наполнил водой — и только так девочка согласилась мыться.

А Мирон вместе со стариком пошли в баню, но деду сразу не понравилось и со словами “Остыла малёха” он принялся подкидывать дров. Они ложились, потом разгорались, и Мирон подумал — в этом и смысл. Если они чернеют, они обугливаются, то по воле человека, значит, для цели, значит, что оправданно, и потому не должно происходить спонтанного обугливания. Безусловно, это была верная мысль.

А вообще-то Мирона качало слегка при поворотах, и так странно дед вдруг улыбнулся. Говорит: “Смотри, чё могу” — и вдруг пустил из пальца огонь и все дрова за секунду сгорели. Мирон отпрянул, споткнулся, упал — на дверь, и вот уже на улице.

А дед молчал спокойно, потом сказал:

— Зря это я. Пошли покурим.

У старика был табак. Настоящий, крутил самокрутки. Мирон впервые видел, чтобы кто-то курил не в кино, а в жизни, и он себе тоже попросил. В детстве всегда казалось, что в них какой-то особенный сладкий дым, а потом стало всё равно — человек с сигаретой был интересен просто как образ. И теперь образ воплотился в жизнь. Мирон приготовился, затянулся.

И закашлялся. Оказалось совсем не так, как он думал. Посидел, покурил ещё и понял, что разочарован. Только выглядело всегда круто, а на деле — ничего интересного.

— А ты ведь тоже огнём управлять умеешь? — спросил вдруг дед.

— Я? Да не, я точно не умею.

Дед почесал затылок, потушил самокрутку, начал подниматься — пламя вдруг окружило всё вокруг. Мирон непроизвольно дёрнул руками и огонь пропал.

— А говоришь не умеешь.

Старик стоял, а над ним было небо. Облаков не было. И всё теперь встало на свои места. Этот фильм оказался таким себе.

***

Солнце, что сгорело в костре и оставило запах жжёного пластика, который, впрочем, вскоре развеялся — это солнце было не одно. Говоря по правде, их было больше двадцати, все размещались на полке и все однообразно светили с обложек видеокассет.

Семнадцатилетний Мирон побросал их в мешок — как и все остальные фильмы — и понёс эту кучу во двор. Разложил дрова и сухую траву, а затем сверху, одну за другой — кассеты.

Поздняя весна и ночь, безумная решимость, холод — заставляли дрожать, как ни дыши и как не сжимай зубы. Всё было готово, осталось только разжечь. Мирон поколебался немного. Но, в конце концов: он долго готовился, он выбрал трудности, он не слабый теперь и не хочет же он тащить это обратно, а хочет согреться

И тогда костёр разгорелся, медленно, широко раздавая жар, а искры поднимались мелочью, таяли в ночной темноте, будто звёзды не падали, а взлетали.

И как этим летящим звёздам Мирону было теперь так легко, хотя он не мог почувствовать и подумать.

И вот появилась Жар-птица! На самом деле Мирон её даже не видел, она ему вообще-то померещилась, потому что он потерял сознание. Вооот. И потом она типа всё сожгла вместе с домом, а, когда Мирон очнулся, там только обгоревшие остатки уже были. Ну и он пошёл за Жар-птицей, хотя не знал даже, где она есть (ну теперь-то понял). Вот такая вот история. Что тут сказать? Хотел приключений — получай!

***

Мирон проснулся в сарае, на старом матрасе. Всё казалось грязным и тяжёлым, и встать было слишком тяжело и слишком необходимо. Скрипнул головой и поднялся и вышел одним рывком.

И ослеп от солнца. Ему даже было приятно — пусть сияет и слепит вечно. Сегодня фильм подойдёт к концу, оттого так приятно сетчаткой глаза ощутить следы этой вечности.

Да, это так, он решил, только что. Надо только напиться воды.

 

Мирону очень нравился фильм Сеппуку. Он был хорош тем, как показывал разные точки зрения на одно и то же событие, как позволял понять сначала одних персонажей, а затем совершенно им противоположных, этаким переворотом доски. Фильм вызывал не самые приятные чувства, но после просмотра больше не хотелось делать о других быстрых суждений. Мирон оценил бы на 8/10.

Так вот, когда пришла пора выбирать смерть, Мирон решил, что идеально подойдёт сеппуку: так будет и красиво, и необычно, и заодно ещё будет достойным, болезненным наказанием за все дела.

И вот — солнце перевалило, началась вторая половина дня. Мирон сел на доску во дворе, положил перед собой свой верный раскладной нож (специально наточенный по случаю) и был уже готов. Сзади стоял дед с топором, он должен был отрубить голову, если не получится — но, кажется, он не совсем понимал, что от него требовалось. Напротив самая умная сидела жевала морковку. Доела, вытерла рот рукой и сказала:

— Ваши последние слова!

Мирон задумался, надо было подобрать что-нибудь подходящее. И вот слова пришли к нему. Хотя он их, наверное, не заслуживал, но очень хотелось сказать.

— Счастливо, братцы!

Он вдохнул и резко надвинулся животом на нож.

Дед бросил топор и кинулся к Мирону, схватил его руки, заставил разжать пальцы и... Мирон понял: это не конец фильма — это гейм овер.

***

— И чего ты этим хотел добиться? — спросила самая умная.

Она стояла рядом, а Мирон лежал.

— Хотел закончить то, что придумал когда-то начать.

— Такая себе попытка.

— Надоело бродить, я так долго не проживу. Я раньше думал: буду жить настоящей жизнью. Хотел испытать трудности, чтобы потом мог радоваться даже мелочам. Но на деле оказалось — только здоровью вред.

— А в живот себя ножом тыкать — это кончено одна только польза.

— Я хотел красиво и с честью. Ну это уже не важно — не получилось. Я устал самому себе вредить, а другим не вредить я не могу. Так что, мне теперь всё равно. Вернусь в родные края и буду пользоваться людьми себе на пользу.

— Смешно... Если хочешь пользоваться, зачем возвращаться? Нет, ничему ты не научился. Ты всегда только ходишь и кого-то из себя строишь. Обидели, никто не любит — пойду себе понапридумываю, вот мол какой герой. Не получилось героем быть — ну всё, я теперь самый злой! Ну разве не скучно?

Мирон задумался, потом сказал:

— Да, наверное, ты права.

— Конечно права. Я тут самая умная, в конце концов.

— Только как мне перестать себя так вести?

— А в чём вопрос? Просто возьми и не думай, что ты герой из сказки.

За окном светило солнце, и на улице наверняка было свежо и ясно. Мирону вдруг очень сильно захотелось выйти подышать. Он поднялся и сел на кровати.

— Хорошо! Я больше не герой этой истории.

Ну... Вы и сами слышали, что он сказал. Если у истории нет героя, то продолжать, видимо, нету смысла. Но, вообще-то, хотелось бы какой-нибудь более весомой концовки, поэтому просто знайте:

Мирон поранил себя слабо, так что скоро всё зажило, и он отправился в родные края. Там он завёл семью и жил счастливо, а потом умер счастливо, в глубокой старости.

Самая умная жила с дедом, а потом переехала в город. Она много училась и нашла работу себе по душе.

Дед накопал много картошки в этом году и уже наготовил дров на будущий.

И всё закончилось хорошо. Прощайте. И спасибо, все из “Дубль 1”.